Текст книги "Зима мира"

– Да, вы говорите как русский.

– Сколько агентов гестапо говорят с русским акцентом? Или обладают достаточным воображением, чтобы его подделать?

Генрих нервно рассмеялся.

– Мне ничего не известно об агентах гестапо, – сказал он. – Мне вообще не следовало говорить об этом, как глупо с моей стороны!

– Ваш отдел составляет доклады о количествах оружия и других поставках, заказанных военными. Копии этих докладов могли бы принести неоценимую пользу врагам нацистов.

– Красной Армии, вы хотите сказать.

– Кто еще сможет разрушить этот режим?

– У нас внимательно отслеживается путь каждой копии таких докладов.

Володя подавил восторг победы. Генрих думал о практических трудностях. Это значило, что в принципе он склонен согласиться.

– Сделайте лишнюю копию, – сказал Володя. – Или сделайте стенограмму. Или возьмите чью-то. Всегда есть способы.

– Конечно, есть. И за все эти способы полагается смерть.

– Но если, ничего не делая, смотреть на преступления, которые совершает этот режим… стоит ли жизнь того, чтобы ее жить?

Генрих остановился и вгляделся в лицо Володи. Невозможно было сказать, о чем он думал, но инстинкт подсказал Володе, что надо сохранять спокойствие. После долгого молчания Генрих вздохнул и сказал:

– Я над этим подумаю.

«Он мой», – восторженно подумал Володя.

Генрих сказал:

– Как я смогу с вами связаться?

– Вы – не сможете, – ответил Володя. – Я сам с вами свяжусь.

Он коснулся края шляпы, потом повернул и пошел обратно той же дорогой.

Он ликовал. Если бы Генрих не собирался принять предложение, он бы ответил твердым отказом. Его обещание подумать было почти равноценно согласию. Он подумает об этом на свежую голову. Он взвесит, насколько велика опасность. Но в результате согласится. Володя был почти уверен.

Он решил не предвосхищать событий. Могло случиться все, что угодно.

И все равно, оставив позади парк и шагая в ярком свете фонарей и ресторанов Унтер-ден-Линден, он был полон надежд. Он не обедал, но позволить себе поесть на этой улице он не мог.

Он сел на трамвай и поехал на восток, в дешевый район расположенной неподалеку улицы Фридрихсхайн, а там направился в маленькую квартирку в многоквартирном жилом доме. Дверь открыла низенькая симпатичная девушка лет восемнадцати, со светлыми волосами. Она была в розовом свитере, свободных темных брюках и босиком. Она была худенькая, но с восхитительно большой грудью.

– Прости, что пришел неожиданно, – сказал Володя. – Я не помешаю?

Она улыбнулась.

– Нисколько, – сказала она. – Заходи!

Он вошел в дом. Она обняла его.

– Я всегда так рада тебя видеть! – сказала она и жадно его поцеловала.

Лили Маркграф была любвеобильной натурой. Вернувшись в Берлин, Володя примерно раз в неделю приглашал ее куда-нибудь. Он ее не любил и знал, что она встречается с другими, в том числе и с Вернером; но, когда они были вместе, она была страстной.

Чуть погодя она сказала:

– Ты слышал новости? Или ты потому и пришел?

– Какие новости?

Лили работала секретарем в информационном агентстве и всегда все узнавала первой.

– Советский Союз заключил пакт с Германией! – сказала она.

Это была какая-то ерунда.

– Ты хочешь сказать, с Великобританией и Францией – против Германии.

– Ничего подобного! В том-то и неожиданность – Сталин и Гитлер заключили договор о дружбе.

– Но… – начал Володя и озадаченно смолк. Дружба с Гитлером? Это казалось бредом. Может быть, этот план разработан новым советским министром иностранных дел Молотовым? Нам не удалось остановить идущую по всему земному шару волну фашизма – значит, откажемся от попыток?

«Для того ли мой отец делал революцию?» – подумал Володя.

III

Вуди Дьюар вновь увидел Джоан Рузрок через четыре года.

Никто из знавших ее отца не верил, что он пытался изнасиловать актрису в отеле «Риц-Карлтон». Девица отказалась от обвинений, но эта новость была скучная, и газеты уделили ей мало внимания. Вследствие этого для жителей Буффало Дейв оставался насильником. Поэтому родители Джоан переехали в Палм-Бич, и Вуди потерял с ней связь.

