Текст книги "Длинная серебряная ложка"

– Дернешься – сломаю, – предупредил вампир и обернулся к сыну, криво улыбаясь. – Мы не можем с ним бороться, сынок. Ты бы видел, как отсюда драпали гости, они его тоже боятся. Он слишком силен. Было бы глупо восставать против такой силищи, правда? Нам остается только подчиниться и примкнуть к нему. Пойдем, Леонард. Мы отдадим Виктору смертных и разделим его торжество.

Уолтер поднялся на колени и, опираясь на стену, пошел на Штайнберга, но сын встал между ними. По какой-то необъяснимой причине он был совершенно спокоен. На его осунувшемся лице, бледном с прозеленью, даже бродила улыбка, словно он созерцал произведение искусства, а не папашу-подлеца. Эвике, которая даже сквозь слезы заметила его мечтательный вид, отчаянно простонала. Они тут все заодно!

– Ты-то чему радуешься, гаденыш? – успела произнести она, прежде чем старший вампир вывернул ей руку.

– Я радуюсь, потому что именно в такие моменты жизнь подносит нам зеркало и мы узнаем, каковы же мы на самом деле, – заговорил Леонард. – Пойдем, отец. Мы можем привести ему Уолтера с Эвике и даже просидеть на его пиру до самого утра, только потом я выйду на солнце.

– Что-о-о? – взревел фабрикант.

– Если я не смогу исправить эту несправедливость, если у меня не хватит сил, чтобы совладать и с Виктором, и с тобой, я хотя бы не буду участвовать в том, что считаю неправильным. Мне остается только уйти.

– Что ты несешь, недоумок?

– Ума у меня и правда немного, – согласился Леонард, – но кое в чем я разбираюсь. Эти люди мои д-друзья. Ты можешь или убить нас, или…

– Или что?

– Или отпустить всех троих.

– Это шантаж!

– Других средств у меня не осталось.

Поколебавшись, вампир выпустил руку Эвике. Девушка едва не рухнула на пол, но устояла и сразу же подбежала к Уолтеру, прижалась к нему, глядя на фабриканта с испугом и ненавистью. Леонард продолжал улыбаться.

– Я не сомневался, что ты так и поступишь, отец. На самом-то деле ты добрый, просто мир не позволил тебе остаться таким, – и он с нежностью погладил Штайнберга по плечу. Хмыкнув, тот отвернулся.

– Порою мне и правда хочется побыть кем-то еще, кем-то другим, – прошептал он.

– У тебя есть шанс. Если раньше, будучи человеком, ты жил по звериным законам – урвать себе побольше, растоптать остальных во имя своего блага – то почему бы теперь не пожить по-человечески? Хотя бы из чувства противоречия?

– Все это пустая философия, – скривился фабрикант, – противно и слушать этакую блажь.

– И все равно, пойдем с нами, а?

– Куда, Леонард? Нет такого уголка на земле, где он не сумел бы до меня дотянуться. Для меня все кончено. Я остаюсь.

– Но подумай…

В отдалении послышались голоса. Друзья вздрогнули и огляделись затравленно.

– Бежим обратно, – шепнула Эвике, увлекая за собой жениха. Юный вампир остался на месте, умоляюще глядя на отца, но Штайнберг отпихнул его – кончай юродствовать и беги!

– Мы еще встретимся, отец, – пробормотал Леонард, – и тогда все будет по-другому, и мы будем другими.

За ними уже затворилась дверь, когда в коридоре появились двое вампиров – Готье и еще один упырь, который старательно копировал его ухмылку.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросил у Штайнберга Готье.

– Нет, – отозвался фабрикант.

Здесь и правда никого не было. Совсем никого.

* * *

– Мы должны что-то придумать, – захлебываясь, шептала Эвике, пока они пробирались по лазу, который в конце концов вывел их во внутренний дворик замка, довольно запущенный, но с одним неоспоримым преимуществом – там не было вампиров.

