Текст книги "Столпы Земли"

Дверь у Филипа всегда оставалась открытой. Джек постучал и вошел. Приор стоял на коленях перед крошечным алтарем в углу комнаты. Можно подумать, проводить в молитвах целый день и полночи в церкви тебе мало, ворчал про себя Джек, так надо этим еще и дома заниматься. Огонь в очаге не горел. Филип берег дрова. Джек молча подождал, пока тот поднимется и повернется к нему, и решительным тоном объявил:

– Пора с этим кончать.

На обычно дружелюбном лице приора появились суровые морщины.

– Не вижу никаких препятствий, – холодно сказал он. – Они могут приступить к работе, как только захотят.

– На твоих условиях?

Вместо ответа Филип просто посмотрел на Джека.

– В таком случае они не вернутся. И ждать вечность, пока ты примешь разумное решение, тоже не станут, – сказал тот. И поспешил добавить: – Разумное – по их понятиям.

– Говоришь, не станут ждать вечно? – сказал Филип. – И куда же они пойдут, когда надоест ждать? Больше им работы нигде не найти. Или они считают, что от голода страдают только у нас? Голодают по всей Англии. На всех стройках сейчас сворачивают работу.

– Так ты собираешься ждать до тех пор, пока они приползут к тебе и будут умолять о прощении?

Приор отвел взгляд.

– Я не хочу никого унижать. Мне кажется, я ни разу не дал тебе повода так обо мне думать.

– Ты прав. Поэтому я и пришел к тебе. Знаю, ты никогда бы не унизил человека, ты не такой. Но если бы они вернулись на стройку с обидой в сердце, то еще долго не смогли бы работать в полную силу. Так вот, я считаю, да и ты наверняка думаешь так же, надо дать им возможность достойно выйти из положения, в котором они оказались. А значит, надо уступить.

Джек затаил дыхание. Он сказал все, что хотел. Наступил решающий момент. Если и сейчас приор останется равнодушным к его словам, будущее окажется под угрозой.

Филип тяжелым пристальным взглядом смотрел на Джека. Видно было, как разум его борется с чувствами. Наконец выражение лица приора смягчилось, и он сказал:

– Давай-ка присядем.

Джек с трудом подавил вздох облегчения. Он уже знал, что скажет в следующую минуту, не повторяя прежних ошибок: ему вдруг стало неловко за свою вспыльчивость в разговоре со строителями.

– Отменять твое решение прекратить завоз новых материалов нет нужды, – начал он. – Новых работников нанимать тоже не будем – с этим никто не спорит. Думаю, все согласятся с твоим предложением не работать в дни престольных праздников, но при условии, что ты уступишь в другом. – Джек выдержал паузу, чтобы дать Филипу время осмыслить сказанное. Получалось, что вроде он согласен со всем и ничего не просит.

Приор кивнул:

– Хорошо. О каких уступках идет речь?

Джек набрал в грудь побольше воздуха и решился:

– Их очень обидело твое предложение запретить перевод работников на более оплачиваемые места. Всем показалось, что ты хочешь присвоить себе права, издавна принадлежащие ложе.

– Я уже говорил тебе, что это не моя прихоть, – раздраженно ответил Филип.

– Знаю, знаю, – торопливо согласился Джек. – Конечно, тебя не в чем винить. Я верю тебе. Но вот поверят ли они? – На лице приора появилась обида. Разве можно было не верить ему? – Поэтому я предлагаю полюбовно договориться с каменщиками. Тебе это ничего не будет стоить.

Филип, похоже, заинтересовался.

А Джек тем временем продолжал:

– Позволь им назначать работников на новые места, но с условием, что прибавка к жалованью последует не раньше чем через год. – А про себя подумал: попробуй, возрази что-нибудь на это.

– А они согласятся? – недоверчиво спросил Филип.

– Во всяком случае, попробовать стоит.

– А если я не смогу поднять им оплату через год?

– Поживем – увидим.

– То есть ты хочешь сказать, что можно будет вернуться к этому разговору через год?

Джек пожал плечами:

– Ну, если потребуется, конечно.