В следующий раз он увидел ее в Белом доме.

Вуди был с отцом, сенатором Гасом Дьюаром, они шли на встречу с президентом. Вуди несколько раз встречался с Франклином Делано Рузвельтом – его отец и президент были давними друзьями, – но все это были светские мероприятия, когда президент просто пожимал Вуди руку и спрашивал, как дела в школе. Сегодня впервые Вуди должен был присутствовать на настоящем политическом собрании с президентом.

Они вошли через главный вход западного крыла, пересекли вестибюль и очутились в большой приемной. И увидели там ее.

Вуди смотрел на нее с восторгом. Она почти не изменилась. С узким горделивым лицом и орлиным профилем, она была похожа на верховную жрицу какой-то древней религии. Как всегда, одевалась она просто, но очень эффектно: сегодня она была в синем костюме из какой-то легкой ткани и соломенной шляпе такого же цвета с широкими полями. Вуди порадовался, что надел сегодня утром чистую белую сорочку и новый полосатый галстук.

Похоже, она была рада его видеть.

– Ты отлично выглядишь! – сказала она. – Ты теперь работаешь здесь?

– Просто приехал на лето поработать в офисе у отца, – ответил он. – я все еще учусь в Гарварде.

Она повернулась к его отцу и почтительно произнесла:

– Здравствуйте, сенатор.

– Здравствуй, Джоан.

Эта внезапная встреча очень взволновала Вуди. Джоан была так же восхитительна, как всегда. Ему хотелось продолжить разговор.

– А что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Я работаю в Госдепартаменте.

Вуди понимающе кивнул. Теперь было ясно, почему она обратилась к его отцу с такой почтительностью. Она вошла в мир, в котором люди заискивали перед сенатором Дьюаром.

– А что у тебя за работа? – спросил Вуди.

– Я помощник помощника. Мой босс сейчас у президента, но я особа слишком незначительная, чтобы его туда сопровождать.

– Тебя всегда интересовала политика. Я помню спор про суд Линча.

– Я скучаю по Буффало. Как там было здорово!

Вуди вспомнил поцелуй на балу в теннисном клубе и почувствовал, что краснеет.

– Передавай, пожалуйста, отцу привет от меня, – сказал его отец, давая понять, что им нужно идти. Вуди подумал, не попросить ли у нее телефон, но она его опередила.

– Вуди, может быть, мы еще как-нибудь увидимся? – сказала она.

– Конечно! – радостно сказал он.

– Ты сегодня вечером свободен? Ко мне зайдут несколько друзей на коктейли.

– Здорово!

Она дала ему адрес – она жила в многоквартирном доме недалеко отсюда, – а потом его поторопил отец, находившийся уже в другом конце комнаты.

Охранник кивнул Гасу, как старому знакомому, и они вошли в следующую приемную.

– Вуди, – сказал Гас, – не забудь: если президент не обратится непосредственно к тебе – ты говорить не должен.

Вуди попытался сосредоточиться на предстоящем собрании. В Европе политическая жизнь была дестабилизирована: Советский Союз, нарушив все расчеты, подписал мирный договор с нацистской Германией. Отец Вуди был ключевой фигурой в Комитете сената по иностранным отношениям, и Президент желал знать, что он об этом думает.

А у Гаса Дьюара была еще одна тема для обсуждения. Он хотел убедить Рузвельта вернуть к жизни Лигу наций.

Придется действовать напористо. США так и не присоединились к Лиге, и американцам это не очень-то нравилось. Провалилась попытка Лиги справиться с кризисами тридцатых годов двадцатого века – японской агрессией на Дальнем Востоке, итальянским империализмом в Африке, Европа оказывается во власти фашизма, от демократии остались одни руины. Но Гас был намерен попробовать. Вуди знал, что отец всегда об этом мечтал – о мировом совете, который будет разбирать конфликты и предотвращать войны.

Вуди был на сто процентов – за. Он произнес об этом речь на Гарвардских дебатах. Когда два государства ссорятся, то нет ничего хуже, чем одному народу убивать людей, находящихся на другой стороне. Ему это казалось совершенно очевидным.