– Возвращаться нельзя, – отрезал Уолтер.

– Но мы не можем ее здесь оставить! – девушка вцепилась в его рукав и потянула к потайному ходу.

– Никто и не думает ее бросать. Пусть сама спустится вниз. Свяжет веревку из простыней или что-то в этом роде.

– Наши простыни такие ветхие, что даже Гизелу не выдержат, – засомневалась Эвике, как вдруг их окликнул знакомый голос:

– Стойте!

Словно сказочная принцесса в ожидании принца, Гизела фон Лютценземмерн стояла у окна. Длинные черные волосы развевались на ветру, и сама она, казалось, готова была взмыть в небо. Белое платье, довольно старомодное, дополняло ее образ. В руках виконтесса держала свою фату, комкая ее как ставшую ненужной тряпку. Лепестки флер-д-оранжа осыпались и, кружась в воздухе, падали первыми хлопьями снега.

– Стоять? – удивился Уолтер.

– Да, то есть нет, я имею в виду – бегите отсюда скорее!

– А ты? Спускайся, мы ждем тебя.

– Вы должны как можно скорее покинуть замок! – прокричала она, пропуская их слова мимо ушей.

– Без тебя? Гизела, давай спускайся, нет времени ломаться!

– Пожалуйста! – Эвике протягивала к ней руки. – Попробуй связать простыни… или… или занавески на кровати, или просто прыгай, мы тебя поймаем.

– Твои друзья уходят, Гизела. Они не хотят тебя спасать… Хорошие же у тебя друзья, – вкрадчиво прошептал Виктор.

Вампир стоял за шторой, так близко, что если бы он дышал, девушка ощутила бы ледяное дуновение на своей обнаженной шее. Но сейчас не до таких мелочей. Нужно прогнать их во что бы то ни стало! Если они вернуться, то погибнут…

– Позови их. Убежать и оставить принцессу – ну где ты такие сказки видела?

… а если не вернутся, она останется одна. Задача: вычислить вероятность выживания отдельно взятой девушки среди целого замка вампиров. Можно делать ставки, сколько она продержится – день, час, минуту?

– Неужели они тебя бросят? – продолжал Виктор, по-прежнему невидимый ее друзьям. – Разве ты не хочешь позвать на помощь? Давай же, Гизела! Посмотрим, на что они пойдут ради тебя.

Гизела вновь высунулась в окно и посмотрела вниз. А действительно, на что они пойдут?

– Где папа? С ним все в порядке? – вдруг спросила она.

– Да-да, граф уже за пределами замка.

– Вот и отлично. А теперь слушайте меня внимательно: бегите из замка как можно скорее, не вздумайте нигде задерживаться, вы должны найти… Вы должны поехать в Вену, немедленно!

– Гизела!

– Прочь отсюда, чтобы я вас больше не видела, быстро!

– Я тебя не оставлю! – разозленная ее упрямством, горничная топнула ногой.

– Не смей мне прекословить! Это приказ, Эвике! Я хозяйка замка и знаю, что говорю! Уведи ее, Уолтер! А ты, Леонард, следуй за ними! Я разрываю нашу помолвку.

Она в последний раз взглянула на друзей, будто желая что-то сказать, но передумала и бросилась прочь. Сегодня сказочная принцесса не дождется своего принца.

Глава 35

Они скакали по дороге через лес, на чужих лошадях, прихваченных на конюшне. То и дело их обгоняли экипажи, а над головой слышался шорох крыльев и писк тех гостей, что путешествовали налегке. Приглашенные на свадьбу вампиры, за исключением «коллег» Виктора, последовали примеру леди Аркрайт и торопились покинуть замок, где намечалось что-то совсем уж скверное. Гости предвкушали, как поделятся с родней свежими сплетнями о несостоявшейся свадьбе. То ли невеста на поверку оказалась смертной, то ли жених не удержался и затеял драку еще до церемонии, а не после, как предписывали традиции. В любом случае, скандал вышел грандиозный, о нем будут судачить лет двести. Да что там двести! И через тысячу старики будут пересказывать события той ночи, сидя у камина холодным зимним утром.

