Текст книги "Последняя база"

– Что здесь творится?

– Вы уполномочены вести переговоры или можете только отправить донесение начальству?

Оборск отмалчивался.

– Лейтенант, – напирала Элен, – мы согласны принять ваших полномочных послов. А до тех пор Дентонам нечего делать у вас в плену. Будьте любезны немедленно отпустить их. Если ваша сторона проявит осмотрительность и здравомыслие, то мы безусловно пойдем на уступки. В противном случае, особенно в случае нападения на любое торговое судно, нам придется применить силу. Это я вам твердо обещаю.

И снова – тишина. Долгие паузы уже стали привычными.

– Это Сэм Дентон, – ответил наконец другой голос. – Мне ведено передать, что корабль поворачивает. Это правда, Квин. Вся моя семья – на борту. Это тоже правда.

Внезапно «Женевьева» умолкла. Элен взглянула на экран вида и телеметрические приборы – некоторые из них зарегистрировали пятно света. Оно расширялось и меркло. У Элен сжался желудок, а младенец зашевелился. Она прижала к животу руку и долго смотрела на экран, преодолевая тошноту. В динамиках кома трещала статика.

На плечо Элен опустилась рука Нейхарта-старшего.

– Кто стрелял? – спросила Элен.

– Это «Фея-два», – ответил ком грубым басом. – Я стрелял. Они повернули нос к дыре в нашем строю и врубили форсаж. Они слишком многое могли унести.

– Мы поняли, «Фея-два».

– Иду к месту гибели, – сообщил другой корабль. – Обыщу окрестности.

Да, оставалась надежда, что в последний момент от «Женевьевы» отделилась капсула, что униаты пощадили хотя бы детей. Но Элен в это не верила.

«Женевьева» погибла. Как «Эстель» на Маринере. Им не найти никого.

Появлялись новые образы – призраки в чернильной мгле, пятнышки на скане или тени и меркнущие трассы на экране вида. Сотни фрахтеров, спешащих к месту гибели «Женевьевы».

– Ну, все, – пробормотал Нейхарт. – Не завидую я униатам.

Так думали все купцы – с той минуты, как услышали имя расстрелянного собрата… объединившее всех мертвое имя мертвого корабля. Они были вместе – чтобы противостоять опасности, грозящей им всем. Уния узнает их замысел, это несомненно. Наверняка она уже заметила, что близ ее станций нет торговых кораблей, что многие фрахтеры не пришли в доки по расписанию. Возможно, ее встревожило исчезновение судов в секторах, где не могло быть мациановцев, прочно увязших у Пелла. Никто уже не не сомневался в том, что Уния присваивает купеческие суда. Возможно, «Женевьева» по дороге сюда регулярно отправляла назад сообщения о своем курсе. Значит, надо ждать боевого корабля… если только униаты смогут отпустить из системы Пелла один из своих рейдероносцев.

Весть о Торговом Альянсе разносилась не только по пространству, принадлежавшему Унии. Летела она и к Солнечной – семья дальнерейсовика «Уинифред» вспомнила вдруг свои земные корни, сбросила груз, чтобы облегчить корабль для прыжка максимальной дальности… и отправилась в долгое и рискованное путешествие, не ведая, какой прием ее ждет.

«Расскажите им о Маринере, – попросила Элен экипаж „Уинифред“. – И о Расселе, Викинге и Пелле. Постарайтесь, чтобы они поняли».

Семья обещала, но Элен не надеялась получить ответ. Призыв к Земле был всего лишь жестом.

Капсулы они не нашли. Только обломки.

3. НИЖНЯЯ: СВЯТИЛИЩЕ ХИЗА 6.1.53; МЕСТНАЯ НОЧЬ

Низовики приходили и уходили – тихо, незаметно, поодиночке и парами; в почтительном молчании они ставили пищу и воду и ухаживали за «спящими», которых здесь собрались тысячи.

Здесь уже появились купола для людей, землянки, вырытые низовиками; пульсом самой жизни застучали компрессоры. Залатанным грубым куполам недоставало изящества, зато они служили кровом старикам и детям, да и всех остальных защищали от непогоды – короткое лето подходило к концу, все реже выдавались безоблачные дни и звездные ночи.