«Я, конечно, понимаю, почему так происходит, – сказал он в процессе дебатов, – точно так же, как я понимаю, почему пьяницы начинают махать кулаками. Но от этого ситуация не становится менее бессмысленной».

Однако сейчас Вуди обнаружил, что ему трудно думать об угрозе войны в Европе. Его прежнее чувство к Джоан вернулось с новой силой. Он думал о том, поцелует ли она его снова – может быть, даже сегодня. Он ей всегда нравился, и, наверное, теперь тоже – иначе зачем бы ей было приглашать его на свою вечеринку? Она отказалась встречаться с ним – тогда, в тридцать пятом году, – потому что ему было пятнадцать, а ей – восемнадцать, и это можно было понять (хотя тогда он так не думал). Но теперь, когда они оба стали на четыре года старше, разница в возрасте не будет иметь такого решающего значения – или будет? Он надеялся, что нет. Он встречался с девушками в Буффало и Гарварде, но ни к кому больше у него не было такого всепоглощающего чувства, как к Джоан.

– Ты меня понял? – сказал отец.

Вуди почувствовал себя дураком. Отец собирался обратиться к президенту с предложением, которое могло принести мир всему миру, а Вуди может думать лишь о том, поцелует ли его Джоан.

– Конечно, – сказал он. – Если президент сам ко мне не обратится, я буду молчать.

В комнату вошла высокая худощавая женщина. У нее был спокойный и уверенный вид, словно все здесь принадлежало ей, и Вуди узнал Маргарет Лехэнд по прозвищу Мисси, секретаршу Рузвельта. У нее было вытянутое, похожее на мужское лицо с большим носом, в темных волосах поблескивала седина. Она тепло улыбнулась Гасу.

– Как я рада снова вас видеть, сенатор.

– Как поживаете, Мисси? Вы помните моего сына Вудро?

– Помню. Президент ждет вас обоих.

О преданности Мисси Рузвельту было всем известно. И по Вашингтону ходили слухи, что президент относился к ней с большей симпатией, чем положено женатому человеку. Из осторожных, но содержательных реплик родителей Вуди понял, что паралич Рузвельта не коснулся сексуальной сферы. Однако его жена Элеонора после рождения шестого ребенка отказалась с ним спать, а было это более двадцати лет назад. Может быть, он получил право на любящую секретаршу.

Она провела их в еще одну дверь, потом через узкий коридор – и они оказались в Овальном кабинете.

Президент сидел за столом в полукруглой нише, спиной к трем высоким окнам. Шторы были задернуты, чтобы преградить путь августовскому солнцу, бьющему в обращенные на юг окна. Вуди увидел, что Рузвельт сидит не в коляске, а на обычном стуле. Он был в белом костюме и курил сигарету через мундштук.

Он был не особенно красив. У него были редеющие волосы и выступающий подбородок, и он носил пенсне, отчего казалось, что у него слишком близко расположенные глаза. Но все равно было что-то мгновенно располагающее в его обаятельной улыбке, в его руке, протянутой для рукопожатия, и дружелюбном голосе, когда он произнес:

– Рад вас видеть, Гас, входите же!

– Господин президент, вы, наверное, помните моего старшего сына Вудро.

– Разумеется! Как дела в Гарварде, Вуди?

– Прекрасно, сэр, благодарю вас. Я вхожу в команду дискуссионного клуба. – Он знал, что политики часто умеют создавать впечатление, словно близко знакомы с каждым. Либо у них замечательная память – либо им вовремя напоминают нужные вещи секретарши.

– Я и сам учился в Гарварде. Садитесь, садитесь. – Рузвельт вынул из мундштука окурок и загасил в уже полной пепельнице. – Гас, что там за ерунда творится в Европе?

Конечно же, президент знал, что творится в Европе, подумал Вуди. Чтобы узнать об этом, к его услугам был весь Госдепартамент. Но ему нужно было, чтобы положение проанализировал Гас Дьюар.

– По моему мнению, Германия и Россия продолжают оставаться смертельными врагами.

– Мы все тоже так думаем. Но тогда зачем же они подписали этот пакт?

– Для сиюминутной выгоды для обеих сторон. Сталину нужно время. Он хочет усилить Красную Армию, чтобы она могла одержать победу над Германией, если до того дойдет.