– Понимаю, – уклончиво сказал Филип. – Что-нибудь еще?

– Главная заминка сейчас – с увольнением летних рабочих. – Джек решил говорить начистоту. В этом деле надо быть твердым до конца. – Немедленно, с сегодняшнего дня распустить их – такого никогда еще не бывало. Самый ранний срок – конец недели. – И чтобы Филип не обиделся, добавил: – Мне следовало раньше тебе сказать об этом.

– Значит, все, что от меня требуется, – это продлить им работу еще на два дня?

– Теперь, думаю, этого будет маловато, – сказал Джек. – Если бы мы сразу подумали о том, как выкрутиться, сейчас было бы легче. Боюсь, они потребуют больших уступок.

– Не сомневаюсь, ты уже знаешь, о чем может идти речь.

У Джека была одна мысль – единственное, что он хотел просить у Филипа.

– Сейчас уже начало октября. Обычно мы отказывались от летних рабочих в начале декабря. Давай уважим людей и распустим их на этот раз хотя бы в начале ноября.

– То есть я получаю только половину того, что требовал вначале.

– Гораздо больше половины. Ты сбережешь деньги, не закупая новых запасов камня и леса, не повышая оплату тем, кого будут переводить на новые места, и не платя за выходные в дни престольных праздников.

– Этого мне недостаточно.

Джек снова сел. Настроение испортилось. Он сделал все, что мог. Больше убеждать Филипа было нечем, он использовал свои доводы, выпустив последнюю стрелу. А приор все упорствовал. Джек уже готов был признать свое поражение. Он выжидающе следил за каменным лицом Филипа.

Тот долго смотрел на алтарь в углу комнаты, не произнося ни слова. Наконец он взглянул на Джека и сказал:

– Мне надо посоветоваться с капитулом.

Джек облегченно вздохнул. Это была еще не победа, но уже шаг к ней. Филип, конечно же, не стал бы обсуждать с монахами то, чего сам никогда не одобрил бы, и они чаще всего принимали предложения приора.

– Надеюсь, они согласятся, – сказал Джек, и в голосе его звучала слабая надежда.

Филип встал и положил руку Джеку на плечо. Впервые он улыбнулся.

– Если я буду так же настойчив, как ты, думаю, согласятся.

Джек очень удивился такой резкой перемене настроения.

– Чем быстрее все уладится, тем легче будут последствия, – сказал он.

– Знаю, – ответил Филип. – По правде сказать, твое предложение очень разозлило меня, но я не хочу с тобой ссориться. – И он неожиданно протянул Джеку руку.

Джек с удовольствием пожал ее.

– Я могу передать строителям, чтобы они собрали ложу к утру? Капитул уже вынесет свой вердикт к этому времени?

– Да, пожалуйста.

– Я сейчас же сообщу им. – И он повернулся к двери.

– Джек, – окликнул его Филип.

– Да?

– Спасибо тебе.

Джек кивнул в знак благодарности и вышел. Он шел под дождем, не поднимая капюшона. В эту минуту он был счастлив.

Днем он обошел всех строителей и попросил их утром собраться. Тех, кого не застал дома – в основном холостых и сезонных рабочих, – нашел позже в трактире. Все они были почти трезвыми: пиво стало так дорого, как, впрочем, и все остальное, что не каждый мог позволить себе напиваться. И только одного человека ему так и не удалось найти – Альфреда. Его уже несколько дней никто не видел. Появился он только когда начало смеркаться: вошел в трактир с улыбкой победителя на пышущем здоровьем лице, не проронив ни слова о том, где пропадал все это время. А Джек не стал его расспрашивать. Он оставил его с другими, а сам пошел поужинать с Алиной и детьми.

Наутро Джек собрал людей задолго до прихода приора. Ему хотелось немного подготовить строителей. Он не один раз повторил мысленно все те слова, которые решил сказать, чтобы, не дай Бог, снова не сорваться и не наговорить лишнего. Его речь должна была прозвучать так, как если бы ее произнес Филип.