Регулярно наведывались челноки – за грузами. Кораблей, ревущих над головами, уже не боялись – привыкли.

«Вам нельзя собираться даже в лесу, – объясняла Милико Старым через переводчиков. – Их глаза видят теплое, видят сквозь заросли. Только глубокая нора может скрыть хиза, очень глубокая нора. Они видят, даже когда солнце не светит».

От таких слов глаза низовиков стали размером с блюдца. Хиза поговорили между собой, время от времени бормоча слово «Лукасы». Похоже, они поняли Милико.

Каждый день она беседовала со Старыми, до хрипоты, до протестов измученных переводчиков. Пыталась растолковать, с какой опасностью столкнулся народ хиза. Когда она обессиленно замолкала, мягкие ладони похлопывали по ее рукам и лицу, а круглые глаза глядели ей в глаза с искренней нежностью… Порой они не могли сделать для нее ничего другого.

А люди… к ним Милико приходила ночевать. Среди них была Ито, был Эрнст… День ото дня они все больше мрачнели, потому что все управленцы ушли с Эмилио, только Ито – женщина – и субтильный Эрнст получили приказ остаться. Мрачнел и Нед Кокс, один из первых силачей колонии – он сам не пожелал возвращаться, а теперь его заел стыд.

Стыд, словно заразная болезнь, охватил их всех. Особенно мучителен он бывал, когда приходили новости с главной базы – все без исключения безрадостные. Около сотни людей жили вокруг куполов – словно холод и ненадежные противогазы позволяли что-то доказать себе и окружающим. Они почти не разговаривали, и глаза их, по словам низовиков, были яркие и холодные. День и ночь напролет сидели люди перед куполами… Кто-то – по собственной охоте, а кто-то – в нетерпеливом ожидании своей очереди, поскольку купола не могли вместить всех желающих. Никто не уходил, поскольку возвращение людей в любой покинутый лагерь наверняка заметили бы с воздуха. Они выбрали своим укрытием святилище, и теперь им оставалось только сидеть под образами, волноваться за товарищей и гадать, долго ли они выдержат сами. «Смотреть сны» – так называли это хиза.

«Не теряйте голову, – говорила Милико самым беспокойным колонистам, с горячностью призывавшим остальных к немедленным действиям. – Надо ждать».

– Чего ждать? – поинтересовался Кокс, и этот вопрос вызвал в душе Милико целую вереницу ее собственных «снов».

В эту ночь по склону к образам спустились хиза, посланные на главную базу несколькими днями раньше. Обхватив колени, Милико сидела в кругу людей возле купола и наблюдала за фигурками, приближавшимися к святилищу под беззвездным небом. У нее непривычно сосало под ложечкой и першило в горле. Низовики не отказывали ей ни в чем. Эти совершенно незнакомые хиза шли к образам, чтобы занять место людей, собравшихся покинуть лагерь. Скан ни в коем случае не должен заметить их ухода.

В кармане непромокаемой куртки Милико лежал пистолет. Она была тепло одета, но все равно дрожала – не от холода, а от волнения. От боязни за хиза. Но они сами отпустили ее. «Ты идти, – сказали они. – Ты сердце больно. Ты глаза холодно, как они».

Либо идти, либо потерять авторитет в лагере. Все равно она не сможет удержать Ито и других.

«Вам не страшно остаться одним?» – спросила она тех, кто не мог или не желал сидеть снаружи и уходить – стариков, детей и прочих семейных, да и просто здравомыслящих людей. Она чувствовала себя виноватой, поскольку не могла ни защитить их, ни даже возглавить уходящих – она всего-навсего поддавалась их безумию. Среди решивших остаться было много "К" – беженцев, которые пережили слишком много ужасов, смертельно устали и мечтали только о покое. Она могла вообразить, как жутко им среди существ, мало похожих на людей. Резиденты Пелла давно привыкли к низовикам, но для беженцев, попавших сюда не по своей воле, хиза пока оставались чужаками. «Нет, – ответила пожилая женщина. – Впервые после бегства с Маринера мне не страшно. Здесь нет опасности… может, и есть, но бояться все равно не надо». Многие закивали, лица их были спокойны, как скульптуры низовиков.