– А второй молодчик?

– Гитлер, несомненно, собирается что-то предпринять в отношении Польши. Немецкие газеты полны нелепых историй о том, как плохо поляки обращаются со своим германоговорящим населением. Гитлер не станет разжигать ненависть без определенной цели. И что бы он ни планировал, он не хочет, чтобы на пути у него встали Советы. Для того и пакт.

– Очень похоже считает и Халл. – Корделл Халл был государственным секретарем. – Но что будет дальше – он не знает. Позволит ли Сталин Гитлеру делать все, что он захочет?

– По моим предположениям, не пройдет и двух недель, как они поделят между собой Польшу.

– И что потом?

– Несколько часов назад англичане подписали с поляками новый договор, в котором обещают при нападении прийти им на помощь.

– Но что они могут сделать?

– Ничего, сэр. Британская армия, флот и военно-воздушные силы не обладают достаточной мощью, чтобы помешать Германии оккупировать Польшу.

– Гас, и что же, на ваш взгляд, делать нам?

Вуди понял, что сейчас отец получил шанс, которого ждал. На несколько минут он завладел вниманием президента. У него была редкая возможность сделать так, чтобы что-то произошло. Вуди незаметно скрестил пальцы на удачу.

Гас подался вперед.

– Мы же не хотим, чтобы нашим детям пришлось отправиться на войну, как нам. – У Рузвельта было четверо сыновей, лет двадцати – тридцати. До Вуди вдруг дошло, почему он оказался здесь: отец привел его на встречу, чтобы напомнить президенту о его собственных сыновьях. Гас тихо сказал: – Мы не можем снова посылать американских мальчиков на бойню в Европу. Миру нужны войска по поддержанию мира.

– Что вы имеете в виду? – не выражая своего отношения, спросил президент.

– Деятельность Лиги Наций была не столь неудачной, как многие думают. В двадцатые годы она решила пограничный конфликт между Финляндией и Швецией и еще один – между Турцией и Ираном, – Гас стал загибать пальцы. – Она помешала вторжению Греции и Югославии в Албанию и заставила Грецию вывести войска из Болгарии. А потом послала войска миротворцев, чтобы удержать Колумбию и Перу от кровопролития.

– Все это правда. Но в тридцатые…

– Лига оказалась недостаточно сильной, чтобы справиться с фашистской агрессией. Это неудивительно. Лига с самого начала была ослаблена, так как Конгресс отказался ратифицировать договор и США так в нее и не вошли. Нам нужен новый ее вариант, жизнеспособный, возглавляемый Америкой… – Гас помолчал. – Господин президент, еще рано отказываться от надежды на мир без войны.

Вуди боялся дышать. Рузвельт кивнул – но он всегда кивал, это Вуди знал. Редко случалось, чтобы он не соглашался открыто. Он ненавидел конфронтацию. Вуди слышал, как отец говорил, что с ним следовало быть начеку и не принимать его молчание за согласие. Вуди не смел взглянуть на отца, сидящего рядом, но ощущал напряжение.

Наконец президент сказал:

– Я думаю, вы правы.

Вуди пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержаться от радостного вопля. Президент согласился! Он посмотрел на отца. Обычно невозмутимый, Гас с трудом скрывал удивление. Какая быстрая победа.

Гас немедленно сделал следующий шаг, чтобы закрепить ее:

– В таком случае, может быть, мы с Корделлом Халлом составим черновой вариант проекта и вы его рассмотрите?

– Халл и так тянет большой воз. Поговорите с Уэллесом.

Самнер Уэллес был заместителем государственного секретаря. Он был честолюбив и заносчив, и Вуди понимал, что в первую очередь отец обратился бы не к нему. Но он давно дружил с семейством Рузвельтов, на венчании Рузвельта он был другом жениха.

Как бы там ни было, Гас не собирался устраивать спор на эту тему.

– Обязательно, – сказал он.

– Что-нибудь еще?

Это было недвусмысленное прощание. Гас встал, Вуди последовал его примеру.

– А как поживает миссис Рузвельт, ваша матушка, сэр? – спросил Гас. – Последнее, что я о ней слышал, – что она была во Франции.

– Слава богу, вчера ее корабль вышел в море.

