Текст книги "Вновь, или Спальня моей госпожи"

16

ЗЕЛЬДА ОЛИВЕР ВЫХОДИТ ИЗ СОСТАВА «ДЕНЬ ЗА ДНЕМ»?

Мы не можем ничего утверждать, но слухи не утихают. Возможно, Зельда Оливер покинет съемочную площадку «День за днем». Весьма популярная двадцатилетняя актриса – на ней практически держится весь сериал!

«Она выросла в артистической» – говорит Дот Эллсворт, президент ее фэн-клуба. «Она играет Николь уже четырнадцать лет! Мы боготворим ее. Трудно даже представить себе, что ее с нами не будет…»

Зельде, видимо, надоели постоянные смены сценаристов в составе «День за днем» – за последние полтора года сменились трое! И тут подворачивается роль, будто специально для нее написанная. Это младшая сестра Изабеллы Марбл в «Спальне моей госпожи».

Ни в той, ни в другой труппе никто ничего не подтверждает официально, но будет удивительно, если этого не произойдет…

«Жизнь мыльных опер»,

15 декабря.

Все были расстроены – но ведь в артистической всегда так. Актеры обожают переживать. Алек терпеливо слушал.

– Зельда Оливер хочет играть у нас? – Мурфидд Томас намазывал горчицей кусочек хлеба. – Немыслимо.

Алек вежливо осведомился, почему же.

– Она играет Николь почти пятнадцать лет. – Фрэнсин потянулась за кусочком индюшки. – Она и есть Николь!

Нет. Просто она необыкновенно талантливая актриса.

– Зрители не примут ее в новом качестве. – Пэм с хрустом разломила печенье.

То же самое говорили и про Алека, когда он покончил с Дереком…

– А ты как думаешь, Алек? – спросил Рэй.

– По-моему, нам нужен человек, который сможет сразу же схватить суть дела. – Софи Марбл предстояло угодить в гущу событий с первой же сцены. – У нас нет времени на раскачку. Мы не имеем права рисковать. А Зельда Оливер справится наверняка.

– Но она же звезда! – жалобно сказал Фрэнк. – И обязательно потребует к своей персоне соответствующего отношения. Она нам все сломает…

Вот оно что! Все боялись, что Зельда не вольется в коллектив, не станет членом их большой и счастливой семьи… Вполне возможно. У нее определенный статус на телевидении, свой круг друзей, свои привычки. Она не будет «приемышем», благодарным даже за улыбку…

«Может быть, это имеет смысл, ребятки, – подумал Алек. – У нас давно все не так как было. Да, здесь тепло и уютно – но в последнее время постоянно что-то случается…»

Экземпляр «Жизни мыльных опер» в студию принесли еще утром. Когда Дженни зашла в артистическую перекусить, все кинулись к ней, сгорая от любопытства.

– Сожалею, – сказала она, – но не могу это обсуждать.

Она была бледна и взволнованна.

– Ну Дженни же! Ведь своим-то ты можешь сказать! Или ты нам не доверяешь?

Алек жестом остановил их. Идея большой счастливой семьи волновала Дженни, пожалуй, больше, чем всех остальных. Ее страшили любые перемены. И она понимала, что в сегодняшней ситуации виновата сама. Не нанеси она такого удара Рите, не понадобился бы новый персонаж.

Он смотрел, как она тянулась за пачкой йогурта. «Уйди, – мысленно молил он. – Поешь у себя наверху. Пусть все привыкнут к мысли, что перемены неминуемы. Дай понять этой большой и счастливой семье, что они не семья вовсе!»

Но Дженни не уходила, и, хотя больше чем когда-либо напоминала брошенного ребенка, не собиралась искать спасения в одиночестве. Она подсела к Трине и Барб Эллен. Те тут же придвинулись и оживленно защебетали. Наверняка тоже расспрашивают про Зельду, желая узнать как можно больше.

Лицо Дженни снова окаменело. Похоже, она искренне переживала, не имея возможности поделиться какой-то тайной. Воистину тяжкий труд!

«Так и должно быть, любимая моя. Это будет повторяться снова и снова. Истина в том, милая, что как бы ты не любила свою работу, это всего лишь работа».

