Текст книги "Самый любимый ребенок в мире сводит меня с ума. Как пережить фазу упрямства без стресса и драм"

Обобщая все вышесказанное, мы можем утверждать, что речевые способности маленьких детей в возрасте Якоба еще недостаточно развиты, чтобы беспроблемно общаться с внешним миром. Точно так же, как детям приходится учиться бегать не спотыкаясь или есть не чавкая, им нужно время, чтобы развить умение расшифровывать человеческую речь и применять освоенные языковые навыки на практике. Лучше всего это происходит, когда их не упрекают за допущенные ошибки. Ни одному взрослому не придет в голову ругать годовалого ребенка за то, что он споткнулся и упал. С таким же спокойствием и участием мы должны при помощи описанных выше способов реагировать на неудачные попытки детей наладить коммуникацию.

Очень важно помнить о том, что дети в этом возрасте никогда ничего не делают нарочно, чтобы досадить родителям. Поскольку они не могут прочитать мысли взрослых и влезть в их шкуру, это совершенно невозможно. Они совершают ошибки, потому что пока еще учатся. Им нужно познать мир и людей в своем окружении, чтобы найти себе место в обществе и мире. В значительной степени это происходит через наблюдение, имитацию, подражание, методом проб и ошибок. Дети от природы оснащены всем необходимым, чтобы приобрести нужные им умения. Они – настоящие гении обучения, но приходят в мир с еще неготовыми мыслительными шаблонами и без понимания правил межличностного общения. Всем этим дети должны овладеть сами. Для этого им требуется время и благоприятная обстановка.

В первые годы жизни их окружение состоит большей частью из родителей, братьев и сестер, а также нескольких других объектов привязанности. Этим значимым личностям не всегда удается реагировать на непреднамеренные ошибки детей и другие недоразумения без гнева и упреков. Почему так происходит и как взрослые могут изменить положение вещей? Об этом мы поговорим в следующих главах.

Родительский гнев

Ребенок внутри нас

То и дело в жизни родителей возникают ситуации, в которых нас охватывают приступы гнева, хотя часто мы этого совсем не хотим. Несмотря на то что мы безумно любим своих детей, иногда мы просто не можем реагировать на их поведение с любовью. Гнев накатывает на нас, охватывает, как пожар. Если поддаться чувству, оно одержит верх над нашей личностью, начнет управлять нашими действиями и уйдет только тогда, когда закончатся запасы топлива, а все вокруг будет уничтожено и сожжено.

Это не означает, что в гневе мы готовы ударить своих детей, однако мы кричим на них и говорим совершенно неприемлемые вещи, в чем потом сами же раскаиваемся. Часто мы чувствуем себя беспомощными перед своим гневом и полностью находимся в его власти. Создается впечатление, будто приступы ярости невозможно контролировать и мы не в состоянии удержаться от слов и поступков, которые позволяем себе в бешенстве и злобе. Получается, мы действуем вопреки своей истинной любящей личности, которая принимает нашего ребенка безоговорочно, со всеми достоинствами и недостатками. Почему это происходит?

Для начала важно понять, что необузданный гнев, который охватывает родителей, вызван вовсе не поведением детей, и чаще всего не они высекают искру родительской вспышки злобы. Истинная причина лежит чаще в том (хоть это не всегда так), что взрослые когда-то давно, в детстве, испытали унижение, а воспоминания об этом случае были забыты или подавлены. Психологические процессы, протекающие в голове человека, часто не позволяют принять и осознать случаи обиды и ущемления достоинства, произошедшие с нами, так как в долгосрочной перспективе эти воспоминания причиняли бы слишком большую боль. В идеале людям следует обратиться за психологической помощью, чтобы проработать и преодолеть последствия травмирующих ситуаций детства. Но большинство просто забывает о том, что когда-то их сильно обидели, особенно если это происходило в первые два года жизни. Взрослые чаще помнят о приятных или в крайнем случае нейтральных событиях детства и удивляются своим вспышкам необузданного гнева по отношению к собственным детям. Психиатр, психоаналитик и автор книг Ханс-Иоахим Маац описывает этот феномен в своей книге под названием «Нарциссическое общество: психограмма» следующим образом:

«Дети могут быть обеспечены всем необходимым в материальном плане, благодаря чему в мире распространяется миф об идеальной семье. Даже сами они, повзрослев, вспоминают “счастливое детство”. Тем не менее многим так и не удалось добиться первичного удовлетворения своих нарциссических желаний. Воспоминания, приукрашивающие действительность, служат для защиты психики от невыносимой и опасной для душевного здоровья боли, источник которой лежит в неудовлетворенных в прошлом желаниях. Человеческая психика обладает целым рядом возможных реакций на недостаток любви. Она способна компенсировать его другим, соответствующим случаю и подходящим образом: сначала при помощи криков, плача, приступов гнева, а потом – посредством развития симптомов какой-нибудь болезни, требования повышенного внимания и чрезмерной заботы, развития девиантного поведения, которое причиняет боль родителями и делает их беспомощными. […]. Если дети и в дальнейшем испытывают дефицит любви, они понемногу находят другие способы получить признание, расположение и симпатию родителей. Так начинается продолжающийся всю жизнь процесс отчуждения: ребенок делает не то, что ему нужно, и не то, что соответствует потребностям его личности, а то, чего от него ожидают, чтобы добиться от других своего признания как личности. Вот такая странная жизнь получается: на грани нелепицы и абсурда! Похвала и порицание становятся инструментами воспитания, при помощи которых родители взращивают в ребенке ненастоящую, искусственную личность. Мало-помалу одобряемые и требуемые модели поведения становятся настолько привычными, что человеку хочется и нравится считать их своими собственными и истинными. Но с другой стороны, он почти не в состоянии накапливать новый опыт (а позднее даже не хочет этого делать), который способствует сохранению его истинного “я”, может повысить его значимость в глазах окружающих и личный престиж»[12]12
  Маац


[Закрыть].

Подобно тому как некоторые покупатели собирают стикеры на скидку в супермаркете, мозг сохраняет агрессивные желания, которые не могут быть обработаны сразу, и накапливает их.

Воспоминания о травмирующем опыте сохраняются в особом отделе мозга (агрессивной памяти) и могут всплыть, иногда через многие годы, в провоцирующих ситуациях, возрождаясь, как птица феникс из пепла. Тогда человек непропорционально бурно реагирует на стимул, который на самом деле не является истинной причиной вспыхнувшего гнева.

Родители особенно часто попадают в такие провоцирующие ситуации при общении с детьми. Дело в том, что такие ситуации напоминают мозгу взрослого о том времени, когда он сам был ребенком. Феномен откладывания агрессии, согласно нейробиологу и врачу-психиатру и психотерапевту Иоахиму Бауэру, известен в нейробиологии уже давно. Откладывание может относиться как к объекту агрессии, так и к моменту совершения агрессивного действия. Тот, кто, будучи ребенком, не осмеливался восстать против несправедливых или унижающих его достоинство поступков со стороны родителей, вполне вероятно, во взрослом возрасте так и будет носить в себе взрывоопасный арсенал непроработанного, невыпущенного гнева. Об этом пишет профессор Бауэр в своей книге «Границы боли. О возникновении бытового и глобального насилия». Подобно тому как некоторые покупатели собирают стикеры на скидку в супермаркете, мозг сохраняет агрессивные желания, которые не могут быть обработаны сразу, и накапливает их. В один прекрасный день из-за какого-нибудь незначительного события – триггера, вся эта накопленная злость взрывается и выплескивается с необычайной силой»[13]13
  Бауэр, 2013


[Закрыть].

Есть много различных причин, почему родители испытывают гнев, поэтому невозможно дать общий совет, помогающий справиться с собственной злостью. Но существуют определенные ситуации, в которые мы, родители, попадаем довольно часто и которые, в зависимости от нашего характера и воспоминаний нашего детства, могут рассердить нас очень сильно. В этой части книги мы подробно объясним на примерах, почему родители злятся на детей, переживающих возраст упрямства, и как можно попытаться преодолеть свой гнев.

