Текст книги "Вновь, или Спальня моей госпожи"

– Знаешь, я не привыкла, чтобы на меня обращали внимание, разглядывали… Поэтому я и болтаю без умолку.

…«Ты доволен?» Это было честно. Она прилежная ученица.

– Мне уйти?

– Нет. Понимаешь, Брайан удивится… Что я ему скажу?..

– Правду. Что тебе было невыносимо трудно развлекать меня в его отсутствие.

О, да… Она легко могла представить себе, как говорит это Брайану. А если Брайан спросит, ПОЧЕМУ ей было трудно? Что ответить? Куда проще соврать. «У Алека разболелась голова». Именно так она и скажет…

Красные и белые полоски на рубашке Алека были широкими. На красной полоске слева на груди Дженни вдруг заметила крохотный кленовый листочек…

– Все время забываю, что ты канадец, – брякнула она.

– Наверное, потому, что ты сама со Среднего Запада, – непринужденно ответил он. – Если мне с человеком легко и спокойно с первой же встречи, обычно всегда оказывается, что он со Среднего Запада. У них много общего с канадцами. Вот и с тобой…

«С ТОБОЙ». Опять, опять…

– А Хлоя, твоя бывшая жена, тоже со Среднего Запада?

Он покачал головой:

– Она выросла в Коннектикуте, – и вдруг улыбнулся. – Но ведь я, кажется, никогда не говорил, что с ней мне было легко и спокойно?

«Нет, но ты сказал, что тебе легко и спокойно со мной»…

– Брайан тоже со Среднего Запада.

Алек покачал головой:

– Но он открещивается от этого. В отличие от тебя. Многие канадцы тоже хотят забыть о том, что они канадцы.

– Но к тебе это не относится?

– Надеюсь, нет.

Ну конечно, нет. Он не отказывается от своего прошлого. И вообще, она при всем желании не могла найти в нем недостатков.

Послышался звук открываемой двери, кто-то позвал ее. Брайан вернулся… Она поспешила навстречу:

– Идем-идем!

В следующее мгновение появился Брайан. На нем был серовато-зеленый блейзер поверх черной футболки. Он-то не забыл закатать рукава. Причем определенно делал это перед зеркалом.

В дверях он обернулся и сделал приглашающий жест. Видимо, с ним кто-то был.

В кухню впорхнула Рита.

Более странного наряда Дженни в жизни не видывала. Что-то вроде кожаного платьица-мини. Казалось, что все состоит из тоненьких ремешков. Длинные шнурки болтались на спине, перекрещивались на груди, образуя нечто вроде корсажа. Повсюду просвечивало тело. Дженни придирчиво осмотрела наиболее интимные места, но не обнаружила ни торчащего наружу соска, ни чего-нибудь похуже…

– Мы опоздали на самолет и практически ничего не ели с утра, – объяснил Брайан. – Вот я и пригласил Риту к нам. Она хочет посмотреть дом, к тому же у нас есть рыба…

– Ой, Господи! – Дженни шлепнула ладонью по лбу. – Я забыла положить рыбу в маринад! Брайан, прости…

Но он уже вытаскивал рыбу из холодильника, даже не сняв блейзер и не помыв руки.

– Да ладно…

Дженни начала бить нервная дрожь. Что-то было не так. Брайан ни разу не поднял на нее глаза. И не упрекнул за то, что она забыла положить рыбу в маринад, – а стоило бы рассердиться… Подобные вещи обычно его раздражали.

Он подошла поближе:

– Брайан… – Хотя сейчас у них не все гладко, но они ведь пара, чета, семья… И это их общий дом.

Не разворачивая, он положил рыбу на разделочный столик.

– Так у вас тут винцо? Для сегодняшнего вечера? Ты им сама займешься или мне сделать это?

Он по-прежнему глядел мимо.

– Я могу сама… – она взяла у него бутылку, достала из ящичка штопор и пару секунд глядела на него в замешательстве, припоминая, как им пользоваться. Алек молча забрал у нее штопор. Легким движением откупорил бутылку. Тем временем она поставила на стол три бокала. Алек разлил вино. Похоже, что парой они были с Алеком, а вовсе не с Брайаном.

Она предложила бокал Рите, но та пить не стала. Могла бы и пораньше отказаться, пока Алек еще не наполнил бокалы.