Кто-то легко прикоснулся к его плечу. Это была Карен. Ее волосы рассыпались по плечам словно темное облако, подчеркивая грациозность лебединой шеи. Она наклонилась к его уху:

– Мы можем выйти в холл? – голос звучал еле слышно. – Нужно поговорить.

– Конечно!

Они вышли в холл, миновали двери студии. Карен выбрала место, откуда были видны пожарный выход и конторка охранника у входа на этаж. Она поминутно оглядывалась. Было ясно, что у нее тоже есть какая-то страшная тайна.

Наконец она заговорщически прошептала:

– Ты давно беседовал с Дженни?

Алек отрицательно покачал головой.

– Ты должен с ней поговорить. По-моему, она…

– Если ты о Зельде Оливер, то я вмешиваться не стану, – он даже не понизил голос. Ему плевать было, услышат его или нет.

– Нечего актерам совать нос в это дело.

– Нет-нет! – Карен замотала головой, и ее роскошные волосы взлетели словно крылья. – Дело в тебе. Тебе надо поговорить с ней про Лидгейта, – она положила руку ему на плечо. – Она не может больше писать твою роль.

– Мою роль? – Алек крайне изумился. – О чем ты?

Он прекрасно помнил распорядок работы на ближайшие два месяца. Лидгейт регулярно появляется в кадре. Наверняка Дженни продолжает разрабатывать его тему.

– Я ничего не знаю, но у меня смутное предчувствие…

…Ну, уж на предчувствия Карен он полагаться не собирался – ей что угодно могло взбрести в голову.

– В сегодняшней сцене я поняла, что Амелия успокаивается. Действия Лидгейта становятся все более предсказуемыми. Для нее это огромное облегчение. Но для тебя это трагедия, Алек! Теперь она сможет предвидеть, как поступит Лидгейт, а значит, он больше не представляет опасности. И становится бесполезным. Боюсь, тебе придется умереть…

– Давай-давай! – хмыкнул он. – Дженни не собирается меня убивать.

…Чувствуя себя виноватой за то, что не любит его, она даже не сможет его уволить…

– Может быть, ты и не умрешь, – предположила Карен. – Но если Дженни и дальше будет сочинять в таком роде, твоя роль станет настолько скучной, что ты сам свихнешься. Можешь не верить мне, но я вряд ли ошибаюсь. Да ты и сам это чувствуешь.

Пожалуй, она убедила его. Гастингс влюбляется в Амелию. Рита становится опасной для Дженни – о, Карен поняла все раньше других, и действительно не ошиблась…

– Понимаешь, она как бы смягчает образ… Ее воображение отказывается работать в этом направлении, – Карен говорила быстро, воодушевленная его вниманием. Она не Кассандра, которой никто не верит! – Лидгейт владелец поместья и земель, ключевая фигура, на которой многое держится – но у Дженни интерес к нему иссяк.

«Потому что ей больше неинтересен Брайан» . Возможно, это не имеет отношения к Алеку, а касается лишь Брайана. Дженни использовала Лидгейта, чтобы облегчить свои мучения. Но укрыться за спиной герцога не удалось. Теперь он ей не нужен. Ей нечего о нем сказать.

Но у Дженни не хватит духу избавиться от Лидгейта, потому что она виновата перед актером, исполняющим эту роль. А вина в том, что она не любит его…

Алек не хотел цепляться за работу только из-за ее чувства вины. …Почему она смотрит на жизнь только через призму своего шоу? Почему бы ей не решить все свои проблемы напрямик? Не встретить все житейские тяготы лицом к лицу?

– Ты спросишь ее? – Карен была на удивление настойчива. – Ты осознаешь всю важность нашего разговора?

Конечно, осознает… В конце концов, придется играть этого болвана в течение еще двух с половиной лет – пока не истечет срок контракта. Но какая польза в разговоре с Дженни, если ее больше не интересует Лидгейт? Ничего, кроме раздражения, это никому из них не принесет. Как все глупо, бессмысленно… Если только Дженни не…

Если Дженни не полюбит его.

…Вот почему он злился. Не из-за этого кретинского Лидгейта. У каждого актера случаются дурацкие роли. Алек с ума сходил от злости из-за того, что она не любила его!