Все строители собрались. В эти минуты решалась судьба многих из них. Несколько молодых работников сидели с красными глазами: Джек догадался, что они провели в трактире всю ночь, забыв, что денег у каждого осталось совсем ничего. С молодыми и с сезонными, подумал Джек, придется тяжелее всего. Старые, умудренные опытом смотрели глубже и в корень. Небольшая группа женщин-работниц тоже могла помешать согласию: они, как всегда, осторожничали и боялись любых перемен.

– Приор Филип будет просить нас вернуться к работе, – начал Джек. – Он согласен уступить. Но пока он не пришел, давайте обмозгуем, с чем мы могли бы согласиться, что без разговоров отвергнем, а где будем вместе искать выход. Филип должен увидеть, что мы все заодно. С этим, надеюсь, все согласны.

Несколько человек вяло кивнули.

– Я скажу так: мы должны потребовать немедленно отменить решение приора об увольнениях. – Джек добавил строгости в голосе и со всего размаху стукнул кулаком по лавке, чтобы показать всем: он сдаваться не намерен. Послышались громкие возгласы одобрения. Джек знал наверняка, что Филип не будет настаивать на том своем требовании, поэтому сейчас надо было дать возможность горячим головам выговориться в защиту исконных традиций и неписаных законов масонского братства, чтобы когда приор вынужден будет принять условие ложи, воинственный настрой мастеров немного поутих.

– Мы также должны твердо стоять за священное право ложи выдвигать работников на более важные и высокооплачиваемые места, ибо только опытные каменщики могут знать, владеет человек своим ремеслом или нет. – И снова Джек немного хитрил. Он старался увести внимание людей от обсуждения прибавок к жалованью, которые следовали за повышением работника, надеясь, что когда права ложи будут подтверждены, каменщики тоже пойдут на некоторые уступки.

– Что касается работы в дни церковных праздников, то тут у меня сомнения. Это ведь – как договориться: никаких строгих правил, как мне известно, нет. – Он повернулся к Эдварду Двойному Носу: – Ты что скажешь, Эдвард?

– Везде по-разному, – сказал тот, испытывая явное удовольствие оттого, что с ним советовались. Джек закивал головой, давая понять, что внимательно слушает. И Эдвард, вдохновленный, принялся вспоминать, где и как поступали в таких случаях. Все пока шло, как и задумал Джек: чем дольше они будут говорить о пустяках, тем меньше сил и желания останется у них на споры по важным делам.

Но тут воспоминания Эдварда были прерваны.

– Не о том говорим, – раздался чей-то голос из задних рядов.

Джек посмотрел поверх голов: недовольным оказался летний работник Дэн Бристол.

– Не все сразу, – попытался успокоить его Джек. – Дайте сказать Эдварду.

Но Дэн был не из тех, кого можно запросто остановить.

– Какое нам дело до его россказней. Пусть лучше жалованья прибавят.

– Прибавят? – Джек вспыхнул от возмущения. Требование показалось ему наглым и неуместным.

К его удивлению Дэна поддержали:

– Вот именно, пусть добавят. За четырехфунтовую буханку – целый пенни! Курица раньше стоила восемь пенсов, теперь – двадцать четыре! Голову даю на отсечение, все здесь уже забыли, что такое настоящее крепкое пиво. Жизнь дорожает, а нам как платили двенадцать пенсов в неделю, так и платят. Как на них семью прокормишь?

Джек почувствовал, что это конец. Все шло как по маслу – и на тебе, влез этот Дэн и все испортил. Он сдержался и не стал с ним спорить, решив: лучше будет, если он покажет, что прислушивается к чужому мнению.

– Я согласен, – сказал он, явно удивив Дэна. – Подавайте подумаем, сможем ли мы убедить Филипа увеличить жалованье, когда у монастыря нет денег.

Воцарилось молчание. Первым его нарушил Дэн:

– Чтобы свести концы с концами, нам нужно двадцать четыре пенса в неделю. И даже тогда мы будем жить хуже, чем прежде.

Смятение и растерянность охватили Джека: где я допустил ошибку, думал он, почему все пошло наперекосяк?

– Двадцать четыре пенса в неделю – и точка, – отрезал Пьер. И многие закивали в знак согласия.

