Текст книги "Зима мира"

Ллойд обвел взглядом выживших: Ленни, Дейв, Магси Морган и Джо Эли.

– Это все? – сказал он.

– Да, – ответил Ленни.

– О боже. Нас осталось пятеро из тридцати шести.

– Полковник Бобров – советник хоть куда!

Они стояли, тяжело дыша, пытаясь отдышаться. К руке Ллойда вернулась чувствительность – боль была адская. Он обнаружил, что, несмотря на боль, может двигать рукой, так что, может, она и не сломана. Взглянув на нее, он заметил, что рукав весь пропитался кровью. Дейв снял свой красный шарф и подвесил ему руку на перевязь.

Ленни был ранен в голову. У него была кровь на лице, но он сказал, что это царапина, и чувствовал себя, по всей видимости, нормально.

Дейв, Магси и Джо чудесным образом остались невредимы.

– Нам лучше вернуться за новыми распоряжениями, – сказал Ллойд, когда они прилегли на несколько минут. – Мы же все равно не можем выполнять никаких заданий, пока у нас нет патронов.

– Но сначала давай по чашечке чаю, хорошо? – сказал Ленни.

– Не получится, – сказал Ллойд. – У нас же нет чайных ложек.

– Ну, тогда ладно.

– Нельзя ли нам здесь еще немного отдохнуть? – сказал Дейв.

– Отдохнем в тылу, – сказал Ллойд. – Там безопаснее.

Они снова пробрались по ряду домов через сделанные ими дыры в стенах. От того, что постоянно приходилось наклоняться, у Ллойда закружилась голова. «Может быть, это от потери крови?» – подумал он.

Там, где они вышли на улицу, их было уже не видно с церкви Святого Августина. Они быстро пошли по переулку. Радость Ллойда, что они остались живы, сменилась яростью, ведь столько жизней его ребят отданы впустую.

Они пришли к сараю на окраине, где находился штаб войск правительства. Ллойд увидел майора Маркеса у горы ящиков – он выдавал патроны.

– Почему нельзя было дать нам хоть немного? – яростно сказал он.

Маркес лишь пожал плечами.

– Я подам рапорт Боброву! – сказал Ллойд.

Полковник Бобров сидел перед сараем на стуле за столом – оба предмета, похоже, вытащили из какого-нибудь деревенского дома. От солнца его лицо покраснело. Он говорил с Володей Пешковым. Ллойд направился прямо к ним.

– Мы бросились в атаку на церковь, но мы были одни! – сказал он. – И у нас кончились боеприпасы, потому что Маркес отказался нам их выдать!

Бобров холодно взглянул на Ллойда.

– Что вы здесь делаете? – сказал он.

Ллойд удивился. Он ожидал, что Бобров похвалит его за отчаянную попытку и как минимум выразит сожаление, что его взвод оказался без подкрепления.

– Я же говорю вам, – сказал он, – мы оказались без подкрепления. Нельзя же одним взводом брать укрепленное здание. Мы делали все, что было в наших силах, но нас попросту перебили. Я потерял тридцать одного человека из тридцати шести! Вот все, что осталось от моего взвода! – сказал он, указывая на своих товарищей.

– Кто приказал вам отступать?

Ллойд боролся с дурнотой. Он чувствовал, что сейчас упадет в обморок, но надо же было объяснить Боброву, как доблестно сражались его ребята.

– Мы вернулись получить новые распоряжения, что еще нам оставалось?

– Вы должны были сражаться до последнего солдата.

– Чем мы должны были сражаться? У нас же не было патронов!

– Молчать! – рявкнул Бобров. – Смирно!

Все инстинктивно встали смирно в одну шеренгу: Ллойд, Ленни, Дейв, Магси и Джо. Ллойд со страхом подумал, что сейчас-то он и свалится в обморок.

– Кру-гом!

Они повернулись кругом. «Ну и что дальше?» – подумал Ллойд.

– Раненые – выйти из строя.

Ллойд и Ленни повиновались.

– Ходячие раненые переводятся в сопровождение пленных, – сказал Бобров.

