Текст книги "Последняя база"

– День на отдых, – сказал Мациан. – Расходимся завтра в первую смену. Запрограммируйте, проверьте и перепроверьте компы.

Капитаны кивнули и возвратились на свои корабли. Странное чувство возникло у Сигни, когда она расставалась с ними… Ей казалось, что на следующем рандеву она кого-то недосчитается.

– До встречи в чистилище, – пробормотала Ченель, а Порей ухмыльнулся.

День на программирование компа, и в путь.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
СТАНЦИЯ СЫТИН: ТЕРРИТОРИЯ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ: 14.9.52

Эйрис не сразу понял, отчего он проснулся. В спальне царила тишина. Марш возвратился… Последняя его задержка заставила коллег основательно поволноваться, и Эйрису даже во сне не удалось успокоиться, – он обнаружил, что кулаки у него стиснуты, плечи сведены судорогой, а лицо покрыто потом.

Он лежал не шевелясь. Искал объяснения. Неужели война нервов еще не закончена? Ведь Азов получил то, чего добивался – приказ Мациану прекратить военные действия… и теперь Эйрис и Азов сражались за отдельные пункты второго соглашения, за будущее Пелла, которое Джекоби открыто вверял Унии. Делегатам позволяли отдыхать в их апартаментах, зато их изматывали на совещаниях мелкими проволочками, как будто все призывы и протесты, обращенные к Азову, только приводили его в раж. А в последние пять дней Азов и вовсе был недоступен (отбыл на некоторое время, как уверял его заместитель), и Эйрис терялся в догадках, не означает ли это срыв переговоров.

Позади раздались осторожные шаги. Створки двери раздвинулись без предупреждения, в проеме возник силуэт Диас.

– Сегюст, пойдем. Там Марш.

Эйрис дотянулся до халата, встал и следом за Рамоной вышел в гостиную. Из соседней спальни показался Карл Бела. Комната Марша располагалась через гостиную, возле спальни Рамоны Диас.

Дверь была открыта. Марш медленно покачивался на поясе, привязанном к крюку для люстры. Его лицо выглядело ужасно.

Эйрис застыл как вкопанный, но через секунду опомнился и, подкатив кресло на колесиках, влез на него. Петля глубоко врезалась в шею, и Эйрис, стараясь приподнять труп, пытался ослабить ее. Ничего не получалось. Ножа или другого режущего предмета под рукой не оказалось. Бела и Диас старались помочь, держа мертвеца за ноги, но безуспешно.

– Придется вызвать охрану, – сказала Диас.

Тяжело дыша, Эйрис спустился с кресла и посмотрел на коллег.

– А ведь я могла его остановить, – произнесла Рамона. – Я не спала. Слышала возню в этой комнате – он изрядно шумел. Потом – какие-то странные звуки… Неожиданно они прекратились, а спустя некоторое время я встревожилась и решила посмотреть.

Сокрушенно покачав головой, Эйрис посмотрел на Белу и направился в гостиную, к панели кома у двери. Набрал сигнал вызова охраны.

– У нас труп, – буркнул он. – Дайте мне кого-нибудь из начальства.

– Просьба отклоняется, – последовал ответ. – К вам идет наряд охраны.

Усевшись и подперев голову руками, Эйрис попытался не думать о жутком предмете, который неторопливо поворачивается в соседней комнате. Все-таки беда пришла… Правда, Эйрис ожидал худшего, боялся, что Марш сломается в руках мучителей. Марш не сломался, он был по-своему смел. Глава земной делегации страстно желал в это верить.

А может… он все-таки не выдержал? Может, к самоубийству его подтолкнуло сознание вины?

Хмурые, изможденные, со спутавшимися за ночь волосами. Бела и Диас сидели рядом. Ждали. Эйрис попытался расчесать свою шевелюру пальцами.

Глаза Марша… Как хотелось забыть о них!

Прошло довольно много времени.

– Почему они задерживаются? – спросил Бела, и Эйрис, к которому уже вернулась способность рассуждать здраво, бросил на помощника недобрый взгляд. Бела забыл, что война нервов еще не кончилась и послы должны скрывать свои чувства. Даже в такой ситуации. Особенно в такой ситуации.