Джек вдруг сообразил, что не только он тщательно готовился к этому разговору. Он бросил тяжелый взгляд на Дэна и сказал:

– Я вижу, вы обо всем уже договорились?

– Да, ночью в трактире, – с вызовом ответил тот. – А что, нельзя было?

– Ну что ты! Бога ради. Но, может быть, для тех из нас, кто не имел чести участвовать в вашем разговоре, ты расскажешь, что вы решили?

– Хорошо. – Те, кто не был этой ночью в трактире, почувствовали себя обиженными, но Дэн не испытывал угрызений совести. Только он собрался открыть рот, чтобы продолжить, как вошел приор Филип. Джек внимательно посмотрел на него: лицо приора светилось счастьем. Филип перехватил его взгляд и едва заметно кивнул ему. У Джека внутри все задрожало от радости: значит, монахи пошли на уступки. Он уже хотел было перебить Дэна, но на какое-то мгновение опоздал. – Мы требуем двадцать четыре пенса в неделю для ремесленников, – громко произнес тот. – Двенадцать пенсов – простым рабочим и сорок восемь – мастерам.

Джек снова взглянул на Филипа. Выражение довольства с лица приора исчезло, и оно стало непримиримым и воинственным.

– Подождите, подождите, – сказал Джек. – Это ведь еще не мнение всей ложи, а только дурацкое требование подвыпившей компании.

– Да нет, – послышался чей-то новый голос. Альфред! – Думаю, большинство проголосует за увеличение жалованья вдвое.

Джек молча уставился на него, кипя от злости.

– Несколько месяцев назад ты умолял меня дать тебе работу, – сказал он. – А теперь требуешь двойной оплаты. Мне следовало оставить тебя без куска хлеба!

– И это случится с каждым из вас, если вы не внемлете разуму, – заключил Филип.

Джек, как мог, старался избегать таких резких слов, но другого выхода он уже не видел: его план с треском провалился.

– Мы не выйдем на работу до тех пор, пока не получим свои двадцать четыре пенса. Это наше последнее слово.

– Об этом не может быть и речи. – Филип был взбешен. – Что за дурацкие фантазии? Я даже обсуждать ничего больше не хочу.

– А мы и не собираемся попусту чесать языки, – ответил Дэн. – За меньшее мы работать не станем. Ни за что!

– Но это же глупо! – не выдержал Джек. – Как вы можете отказываться?! Ты же, дурак, первый останешься без работы. Куда ты пойдешь?

– Найду куда, – ответил Дэн.

Люди приутихли.

О Боже, мелькнула у Джека отчаянная мысль, все ясно: они нашли другую работу.

– Мы знаем одно место, – сказал Дэн и встал. – Что до меня, я сейчас же отправляюсь туда.

– Ты о чем? – попытался остановить его Джек.

Дэн выглядел победителем.

– Мне предложили работу в Ширинге. Там строят новый собор. И ремесленникам положили двадцать четыре пенса в неделю.

Джек оглядел собравшихся:

– Кому еще предложили перебраться в Ширинг?

По лицам людей было видно, что им стыдно.

– Всем, – ответил Дэн.

Джек понял, что это конец. Это был заговор, его просто-напросто предали. А он ничего не знал. Обида перешла в слепую ярость, и он бросил:

– Кто?! Кто из вас оказался предателем?! – и обвел взглядом комнату. Мало кто отваживался смотреть ему в глаза. Но оттого, что все испытывали чувство стыда, Джеку было не легче. – Кто переманивает вас в Ширинг? – кричал он. – Кто будет там мастером-строителем? – Его взгляд пробежал поверх голов и остановился на Альфреде. Ну конечно же! Кто же еще! Джек почувствовал отвращение. – Альфред? – с презрением выговорил он. – Значит, вы бросаете меня, чтобы уйти работать к Альфреду?

Ответом было гробовое молчание.

Наконец Дэн решился:

– Да, мы уходим.

Это было полное поражение.

– Что ж, быть посему, – с горечью сказал он. – Вы знаете меня и знаете моего брата. Вы выбрали его. Вы знаете приора Филипа и графа Уильяма – вы выбрали второго. Все, что я могу сказать: вы заслуживаете того, что получите.