Очень важно подчеркнуть, что преодоление родительского гнева – непростая задача, а те решения, которые мы собираемся предложить, нельзя считаться универсальными и они не будут действовать одинаково в разных ситуациях. Даже идеальные родители то и дело теряют самообладание, а те, кто удачно использует методы воспитания, ориентированного на удовлетворение потребностей, тоже иногда злятся на детей. Но нет смысла упрекать их в этом. Мы люди, а не машины. Нам просто должно быть ясно, что дети редко заслуживают нашего гнева, потому что мы чаще всего неправильно оцениваем мотивы их поведения. Если мы будем держать в уме это знание, то уже сделаем первый шаг в правильном направлении. Может быть, мы и не сумеем полностью обуздать свой гнев, но станем более спокойными в общении с малышами и обретем возможность контролировать свои поступки и сдерживать бурные эмоции.

Мы приписываем детям намерения, которых у них нет

Довольно часто приходится наблюдать ситуацию, когда родители, сталкиваясь с упрямством детей, приписывают им намерения, которых на самом деле у тех нет. Взрослым кажется, будто они знают, что творится в голове у ребенка; они оценивают его поступки, руководствуясь своей логикой, и злятся на детей из-за их якобы наглости и упрямства. Именно это произошло с Жаклин (34 года). Она поделилась с нами своей историей о том, как происходят ее ежевечерние стычки с дочерью:

«Нашей Малу 4 года. Обычно она без проблем отправляется в постель ровно в семь вечера и засыпает одна. Однако примерно в десять она просыпается и начинает стонать, кричать, ныть и плакать. Потом она выходит из своей комнаты, хныча спускается вниз, стоит перед дверью в гостиной и громко вопит, раздражая нас своим поведением. Она говорит, что ей скучно лежать одной в кровати, что ей приснился кошмар или что она никак не может заснуть. Однако я совершенно точно знаю, что кошмары – лишь отговорка, чтобы добиться своего: она хочет, чтобы мы пустили ее к себе в постель. И как только мы позволяем ей залезть к нам под одеяло, она тут же засыпает без всяких криков и воплей.

Но я не хочу спать в общей кровати. Мне трудно заснуть, когда Малу лежит рядом. Я не могу сомкнуть глаз всю ночь. И моя дочь это знает! Поэтому она всегда придумывает нелепые причины, почему не может спать одна. Эти нескончаемые битвы так утомили меня, что мы два раза поддались на ее уговоры, и теперь у нас в постели кавардак. Малу каждый вечер приходит, стоит перед дверью и плачет. По вечерам у меня просто все кипит внутри, потому что я знаю, что сейчас она снова придет и будет канючить. Мой муж еще сильнее злится на нее. У него трудная работа, и в конце дня ему нужны покой и отдых. Это нехорошо и некрасиво, я знаю, но мы не можем сделать ничего другого, кроме как накричать на дочь, когда она встает под дверью и начинает канючить. Мне самой неприятно кричать на ребенка, и я хочу как-то исправить ситуацию, но не знаю как. Ведь все говорят, что дети еще сильнее качают права, если уступить им, но как можно капризничать так долго и настойчиво? Я всего лишь хочу, чтобы моя дочь спала в своей постели; хочу провести вечер в спокойной обстановке и хорошо выспаться ночью, чтобы на следующий день быть в состоянии нормально общаться с ней. Сейчас же я настолько измотана, что каждый день выплескиваю свое плохое настроение на дочь, а потом снова мучаюсь угрызениями совести».