– Как съездили? – вежливо спросила Дженни. – Все прошло удачно? Тебе понравилось?

– Очень. Я и не представляла себе, насколько публике интересна моя героиня. – Тон был довольно агрессивным.

– Как приятно… – начала было Дженни, но обнаружила, что обращается к кожаным шнуркам, болтающимся на спине Рите. Гостья уже отвернулась и заговорила с Брайаном.

– Кухня в точности такая, как ты рассказывал. А остальное? Ты обещал мне все показать.

Брайан мыл под краном сразу четыре вида салата. Он что-то ответил, но Дженни не расслышала слов сквозь журчанье воды.

– Хочешь, я провожу тебя и все покажу? – предложила она.

– О… ну хорошо. – Ясно было, что Рита предпочла бы общество Брайана.

«Но дом-то мой!» Дженни вдруг ощутила приступ бешенства. «Это мой дом, а не его!»

Трина и Карен всегда утверждали, что Рита вызывает у них самые худшие движения души. Дженни начинала понимать, почему… Она повернулась к Алеку:

– Хочешь пойти с нами?

Он стоял, облокотившись на кухонный стол, но, услышав голос Дженни, выпрямился и спросил Брайана:

– Тебе помочь?

– Нет-нет. Сходи с ними.

По представлениям Дженни, показывать дом – значит открывать двери и произносить сакраментальное: «Это столовая… Это ванная…» Но Рита проявляла ко всему удивительный интерес. Она хотела осмотреть все – и стенные шкафы, и антресоли…

Не удержалась она и от критики. Почему в спальне Дженни такой крошечный стенной шкаф?

Потому что у Дженни не было такого бешеного количества нарядов, как у Риты.

А почему полочка в ванной длиной не во всю стену? Сколько бутылочек с шампунями и кремами можно было бы расставить!

Но Дженни это вовсе не было нужно.

Но еще не поздно завести увеличительное зеркало!

Да нет, уже поздновато. Дженни не испытывала желания глядеть на себя в увеличительное зеркало. Лет десять назад – другое дело, а сейчас…

– Думаю, в твоем возрасте я буду другого мнения, – сообщила Рита.

Дженни захотелось пристрелить ее на месте.

Алек говорил мало. Ясно было, что он не желает принимать участия в бабских дрязгах – кажется, это так называется. Но когда они спускались в кухню, он прикосновением руки задержал Дженни на лестнице.

– По-моему, что-то неладно, – он говорил очень тихо. – Что все это значит?

– Не знаю… может, она собирается стать дизайнером по интерьерам.

– Она хочет сделать тебе больно. Вывести из себя.

– Да, насчет увеличительного зеркала… Она и вправду обидела меня.

– Именно так. – Он с удивительной нежностью глядел на нее сверху вниз, и было совершенно ясно – ему неважно, насколько гладка ее кожа. – Хотя, возможно, она обычно так ведет себя в незнакомой обстановке. По принципу «лучшая защита – нападение». А Брайан всегда такой?

– Нет, он какой-то странный. – Так вот почему Дженни ощущала неловкость, показывая им дом. Это всегда было прерогативой Брайана. – Но я не собираюсь ни о чем его расспрашивать, пока она не уйдет.

– По-моему, дело не в ней.

– А в ком? – Дженни была в замешательстве. – Но это невозможно!

Лестничка была очень узкая, как бы зажатая между комнатой и кухней. Брайан хотел разобрать стену – лестничный марш стал бы шире. Но потом передумал – это даже оригинально, когда лестница не видна из комнаты.

Но если бы стену разобрали, они не стояли бы сейчас так близко друг к другу и, скорее всего, этого разговора вообще не было.

– Почему бы нет? – Алек пожал плечами. – То, что ты не можешь изменить ему, вовсе не означает, что он не способен на измену.

…Зачем он так безжалостно прям?

– Он ни за что не сделал бы этого. «Брайана не слишком волнует секс. Ты же сам говорил…»

На кухне, рядом с разделочной доской, где колдовал Брайан, стояла Рита. Она склонилась к нему, все кожаные шнурки и полоски как бы соединили их. Голос ее был еле слышен, но очень настойчив.

Дженни вдруг почувствовала всем телом, что это правда. Брайан и Рита были вместе в постели. Он изменил ей. После четырнадцати лет совместной жизни. Он не прикасался к ней более полугода и вчера ночью переспал с другой.

