Текст книги "Проказница"

Но девушка чувствовала себя несчастной.

Много ли мужчин удостоили бы ее своим вниманием, если бы Саймон, Боунз и Арман, даже Имоджин и Лестер не нашептывали всем подряд о ее выдающемся приданом? Если бы не это, упади она в обморок, запой гимн во всю мощь своих легких, разденься до нижнего белья и станцуй джигу прямо перед скрипачами, никто бы и не заметил. Даже если бы она вышла на середину зала и в истерике бросилась на пол, с пеной у рта и судорогами, было бы то же самое. Однако Калли чувствовала себя несчастной не из-за этого.

Причина заключалась в том, что ей сегодня днем сказал Саймон, когда она вынудила его дать объяснения. У него имелись собственные мотивы для уничтожения Ноэля Кинси. Веские и жесткие. Они казались достаточно убедительными Арману, Боунзу, Имоджин, но недостаточно убедительными для нее. Каледония Джонстон непременно должна была давить на него и не отстала, пока не добилась признания, разбередив старое горе.

Теперь Саймон ее ненавидит. И презирает. Так ей и надо.

Не то чтобы ее собственные мотивы теперь потеряли ценность – нет, но после истории самоубийства отца и сына они как-то померкли. Джастин из-за Филтона покинул страну, но по крайней мере живым и невредимым, не считая уязвленной гордости. Когда-нибудь он вернется домой, не такой веселый, как раньше, но поумневший, а юный Роберт – никогда.

Да, Саймон имел все основания сердиться и презирать ее. И это было ужасно. Но еще больше ее огорчало то, что она не могла заставить себя рассердиться на него за обман.

Куда ни кинь, Саймон кругом прав, а она глупая, инфантильная и опрометчивая. Если бы она следовала своим скороспелым планам, ее попытки наказать Филтона все равно провалились бы, а они с Лестером оказались бы в тюрьме. И если бы Саймон выпустил ее тогда с Портленд-плейс, она, конечно, не поехала бы домой, а продолжала разыскивать Филтона – она хотела стрелять в него! Как ей могла прийти в голову эта мысль?

Поэтому ходьба с книгами на голове и бесконечные занятия с Имоджин – еще слишком мягкое наказание. На самом деле несколько недель, проведенные с Саймоном и его матерью, скорее награда. Какой же нужно быть тупоголовой, чтобы этого не понять!

И потом, за последнее время многое так изменилось! Саймон начал о ней заботиться, хотя бы чуть-чуть. И она тоже стала заботиться о нем. Даже очень.

Как она повзрослела за эти несколько недель, во многих отношениях!

Но теперь Саймон ее ненавидит. Она поняла это сегодня в гостинице, заметив в какой-то момент его потухший взгляд. Даже если между ними и возникли какие-то чувства, теперь с этим покончено. Все, что ей осталось, – это ходить в «Олмэкс» и вести себя надлежащим образом в угоду Имоджин. Изображать из себя богатую наследницу и царицу бала, пока ее стареющая наставница отчаянно ищет любовников, чтобы разнообразить свою жизнь. Это то немногое, что она может сделать для славной женщины.

Однако сейчас, когда они на самом деле находились в «Олмэксе» и вокруг играла музыка, Калли пребывала во власти тех же романтических представлений, что и любая другая присутствующая здесь девушка. И хотела, нет – страстно желала танцевать с Саймоном. .

За весь вечер она ни разу не танцевала с ним, но следила за каждым его движением. Она видела, как он прохаживался в конец зала, беседуя с немолодой, но все еще красивой дамой – по предположениям Калли, одной из устроительниц этого бала. Чуть раньше та же леди помпезно представила ее Арману, как будто они еще не знакомы, сказав, что он поведет Калли на ее первый вальс.

Потом она наблюдала, как Саймон подошел к своей матери и Боунзу. Наконец он остановился с Ноэлем Кинси. Разговаривая с ним, он смеялся и держался так, словно граф был его лучшим другом.

Она смотрела так пристально и напряженно, что пропустила один такт и наступила Арману на ногу, когда тот выполнял с ней очередной головокружительный поворот. Второй тур вальса с Готье, именно так ей было сказано – с Готье, гарантировал ей подлинный успех.

– Ой! – воскликнула она, трепеща. – Извините, Арман!

– Если будете хорошо себя вести, – ответил он, каким-то чудом ухитрившись не сбиться с ритма, так что никто, кроме них двоих, не заметил ее ошибки. – Я только что самым откровенным образом восхвалял ваши глаза, сверкающие как изумруды, а вы – ноль внимания. И совсем не улыбаетесь. Такое впечатление, что мои комплименты не поднимают вам настроение. Учтите, Калли, за нами наблюдают. Если вы будете так холодны, это приведет к нехорошим последствиям для меня. И умалит мое высокое мнение о собственном шарме. Но в этом виноват Саймон, не правда ли? Вы влюблены в него.

