Текст книги "Длинная серебряная ложка"

– А что будет после свадьбы? Нет, я постараюсь сразу же удрать, а если не получится? Мне ведь придется… – взглянув на хозяйку, Эвике умолкла.

– А вампиры вообще… ну это… ну… могут? – выдавил Уолтер.

Отец и сын ответили одновременно.

– Не знаю, – сказал Леонард.

– Еще как! – сказал Штайнберг.

Пару минут их взгляды бесцельно скользили по комнате, описывая дугу вокруг Гизелы.

– Отец, как ты можешь! – наконец опомнился Леонард. – Посовестился бы втягивать людей в свои игры! А ты, Эвике… да в своем ли ты уме? Так рисковать! Я этого не д-допущу!

– Отчего же, сударь? Может, я тоже хочу заработать. Не только же вам в роскошествах купаться.

– Если тебе нужны деньги, я их п-просто так тебе отдам!

– Э нет, сынок, сначала свой капитал сколоти! – встрял Штайнберг. – А моими деньгами не вздумай распоряжаться! Слишком тяжко они мне достались.

– Вот именно! И не нужны мне ваши подачки!

– Да вы что это оба?! Эвике, я был о тебе лучшего мнения! Не знал что ты… такая, – он посмотрел на горничную с внезапной гадливостью, будто она прямо на его глазах превратилась в какой-нибудь стафилолокк. – Гизела, ну хоть ты ей скажи!

– Опомнись, Эвике!

Но урезонить распоясавшуюся горничную было не так-то просто.

– Почему, фроляйн Гизела? – спросила Эвике, уперев руки в бока. – Я ведь служанка. Помните, вы читали мне книжку про то, как старый король послал рыцаря за море, чтобы тот привез его невесту? А когда они возвращались на корабле, камеристка должна была дать принцессе приворотное зелье, чтобы ее госпожа влюбилась в дряхлого женишка? Но рыцарь и принцесса по ошибке выпили зелье и полюбили друг друга. Скажите, кому пришлось лечь с королем в первую брачную ночь?

– Камеристке. Но «Тристан и Изольда» – просто легенда! У нас-то все по-другому!

– Это как же так у нас по-другому? Если не ошибаюсь, передо мной стоят два упыря, да и третий не за горами! Очнитесь, фроляйн. Мы в сказке. А во всех сказках служанка всего лишь разменная монета. Но если я буду монетой, так чур, золотой! Ну, что скажите, герр Штайнберг?

– Пятьдесят, – процедил тот.

– Что, двести тысяч да еще и пятьдесят? Вообще здорово!

– Разорения моего хочешь, мерзавка?!

– Хочу, – призналась Эвике, – но вряд ли увижу. Потому что на свете нет справедливости, в этом я уже убедилась. А от вас не убудет. Снова заработаете, времени хватит. Век-то у вас долгий… если Виктор не укоротит.

– Вот ведь ушлая! Фроляйн Гизела, где вы только нашли такую? Ну хорошо, двести пятьдесят и не грошом больше.

– Триста.

– Что?!!!

– Я передумала.

– Ну знаешь, это уже ни в какие рамки! – запыхтел фабрикант.

– Договорились?

– Куда ж мне деваться?

– Деньги вперед.

– Что, прямо сейчас? Наличными?!

– За дуру меня держите? – усмехнулась девушка, – Завтра утром поеду в город и открою счет в банке, а вы туда переведете деньги. Сразу всю сумму. И чтобы без всяких там хитростей. Если хоть одного нуля не досчитаюсь, пеняйте на себя. Сдам вас Виктору с потрохами. Ясно?

– Куда ясней, – пробормотал вампир. – Ну что, по рукам?

– По рукам!

Эвике плюнула себе в ладонь и протянула ее Штайнбергу. Все таки избавиться от приютских привычек ой как нелегко.

* * *

Рассевшись по диванам в Китайском Кабинете, они выжидательно смотрели на графа, который со свойственной ему тщательностью обдумывал услышанное.