– Может, еще успеем поспать? – спросила Диас.

В другое время и в другом месте это предложение выглядело бы безумным, здесь же оно было продиктовано логикой. Они отчаянно нуждались в отдыхе, которого их методично лишал противник. Еще немного – и все они разделят судьбу Марша.

– Почему бы и нет? – отозвался Эйрис. – Давайте попробуем.

Они спокойно разошлись по своим комнатам. Сняв халат, Эйрис повесил его на спинку стула у кровати, затем улегся. Он гордился и ненавидел. Гордился спутниками, которые держались превосходно, и ненавидел Унию. Понимая при этом, что не пристало дипломату поддаваться сильным чувствам; ему надо думать только о деле. Марша уже не вернешь… но, по крайней мере, он теперь свободен. Интересно, как поступает Уния со своими мертвецами? Должно быть, перерабатывает на удобрение. Экономика превыше всего. Бедный Марш.

Он закрыл глаза, попытался расслабиться и уснуть, но тут распахнулась наружная дверь и в гостиной забухали сапоги. Грубо раздвинув дверь в его спальню, вооруженные солдаты остановились в освещенном проеме.

Привычно взяв себя в руки, Эйрис поднялся.

– Одевайтесь, – приказал солдат.

Эйрис повиновался, – что толку спорить с манекенами?

– Эйрис! – солдат взмахнул дулом. Посланников завели в один из кабинетов и заставили не меньше часа просидеть на жестких скамьях в ожидании какого-то начальства. Вероятно, охране понадобилось тщательно обыскать их жилище. – Эйрис, – повторил солдат резче, жестом приказывая ему подняться и идти следом.

Эйрис пошел, оставив Диас и Белу мучиться неизвестностью. «Их будут запугивать, – предположил он, – даже, вероятно, обвинят в убийстве Марша. Скорее всего, за меня тоже сейчас возьмутся. Очередная попытка сломить наше сопротивление. На месте Марша мог оказаться я…»

В коридоре его обступило отделение солдат и быстро повело совершенно незнакомым путем, все дальше и дальше от кабинетов; на лифте они переправились в другой коридор. Эйрис не протестовал. Если бы он остановился, они бы не задумываясь применили силу, а он был слишком стар, чтобы его волоком тащили по полу.

И вот наконец – доки… доки, переполненные военными. Взвод за взводом маршируют вооруженные солдаты, грузятся корабли.

– Нет! – воскликнул он, утратив самообладание, но тотчас ему между лопаток вдавился ствол, толкая вперед, мимо уродливых, чисто утилитарных механизмов и сооружений, к трапу и «пуповине», что соединяла корабль с доком. И – внутрь… Зато там оказалось прохладнее, чем снаружи.

Они прошли по трем коридорам, поднялись на лифте, миновали неисчислимое множество дверей. Последняя поджидала их отворенной, из проема в коридор падал свет. Эйриса втолкнули в каюту, обставленную корабельной мебелью из стекла и пластмассы: шкафы и кресла с закругленными краями, кресла с плавными изгибами линий, привинченные к полу скамьи, странные углы, все стиснуто. А главное – палуба выгнута гораздо круче, чем полы на станции. Осторожно ступив на нее, Эйрис с удивлением увидел за столом знакомого человека.

Дэйин Джекоби встал с кресла и поприветствовал его.

– Что происходит? – спросил Эйрис.

– Ей-богу, не знаю. – Похоже, Джекоби не лгал. – Нынче ночью меня подняли с постели и привели на корабль. А в этой каюте я уже полчаса.

– Где ваш командир? – обратился Эйрис к манекенам. – Передайте, что я хочу с ним поговорить.

Солдаты как стояли, так и остались стоять, держа ружья под одинаковыми угрожающими углами. Джекоби медленно сел, Эйрис последовал его примеру. Послу Земли было страшно. Джекоби, вероятно, тоже. Не чувствуя в себе сил для светской беседы с изменником, Эйрис погрузился в привычное молчание.

