Текст книги "Царство Страха"

Двадцать два

– Демоны не способны любить. Я тебе это сто раз повторяла.

Высокомерный тон матери раздражал Лючию. Мать годами планировала положить конец отношениям Лючии и не скрывала, что ее тревожили недавние события. Лючии хотелось свернуться калачиком и плакать, но она отказалась доказывать ее правоту.

Мать говорила, что принц Гордыни – худший повеса из семи принцев Ада. Что он влюблялся снова и снова, всегда оставляя за собой разбитые сердца. И вскоре он точно так же потеряет интерес к ней, бессмертной ведьме, с которой ему не стоило и связываться. И она была не простой ведьмой, как часто напоминала ей мать, а старшей дочерью Первой Ведьмы, всесильной Серси, рожденной от богини солнца.

В течение многих лет мать упрекала Лючию, говорила, что ей следует подавать пример остальным, чтобы не прослыть дурой перед другими ведьмами, которые обращались к ней за инструкциями, как вести себя среди обитателей Семи Кругов. Роман – и, что еще хуже, брак – с демоном сложно было назвать хорошим примером. Особенно со столь печально известным демоном, как Гордыня.

Лючия была достаточно опытной, чтобы понимать: Гордыня не изменится. Да она и не хотела, чтобы он сделал это ради нее. Но ничто не подготовило ее к боли от вида того, как он попадает под чужие чары. В его действиях не было злого умысла; Лючия верила в это каждой частичкой своего разбитого сердца. Она видела его доброту, знала, что его привязанность к ней не была притворной. Мать считала ее дурой, но слухи дошли до нее задолго до того, как она согласилась на его ухаживания. Она знала, что сегодня он может быть увлечен, но завтра оставалось неизвестным. Он нуждался во внимании и обожании, как цветы в солнечном свете и дожде. Она находила его прихоти ужасно захватывающими, они не давали отношениям стать предсказуемыми, впасть в рутину. Будучи стражем между мирами, у нее и без этого хватало рутины, и она ненавидела ее однообразие.

Когда они впервые встретились, обворожительный принц был очарован ее именем. «Лючия» происходило от латинского слова lux, означавшего свет. Гордыня, Люцифер, был Утренней Звездой. Несущим свет. Он назвал это звездным предзнаменованием. Считал, что им, представителям двух враждующих сторон, было суждено ненавидеть друг друга, но они не смогли устоять перед силой любви. Лючия не верила в судьбу, но ей нравилось подшучивать над ним. Его нос самым милым образом морщился, когда она добродушно дразнила его. Со своей стороны, Гордыня будто обожал ее за это.

Поначалу это казалось дико романтичным. Привлечь внимание такого принца, с которым не стоило даже заговаривать, и уж тем более влюбляться. В одном Гордыня был прав. Их любовь была запретной. И невероятно привлекательной, как и все запретное. Чувство опасности нависало над ними всякий раз, когда они ускользали на одну из тайных встреч. В любой момент их могли обнаружить, вызвав скандал как для ведьм, так и для демонов.

Как первая в своем роде Звездная ведьма, Лючия должна была охранять царство, следить за поведением принцев демонов. Ее главной обязанностью было держать их в Семи Кругах, чтобы они играли в свои греховные игры со своими нечестивыми дворами и не трогали смертных. Потом она встретила его. Подобно утренней звезде, Гордыня вспыхнул в ее жизни, зажег ее страсти и пробудил от мирского, наполненного обязанностями существования, которое меркло по сравнению с ним.

Даже когда он просил ее руки, она знала, что так не будет продолжаться вечно. Он горел слишком ярко, слишком сильно, чтобы его огонь можно было сдержать. По правде говоря, она никогда не хотела, чтобы он менялся. Но пришла к выводу, что сама изменилась. И это было проблемой. Ее недовольство началось с малого, как это часто бывает с большинством неприятностей; с крошечного семени, которое со временем выросло в нечто большее. Она хотела того, чего Гордыня никогда не мог дать, чем не мог даже стать. По крайней мере, не с ней. И в этом скрывалась ее душевная боль.