Сквозь туман Ллойд понял: это означало, что, по-видимому, он будет конвоировать поезд с военнопленными в Барселону. Он покачнулся. «Прямо сейчас я бы не смог конвоировать и стадо овец», – подумал он.

– Отступление из-под огня без приказа является дезертирством, – сказал Бобров.

Ллойд повернулся и взглянул на Боброва. К его изумлению и ужасу, он увидел, что Бобров вынул из своей кобуры на пуговицах револьвер.

Бобров шагнул вперед и оказался прямо за спиной у троих, стоящих по стойке «смирно».

– Вы трое признаны виновными и приговорены к смерти.

Он поднял оружие так, что его дуло оказалось в трех дюймах от затылка Дейва.

Потом он выстрелил.

Раздался грохот. В голове Дейва появилась дыра от пули, и лоб взорвался кровью и мозгом.

Ллойд не мог поверить своим глазам.

Стоявший рядом с Дейвом Магси начал оборачиваться, он уже открыл рот, чтобы крикнуть, но Бобров был быстрее. Пуля вошла за правым ухом Магси и вышла через левый глаз, и он упал.

К Ллойду наконец вернулся голос, и он закричал:

– Нет!

Джо Эли обернулся, потрясенно и яростно взревел и протянул руки, чтобы схватить Боброва. Снова прогремел выстрел, и Джо получил пулю в шею. Кровь ударила фонтаном, заливая красноармейскую форму Боброва, отчего полковник выругался и отпрыгнул на шаг назад. Джо упал на землю, но умер не сразу. Ллойд беспомощно смотрел, как хлещет кровь из сонной артерии на иссохшую испанскую землю. Казалось, Джо пытался сказать что-то, но ему не удавалось; потом его глаза закрылись и тело обмякло.

– Трусам пощады нет! – сказал Бобров и пошел прочь.

Ллойд смотрел на лежащего на земле Дейва: худой, чумазый, смелый, как лев, шестнадцати лет от роду – и мертв. Убит не фашистами, а глупым и жестоким советским офицером. Какая бессмысленная потеря, подумал Ллойд, и на глаза навернулись слезы.

Из сарая выбежал сержант.

– Они сдались! – радостно завопил он. – Городские власти сдались – они подняли белый флаг! Мы взяли Бельчите!

Слабость наконец победила Ллойда, и он потерял сознание.

V

В Лондоне было холодно и мокро. Ллойд под дождем шел по Натли-стрит к дому родителей. Он был все в той же испанской легкой куртке на молнии, в вельветовых брюках и в сапогах на босу ногу. Он нес небольшой вещмешок, в котором лежало сменное белье, рубашка и жестяная кружка. Его шея была обмотана красным шарфом, которым Дейв подвязывал его раненую руку. Рука еще болела, но повязка была уже не нужна.

Был ранний октябрьский вечер.

Как он и ожидал, его посадили в идущий в Барселону товарняк, битком набитый военнопленными мятежниками. Ехать было сто миль с небольшим, но путь занял у них три дня. В Барселоне им с Ленни пришлось расстаться, и они потеряли связь. Его подвез грузовик, шедший на север. Сойдя с грузовика, он шел пешком, ехал на попутных машинах или в железнодорожных вагонах, полных угля, щебня или – один раз ему повезло – ящиков вина. Перейти границу во Францию ему удалось ночью. Он спал под открытым небом, просил еду, брался за любую работу, получая жалкие гроши, и две счастливых недели зарабатывал себе на паром через Ла-Манш, собирая виноград на виноградниках Бордо. И вот – он дома.

Он вдохнул сырой, пахнущий дымом воздух Олдгейта, словно это были духи. Он остановился у садовой калитки и взглянул на домик с террасой, в котором он родился двадцать два с лишним года назад. В залитых дождем окнах горел свет: кто-то был дома. Ллойд подошел к парадной двери. У него остался собственный ключ: он хранил его вместе с паспортом. Он открыл дверь и вошел.

Вещмешок он бросил в прихожей, возле вешалки для шляп.

– Кто там? – услышал он из кухни. Это был голос его отчима Берни.

Ллойд вдруг обнаружил, что не может говорить.

Берни вышел в прихожую.