– Нет, герр Штайнберг, – наконец произнес граф безаппеляционным тоном, – я никогда не дам согласия на это предприятие. Я понимаю, что ваши друзья-вампиры не употребляют человеческую кровь, стало быть и общаться с ними совершенно безопасно, – Уолтер на всякий случай прочистил ухо мизинцем, но граф продолжал как ни в чем не бывало, – Да и сам виконт де Морьев – очень славный господин, иначе бы вы не просватали за него дочь. Но все равно, это в одинаковой степени опасно и подло. Просто объясните виконту, что невеста передумала. Как благородный че… уп… тва… существо, он не станет принуждать Берту к замужеству. Я не позволю, чтобы под крышей моего замка процветал обман! Так же хочу напомнить, что пока Эвике здесь служит, она выполняет мои приказы. Мои, герр Штайнберг, а не ваши.

– Ничего я ей не приказывал! – раздраженно отозвался вампир. – Это было ее собственное решение.

– Вот как? Эвике, поди-ка сюда, – поманил ее граф.

Изрядно побледневшая горничная приблизилась к нему на ватных ногах. Хозяин занес руку и Уолтер готов был ринуться на защиту, но граф всего лишь взял девушку за подбородок, приподнимая ее опущенное лицо.

– Это правда? Ты действительно сама предложила?

– Да.

– Почему?

– Не робей, моя милая, – подбодрил ее Штайнберг, – расскажи хозяину про то, как мы славно поторговались давеча.

При этих словах в лице графа что-то изменилось – потух взгляд, прежде пылавший негодованием, а морщины показались еще глубже.

– Неужели? Хотя мне следовало догадаться. На какой сумме вы остановились?

– Триста тысяч, – сообщил Штайнберг, поморщившись, словно у него в сердце кольнуло.

– По крайней мере буду знать, что ты не продешевила. Ты всегда была умницей, Эвике. Прирожденный математик. Как же ты намерена распорядиться такими деньгами?

– Я хотела…

– … сделать ноги отсюда, – договорил за нее вампир. – В джунгли бежать. У вас преданные слуги, ваше сиятельство. Интересно, «преданный» и «предать» – однокоренные слова?

– Как знать… Эвике? Ну что ты, девочка, – он погладил ее по голове, и девушка вцепилась в его руку. – А это лишнее. Не стоит целовать мне руки… Это я должен просить у тебя прощения, а ты себя не вини. Ты мне ничем не обязана. Я предал тебя еще раньше. Мне не следовало брать тебя из приюта, тем самым взращивая в тебе ложную надежду. Ты, конечно же, рассчитывала что будешь жить во дворце и донашивать великолепные наряды за своей госпожой. А вместо этого вы с Гизелой перелицовываете тряпки столетней давности. Я ведь все вижу, все замечаю… Простите, девочки. Делайте что хотите, я не буду мешать. Какой вес имеют мои приказы, если я не в состоянии позаботиться о самых близких? Никудышный из меня господин, да и отец тоже… Все, хватит жаловаться! Что-то мы совсем раскисли. Жизнь продолжается, так ведь? А я даже рад, что вы обе теперь пристроены. Пойду к себе, нужно еще парочку гробов закончить, – он кивнул присутствующим. – До свидания, герр Штайнберг. Леонард. Уолтер. Гизи… Берта.

Попрощавшись, он вышел из залы, за ним и потянулись жених с невестой, Эвике же стояла с опущенными плечами и глядела прямо перед собой. Уолтеру вдруг захотелось приободрить ее как-нибудь. Обнять. Сказать что-то приятное. Ведь кроме него никто не понимает, что это за ощущение, когда в тебе разочаровались все родные.

Перед тем, как выйти за дверь, Уолтер все таки окликнул девушку.

– Эвике! Ты не сделала ничего дурного – вот и граф это понял. Тебя никто не осуждает.

– Спасибо, сударь, – с чувством произнесла та. – Без вас я бы ни за что не догадалась!

Подошедший вампир подставил ей локоть, на который она, не колеблясь, положила руку.