Настроение у наших героев было подавленное. Всю дорогу до деревни Эвике проплакала, уткнувшись в рубашку Уолтера, так что в конце пути ее можно было выжимать. Уолтер гладил невесту по вздрагивающим плечам, шептал ей на ухо слова утешения, но ничего не помогало и не могло помочь. За ними скакал Леонард, которого, не смотря на опасения Уолтера, не пришлось приматывать веревкой к седлу. Держался он молодцом и за время пути сверзился всего-навсего четыре раза.

Еще издали друзья расслышали звон колоколов. Свернув на улочку, ведущую к церкви, они попали в людской водоворот. Встрепанные со сна, крестьяне повыскакивали во дворы, дико озираясь по стороны. Кто-то успел натянуть сапоги или завернуться в шаль, но в большинстве своем они были в исподнем. Что касалось суматохи, животные не отставали от людей: собаки рвались с цепей, заходясь полузадушенным лаем, коровы в хлеву мычали так надрывно, словно их не доили уже несколько дней, и весь этот гомон то и дело взрывался кукареканьем, призывавшим зарю, чтобы поскорее рассеялись чары ночи. В отличии от своих хозяев, животные знали, что происходит. Люди же бессмысленно крутили головами.

– Что ж стряслось-то, а, сударь? – какая-то баба, державшая подмышкой нахохлившуюся наседку, подергала Уолтера за ногу. Не понимая ее наречия, он попросил Эвике перевести.

– А ну-ка быстро все замолчали! – завопила девушка и, когда голоса стихли, продолжила внушительно, подражая средневековому глашатаю. – Мы прискакали из замка! Граф фон Лютценземмерн повелевает вам немедленно идти в церковь! Даже тем, кто туда ходит только на Пасху

Расталкивая односельчан, через толпу к ней пробирался Габор, в ночной рубашке и стоптанных тапочках. На всякий случай он захватил зазубренный меч, хотя этой железякой сподручнее было вскапывать грядки, чем разить врагов.

– Что его сиятельству угодно от нас в такой час? – спросил Габор, зевая на нее перегаром.

– Сам скажет. Пошевеливайтесь!

Крестьяне потянулись к церкви, недовольно бурча и раздавая затрещины детям, которые хныкали, терли глазенки и путались под ногами. Но если граф повыдергивал их из постелей ни свет ни заря, на то имелись серьезные основания. Самодурства за ним не наблюдалось. Графа фон Лютценземмерна здесь уважали, хотя его власть давно уже была номинальной. Канули в Лету времена, когда любой из фон Лютценземмернов мог сбить хлыстом шапку с зазевавшегося крестьянина или выдрать его на конюшне. Впрочем, и в те дремучие дни пращуры графа скорее посоветовали бы простолюдину надеть шапку, чтобы уши не застудил, а затем пригласили бы в замок на чаепитие. Так, собственно, они и разорились. Власть несовместима с добродушием.

Гораздо больше селяне опасались богача-фабриканта, потому, проходя мимо его наследника, почтительно кланялись и опускали глаза. Уже спешившийся, Леонард помахал им, но тут же вступил в битву с конем, который начал жевать его волосы. Белобрысый мальчуган лет десяти, вприпрыжку бежавший за родителями, прыснул в кулак и сразу захныкал, схлопотав по щелчку с двух сторон, от матери и отца. Оба работали в колбасном цехе, так что ссоры со Штайнбергами не искали.

Когда в дверях церкви промелькнула последняя сорочка, друзья поднялись по ступеням, но Уолтер вовремя схватил за плечо юного вампира. Тот с невозмутимым видом собирался перешагнуть через порог.

– Ты что, сбрендил? Погибнешь ведь!

– Почему? – удивился Леонард. Обмотав руку носовым платком, он приглаживал замусоленные волосы. Без очков и голый до пояса, Леонард казался совсем беззащитным, будто улитка с раздавленной раковиной.