– Кто… – начал он. Потом узнал Ллойда. – Боже мой! – сказал он. – Это ты!

– Здравствуй, пап, – сказал Ллойд.

– Мальчик мой, – сказал Берни. Он обнял Ллойда. – Живой. – И Ллойд почувствовал, как он затрясся от рыданий.

Минуту спустя Берни вытер глаза рукавом свитера и подошел к лестнице на второй этаж.

– Эт! – позвал он.

– Что?

– К тебе пришли.

– Минуточку.

Через несколько секунд она появилась на лестнице, в голубом платье, хорошенькая, как всегда. На середине лестницы она разглядела его лицо и побледнела.

– О боже, – сказала она по-валлийски. – Это же Ллойд!

Оставшиеся ступеньки она преодолела в одно мгновение и бросилась ему на шею.

– Ты жив! – сказала она.

– Я же написал вам из Барселоны…

– Мы не получали этого письма.

– Так значит, вы не знаете.

– Чего?

– Дейв Уильямс погиб.

– О нет!

– Убит в битве за Бельчите. – Правду о том, как умер Дейв, Ллойд решил не рассказывать.

– А Ленни Гриффитс?

– Я не знаю. Я потерял с ним связь. Надеялся вот, что он добрался домой раньше меня…

– Нет, от него не было ни слова.

Берни спросил:

– Ну, как там было?

– Фашисты побеждают. И в этом вина в основном коммунистов, которых больше интересует война с другими левыми партиями.

– Не может быть! – поразился Берни.

– Это так. Главное, что я узнал в Испании, – что мы должны сражаться с коммунистами точно так же, как с фашистами. И те и другие – зло.

Мама горько усмехнулась.

– Подумать только.

Ллойд догадался, что она это поняла давным-давно.

– Ну, хватит о политике, – сказал он. – Как ты, мам?

– Да я – как обычно. Ты на себя посмотри – какой худой стал!

– С едой в Испании было не очень.

– Пойду-ка я приготовлю тебе что-нибудь.

– Не горит. Я голодал двенадцать месяцев, могу потерпеть еще несколько минут. Знаешь, что сначала лучше?

– Что? Все, что угодно!

– Чашечку чая, пожалуйста.

Глава пятая
1939 год

I

Ведя наблюдение за советским посольством в Берлине, Томас Маке увидел выходящего Володю Пешкова.

Шесть лет назад прусская тайная полиция была преобразована в новую, более эффективную организацию – гестапо. Но комиссар Маке по-прежнему возглавлял отдел, занимавшийся выявлением шпионов и вредителей в Берлине. Самыми опасными из них, несомненно, были те, кто получал задания в доме № 63–65 по улице Унтер-ден-Линден. Поэтому Маке со своими подчиненными брал на заметку всех, кто входил в это здание и выходил из него.

Посольство представляло собой крепость из белого камня, выполненную в стиле ар-деко, слепящую глаза под августовским солнцем. Высокий фонарь стоял на страже у главного входа, в обе стороны отходили два крыла с рядами высоких узких окон, подобных часовым, замершим по стойке «смирно».

Маке сидел в уличном кафе напротив посольства. Самый элегантный бульвар Берлина был полон автомобилей и велосипедов; женщины в летних платьях и летних шляпках отправлялись за покупками; быстрым шагом проходили мужчины в костюмах или красивой форме. Трудно было поверить, что в Германии все еще оставались коммунисты. Как мог кто угодно быть против нацистов? Германия преобразилась. Гитлер покончил с безработицей – больше никто из европейских глав государств не смог этого сделать. Забастовки и демонстрации остались лишь в воспоминаниях об ужасном прошлом. Полиция обладала реальной властью искоренять преступность. Страна процветала: во многих семьях было радио, а скоро появятся и доступные народу автомобили и будут разъезжать по новым автобанам.

И это еще не все. Германия вновь стала сильной. Возросла ее военная мощь, Германия была хорошо вооружена. За последние два года Великая Германия включила в свой состав и Австрию, и Чехословакию, теперь она была в Европе доминирующей силой. Италия Муссолини подписала с Германией договор о дружбе, «Стальной пакт». В начале этого года мятежники Франко наконец захватили Мадрид, и новое правительство Испании поддерживало фашистов. Как мог кто бы то ни было из немцев стремиться разрушить все это и отдать страну в лапы большевиков.