Гордыня всегда оставался собой; а вот Лючия врала себе, врала ему о своих желаниях. Он обвинил ее во лжи, умолял сказать ему правду, но она отказалась.

На самом деле они поругались той же ночью. Гордыня снова и снова просил ее довериться ему, рассказать, что ее расстроило. Пообещал сделать все, чтобы она была счастлива. Пообещал пропустить пир, остаться с ней, разобраться со всем, что ее беспокоило. Но Лючия считала, что счастье не может исходить от другого, его нужно сначала найти внутри.

Она знала, Гордыня готов ради нее на все; он бы даже не взглянул на другую. И в конце концов он бы стал так же несчастен, как и она сейчас. Сколько бы любви ни было между ними, Лючия понимала, что некоторым людям просто не суждено быть вместе.

Слезы горели у нее на глазах, но она не пролила их. Мать внимательно наблюдала за ней, на бессмертном лице читалось неодобрение.

– Его первая и единственная любовь – это он сам. Такова природа его греха. Ты правильно поступила, что ушла, Лючия. Со временем ты не только поверишь в это, но и поймешь, что это правда.

– Ну разумеется.

Мать говорила так, словно это не Лючия решила уйти. Было невероятно болезненно, но она справилась. В то время как Гордыня открыто ухаживал за Николеттой из Дома Мести на сегодняшнем пиру, Лючия притворилась, что у нее болит голова, и осталась в Доме Гордыни. Как только ее муж, наконец, уступил ее требованиям и ушел, она схватила чемодан, который упаковала ранее, и помчалась к порталу.

Мать жила на Изменчивых островах, поэтому не успела Лючия одуматься, как уже представила себе дом своей матери – очаровательный коттедж с соломенной крышей, стоящий высоко на утесе в местной версии Ирландии, – и вошла в портал.

Теперь, сидя за маленьким столиком и потягивая травяной чай, она почти сожалела о своем назначении. В глубине души Лючия задавалась вопросом, не затуманивает ли ее собственная гордость способность рассуждать здраво.

Возможно, ей стоило набраться смелости и рассказать мужу о каждом страхе или переживании. Это сомнение длилось недолго, потому что она наконец-то собралась с силами, чтобы попросить о том, зачем пришла сюда. Остается надеяться, что мать согласится на что угодно, лишь бы она не возвращалась в Семь Кругов.

– Я хочу забыть. – Лючия выдержала взгляд матери. – Знаю, что у тебя есть заклинание Старухи. Мне оно нужно. И я хочу, чтобы меня оставили в покое, пока я не буду готова вернуться. Если такой момент вообще когда-либо наступит.

Мать, к ее чести, и глазом не моргнула.

– Куда хочешь отправиться?

Лючия вздохнула, радуясь, что обошлось без ругани и споров. Она много думала о том, куда бы она хотела попасть, где ее сердце могло бы исцелиться и где она могла бы жить своей желанной жизнью.

– На Сицилию.

Лицо матери приняло расчетливое выражение. Лючия знала: мать что-то задумала, но ей было все равно. Пусть развлекается как хочет, если Лючия сможет получить желаемое. Мать встала и достала из потайной панели в стене небольшую сумку. Она положила ее перед Лючией и постучала по пряжке.

– Содержимое поможет тебе забыть. Не только душевные муки, но и все, что ты хочешь оставить позади.

– И это просто так оказалось под рукой?

– Я готовилась к этому дню с того момента, как ты впервые увидела этого демона и он вонзил свои когти в твое драгоценное сердце.

Понимая, что разговор ничего не изменит, Лючия расстегнула кожаный ремешок и открыла сумку, осматривая странный набор предметов. Грубый, редкий кусок голубого кварца из Южного полушария. Свернутый пергамент с заклинанием на забвение. И кинжал, который Лючия сразу узнала.

Это был легендарный предмет, заколдованный ее матерью, который мог убить любое существо, даже принца Ада. По слухам, кинжал был способен снять проклятие, но Лючия знала, что у клинка есть секрет. И кроме нее только ее мать знала об этом. Секрет, который при правильном применении мог либо активировать кинжал, либо уничтожить его навсегда.