Внезапный рывок: корабль стартовал. Треск, пронесшийся по коридорам и каютам, и головокружительный спад гравитации заставили Эйриса и Джекоби встревоженно переглянуться, а охранников – поспешно ухватиться за страховочные скобы. Корабль освободился от станционного тяготения; чтобы набрать собственное, ему требовалось время. Противно зашевелилась ткань одежды, взбунтовались желудки; возникло ощущение стремительного, неудержимого падения – пассажиры и в самом деле падали, но медленно, плавно.

– Уходим, – пробормотал Джекоби. – Вот оно, началось.

Эйрис промолчал, с ужасом вспомнив Белу и Диас, оставшихся на станции. Брошенных!

В дверном проеме появился офицер в черном. За ним – еще один. Азов.

– Свободны, – сказал Азов манекенам, и те безмолвно удалились, печатая шаг. Эйрис и Джекоби тотчас встали.

– Что происходит? – спросил Эйрис напрямик.

– Гражданин Эйрис, – произнес Азов, – мы совершаем защитные маневры.

– А мои спутники? Что будет с ними?

– Они в полной безопасности, гражданин Эйрис. Вы подготовили обращение, о котором мы просили. Теперь необходимо выяснить, насколько оно действенно, поэтому вы летите с нами. Ваша каюта – соседняя, следующая дверь по коридору. Будьте любезны не покидать ее без разрешения.

– Я хочу знать, что происходит? – повторил Эйрис резче, когда адъютант Азова взял его за руку и повел к двери. – В чем дело?

– Мы готовимся передать ваше обращение Мациану и считаем целесообразным держать вас под рукой… на случай возникновения новых вопросов. Ожидается нападение крупными силами, и я догадываюсь, на какой объект. Мациан не стал бы просто так отдавать станции. У нас нет выбора, и он прекрасно знает об этом. Мы вынуждены идти у него на поводу, но предполагаем, что требования представителя земной власти не оставят его равнодушным. Не угодно ли вам написать еще одно, более решительное, обращение? Мы предоставим вам все необходимое.

– А ваши специалисты отредактируют текст, не правда ли?

Азов усмехнулся.

– Вы хотите, чтобы Флот остался цел? Говоря откровенно, я сомневаюсь, что после этой атаки вам удастся его восстановить. Даже если Мациан не подчинится вам, вряд ли это что-нибудь изменит: он лишился практически всех баз. Но у вас есть шанс до конца сыграть роль гуманиста.

Эйрис счел за благо промолчать. Адъютант Азова снова взял его за руку, отвел в соседнюю каюту со скудной пластиковой меблировкой и ушел, заперев дверь.

Попробовав походить по тесной каюте, Эйрис поддался слабости и сел.

«Я держался хуже некуда, – подумал он. – Диас и Бела… где они? На корабле или все еще на станции? И как называется та станция?» – Эйрис вздрогнул всем телом, внезапно осознав, что потерял их навсегда, что этот корабль летит сражаться с Мацианом, завоевывать Пелл… Ведь и Джекоби здесь, ему тоже отведена роль гуманиста. По наивности он рассчитывал остаться и живых, вернуться домой… Теперь это кажется маловероятным. Вот-вот они потеряют все.

– Заключен мир, – произнес он наконец, не сомневаясь, что его слова записываются. – Представитель Совета безопасности Сегюст Эйрис от имени Земной Компании и Совета безопасности призывает Флот выйти на связь для переговоров.

Хуже всего, что предстоит сражение всеми силами Флота. Мациан нужен Земле, нужен со всеми его кораблями – неуловимыми партизанами, которые не дают Унии протянуть руку к Земле.

Мациан сошел с ума… Как смеет он в открытую идти против неисчислимой армады униатов, разом бросать в бой горстку своих кораблей, ставить на карту все? Если сейчас погибнет Флот, Земля будет обречена. Без Мациана и Пелла все развалится в мгновение ока.

А вдруг обращение Эйриса или эти «защитные маневры» Азова только подстегнут Мациана, заставят его совершить опрометчивый шаг?

Поднявшись, Эйрис снова зашагал по выгнутому полу своей последней, как он опасался, тюрьмы. Второе обращение им подавай! Какая наглость! Неужели униатские властители всерьез допускают, что от него будет прок? Неужели они не умнее своих надутых манекенов?