В глазах Маке эти люди были подонки, отбросы, вредители, которых следовало тщательно выискивать и безжалостно уничтожать. При мысли о них его лицо исказила злобная гримаса, и он топнул ногой по тротуару, словно готовясь давить коммунистов.

И тут он увидел Пешкова.

Это был молодой человек в голубом саржевом костюме. Он нес на сгибе руки легкий плащ, словно ожидалась перемена погоды. Коротко стриженные волосы и быстрая походка выдавали военного, несмотря на гражданскую одежду, и то, как он осмотрел улицу – обманчиво безразлично, но тщательно, – свидетельствовало о том, что он имеет отношение либо к разведке Красной Армии, либо к НКВД, тайной полиции русских.

У Маке участился пульс. Конечно, в лицо он и его люди знали всех в посольстве, их паспортные фотографии лежали у Маке в папке, и сотрудники все время их просматривали. Но о Пешкове было известно немного. Он был молод – двадцать пять лет, как было записано в его документах, вспомнил Маке. Так что это, должно быть, один из младших сотрудников, мелкая сошка. Или он мог удачно притворяться мелкой сошкой.

Пешков перешел Унтер-ден-Линден и направился к месту, где сидел Маке, – к повороту на Фридрихштрассе. Когда Пешков подошел поближе, Маке заметил, что русский довольно высок, атлетического телосложения. У него был настороженный вид и пристальный взгляд.

Маке вдруг занервничал и отвернулся. Он схватил чашку с холодным кофейным осадком и стал допивать, закрывая чашкой часть лица. Не хотелось ему попасться на глаза этому голубоглазому.

Пешков свернул на Фридрихштрассе. Маке кивнул Райнхольду Вагнеру, стоящему на углу напротив, и Вагнер последовал за Пешковым. А Маке встал из-за стола и последовал за Вагнером.

Конечно, не все в разведке Красной Армии использовали тактику «плаща и кинжала». Основную массу информации они получали законным путем, в основном из немецких газет. Они вовсе не обязательно верили всему прочитанному, но замечали любой намек вроде объявления, что оружейному заводу требуется десять опытных токарей. Кроме того, русские могли свободно разъезжать по всей Германии и осматривать что пожелают – в отличие от дипломатов в Советском Союзе, которым не разрешалось выезжать из Москвы без сопровождения. Молодой человек, которого «вели» Вагнер и Маке, мог быть простым информатором, черпающим сведения из газет: все, что требовалось для такой работы, – это беглый немецкий и способность кратко пересказать содержание.

Так они дошли вслед за Пешковым до бистро брата Маке. Оно по-прежнему называлось «Роберт», но публика теперь сюда ходила другая. Не было больше богатых гомосексуалистов, еврейских дельцов с любовницами и актрисок, ни за что получающих баснословные деньги и вечно требующих розового шампанского. Теперь такие держались тише воды, ниже травы – если еще не угодили в концентрационные лагеря. Кое-кто уехал из Германии – и скатертью дорога, считал Маке, пусть даже это означало, увы, что бистро будет приносить меньше денег.

Интересно, подумал он мимоходом, что стало с прежним хозяином, Робертом фон Ульрихом? Ему вспомнилось, что вроде бы тот уехал в Англию. Может, и там открыл ресторан для извращенцев.

Пешков вошел в бар.

Через минуту-другую за ним последовал и Вагнер, а Маке наблюдал за зданием снаружи. Заведение пользовалось известностью. Пока Маке ждал, когда снова появится Пешков, он увидел, как вошли солдат с девицей, потом парочка хорошо одетых женщин да старик в поношенном плаще вышел из бистро и пошел своей дорогой. Потом появился один Вагнер и, открыто глядя на Маке, озадаченно развел руками.

Маке перешел дорогу.

– Его там нет! – обескураженно вскричал Вагнер.

– Ты везде смотрел?

– Да, и в туалетах, и на кухне!

– Ты спрашивал, не выходил ли кто через черный ход?