– Что, малышка Эвике, ушли твои друзья?

– Это ничего, – отозвалась девушка, – с такими деньгами я себе новых куплю.

– Ого! Ну тогда пойдем, доченька?

– Хорошо, папенька!

Эвике сладко улыбнулась, но в глазах у нее было достаточно свинца, чтобы отлить пулю. Или серебра. Вампир поневоле вздрогнул.

– А знаешь, – сказал он задумчиво, – я бы и вправду хотел, чтобы ты была моей дочерью. Есть у тебя деловая хватка. И сердце из кремня.

Девушка посмотрела на него долгим взглядом.

– Знаете, сударь, сегодня я в первый раз порадовалась своему сиротству.

Глава 21

Гизела отворила тяжелые створки шкафа в спальне Берты и осторожно, словно боясь чего-то, заглянула внутрь. Раньше она никогда бы не позволила себе прикоснуться к ее вещам, ко всему тому, что еще хранило ее запах и помнило прикосновения, как если бы она только вчера была здесь. Платья висели в чехлах, белье ровными стопками лежало на полках, источая тонкий аромат лавандового саше, а многочисленные шляпки спрятались в отведенных коробках. Идеальный порядок. То, что так любила Берта: порядок в шкафу, порядок в делах, порядок в голове. Но, к сожалению, последнего она лишилась, и весь привычный уклад жизни разрушился.

Гизела сняла с вешалки один из чехлов и показала его Эвике.

– Вот оно.

– То самое платье?

Виконтесса бережно расчехлила его и извлекла на свет произведение чьих-то извращенных фантазий. С первого взгляда сложно было разобрать, что это – платье или переносная военная палатка, такой огромной была юбка. Водрузив ее на кринолин, эту конструкцию можно было использовать, чтобы защитить половину деревни от дождя. Или сдавать в аренду на ночь в качестве дешевого жилья. Или, надувая ее горячим воздухом, летать, как на воздушном шаре. Но надевать на Бал? Увольте! Ярко-красный цвет так и кричал «Укуси меня,» а корсаж был богато украшен лентами, кружевами, вышивкой, стразами, бисером, бантиками и розочками – всем, что нашлось под рукой. То, что не поместилось на лиф, было щедро разбросано по остальной поверхности, благо площади хватало вполне.

– Оно такое…

– Прекрасное, правда? Посмотри, какое оно легкое и воздушное! Берта надевала его в последнюю ночь перед тем, как исчезнуть. Оно еще хранит ее запах. Чувствуешь аромат духов? Нежнейший бархат, прикоснись к нему. Тогда Берта выглядела королевой, я прекрасно помню, как она стояла на том самом месте, где сейчас стоишь ты, – Эвике быстро отпрыгнула в сторону, а виконтесса продолжала, словно в забытье. – Как ей шел этот цвет! Неубранные волосы струились по обнаженным плечам, а взгляд… О, я никогда его не забуду. Она знала, что это ее последняя ночь здесь.

– По-моему, мы отвлеклись, – смущенно заметила горничная.

– Ах да, к чему это я? Платье! Приложи к себе. Ну конечно, Берта была выше тебя, смотри, юбка волочится по полу. А на Берте оно сидело идеально.

– Ну да, оно и шилось на вашу Берту, – обиженно пробурчала Эвике, вставая на цыпочки. Подумаешь, всего-то пара сантиметров!

– Но ее нет, – резко оборвала Гизела. – И на ее месте стоишь ты. Ни у кого не должно возникнуть сомнений, что ты и есть Берта Штайнберг. Ты должна соответствовать ей во всем, держать себя как Берта, разговаривать, как Берта, думать, как Берта. Ты должна стать Бертой!

Гизела почти силой сунула платье в руки горничной и толкнула ее за ширму.

Эвике печально огляделась. Ну какая, скажите на милость, из нее Берта Штайнберг, вампирская невеста? Платье сидит нелепо, колокол кринолина колышется из стороны в сторону, корсет сжимает так, что грудь вываливается наружу. Вдобавок, фроляйн Гизела придирчиво смотрит на нее, сравнивая со своей сбежавшей подругой… то есть, врагиней… ну или кем они там друг другу приходились.