Глава 15

I

– Расскажи мне какую-нибудь историю, – попросила Алина. – Я давно не слышала их от тебя. Помнишь, как раньше.

– Помню, – ответил Джек.

Они вновь пришли на свою любимую поляну в лесу. Стояла поздняя осень, и им пришлось развести огонь под выступом скалы. День выдался серым и промозглым, но, разгоряченные после жарких объятий, под веселое потрескивание горевших в костре сучьев, они не замечали ничего вокруг.

Джек расстегнул на Алине плащ и коснулся ее тела. Она чувствовала, что груди ее стали слишком большими, и переживала, что теперь они не такие высокие и упругие, как раньше, до рождения детей. Но Джек по-прежнему любил ее, и она радостно, с облегчением вздыхала, когда он жадно приникал к ней.

– История о принцессе, которая жила на самой вершине башни огромного замка, – начал Джек и нежно сжал ее сосок. – И о принце, жившем в такой же башне, но в соседнем замке. – Он провел рукой по другой груди. – Каждый день они смотрели друг на друга из окон своих опочивален, словно из заточения, и мечтали только о том, чтобы преодолеть долину, разделявшую их. – Рука его задержалась на мгновение в ложбинке между ее грудей и неожиданно скользнула ниже. – Но каждое воскресенье, днем, они встречались в лесу! – Алина пронзительно вскрикнула, словно в испуге, и тут же рассмеялась.

Эти воскресные дни стали для обоих самыми драгоценными моментами в жизни, которая стремительно катилась к краху.

Из-за неурожая и падения цен на шерсть повсюду царили разруха и запустение. Разорялись торговцы, оставались без работы горожане, крестьяне в деревнях умирали от голода. Джеку, к счастью, пока платили деньги: с горсткой оставшихся ремесленников он потихоньку возводил первый пролет нефа. А вот Алине пришлось свернуть свое дело. Здесь, в Кингсбридже, жить стало намного труднее, чем во всей Южной Англии, еще и потому, что Уильям Хамлей ничего не предпринимал, чтобы хоть как-то облегчить жизнь людей.

Алина переживала это особенно тяжело. Граф стал ужасно жаден и деньги давал только на строительство церкви в память о своей зловредной, выжившей из ума матери. Он разогнал почти всех крестьян, что арендовали землю, за неуплату долгов, и теперь плодородные угодья зарастали бурьяном, а у людей не было хлеба. Уильям тем временем копил зерно, чтобы еще выше поднять цены. Да, какое-то время это могло приносить выгоду, но в будущем, нанесет непоправимый ущерб всему его хозяйству, и людям просто нечего будет есть. Алина вспоминала времена, когда графством владел ее отец – какими цветущими и богатыми были тогда города, какие урожаи приносила земля, – и сердце ее сжималось от нестерпимой боли.

Вот уже несколько лет она почти не вспоминала о клятвах, данных ею и братом отцу. С тех пор как Уильям стал графом, а у нее появилась семья, мысли о том, чтобы Ричард вернул себе графство, все больше походили на беспочвенные мечтания. Брат стал теперь начальником стражи. Он женился на местной девушке, дочери плотника, но у бедняжки, к несчастью, оказалось слабое здоровье, и она умерла в прошлом году, так и не родив Ричарду детей.

Когда разразился голод, Алина начала вновь подумывать о том, как бы вернуть графство. Она знала, что если Ричард станет графом, то с ее помощью он сможет многое сделать для облегчения страданий людей. Но то были только мечты: Уильям пользовался расположением самого короля Стефана, который одержал верх в гражданской войне, и надежд на скорые перемены не было никаких.

И все же здесь, на поляне, в стороне от чужих глаз и тяжких забот, в объятиях любимого человека, горестные мысли покидали Алину. Ее и Джека влекла друг к другу ненасытная страсть – Алина до сих пор с трепетом вспоминала, с каким жаром она отдавалась Джеку вначале, да и сейчас, когда ей исполнилось уже тридцать три и материнство отразилось на ее фигуре – она раздалась в бедрах, живот стал не такой упругий, – он все еще упивался ее телом, и они вновь и вновь сливались в порыве любовного безумия.