Калли снова пропустила па и отдавила ему ноги, на этот раз намеренно. Но ее партнер постарался не поморщиться.

– Одно из двух, Арман. Или вы выберете какую-нибудь нейтральную тему, например, о том, какая сейчас скверная погода, или уведете меня с паркета, чтобы я не причинила вам еще больший урон.

– Сказано – сделано, – насмешливо протянул Арман и, когда они оказались на краю зала, увлек Калли к двум креслам, одиноко стоящим в стороне. По дороге он прихватил для нее стакан с лимонадом у проходившего мимо молодого гусара, несшего напитки для другой леди.

– Получилось не очень любезно, – сказала Калли, делая глоток тепловатой жидкости, так как ее действительно мучила жажда.

– Да, не очень, – спокойно согласился Арман. – Но это одно из преимуществ, данное мне моим разнообразным и, возможно, неблаговидным прошлым. Мне позволены исключения, которые доступны немногим, поскольку никто не уверен, правда ли, что из шестерых, с кем я стрелялся на дуэли, четверо были убиты и двое ранены. Вот такой я человек – фатальный, надо полагать. Никто не хочет испытывать мою отвагу.

– Но ведь это выдумка, как и все другие фантастические истории, не так ли? – спросила Калли, более чем охотно расставаясь с темой ее любви к Саймону. Интересно, видел ли он, что Арман увел ее с танцев? И наблюдает ли он сейчас за ними?

– Не все истории вымышлены, только две или три, – сказал Арман, вынимая у нее из руки стакан и делая глоток, после чего сморщил губы и вылил оставшуюся жидкость в стоявший рядом горшок с пальмой. – Боже, как вы это пили? И как они могут это подавать? Так на чем мы остановились? Ах да, на моей репутации. Я лишь заложил для нее фундамент, Калли. Остальные части конструкции я предоставил завершить до странности легковерным и удивительно изобретательным умам нашего общества. Эти милейшие люди не знают, как им потратить свое время. Они не нашли ничего лучшего, чем строить предположения относительно моего прошлого, которое выглядит очень зловеще.

– Раньше вы были игроком, Арман? – Калли пристально смотрела на него, думая, что неплохо бы попросить его поцеловать ей руку, просто чтобы это увидел Саймон.

– Я играл в карты, – улыбаясь, ответил Арман.

– Вы были капитаном капера?

– Возможно, делил корабль или два с пиратами.

Калли захихикала, на тот случай, если Саймон наблюдает за ними. Ему наверняка не захотелось бы, чтобы она влюбилась в Армана Готье. Может даже, он посчитал бы своим долгом подойти к ним. О Боже! Неужели она так отчаялась? Да. К сожалению, да.

– И еще, – продолжала она, добавляя к сказанному Арманом собственные измышления, – на самом деле вы – незаконнорожденный сын турецкого эмира.

– Это было на прошлой неделе, я полагаю, – подмигнул ей Арман. – На этой неделе я – незаконнорожденный сын одного американского плантатора. Так думают в «Уайтсе», как говорит Боунз, и это вновь возвращает нас к Саймону. Он только что ушел. И Ноэль Кинси побежал за ним следом, словно симпатичный маленький поросеночек.

– Ушел? – спросила Калли. А она-то думала, что Саймон не сводит с нее глаз. Она с упавшим сердцем бросила взгляд на дверь. – И Филтон вместе с ним? Но он даже не видел меня!

– О нет, дорогая, видел, а остальное доверьте Саймону. Весь вечер он станет петь вам дифирамбы и расписывать ваши богатства. Он также скажет Филтону, что прошения всех претендентов на вашу руку будут проходить через Портленд-плейс и что решение, кому ответить «да», а кому отказать, от вашего имени примет он. Этого ему хватит, чтобы держать Филтона при себе до тех пор, пока этот подлец не проиграется до последнего пенса. Теперь вам понятно, моя дорогая? Вы помогаете Саймону. Правда. И при этом вы вне опасности, целиком и полностью, чего он и добивался.

Калли опустила плечи, позволив себе расслабиться, но только чуточку. Имоджин заметит, потом греха не оберешься, подумала она. Заставит балансировать с трехтомником «Гордости и предубеждения» на голове, а второй цикл упражнений она вряд ли вынесет.

– Арман, я уже совершенно запуталась в этих планах.

– Я представляю, Калли. С другой стороны, лично я никогда еще так не веселился. Ну а теперь, после того как мы достаточно долго избегали главной темы, может, мы к ней вернемся? Так вы влюблены в моего лучшего друга, виконта Броктона?