– Я рад это слышать.

– Спасибо, что зашли, – сказал Рузвельт. – Я очень ценю вашу дружбу, Гас.

– Ничто не могло бы доставить мне большей радости, сэр, – сказал Гас. Он подошел к президенту пожать ему руку, и Вуди тоже.

Потом они вышли.

У Вуди была некоторая надежда, что Джоан окажется где-нибудь рядом, но ее не было.

Когда они выходили из здания, Гас сказал:

– Давай зайдем куда-нибудь отпраздновать это?

Вуди взглянул на часы. Было всего пять.

– Конечно, – сказал он.

Они пошли в «Олд Эббитс» на Ф-стрит возле пересечения с 15-й: витражи, зеленый бархат, медные лампы и охотничьи трофеи. Здесь было много конгрессменов, сенаторов и тех, кто составлял их окружение: помощников конгрессменов, парламентских корреспондентов и журналистов. Гас заказал для себя сухой мартини без льда с лимонной цедрой, а для Вуди – пиво. Вуди улыбнулся: может быть, он тоже выпил бы мартини. Хотя на самом деле – нет, для него по вкусу это было все равно что холодный джин, но ему было бы приятно, если бы его спросили. Однако он поднял свой бокал и сказал:

– Поздравляю! Ты добился, чего хотел!

– Того, что необходимо миру!

– Твои доводы были великолепны.

– Рузвельта вряд ли требовалось убеждать. Он либерал, но прагматик. Он знает, что добиться всего – невозможно, нужно вступать в те сражения, в которых можно победить. Для него приоритетным сейчас является его «Новый курс» – вернуть работу безработным. И он не будет делать ничего, что может помешать этой главной задаче. Если мой план пойдет вразрез с интересами его сторонников – Рузвельт откажется от него.

– Так значит, мы ничего еще не достигли…

Гас улыбнулся.

– Мы сделали важный первый шаг. Но действительно, мы ничего еще не достигли.

– Плохо, что он навязал тебе Уэллеса.

– Не так уж это плохо. С Самнером положение проекта будет надежнее. Он ближе к президенту, чем я. Но он непредсказуем. Он может взять дело в свои руки и направить совсем в другую сторону.

Вуди глянул в зал и увидел знакомое лицо.

– Знаешь, кто здесь? Я мог бы и догадаться…

Отец посмотрел в том же направлении, что и он.

– Вон, стоит возле бара, – сказал Вуди. – С ним рядом парочка ребят постарше и блондинка. Это Грег Пешков.

Как всегда, несмотря на свою дорогую одежду, Грег выглядел как кусок грязи: шелковый галстук съехал набок, рубашка вылезла из-под пояса, на кремовых брюках – пятно сигаретного пепла. И все равно блондинка глядела на него с обожанием.

– Действительно, – сказал Гас. – Ты часто видишь его в Гарварде?

– У него главный предмет – физика, но он сторонится ученых – наверное, ему с ними слишком скучно. Я на него натыкаюсь в «Кримсоне». – «Гарвард Кримсон» была студенческая газета. Вуди снабжал газету фотографиями а Грег писал статьи. Этим летом он на стажировке в Госдепартаменте, потому-то он и оказался здесь.

– В отделе пресс-службы, полагаю, – сказал Гас. – Те двое с ним – репортеры, тот в коричневом костюме – из чикагской «Трибьюн», а тот, что курит трубку, – из кливлендской «Плейн Дилер».

Вуди увидел, что Грег разговаривает с журналистами как со старыми друзьями: он взял одного за руку и, наклонившись, шепнул что-то, потом шутливо похлопал второго по спине, словно поздравляя. Казалось, он им нравится, подумал Вуди, вот они громко рассмеялись в ответ на какие-то его слова. Вуди завидовал людям, обладающим таким даром. Политикам он был нужен – хотя, может быть, не то чтобы необходим: вот его отец не умел вести себя так панибратски, а он один из высших государственных деятелей Америки.

Вуди сказал:

– Интересно, как относится к угрозе войны его сводная сестра Дейзи. Она же там, в Лондоне. Вышла замуж за какого-то английского лорда.

– Точнее, она стала женой старшего сына графа Фицгерберта, которого я довольно хорошо знал.