На секунду она закрыла глаза и представила, как все, знавшие Берту, будут шептаться за ее спиной: «Только посмотрите на эту девчонку, она совершенно не похожа на нашу госпожу. Та была изящна и грациозна, а эта держится, как кухарка. Ну так кухарка и есть, что с нее возьмешь? Шваль приютская. Вот Берта обладала такими изящными манерами и так непринужденно держалась, а эта девчонка даже в кринолине ходить не умеет.» «Еще бы, они вышли из моды, прежде чем я родилась,» – мысленно парировала горничная, но ее голосок затерялся среди возмущенной критики.

– Ты там заснула? – донесся до нее голос Гизелы.

– Нет, но… Я не могу в этом выйти.

– Эвике, послушай. Я понимаю, как тебе трудно, нам всем сейчас очень тяжело, но мы должны с этим справиться! Ты же сама все затеяла, так изволь расхлебывать. Поздно идти на попятную. Да, они вампиры. Ну и что? Штайнберги тоже вампиры, нам не привыкать. И вообще, кого здесь удивишь вампирами? От тебя требуется всего лишь выйти замуж за виконта как-его-там – что может быть проще! Никто не знает, как выглядит Берта, и Берта будет такой, какой ее сделаешь ты. Пожалуйста, Эвике, выходи!

– Фроляйн…

– Мы будем помогать тебе! Леонард расскажет, как ведут себя вампиры… Хотя нет, это плохая идея. Ладно, я сама расскажу тебе, как ведут себя вампиры, мы с папой столько книг на эту тему прочитали. Уолтер тоже поможет, он такой умный. Ну же, Эвике.

– Фроляйн, я не могу выйти! Платье меня перевешивает, и я боюсь, что упаду, – совсем тихо проговорила она.

– Пожалуй, это будет труднее, чем я думала, – скорбно вздохнула Гизела.

Виконтесса вывела горничную из-за ширмы, придерживая ее под локоть.

– Ну-ка, пройдись.

Эвике сделала осторожный шажок. Потом еще один. Вроде бы не так уж и страшно.

А вот виконтесса так не считала. Она недовольно покусывала губу и качала головой, глядя на неуклюжие попытки своей горничной стать фроляйн Штайнберг. Потому что помнила, как настоящая Берта впервые надела этот наряд, как легко она прошлась по комнате, словно на ней и не висели десять килограммов бархата. А Гизела сидела на стуле в своем скромном сером платьице, будто незаметная приживалка, страшно завидовала и мечтала стать хоть чуточку такой же прекрасной.

– Ну как, похоже? – спросила Эвике, входя во вкус. Она уже убедилась опытным путем, что если поднять кринолин за кольца повыше, можно даже бегать.

– Нет, – холодно ответила Гизела и девушка сразу сникла. – Расправь плечи, тебе не нужно таскать ведра воды на верхний этаж. Я имею в виду – пока не нужно, – быстро поправилась виконтесса. – Держи спину ровнее. Такое впечатление, что ты хочешь спрятаться в этом платье, как черепаха в панцире. Уже лучше. Голову выше и смотри на меня. Не на свои руки, а на меня! Ты должна ступать гордо и никого не бояться. Вампиры сразу почувствуют твой страх.

Эвике глубоко вздохнула и постаралась не думать о вампирах, смотрящих на нее, как на сытный ужин. Не получилось. Оставалось надеяться, что все внимание будет приковано к ее платью, а на нее саму мало кто обратит внимание. Интересно, если все пройдет удачно, можно будет оставить его себе?

– Вы еще долго? – раздался из-за двери недовольный голос Уолтера.

Кажется, они кого-то забыли. Сказав юноше, что они лишь на минутку, только платье забрать, девушки проторчали в комнате не менее часа, оставив англичанина в коридоре. За это время он успел изучить рисунок на обоях, лепнину на потолке и завитушки на канделябрах.