«Мы заключили ряд взаимовыгодных соглашений, – составлял он в уме текст обращения. – Обсуждаем возможность слияния коммерческих интересов Земли и Унии. В доказательство вашей доброй воли прошу прекратить военные действия и ждать дальнейших инструкций».

Предательство… чтобы вынудить Мациана к отходу, к прежней тактике разрозненных очагов сопротивления, столь необходимых Земле на этой стадии Войны. Единственный выход.

КНИГА ТРЕТЬЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. НА ПОДЛЕТЕ К ПЕЛЛУ: 4.10.52; 11:45 ГС

«Норвегия» и все корабли Флота синхронно вышли в реальное пространство. Ожившие ком и скан тотчас занялись поисками гигантского «Тибета», летевшего в авангарде – крошечной пылинки в космосе.

– Объект обнаружен. – Донесение кома поступило в рубку без задержки, и это было утешительно. Целый и невредимый, «Тибет» находился там, где ему и полагалось находиться; очевидно, появление разведчика в территориальном пространстве Пелла не было замечено врагами. Экраны запестрели точками кораблей – торговцы, самодеятельная милиция. «Тибет» вспугнул одного из торговцев. Совсем ни к чему, чтобы известия летели к униатам. Оставалось лишь надеяться, что купец сам менее всего на свете желает с ними встречи.

Чуть позже пришла коротенькая депеша с «Европы»: флагман уже в обычном пространстве, но пока ничего не предпринимает.

– На связи сам Пелл, – доложил Графф, сидящий за командирским пультом. – Вроде пока все нормально, – добавил он, прислушиваясь.

Сигни склонилась над клавиатурой и набрала приказ капитанам рейдеров – к счастью, из этих «захребетников», не умеющих прыгать самостоятельно, не потерялся ни один. На экране кома в лихорадочной спешке сменяли друг друга опознавательные сигналы, передаваемые с купцов открытым текстом. Фрахтеры разбегались от предполагаемого курса «Норвегии», на опасной скорости входившей в эклиптику Пелла.

Их осталось девять. «Ливия» Ченели превратилась в обломки и пыль, а «Индия» Кео потеряла два рейдера из четырех. Они не отступали – они удирали сломя голову, спеша укрыться в последнем безопасном месте, перевести дух и зализать раны. За плоскостью «Норвегии» тянулся шлейф из металлических внутренностей, а может, и сама плоскость отвалилась в момент прыжка. В поврежденном отсеке лежали трое убитых техов, их даже из-под обломков вытащить не успели. Сигни пришлось бежать, бежал весь Флот, все, что осталось от власти Компании. На пультах «Норвегии» до сих пор мигали красные лампочки.

Сигни приказала аварийной команде избавиться от останков.

В системе Пелла тоже могла поджидать засада, но Сигни гнала от себя эту мысль, заторможенно следя за лампочками. Она еще не оправилась от наркоза, пальцы, набирающие команды выхода корабельных систем из компсинхронизма, не попадали на нужные клавиши. Едва вступив в бой под Викингом, корабли Мациана показали врагу хвост. Бежали, подчинившись приказу.

За все годы службы на Флоте Сигни ни разу не задавала вопросов командующему, слепо веря в его стратегический гений. Но сейчас ее грызли сомнения. Они потеряли всего один корабль, а Мациан приказал отступить. Несколько месяцев готовились, пошли на жертвы – что же, выходит, все было напрасно? Мациан вытащил их из битвы, которую можно было выиграть. Сигни не хватало духу повернуть голову и встретиться взглядом с Граффом, Ди, остальными. Если бы кто-нибудь из них спросил, почему они бежали, Сигни не нашлась бы с ответом. Она не могла ответить даже себе самой. Мациан переменил планы… по какой-то серьезной причине. Ей очень хотелось верить, что эта причина достаточно серьезна.

Теперь надо как можно быстрее восстановить силы и подготовиться к новой операции. Так было всегда. Вот только на этот раз линии снабжения перерезаны, а станции, на которых они пополняли запасы и экипажи, в чужих руках.

