Текст книги "Длинная серебряная ложка"

Глава 31

Берта Штайнберг вскочила в постели, разбуженная страшным сном. Прикоснулась к шее и тут же облегченно вздохнула – какой только бред не примерещится! А тот факт, что она еще могла шевелить руками, означал, что девушка пока что у себя в каморке, а не в каком-нибудь подземелье, закованная в кандалы. С одной стороны, это обстоятельство ее приободрило, с другой же ожидание становилось поистине нестерпимым. Ведь не может же он не знать, где она находится? Знает, как пить дать. На это, собственно, Берта и рассчитывала. Виктору нет дела до ее семьи. Ну разве что отвесит отцу пару оплеух за то, что тот плохо следил за дочуркой, а потом направится прямиком к ней самой. От него нет спасения, потому что их связали узы древние, как сам мир, но это еще не означает, что Виктора нужно бояться. Такого удовольствия она ему не доставит. Страх для вампира – как щепотка корицы в глинтвейне, маленький штрих, который придает остроту ощущениям. Раз так, пусть давится ее пресной кровью… потому что он, конечно, убьет ее. Выпьет досуха, и она растворится в нем, как жемчужина в уксусе, сольется с его сознанием, перестанет существовать. Иногда она ловила себя на мысли, что почти ждет этого. Раз ее корабль никогда не приплывет в тихую гавань, так пусть разобьется на рифах, убаюканный песнями сирен, и исчезнет в толще вод. Остается лишь надеяться, что Виктор не будет излишне жесток в ее последние минуты. Хотя после ее поступка он волен обращаться с беглянкой как сочтет нужным.

Берта сняла сорочку, мягкую и легкую, как облако, и отправилась чистить клыки пастой из плоской фарфоровой баночки с надписью «Для украшения и сохранения зубов и десен.» Паста была так называемой «вишневой» – то есть красноватой из-за добавленного кармина – и чем-то напоминала кровь. Ничего приукрашать или сохранять вампирше не требовалось, но эта ежевечерняя процедура давала ей почувствовать, что она еще не одичала. Именно поэтому, в отличии от большинства вампиров, спала она исключительно на кровати. По возвращению из Италии, отец купил ей гроб, белый с гирляндами из позолоченных лилий. И живой моднице при виде такого захотелось бы срочно умереть, но Берта хранила в нем белье.

Зачем, спросите вы, цепляться за остатки человечности, если каждую неделю питаешься кровью вприкуску с душой? Разве можно быть вампиром наполовину, на три четверти, на девяносто процентов? Выходит так же лицемерно, как превозносить семейные ценности с кафедры поутру, а вечером идти в бордель. Если уж предаваться пороку, то на всю катушку. Но фроляйн Штайнберг верила, что останься в ней хоть крупица человечности, и она уже победила. Тогда в одной их непринужденных бесед, которые она вела со своим медальоном, можно будет упомянуть: «Вот видишь, я еще не стала чудовищем. Тебе не нужно меня стыдиться.» Заключенная в золотую рамочку, ее совесть сияла выцветшей улыбкой и всегда одобряла.

Кроме того, Берта считала, что чем труднее, тем лучше. Только бревна плывут по течению.

В тот вечер на службу она не торопилась, потому что уже не рассчитывала увидеть свою протеже. После таких рекомендаций Мейер должен был спозаранку примчаться в больницу и умчать Маванви-Кармиллу в новую жизнь, так что сейчас она, верно, попивает шампанское на каком-нибудь литературном журфиксе.

Как оказалось, дела шли далеко не так гладко.

У подъезда Св. Кунигунды сиделка увидела новенькую карету, запряженную двумя лошадями. Нельзя сказать, что шикарная карета была здесь в диковинку – нередко племянники, упекшие сюда богатую тетушку, приезжали справиться о ее здоровье или муж навещал истеричку-жену, пока его новая пассия нетерпеливо вертелась в экипаже, прихорашиваясь перед зеркальцем. Но сердце Берты все равно екнуло. А когда кучер и лакей перебросились парой английских слов, она взлетела по лестнице, перемахнув разом через десяток ступеней, и в дверях столкнулась с выходившим критиком. Очки его сползли на кончик носа, в руках он держал свою шляпу и методично ее колотил, но тумаки явно предназначались кому-то другому.

– Карл Мейер? – выдохнула Берта.

Он недоуменно уставился на сиделку, силясь припомнить, где и, главное, при каких обстоятельствах они могли познакомиться. А то мало ли чего можно ожидать от таких напористых девиц. О вчерашней встрече о ничего не помнил. Уходя, Берта стерла обоим друзьям память.