Наверное, нет родителя, который был не мучился от подобных мыслей. Все дело в том, что такой подход к воспитанию детей выжжен, как клеймо, в нашем коллективном сознании. На протяжении многих веков детям приписывали эгоистичные мотивы, якобы объясняющие их поступки. Снова и снова нам талдычили, что нельзя идти на поводу у эгоистичных желаний детей и что невозможно слишком рано начать добиваться от них послушания. Еще в XVIII веке один педагог и воспитатель писал:

«Что касается своенравия, то оное обнаруживается у детей как естественный инструмент воздействия уже в раннем возрасте, как только они научаются выражать свои потребности посредством жестов. Положим, они видят какой-либо предмет, который им обязательно хочется иметь в своем владении, но в то же время они не могут обладать данным объектом, и по этой причине злятся, кричат и топают ногами. Если в такой момент ребенку дают что-либо другое, ненужное ему, то он тотчас отбрасывает вещь в сторону и начинает кричать с новой силой. Такая манера поведения представляет собой опасное непослушание, которое мешает процессу воспитания в целом, так что из подобного ребенка ничего путного не выйдет. […] Если один раз поддаться и пойти на поводу у ребенка, то в следующий раз он станет только упорней и дольше настаивать на своем, а родителям будет гораздо труднее отвязаться от него. Как только дети однажды познают, что гневом и плачем они могут добиться удовлетворения своих желаний, то в дальнейшем они уже более не будут колебаться применять оные средства ради получения желаемого. В конечном итоге они превращаются в повелителей своих родителей и нянек, обзаводятся злым, эгоистичным и безжалостным нравом, посредством которого терзают и мучают своих близких на протяжении всей их жизни, что есть вполне заслуженная награда плохого воспитания. Если же родителям повезет и им с самого начала удастся укротить детей посредством серьезных словесных внушений, розог и прочих наказаний, избавляя их от своеволия, то из тех получатся послушные, гибкие и во всех отношениях прекрасные отроки, которым теперь уже безбоязненно можно и должно давать хорошее воспитание»[14]14
  Зюльцер, цитируется в Катарина Ручки


[Закрыть].

Основная мысль такой подавляющей педагогики заключалась в том, что от природы присущее детям своеволие нужно обязательно как можно раньше подавить, вытравить, уничтожить, используя все доступные средства. В противном случае из них вырастут злодеи и негодяи. Чтобы этого не произошло, своеволие якобы необходимо заменить абсолютным послушанием родительской воле и вышестоящим лицам.

«Для воспитания они совершенно необходимы, потому что прививают незрелому уму порядок и покорность перед законами. Ребенок, который привык слушаться своих родителей, и в дальнейшем, когда он начнет самостоятельную жизнь и станет господином собственной воли, будет с охотой подчиняться правилам и законам благоразумия, потому что уже однажды приучился поступать вопреки собственной воле. Это послушание настолько важно, что на самом деле вся суть воспитания и заключается ни в чем ином, кроме как в приучении к послушанию»[15]15
  Там же


[Закрыть].

Наши бабушки и дедушки, матери и отцы, придерживались именно такой точки зрения на детей. Да и в нашем поколении многих воспитывали с тем же подходом. Поэтому нам самим кажется правильным и нормальным приписывать своим отпрыскам намерение сесть нам на шею и обвести нас вокруг пальца. Внутренний голос советует нам не идти на поводу у детей, если они проявляют упрямство, и наша интуиция, конечно же, не может ошибаться. Разве не об этом говорят чуть ли не на каждом углу?

Тот самый внутренний голос, или интуиция, представляет собой знание, не приобретаемое личностью посредством осознанного понимания, а приходящее спонтанно, непроизвольно, как бы само собой. Между тем к внутреннему голосу стоит прислушиваться только тогда, когда наш мозг достаточно долго был занят обдумыванием какой-либо проблемы. В данном случае, как правило, мы не заняты таким обдумыванием. Когда мы сами были маленькими, наши родители заботились о нас и о наших сестрах и братьях, – этот опыт кажется нам достаточным, чтобы претендовать на обладание базовыми знаниями об обращении с детьми. По мере нашего взросления это интуитивное убеждение укореняется в самом центре нашего мозга, который отвечает за бессознательные поступки и суждения. Когда мы попадаем в, казалось бы, совершенно новую ситуацию – у нас самих появляется ребенок, – в глубинах бессознательного срабатывает некий скрытый механизм, проскакивает искра озарения интуитивного знания, которая попадает в кору. У нас появляется предчувствие, на основании которого мы принимаем то или иное решение.