– Ей завидуют все девчонки в Буффало. На ее свадьбу приезжал король.

– Еще я был знаком с сестрой Фицгерберта, Мод. Изумительная женщина. Она вышла замуж за Вальтера фон Ульриха, немца. Я бы и сам женился на ней, если бы Вальтер не успел раньше.

Вуди приподнял брови. Странно было слышать от папы такие вещи.

– Конечно, это было до того, как я влюбился в твою маму.

– Понятно, – Вуди сдержал усмешку.

– После того как Гитлер запретил Социал-демократическую партию, Вальтер и Мод исчезли из моего поля зрения. Надеюсь, у них все в порядке. Если начнется война…

Вуди увидел, что разговор о войне настроил отца на размышления о прошлом.

– По крайней мере, Америку это не коснется.

– Так мы думали и в прошлый раз… А что слышно о твоем младшем брате? – спросил Гас, меняя тему.

Вуди вздохнул.

– Он не собирается менять решение, пап. Он не поедет ни в Гарвард ни в какой другой университет.

Семья переживала тяжелый момент. Чак заявил, что, как только ему исполнится восемнадцать, он уйдет во флот. Без степени колледжа он будет рядовым, без возможности стать когда-нибудь офицером. Его высокопоставленные родители были в ужасе.

– Черт, он же достаточно способный для колледжа… – сказал Гас.

– Он обыгрывает меня в шахматы.

– Меня тоже обыгрывает. Так в чем же дело?

– Он терпеть не может учиться. И любит корабли. Ему интересно только ходить под парусом. – Вуди взглянул на наручные часы.

– Тебе пора на вечеринку, – сказал отец.

– Можно не торопиться…

– Нельзя, нельзя. Очень красивая девочка. Выметайся немедленно!

Вуди расплылся в улыбке. Порой отец оказывался на удивление сообразительным.

– Спасибо, папа, – сказал он, вставая.

Грег Пешков тоже уходил, и к дверям они подошли вместе.

– Привет, Вуди, как дела? – сказал дружелюбно Грег, поворачивая в ту же сторону.

Было время, когда Вуди хотелось набить ему морду за то, что они сделали с Дейвом Рузроком. Но за эти годы злость притупилась, и, по правде говоря, виноват был Лев Пешков, а не его сын, которому тогда было всего пятнадцать. Но все равно Вуди ответил вежливо, только и всего.

– В Вашингтоне мне очень нравится, – сказал он. Они шли по широкому бульвару. – А тебе?

– Ничего. На работе уже почти привыкли к моему имени… – Заметив вопросительный взгляд Вуди, Грег пояснил: – В Госдепартаменте сплошь одни Смиты, Фаберы, Дженсены и Макалистеры. Ни одного Козинского, или там Коэна, или Пападопулоса.

А ведь действительно, сообразил Вуди. Управление осуществлялось довольно элитарной группой. Почему он этого раньше не замечал? Может быть, потому, что то же самое было и в школе, и в церкви, и в Гарварде.

– Но они люди без предубеждений. Они готовы сделать исключение, если человек бегло говорит по-русски и происходит из богатой семьи.

Грег говорил полушутя, но в его тоне слышалось раздражение, и Вуди понял, что этот парень – человек конфликтный.

– Они считают моего отца гангстером, – сказал Грег. – Но на самом деле никого это не волнует. У большинства богатых людей где-нибудь в роду были гангстеры.

– Ты говоришь так, будто ненавидишь Вашингтон.

– Наоборот! Я бы никуда больше не хотел. Здесь – власть.

Вуди подумал, что у него более высокие устремления.

– Я здесь – потому что здесь возможно сделать то, что я хочу, совершить перемены, к которым я стремлюсь.

Грег усмехнулся.

– Я о том и говорю, разве нет? Власть.

– Ну… – С такой точки зрения Вуди на это не смотрел.

– Как ты думаешь, – спросил Грег, – будет война в Европе?

– Тебе лучше знать, ты же в Госдепартаменте!

– Да, но я в отделе пресс-службы… Я знаю лишь сказки, которыми мы пичкаем репортеров. А о том, как там на самом деле, у меня нет никакого представления.

– Черт, у меня тоже. Я только что был на встрече с президентом – и мне кажется, даже он не знает.

– Моя сестра Дейзи – там.