Зачем он привел Риту в дом? Неужели он наивно полагал, что они вчетвером будут как ни в чем не бывало сидеть за столом и поглощать ужин? Видимо, именно так он и думал. Вполне в его стиле. Сколько можно оттягивать взрыв. И молиться, чтобы все само разрешилось…

Дженни открыла ящичек со столовым серебром:

– Будем ужинать здесь или в столовой?

– Думаю, лучше в столовой, – ответил Брайан.

Алек протянул руку – взять у Дженни вилки и ножи. Манжет его рубашка тоже был красным, как и полоски и крохотный кленовый лист.

Если бы не Алек, она подыграла бы Брайану. Это уже вошло в норму – она привыкла к такого рода бегству от конфликта. Они с Брайаном всегда так поступали. В первые три года их связи они умудрились ни разу не упомянуть его отца. Теперь он не хотел говорить про Риту.

Но сейчас, в присутствии Алека, Дженни не приняла обычные правила игры. Кое-чему она успела от него научиться. Он был прям, честен, всегда глядел правде в глаза. Она разжала руку– вилки и ножи со звоном упали обратно в ящик.

– В Рено что-то произошло. – Она произнесла это совершенно в манере Алека – не зло, не вопросительно, лишь констатируя факт. – Я не ошибаюсь? Расскажи мне.

Брайан нарезал салат.

– Почему бы сперва не поужинать?

И это в его духе – сидеть за столом как ни в чем не бывало, прекрасно зная, в чем дело. А она бы места себе не находила. Дудки!

– Я хочу знать сейчас.

Он посмотрел на нее, пожав плечами и разводя руками, явно отказываясь брать на себя ответственность.

– Мы не хотели причинить тебе боль.

…Все правда. Дженни окончательно убедилась в этом, лишь переступив порог кухни. Но она не собирается реагировать немедленно. И не хочет копаться в своих ощущениях. Не время.

– Продолжай.

– Это трудно объяснить… Все очень непросто.

– Давай-давай, скажи ей все! – голос Риты чуть дрожал, но был решительным. – Скажи ей!

– Все очень непросто…

Это Дженни уже слышала. Брайан был сам на себя не похож. Он ведь всегда находил нужные слова. И никогда не терялся. Разве что с матерью… Да, мамаша выбивала у него почву частенько из-под ног. Дженни трясло, когда она это видела.

Алек выступил вперед:

– Пойдем, моя девочка, – спокойно обратился он к Рите и взял ее под руку. – Им нужно поговорить наедине. Я провожу тебя домой.

Рита рывком высвободилась.

– Никуда не пойду! У меня не меньше прав находиться здесь!

Сколько враждебности в ее голосе! «Как она ненавидит меня, – подумала Дженни. – Но за что, почему?»

– Нет, таких прав у тебя нет, – сказал Алек. – Ты провела веселенький уик-энд, но теперь…

– При чем здесь уик-энд! – взвизгнула Рита. – Мы поженились вчера вечером!

Поженились? Руки Дженни упали, плечи ссутулились. Поженились? Вчера вечером? Брайан и Рита. Не может быть…

Нет. Они просто провели вместе ночь. Обычное любовное приключение. Это можно пережить. Они с Брайаном как-нибудь выпутаются, что-нибудь придумают…

Он никогда не собирался жениться. Хотел быть свободным.

– Мне плевать, что вы сделали, – вновь прозвучал голос Алека. На этот раз он уже крепче схватил Риту за руку. – Но сейчас мы с тобой отсюда уйдем.

Больше он не произнес ни слова. Дженни ничего не видела. До нее донеслись лишь слабые протесты Риты и звук захлопнувшейся двери Они с Брайаном остались один на один.

Она была опустошена, ошеломлена. А он молчал и, кажется, не собирался ничего объяснять. И это в его стиле. Он ждал ее вопросов.

«Мы же были вместе. Мы всегда говорили, что неразлучны. Ты и я. Мы были так непохожи на других – потому и не женились. Мы – это были мы, ты и я, вместе…»

– Скажи что-нибудь, Джен, – в голосе Брайана звучала мольба.

Почему она должна говорить? Она ни в чем не виновата.

– Мы не хотели причинить тебе боль.