Как только возле купола остановилась первая маленькая группа хиза, Милико и Ито встали и оглянулись на товарищей.

– До встречи.

Те молча кивнули.

Несколько человек, выбранных Милико, вместе с нею и проводниками растворились в темноте. На склоне им попадались стайки низовиков, спускавшиеся навстречу. Этой ночью ста двадцати трем колонистам предстояло покинуть лагерь; столько же хиза должно было прийти на их место. Не сразу Милико сумела втолковать туземцам, что от них требуется, но когда наконец они поняли, их глаза заблестели от восторга – шутка над людьми, шпионившими с неба, показалась им очень остроумной.

Отряд продвигался наикратчайшим путем, то и дело слыша оклики встречных хиза. Милико почти бежала. У нее кружилась голова, а легким не хватало воздуха, но, поскольку хиза не останавливались, она решила не отдыхать, пока держат ноги. В последнем восхождении перед ночевкой она опиралась на руки двух молодых самок – они всегда шли рядом, готовые помочь. Одну из них звали Она-Идет-Далеко, другую – Ветерок-В-Роще… Остальные не представились, а если и представились, то Милико не смогла разобрать ни слова. Двоим она сама дала прозвища: Быстроног и Шептунья, и они обрадовались – всем низовикам страшно нравилось получать имена от людей. Желая сделать им приятное, Милико попыталась повторить их туземные имена на местном наречии, однако низовики расхохотались, наморщив носы в знак крайнего веселья.

Они отдохнули под скалистым обрывом, а когда первые лучи солнца проникли сквозь заросли деревьев и папоротников, пошли дальше. Хиза вели себя так, будто во всем мире для них не существовало никакой опасности, – прыгали, гомонили, а Быстроног шутки ради даже забежал вперед и устроил засаду, перепугав людей до полусмерти. Видя, что Милико и ее друзья нахмурились, хиза присмирели, хотя вряд ли поняли, чем не угодили. Милико поймала за руку Шептунью, которая знала человеческий язык хуже всех хиза, бывавших среди людей, и еще раз попыталась объяснить ей свой план. Вконец отчаявшись, Милико подобрала с земли палку и опустилась на корточки.

– Гляди. – Несколькими ударами она расчистила местечко среди папоротников и ткнула палкой в землю. – Лагерь Константин-человек. – Она прочертила линию. – Река. – Сведущие люди весьма усомнились бы в том, что хиза способны понять условные топографические обозначения, не имеющие явного сходства с реальными предметами. – Мы сделать круг. Вот так. Мы глаза видеть лагерь человеки. Видеть Константин. Видеть Топотун.

Шептунья, сидевшая рядом на корточках, вдруг возбужденно закивала и задергалась всем телом, потом показала назад, в сторону равнины.

– Они… они… Они… – Шептунья схватила палку – первое, что попалось под руку, и погрозила небу.

Милико опешила – она еще не видела, чтобы низовик кому-то или чему-то грозил.

– Они плохо. – Шептунья запустила палкой вверх, подпрыгнула несколько раз, хлопнула в ладоши и постучала себя в грудь. – Я друг Топотун.

Подруга Топотуна, вот в чем дело… Шептунья схватила ее за руку, а Быстроног похлопал по плечу. Хиза быстро переговорили на своем языке и, похоже, приняли какое-то решение.

Спустя секунду они разбились на пары. Каждая пара взяла за руки человека.

– Милико! – протестующе воскликнула Ито.

– Положись на них. Хиза не заблудятся и не бросят нас, а если понадобится, отведут назад. Я пришлю тебе весточку.

Хиза нетерпеливо растаскивали людей в разные стороны.

– Будь осторожна! – крикнул Эрнст, оглядываясь на Милико.

Вскоре деревья отгородили их друг от друга. У Милико, Ито и Эрнста были пистолеты – половина всего огнестрельного оружия на Нижней, если не считать вооружения десантников. Было еще немного взрывчатого вещества для корчевки пней. Шесть пистолетов да взрывчатка – вот и весь арсенал колонии.

«Надо идти тихо и не более чем по трое», – настаивала Милико. Только так они не вызовут подозрений у операторов скана. Хиза остались верными своей забавной логике. Милико, Шептунья и Быстроног – это трое. С одним человеком идут двое хиза. Значит, с тремя людьми – шесть хиза. Сейчас их группа разбилась наконец на тройки и в спешке разошлась.