– Ты не можешь входить в церковь, ты же вампир! Там полным-полно религиозных предметов!

Леонард стушевался.

– Я м-могу, – пролепетал он, – потому что я атеист.

– Что?!

– Религиозные предметы на меня не действуют. Ни святая вода, ни кресты, ничего. Все потому, что я верю в теорию эволюции.

– Да как же так?

– Для того, чтобы религиозный предмет подействовал на вампира, обе стороны должны верить в силу этой реликвии. Сам по себе символ ничего не значит, это люди наполняют его см-мыслом. А теперь представь, что одна сторона не видит в символе того же, что другая. Значит, для этой стороны символ просто не функционирует.

– Ну, ты вывел! – засомневался Уолтер. Он хотел было рассказать, как они втроем освящали воду, бормоча нескладные молитвы, но промолчал, потому что вести религиозную пропаганду среди вампиров-атеистов как-то непродуктивно.

– И много вас таких?

– Не знаю, – смущенно ответил вампир. – С годами, наверное, больше станет.

Уолтер сделал зарубку в памяти, что если вернется домой, обязательно запишется в Армию Спасения[44]44
  Армия Спасения – религиозно-благотворительная организация


[Закрыть] и будет ходить по домам с брошюрками. Чем меньше атеистов, тем лучше. А то неизвестно, на кого нарвешься.

– Слушай, а если тебе показать галапагосского вьюрка?[45]45
  Галапагосский вьюрок – наблюдения за этими птицами помогли Чарльзу Дарвину сформулировать теорию эволюции.


[Закрыть] – не унимался англичанин.

– Я никогда не видел г-галапагосского вьюрка, – развел руками Леонард. – Может, испугаюсь, если буду знать, что это он и есть.

Втроем они вошли в церковь, битком набитую прихожанами. Такого столпотворения храм не знавал даже по праздникам – у кого-то всегда находился повод остаться дома, а то и свернуть в кабак по дороге. Некоторые уже расположились на скамьях и клевали носом или баюкали младенцев, но в основном народ толпился у кафедры, переговариваясь со священником и графом. Женщин оттеснили в сторону, и они настороженно прислушивались, о чем же толкуют мужья. Судя по их насупленным бровям, беседа выходила невеселой.

Возле графа все еще крутилась малышка Жужи. Увидев знакомые лица, она бесцеремонно подергала его за полу камзола. Фон Лютценземмерн оглянулся, посмотрел на вошедших и продолжил смотреть, но уже на дверь, дожидаясь кого-то еще.

Никто не вошел.

Им следовало подойти к нему первыми, но друзья не посмели сделать и шага. Тогда граф сам пошел к ним навстречу, по-прежнему не отводя взгляда от двери. С каждой секундой надежда истончалась, пока не превратилась в мираж.

– Где Гизела? – его голос дрогнул.

– Она осталась в замке, велела нам уходить, а сама осталась, – сказал Уолтер, чувствуя как слезы щекочут ему щеки. Всхлипывая, он вкратце поведал графу об их злоключениях. Фон Лютценземмерн выслушал его с каменным лицом и медленно проговорил:

– Вы сделали все, что могли. Если эти твари настолько опасны, как вы описываете, у вас не было против них ни единого шанса.

Его слова произвели противоположный эффект. Эвике, которая доселе пряталась за спиной Уолтера, не смея показаться хозяину на глаза, выступила вперед и упала перед ним на колени.

– Простите меня! – рыдала она, то цепляясь за его камзол, то ударяя себя в грудь. – Или нет, не прощайте! Я так и знала, что вы будете нас оправдывать, но я заслужила худшей кары! Я должна была остаться с ней… что мы вдвоем…. чтобы они нас обеих… Господи, что же я натворила?!

Граф сжал кулаки.