Это Грег сказал совсем другим тоном. Было очевидно, что его беспокойство искренне, и Вуди почувствовал к нему большее расположение.

– Я знаю, – сказал он.

– Если начнут бомбить, даже женщины и дети будут в опасности. Как ты думаешь, будут немцы бомбить Лондон?

Честный ответ был только один.

– Я думаю, да.

– Как бы я хотел, чтобы она вернулась…

– Может, войны и не будет. Чемберлен – английский премьер-министр – в прошлом году подписал в последнюю минуту с Гитлером соглашение о Чехословакии…

– Продажу Чехословакии.

– Вот именно. И, может быть, так же поступят и с Польшей – хотя время уже истекает.

Грег мрачно кивнул и сменил тему:

– Куда направляешься?

– К Джоан Рузрок. У нее вечеринка.

– Я слышал об этом. Я знаю одну из ее соседок по комнате. Но меня не пригласили, как ты мог догадаться. Дом, где она… О боже! – Грег замер на полуслове.

Вуди тоже остановился. Грег неотрывно смотрел вперед. Проследив за его взглядом, Вуди увидел, что он смотрит на красивую темнокожую женщину, идущую им навстречу по И-стрит. Она была примерно одного с ними возраста, хорошенькая, с большим коричнево-розовым ртом, взгляд на который навел Вуди на мысли о поцелуях. На ней было простое черное платье – возможно, деталь костюма официантки, но она надела к нему маленькую шляпку и модные туфли и выглядела очень стильно.

Она увидела их, встретилась глазами с Грегом – и отвернулась.

– Джеки? – сказал Грег. – Джеки Джейкс?

Девушка, не обращая внимания, продолжала свой путь, но Вуди показалось, что она взволнована.

Грег снова окликнул:

– Джеки, это же я, Грег Пешков!

Джеки – если это была она – не ответила, но вид у нее был такой, словно она сейчас заплачет.

– Джеки – а на самом деле Мейбел, ты же меня знаешь! – Грег стоял на середине улицы, умоляюще протянув к ней руки.

Она намеренно обошла его, не ответив и не взглянув, и пошла дальше.

– Подожди минутку! – оборачиваясь, крикнул Грег ей вслед. – Ты бросила меня четыре года назад, ты должна объясниться!

Как это было непохоже на Грега, подумал Вуди. Он всегда отлично умел обращаться с девчонками – и в школе, и в Гарварде. А сейчас, похоже, он был искренне огорчен – обижен, в смятении, чуть ли не в отчаянии.

Четыре года назад, думал Вуди. Не может ли это быть та самая девчонка, из-за которой разгорелся скандал? Это произошло здесь, в Вашингтоне. А она, несомненно, жила здесь.

Грег бросился ее догонять. На углу остановилось такси. Из него вышел человек в смокинге и остановился на краю тротуара, расплачиваясь. Джеки впрыгнула внутрь и захлопнула дверцу. Грег подбежал и крикнул в окошко:

– Поговори со мной, ну пожалуйста!

– Сдачи не надо, – сказал человек в смокинге и пошел по своим делам.

Такси уехало, а Грег остался, глядя ему вслед.

Он медленно вернулся туда, где стоял заинтригованный Вуди.

– Не понимаю я этого, – сказал Грег.

– Кажется, она испугалась, – сказал Вуди.

– Чего? Я никогда в жизни не сделал ей ничего плохого. Я был от нее без ума.

– Значит, она испугалась чего-то еще.

Грег сделал над собой усилие.

– Извини, – сказал он. – Тебе-то это ни к чему. Прими мои извинения.

– Не за что.

Грег указал на жилой дом, находившийся буквально в нескольких шагах:

– Вот в этом доме живет Джоан, – сказал он. – Хорошего вечера. – И он пошел прочь.

Несколько озадаченный, Вуди подошел к подъезду. Но скоро он забыл о личной жизни Грега и стал думать о собственной. Правда ли он нравится Джоан? Может, она и не поцелует его сегодня, но у него хотя бы будет возможность пригласить ее на свидание.