Не исключено, что у Мациана сдали нервы. Сигни старательно убеждала себя в обратном, но в глубине души сознавала: на месте командующего она бы действовала совершенно иначе. И любой другой капитан. Все шло точно по плану, а Мациан дал приказ к отступлению. Мациан, которого они боготворили.

Во рту появился привкус крови. Она не заметила, как прокусила губу.

– Пелл через «Европу» дает инструкции на приближение, – сообщил ком.

– Графф, действуй. – Сама Сигни следила за экранами и прижимала к уху микрофон вспомогательного кома, связанного непосредственно с Мацианом. Но командующий не спешил давать объяснения. Он безмолвствовал с той минуты, когда приказал кораблям выйти из непроигранного сражения.

Стыковка прошла как обычно. Получив через ком Мациана разрешение причалить, Сигни отдала приказ рейдерам, которые окружали «Норвегию». Сейчас на них несли вахту дублеры. Рейдерам поручили следить за купцами из милиции и стрелять, если кто-нибудь вздумает сорваться. Лишь после того, как все носители благополучно причалят, рейдеры состыкуются с ними.

С Пелла по-прежнему шла кодированная передача. «Сбросьте скорость, – умоляла станция, – перед нашими доками – форменное столпотворение». Мациан упорно молчал.

2. ПЕЛЛ: СИНИЙ ДОК; 12:00

Мациан, сам Мациан, а не Уния и не очередной конвой. К Пеллу приближается весь Флот.

Перескакивая с одного неконтролируемого канала связи на другой, эта новость вихрем облетела станционные коридоры, офисы и доки и проникла к беженцам, ибо изоляция карантинных ярусов оставляла желать лучшего. Обстановку в "К" отслеживали мониторы. Слух о том, что к станции, вероятно, подходят корабли Унии, поверг беженцев в панику, но истина, открывшаяся вскоре, ничуть не успокоила их.

Поглядывая на мониторы, Дэймон взволнованно ходил по офису управления доками. Рядом, за пультом кома, сидела Элен; прижимая к уху микрофон, она сердито и сосредоточенно спорила с кем-то. Торговцы пребывали в шоке; военизированные всерьез готовились бежать, чтобы не лишиться своих кораблей и самим не попасть к Мациану под ружье; прочие опасались конфискации оружия и припасов и мобилизации специалистов.

Все эти жалобы и страхи свалились на голову Дэймона. Он поговорил с некоторыми капитанами, но не дал им никаких гарантий. Произволу военных юрслужба могла противопоставить лишь иски, судебные запреты и постановления. Иски – Мациану! Купцы знали им цену.

Дэймон подошел к кому и включил канал полиции.

– Дин, – обратился он к дежурному, – поднимай дополнительную смену. Мы не можем вывести полицию из "К", но и доки с купцами нельзя оставлять без охраны. Объявляй общий сбор. Береги доки и ни в коем случае не пускай туда низовиков.

– А твой офис даст санкцию?

– Даст.

На том конце канала медлили: в таких случаях юрслужбе полагалось направлять письменные указания с подписью высокого начальства – управляющего станцией. Но у Анджело Константина хватало других забот. Отец Дэймона не отходил от компа, пытаясь приостановить Флот с помощью уговоров.

– Пришли мне подписанную бумагу, когда сможешь, – попросил Дин Джихан. – Я все сделаю.

Медленно выдохнув, Дэймон отключил связь, походил, снова остановился возле Элен и оперся о спинку ее кресла. Она оторвалась от работы, полуобернулась и коснулась его руки. Когда он вошел в кабинет, лицо жены было бледным; сейчас оно обрело румянец и всегдашнее выражение уверенности.

Техи лезли из кожи вон, объясняя докерам, что от них требуется, и составляя для диспетчерской службы процедуру вывода фрахтеров – необходимо было освободить причалы для мациановских кораблей. Творилось нечто невообразимое; не только доки были загромождены купцами – больше сотни кораблей (целое облако) кружило вместе с Пеплом по стационарной орбите Нижней, тщетно дожидаясь разрешения на стоянку в порту. На станцию надвигалось девять огромных кораблей, Мацианов ком обстреливал ее очередями вопросов и указаний, по-прежнему умалчивая о том, с какой целью прибыл Флот и где собирается разместиться (если вообще намерен задерживаться).