Однако интуицию нельзя назвать шестым чувством – это всего лишь неосознанное использование опыта, полученного в детстве. Когда родители руководствуются интуицией в воспитании детей, они идут на поводу у бессознательного чувства, точно так же, как это делали их родители и бабушки с дедушками. Все это здорово и прекрасно, если у ребенка чуткая, реагирующая с эмпатией мама, которая умеет расшифровывать идущие от младенца сигналы и с любовью удовлетворять его потребности. Но если родитель вырос в Европе и его предки относятся к поколению, которое было выращено, согласно принципам подавляющей педагогики, то стоит переосмыслить слова, нашептываемые внутренним голосом. Очень возможно, что он говорит ерунду. Вот как высказался по этому поводу немецкий философ XVIII века Иоганн Георг Зюльцер:

«Совершенно естественно, что каждая душа хочет иметь свою волю, и поэтому, когда кто-то в течение первых двух лет жизни делает что-то неправильно, то впоследствии ему очень сложно достичь поставленной цели. Те самые первые два года, помимо всего прочего, хороши тем, что в этом возрасте нетрудно применять к детям насилие и принуждение. Люди забывают с годами все, что произошло с ними в первые годы жизни. Если лишить детей воли, то впоследствии они больше уже никогда не вспомнят, что когда-то обладали ею. Строгость, которую необходимо будет проявлять в будущем, именно по этой причине не будет иметь для них никаких плохих последствий».

Возможно, большинство представителей нынешнего поколения родителей в детстве не подвергались физическим наказаниям. Однако с очень большой вероятностью, граничащей с уверенностью, можно утверждать, что их хватали за руку или грубо толкали. Некоторых детей ударяли по шее, таскали за ухо или одаривали подзатыльниками. Других во время припадка гнева держали под холодным душем, кого-то запирали в комнате, а многих ставили в угол, где они, повернувшись лицом к стене, должны были «подумать над своим плохим поведением» и где им должно было «стать стыдно». Все эти наказания могут показаться сравнительно безобидными по сравнению с тем, что пришлось вытерпеть другим, однако в подзатыльниках, таскании за уши и тычках тоже нет ничего хорошего. Воспоминания о таких случаях выжжены каленым железом в детском мозгу и вызывают вспышки гнева в аналогичных ситуациях, заставляя взрослых реагировать на поступки своих детей сходным образом.

Импульсивные желания, которые мы, родители, испытываем в подобные моменты, оправдываются упрямым повторением слов наших предков: дескать, такое обращение «совершенно не повредило» им самим. Это совершенно абсурдное утверждение. Разумеется, наказания нанесли вред их психике! От таких методов воспитания пострадали и мы, их дети, и от них же будут страдать их внуки. Любовь не может выражаться ни в телесных наказаниях, ни в унижениях. Однако голоса у нас в голове шепчут, что мы не должны позволять своим детям садиться себе на шею, потому что тогда они, оказавших в общественном месте – например, в детском саду или в школе, – будут выделяться среди сверстников. Внутренний голос внушает нам, что нужно учить детей подстраиваться, приспосабливаться, чтобы не быть «белыми воронами», «не такими как все» и не стать впоследствии отщепенцами. Кто же, если не родители, приучит их к этому? И почему бы при необходимости не прибегнуть к насилию и принуждению?

Эти голоса из прошлого совершенно не допускают мысли о том, что наши дети могут успешно научиться приспосабливаться к принятым в обществе правилам без всякого принуждения и насилия. Придерживаясь такой неправильной точки зрения, родители, подобные Жаклин, думают, что ребенок своим плачем хочет настоять на своем или проверить границы дозволенного, поэтому отвечают на его действия интенсивным противодействием.