Это был простой жилой дом, без портье или швейцара у дверей. Список в подъезде сообщал, вместе с ней жили еще Стюарт и Фишер – видимо, это были фамилии ее соседок по квартире. Вуди поднялся в лифте на ее этаж. Он сообразил, что пришел с пустыми руками: надо было принести конфеты или цветы. Он даже задумался, не вернуться ли купить что-нибудь, но его хорошее воспитание так далеко не распространялось. И позвонил в звонок.

Ему открыла девушка, которой было едва за двадцать.

– Здравствуйте, я…

– Входи же, – сказала она, не дожидаясь, пока он представится. – Напитки в кухне, еда – на столе в гостиной, если что-нибудь еще осталось, – и она ушла, очевидно считая, что встретила гостя как положено.

В маленькой квартирке яблоку было негде упасть: люди пили, курили, перекрикивали шум фонографа. Джоан говорила «несколько друзей», и Вуди представлялось, что восемь – десять человек будут сидеть за журнальным столиком за кофе и обсуждать кризис в Европе. Он был разочарован: на этой гулянке, в такой толпе, у него вряд ли будет возможность продемонстрировать Джоан, как он повзрослел.

Он огляделся в поисках Джоан. Он был выше большинства присутствующих, и ему было видно поверх голов. Нигде в его поле зрения ее не было. Он стал проталкиваться через толпу, пытаясь ее найти. Девушка с пышной грудью и красивыми карими глазами подняла на него взгляд, когда он протискивался мимо нее, и сказала:

– Привет! Какой высокий. Я Диана Тавернер. А тебя как зовут?

– Я ищу Джоан, – ответил он. Она пожала плечами.

– Ну, удачи, – сказала она и отвернулась.

Он добрался до кухни. Здесь уровень шума был пониже. Джоан нигде видно не было, он решил чего-нибудь выпить, раз уж он здесь. Широкоплечий парень лет тридцати стучал коктейльным шейкером. Хорошо одетый – в костюме цвета загара, голубой рубашке и синем галстуке, – было ясно, что это не бармен, он скорее выступал в роли хозяина.

– Виски вон там, – сказал он другому гостю, – наливай сам. Я делаю мартини, если есть желающие.

– А бурбон у вас есть? – спросил Вуди.

– Вот, – парень передал ему бутылку. – Я Бексфорт Росс.

– Вуди Дьюар.

Вуди нашел стакан и налил себе бурбон.

– Лед в том ведерке, – сказал Бексфорт. – А ты, Вуди, откуда?

– У меня стажировка в сенате. А ты?

– Я работаю в Госдепартаменте, начальник итальянского отдела.

Он начал наливать в бокалы мартини и раздавать.

Явно восходящая звезда, подумал Вуди. Парень говорил так самоуверенно, что это раздражало.

– Я искал Джоан, – сказал он.

– Она где-то здесь. А ты ее откуда знаешь?

Вуди подумал, что здесь у него явное превосходство.

– О, мы с ней старые друзья, – сказал он небрежно. – На самом деле мы с ней всю жизнь знакомы. В детстве мы оба жили в Буффало. А ты с ней давно знаком?

Бексфорт сделал большой глоток мартини и довольно хмыкнул. Потом он пытливо взглянул на Вуди.

– Я знаю ее не так давно, как ты, – сказал он, – но, думаю, я знаю ее лучше.

– То есть?

– Я собираюсь на ней жениться.

Вуди словно получил пощечину.

– Жениться?

– Ну да. Правда, здорово?

Вуди не смог скрыть смятения.

– А она об этом знает?

Бексфорт рассмеялся и снисходительно похлопал Вуди по плечу.

– Конечно, знает и готова хоть сейчас. Так что я самый счастливый человек на свете.

Видимо, Бексфорт догадался, что Вуди был увлечен Джоан. Вуди почувствовал себя дураком.

– Поздравляю, – сказал он упавшим голосом.

– Спасибо. А сейчас мне надо обойти гостей. Приятно было с тобой поговорить, Вуди.

– Взаимно.

Бексфорт пошел в комнату.

Вуди поставил бокал, не попробовав.

– Черт… – тихо сказал он. И ушел.

IV

Первого сентября в Берлине было жарко. Карла фон Ульрих проснулась в поту, ей было неудобно, простыни после душной ночи все сбились. Она выглянула из окна спальни и увидела над городом серую завесу облаков, удерживающих жару, как крышка на кастрюле.