«Наш черед? – с тревогой спрашивал себя Дэймон. – Неужели эвакуация?»

Это походило на кошмарный сон. Бегство куда глаза глядят, гиперпространственный прыжок на какую-нибудь давным-давно заброшенную Тыловую Звезду, или на станцию Солнечная, или на Землю – это не для беременной женщины. Дэймону вспомнился «Хансфорд». Страшно было представить Элен на борту такого корабля, страшно представить, во что могут превратиться цивилизованные люди.

– Может, все уладится, – произнес тех.

«Не исключено, – мысленно согласился с ним Дэймон, – но маловероятно. В глубине души каждый из нас давно готов к проигрышу. Уния разрослась сверх всякой меры. Возможно, Флот подарит нам несколько лет свободы, но ни в коем случае не победу. Я не удивлюсь, если нас захватят завтра. Почему столько рейдероносцев? Только по одной причине: они отступают. А что произойдет, если мы откажемся эвакуироваться? Что ожидает любого из Константинов в униатском плену? Нет! Не посмеют военные бросить нас на произвол судьбы».

Он положил руку на плечо жены. Судорожно стучало сердце; он понимал, что им, вероятно, предстоит разлука. Он может потерять и ее, и ребенка. Эвакуируя станцию, военные отправят его на борт под конвоем. Так они поступали на других станциях, чтобы к униатам не попали специалисты. Отец и мать… вместе с тысячами других станционеров их посадят на захваченные фрахтеры и повезут к Земле. Пелл – вся их жизнь, и для матери это отнюдь не метафора. И для отца. И для Эмилио с Милико.

Неужели его, Дэймона Константина, станционера до мозга костей, разлучат с поколениями других станционеров, никогда не желавших войны?

От этих мыслей подташнивало. Надо бороться. За Элен. За Пелл. За все свои мечты.

Но он не знал, с чего начать.

3. «НОРВЕГИЯ»: 13:00

Сигни уже своими глазами видела «ступицу» и «обод» Пелла, спутник вдалеке от станции и сверкающий, кое-где испещренный облаками алмаз Нижней. Рейдероносец давно притормозил, и теперь, если сравнивать скорость с прежней, продвигался вперед, как улитка.

Гладкая поверхность станции постепенно разрушалась в нагромождение острых углов и ломаных линий. На обращенной к «Норвегии» стороне в каждую причальную нишу уткнулся фрахтер. Одни корабли были на ремонте, другие просто отдыхали. Скан демонстрировал неописуемую суматоху.

«Норвегия» еле плелась – неуклюжим купцам требовалась уйма времени, чтобы освободить для нее проход. К Пеллу сбежались все торговцы, ускользнувшие от Унии – частью они висели возле станции, частью прятались на окраинах системы. У пульта по-прежнему сидел Графф, что сейчас было нелегким и скучным делом. «Настоящее столпотворение, – думала Сигни, разглядывая станцию и купцов. – Никогда такого не бывало. Это страх, – догадалась она, ощущая, как невидимая рука сжимает ей желудок. Гнев исчез, остались только страх и непривычное чувство собственной беспомощности. – Если бы кто-нибудь мудрый решил по-другому. Еще давно. Избавил бы нас от унизительного бегства и от необходимости выбирать самим из тех немногих вариантов, что остались…»

«Рейдероносцам „Северный полюс“ и „Тибет“ в доки не входить, – поступил приказ с „Европы“. – Вести патрулирование».

Да, охранять подступы к станции было необходимо, и Сигни страстно желала, чтобы это задание выпало на ее долю. Альтернатива выглядела куда менее заманчиво. Судя по всему, им предстояла операция наподобие высадки на Рассел, где паника среди гражданского населения ускорила разорение станции, где в доках собрались толпы… Сигни была сыта этим по горло, и ее ничуть не радовала мысль о том, что ее люди высадятся на Пелл в таком же, как у нее, расположении духа.