Никто уже не шутил. Быстроног и Шептунья вдруг умолкли и ловко пробирались между кустами, с упреком оглядываясь на Милико, когда она, по их мнению, слишком шумела. Хиза обладали исключительно тонким слухом, а Милико мешало шипенье дыхательной маски. Зато ей удавалось подражать скользящей поступи низовиков, которые то и дело замирали на месте, а потом рывком бросались вперед, под их ногами не хрустнула ни одна веточка. Ей вдруг пришло в голову, что людям есть чему поучиться у этих лесных существ.

Она не останавливалась, пока не выбилась из сил. В конце концов она упала, и хиза кинулись к ней, чтобы поднять, похлопать по щекам и погладить по волосам как своего сородича, а после согреть теплом своих тел, потому что к тому времени небо затянулось тучами, задул студеный ветер и заморосил дождь.

Они пошли дальше, как только Милико смогла подняться на ноги. «Хорошо, хорошо, – сказали низовики. – Ты хорошо». К полудню они повстречали группу хиза – несколько самок и двое самцов коричневыми призраками возникли из-за невысокого холма, сплошь покрытого зарослями. Накрапывал дождь, и водяные капли на их шерсти сверкали, как драгоценные камни. Поддерживая Милико, Шептунья и Быстроног обменялись с сородичами несколькими быстрыми фразами.

– Говорить… далеко идти они-место. Слышать. Приходить. Много они приходить. Они глаза теплое видеть ты, Михан-тизар.

Всего их было двенадцать. Один за другим они подходили, обнимали Милико, торжественно подпрыгивали и кланялись. Шептунья что-то долго втолковывала им, и они отвечали столь же пространно. Быстроног сосредоточенно внимал.

– Они видеть, – сказал он наконец. – Они видеть человеки-место. Хиза там плохо. Человеки там плохо.

У Милико кольнуло сердце.

– Надо идти туда, – произнесла она. – Нам, людям, надо быть там. Сидеть на холмах. Смотреть. Вы меня понимаете?

– Понимать, – заверил ее Быстроног и, похоже, перевел остальным.

Они двинулись дальше, незнакомые хиза присоединились. Милико понятия не имела, что они предпримут, добравшись до места. План Ито… С шестью пистолетами не захватишь челнока, эта задача даже всей колонии не под силу. Солдаты вооружены до зубов и защищены броней, а у колонистов – только голые руки. Нападать нельзя ни в коем случае, можно лишь наблюдать со стороны и надеяться на лучшее.

Они шли весь день под холодным дождем, проникавшим сквозь листву. Иногда дождь ненадолго утихал, но все равно ветер осыпал путников каплями, стряхивая их с ветвей. В ложбинах бурлили мутные потоки. Милико и хиза забирались в дикую чащу, в почти непролазные заросли.

– Человеческое место! – придя в отчаяние, напомнила Милико низовикам. – Нам надо в лагерь людей.

– Идти человеки-место. – Шептунья подпрыгнула и скрылась в кустах так быстро, что Милико глазом моргнуть не успела.

– Бежать хорошо, – заверил Быстроног. – Делать Топотун ходить далеко ходить она. Много он падать, она ходить.

Милико недоуменно посмотрела на него – щебет низовиков частенько сбивал ее с толку. Впрочем, Шептунья, как ей показалось, была созданием отнюдь не легкомысленным. Если она ушла, значит так надо. С трудом переставляя ноги, Милико двинулась дальше.

Очень нескоро она увидела впереди вожделенный просвет, мельницы, а чуть позже различила слабо отсвечивающий купол. Из последних сил Милико добралась до опушки, опустилась на колени и попыталась определить, с какой стороны они вышли к базе.

С этого холма и с такой высоты она видела лагерь впервые. Перед глазами у нее все плыло, из маски вырывался хрип. Ощутив прикосновение Быстронога к плечу, она спохватилась и полезла в карман, где лежали три запасных фильтра. Оставалось лишь надеяться, что цилиндр в маске не успел отработать до конца. Экономить их было ни к чему – даже если бы все беженцы постоянно находились под открытым небом, фильтров хватило бы на многие недели.