– Не хотите к ней присоединиться? – кивнул он Уолтеру, и в голосе его клокотал едва сдерживаемый гнев. – Раз уж сегодня такая ночь, что все мои друзья решили поваляться у меня в ногах. Самое полезное времяпровождение в наших обстоятельствах. Эвике, ты в доме Божьем, как ты себя ведешь? Встань и вытри слезы. Не вздумай оплакивать мою дочь! Слышите, – он обвел всех взглядом, – никто из вас не смеет ее хоронить! Раз Гизела приказала вам покинуть замок, у нее были на то причины. Моя дочь из рода фон Лютценземмернов, ее прабабки стояли на бастионах и лили на врагов кипящую смолу, покуда мужья сражались на поле брани. Она сильная! Я вернусь за ней, мы пойдем в замок днем, когда вампиры спят.

– Вампирам, как и людям, необязательно спать днем, – заметил Леонард. – Они могут нести караул по очереди. И нас совсем мало!

Пока они так рассуждали, отец Штефан отделился от толпы и направился к своим знакомым, только что не потирая руки. Даже его кадык азартно подпрыгивал. Из всей деревни он, похоже, был единственным, кто получил удовольствие от такого поворота событий.

– Ага, вот и вы все! Ну что? Прогнали вас упыри? А я ведь предупреждал, что от нечисти добра не жди! Ведь предупреждал! – злорадно проговорил священник и в первую очередь напустился на Уолтера, – Помните, как сказано в Священном Писании: Сын мой! если будут склонять тебя грешники, не соглашайся! Не ходи в путь с ними, удержи ногу твою от стези их, потому что ноги их бегут ко злу и спешат на пролитие крови…

Юноша коротко простонал. Перед глазами снова возник образ Сесила, чьи длинные клыки едва не касались пасторского воротничка.

– Хорошо, хорошо, вы уязвили меня в самую душу! Что дальше-то делать?

– Это вы меня спрашиваете? Давайте телеграфировать епископу – мол, у нас засилье нечисти, пришлите наряд экзорцистов. Наряд-то пришлют, вот только с собой у них будут не кресты, а рубашки с дли-и-инными рукавами, – съязвил священник. – Произошедшее снова объяснят массовой истерией, а все потому, что мир охватила эпидемия безверия, – он потыкал узловатым пальцем в сторону Леонарда, который опять сконфузился.

– Друзья, оставим дрязги, – вмешался граф, – по крайней мере до завтра, – обратился он уже ко всем присутствующим. Крестьяне умолкли, жадно ловя его слова. Говорил он спокойным и ровным тоном, как будто их проблемы были не страшнее парочки волков, повадившихся таскать овец по ночам.

– Сейчас нам следует выспаться, а завтра мы решим, как действовать в подобной ситуации. Спите, друзья. Пусть эта ночь будет спокойной дня всех нас, – и повторил тихо, – для всех.

Вновь началась кутерьма. Пихаясь и переругиваясь, односельчане устраивались на скамьях. Как водится, завязалась битва за места в первых рядах, которые хоть и не отличались от остальных, но были более престижны. Дети, уже валившиеся с ног, взобрались на хоры, откуда теперь доносилось их мирное сопение.

– После таких вестей поди засни, – пробурчал Габор, тем не менее устраиваясь на полу. – Святой отец, вы бы проповедь какую прочитали, чтоб нам уснуть поскорее.

Тот погрозил шутнику, но граф кашлянул, привлекая его внимания.

– Отец Штефан, мне хотелось бы побыть одному, – вежливо попросил он.

– Идите в ризницу и плотно закройте дверь, – лаконично посоветовал священник. В иных ситуациях слова утешения только бередят душу. Иногда все, что нам нужно, это хорошая звукоизоляция.

– А вы что намерены делать? – обратился он к друзьям.

– Мы с Эвике немедленно уезжаем в Вену на поиски Берты Штайнберг, – ответил Уолтер за них обоих. – Не век же ей прятаться от проблем.

Отец Штефан подумал, что если к двум глупым головам прибавить третью, то глупости не станет меньше, а как раз наоборот, но промолчал.