– Клинок Разрушения? Зачем он мне?

– Что за глупости, дитя. – Мать цокнула. – Для защиты. Ты же не думаешь, что его гордость позволит ему сидеть сложа руки, пока жена дурит его? Думаешь, он не будет мстить?

– Он никогда не причинит мне вреда и не пожелает мне зла. – Лючия в ужасе уставилась на мать. – Ты и правда настолько невысокого мнения о нем, даже после стольких лет?

– Может, и нет, Лючия, но я сомневаюсь, что он позволит своей жене исчезнуть. Ты ему все объяснила в письме? Он знает, что ты не вернешься?

Лючия закрыла глаза, щеки покраснели от стыда. Она пыталась. Она сидела за своим письменным столом с чернильницей наготове, с пером в руке и не могла подобрать нужных слов. Хоть каких-то слов. Это было трусливо. Даже жестоко. Но вместо того, чтобы сказать что-то не то или написать все свои желания, беспокойства и страхи, чтобы он в конечном итоге отверг ее, она просто ушла.

– Однажды он найдет тебя. – Тон матери был таким же суровым, как и выражение лица. – Он не забудет, в отличие от тебя. И поверь, он сделает все, что в его силах, чтобы вернуть тебя. Его гордость позаботится об этом. Только ты будешь в невыгодном положении, забыв его. Как думаешь, после этого он останется преданным мужем? Ты опозоришь его, открыто уязвишь его легендарное самомнение перед всем его двором. Перед всем царством. И даже не вспомнишь об этом.

Лючия покачала головой. Она знала, о чем умолчала мать: ей не нравилось, что дочь выпьет зелье забвения. Не лучшее тактическое решение, а мать считала, что ведьмы и демоны постоянно находятся в состоянии войны. Но боль в груди Лючии, острая, всепоглощающая скорбь были слишком сильны, чтобы их можно было преодолеть. Она не сможет оставить Гордыню, если будет помнить о нем.

– Я возьму кинжал. Сделай, пожалуйста, так, чтобы я больше никогда не влюбилась в принца Ада.

Взгляд матери стал жестким, как закаленная в Аду сталь в руке Лючии.

– Когда я покончу с демонами, я удостоверюсь, чтобы ни одна ведьма не попалась на их ложь. И они возненавидят нас в ответ, так страстно, что не соизволят снова влюбиться в ведьму. Клянусь своей кровью, дочка. – Она прошептала заклинание призыва, и через несколько мгновений появилась еще одна ведьма. Лючия смутно узнала в ней участницу одного из самых могущественных ковенов. – Мария, у меня есть для тебя задание. Ты живешь в версии Палермо на Изменчивых островах, верно?

Пока мать строила планы с Марией, Лючия читала заклинание. На самом деле это была не более чем смесь для травяного чая. Ничего сложного. Даже если она забудет, зачем это делает, все равно сможет собрать нужные ингредиенты. Когда она отложила заклинание и взяла шероховатый кристалл, перед ней появилась дымящаяся кружка. Она подняла голову и встретилась с добрыми глазами другой ведьмы.

– Выпей. Это поможет облегчить боль, малышка.

Лючия знала, что это первая доза зачарованного чая. Знала, что, как только она поднесет фарфор к своим губам, между ней и Гордыней все действительно будет покончено. Мать молчала, но Лючия почувствовала, как ее внимание переключилось на нее, словно вызов. Лючия взяла чашку и подождала, прежде чем сделать тот судьбоносный первый глоток, который станет для нее одновременно и концом, и новым началом.

– Мне нужно новое имя. Новая семья. Я хочу забыть обо всем, кроме того, что я ведьма. – Лючия, наконец, сосредоточила свое внимание на матери. – И не желаю тебя видеть, пока сама не попрошу.

Что-то похожее на обиду на мгновение отразилось на лице матери.

– Ладно. Мария проследит за ситуацией издалека и пристроит тебя в семью из темного ковена.