Во всем виноват сериал, вернее, ее одержимость… Он вдруг ясно понял это. Каждый раз, когда ее жизнь давала трещину, она закрывала глаза, с головой уходила в работу. Поэтому ей больше ничего не нужно. И никого. До тех пор пока Дженни так увлечена своим детищем, она не полюбит ни Алека, ни кого-либо другого.

Не в его власти излечить ее от одержимости. Пока Дженни пишет этот сценарий, он будет владеть ее умом и сердцем.

Чего он хочет? Чтобы сериал потерпел крах? Чтобы ее вдруг взяли да уволили? Конечно, нет! И то, и другое убило бы ее. К тому же сериал процветает. Никто не собирается увольнять Дженни. Выхода нет. «Хэппи энда» не будет. Алек ничего не мог изменить.

…Не говоря ни слова, они взялись за руки. Вся семья – кроме Мэг. – Воспоминание было ярким, словно молния вспыхнула в мозгу. – Голос отца прозвучал глухо: «Мы больше ничем не сможем помочь. Мы должны дать ей умереть спокойно» .

Первый телефонный звонок в кабинете Дженни раздался в половине восьмого утра. Звонил Стив, один из ассистентов режиссера.

– Алека нет. Он опаздывает. Где он?

– Понятия не имею. – Почему все считают, что она все про всех должна знать! – Ты звонил ему домой?

Конечно, они звонили ему, но работал только автоответчик.

– Иногда он ездит на метро. Может, что-то с поездом?

Мисс Ройял позвонила в справочную метрополитена и получила ответ, что на линии полный порядок. Но Дженни не спешила расстраиваться. Люди иногда опаздывают. Со всеми случается.

Его не было и в восемь. Уже в восемь пятнадцать нужно было что-то решать. Если он сегодня не появится, следовало срочно переписать несколько сцен. Дженни спустилась в репетиционную.

Все было вверх дном. Теренс не справлялся с актерами, работа стояла… Говорили только об Алеке:

– А вдруг он попал в аварию?

– Может, он погиб?

– Нет, – отрезала Дженни. Она бы знала. Почувствовала бы.

– Ох, кажется, я во всем виновата! – Карен, видимо, целое утро только об этом и говорила. – У меня возникли сомнения по поводу Лидгейта, и мы вчера обсудили это с Алеком.

Неужели Карен всерьез полагает, что он спасся бегством лишь оттого, что с его героем неладно?

– Алек работает на телевидении десять лет, – резко сказала Дженни. – Он не будет дуться, если его герой не каждый день в центре событий.

Необъяснимо. Дженни представить не могла, почему Алек не явился на работу.

Она взяла рукопись. Лидгейт занят в трех эпизодах. Она бегло их просмотрела. В основном «пересказы». Как же она раньше не поняла? Почему герцог нагоняет такую тоску? Но сейчас не время думать об этом. Она должна быть ему благодарна. Проще будет расстаться с персонажем!

Кому же отдать реплики Лидгейта? Дженни проглядела список актеров, занятых сегодня. Под номером первым стоял Гастингс. Брайану всегда удавались «пересказы». У него была прекрасная память, и он легко усвоил бы такое количество нового текста.

Но она не хотела ничего поручать Брайану, тем более что сегодня еще и Робин «на ходу». Подходящий для Рэя случай проявить себя! Она принялась делать пометки в рукописи.

Пришлось полностью переработать все сцены, перевернуть все с ног на голову. Проще было написать новые. «Думаешь, мне нечем заняться, Алек Камерон?»

В десять Джордж позвонил агенту Алека.

– Знаешь, Дженни, она пыталась выгородить его, но была удивлена не меньше нашего. Она попросила на всякий случай предоставить ему недельный отпуск, но все равно дело темное…

К этому времени Дженни была вне себя. Она могла ожидать такого от кого угодно – от Карен, от Фрэнка, Мура или Фрэнсин. Они подчас откалывали подобные фортели. Но Алек? На него полагались все. Он не мог взять и исчезнуть. Не имел права!

Она бросилась в кабинет и позвонила ему сама. Гудок за гудком – даже автоответчик отключен. Алек дома. Почему не подходит к телефону? Неужели она не в силах заставить его снять трубку?

Она по уши в делах: ради Зельды Оливер нужно так переработать сюжет, чтобы гарантировать актрисе три появления в кадре в неделю – и тут Алек со своими фокусами. Он же всегда был на ее стороне. Разве не он говорил, что готов для нее луну с неба достать!