– Ты это уже говорил! Зачем повторять одно и то же? – Разве она редактирует сценарий? Почему ему нельзя повторяться? В мыльных операх герои постоянно твердили одно и то же – бесконечно, порой бессмысленно… Ей захотелось рассмеяться. И еще – визжать, рвать на себе волосы, опрометью бежать прочь отсюда… – Так это не шутка?

– Это не шутка. – Брайан протянул к ней руку. Она отпрянула. – Ты должна понять…

– Понять? – Дженни вдруг ощутила приступ злости. Больше не хотелось ни плакать, ни смеяться. Ей хотелось убить его. – Я ничего не должна! Это не мое дело – понимать, что ты натворил. Я даже не знаю наверняка, что случилось.

– Она и я… мы вместе поехали…

– Это мне известно, – отрезала Дженни.

– Ты действительно хочешь знать?

«Нет. Я хочу, чтобы все прошло как дурной сон. Не нужно правды». Она скрестила на груди руки.

– Когда она появилась в студии, все сразу же ополчились против нее. Это непорядочно. Да, она молода, честолюбива…

«И вышла замуж за человека, столько времени прожившего с другой женщиной».

– И чертовски соблазнительна. Женщинам покоя не дает ее роскошная фигура, ее красота. Риту это очень обижает.

Чушь. Женщина никогда не возненавидит другую за красоту. Но обязательно возненавидит, если та – сука. Актрисы в труппе терпеть не могли Риту лишь за то, что она была сукой высшего разряда.

– Конечно, она наделала массу ошибок, – Брайан будто бы выгораживал Риту. – Да, она излишне категорична, и в этом, кстати, очень похожа на тебя.

– Потрясающе, Брайан! И ты бросаешь меня ради женщины, которая напоминает меня?

Он беспомощно развел руками:

– Я знал, что ты не поймешь.

– Не в этом дело. Ты просто уходишь от разговора. Если бы ты был убежден, что я ничего не способна понять, ты бы и носа сюда не показал и убрался бы восвояси, не мозоля мне глаза… Тебя бы это вполне устроило. Трус!

– Я искренне сожалею, если причинил тебе боль.

– Брайан, мы с тобой прожили четырнадцать лет, и вдруг ты, ни слова не говоря, женишься на другой, да еще размышляешь, больно ли мне.

– Дженни, мы никогда ни к чему не придем, если ты будешь так вести себя.

– О'кей. Я спокойна. – Дженни снова сложила руки на груди и взглянула на него. – Я вполне спокойна.

Он неуверенно заговорил:

– Ну… знаешь, я почувствовал, что никто не понимает меня так, как она…

– Понимает тебя? – прервала его Дженни. – Она? Мы с тобой знаем друг друга целую вечность. Кто может понять тебя лучше, чем я?

– Но это все в прошлом. Дженни… Прошлое ничего не значит.

Ничего не значит? Выходит, она прожила последние несколько лет, цепляясь за то, что ровным счетом ничего не значит?

– Рита понимает меня таким, каков я сейчас, сегодня, – продолжал он. – Для меня это очень важно. Она мечтает многого достичь. Как и я. Ты занимаешься только мыльными операми. Я же хочу большего, она тоже…

– И только я тебя удерживала?

Получается, что в его представлении она заурядная рабочая кляча, которая всегда мешала ему достичь славы и признания? Бред! Не сошел ли он с ума?

Но, черт побери, он искренне верил в это!

– Но зачем надо было жениться? Ну хорошо, оставь меня и живи с ней, но при чем тут брак? Законный брак? Ведь ты никогда не хотел себя связывать. Что изменилось?

– Этого тебе никогда не понять. У меня не было выбора.

– Что ты хочешь сказать? Она беременна?

– Нет, разумеется. Я просто не мог вступить с ней в близкие отношения за твоей спиной…

А брак, по его мнению, какие отношения?

– Ты прав. Я ровным счетом ничего не поняла.

– Я и говорил, что не поймешь. До тех пор, пока по-настоящему не полюбишь.

– По-настоящему? Ты хочешь сказать, что мы с тобой…

Брайан остановил ее:

– Знаю, знаю. Мы всегда говорили, что любим друг друга. Мы действительно так думали, но это была не любовь. Не настоящая любовь. У нас с ней все совсем иначе. Вот почему ты не можешь понять.