– Ваш покорнейший слуга, фроляйн, но откуда вы меня знаете?

– Вы известный критик, – пожала плечами Берта, а Мейер важно выпятил грудь, вовремя поймав очки, которые при этом чуть не соскользнули с его носа. – Вы виделись с Маванви?

– А вам не откажешь в проницательности. Да, именно так. Из достоверных источников я узнал о таланте фроляйн Грин и пришел поговорить с ней лично. Ах, она гениальная писательница! Ее книга поможет человечеству вырваться их тенет реализма и сбросить цепи натурализма…

– … и здравого смысла, – пробормотала сиделка. – Значит, вы ее забираете?

– Увы, фроляйн, все не так-то просто, – разом помрачнел критик. – Я побеседовал с главным врачом, пообещал упомянуть в статье, что персонал его больницы выпестовал юное дарование и помог развиться ее творческому потенциалу. Но…

– Он отказал вам?!

– Нет, доктор Ратманн и рад бы помочь, но для ее выписки требуется разрешение опекуна. Известно ли вам, что ее дядя английский посол? Доктор дал ему знать, и они с женой примчались в больницу.

– И что же? – Берта дрожала от нетерпения.

– Полдня его уламывали, а он ни в какую. Мол, племянница-писательница опорочит его доброе имя. Ну и типчик! Но ничего, у меня есть знакомства…

– И у меня тоже! Мое главное знакомство – это я сама. Ждите здесь и не вздумайте улизнуть, – скомандовала вампирша, отодвигая его с дороги.

Первым делом Берта ринулась в гостиную для посетителей и еще издали увидела Ратманна, который, стоя у приоткрытой двери, что-то доказывал незнакомому господину.

С той злополучной ночи она избегала доктора, хотя несколько раз они все же пересекались в вестибюле и он неизменно провожал ее тоскливым взглядом. Вот и сейчас доктор наморщил лоб, силясь что-то вспомнить, но это было так же бесполезно, как разбирать письмена на песке, после того как по нему прошлась морская волна. Видны были размытые контуры, но смысл ускользал. Так он мучился уже третий день. Как следует попировав-повеселившись с пациентками, доктор Ратманн подсчитал и прослезился. Подсчитал он не средства, затраченные на экстравагантный банкет, а время между уходом из больницы и пробуждением в объятиях спасенной фроляйн Лайд. Минуло не менее двух часов, но память зарегистрировала от силы минут двадцать. Вот он расспрашивает прохожих, подбегает к девушке, окруженной бандитами, кричит на них… и пробуждается в другом квартале. По словам фроляйн Лайд, в промежутке налетчик успел его пырнуть… судя по всему, двузубой вилкой, потому что шее остались два надреза. И почему он ничего, ну совсем ничегошеньки не помнит? Помрачение рассудка могло быть первым симптомом грядущего помешательства… не говоря уже о галлюцинациях. А они тоже были. С немой просьбой посмотрел он на сиделку, умоляя разрешить его сомнения, но та полностью его проигнорировала. Ее интересовал только посетитель.

Дядя ей сразу не понравился. Высокий, с узкими плечами и вытянутым лицом, он напоминал старую и сварливую борзую. Жидкие волосы прикрывали глянцевую лысину, бакенбарды топорщились по сторонам, будто две сапожные щетки, а опущенные уголки губ придавали лицу вечно брезгливое выражение. Серые, как само уныние, глаза вяло шевельнулись, но тут же утратили к медсестре всякий интерес. Говорил дядя монотонно, без выражения, словно зачитывал средневековые статуты. Рядом с такими мухи дохнут от скуки, а от молока отделяется сыворотка.

– Повторяю, доктор, не может быть и речи о том, чтобы Эммелина вела богемный образ жизни. Ее поступок станет пятном на моей репутации. Кому понравится, если его юная родственница будет пить абсент в притонах и носить шаровары вместо платья? Кроме того, мое пребывание в столице подходит к концу. Послезавтра мы с женой возвращаемся в Лондон.

– Тогда заберите ее с собой, – рассеяно предложил Ратманн, массируя виски. Посол неодобрительно на него покосился. Воистину, в подобных заведениях все сплошь безумцы, что по ту сторону решеток, что по эту.

– Уж увольте. Как не прискорбно, моя племянница невменяема, а я не желаю, чтобы ее поведение стало поводом для пересудов в свете. Пусть остается в вашей замечательной клинике. А поскольку Эммелина недееспособна, то даже по ее совершеннолетию я останусь опекуном и позабочусь о том, чтобы лечение продолжалось без перебоев. Это для ее же блага. Всего доброго, доктор Ратманн.