«Мне не нужна луна! Мне надо, чтобы ты пришел на работу!»

Она поедет к нему… Дженни вызвала машину. Придется дневать и ночевать на его пороге, пока он не соизволит выйти и поговорить.

Через пять минут она сидела в машине, на заднем сиденье. Только на Алека всегда можно было положиться, только с ним у нее не было проблем. «Ты не вытворял такого с Полом Томлином в „Аспиде“. Почему же так ведешь себя со мной?»

Адреса всех сотрудников были введены в память персонального компьютера. Алек жил в Верхнем Вестсайде, на тихой приличной улице – район весьма аристократический, с фешенебельными ухоженными домами. Типичная нью-йоркская улочка, в таких районах всегда снимают романтические комедии – здесь обычно герой «встречает свою судьбу». Но сейчас Дженни не видела в этом ничего романтического, а происходящее меньше всего напоминало комедию.

Она поднялась на крыльцо, стукнула в дверь. Тихо. Дженни снова постучала. «Открой лучше – все равно не уйду!» Когда она собралась постучать в третий раз, дверной глазок закрыла тень. Он, наверное, решил поглядеть, кто там. Дженни как-то читала один детективчик, где убийца стрелял в жертву через дверной глазок, попадая прямо в глаз. Жаль, что у нее нет пистолета!

Алек отворил дверь. Дженни не дала ему и рта раскрыть.

– Где ты был? Почему не пришел? Люди ждут, рассчитывают на тебя… Ты разве не знаешь об этом?

– Заходи.

– Не хочу! Почему ты не явился на работу?

– Дженни, на дворе декабрь. – Он говорил очень спокойно. – Температура ниже нуля. Пожалуйста, войди в дом.

– Мне и тут хорошо. Можешь прямо здесь объяснить мне, что происходит.

Алек вышел на ступеньки крыльца и прикрыл за собой двери. На нем была лишь трикотажная майка с длинным рукавом да фланелевая рубашка. А ведь на улице и впрямь холодно…

…Что ж, прекрасно! Наконец-то она впервые совершила истинно женский поступок – заставила мужчину вести себя по-идиотски!

– Ну хорошо. Идем в дом. – Она соглашалась сдать эту боевую позицию, но миловать противника не намеревалась.

Алек открыл дверь и шагнул в коридор. Они вошли в узкий холл, стены которого были выкрашены в цвет слоновой кости. Пол был в песке и каких-то пятнах. Неяркая лампочка освещала небольшой портрет, нарисованный акварелью. Маленькая девочка с золотистыми волосами. И с глазами Алека. Наверное, это его сестренка Мэг.

Дженни вдруг почувствовала, что его руки легли ей на плечи. Она сжалась. Что он надумал?

Ах, он хочет помочь ей снять пальто… Идиотское положение! Она выдернула руки из рукавов и тупо смотрела, как он кладет пальто на перила лестницы.

Какого черта она здесь? Почему так рассвирепела? Если кто-то другой прогуляет рабочий день, она сделает круглые глаза, не более того. «Детки иногда пошаливают» – скажет она. Дженни умела играть роль всепрощающей мамы. Но только не с Алеком! Сейчас она чувствовала себя словно брошенная жена.

Он провел ее сквозь арку, ведущую в гостиную. В комнате стояла самая обыкновенная мебель – диван, два кресла, пара маленьких столиков – все новенькое и блестящее. Но Алек почему-то использовал гостиную в качестве хранилища для своих вещей. На сиденье одного из кресел уютно устроился баскетбольный мяч, другой лежал в корзине для бумаг. На стене над диваном висела хоккейная клюшка, а пара расшнурованных ботинок с коньками валялась перед камином. Около двери она заметила несколько теннисных ракеток. Столик был завален письмами, журналами и коробками с теннисными мячиками.

Дженни вдруг представила – вот он приходит домой, швыряет на стол почту и целится баскетбольным мячом в корзину для бумаг. Бросать нужно осторожно и лишь как следует прицелившись – иначе мяч отскочит от металлической сетки, покатится по полу и ударится о коньки…

Она вдруг сказала:

– Я никогда не каталась на коньках.