Пример Жаклин и Малу кажется нам, впрочем, интересным. Независимо от того, какое наказание выдумают родители или каким вознаграждением они соблазнят ребенка, девочка все равно будет каждый вечер упрямо выходить из своей комнаты, спускаться по лестнице и плакать у двери в гостиной. По словам матери, плачет она вовсе не от страха, а просто притворяется. Мать готова взорваться, потому что ей не удалось объяснить своей дочери, что спать в семейной постели – не вариант. И тогда она обратилась к нам с просьбой о помощи.

В разговоре с Жаклин мы сначала попытались разузнать, чего именно она так боялась, будучи уверенной, что ребенок хотел во что бы то ни стало добиться своего. Она не могла толком выразить это туманное чувство, однако упирала на то, что ребенок должен спать в своей постели и находиться в своей комнате, и она не будет менять эти правила. Только когда мы уверили ее, что не собираемся убеждать ее пересмотреть свои взгляды, она стала более открытой.

Мы показали ей то, что она и сама уже заметила, но не обратила на это внимания: ребенок начинает стонать, лежа в своей постели, и только через пару минут переходит к слезам. Это никак не вязалось с предположением Жаклин, что девочка притворяется. Никто не проявляет упрямство во сне. Мы посоветовали матери зайти в комнату ребенка примерно в то время, когда она обычно просыпалась, сесть на кровать и понаблюдать за тем, что за представление разыгрывается в спальне Малу. Как мы и ожидали, Жаклин выяснила, что ее дочери действительно снятся кошмары. Она беспокойно ворочалась в постели, металась, стонала, всхлипывала и боролась с кем-то во сне. Мать положила руку спящему ребенку на грудь и прошептала, что все будет хорошо – ей просто приснилось что-то плохое. После этого стоны прекратились, и Малу спокойно заснула. Теперь она спала по ночам и больше ни разу не просилась к родителям в кровать.

Любовь не может выражаться ни в телесных наказаниях, ни в унижениях.

Жаклин заплакала сама, осознав, что все это время неправильно трактовала поведение своей дочери – Малу действительно испытывала страх и мучилась кошмарами, поэтому приходила за помощью к родителям. Мать не была с дочерью, когда ее присутствие было так необходимо, потому что слушала голоса призраков прошлого. Так происходит со многими родителями. Страх, который нашептывают нам эти голоса, предсказывающие мрачное будущее нашим детям, часто заставляет нас сомневаться в них и затуманивает наш любящий взгляд. Приведенный выше пример, возможно, нетипичен, однако в каждой семье ежедневно возникают мелкие конфликты, в которых мы приписываем детям несуществующие намерения. Вот и Алина (26 лет) описывает сходную ситуацию:

«Недавно мы собирались всей семьей отправиться за покупками. Мой трехлетний сын Генри уже ждал нас в палисаднике, играя с какой-то палкой. Когда мы были готовы, я сказала ему: «Пора ехать. Будь добр, брось палку и садись в машину». Генри только рассмеялся в ответ и побежал в заднюю часть сада. Я крикнула ему вслед: «Брось палку! Ты можешь поиграть с ней потом, когда мы вернемся». Но он продолжал убегать по дорожке. Мой муж заметил: «Ох, я его сейчас отшлепаю как следует. Ему, похоже, нравится доводить нас до белого каления!» Но я попросила: «Давай подождем еще минутку. Посмотрим, что будет дальше». И что же сделал наш Генри? Он добежал до кучи компоста в дальнем конце сада и бросил в нее палку. Мальчик часто видел, как я скидываю туда остатки ботвы, и с удовольствием помогал мне таскать мусор. После этого он вернулся к нам, радостно сообщил: «Я выбросил палку!» – и без дальнейших разговоров залез в машину».