Солнце садилось, в лагере зажигались прожектора. Подойдя к краю обрыва, Милико смогла разглядеть движущиеся фигурки между мельницей и дорогой – цепочку людей и хиза, сгибавшихся под тяжестью мешков.

– Она прийти, – сказал вдруг Быстроног.

Милико оглянулась и растерянно заморгала, не увидев спутников, которых она обогнала еще в лесу. Через несколько секунд кусты на опушке раздвинулись, из них выскочила Шептунья и, тяжело дыша, упала на колени.

– Топотун, – жалобно просипела Шептунья, пошатываясь. – Он плохо. Работа много-много. Константин-человек плохо. Он дать. Дать ты. – Из ее мохнатого кулака торчал клочок бумаги.

Милико взяла листок, тщательно разгладила и повернула к свету. От воды бумага стала мягкой, как ткань, вдобавок в нее впитывались все новые капли. Чтобы разобрать неровные, наползающие друг на друга строчки, Милико пришлось поднести записку к самым глазам и повернуть к далекому свету:

«Здесь очень… плохо… Не вмешивайся… ни в коем случае. Умоляю… не вмешивайся. Лучше рассейтесь и… постарайтесь не попадаться. Боюсь, они… потребуют… новых рабочих… а может, и нет. У меня все нормально… Возвращайтесь… и держитесь в стороне».

Двое хиза не сводили с нее озадаченных черных глаз. Закорючки на бумаге всегда повергали их в изумление.

– Вас кто-нибудь заметил? – спросила Милико. – Люди-ружья заметили?

Шептунья пожевала губами и высокомерно ответила:

– Я низовик. База много мы. Низовик приходить здесь, брать мешок, низовик. Нести мешок, низовик. Нести мельница, низовик. Топотун там, человек видеть я, не видеть я. Кто я? Низовик. Топотун говорить, ты друг работать много-много, он плохо. Человеки убивать человеки. Он сказать, любить ты.

– Я тоже его люблю. – Милико спрятала драгоценную записку и съежилась, подняв капюшон и сунув руку в карман с пистолетом. В эту ночь они ничего не могли предпринять – любое вмешательство только осложнило бы ситуацию, поставило бы под угрозу жизнь всех колонистов и многих хиза. Захват одного из кораблей повлечет за собой карательный рейд. Один мощный залп, и не будет святилища. Кровь за кровь. Эмилио не жалеет себя, чтобы спасти Нижнюю, а донкихотское самопожертвование жены и товарищей ему сейчас нужно меньше всего.

– Быстроног, – сказала она, – беги. Найди низовиков. Найди всех людей. Скажи им… Милико говорила с Константином-человеком. Скажи, пусть сидят спокойно и не злят военных. Пусть ждут. Понял? Повтори.

Низовик попытался повторить, но запнулся, поскольку не знал значения некоторых слов. Милико терпеливо объяснила, и наконец Быстроног подпрыгнул.

– Сказать они сидеть, – возбужденно произнес он. – Сказать они, ты говорить Константин-человек.

– Да, – подтвердила она, и Быстроног умчался.

Низовики могли беспрепятственно приходить на базу и уходить – по словам Шептуньи, мациановцы не отличали их друг от друга. Если бы не это, Милико вряд ли смогла бы связаться с мужем, сообщить узникам главной базы, что они не одиноки. Теперь Эмилио знает, что она рядом, и, наверное, будет рассчитывать на нее… страстно желая при этом, чтобы она оказалась как можно дальше отсюда.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1. ПЕЛЛ: ЗЕЛЕНЫЙ ДОК 8.1.53

По всей зеленой витали слухи, но не было признаков непосредственной опасности. Межсекционные проходы никто не перекрывал, облав не устраивали. Десантники посещали увеселительные заведения в средней части дока, как ни в чем не бывало танцевали под оглушительную музыку, пили, а некоторые даже открыто принимали наркотики.

Джош бросил осторожный взгляд в дверной проем бара Нго и тут же скрылся внутри, не рискуя попадаться на глаза отделению трезвых солдат, деловито шествующих по доку. Весь их вид говорил о том, что они пришли сюда не для развлечений. Джош занервничал – в тревожных ситуациях он всегда боялся вдвойне, если Дэймона не было поблизости.