Что она несет? Похоже, она спятила. Сбежать с работы, трястись сорок пять минут в машине, чтобы сообщить ему, что никогда не каталась на коньках?!

– Могу научить. – Он пододвинул к ней кресло. – Ты сумеешь. У тебя отличное чувство равновесия.

…Как здорово было бы пойти с ним на каток! Толстые свитера и длиннющие мохеровые шарфы, морозный воздух, горячий шоколад, рука в руке…

Дженни села.

– Не выйти на работу… на тебя это не похоже, Алек.

– Согласен. Я ведь всегда такой обязательный.

Он более чем обязательный. Он сильный и проницательный, терпеливый в случаях, когда требуется терпение, твердый и решительный, когда нужны твердость и решительность. Что стряслось?

– Карен сказала, что вы говорили о Лидгейте – каким занудным он вскоре может стать. Я сама знаю, что в последнее время он не слишком выразителен, но нужно немного поработать, и все встанет на свои места… Выражение лица Алека не изменилось. О чем он думает? – Если проблема в этом… – она вдруг запнулась.

– Проблема не в Лидгейте. И шоу тут ни при чем.

– Как? – Дженни ничего не понимала. Если дело не в Лидгейте, тогда в чем же?

– Все дело в нас с тобой.

… Почему она не отвечает? У нее всегда и на все находился ответ. Пусть временами она молола Бог весть что, сотрясая воздух, но никогда не молчала, как дура…

«Все дело в нас с тобой…» Что она могла ответить?

– Карен права, – продолжал Алек. – Лидгейт – эгоистичный истукан. Еще полгода, и я чокнусь.

– Но ведь и я о том же! – обрадовалась Дженни. – Мы все уладим. Не знаю пока, как, но…

Алек жестом прервал ее излияния. Дело не в этом. Она вцепилась в подлокотники кресла. В чем же? Ведь главное в ее жизни сериал.

– Я не могу заставить тебя полюбить меня, Дженни. Я пошел бы на все – абсолютно на все – но это не в моей власти.

Голос звучал ровно и спокойно. …Над камином висел пейзаж – берег моря, усеянный валунами, и несколько деревьев. Наверное, это остров Принца Эдварда, родина Алека. Ей хотелось расспросить его о местах, о тамошнем климате… Может быть, это отвлечет его.

Но Алек продолжал:

– До сих пор, сталкиваясь с трудностями, я считал, что с ними можно справиться, стоит только постараться, побороться… – теперь его голос доносился словно издалека. – Сейчас борьба потеряла смысл.

Все поплыло перед глазами Дженни, пейзаж над камином превратился в туманное пятно.

– Я никогда ни от чего и ни от кого не уходил. – Я бы до сих пор был женат на Хлое, если бы она не попросила ее оставить. Я никогда бы не бросил «Аспида» – они были вынуждены меня уволить. Но сейчас у меня нет выбора. Я бессилен.

Казалось, он страшно далеко…

– Не понимаю… Ты бросаешь наш сериал?

– Не знаю, – ответил он. – Мне, в сущности, все равно. Дело в тебе. Мне некуда уйти от моей любви, но я могу избавиться от надежды на взаимность. Поэтому я ухожу.

Рубчатые манжеты трикотажной майки виднелись из-под рукавов его рубашки в темную шотландскую клетку. Дженни были известны названия многих типов расцветки клетчатой шотландки, каждая из которых принадлежала определенному клану. Наверняка у Камеронов была своя. Но она не понимала, как она выглядит.

– Я оставлю роль за тобой… – больше слов у нее не было.

Что ему роль? И сериал для него не имеет значения. «Но я ни для чего больше не гожусь! Только для нашего шоу! И если мы не будем о нем говорить, то мне нечего сказать».

Она позволила ему проводить себя до дверей.

– Ты пишешь сценарий самого лучшего шоу на всем телевидении, Дженни, – голос был тверд. – Но тебе этого мало. Ты позволила шоу стать твоей жизнью. Все, что тебе нужно, ты черпаешь оттуда. Я не выдержу такой конкуренции.

Казалось, мир рушится. Дженни слышала его слова и, несомненно, он был прав. Но за всем этим и стояло нечто большее. Вот только что?