Другая ведьма кивнула.

– Ты будешь в хороших руках.

– Ладно. – Лючия кивнула в ответ – быстро дернув подбородком – и одним обжигающим глотком выпила чай. Это заняло несколько мгновений, но тяжелое давление на грудь уменьшилось. Мышцы расслабились. Печаль и отчаяние развеялись. Если минуту назад ее что-то беспокоило, Лючия не могла вспомнить, что именно. Возможно, это всего лишь плохой сон. Она моргнула, увидев кристалл в своей руке и кинжал на столе, нахмурила брови. – Зачем это?

Мария грустно улыбнулась.

– Никогда никому не показывайте этот кинжал. Никогда не упоминайте об этом. Его можно использовать только на Грешных.

– Грешных? – Сердце Люсии бешено колотилось. Можно было подумать, что кто-то манипулирует ее эмоциями. Но такого рода магия должна быть под запретом. – Кто это?

Вокруг маленького деревянного столика медленно двигалась незнакомая ведьма со странными звездными глазами. От нее исходила сила, и Лючия содрогнулась.

– Грешные – кровожадные существа, известные как принцы Ада. Они стремятся уничтожить тебя. Уничтожить всех ведьм.

– Если увидите такого, – добавила Мария, – вы должны спрятаться. И если они придут за вами…

Лючия взглянула на смертоносный клинок.

– Я должна защитить себя. – Она глубоко вдохнула, чувствуя правду внутри. Грешные. Ее смертельные враги. Она молилась богине, что ей не придется с ними столкнуться, но на всякий случай была благодарна за кинжал. Лючия взяла редкий синий кристалл. – Это камень памяти?

Ведьма со звездными глазами кивнула.

– Ради собственной безопасности ты должна сейчас же изгнать свои воспоминания об этой ночи. Я дам тебе снотворное, и, когда ты проснешься, Мария уже отвезет тебя домой.

– Я в опасности? – спросила Лючия у ведьмы, ненавидя нотки страха в своем голосе.

– Уже нет.

Когда Лючия взяла волшебный кристалл и начала скармливать ему свои воспоминания, камень забрал что-то еще, и она не могла вспомнить, хотела она это потерять или нет. Она снова нахмурила брови, когда камень нагрелся, забирая все больше и больше ее мыслей за последние несколько часов.

– Кто… Как меня зовут?

Звездные глаза, казалось, не считали потерю ее воспоминаний чем-то неожиданным. А значит, она хотела это забыть. По крайней мере, так думала ведьма без имени.

– Тебя зовут Клаудия. Ты из Палермо. Ты могущественная ведьма со склонностью к темной магии, наделенная Зрением. Ты умеешь обращаться с клинком, и тебя не пугают трупы. А твоя семья ждет твоего приезда.

Клаудия. Она кивнула; имя вроде подходило. Хотя остальное звучало не очень правдоподобно. Как заметила Клаудия, ведьма сказала, что ее семья ждет ее приезда. Не возвращения. Клаудия не помнила, что принимала снотворное, но ее веки вдруг стали слишком тяжелыми. Она успела задать еще один вопрос, прежде чем ее поглотил сон:

– Кто ты?

– Могущественный союзник для одних. Кошмар для других.

Погружаясь в беспокойный сон, Клаудия надеялась, что никогда больше не увидит ведьму со странными глазами.

Двадцать три

Вернувшись в Колодец Памяти, я уставилась на шероховатый кристалл у себя на ладони. Клянусь, впервые с тех пор, как я снова стала бессмертной, я почувствовала призрачное биение человеческого сердца, которого у меня больше не было. Невероятно. Я нашла, что искала, но добыть клинок будет нелегко. Клаудия, моя лучшая подруга, была дочерью Первой Ведьмы, Лючией, пропавшей женой Гордыни, которую даже Гнев считал мертвой. И Клаудия ничего из этого не помнила.