Его смешной рассказ о двух влюбленных сменился страстными ласками, и Алина целовала его, растворившись в блаженной неге. И вдруг она услышала голоса.

Оба замерли от испуга. Их полянка находилась в стороне от дороги, скрытая в глубокой чаще, и только неосторожные лесные олени или осмелевшие лисицы иногда нарушали их покой. Они, затаив дыхание, прислушались. Снова послышался чей-то голос, ему ответил другой. Затем до них донеслось шуршание листьев, словно несколько человек продирались сквозь заросли.

Джек нашел свои башмаки, они лежали рядом, осторожно ступая, подошел к заводи, набрал в башмак воды и вылил ее на костер. Огонь с шипением погас, от намокших сучьев клубами валил дым. Джек, стараясь не шуметь, подкрался к кустарнику и спрятался в нем.

Алина быстро надела нижнюю рубашку, сандалии и закуталась в плащ.

Джек вернулся так же бесшумно, как исчез.

– Разбойники, – прошептал он.

– Много?

– Не то слово. Я даже не смог сосчитать.

– А куда они идут?

– В Кингсбридж. – Он поднял правую руку. – Слышишь?

Алина подняла голову. Где-то вдалеке звонили монастырские колокола, предупреждая о надвигавшейся беде. Сердце у нее на мгновение замерло.

– Джек, там наши дети!

– Мы опередим разбойников, если срежем путь через болото и перейдем вброд реку возле каштанового леса.

– Тогда бежим. Быстрее!

Джек остановил ее и снова прислушался. В лесу он чувствовал себя, как дома. Никого не было видно. Они перебежали дорогу и начали пробираться через лес по едва заметной тропе. Алина оставила Томми и Салли с Мартой, дети с удовольствием играли в камешки возле очага. Она не знала, какая именно опасность грозит ее детям, но очень боялась опоздать. Когда могли, они бежали, хотя дорога была очень неровной и Алина все время спотыкалась, тогда как Джек быстро шел широким шагом. Зато этот путь был намного короче.

Они соскользнули по крутому склону к болоту. Сколько заплутавших путников сгинули в этом зловещем месте! Но те, кто знал заветную тропу, часто ходили здесь. Жидкая трясина, казалось, цепляла Алину за ноги, не пуская к детям. На другом конце болота был брод через реку. Алина шла по колено в воде, ежась от холода, но зато отмыла от болотной грязи ноги.

Теперь перед ними лежала прямая дорога до Кингсбриджа. Тревожный колокол звучал все громче по мере того, как они приближались к городу. Какая бы опасность ни угрожала жителям со стороны лесных разбойников, они, по крайней мере, знают о грозящей беде, думала про себя Алина, стараясь не падать духом. Они вышли на луг и увидели целую ораву мальчишек, возвращавшихся той же дорогой из соседней деревни, где они гоняли мяч. Несмотря на холодную погоду, с них градом катил пот, и они громко, наперебой кричали что-то друг другу.

Алина и Джек поспешили к мосту. Городские ворота оказались уже закрытыми, но люди, сидевшие в башнях на страже, узнали их и открыли узкую низенькую дверь. Мальчишки пропустили Джека и Алину вперед, и они, пригнувшись, проникли внутрь. Алина про себя благодарила Бога за то, что они опередили разбойников.

Задыхаясь от усталости, они пошли по главной улице. Жители уже спешили к стенам города с копьями, луками и камнями в руках. Детей собирали группками и уводили в монастырь. Марта наверняка уже отвела туда Томми и Салли, решила Алина, и вместе с Джеком отправилась прямо на монастырский двор.

У входа в сад она вдруг, к своему удивлению, заметила мать Джека, Эллен. В свои сорок с небольшим та оставалась все такой же стройной, загорелой, только в волосах заблестела седина и морщинки легли вокруг глаз. Она что-то оживленно рассказывала Ричарду. Приор Филип тем временем направлял детишек в здание капитула. Казалось, он не замечает Эллен. Рядом с ним стояли Марта, Томми и Салли. Алина облегченно вздохнула и обняла детей.