Как он смеет? Как смеет! Перечеркнуть все единым росчерком! Они любили друг друга. Пускай не в последнее время, но поначалу… Да-да, любили! Как он смеет делать вид, что этого не было? Что все четырнадцать лет они прожили без любви. «Ох, прости, я тебе на ногу наступил»…

– Кажется, я начинаю понимать. – Она вновь рассвирепела. – Она помогает тебе почувствовать себя важной птицей. Большим и сильным. Да, я поняла. Но ведь ты не этого хотел! Тебе плевать на мое понимание. Ты хочешь, чтобы я простила тебя, сказала: «Все о'кей, приятель». Не дождешься! Я все поняла, но это совсем не значит, что я прощаю тебя.

– Понимание… прощение… все не то. – Он определенно не слышал ее. – Ты просто должна согласиться, что ничего подобного никогда не испытывала, что…

– Вон отсюда! Уходи.

Дженни без сил опустилась на ступеньки, ведущие из кухни к дверям. Она с силой прижала ладони к глазам, потом отняла их и провела по лбу, по волосам… Она не видела ничего вокруг. Только себя – свою кожу, бледно-желтые пуговки на рубашке, штанишки защитного цвета, голые ноги без носков.

…Волосы на ногах. Она собиралась сбрить их перед тем, как переодеться к ужину, но потом раздумала переодеваться. Дженни приподняла брючину. Коротенькие волоски покрывали всю икру. Они смотрелись ужасно – словно обгорелые пни после лесного пожара, если смотреть с большой высоты.

Наверное, Рита бреет ноги ежедневно. Или избавляется от волос при помощи воска… Может, она так же обрабатывает все тело. Или выбривает волосы на лобке в форме сердечка… или еще что-нибудь в таком роде… «Неужели суть в этом, Брайан? Конечно, она темпераментная баба, а я… Все эти ее невидимые лифчики и дразнящие шнуровочки… Значит, все дело в сексе?»

Дженни раз сто писала об обманутых и покинутых женщинах. В мыльных операх такое случается на каждом шагу. Как и выкидыши… Да, это все она сочинила, на самом деле ничего не происходит, нет…

Она очнулась сидя за столом. Дженни не помнила, как добралась до него, но теперь перед глазами была антикварная столешница из светлой шведской сосны. Брайан с такой любовью выбирал этот стол… Еще на прошлой неделе он обсуждал с ней, как переделать второй этаж. У него были наполеоновские планы – соединить аркой две большие комнаты, расширить ванную, установить стиральную машину… Только семь дней назад они говорили об этом. У него и в мыслях не было оставлять ее. Абсурд…

Кто-то идет. Он передумал? Возвращается? Но это был Алек.

– О… ты до сих пор ждешь?

Он положил на стол ключ – потемневший, исцарапанный, старый…

Дженни непонимающе глядела на него.

– Это ключ Брайана от твоего дома.

– Он оставил ключ?

Значит, это не сон. Брайан любил их дом. Поначалу он не хотел его покупать, опасаясь излишних обязательств, но потом так любовно им занимался. Для него это было лишним доказательством, что с Оклахомой покончено. У жителей Среднего Запада никогда не было таких высоких и узких домов из красного кирпича. Алек об этом как-то уже говорил. Дженни не стыдилась, в отличие от Брайана, своего происхождения…

Он оставил ключ. Променял дом на Риту. «Больше тебя ничто не связывает с Оклахомой. Теперь ты избавился и от меня. Значит, с прошлым покончено?»

Алек заговорил:

– Ты все еще его любишь?

Дженни не отвечала. Последние два года она так боялась этого вопроса! Что она могла ответить? Дженни закрыла лицо руками:

– Я чувствую себя обманутой… Все как в тумане. Мне казалось, годы, прожитые вместе, что-то значили. Но выяснилось, что я для него пустое место.

– Иногда лучше быть честным до конца, чем останавливаться на полпути…

– По-твоему, я в дураках?

– Ты не уронила своего достоинства.

Что он имеет в виду? В дураках она или нет? Не мог напрямую ответить! Она слишком устала, чтобы понимать иносказания. Внутри была звенящая пустота… Сейчас она могла говорить лишь напрямик:

– Он сказал, что мы никогда не любили друг друга, и это больнее всего. Он говорит, что я не могу понять его, потому что никогда не любила и не знаю, что такое любовь. Это ложь. Мы любили друг друга. Брайан не смеет зачеркивать прошлого. Не может от него отречься…

– Но он это сделал.