Алек взял Дженни за подбородок и приподнял ее голову. Теперь она глядела прямо ему в лицо.

– Когда мы расстались с Хлоей, я сказал, что всегда к ее услугам. Я и сейчас сделаю все, о чем бы она меня ни попросила. И это для меня легко и просто, потому что я разлюбил ее. Но тебе я ничего подобного обещать не буду. Я не могу предложить тебе свои услуги, Дженни, быть тебе другом, решать твои проблемы. Не хочу больше видеть тебя здесь. Это слишком больно. Я ничем не могу помочь тебе, потому что никогда не перестану любить тебя.

Алек кивнул на прощанье и закрыл дверь. Дженни осталась одна – на улице, где герои романтических комедий обычно «встречают свою судьбу…»

17

Потребовалось два восемнадцатичасовых рабочих дня, чтобы исключить Алека из всех сцен, запланированных на три недели вперед. Дженни не появлялась в студию, не отвечала на звонки, не притрагивалась к почте…

Было невыносимо тяжело, но это заслуженное наказание за то, что она не любит Алека. Больше она ничего не могла для него сделать. Только сохранить за ним роль, если она вообще что-то для него значила.

Она пришла в студию измотанная, похудевшая. Примерно такие же ощущения были у нее после выкидыша – легкая боль и светлая печаль о чем-то несбывшемся, невозможном. И точно так же, как тогда, никто не заметил, что у нее не все ладно. Сейчас ей была нужна помощь, она искала сочувствия и дружеской поддержки. Но все были заняты распределением гримуборных…

– Невероятно! – она даже не пыталась сдерживаться. – На нас висят две недоснятых серии! – ведь они прервали работу над ними из-за исчезновения Алека. – Мы можем вылететь из эфира на целых три дня, впереди два выходных, но все озабочены лишь гримуборными! – Дженни с удивлением вслушивалась в звук собственного голоса, срывающегося на визг. – Ради Бога, что стряслось?

– Пустяки, – махнул рукой Джордж. – Обычные актерские дрязги. Все устроится.

Дженни ушла от него с чувством брезгливости. Здесь ничто само по себе не устраивается! Кто-то обязательно должен вмешаться. Джордж дал ей понять, что не желает выступать в этой роли. Как он ухитряется столько времени быть исполнительным продюсером шоу, если настолько боится конфликтов?

Гримерша Брэнда объяснила ей ситуацию. Дэвид Роксбури – сэр Перегрин – после Нового года возвращается в студию. Прежде он был соседом Рэя по гримуборной, но тот не желал расставаться с Алеком. А Эдгар и Мурфилд Томас, двое старших в труппе, вполне друг друга устраивали – оба были закоренелыми холостяками и замечательно уживались.

– Дэвид думает, что лучше всего ему будет с Брайаном, – закончила Брэнди.

– Разумно. – Ведь у Брайана самая просторная гримуборная.

– Но к нему же перебралась Рита!

Ах да, Дженни совсем о ней забыла…

– Почему бы не попросить Риту вон? В конце концов, это мужской коридор. Пусть возвращается на прежнее место.

– Говорит, что никак не может. Пропадет без телефона, – в голосе Брэнди зазвучали саркастические нотки. – А вдруг позвонит рекламный агент?

– Не понимаю… Разве у Брайана есть телефон? – Дженни была уверена, что актерам не полагается телефонов. Брэнди кивнула.

– Ну да, еще с того времени, когда доделывали твой кабинет.

С тех пор телефон не отключен. И до истории с Ритой никому и в голову не приходило, что у Брайана может быть сосед. Дружок главного сценариста – не фунт изюма! Все были уверены, что она сознательно предоставляет ему привилегии. Но это было далеко не так! Даже до их разрыва такое ей претило.

– Так отключите телефон! Почему у одного актера должно быть то, чего нет у других?

Часом позже, слегка остыв, она сообразила, что решение было далеко не самым мудрым. Почему бы не снабдить телефоном каждую гримуборную? Сколько это может стоить? Все актеры летом и зимой, по любой погоде, шлепают в Бруклин с разных концов города. Они проводят в студии массу времени и уж на телефон-то имеют право!