Он удостоил врача невнятным поклоном и вернулся в гостиную. Берта смотрела на доктора, трепеща от гнева.

– И что, вы это так и оставите?

– Что я могу? Закон на его стороне.

– Но мертвые вне закона. Надеюсь, дядюшка упомянул Маванви в завещании, – ухмыльнулась Берта, следуя за англичанином, а доктору захотелось проведать запасы успокоительного, потому что он опять увидел нечто такое, чего на самом деле быть никак не могло.

Гостиная была просторной, с навощенным паркетным полом, но совсем без ковров, с которых так тяжело потом отмывать кровь. На стенах висели картины душеспасительного содержания. По всему помещению была расставлена кожаная мебель, и на одном из диванов, свернувшись в комочек, плакала Маванви. Услышав шорох юбок, она подняла опухшее от слез лицо, но не смогла ничего сказать и снова уткнулась в диванную подушку. Над девочкой нависала вертлявая дама в черном платье с таким громадным турнюром, словно под ее юбкой кто-то притаился. Двумя пальцами тетушка подняла прядь белокурых волос и поморщилась.

– Вы должны принять меры, – строго обратилась она к сиделке, – это негигиенично, позволять пациенткам ходить с распущенными волосами. Я думала, их здесь стригут. Можете увести Эммелину. Нет, милочка, забрать тебя никак невозможно, особенно после того, как ты устроила такую сцену, – эта реплика была обращена к Маванви, которая всхлипнула еще громче. «Убью» – была первая мысль Берты. Вторая – «Все будете под мою дудку плясать.» Причем именно вторая показалась ей кощунственной. Она уже привыкла смотреть на жизнь с позиции марионетки. Стоит только понять глаза – и увидишь, что от твоих рук вверх тянутся ниточки, а еще выше видна и крестовина, которую держат чьи-то пальцы. Одно их движение и кукла послушно выполнит приказ. Нет, никем она манипулировать не станет. И не убьет, не хватало еще родной стране неприятностей с Англией. Нападение на дипломата влечет за собой серьезные последствия – по крайней мере, так следовало из трехсот-страничной «Инструкции для Новообращенного Вампира,» которую вместе с траурным венком Штайнбергам прислала в подарок Эржбета.

– Тем не менее, выписать Маванви вам придется, – в тон тетушке произнесла вампирша. – Прямо сейчас. Она больше ни минуты здесь не пробудет!

– Не кричите, мы прекрасно вас слышим, мисс, – одернул ее добрый дядюшка, – но забирать Эммелину не намерены.

– Она и выглядит гораздо приличней, – одобрила тетушка, – сошел ее крестьянский румянец, чего дома мы даже с помощью уксуса не могли добиться. Пребывание в этом санатории идет ей на пользу.

– В санатории?! – задохнулась сиделка. – Ах вы…! Немедленно подпишите документы! Ваша племянница не сумасшедшая!

– Неужели? По-вашему, ее россказни каким-то образом совместимы со статусом здравомыслящего человека?

– Вот именно! Эми с детства была лгуньей! – подтвердила тетушка. Ее шляпа, которая могла запросто послужить пособием по орнитологии, возмущенно заколыхалась.

– Она не солгала. Это вам только кажется, что она ваша племянница, а на самом деле она древний вампир, – выпалила Берта и, покуда ее муза не упорхнула, продолжила вдохновенно, – и не просто вампир, а… а Королева Проклятых, Великая Воительница и Гроза Оборотней. Вот так. Лучше нужно присматриваться к родне.

Супруги переглянулись.

– Генри, эта женщина безумна! – вскрикнула тетушка.

– Не тревожься, дорогая, я незамедлительно поговорю с ее начальством. Такие шуточки, мисс, вам ой как дорого обойдутся.

– Повторяю, она Королева Вампиров, а я… эээ…ее прислужница!

– Тоже вампир, надо полагать?

– Да.

– Восхитительно. Теперь понятно, кто поощряет ее фантазии.

– Хотите, докажу?

– Чем, интересно?

– Да хоть вот этим.

Срывая чепец, вампирша оскалилась. Даже в блеклом свете газовых рожков ее клыки сияли ослепительной белизной, будто горные пики, острые и такие же безжалостные. Волосы гривой рассыпались по плечам, пальцы конвульсивно сжались и выпрямились, когда из них выстрелили длинные загнутые когти. Теперь платье с фартуком смотрелось на ней так же нелепо, как попона на львице. Казалось, ткань треснет и наружу вырвется дикий зверь…

Дядюшка пожал плечами.