Какая несправедливость. Он уходит с глубочайшим убеждением, что никогда ее не любил.

– Наверное, людям следовало бы любить друг друга вечно. – Голос Алека звучал спокойно. – Но так не бывает. – Он положил ладонь на ее плечо. – Так почти никогда не бывает.

Теплая ладонь поглаживала ее руку. Это действовало успокаивающе. Дженни словно отогревалась под его ладонью.

– Глядя на тебя, я всегда вспоминаю Тинкер Белл.

Тинкер Белл? О чем он?

– Нет, я не о диснеевском мультике. Я про пьесу. Тинкер Белл чудесна. Она сильная, мужественная, справедливая…

– Но Питеру и потерянным мальчикам, – Дженни тоже хорошо знала «Питера Пена», – нужна была Венди.

Венди, милашка в белой ночной рубашечке. Венди, умеющая зашивать порванные кармашки. Мамочка-Венди. Прошлой весной Дженни целых восемь недель собиралась стать мамой. А потом организм сыграл с ней жестокую, злую шутку…

– Это были мальчики, Дженни, – голос Алека доносился откуда-то издалека. – Им нужна была Венди, потому что они малыши. Мужчинам нужно совсем другое.

«Брайан до сих пор мальчик. И не хочет взрослеть».

– Тинкер Белл выпила яд вместо Питера. Он слишком упрям и глуп, чтобы поверить, что в стакане действительно яд – и она выпивает его сама. Именно так ты и поступила, Дженни. Ты выпила яд, но парень не стоил того.

Выпила яд? Неужели?

– Но он предпочел мне вовсе не Венди, – горько прозвучало в ответ.

– Да, на Венди она похожа меньше всего, – согласился Алек.

– Но, ей-Богу, в «дамских штучках» она разбирается…

– Если ты о сексе, то я с тобой не согласен.

– Брось! Ты же ее видел. Почти всю – без купюр…

– Спору нет, она одевается как проститутка, чтобы ощутить власть над мужчиной, привлечь к себе внимание. Только с чувственностью это не имеет ничего общего.

Для Дженни это было чересчур сложно.

– Она обвела меня вокруг пальца. Следующим будет Брайан. Если ты прав, то как же ему не повезло! Сначала я, потом она… Ему никогда не найти женщину, которая утешила бы его в постели.

– Зачем ты продолжаешь заниматься самоуничтожением? – он не убирал ладони. Дженни чувствовала тепло его руки сквозь тонкую ткань. – Почему ты позволила ему убедить себя, что сексуально неполноценна? Это не так. Ты должна в это поверить.

Она вдруг вырвала руку:

– Что ты обо мне знаешь?

Он никогда не был с нею близок и не знает, как она ужасна. Откуда ему знать, как ей бывало тяжело, сколько усилий стоило сосредоточиться, сконцентрироваться на происходящем. Ее мысли разбредались, она отвлекалась – и ничего не получалось…

– Гораздо больше, чем ты думаешь, – ответил он. – Я внимательно наблюдал за тобой, как ты двигаешься. Как сжимаешь в ладонях кофейную чашечку – ты любишь ощущение тепла в ладонях… Я видел, как ты натягиваешь воротник на подбородок, когда размышляешь. Тебе нравится касаться щекой мягкой ткани…

Дженни на самом деле любила тепло чашечки с кофе, прикосновение мягкой ткани… Он следил за ней пристальнее, чем она за собой. Но все это не имело ничего общего с постелью…

– Ну и, – закончил он, – я читал твой сценарий.

– О, – она отмела его аргумент сразу. – Это просто фантазии. – Ее всегда смущало, если люди пытались сделать какие-то выводы о ней исходя из рукописей.

– Может быть. Но однажды кто-то докажет тебе, насколько они реальны. Поверь мне, Дженни. Брайан обманывал тебя. Возможно, он не намного лучше разбирается в таких вещах, но все равно он не прав. Когда-нибудь ты убедишься в этом. Кто-нибудь раскроет тебе глаза.

…Когда-нибудь… кто-нибудь… Не верится. Ее любил только Брайан. А теперь и он убежден в том, что этого никогда не было…

Алек пытается уговорить ее, что влюблен, но на самом деле это не так. Или нет – он действительно верит в это, но жестоко заблуждается.