– Они сказали – нет.

Вагнер не зря боялся. В новой Германии, допустив ошибку, нельзя было отделаться легким нагоняем. Вагнер мог получить суровое наказание.

Но не в этот раз.

– Ничего страшного, – сказал Маке.

– Правда? – Вагнер не смог скрыть облегчения.

– Мы узнали важную вещь, – сказал Маке. – Тот факт, что он так легко от нас избавился, свидетельствует о том, что он шпион – и очень высокого класса.

II

Володя вошел на станцию метро «Фридрихштрассе» и сел в поезд. Он снял кепку, очки и плащ – маскировку, которая помогла ему выглядеть стариком. Он сел, достал платок и стер пудру, которой посыпал туфли, чтобы придать им поношенный вид.

Он не был уверен, хороша ли идея с плащом. День был такой солнечный, что сотрудники гестапо могли заметить несоответствие и понять, что тут что-то не так. Но они оказались не настолько умны, и после того как он быстро переоделся в туалете, никто не пошел за ним от бара.

То, что он собирался сделать, было очень опасно. Если бы увидели, что он встретился с немецким диссидентом, то в самом лучшем случае его ждала депортация назад в Москву и крах карьеры; если же ему не так повезет – и он и диссидент исчезли бы в подвалах главного управления гестапо на Принц-Альбрехт-штрассе, и больше никто никогда бы их не увидел. Советский Союз заявил бы, что пропал один из его дипломатов, и немецкая полиция сделала бы вид, что начала поиски – но они, увы, оказались безуспешными.

Володя, разумеется, никогда не был в главном управлении гестапо, но он знал, как там все устроено. У НКВД в Советском торговом представительстве на Литценбургенштрассе, 11, помещения были оборудованы подобным же образом: стальные двери, кабинет для допросов с выложенными плиткой стенами, чтобы легче было смывать кровь, таз для расчленения и электрическая печь для сжигания частей тел.

Володю отправили в Берлин расширять сеть советских шпионов. Фашизм в Европе побеждал, и Германия больше чем когда-либо представляла собой угрозу для СССР. Сталин уволил своего министра иностранных дел Литвинова и поставил вместо него Вячеслава Молотова. Но что мог Молотов? Казалось, остановить фашистов невозможно. Кремль преследовали унизительные воспоминания о Великой войне, в которой Германия победила шестимиллионную русскую армию. Сталин предпринял шаги к заключению пакта с Францией и Великобританией, чтобы держать Германию в рамках, но стороны не смогли договориться, и на днях переговоры были прерваны.

Раньше или позже, но между Германией и Советским Союзом должна была начаться война. И делом Володи было добывать военные сведения, которые помогут Советскому Союзу победить в этой войне.

Он сошел с поезда в Веддинге, бедном рабочем районе на север от центра Берлина. Выйдя со станции, он остановился и стал ждать, рассматривая выходящих пассажиров и делая вид, что изучает наклеенное на стену расписание. И не двинулся дальше, пока не убедился, что не привел сюда слежку.

Потом он направился к дешевой забегаловке, где у него была назначена встреча. По своему обыкновению, он не вошел сразу, но остановился на автобусной остановке через дорогу и стал наблюдать за входом. Он был уверен, что если за ним и был «хвост», то ему удалось уйти, но нужно было еще удостовериться, что не следят за Вернером.

Он был не уверен, что узнает Вернера Франка, которого видел в последний раз четырнадцатилетним мальчишкой, теперь-то ему было двадцать. Вернер тоже боялся его не узнать, и они договорились, что у каждого будет сегодняшний номер «Берлинер Моргенпост», раскрытый на новостях спорта. В ожидании Володя читал предварительный обзор нового футбольного сезона, каждые несколько секунд поднимая взгляд от газеты, чтобы посмотреть, не идет ли Вернер. Еще школьником в Берлине Володя болел за лучшую футбольную команду города, «Херту». Он часто скандировал со всеми: «Херта» – чем-пи-он!» Прогнозы, касающиеся любимой команды, интересовали его, но из-за беспокойства он не мог сосредоточиться и читал одну и ту же статью снова и снова, не воспринимая прочитанное.