– Это ничего не меняет. У вас просто дурные зубы, как у прочих туземок.

– И причешитесь немедленно, – поддакнула тетка. – Фу, это же неприлично, разгуливать с такой копной на голове. Где ваши манеры, юная леди?

Зато Маванви, забившаяся в уголок дивана, смотрела на нее с восхищением. Берта послала ей вопросительный взгляд – они всегда такие? Та только руками развела.

«А теперь что?» – подумала сиделка. Можно, конечно, попробовать вчерашний способ, но вампирша опасалась, что если пригласит сюда Джейн Остин, Короля Артура и безголовую Анну Болейн, чтобы те увещевали дядю на английском языке в разных стадиях развития, он и бровью не поведет. О да, такие зануды не поверят в столоверчение, даже если стол спляшет перед ними чечетку, жонглируя эктоплазмой.

К счастью, у нее оставалась козырная карта.

– Хорошо, – процедила Берта, – сами напросились.

С плащом вышло бы куда эффектней, но она же не фигляр на ярмарке, чтобы показывать фокусы. Вампирша взмахнула руками и ее тело потемнело, скукожилось, а на месте девушки оказалась летучая мышь, которая отчаянно захлопала крыльями. Этот момент был самым сложным – сколько раз она плюхалась на пол, забыв вовремя взмахнуть крылом, и пристыженно попискивая, уползала под кровать. Но сегодня трансформация была образцово-показательной. По крайней мере, супругов она точно впечатлила.

– Мышь! Мышь!! МЫШЬ!!! – возопила тетя. С проворством горной козочки она заскочила на стул, но осознав что атака будет с воздуха, спрыгнула, схватила стул за спинку и выставила его перед собой.

– ААА!!!!! – вторил ей дядюшка. Восклицательные знаки, которые он сдерживал в течении всей жизни, одновременно рванулись на волю.

– УБЕРИТЕ!!!

– АААААааааАААА!!!

– Она такая… такая… негигиеничная!!!

Насладившись их беспомощным состоянием, Берта перекинулась обратно.

– Вот и отлично. Покричать бывает полезно. Говорят, есть такая терапия.

Вдоволь провентелировав легкие, оба замолкли и в молчаливом ужасе уставились на племянницу. Если такая служанка, то какой должна быть госпожа? Не долго думая, девочка заклацала на них зубами, чем вызвала еще один приступ хорового крика. Колоратуре тетушки позавидовала бы любая примадонна.

– Эммелина…гмм… Маванви, – успокоившись, спросил дядя, пока тетушка пугливо выглядывала у него из-за спины, – ты тоже так умеешь?

– О да!

– Но почему ты раньше так не делала? Например, когда мы запирали тебя в шкаф на всю ночь?

– Потому что я копила злобу, – прошипела она, приподнимаясь с места. Родственники скользнули к двери.

– Пожалуйста, госпожа, будьте милосердны! – сиделка сделала предупредительный жест, – Я понимаю, что их следует наказать, но не надо рисовать их кровью фрески на стенах, как в прошлый раз. И глазные яблоки оставим в покое – зачем добавлять хлопот гробовщику? Ему и так придется повозиться. Умоляю, не делайте ничего слишком ужасного.

– Ужасного? О, я сейчас покажу кое-что ужасное. Вот превращусь в летучую мышь и… и запутаюсь у вас в волосах!!!

– НЕЕЕТ! – завыла тетушка, словно баньши, которой наступили на любимую мозоль. – Генри, пойдем отсюда, пойдем!

– Уже уходим, уже уходим!

Но Берта встала в дверях.

– Не забудьте на бланке расписаться. И вот еще что – возможно, чуть позже вы решите, что все это вам пригрезилось, ведь человеческая память слишком ненадежна, слишком снисходительна. Но если вы, поразмыслив, захотите сделать за спиной Маванви какую-нибудь гадость, то лучше сразу выкиньте эту идею из головы. Во второй раз вы так дешево не отделаетесь. Вы оба, конечно, такие негодяи, что клейма негде ставить… но я найду, где поставить. Я буду следить за вами, – подумав, она добавила. – Я умею превращаться в туман.

Когда чета злодеев выскочила в коридор и бросилась в кабинет главного врача, Берта присела на другой конец дивана, заложив ногу за ногу. Девушки посмотрели друг на друга и расхохотались.

– Они ведь уезжают в Лондон, – стонала Маванви, утирая слезы, но на этот раз слезы счастья. – Там все время туман! Вот же они напугаются!