В отличие от меня она решила забыть своего принца. Решение, которое разорвало ее на части, но она нашла в себе силы сделать это. Она решила, что так будет лучше для нее. Кровь и кости. Я не хотела становиться чудовищем, которое заставит ее вспомнить о своей душевной боли, и я не хотела приводить кого-либо из принцев демонов к подруге после того, как она успешно скрылась. Огромная удача, что никто из них не встретил ее, пока они были на нашей версии Изменчивых островов.

Клаудия явно не хотела, чтобы ее нашли, особенно муж, и ушла. Она была счастлива, довольна новой жизнью, которую создала для себя.

Но у меня не оставалось выбора. У Клаудии был Клинок Разрушения, единственное оружие, способное снять проклятие, а также она скрывала тайну кинжала – как действовать им, чтобы не разрушить. Я тщательно воспроизвела в голове эту часть ее воспоминаний, отчаянно пытаясь найти какой-либо другой способ получить информацию и оставить подругу с миром, который она обрела.

По слухам, кинжал был способен снять проклятие, но Лючия знала, что у клинка есть секрет. И кроме нее только мать знала об этом. Секрет, который при правильном применении мог либо активировать кинжал, либо уничтожить его навсегда.

Я почти не сомневалась, что подруга отдаст кинжал, если я попрошу, но чтобы я смогла использовать его должным образом, Клаудии придется все вспомнить. Я не знала, как часто можно очищать память. Если она вернет воспоминания о той ночи сейчас, она, возможно, никогда больше не избавится от них. В нашем царстве это было почти два десятилетия забвения, время, миновавшее ее. Но я не видела другой возможности спасти ее от этой боли. Ужасно требовать такое, и я бы с радостью заплатила эту цену сама.

– Святая Богиня. Должен же быть…

И кроме нее только ее мать знала об этом.

– Благословенные грешные.

Мои губы искривились. Дьявол действительно кроется в деталях, как любят говорить люди. Гнев, король даже самых мельчайших деталей, был бы рад узнать, что о нем наслышаны. Есть еще один человек, кто знает секрет клинка. И я совершенно не против выбить из нее немного информации.

Во всяком случае, мне не терпелось отомстить за мужа и подругу. Я осторожно спрятала камень памяти в корсаж и направилась в подземелье. Пришло время разморозить Серси и посмотреть, что интересного она расскажет о Клинке Разрушения.

Кровью и болью или по своей воле, но она расскажет мне, что я хочу знать.

Горящие полевые цветы парили над замерзшей статуей Серси, тепло моей магии согревало холодную комнату. Я сидела на табурете, принесенном стражником, и бесстрастно наблюдала, как лед тает и вода капает на каменный пол.

Размораживание оказалось утомительным процессом, который занял больше времени, чем я ожидала, но все нужно было сделать правильно, иначе, как сказал муж, она могла ожить «неправильно».

В обычной ситуации я бы не переживала из-за возможных болезненных последствий, но мне требовалось узнать от нее, как активировать клинок, и я не хотела рисковать всем ради мелкой мести. Если бы сестра увидела меня сейчас, она бы закатила глаза, но я надеялась, что наш Дом Греха будет решать такие вопросы после своего восстановления.

Гнев шагнул в маленькую подземную комнату и сжал губы при виде Серси. Его ненависть к ведьме была ощутима. Не будь она бессмертной и не желай он вернуть свои крылья, он бы давно убил ее. Температура упала на несколько градусов, что не пошло на пользу процессу разморозки.

– Как только она достаточно оттает, чтобы говорить, сколько у меня будет времени на допрос? – спросила я, успешно отвлекая Гнева от темноты, которая поднималась у него внутри. Температура вернулась к обычному холоду, который сковывал воздух так глубоко под землей.

– Сколько тебе потребуется. Как только закончишь расспрашивать, пошли за мной. Ее нельзя оставлять одну, пока она снова не замерзнет.

Я коротко улыбнулась мужу. Когда я сказала ему, что мне нужно, он немедленно согласился. Даже когда я попросила его не присутствовать и не задавать вопросов. Теперь я так же могла ощущать эмоции и не сомневалась, что он ни разу не почувствовал сомнения или неуверенности.