Джек подошел к матери.

– Мама! Почему ты здесь?

– Пришла предупредить вас: сюда движется банда разбойников. Они собираются напасть на город.

– Мы видели их в лесу, – сказал Джек.

– Видели?! – встревожился Ричард. – Сколько их?

– Не знаю точно, но, похоже, много – сотня, а может, и больше.

– А чем они вооружены?

– Дубинами, ножами, топорами, но в основном – дубинами.

– А в каком месте вы их встретили?

– К северу отсюда.

– Я пойду взгляну со стены.

Алина подошла к Марте:

– Забирай детей и отведи их в здание капитула. – Сама она пошла вместе с Джеком, Ричардом и Эллен. Прохожие на улицах останавливали Ричарда одним и тем же вопросом: «Что случилось?»

– Разбойники, – коротко бросал в ответ он и, не останавливаясь, шел дальше.

Он сейчас чувствует себя на коне, думала Алина. Попробуй заставить его ежедневно трудиться, зарабатывая на кусок хлеба, – ничего не получится; зато в минуты опасности, когда требовалось его военное искусство, он становился собранным, хладнокровным, знающим свое дело.

Они вместе подошли к северной стене и по лестнице взобрались наверх. Тут уже высились аккуратно сложенные горки булыжников, ими намеревались отбивать атаку неприятеля. В башнях занимали свои места лучники. Ричарду удалось убедить городское собрание разрешить проведение ежегодных учений на случай опасности. Поначалу многие этому противились, но со временем привыкли, и с удовольствием участвовали в них, как в гуляньях на Иванов день. Плоды были сейчас налицо: горожане быстро и дружно откликнулись на сигнал тревоги.

Алина с замиранием сердца смотрела в сторону леса. Пока никого не было видно.

– Ты, должно быть, здорово их обогнала, – сказал ей Ричард.

– Что им нужно здесь? – спросила она.

– Монастырские склады, – ответила Эллен. – Это единственное место в округе, где можно разжиться чем-нибудь съестным.

– Понятно.

Возможно, это не разбойники, а просто голодные крестьяне, которых прогнал со своих земель Уильям, думала Алина, и грабеж стал для них единственной возможностью выжить. В ничем не защищенных деревнях воровать было нечего: оставшиеся там крестьяне сами жили впроголодь. Еды было навалом только в амбарах богатых землевладельцев.

И тут она увидела разбойников.

Они появились на краю леса, как крысы, разбегающиеся из-под горящего стога, и помчались в сторону города – двадцать, тридцать, пятьдесят, сотня – целая армия. Они надеялись застать жителей врасплох, ворваться в открытые ворота, но когда услышали звон колокола, поняли, что об их появлении кто-то предупредил. И все же голод гнал их вперед. Несколько лучников поторопились и выпустили первые стрелы.

– Не спешить! – крикнул Ричард. – Беречь стрелы!

Когда Кингсбридж последний раз подвергался нападению, Томми было полтора годика, а Алина, беременная Салли, укрылась в монастыре вместе со стариками и детьми. На этот раз она хотела остаться на стенах и помочь обороняющимся. Большинство женщин тоже решили не покидать мужчин и сражаться вместе с ними.

И все же Алину одолевали тяжкие мысли. Хотя она находилась недалеко от монастыря, могло так случиться, что разбойники, ворвавшись в город, оказались бы там быстрее, чем она. Или ее бы ранило, и она не смогла бы защитить своих детей. И Джек, и Эллен тоже влились в ряды защитников; что, если их убьют, с ужасом думала Алина, тогда вся забота о Томми и Салли ляжет на плечи Марты. Эти опасения не давали ей покоя.

Разбойники тем временем подступили уже под самые стены. Стрелы дождем полетели в них, и на этот раз Ричард не останавливал лучников. Многие из нападавших падали замертво, им нечем было защищаться. Да и атаковали они беспорядочно, напоминая, скорее, стадо диких животных, несущихся сломя голову на глухую стену. А налетев на нее и больно ударившись, опешили, не зная, что делать дальше. Горожане забрасывали их булыжниками с высоких стен. Несколько разбойников попробовали с дубинами в руках штурмовать северные ворота, но Алина знала: кованные железом, дубовые ворота неуязвимы.