– Именно на такой эффект я и рассчитывала.

Девочка осеклась.

– Ой, а вдруг тамошний туман как-то связан с…?

– Кто его знает? В каждой избушке свои погремушки. Может, английские вампиры проводят время именно так, порхая над промозглыми улицами в виде тумана и выкрикивая «Бууу!» зазевавшимся прохожим. Наше существование настолько уныло, что и это сгодится в качестве развлечения.

Тут Маванви подползла к ней поближе, обняла, положила голову ей на плечо, ласкаясь как сытый котенок. От этого невинного порыва Берте сделалось неуютно. Сложив руки на коленях, она смерила Маванви холодным взглядом, будто гувернантка нашкодившую воспитанницу, но та лишь блаженно улыбнулась в ответ. Совсем, видать, рехнулась от счастья. Если бы она только догадывалась, с кем лезет обниматься!

А вдруг и правда догадывается? Она ведь писательница, тонкий психолог, знаток душ и какие там еще есть титулы. Быть может, с ней получится поговорить, даже приоткрыть створку сердца, показав содержимое? Но риск слишком велик. Вот существовал бы какой-нибудь нейтральный, не отягощенный презрением термин, чтобы они с Маванви сразу поняли друг друга! Но его нет, а воспользоваться любым другим означало бы напялить на себя рубище, которое уже прополоскали в грязи. Так что придется ходить вокруг да около, поминутно краснея, будто родитель которой посвящает своего малыша в интимную жизнь птиц и пчел, но вместе с тем подозревает, куда деваются книги с верхней полки в библиотеке. А потом что? Вдруг Маванви посмотрит на нее с гадливостью? Или еще хуже, спросит: «Как сестру?» И как объяснить, что не нужна ей сестра, ей одного брата хватает за глаза, и того она больше никогда не увидит.

Заметив, как насупилась Берта, девочка посмотрела на нее заискивающе.

– Отодвинься, – приказала вампирша, – какая радость обниматься с трупом?

– Не говори так про себя, слышишь, не говори! Почему ты так себя ненавидишь? Ну, что мне сделать, чтобы у тебя все было хорошо?

– Для начала, кончай уже реветь. Нечего скорбеть по тем, кто умер давно. Ты бы еще по Юлию Цезарю всплакнула. У меня же все будет хорошо, если я увижу тебя благополучной. И еще лучше, если ты меня вообще забудешь.

– И не подумаю, – возмутилась Маванви, не отпуская ее руки, – мы ведь подруги.

От этого слова Берта вздрогнула.

– Да ты в уме ли? Какие мы подруги? Повстречайся мы при других обстоятельствах и я, возможно, перекусила бы тебе шею. Вот здесь, – ее коготь чуть царапнул кожу, тонкую как у новорожденного ягненка. Лишь тогда Маванви отодвинулась. На ее шее вспухла розовая полоска, а вампирша едва удержалась, чтобы не припасть к ней губами.

– Моли Бога, чтобы тебе не довелось оказаться возле голодного вурдалака, – лицо девочки вытянулось, и Берта добавила уже мягче: – А теперь иди, герр Мейер тебя заждался. Ступай и ничего не бойся. Отныне ты будешь знаменитой, богатой и счастливой.

– А ты, Берта? Ты ведь тоже будешь счастлива!

– Постараюсь.

– У тебя обязательно получится, – убежденно зашептала девочка. – Пусть все-все твои мечты исполнятся.

– Спасибо, – проронила вампирша.

– Ты так говоришь, как будто в это не веришь!

– Я и не верю.

– Но Берта…

– Такое не сбывается, Маванви. Даже в сказках.

Отступать было некуда. Все это время она шла по мосту, разбрызгивая за собой керосин, оставалось лишь чиркнуть спичкой.

– Ты, верно, не раз слышала про принцессу на башне, которую спасает принц? – спросила вампирша. – Убивает дракона, находит замок в глуши, карабкается по отвесной скале, преодолевает все преграды, чтобы исцелить ее поцелуем? И потом они живут вместе долго и счастливо.

Напрягшаяся в начале ее речи, Маванви облегченно рассмеялась. Ожидала трагедию, а оказалась такая банальность! Ну и Берта, ну и накрутила!

– И это все? – сияя, спросила она. – Чего же его тут стыдиться? Это обычные фантазии, нормальные! Да каждая девушка мечтает оказаться в роли той принцессы!

– Вот именно, – оборвала ее Берта, – я же мечтала стать принцем. А стала драконом.

И вампирша насмешливо посмотрела прямо перед собой.

– Ну что, нравлюсь я тебе такой?