– Спасибо, что доверяешь мне.

– Постарайся не покалечить ее слишком сильно. – Он поцеловал меня в лоб и направился к двери.

Анир резко остановился у входа в подземелье и кивнул мне, а затем последовал за Гневом из комнаты. Их головы склонились в приглушенном разговоре. Другие Дома Греха все еще были в состоянии повышенной готовности после неудачной попытки атаковать Дом Жадности. Из-за постоянно поступающей корреспонденции, вмешательства со стороны эмиссаров и дебатов в военной комнате я не успела спросить Гнева, сколько времени осталось, чтобы снять проклятие. На самом деле мы провели вместе не более пары минут, когда я вернулась из Колодца Памяти. Передав ему свою просьбу, я незамедлительно бросилась сюда.

На случай, если с допросом Серси что-то пойдет не так, я не хотела обнадеживать его и рассказывать ему, что узнала. Но нам нужно было поговорить. Как можно скорее.

При условии, что эта упрямая ведьма оттает в этом столетии. Клянусь, она словно нарочно не торопилась, пытаясь уязвить при любом удобном случае. Мои пальцы стучали по предплечьям. Вода медленно стекала с толстой ледяной стены, окружавшей Серси. Кап. Кап. Кап.

Я добавила еще один горящий цветок к пылающему букету над ней, а затем снова обратила свое внимание на лицо Серси, чтобы хорошенько рассмотреть ее. Они с Клаудией не были сильно похожи, но если знать о родстве, сходство сразу бросалось в глаза. У них была одинаковая форма лица и изгиб бровей. Темные волосы Серси были волнистыми, а у Клаудии чуть более вьющиеся, но того же оттенка роскошного коричневого цвета.

Мои собственные воспоминания вновь были в целости, и я понимала, что никогда не встречала Клаудию, когда та была еще Лючией, а я – Яростью. Увиденное в Колодце Памяти шокировало.

В попытке что-нибудь вспомнить я мысленно вернулась в то время, когда еще не была заколдована. Согласно нашему плану, мы с Витторией никогда не выходили в свет вместе, когда играли роль «Николетты». Она посещала любые встречи или приемы с Гордыней, а я делала то же самое с Гневом. Серси настаивала, что мы не должны попасться раньше времени, поскольку хотела, чтобы у обоих принцев было время по-настоящему влюбиться.

Я не могла вспомнить, чтобы видела Клаудию хотя бы на одном из приемов или мероприятий, которые посещала. Тем не менее я погрузилась глубже в свои воспоминания. Я вспомнила, что мы с Витторией по очереди управляли нашим Домом Греха раз в две недели, чтобы Гордыня и Гнев не задавались вопросами о местонахождении нашей объединенной личности – Николетты, – когда нас не было рядом с ними. Конечно, отчасти мы сказали им правду. Мы возвращались в Дом Мести, Дом, о котором они мало что знали, благодаря магии нашей матери и нашей скрытности.

Я вспомнила, как мы учли каждую мелочь, как и просила Серси. Мы даже рассчитали время посещения Домов, чтобы убедить их: у «Николетты» хватало времени для посещения одного принца, пока ее не было с другим; «она» сеяла раздор между братьями, когда выяснилось, что они ухаживали за одной и той же женщиной.

Единственным мероприятием, которое мы с Витторией посетили вместе, стала та роковая ночь, когда Первая Ведьма попросила нас сделать решающий шаг – ночь Праздника Волка. В ту ночь, когда собрались все семеро принцев, у нее был простой план мести: ожидалось, что Виттория заманит Гнева, чтобы тот «застукал» ее в процессе соблазнения Гордыни. Ожидалось, что при этом он выпустит свою ярость и сцепится со своим братом. Гордыня потеряет жену и, возможно, двор, если Гнев высвободит мощь своего Дома. Таким образом обеспечивается окончательная месть Гордыне за Первую Ведьму.