Пальцы Дженни стремительно забегали по клавиатуре компьютера – она набрасывала записку для Джорджа, в которой предлагалось улучшить питание актеров, приобрести новую мебель для артистической, постелить ковровые дорожки на лестницах. Потом неохотно, обуреваемая сомнениями, нажала кнопку «Печать». Аскетическая обстановка артистической, однообразная пища из ближайшего кафе – все это сообщало студии лелеемый ею дух «общего дома», делало их всех товарищами по оружию в нелегкой битве. Как она боялась перемен!

«Ты позволила шоу стать твоей жизнью. Все, что тебе нужно, ты черпаешь оттуда. Я не выдержу такой конкуренции», – сказал тогда Алек.

Похоже, что «счастливого Рождества» ждать не приходится…

После Нового года пришел Дэвид Роксбури, одновременно к труппе примкнула Зельда Оливер. Играла она потрясающе. Тут же газеты объявили, что Софи – одна из самых удивительных героинь из всех сериалов вместе взятых! Но когда Зельда не была занята на съемках или не репетировала, она отсиживалась в своей гримуборной, в артистической не появлялась и не желала заводить новых знакомств.

Дэвид тоже сильно переменился. Целых девять месяцев он провел на подмостках Бродвея. Конечно, он рад был встрече со старыми знакомыми, но за это время успел приобрести новых друзей. «Спальня моей госпожи» больше не была для него родным домом…

Все шло из рук вон плохо. Захворал Гил, и доктор сказал, что организм не справится с болезнью, если он как минимум неделю не проведет в постели. Теренсу ненавистна была даже мысль о том, чтобы нанять временного режиссера, хотя весьма недурные ребята из «Аспида!!» шатались без работы. Он в одиночку горбатился по пять дней в неделю, вечно ходил со слезящимися, покрасневшими глазами, и то и дело выбивался из графика. Последнюю неделю все трудились с раннего утра до восьми, а то и до девяти вечера.

Когда Гил, наконец, выздоровел и вышел на работу, лестницы были застланы ковровыми дорожками, и все катались по этажам на лифте. Лифт тащился со скоростью черепахи, и на каждом этаже скапливался народ. Дженни не верила своим глазам. Почему никто не додумался заплатить рабочим лишних десять процентов, чтобы все успеть доделать за выходные!

После ленча она подошла к лифту, где уже толпились актеры.

– Мы торчим здесь до ночи уже с двадцатых чисел декабря, – пожаловалась Фрэнсин. – Нам нужен Алек.

– Нет, нам не нужен Алек, – отрезала Дженни.

Кто такой Алек? Простой актер! Два года они делали шоу без него – и вполне справятся еще лет двадцать! В том, что творится в студии – вина Гила и Теренса. Отсутствие Алека тут ни при чем.

Все капризничали и выходили из себя, желая знать, где Алек. Каждый считал своим долгом осведомиться, почему он не приходит.

– Может, я нагрубила Его Светлости? – мучалась Барб Эллен. – Наверное, я была с Алеком невежлива?

– А может, лорд Кортлэнд слишком рьяно пытался затмить его?

– Да, именно это я и делал, – признавался актер.

Дженни больше не могла этого вынести – каждый изо всех сил старался представиться главным героем драмы! Она раздвинула толпу и пошла сама не зная куда, иначе непременно выложила бы все начистоту. «Это не имеет отношения ни к кому из вас. Алека здесь нет только из-за меня!»

Но она не могла заставить себя произнести эти слова.

Дженни вошла в артистическую. Подсобные рабочие резались в карты. При виде ее они заволновались: «Нам подвинуться? Вам нужен стол?» Они были готовы сделать что угодно. Еще бы: вошел главный сценарист!

– Нет-нет! – замахала руками Дженни. – Сидите!

Вдруг откуда ни возьмись явился Рэй:

– Дженни, у тебя все в порядке?

Следом прибежали Трина с Карен. Все выглядели взволнованными – лица озабочены, глаза вытаращены… Женщины захлопотали вокруг нее! Им было больно видеть ее в расстроенных чувствах.

Может быть, рассказать им, что происходит? Ведь это ее друзья, ее семья… Они не смогут помочь ей, не зная, в чем дело.

Ничего глупее в своей жизни она не делала. В двадцать четыре часа новость облетела студию: «Алек не вернется, пока Дженни не полюбит его».