Два года в Испании не помогли ему продвинуться по службе, как он надеялся, – скорее наоборот. Володя выявил среди немецких добровольцев множество нацистских шпионов вроде Хайнца Бауэра. Но потом НКВД воспользовалось этим как предлогом для ареста искренних антифашистов, которые просто были не вполне согласны с коммунистической линией. Сотни юных идеалистов были замучены и убиты в тюрьмах НКВД. Временами казалось, что коммунистов больше интересует борьба с союзниками-анархистами, чем с врагами-фашистами.

И все оказалось напрасно. Политика Сталина потерпела полное поражение. В результате – жесткая диктатура правых, худшего итога для Советского Союза нельзя было себе представить. Но вину возложили на тех русских, что были в Испании, хоть они и выполняли добросовестно приказы Кремля. Вскоре после возвращения в Москву кое-кто из них пропал.

Когда Мадрид пал, Володя вернулся в Москву. Он обнаружил, что многое изменилось. В тридцать седьмом и тридцать восьмом Сталин провел «чистку» Красной Армии. Тысячи командиров пропали, в их числе – многие жильцы «дома правительства», в котором жили и Володины родители. Но на место тех, кого «зачистили», ставили других – тех, на кого прежде не обращали внимания, таких, как Григорий Пешков. Карьера Григория получила новый толчок. Он теперь отвечал за защиту Москвы от воздушных атак и ушел в работу с головой. Наверняка именно благодаря его изменившемуся служебному положению Володя не попал в число тех, кому пришлось расплачиваться за провал сталинской политики в Испании.

Этот неприятный Илья Дворкин тоже как-то избежал наказания. Он вернулся в Москву и женился на Ане, сестре Володи, к большому Володиному сожалению. В таких вопросах женщин иногда невозможно понять. Она была уже беременна, и Володя не мог избавиться от кошмарного видения: ему представлялась сестра с ребенком на руках – и у ребенка голова крысы.

После короткого отпуска Володю направили в Берлин, где ему снова пришлось показывать, чего он стоит.

Он поднял голову от газеты и увидел идущего по улице Вернера.

Тот не сильно изменился. Он стал немного выше и шире в плечах, но все так же падали на лоб его клюквенные волосы, неотразимо привлекательные для девушек, и его голубые глаза смотрели все так же – терпеливо и чуть насмешливо. На нем был элегантный летний костюм голубого цвета, на рукавах поблескивали золотые запонки.

«Хвоста» за ним не было.

Володя перешел дорогу и перехватил его прежде, чем тот дошел до кафе. Вернер широко улыбнулся, показав белые зубы.

– Я бы тебя не узнал с этой армейской стрижкой, – сказал он. – Как я рад тебя видеть – через столько лет!

Володя подумал, что Вернер остался таким же душевным и обаятельным.

– Давай зайдем внутрь, – сказал он.

– Ты что, действительно собираешься идти в эту дыру? – сказал Вернер. – Там же будет полно водопроводчиков, жующих сосиски с горчицей.

– Я хочу убраться с улицы. Здесь нас видят все, кто проходит мимо.

– Через три дома есть переулок.

– Хорошо.

Они прошли немного и повернули в узкий проход между угольным складом и бакалейной лавкой.

– Ну, чем ты занимаешься? – сказал Вернер.

– Тем же, чем и ты, – борьбой против фашистов, – ответил Володя, не решаясь сказать больше. Потом добавил: – Я был в Испании. – Это тайной не было.

– И у вас там получилось не лучше, чем у нас здесь, в Германии.

– Однако борьба еще не окончена.

– Можно, я спрошу тебя кое о чем? – сказал Вернер, прислонившись к стене. – Если бы ты считал, что коммунизм – зло, стал бы ты шпионить против Советского Союза?

Володиным первым побуждением было сказать: «Нет, конечно же нет!» Но прежде чем эти слова сорвались у него с губ, он понял, как это было бы бестактно: это предположение вызвало у него такой протест, но ведь именно этим и занимался Вернер, предавал свою страну ради высшей цели.