– Я остаюсь здесь, – отозвался Леонард. – У вас еще лежит чемодан, который я тогда принес?

– Куда ж ему деваться? Тяжеленный такой, ты что, бруски свинца в нем таскаешь?

– Не совсем, – последовал ответ.

Леонард улыбнулся, впервые за эту проклятую ночь.

* * *

Двери замка были плотно заперты, и хозяйка стала пленницей. Она даже не знала, что происходит там, снаружи. Возможно, вампиры захватили деревню и теперь… Гизела зажмурилась и замотала головой: нет, не может быть! Вампиры, они же как Штайнберги – немного чудаковатые, но не способны на такое. Ну ведь не способны?

Виктор де Морьев был так учтив с ней – ровно до того момента, как толкнул девушку в руки приспешникам, бросив через плечо: «Заприте ее где-нибудь.» После этого вампиры перестали казаться милыми. Гизела вырывалась, кричала и звала на помощь, но кто-то с легкостью вскинул ее на плечо и, не обращая внимания на ее попытки царапаться и кусаться, понес прочь.

Ее швырнулиу в тесную комнатушку и заперли дверь – даже до ключей они добрались! А потом про нее забыли. За это время Гизела успела продумать во всех красках, что сделает с захватчиками, если ей удастся вырваться. Отломала ножку стола, посчитав, что из нее получится вполне сносный кол. Пусть и не осиновый, но попробовать стоит! В крайнем случае, стукнет по голове.

Да кто такие эти вампиры, чтобы врываться в ее замок и распоряжаться здесь, как у себя дома! Чтобы обижать ее родных и друзей! В то время, как она сама не могла их защитить…

Как хорошо она понимала Берту, бежавшую от всего этого. Понимала, но не прощала.

* * *

Генеральный штаб оборудовали в Китайском Кабинете. За шелковыми ширмами разбили лазарет, где раненые залечивали ожоги. В основном, злословием. Не йодом же их мазать? За ночь вампиры надеялись хотя бы частично восстановить былую красу, а пока что передавали по кругу баночки с белилами. Созерцать алеющие рубцы еще пару часов никому не хотелось, атмосфера лепрозория не потворствует хорошему настроению. Каминные статуэтки, с выбритыми лбами и лукавыми полу-улыбками, взирали на остальных вампиров, которые разбрелись по углам и переговарились вполголоса, бросая испуганные взгляды на Мастера, восседавшего на кресле, массивном, как трон. Лицо Виктора было бесстрастным, но когти царапали деревянные поручни, снимая с них тонкую стружку. У его ног примостилась Изабель.

Уныние царило в стане врагов. Совсем скоро они разбредутся спать, а никто до сих пор не был наказан. В том, что виновник всех неудач рано или поздно отыщется, не приходилось сомневаться. Одного взгляда на Мастера хватало, чтобы понять – приближается гроза. Небо затянуло плотными сизыми тучами, за ними ворочался гром, горизонт то и дело озаряли всполохи. Оставалось дождаться того идиота, который пробежится с воздушным змеем, притягивая к себе молнии.

Ко всеобщему ликованию, в гостиную вошли двое, а за ними, шаркая, плелся Штайнберг. Все взгляды устремились на новоприбывших.

– Виктор, мы… – начал Готье, но взмахом руки Виктор велел ему замолчать.

– …не нашли их, – договорил он. – Я только что имел удовольствие помахать им вслед. Рано или поздно я их все равно поймаю, а сегодня мне уже недосуг. Зато вы привели моего старинного приятеля и не состоявшегося родственника. Тоже неплохо. Подойдите поближе, герр Штайнберг.

Растерянный, фабрикант сделал несколько шагов.

– Надеюсь, вы успели попрощаться со своим сыном? – полюбопытствовал вампир. По лицу Штайнберга пробежала судорога.

– Я не знаю, где он! Пожалуйста! Он не причинит вам вреда!