Девушка заморгала, прогоняя внезапно выступившие слезы.

– Вы не должны спрашивать меня о подобных вещах.

– В какой-то степени вы правы. Но сегодня вечером мы с вами были полностью откровенны, не так ли? Я задал вам вопрос. У вас есть ответ, Калли?

Она вымученно улыбнулась, вспоминая, что происходило в этот день несколькими часами раньше и как Саймон отверг ее.

– Да. Я люблю его. Люблю всем сердцем. Люблю за все добро, что он для меня делает.

Если до этой минуты Арман отвечал очень быстро, то сейчас он медлил. Поэтому Калли повернулась к нему, чтобы удостовериться, что он ее слушает. – Я знаю, что он меня не любит, – продолжала она. – Это так, Арман. Я абсолютно права.

– Конечно, вы абсолютно правы, Калли, – сказал Арман, похлопывая ее по руке. – А Саймон – осел.

– Нет! – воскликнула Калли. – Он замечательный человек. Лучший из всех.

У Армана прикрылись глаза, когда он зевнул в кулак.

– Знаю, знаю. Саймон – самый добрый парень на свете. Прямой, честный, высоконравственный. Всех этих качеств напрочь лишен я. Вас, вероятно, привлекают в нем его примерное отношение к матери, помощь бедным, благотворительность и забота о своих товарищах?

– Да, – призналась Калли, смутившись. – Я полагаю, это важные вещи.

Арман встал и подал ей руку, улыбаясь и делая вид, что не замечает слез в ее глазах.

– Странно. Похоже, на вас совершенно не произвели впечатления другие, более существенные качества Саймона. Что-нибудь еще вам в нем нравится?

Калли встала и, просунув руку под локоть Армана, последовала за ним. Они пошли по краю зала, обходя все еще вальсирующие там и здесь пары, к томящейся – и поникшей – Имоджин. И вдруг Калли вспомнила, что ей однажды сказала эта удивительная, любимая ею женщина.

– Да, Арман, – сказала Калли. – В нем есть нечто, что неизмеримо выше прочих его замечательных качеств. Он восхитительный, – добавила она с грустью, взглянув на откровенно удивленное лицо своего спутника и не замечая, как у нее по щеке скатилась одинокая слеза. – Саймон – совершенно восхитительный.

Арман Готье потерял дар речи, впервые в жизни. Но Калли этого не заметила. Не заметила по двум причинам. Во-первых, он довольно быстро совладал с собой и сказал, что тоже должен бежать в «Уайтс», чтобы помочь Саймону в случае необходимости. И во-вторых, потому что с их приближением Имоджин начала что-то торопливо и сердито говорить, хлопая веером и махая своими перьями. Лицо ее выражало одновременно тревогу и глубокое отвращение.

– Он старый, Калли, – сказала она, хватая девушку за руку и таща ее в соседнее кресло. – Ужасно старый… и, как оказалось, ниже меня ростом. Так и должно быть в его древнем возрасте. Царица небесная, приехал сюда пристраивать свою внучку! Ну скажите мне, что в нем осталось, в старом поседевшем псе? Я уже собралась симулировать обморок, только бы избавиться от этой скрипучей развалины.

– О ком вы говорите, Имоджин? – спросила Калли, едва успев попрощаться с Арманом Готье, прежде чем он направился к леди Джерси. Арман извинился перед хозяйкой вечера и вышел, оставив ее крутить руки. Завидные женихи покидали зал, как вода, вытекающая из дырявого ведра.

– О ком я говорю? О Фредди, разумеется. Он приехал сюда, как я и ожидала. Ха! Ему понадобится иметь при себе стремянку, чтобы дотянуться до моего носа. Если бы я только знала! И он толстый, Калли. Невысокий и… и коренастый, как пень! Нет уж, спасибо, лучше я буду спать одна. О, давно я не испытывала такого разочарования, разве когда последний раз видела Принни. Он ужасно располнел и ухаживал за такими старыми женщинами, что они годились ему в матери. Ну, я полагаю, можно спокойно уходить. Теперь, когда Фредди вычеркнут из списка, больше меня никто не интересует. Нам обеим здесь нечего делать. Вы дважды танцевали с Готье и дали пищу для сплетен. Завтра вас уже повенчают. Мне это совсем не нравится, должна сказать. А Саймон сбежал. Неблагодарный сын, вот он кто! Посмотрите, не видно ли где-нибудь Лестера, так как ему придется взять на себя труд отвезти нас на Портленд-плейс. Я видела мальчика не более двух раз за весь этот длинный вечер. Как вы думаете, Калли, он не спустился в столовую? Пища ужасная, насколько я помню, так что ему не стоило туда идти.