– Я не знаю, – сказал он. – Я думаю, тебе, должно быть, очень трудно работать против Германии, несмотря на то что ты ненавидишь фашистов…

– Ты прав, – сказал Вернер. – А что будет, если начнется война? Я буду помогать вам убивать наших солдат и бомбить наши города?

Володя заволновался. Похоже, Вернер колеблется.

– Но это же единственный способ победить нацистов, – сказал он. – Ты же знаешь.

– Знаю. Я принял решение много лет назад. И нацисты не сделали ничего, чтобы я передумал. Мне просто трудно, вот и все.

– Я понимаю, – сочувственно сказал Володя.

– Ты просил, – сказал Вернер, – предложить еще людей, которые могли бы делать для вас то, что делаю я.

– Людей вроде Вилли Фрунзе, – кивнул Володя. – Помнишь его? Самый умный мальчик в школе. Он был убежденным социалистом – это он вел то собрание, на которое ворвались коричневорубашечники.

Вернер покачал головой.

– Он уехал в Англию.

У Володи сжалось сердце.

– Почему?

– Он прекрасный физик и учится в Лондоне.

– Черт…

– Но я нашел другого человека.

– Отлично!

– Ты когда-нибудь встречался с Генрихом фон Кесселем?

– Пожалуй, нет. Он тоже учился в нашей школе?

– Нет, он ходил в католическую школу. И наших взглядов он в те дни тоже не разделял. Его отец был большим человеком в Партии Центра…

– Которая и привела Гитлера к власти в 1933 году!

– Верно. Генрих тогда работал в команде отца. Сейчас отец вступил в партию нацистов, а сын раздавлен чувством вины.

– Откуда ты знаешь?

– Он как-то раз напился и рассказал моей сестре Фриде. Ей семнадцать лет. Я думаю, она ему нравится.

Это внушало надежду. Настроение у Володи улучшилось.

– Он коммунист? – спросил Володя.

– Нет.

– А почему ты думаешь, что он будет работать на нас?

– Я его спросил напрямик: «Если бы у тебя появилась возможность бороться с нацистами, шпионя в пользу Советского Союза, ты бы согласился?» Он ответил – да.

– А чем он занимается?

– Он в армии, но у него слабые легкие, так что его сделали писарем, и нам в этом очень повезло, потому что сейчас он работает в отделе экономического планирования и закупок Верховного командования.

Это произвело на Володю впечатление. Такой человек будет точно знать, сколько грузовиков, танков, пулеметов и подводных лодок немецкие войска получают каждый месяц – и где их размещают. В душе поднималось ликование.

– Когда я смогу с ним встретиться? – спросил он.

– Сейчас. Мы с ним договорились встретиться после работы, чтобы посидеть и выпить в отеле «Адлон».

Володя застонал. «Адлон» был самый модный отель в Берлине. Он находился на улице Унтер-ден-Линден. Из-за расположения в районе правительственных и дипломатических зданий его бар был излюбленным местом журналистов, приходивших в надежде подцепить новую сплетню. Никогда бы Володя не выбрал для встречи такое место. Но он не мог себе позволить упустить эту возможность.

– Ладно, – сказал он. – Но я не могу допустить, чтобы меня увидели в этом месте за разговором с тобой или с ним. Я войду следом за тобой, посмотрю на Генриха, потом пойду за ним и поговорю с ним позже.

– Хорошо. Я отвезу тебя туда. У меня тут за углом машина.

Пока они шли до дальнего конца переулка, Вернер назвал Володе рабочий и домашний адрес Генриха и телефонные номера – все это Володя запомнил.

– Вот моя машина, – сказал Вернер. – Залезай.

Машина оказалась «мерседесом 540К» «автобан-курьер», это была головокружительно прекрасная модель с чувственными изгибами крыльев и с капотом длиннее, чем весь «форд» модели «Т», и крышей кузова, плавно спускающейся к заднему бамперу. Эта модель была такая дорогая, что за все время было продано лишь несколько штук.

Володя ошеломленно глядел на нее.

– А тебе не лучше было бы завести себе машину попроще? – скептически спросил он.

– Это двойной блеф, – ответил Вернер. – Они думают, что никакой настоящий шпион не станет вести себя так вызывающе.