Альф Мясник и Артур Шорник втаскивали на стену котел с кипятком, который приволокли с чьей-то кухни.

Прямо под Алиной несколько человек из нападавших начали взбираться друг другу на плечи. Джек и Ричард обрушили на них град камней. Все еще думая о детях, Алина тоже стала швырять камни, к ней на помощь пришла Эллен. Разбойники сначала держались, пока кому-то из них не пробило голову. Пирамида рассыпалась, и они отступили.

Мгновение спустя от северных ворот донеслись истошные крики: на головы атакующих полилась горячая вода.

Тут разбойники сообразили, что можно поживиться за счет убитых и раненых и кинулись стаскивать с них одежду. Легкораненые отчаянно сопротивлялись. Какая отвратительная и унизительная бойня, подумала Алина. Горожане перестали бросать камни и, раскрыв рты от изумления, наблюдали, как нападавшие дерутся между собой, точно злые псы из-за брошенной им кости.

– Да, такой сброд нам, пожалуй, не страшен, – сказала Алина Ричарду.

Он кивнул.

– Хотя, если бы кто-нибудь командовал ими, нам пришлось бы нелегко, – сказал он. – Им ведь терять нечего.

Алина дрогнула.

– Армии нужен полководец, – повторила она вслух. Ричард словно не услышал ее слов, а она почувствовала радостное возбуждение от осенившей ее мысли. Ричард – хороший полководец, но у него нет армии. Разбойники – армия без полководца. А графство распадется на части…

Жители продолжали швырять камни и пускать стрелы, и сраженные ими мерзавцы падали на землю. Они уже поняли, что города им не взять, и, точно свора побитых собак с поджатыми хвостами, испуганно озираясь, начали отступать. Кто-то открыл северные ворота, и в погоне за разбойниками с копьями и мечами в руках выскочили молодые парни. Разбойники обратились в бегство, а с теми, что отстали, безжалостно расправились.

Эллен отвернулась. Гримаса отвращения исказила ее лицо.

– Ты должен был остановить наших. Зачем была эта погоня? – сказала она Ричарду.

– Ничего. Им полезно увидеть немного чужой крови после такой жаркой схватки. К тому же чем больше разбойников мы убьем сейчас, тем меньше их останется на следующий раз.

Таковы законы войны, подумала Алина. Если бы ее жизнь каждый день подвергалась опасности, она, возможно, поступила бы так же и кинулась в погоню за разбойниками, чтобы уничтожить их. Но сейчас ее больше занимало то, как избавиться от причин, толкавших людей на преступления. Ей хотелось найти способ использовать этих несчастных в деле.

Ричард распорядился, чтобы прозвонили «отбой» монастырским колоколом, и выставил усиленную охрану на ночь. Алина пошла в монастырь и забрала детей и Марту.

Она была счастлива, что все снова собрались вместе: она, Джек, их дети, мать Джека, брат Алины и Марта – целая семья, и в это мгновение забыла о том, что отец ее умер в подземной темнице, а сама она все еще считается женой сводного брата Джека, и что мать его скрывалась в лесу…

Алина тряхнула головой, словно пытаясь сбросить наваждение: никакая они не семья.

Джек зачерпнул кувшином пива из бочки и разлил по большим кружкам. Все были возбуждены после сражения. Эллен разожгла огонь, а Марта нарезала тонкими ломтиками репу для похлебки. Когда-то по такому случаю они, бывало, зажаривали на огне по полпоросенка.

Ричард одним глотком осушил свою кружку и сказал:

– До конца зимы нам еще не раз придется отражать такие набеги.

– Им бы лучше попробовать захватить склады графа Уильяма, а не приора Филипа, – сказал Джек. – Это ведь Уильям разорил их.

– Ничего у них не получится. Они же, как свора собак, нападают, не раздумывая.

– Кто-то может их возглавить, – осторожно сказала Алина.