Он давно притерпелся к ожиданию… Сегодня его очередь потеть в тесной и душной кладовке Нго, выбираясь в зал только для трапезы. Но пора ужинать, а Дэймона – все нет и нет. Джоша грызло беспокойство. Вчера и сегодня Дэймон вел себя очень настойчиво. Требовал немедленных действий. Говорил с людьми. Рисковал.

Джош еще сильнее разволновался, осознав, что расхаживает перед стойкой и что на него неодобрительно смотрит Нго. Он постарался взять себя в руки, неторопливо прошел через зал, заглянул в кухню и поинтересовался у сына Нго насчет ужина.

– Сколько порций? – спросил паренек.

– Одну. – Джошу был нужен предлог, чтобы остаться в зале. Когда вернется Дэймон, подумал он, можно будет попросить добавки. В деньгах они не нуждались, и это было единственным плюсом такого существования.

Сын Нго махнул ему ложкой – дескать, выметайся.

Джош прошел к привычному столику, сел и снова поглядел на входную дверь. Вошли двое – ничего, казалось бы, необычного… Но они слишком открыто озирались. И направились прямиком к кухне.

Джош втянул голову в плечи и попытался спрятаться в тени. Наверное, это типы с черного рынка. Приятели Нго. Но почему они так странно держатся? И зачем подошли к его столику и выдвинули стул?

Он не сводил с них вопросительного взгляда. Один уселся, второй остался на ногах.

– Толли? – произнес сидящий – молодой, с недобрым лицом и следом ожога на подбородке. – Ведь вы – Толли, не правда ли?

– Вы ошиблись. Я не знаю никакого Толли.

– Надо, чтобы вы на минутку вышли. За дверь. Всего на минутку.

– Кто вы?

– Вы на мушке. Советую подняться.

Джош давно этого ожидал. В уме он перебрал несколько вариантов бегства, но так и не решился – любое резкое движение повлекло бы за собой выстрел. В зеленой убивали ежедневно, и не действовали никакие законы, кроме законов военного времени. Звать на помощь десантников – Боже упаси! Кто эти люди? Не мациановцы, это ясно. Кто же тогда?

– Пошевеливайся.

Он встал и отошел от стола. Второй незнакомец взял его за руку и повел к выходу. И дальше – в яркий свет дока.

– Глянь-ка вон туда, – подтолкнул Джоша человек со шрамом. – Прямо через коридор, на дверь бара. Что, не узнаешь?

Джош посмотрел. Да, он знал этого человека. Видел его недавно на станции. И раньше.

Перед глазами померкло, нахлынула тошнота. Условный рефлекс…

Он не мог вспомнить имени, однако не сомневался, что хорошо знаком с этим человеком. Парень со шрамом взял его за руку и повел через коридор. В сумрачный бар «Маскари». В смесь миазмов пота и спирта, в грохот зубодробительной музыки. К ним повернулось несколько голов – посетители, привыкшие к полумраку, видели Джоша гораздо лучше, чем он их. И Джош испугался – не оттого, что узнан, а оттого, что в этом баре есть человек, узнавать которого ему ни в коем случае нельзя. Нельзя – после Урегулирования. После прыжка через бездну.

Его провели в самый дальний угол зала, в одну из занавешенных кабинок. Там стояли двое. Одного вряд ли следовало опасаться – очень уж пришибленно он выглядел. Но другой… Другой!

– Я знал, что это был ты, – сказал другой. – Джош? Ведь это ты, Джош?

– Габриэль? – Имя прилетело из отрезанного прошлого, и весь мир Джоша зашатался. Он покачнулся и упал бы, не окажись под рукой спинки дешевого пластмассового стула. Он снова видел корабль… Свой корабль и боевых друзей… и этого человека… этого человека среди них.

– Джессад, – поправил его Габриэль, взяв за руку и как-то странно посмотрев в глаза. – Джош, как ты сюда попал?