– В этом я уже убедился. Не пугайтесь так, любезный. Вы не сторож своим детям. Даже у самых лучших родителей порою вырастают скверные, непочтительные отпрыски. С сыном вашим я сам разберусь, да и с дочерью тоже. Уже предвкушаю встречу с ней.

Штайнберг заморгал, не понимая, куда он клонит.

– Ваша дочь придет ко мне сама, – милостиво пояснил Мастер, – по доброй воле. А когда это произойдет, мир изменится, станет гораздо… интереснее.

– Что вы имеете в виду? Зачем вам моя Берта? – спросил фабрикант, едва устояв на ногах.

– Мне не нужна ваша Берта. Мне нужно Перворожденное Дитя. Мы устроим, скажем так, небольшой ритуал. Ничего страшного, даже наоборот – все получится прекрасно, не переживайте. А пока что можете присоединится к нашим развлечениям. Завтра мы устраиваем пикник в деревне, а вслед за этим навестим фабрику. Я ведь говорил, что интересуюсь вашим производством. У вас есть работники, герр Штайнберг?

Тот закивал.

– Отлично. Прикажете им собраться в одном из цехов.

– Зачем?

– А вы как думаете?

Поскольку фабрикант не отвечал, Виктор указал ему на свободное кресло и, прикрыв глаза, вернулся к декоративной резьбе по дереву. Но Штайнберг не двигался с места. Нахмурившись, он шевелил губами, будто перемножал шестизначные цифры в уме.

Конечно, Мастер прав. Он взрастил двух неблагодарных детей, из-за ослиного упрямства которых вынужден сносить такой позор. А ведь он всего-навсего хотел, чтобы его дочь росла настоящей барышней, в шелках и бархате. Чтобы его витийствующий сын не таскался в контору день за днем, не экономил на свечах, не трясся над каждым куском сахара. Стал был Леонард нести такую высокоморальную чушь, если б думал лишь о том, как с голоду не околеть? Законы звериные и человеческие! Ну надо же! Что мальчишка в них понимает? А сам он и так всегда жил по-людским законам. Украсть, солгать, продать втридорога, отнять кусок хлеба у чужих детей, чтобы свои собственные ели шоколад – это как раз по-человечески. У подлости не звериный оскал, а человеческое лицо, причем вполне респектабельное.

Зато теперь он вампир, значит, обязан повиноваться новому своду законов, построенному на сказочках, прибаутках и прочих финтифлюшках. Его и раньше от фольклора – да что греха таить, от литературы вообще – с души воротило, а сейчас еще пуще. Но ничего не поделаешь, раз назвался вампиром, соблюдай иерархию. Хочешь не хочешь, а придется поклониться своему господину, этому юнцу с самодовольной улыбочкой, который пообещал поквитаться с его сыном и совершить какой-то непотребный ритуал с его дочерью. Раз так закон велит… закон… Но что если Леонард прав? Если можно самому выбирать себе закон? Тогда он выбрал бы тот, что наиболее ему понятен. Но именно этот закон его и подвел! Штайнберг вспомнил далекий вечер, когда они с Виктором казались почти ровесниками, вспомнил глаза, в которых отражалась груда золота – глаза дракона, купившего себе деву – и понял, за что так тяжко наказан. Он согрешил против Экономики. Волшебное золото не годится на роль стартового капитала, так что все нажитое богатство – лишь порождение фантазий. Реальными были только его дети, которых он никогда больше не увидит. Зато можно уйти так, чтобы в памяти их остаться честным человеком.

– Нет.

Виктор обернулся. Остальные тоже посмотрели на фабриканта, как Валаам на болтливую ослицу.

– Вы что-то сказали? – переспросил Виктор.