Пришло очередное сообщение с Пелла. Доки полностью освобождены от торговцев, все рейдероносцы могут причалить одновременно. Изгнанные фрахтеры пятятся, пристраиваясь к кораблям на орбите.

Прорвался низкий грубый голос Мациана. Он повторял, что возня купцов вокруг Пелла его не интересует, но если кто-нибудь из них попытается выскочить из системы, то будет уничтожен без предупреждения.

Станция приняла это к сведению – ничего другого ей не оставалось.

4. ПЕЛЛ: "К"; 13:00

Все не работало, как и всегда в карантине. Ходьба по тесной квартире ничуть не успокаивала. Василий Крессич снова и снова жал на безжизненные кнопки, бил кулаком по консоли, но не получал отклика из комцентра. Поломки доводили его до бешенства, почти до слез. Это случалось чуть не каждый день: водоснабжение, канализация, ком, вид, пищепровод. Обстоятельства вновь и вновь заставляли Василия ощущать собственную беспомощность и ничтожность. Разруха, духота, теснота, бессмысленное буйство людей, доведенных до безумия скученностью и неизвестностью… У Крессича была по крайней мере квартира, пожитки. Свое жилье он содержал в идеальной чистоте, прибирался часто и одержимо. Но как бы старательно он ни мылся, как бы ни драил пол и ни закупоривал щели между дверью в туалет и косяком, он не мог избавиться от зловония "К" – смеси запахов антисептика и прочих дешевых химикалий, с помощью которых станция боролась с инфекцией и человеческими выделениями, чтобы поддержать жизнь карантина.

Он еще походил по комнате, опять попробовал ком и опять ничего не добился. В коридор, судя по шуму за стеной, высыпал народ, но Василий верил, что Нино Коледи и его парни не допустят очередной заварухи. Во всяком случае, надеялся. Бывали случаи, когда Василий не мог выбраться из "К" – чаще всего во время беспорядков. Ворота закрывались наглухо, не действовал даже пропуск депутата. Василий понимал: сейчас он должен находиться в коридоре, успокаивать народ, удерживать в узде Коледи и его компанию.

Но выйти он не решался. Волосы вставали дыбом, стоило ему вообразить себя перед толпой, представить вопли, ненависть, ярость… и новую кровь, и новые ужасы, которые будут мучить его по ночам. Ему снился Реддинг. И остальные. Все те, с кем он разговаривал и кто погиб в коридорах, кого выкинули в космос заживо. Он знал: его трусость способна погубить всех беженцев, а его самого – одним из первых. Но, как он ни боролся с собой, ему не всегда хватало мужества.

Он был одним из "К", он ничем не отличался от остальных. Но власти дали ему убежище, и Василий боялся его покинуть. Не хотел преодолевать даже короткого расстояния до полицейского поста у ворот.

Его могли убить… Коледи, или один из его мятежников, или кто-нибудь из толпы – просто так, безо всяких мотивов. Когда в очередной раз слухи и домыслы приведут к массовым беспорядкам, какой-нибудь бедолага, отчаявшись подавать прошения, проклиная власть и видя в Крессиче ее символ, поднимет на него руку, а разъяренная толпа довершит расправу. Всякий раз, когда Василий открывал входную дверь, у него болезненно сжимался желудок: в коридоре его всегда ждали вопросы, на которые он не мог ответить, требования, которые он не мог выполнить, глаза, в которые он не мог смотреть. Даже если сегодня ему удастся выбраться, то все равно придется вскоре вернуться – без серьезного повода ему не позволят задержаться вне "К". Не раз пытался он выяснить, насколько расположены к нему власти, а недавно, выждав несколько дней после смуты, даже решился на отчаянный шаг: попросил документы станционера и разрешение переселиться из "К". Попросил, зная, что об этом может пронюхать Коледи, – и получил отказ. Великий, могущественный совет не стал даже слушать его, своего члена. Только Анджело Константин снизошел до беседы с Василием, даже разыграл настоящий спектакль, упрашивая его не покидать избирателей. «Вы, – сказал ему Анджело, – слишком ценны для нас на своем посту». Больше Василий не заводил речи о переводе, боясь огласки, равносильной смертному приговору.