Однажды он сядет, обдумает все хорошенько и поймет, что ошибался.

– Непохоже, чтобы ты собирался выступить в роли «кого-то»… – ее слова прозвучали жалобно.

Он не сразу понял, о чем речь.

– Я ни на чем не настаиваю, если ты, конечно, об этом.

– А почему бы нет? Ты же думаешь, что любишь меня. – Ее всегда пугала мысль, что он произнесет эти слова, но теперь все неважно. Жизнь кончена.

– Я не думаю. Я люблю тебя. Но, Дженни… Бога ради, подумай, что сейчас произошло. – Алек указал на дверь, за которой скрылся Брайан. – Не считаешь ли ты, что воспользоваться ситуацией непорядочно? И несколько неуместно.

– Почему? – требовательно повторила она, вскочив из-за стола так стремительно, что стул со стуком упал на пол. – В самом деле, что во мне не так? Еще утром я думала, что есть на свете два человека, любящих меня – ты и он. Всего двенадцать часов спустя он женат на какой-то сучке, а ты бежишь от меня как черт от ладана!

– Дженни, я…

Она разрыдалась.

Сильные руки обняли ее, он прижал ее к груди. Алек гладил ее по волосам, по спине, утешая и успокаивая. Она чувствовала на щеке его горячее дыхание, слышала биение его сердца…

– Прости меня. – Она отступила, изо всех сил прижимая к глазам ладони, пытаясь остановить слезы. – Я почти никогда не плачу.

– И почти никогда не требуешь от людей, чтобы они с тобой переспали.

– Нет, – смех был полон горечи и слез, но все же она смеялась. – Этого я тоже не делаю. Господи, какой кошмарный день!

Дженни провела по волосам рукой. Жаль, что она так быстро от него отпрянула. Как было хорошо в его объятьях…

«Он старался тебя утешить. Почему ты не позволяешь ему утешать тебя?»

Потому что ей прежде не нужны были утешения. Она всегда была сильной и жизнерадостной. И ненавидела бессилие и сентиментальность!

…Почему ритм его дыхания не изменился, когда он прижал ее к груди? Почему не напряглись жилы на шее? Если бы он вправду любил ее, то вряд ли был так сдержан.

Или – если бы она была достойна его любви. Но она дурно одета, у нее короткая талия и волосатые ноги…

– Значит, ты не находишь меня чертовски соблазнительной? – Именно такой для Брайана была Рита.

– Это нечестно…

А кто говорит о честности? Дженни хотела быть чертовски соблазнительной – для него.

– Но ведь Хлою Спенсер ты считал такой? И не мог противиться ее очарованию.

– Но мне вовсе не надо было противиться.

– А если бы захотел, смог бы?

– Надеюсь.

Ах, да! Он же идеально положителен! Она опять об этом забыла. Дженни вдруг страшно разозлилась.

…Как же она хотела сейчас показать всем мужикам, где раки зимуют! И Алеку, и Брайану… Доказать Брайану, что ей ничуть не больно. Доказать Алеку, что он не в силах противиться ее притягательности. Доказать самой себе, что она совсем другая…

– Что ты будешь делать, если я брошусь тебе на шею? – требовательно спросила она. – Если прямо сейчас подойду и обниму тебя?

– Дженни, не валяй дурака. Чего ты добиваешься?

Она сама не знала. Ей уже было все равно.

– Нет, скажи – что ты сделаешь?

– Думаю, что тоже обниму тебя, но потихоньку…

– Ну, а если я тебя поцелую?

– Отвечу на твой поцелуй, но тоже осторожно. Было бы низко воспользоваться случаем.

– Ты считаешь меня слюнявой жалкой дурищей, а? – Она пришла в ужас от этой мысли.

– Конечно нет! Но тебе тяжело, больно, ты вся дрожишь…

– Заткнись! – «тяжело, больно» – какая гадость! Я сама себе отвратительна!

Как было бы здорово прямо сейчас стать красоткой с журнальной обложки…

…Нечего об этом думать! Она не красотка. У нее короткая талия, жалкие шмотки и так далее до бесконечности…

«Ты не отвратительна. Вовсе нет! Нет! Почему ты позволяешь себе такие мысли?»