– Сказал, – просипел Штайнберг, давясь от страха и все же не останавливаясь, – я никогда так не поступлю! Они мне не рабы, ясно вам? Я с ними договор заключал! И ни один из моих работников не заслужил такой… такой штраф! У нас капитализм, а не феодальная система трех сословий! Рыночные отношения, слыхали про такое понятие? Законы рынка! Сначала свое дело откройте, а потом указывайте, как мне управлять МОЕЙ фабрикой! – кричал он, подстегивая себя с каждым словом, пока не оставил позади и страх, и инстинкт самосохранения, и вообще все чувства, кроме беспредельной, полыхающей ярости. – Двадцать лет вы измывались надо мной и теперь решили, что я предам своих детей и вступлю в ваши ряды! Ненавижу вас, ненавижу, ненавижу!

Молчание звенело, как гонг. Опомнившись, фабрикант пошатнулся и, не подхвати его Готье, без чувств рухнул бы к ногам Виктора. Мастер сокрушенно покачал головой. Ну что за бестолковая семейка! Из тех олухов, которым дай моток пряжи, так вместо того, чтобы связать из нее свитер, они совьют себе удавку.

– Изи, – лениво произнес он, – не хочешь поиграть с нашим гостем?

– Что я должна сделать? – услужливо спросила Изабель и подошла к фабриканту, буравя его взглядом.

– Покажи герру Штайнбергу что-нибудь занимательное.

Конечно, Изабель устала. У нее уже голова кружилась от усталости – ну или той вазы, которой некий злоумышленник изо всех сил ударил бедную девочку по затылку. Но разве она могла казать хоть слово против? Виктор так нуждается в ней! Да и остальным следовало показать, что она еще на что-то способна.

Изабель стиснула зубы и подошла к Штайнбергу, который стоял перед ней, будто невыполненная сверхурочная работа. Как мелкий клерк смотрит на недоделанный отчет в пятницу вечером, так и она глядела на горе-вампира, желая с ним побыстрее покончить.

«На колени,» – скомандовала она, и Штайнберг, не в силах противиться ее цепкому взгляду, встал перед ней на одно колено. Он тоже устал. Теперь, когда их лица были на одной высоте, вампирша положила руки ему на голову и пристально посмотрела в глаза. И улыбнулась.

«Это совсем не больно, будь хорошим мальчиком. То есть, дяденькой.»

А потом…

…Солнечные лучи проникали через кисейные занавески детской, где-то за окном лениво чирикали птицы, разомлевшие на солнце, и погода была отличной, самой лучшей для прогулки в парке. Нужно попросить няню приготовить коляску, подумал Штайнберг, стоя на пороге. Берта любит такие прогулки, ее щечки всегда разгораются, а губки лепечут веселую бессмыслицу. Тихо, чтобы не разбудить дочку, он прокрался в детскую, посмотрел на ее колыбель под кружевным пологом. Колыбель была дорогущая, из красного дерева. Именно поэтому он не сразу заметил темную жидкость, которая переливалась через край и тонкими струйками стекала по бокам, образую огромное алое пятно на бежевом ковре. Тогда он понял, что так и не уберег ее, и закричал, и уже не мог остановиться.

* * *

Уже занималась заря, когда билетер на железнодорожной станции города Арада забрался в свою будку и, кряхтя, отворил оконце. К нему немедленно подступили двое – молодой человек в помятом фраке и девушка в ярко-красном, совершенном неуместном в утренний час платье.

– Два билета до Пешта, – потребовала девица.

– Десять флоринов.

Застигнутый врасплох, билетер скосил глаза к переносице, куда уперлось тупое лезвие ножа для масла.

– Чистое серебро, сами поглядите, – сказала девица, положив нож перед ним. Подумав, она добавила чайную ложку. Все это время на ее лице играла широкая улыбка человека, который изо всех сил старается походить на нормального, осознавая при этом, что таковым отнюдь не является. По правилам следовало позвать охрану и скрутить обоих. Но связываться с умалишенными с утра пораньше, пока они еще не очухались от влияния луны, которая, как известно, творит с ними страшные вещи, – себе дороже. Билетер молча сгреб столовое серебро и выложил перед девицей два билета в третий класс.