– Уже идем. Спустись, пожалуйста, вниз, и жди нас в зале, – приказала Гизела и, подхватив Эвике под руку, направилась к двери.

– Фроляйн Берта Штайнберг, – объявила Гизела и подтолкнула новоявленную Берту вперед, к лестнице.

Девушка подхватила подол платья и бодро сбежала вниз, где их уже ждал единственный зритель и соучастник.

– Нет, Эвике, нет. Я же говорила – ты спускаешься плавно, медленно, улыбаешься, спина прямая. Если кто-то подаст тебе руку у спуска с лестницы, как это сделал сейчас Уолтер, то ее не надо пожимать, а просто слегка обопрись на нее. Еще раз!

Горничная вновь поплелась наверх. Это была еще облегченная тренировка. Она вспомнила парадную лестницу в замке, которую так до сих пор и не починили. И ведь теперь, спускаясь по ней, надо будет думать не о том, как не навернуться, а как правильно идти, держать спину и при этом дышать. Все таки у Берты было важное преимущество. Ей дышать не нужно.

Гизела тоже спустилась и, вполголоса переговариваясь с Уолтером, наблюдала за попытками девушки. После пятого подъема и спуска Эвике без сил упала на ступеньки и наотрез отказалась повторять восхождение.

– По-моему, уже достаточно, – заступился за нее Уолтер. Все это время он сочувственно наблюдал за тренировкой Эвике. Чего только с собой не сделаешь ради денег!

Гизеле пришлось с ним согласиться. Они помогли мученице подняться и, еще раз внимательно ее осмотрев, сошлись на том, что на первый раз сгодится. Тут виконтесса хитро улыбнулась и сказала:

– А сейчас нас ждет самое интересное. Уолтер, ты умеешь танцевать?

Эвике сглотнула. Она, конечно, понимала, что бал – это когда все танцуют, но прежде не задумывалась о том, что танцевать придется и ей. Мало того, что вальс от контрданса не отличит, так еще и в той конструкции, что на нее напялили, можно разве что медленно и торжественно перемещаться (желательно по стенке), но никак не танцевать.

– Умею, – смущенно признался Уолтер.

В его семье танцы не жаловали, особенно современные, от которых и до распутства недалеко. К счастью, лондонский дядя Лэнкфорд не отличался пуританскими нравами, так что балы давал нередко. Другое дело, что обзавестись партнершей было нелегко. Даже старые девы, которые весь век подпирали стенку, на приглашения Уолтера отвечали без энтузиазма, а то и вовсе игнорировали юношу. А зря! Танцевал он неплохо. Ну хорошо, один раз действительно наступил кузине на подол, да так, что тот с треском оторвался. Но это еще не повод подвергать Уолтера остракизму.

– Сначала ты сыграй нам, Гизела, а потом я тебя сменю, чтобы вы с Леонардом потанцевали.

Уолтер помахал вампиру, который в этот момент вошел в залу.

– Я не сегодня могу, – сказал Леонард и продемонстрировал перебинтованную левую руку.

– Что стряслось-то?

– Да так, реактивом нечаянно плеснул. К завтрашней ночи заживет.

– А почему сразу не затянулось? Разве у тебя нет способности к регенерации? – спросил Уолтер, но тут же обругал себя за оплошность. Откуда взяться такой способности, если он не пьет кровь?

– У меня нет, – ничуть не оскорбившись, пояснил вампир. – Извини, Гизела. Но мы с тобой уже танцевали, помнишь?

– Помню, Леонард, и никогда не забуду. До сих пор ума не приложу, как ты так сумел запутаться в шторе, – сказала виконтесса, усаживаясь за рояль. – Начнем с вальса, там хоть фигур нет сложных.

– Хорошо, – обратился Уолтер к своей партнерше. – Значит так, я тебе поклонюсь, а ты сделаешь мне реверанс.

Горничная повторила заученное с детства движение.