Дженни казалось, что она окружена двадцатью докторами, постоянно измеряющими ей температуру. «Ну как, еще не влюбилась?» Все хотели ускорить лечение, наперебой расхваливая Алека, красочно расписывая его достоинства, уверяя, что второго такого чуда, как он, в целом свете не сыщешь. Правда, при этом не забывали упомянуть, как он всем им необходим…

Она все это знала. «Замолчите! Я не хочу слышать, насколько он нужен вам. Я хочу знать, насколько ему нужна я».

Алек – спасатель по натуре, он замечательно все раскладывает по полочкам, даже если вокруг полнейшая сумятица. Но Дженни не нуждалась в спасателях. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Через пару дней к ней в коридоре подошел Брайан. Попытался положить ей руку на плечо, но она отпрянула. Ей неприятны были его прикосновения. Рука беспомощно повисла в воздухе. Но он все равно заговорил:

– Я восхищен твоей цельностью.

– Цельностью? Что ты имеешь в виду?

– Наверное, слово не слишком удачное… Верностью – это больше подходит. Преданностью…

Цельность. Верность. Преданность. О чем он? Безусловно, она обладает этими качествами, но все эти годы он принимал их как нечто само собой разумеющееся. Почему же именно сегодня они так восхитили его?

– Не понимаю, что ты имеешь в виду. – равнодушно произнесла Дженни. «И понимать ничего не желаю». Она надеялась, что он оставит ее в покое.

Брайан захлопал глазами:

– Ну, ты же знаешь, о чем все толкуют… о тебе и Алеке…

Боже праведный! Он считает, что дело в нем! И она не может полюбить Алека оттого, что верна и предана ЕМУ!

Дженни едва сдержалась, чтобы не отвесить Брайану пощечину.

…В этом году никому бы в голову не пришло выдвинуть Дженни Коттон на соискание «Эмми». Все сюжетные линии были намечены блестяще, но опытный глаз сразу мог заметить, что многое делалось наспех. Первый руководитель Дженни, Фло Ньюмэн, эдакая «гранд-дама» в сфере шоу-бизнеса, сделала ей мягкое предупреждение, хотя она и сама знала, что, в общем-то, халтурит. А ведь решение было простым! Стоило лишь продлить каждую серию на полчасика. За час многое может произойти! Сразу же появится время, чтобы полностью развить каждую сюжетную линию.

Но от этой мысли Дженни бросало в холодный пот. Тогда семье придет конец! Как славно приходить сюда и чувствовать, что все любят тебя, верят тебе, нуждаются в тебе. Она при всем желании не сможет узнать новых актрис так близко, как Трину, Карен, Барб Эллен и Пэм. Придется каждый раз входить в артистическую словно в коктейль-холл перед церемонией вручения «Эмми». Слишком много глаз будет устремлено на нее…

Но это неизбежно. «Ты – сценарист лучшего шоу на телевидении. Почему тебе этого недостаточно?» – когда-то спросил Алек. Каверзный вопрос. И горький ответ… Придется пожертвовать всем, что ей так дорого, иначе шоу больше не будет лучшим…

Она набрала номер Джорджа. «Сообщи на телевидение, что мы согласны». Ох, нет. Дженни положила трубку. Сначала надо написать одно письмецо…

Январь, 21

Дорогой Алек!

До тебя скоро дойдут слухи, что наше шоу становится «часовиком». Это правда.

Дженни.

Он поймет, что это значит. И с какой неохотой она на это идет. Алек поймет ВСЕ.

Но письмо осталось без ответа.

«Я не могу предложить тебе свои услуги. Это слишком больно».

Вот что означало его молчание.

На телевидении шли бесконечные заседания по поводу утверждения нового графика работы их коллектива, а деньги тем временем разлетались с бешеной скоростью. Недостроенное помещение на третьем этаже постепенно приобретало очертания новых гримуборных. Актерам больше не придется тесниться на одном этаже, словно сельдям в бочке. В качестве нового режиссера была нанята Диана Саутфилд – одну из серий в неделю теперь снимала она. Диана виртуозно копировала стиль Теренса и Гила, но гораздо больше их интересовалась судьбой персонажей. Постепенно актеры стали обращаться к ней с вопросами, которые раньше задавали только Дженни. Самолюбие ее страдало.