Из этого примера видно, как часто мы ошибаемся относительно намерений наших детей. Генри просто хотел выполнить желание матери и побежал к тому месту, где, по его мнению, должна находиться палка. Между тем отец приписывал ему, хоть и неосознанно, совсем другое намерение. А что случилось бы, если бы он поддался импульсивному желанию и осуществил его? Он бы нагнал сына на полпути, отобрал у него палку и со злостью отбросил в сторону. У мальчика бы случился припадок гнева, потому что ему было бы совершенно непонятно, почему отец отреагировал подобным образом, – ведь он не сделал ничего неправильного и руководствовался исключительно добрыми намерениями. В свою очередь, отец объяснил бы гневные крики сына по-своему: ребенок, мол, злится из-за того, что ему не дали выполнить задуманного. Возможно, потом он бы насильно затолкал сына в машину, и ситуация стала бы ужасно неприятной для всех членов семьи. А стоило подождать лишь несколько секунд, чтобы выявить истинные цели мальчика, и конфликта удалось избежать.

Еще одним примером поделилась с нами давняя читательница нашего блога Марианна (42 года). Она пишет:

«Я в растерянности и отчаянии. Приближается осень, а мой четырехлетний сын Лассе со вчерашнего дня категорически отказывается надевать шапку в детский сад. Мне все равно, наденет ли он ее по дороге, но я прошу его просто положить ее в карман на случай, если вдруг похолодает. Однако он не хочет брать шапку с собой. Он злится, даже когда я кладу ее к себе в сумку, чтобы потом засунуть в его шкафчик. Все альтернативные предложения и компромиссы отвергаются сходу. Меня это ужасно злит! Обычно мой ребенок очень покладистый, но теперь я стала сомневаться в правильности своих методов воспитания».

На примере этой истории можно увидеть, как глубоко укоренены в нас страхи, которые снова и снова вызывают из глубин подсознания голоса призраков прошлого. Ведь, несмотря на то что Лассе обычно готов на компромиссы, он вдруг начал сопротивляться, как будто специально решил разуверить мать в правильности ее методов воспитания. У той создалось впечатление, что, если она сдастся, борьба за власть будет проиграна. Это заставило ее рассердиться на сына. Ее первым желанием было любой ценой заставить Лассе взять шапку в детский сад. Заметив, что она начинает придерживаться тех методов, которых сама же хотела избегать, женщина сделала глубокий вдох и посмотрела на ситуацию со стороны. Она решила довериться своему сыну, хотя он не мог или не хотел объяснить, почему для него было важно оставить шапку дома. Поскольку Марианна не желала принуждать мальчика, она предоставила ему право самому решить, холодно ему или нет, и отказалась от первоначальной позиции.

Когда Марианна поговорила с воспитательницей в детском саду, тайна наконец раскрылась. Дело в том, что в заведении действовало правило: если дети принесли с собой шапки, они должны были непременно надевать их на улицу. Те, у кого шапок не было, могли гулять без них, но сами дети не имели права решать, надевать ли им головной убор. Теперь отказ сына стал обретать смысл: Лассе не хотел, чтобы воспитатели в детском саду заставляли его надевать лежащую в шкафчике шапку. Поскольку Марианна и сама не хотела, чтобы сына лишали свободы выбора, она была рада уступить, несмотря на кратковременное сомнение в правильности своего решения.

На этом примере хорошо видно, что поведение детей не всегда можно сразу же обосновать логически, однако в большинстве случаев у их поступков есть веская причина, которую они сами не всегда в состоянии сформулировать. Если нам удастся разъяснить самим себе, насколько сильно мы подвержены влиянию подавляющей педагогики, мы увидим, что многие ситуации, в которых дети, как нам кажется, борются против нас, на самом деле – недоразумения, порожденные недопониманием. Поэтому мы призываем родителей воздержаться от поспешных выводов и принять как само собой разумеющееся, что дети руководствуются веской причиной, совершая тот или иной поступок или принимая какое-либо решение. Когда мы освободимся от коллективных голосов прошлого, звучащих у нас в голове, то наш гнев исчезнет сам собой, так как мы усвоим одну простую истину: малыши редко выступают против нас специально или злонамеренно упрямятся.

Поведение детей не всегда можно сразу же обосновать логически, однако в большинстве случаев у их поступков есть веская причина, которую они сами не всегда в состоянии сформулировать.