Володя чуть не спросил, на какие деньги Вернер завел себе такую, но вспомнил, что отец Вернера – богатый промышленник.

– В такой машине я не поеду, – сказал Володя. – Доберусь поездом.

– Как хочешь.

– Встретимся в «Адлоне», но делай вид, что мы не знакомы.

– Конечно.

Через полчаса Володя увидел, что машина Вернера беспечно припаркована перед отелем. Это лихачество Вернера казалось ему глупым, но сейчас он подумал – может быть, это был необходимая составляющая храбрости Вернера? Может быть, чтобы идти на страшный риск, добывая информацию против нацистов, Вернер должен был притворяться беспечным? Если бы он признал, в какой опасности находится, – возможно, что не смог бы дальше работать.

Бар «Адлона» был полон: женщины в модных платьях и хорошо одетые мужчины, многие – в отлично пошитой форме. Володя сразу же заметил Вернера – за столом, рядом с другим человеком, видимо, это и был Генрих фон Кессель. Пройдя совсем рядом с ними, Володя услышал, как Генрих горячо говорил:

– Бак Клейтон как трубач гораздо лучше, чем Хот Липс Пейдж.

Володя протиснулся к стойке, заказал пиво и украдкой стал изучать нового потенциального шпиона.

У Генриха было бледное лицо и густые темные волосы, длинные по армейским меркам. Несмотря на то что они говорили об относительно маловажной теме – о джазе, – он казался очень напряженным, при споре жестикулировал и постоянно приглаживал рукой волосы. Из кармана его форменной рубашки виднелась книжка, и Володя был готов спорить, что это стихи.

Он медленно выпил две кружки пива, делая вид, что читает «Моргенпост» – от первого слова до последнего. Он старался не очень обольщаться насчет Генриха. От такого человека можно было получить столько, что дух захватывало, но не было никакой гарантии, что он станет сотрудничать.

Вербовка информаторов была самой тяжелой частью Володиной работы. Принимать меры предосторожности было трудно, потому что объект был еще не на их стороне. Предложение часто приходилось делать в неподходящем месте, обычно – людном, и невозможно было предугадать, как объект отреагирует: он мог разозлиться и выкрикнуть о своем отказе на весь зал или прийти в ужас и в буквальном смысле броситься бежать. Но вербовщик мало что мог сделать, чтобы держать ситуацию под контролем. В какой-то момент ему приходилось задать простой, прямой вопрос: «Хотите на нас работать?»

Он раздумывал о том, какой подход применить к Генриху. Пожалуй, ключиком к нему может стать религия. Володя вспомнил, как его начальник, Лемитов, говорил: «Из бывших католиков получаются хорошие агенты. Они отвергают высшую власть церкви – и принимают высшую власть партии». Возможно, Генрих жаждет получить прощение за содеянное. Но станет ли он рисковать жизнью?

Наконец Вернер заплатил по счету, и они с Генрихом вышли. Володя пошел следом за ними. Выйдя из отеля, они расстались – Вернер рванул машину с места, взвизгнув шинами, а Генрих пошел пешком через парк. Володя последовал за Генрихом.

Опускалась ночь, но небо было чистое и видно было хорошо. Многие гуляли, наслаждаясь теплым вечерним воздухом, в основном – парочки. Володя посматривал назад, чтобы убедиться, что никто не идет за ним или Генрихом от «Адлона». Успокоившись, он глубоко вздохнул, сжал волю в кулак и нагнал Генриха.

Шагая рядом, Володя сказал:

– Грех требует искупления.

Генрих взглянул на него настороженно, как на человека, который может оказаться сумасшедшим.

– Вы священник?

– Вы можете нанести удар по режиму зла, который вы сами помогли создать.

Генрих продолжал идти, но выглядел обеспокоенным.

– Кто вы? Что вы обо мне знаете?

Володя продолжал игнорировать вопросы Генриха.

– Наступит день, когда нацисты будут повержены. Этот день может прийти раньше – с вашей помощью.

– Если вы агент гестапо и пытаетесь загнать меня в ловушку, то не на такого напали. Я лояльный немец.

– А вы заметили мой акцент?