Хотя я за все это время ни разу не встречала Клаудию, Виттория должна была знать, кто она на самом деле. В конце концов, именно мою сестру послали соблазнить Гордыню. И все же моя близняшка никогда не упоминала об этом, никогда не выдавала тайны нашей подруги. Я не знала, поступила ли так Виттория из доброты или не хотела предупреждать принцев по своим собственным причинам. Если я права насчет чувств моей сестры к Гордыне, она бы точно не хотела, чтобы кто-нибудь узнал секрет Клаудии. Может быть, даже не сама Клаудия.

Но если принять во внимание мою теорию о Весте – о том, что сестра помогла ей сбежать из двора, который сделал ее столь несчастной, – то сложно представить, что моя близняшка действительно была настолько эгоистичной и жестокой, какой хотела казаться. Безусловно, у нее на счету было немало ужасных поступков – например, она убила дочерей ведьм, которые заколдовали нас, – но до сих пор ее интересовала исключительно месть.

Она также убила Антонио, но теперь я подозревала, что он был близок к раскрытию информации о Весте. Это не оправдывало ее действий, но указывало на то, что она не совершала чудовищных поступков без расчета, как бы она ни пыталась убедить в этом меня и принцев.

Кусок льда треснул и соскользнул с лица Серси, возвращая меня к реальности. Первая Ведьма полностью оттаяла от лба до подбородка. Она медленно моргала, пока ее ресницы не освободились ото льда, и она не остановила на мне впечатляющий взгляд.

– Ярость. – Она плюнула в меня моим настоящим именем. – Ты всегда была больше всего похожа…

Рот Серси захлопнулся с громким щелчком. Я улыбнулась:

– Больше всего похожа на Лючию?

– Понятия не имею, о ком ты. Я собиралась сказать «Гнева», но не хотела портить свое и без того скверное настроение, произнося его проклятое имя.

Вместо того чтобы обвинить ее в очевидной лжи, я встала и обошла глыбу льда, в которой находилось остальное ее замерзшее тело.

– Ты знала, что мы с Клаудией были лучшими друзьями, пока я была заколдована? Как и Виттория. Я могла бы отправиться к ней прямо сейчас, и она бы с радостью приняла меня в своем доме. Она бы даже не задумалась лишний раз, появись перед ней Виттория, восставшая из мертвых. – Взгляд Серси блестел от гнева, но она держала свой рот на замке. – Мне нужен Клинок Разрушения. И я готова на все, чтобы заполучить его. Даже причинить боль близкой подруге, рассказав ей очень интригующую историю. Если только ты не решишь помочь мне и своей дочери.

Выражение лица Серси не изменилось, но я почувствовала, как жужжит ее расчетливый разум.

– Помогать тебе не в моих интересах.

– Ты достигла своей конечной цели и получила, что хотела. Гордыня и Лючия разлучены. Прекращай мстить. Он достаточно долго платил за твое проклятие. Как и я. А это не являлось частью нашей сделки.

– С проклятием Гнева все просто. Как только он познает истинное счастье и любовь, он их потеряет и их место займет ненависть. Тебе не следовало впускать его в свое сердце. В этом твоя проблема.

– Уверена? – Я призвала в ладонь большой, горящий оранжевым пламенем цветок. Моя голова склонилась набок, любуясь волшебным розово-золотым пламенем. – Не думаю, что разумно разжигать мою ярость. Прояви немного уважения к богам.

Я сдула цветок в лицо Первой Ведьме и опалила ей брови. Она закричала, когда пламя зависло над ее кожей, достаточно близко, чтобы почувствовать ожог, но не расплавить ее плоть. Пока рано. Это была демонстрация контроля над моей магией, точности, с которой я владела магическим пламенем.

– У меня нет ни времени, ни терпения затягивать эту встречу. Если ты не скажешь мне, что я хочу знать, я подожгу твою голову. Будешь кричать и задыхаться от запаха собственной горящей плоти, пока голосовые связки не откажут. Потом я навещу Клаудию и передам ей это. – Я вытащила камень памяти из корсажа и подняла его. Угроза пыток не заставила лицо ведьмы побледнеть, в отличие от камня памяти. – Как мне активировать клинок, чтобы снять проклятие?