– Мациановцы. – Он стоял в кабинете, огороженном занавесями. В укромном месте. В ловушке. Полуобернувшись, он увидел в проходе незнакомцев, а когда вновь обернулся к Габриэлю, с трудом разглядел в полумраке его черты… точно такие же, как перед расставанием у Маринера. Перед тем, как он посадил Габриэля на «Молот» Бласса.

Рука Габриэля мягко опустилась на его плечо, и Джошу пришлось сесть на стул возле круглого столика. Расположившись напротив, Габриэль подался вперед.

– Здесь меня зовут Джессад. Эти джентльмены – господин Коледи и господин Крессич. Господин Крессич – депутат, вернее, был депутатом, пока на этой станции существовал совет. Извините, господа, но мне надо поговорить со старым другом. Подождите снаружи. Позаботьтесь, чтобы нас не беспокоили.

Крессич и Коледи вышли. Джошу очень не хотелось оставаться с Габриэлем в зловещем сумраке кабинета, под еле тлеющей лампой. Но любопытство (а не только страх перед вооруженным Коледи) заставило его сидеть на месте. Любопытство вкупе с предчувствием боли. Как перед прикосновением к еще не зажившей ране.

– Джош, – произнес Габриэль-Джессад, – мы напарники, разве ты забыл?

Вероятно, он лгал, а может, и нет. Джош беспомощно покачал головой.

– Промывание мозгов. Память у меня…

Лицо Габриэля исказилось, как от боли. Он схватил Джош а за запястье.

– Джош… ведь ты здесь из-за меня, верно? Пытался выручить… Но когда началась заваруха, меня забрал «Молот». Ты подогнал «Коршуна», и тебя достали. И промыли мозги… Джош, где все наши? Где Кита и…

Джош покачал головой. В его душе царил холод. И космическая пустота.

– Мертвы. Я плохо помню… все стерто. – Высвободив руку, он облокотился на стол и подпер ладонью подбородок. Тошнота отступила.

– Я видел тебя в коридоре, – сказал Габриэль. – Глазам своим не поверил, но все же решил поспрашивать. Нго не сказал, кто был с тобой… Похоже, это нелегал. Да? У тебя здесь друзья? Друг. Я прав? Он не из наших… Кто он?

Мысли путались. Старая и новая дружба сошлись в поединке. Желудок стянулся в узел, реагируя на нервное перенапряжение, на страх за Пелл… Этот страх был внедрен в подсознание. Миссия Габриэля – уничтожение станций. Габриэль здесь, а до этого побывал на Маринере…

Элен. «Эстель». «Эстель» погибла вместе с Маринером.

– Я прав?

Джош вздрогнул и заморгал.

– Ты мне нужен, – прошептал Габриэль. – Твоя помощь.

– Я был никем. – У Джош а росло подозрение, что этот человек лжет. Все было не так. Совсем не так, как он говорит. – О чем это ты? Не понимаю.

– Мы с тобой из одной команды, Джош.

– Я был военопом на корабле-разведчике…

– Это легенда. – Габриэль схватил и яростно встряхнул его руку. – А на самом деле ты Джошуа Толли из спецслужбы. Навыки заложены в подсознание. Ты из сытинских лабораторий…

– У меня были мать и отец. Я жил на Сытине с тетей. Ее звали…

– Джош, ты из лабораторий. Прошел двухуровневое гипнообучение. Верхний уровень – ложный, это легенда… Ты сам в нее веришь и поэтому в случае необходимости можешь убедить врага. Понимаешь? Это грим, маскировка. А под ней – настоящее.

– У меня была семья. Я любил ее…

– Джош, мы с тобой – напарники. Оба учились по одной программе, у обоих одно предназначение. Ты мой дублер. Мы работали вместе. Станция за станцией. Инфильтрация и подготовка к захвату.

Джош вырвал руку из пальцев Габриэля. Он ничего не видел, ослепленный потоком слез. Воспоминания неудержимо блекли. Ферма, солнечный ландшафт, детство…

– Мы – «рожденные в колбе», – продолжал Габриэль. – Все остальное… все, что есть у нас в памяти, – программа, и в следующий раз туда заложат что-нибудь другое. Сытин – реален, и я реален… пока ты не пройдешь новый курс обучения. Пока в твоих воспоминаниях я не стану кем-нибудь другим. Твоя память, Джош, двухслойна. Ложь – на поверхности, правда – в глубине. На дознаниях ты мог выдать только ложь, потому что сам не ведал правды. А она – здесь, перед тобой. Ты знаешь комп. Ты сумел выжить на этой станции. И ты изучил ее. Все это не случайно, поверь.