Дженни, что тебе в себе больше всего нравится? Быстро думай! Ну есть же хоть что-нибудь!

Конечно! Воображение.

Алек стоял совсем рядом. Она вдруг представила, что его охватывает жар… Она будто снова слышала его дыхание, но уже прерывистое и тяжелое. Она представляла себе, как они становятся единой плотью, неотвратимо, в безумном порыве…

Пусть он тоже все это себе представит! Да, он может воспротивиться зову твоего тела, но перед силой твоего воображения не устоит!

Ему нравятся ее руки? Что же, сейчас она их продемонстрирует!

Дженни пересекла кухню и подошла к ящичку, где хранились ножи. Достала маленький кривой резак. Отец научил ее обращаться с инструментами. У нее это здорово выходило. Она резким движением пропорола желтую ткань на плече и разрезала рубашку по шву. Потом с силой рванула – и ткань разорвалась с треском. И вот рукав уже на полу – желтое пятно на голубом граните…

– Дженни…

«Вообрази, Алек! Вообрази!» Казалось, сила ее внушения заставила его умолкнуть. «…Вообрази!»

Дженни расправилась со вторым рукавом. Слышался лишь треск разрываемой ткани. Затем подошла к Алеку, обняла его обнаженными руками, прижалась к нему. Но он взял ее за талию отстраняющим, запрещающим движением. Он не собирался позволять ей этого.

Впервые в жизни Дженни ощущала себя победительницей и всецело владела собой.

Она коснулась его щеки – мягким, кошачьим движением. Но кошачья гибкость тут же сменилась порывом – она прильнула к нему, случая его дыхание.

– Дженни, пожалуйста, не надо. Это плохая идея. Ты будешь жалеть.

«…Только вообрази, Алек. Мои руки обнимают тебя, не отпускают, притягивают все ближе и ближе…»

Его ладони сомкнулись на запястьях Дженни, словно он пытался высвободиться.

«Я сильна, Алек. Но ты сильнее. Ты освободишься, если захочешь…»

– Дженни, ты с ума сошла. Пожалуйста, остановись.

«Нет, сам останови меня!»

Она прижималась к нему сильнее – всей грудью, обнимая одной рукой за шею – обнаженной рукой, которая так нравилась ему…

Всю жизнь она ждала этого. Всю свою жизнь мечтала быть неотразимой. Перед ней человек, лучший из людей, каких она когда-либо знала, живущий в соответствии с кодексом чести, сдержанный, прямой…

И вот появилась она…

Алек боролся с собой – она чувствовала это. «Знаю, о чем ты сейчас думаешь. Что ты канадец, что можешь справиться со мною, противостоять мне… Что канадцы рассудительны, всегда владеют собой…» Она легонько коснулась крошечного кленового листка на его груди. «Что ж, сражайся за свой флаг, Алек. Но тебе придется вступить в борьбу с силой моего воображения.» Она склонилась и поцеловала листочек.

Это решило все. Его руки сомкнулись вокруг нее – крепко, сильно… Алек запрокинул ее голову и поцеловал – почти грубо. Ладонь скользнула в вырез рубашки. Он на секунду ослабил объятье, чтобы поднять с пола нож с черной рукояткой, оброненный ею. Потом осторожно просунул его в пройму рубашки Дженни и быстрым движением разрезал лямку лифчика на плече. Еще одно движение – и его пальцы уже на ее спине, ищут застежку. И вот ее грудь свободно обозначилась под желтой тканью…

Внезапно Дженни ощутила себя красавицей. Она привлекательна. Эротична. Всесильна.

Он снова прижал ее к себе, лаская ладонью грудь. Он вновь поцеловал ее, и в этих поцелуях была свежесть горного ветерка. Она чувствовала его ладонь на затылке. Но полностью владела собой. Сила воображения победила. Она добилась своего… В следующую секунду он подхватил ее на руки и понес вверх по ступенькам лестницы…

Она указала ему на двери спальни, но он покачал головой:

– Не здесь. Ведь твое место на третьем этаже?

На третьем этаже было три комнаты. Одна из них предназначалась для гостей, но пока в ней не было необходимости, и Дженни устроила там рабочий кабинет. Повсюду громоздились груды книг, кипы бумаг – на столе, на постели…

– Не возражаешь, если… – Алек кивком указал на кровать, покрытую листками рукописи.