Мускул на челюсти Серси дрогнул. Она все еще не хотела, чтобы проклятие было снято, даже после того, как получила желаемое: ее дочь освободилась от Гордыни. Вот как сильно она ненавидела Гнева за то, что он не выполнил ее просьбу. Это выглядело как каприз. Истерика, устроенная избалованным высокородным бессмертным. Я покачала головой.

– Месть. Недостойное занятие, которое заключает в себе множество грехов. Осторожнее, – прошептала я, наклоняясь ближе, – или твоя гордыня погубит тебя, Серси. Немного иронично, учитывая обстоятельства, что ты поддашься греху, который ненавидишь больше всего, просто чтобы покарать Гнева за отказ твоим прихотям. За то, что он уважал своего брата и выбор его жены. Ты вмешивалась, строила планы. Ты выбрала ненависть, когда достаточно было просто безоговорочно любить своего ребенка. Позволить ей сделать собственный выбор. Стать самостоятельным человеком.

Серси тяжело вздохнула, ее лицо исказилось от ярости.

– Кровь моей дочери – и только ее кровь – активирует лезвие. Но она должна добровольно отдать ее. Как и всякую магию, ее нельзя заставить отдать, забрать или получить обманным путем. – Что-то внутри меня, какие-то остатки человечности, сжалось в груди. Серси не упустила минутного изменения, ее губы растянулись в усмешке. – Независимо от моего вмешательства, Лючия не заслуживает возвращения в этот мир греха. Надеюсь, ты сможешь смириться со своим решением разрушить счастье, за которое она так упорно боролась.

Гнев молча проводил меня обратно в свои личные покои, чувствуя, что мне нужно перебрать варианты. Он остановился возле двери и посмотрел на меня.

– У нас было не так много возможностей обсудить это, да и сейчас не самое подходящее время, но я бы хотел, чтобы мы делили одну комнату. Можно выбрать один из наших покоев, или снести стену между ними и превратить весь этаж в наши личные жилые помещения. Добавим небольшую кухню, если хочешь.

Впервые за несколько дней мой разум перестал бешено работать. Я уставилась на мужа, который не переставал удивлять меня своей внимательностью, своими бесконечными любовными поступками. Я перекатилась на носочки и притянула его лицо к своему.

– Давай добавим кухню и снесем стену. Идея сделать весь этаж нашим личным жилым помещением, где мы можем спрятаться от всего двора, очень привлекательна. И я совершенно не согласна. Сейчас был идеальный момент, чтобы обсудить это.

– Считайте, дело сделано, миледи. – Гнев нежно поцеловал меня, затем открыл дверь. Я последовала за ним и рухнула на один из огромных стульев перед камином. Мгновенный восторг прошел, сменившись серьезностью того, что требовалось сделать. Гнев посмотрел на меня, его губы изогнулись, выражение лица изменилось. – Ты получила необходимые ответы?

– По большей части. – Пламя танцевало в камине, напоминая мне возбужденные щенячьи хвостики. Я обратила внимание на своего мужа. – Сделка, которую ты заключил с Серси, была рассчитана на шесть лет, шесть месяцев и шесть дней. – Гнев опустился на стул рядом со мной, бросив на меня оценивающий взгляд. Прежде чем он успел задать какие-либо вопросы, я добавила: – Сколько времени осталось?

Он смотрел на огонь, пламя золотило его лицо в теплом свете.

– День.

– День. – Я не думала, что у нас осталось много времени, но день – это же смешно. Благодаря потрясающему акту самообладания я сдержала свою ярость, сохранив ясную голову. – Если мы не снимем проклятие до завтра, оно останется навечно.

– Ты смогла получить информацию из Колодца Памяти. – По тону Гнева было непонятно, что он чувствовал по этому поводу. Прочесть выражение его лица было еще труднее. Он встал и налил напиток из графина, который держал на буфете возле каминной полки. Гнев повернулся ко мне и поднял лавандовую жидкость. – Это гарантирует, что я больше не потеряю тебя. С проклятием или без, на этот раз мы справимся.