Джош не шевелился, прижав к губам тыльную сторону ладони, и не плакал, просто слезы сами по себе катились по щекам. Язык не подчинялся, а слезы все капали и капали.

– Что я должен сделать? – проговорил он наконец.

– А что ты можешь сделать? Кто твои покровители? Они не из мациановцев?

– Нет.

– Тогда кто они?

Секунду Джош не отвечал. Слезы высохли, их источник иссяк. Казалось, вся память Джоша выцвела добела, в ней слились станционная тюремная лечебница и какое-то очень далекое место… Палаты с белыми стенами и люди в белой форме… И он понял в конце концов, почему ему было так хорошо и уютно в лечебнице. Потому что она – его родной дом. Больничные палаты одинаковы по обе стороны Черты.

– Допустим, кое-что я смог бы сделать, но по-своему, – сказал он. – Допустим, я поговорю с моим покровителем, и он, возможно, согласится помочь. Но… услуга за услугу.

– Какая?

Джош откинулся на спинку стула и подбородком указал на занавесь, за которой ждали Коледи и Крессич.

– У тебя дело уже на мази, верно? Предположим, я внесу очень ценный вклад. Что тебе больше всего нужно из того, что есть на станции? Я бы и сам мог это взять, но у меня не хватит сил удержать.

– У меня хватит, – пообещал Габриэль.

– Есть только одна вещь, которая нам нужна позарез и которую мы не можем взять без применения мускулов. Челнок. Мы хотим бежать на Нижнюю, прежде чем все будет кончено.

Несколько мгновений Габриэль молчал.

– Ты можешь к нему подобраться?

– Я же сказал, у меня есть друг. Мы хотим улететь.

– Мы могли бы сделать это вдвоем.

– Втроем. С моим другом.

– Это с ним ты орудовал на рынке?

– Предполагай все, что угодно. В общем так. С нашей помощью ты пройдешь на любой участок. А ты должен позаботиться, чтобы мы благополучно убрались со станции.

Габриэль медленно кивнул.

– Мне пора возвращаться, – сказал Джош, – и приступать к делу. Времени в обрез.

– Челноки теперь швартуются в красном доке.

– Я могу тебя туда провести. И всюду, куда понадобится. Главное, чтобы хватило людей для захвата.

– Пока мациановцам будет не до нас?

– Да, пока им будет не до нас. Это можно устроить. – Он испытующе поглядел на Габриэля. – Ты взорвешь Пелл? Когда?

Казалось, Габриэль размышляет, стоит ли отвечать.

– Джош, я не маньяк и не самоубийца. Я не меньше твоего хочу выбраться, а «Молот» на этот раз никак не успеет вовремя. Челнок вполне годится… или капсула. Лишь бы выбраться на орбиту и дождаться наших…

– Ладно, – кивнул Джош. – Ты знаешь, где меня искать.

– А ты уверен, что в доке сейчас есть челнок?

– Выясню. – Джош встал, ощупью добрался до темной арки и вышел в шум зала. Из-за ближайшего столика торопливо поднялись Коледи со своими людьми и Крессич, но успокоились при виде Габриэля, вышедшего из кабинки секундой позже.

Джоша пропустили. Он пробирался между столиками к выходу, а посетители, склонившие головы над тарелками и стаканами, не поднимали на него глаз.

Он шагнул в коридор, наткнувшись на стену прохлады и света, и жадно вдохнул свежий воздух. Его подташнивало, шалили глаза – казалось, будто по полу от его ног расползаются бесформенные тени. Иллюзия и реальность. Правда и ложь. Сытин – ложь. И сам Джош – иллюзия… Часть его мозга действовала как автомат – коим он, в сущности, и был. Он перебирал в памяти свои инстинкты, которым никогда не доверял, поскольку не мог понять, зачем они нужны. Он снова глубоко вздохнул, стараясь рассуждать здраво. Тело его тем временем автоматически лавировало по коридору, а глаза искали укрытия.