– Отлично! Теперь дай мне руку… вот так… а я положу свою руку сюда…

– Фроляйн Гизела, он меня за талию схватил! – нажаловалась Эвике.

– Так надо.

– Ладно, но если он позволит себе лишнего, я ему вмажу, – решила для себя девушка. – Продолжайте, сударь.

– А теперь, собственно, мы и начинаем вальсировать. Раз-два-три, раз-два-три… не забывай перебирать ногами… раз-два-три… аййй!

– Извините.

– П-пустяки. Просто двигайся в такт моим движениям. Раз-два-три.

– Ой, получается!

– Да ничего у тебя не получается, – остановился Уолтер, и девушка недоуменно на него посмотрела.

– Почему это? Вот мы даже до двери добрались.

– Ты двигаешься неправильно!

– А как надо?

– В танце кавалер ведет даму.

Горничная закрутила головой по сторонам.

– Дама – это ты, – вздохнув, пояснил англичанин. – Ты не должна тащить меня за собой. Задавать направление – моя прерогатива, а ты расслабься и двигайся в такт. Несложно ведь. – Как это – расслабиться?

– А ты разве не умеешь?

– Никогда не пробовала.

– Выдохни и подумай о чем-нибудь приятном.

– О деньгах? – предположила Эвике.

– Это все, о чем ты можешь думать? – огорченно спросил Уолтер.

– Нет, но это самое приятное. Вы же так велели.

– Черт с тобой, думай о шелесте ассигнаций. Ты, кстати, уже открыла банковский счет?

– Да, сегодня утром. Теперь все будет хорошо, что бы ни произошло.

И лицо девушки засияло мягким светом, теплым словно погожий осенний день.

– Гм. Я что, нанялась тапером, чтобы обеспечивать аккомпанемент вашей беседе? – позвала Гизела, ударив по клавишам из слоновой кости. – Танцуйте же наконец!

А служанке и впрямь удалось расслабится. Теперь движения сделались сделались мягче и непринужденней, и наши танцоры, почти невесомые, заскользили по зале, поминутно кружась.

– Не смотри себе под ноги, Эвике.

– А если упаду?

– Я удержу тебя.

– А на что ж мне смотреть?

– Смотри мне в глаза, – предложил Уолтер.

– Ой, да ну как-то…

– Тебе… тебе неприятно, да?

– Что вы, сударь! Необычно просто. Я не привыкла на господ таращиться.

– Но ты теперь Берта, так что отбрось свои привычки.

– Я понимаю, – сказал она, – просто мне вдруг захотелось снова побыть собой.

Он и прежде заглядывал в ее глаза – например, когда они мыли посуду на кухне, или когда она чинила ему брюки, пока он стыдливо прикрывался одеялом. Да и вчера тоже. Тогда цветом они напоминали реку под кромкой льда, но теперь в них плескалась теплая голубизна прогретого солнцем мелководья.

– Тогда побудь собой, Эвике. Приподними маску.

– А потом снова ее надевать?

– Да. Наверное.

– Вот и вся жизнь у нас такая, – печально вздохнула девушка.

Уолтер хотел было ответить на ее глубокомысленное изречение, но пока собирался с мыслями, утратил контроль над направлением и…

Раздался звон стекла.

Оба мгновенно зажмурились, и лишь переведя дыхание, отважились оценить нанесенный ущерб. С пола на них укоризненно взирали черепки китайской вазы, синей с позолотой. Столик, на котором она стояла, все еще качался.

– Леонард? – тихо позвал Уолтер. – Сколько стоила эта ваза?

– Нисколько.

– В смысле?

– Отец говорил, что она бесценная, – пожал плечами юный вампир, пиная долетевший до него черепок.

– Мне очень-очень жаль!

– Чего ее жалеть? Только пыль собирала. А в пыли водятся клещи. Совсем крошечные, но уж такие жуткие. Да кстати, – плотоядно улыбаясь, он обозрел помещение, – начните танцевать вот с того угла. Эта коллекция севрского фарфора всегда меня раздражала.