Когда-то он был добрым и смелым человеком – во всяком случае считал себя таковым. Но это было до бегства. До Пелла. До расставания с Джен и Роми. Дважды он оказывался среди взбесившейся толпы, один раз его избили до бесчувствия. Его пытался прикончить Реддинг. Найдутся и другие – в этом Василий не сомневался. Он чувствовал себя усталым и больным, средства омоложения не помогали – в лучшем случае, подозревал Василий, они некачественны, а в худшем – ядовиты. Он часто рассматривал себя в зеркале: новые морщины на лице, запавшие глаза; почти невозможно узнать того бодрого, цветущего мужчину, каким он был год назад. Он панически боялся захворать всерьез, прекрасно зная, что врачебный уход в "К" – фикция, что все медикаменты, попадающие к беженцам, – краденые, а может, поддельные, что он, Василий, полностью зависит от великодушия Коледи, который поставляет «своему боссу» не только лекарства, но и вино, и сносную пищу. Василий уже не вспоминал о родине, не оплакивал семью, не думал о будущем. Он жил сегодняшним днем, таким же страшным, как и вчерашний. У него осталось лишь одно желание: чтобы завтрашний день не оказался еще хуже.

Снова он попробовал добиться чего-нибудь от кома, и на этот раз даже не загорелась красная лампочка. Ремонтники не поспевали за вандалами, почти регулярно громящими карантинную технику. Станционные рабочие появятся в "К" лишь через несколько дней и снова починят не все. Он в кошмарных снах видел, как какой-нибудь маньяк, не желая уходить на тот свет в одиночку, громит жизненно важный агрегат и выпускает воздух из всей секции.

Да, такое может случиться.

В критической ситуации.

Или в любой момент.

Все быстрее и быстрее шагал он по комнате, прижимая ладони к животу, который уже давно отзывался резью на любое волнение. Боль нарастала, заставляя забыть другие страхи.

Наконец Василий собрался с духом и надел пиджак. В отличие от большинства беженцев он ходил без оружия – его регулярно сканировали на пропускном пункте. Сдерживая подступающую тошноту, он прижал ладонь к плате электронного замка и заставил себя шагнуть в сумрачный коридор со стенами, размалеванными непристойными надписями. Он запер за собой дверь. Его еще не грабили, но, несмотря на протекцию Коледи, он ожидал этого: в "К" грабили всех без разбору. Безопаснее быть нищим – Василий же считался богачом. Если его не трогали до сих пор, то лишь потому, что в глазах толпы он – человек Коледи. Но стоит ей узнать о его обращении к властям, и он покойник.

По коридору… теперь – мимо охранников, парней Коледи. В док. Он пробирался сквозь толпу, воняющую потом, несвежим бельем и антисептиком. Люди узнавали его, хватали грязными руками, умоляли рассказать, что происходит на станции.

– Не знаю, – отвечал Василий. – Еще не знаю. У меня не работает ком. Я иду выяснить. Да, сэр, спрошу. Обязательно спрошу.

Он повторял эти слова вновь и вновь, вырываясь из одной пары цепких рук и тотчас попадая в другую, видя в глазах у некоторых наркотическое безумие. Бежать он не мог. Бегство депутата вызовет панику, и тогда его растерзают и растопчут. Спокойно, впереди – секционные ворота, сулящие безопасность, надежную защиту от бандитов, от избирателей. Ворота, за которые никого не выпустят без драгоценного пропуска.

«Это Мациан! – летел слух по карантинному доку. – Он готовит эвакуацию. Заберет с собой всю верхушку, а нас бросит!»

– Депутат Крессич! – Чья-то сильная рука ухватила Василия сзади за предплечье и грубым рывком заставила развернуться. Сакс Чемберс из шайки Коледи. Боль в предплечье пробудила ощущение смертельной опасности. – Куда путь держите?

– На ту сторону, – прохрипел Василий. «Прознали!» – молнией сверкнуло в мозгу. – Чрезвычайное заседание совета. Сообщите Коледи. Мне надо быть там. Иначе как мы узнаем, что решит совет насчет нас?