– Что касается еды, Лестер не очень разборчив, – ответила Калли. – Горячая, холодная, жесткая или вязкая – для него никогда не имело значения. – Она высмотрела своего друга на противоположной стороне зала. Лестер притаился за пальмой, словно прячась от кого-то. Калли сделала знак, чтобы он шел к ним, потому что сама была не прочь покинуть «Олмэкс». – Имоджин, – сказала она, – мне очень жаль, что вечер пропал для вас даром.

– Так же как, вероятно, и для вас, – засопела виконтесса. – Я совершенно измоталась, все беспокоилась за вас. Последние несколько ночей вообще глаз не сомкнула. Кэтлин удалось замаскировать эти синяки под глазами, как вы находите? Впрочем, теперь это никому не нужно. Я старая и никчемная, поэтому не важно, как я выгляжу и что я могу умереть от недостатка сна. Уже за полночь, а я все в «Олмэксе». Проклятый тюрбан приклеился к голове, пока я здесь подпираю стены, как некоторые почтенные седовласые дамы. И никакой надежды, что в постели у меня когда-нибудь снова появится мужчина. Вы должны мне сочувствовать, Калли. Я видеть не могу это скопище мопсов. Правда, не могу.

– Вы начинаете слишком сильно волноваться, – предупредила девушка, опасаясь, как бы обещанный притворный обморок не стал настоящим. Она поморщилась, когда виконтесса схватила ее за предплечье, так что сильные пальцы пожилой леди впились ей в кожу через высокую перчатку. – Что? Что-то не так, Имоджин?

– Не так?! Не то слово! Это просто мерзко! Взгляните вон туда. Это леди Ллойд, бесстыдное существо. И посмотрите на того крепкого парня, который только что оторвался от ее руки. Если она посмеет подойти сюда, мне ничего не останется, кроме как устроить ей грандиозный разнос. Клянусь, я сделаю это, Калли, я завистлива. Она и моложе-то меня не более чем на двадцать лет. Хотя нет, возможно, немного больше. Правильно. Пожалуй, на тридцать.

– Леди Ллойд? – повторила Калли, чувствуя, как кровь леденеет в жилах. – Имоджин, так это, должно быть, Шейла Ллойд?

– Она самая! – От энергичного кивка перья на голове виконтессы зашатались, словно пьяные. – И в ее постели мужчины не переводятся. Правда, ее супругу исполнилось столько, что мало кто из ныне живущих вспомнит. – Имоджин шумно вздохнула. – Как бы я хотела походить на нее и не беспокоиться об этом марьяжном бизнесе! Заводит себе нового любовника через каждые несколько месяцев – и хоть бы что! Ее по-прежнему везде привечают. Я, правда, ее не люблю, но надо отдать ей должное, как вы считаете?

Калли посмотрела туда, куда незаметно указала Имоджин – спасибо, что проявила сдержанность! – и увидела красивую темноволосую леди лет тридцати, высокую и грациозную, как кошка. У нее была безупречно чистая кожа и ослепительная улыбка, а бюст производил неизгладимое впечатление.

Бросив взгляд вниз, на свою более чем скромную грудь, и вторя траурному вздоху виконтессы, Калли тихо сказала:

– Имоджин, разве Саймон не входит в число поклонников леди Ллойд? Мне помнится, я слышала ее имя в первый день моего пребывания на Портленд-плейс.

Виконтесса поперхнулась и закашлялась, словно перед тем пыталась говорить и глотать одновременно.

– Вы запомнили? Да нет, вы не могли, потому что я не говорила ничего подобного. Нет! Несомненно, вы ошибаетесь.

– Я думаю, что да, Имоджин, – настаивала Калли. Почему-то ей требовалось услышать то, что она и так знала. – В самом деле, вы так сказали, я в этом уверена. Вы еще утверждали тогда, что мы с Саймоном подходим друг другу. Я полагаю, тем самым вы хотели предупредить его, что в случае женитьбы ему придется избавиться, как вы выразились, от «этой кошки, Шейлы Ллойд».

Хотя Имоджин продолжала отворачивать голову в сторону, Калли видела, как шея ее патронессы заливается темно-красным румянцем. Виконтесса осторожно прочистила горло.

– Калли, по-видимому, я просто брякнула что-то невпопад, ведь это так на меня похоже, не правда ли? У Саймона нет к ней ни малейшего интереса. И никогда не было. Да и как он мог… если вы в доме?

– Вы выдаете желаемое за действительное, Имоджин, – тупо сказали Калли, – об этом вы тоже говорили не раз. Но неразумно полагать, что мужчины хотят того же.

Виконтесса положила руку ей на локоть, когда подошедший Лестер плюхнулся рядом с подругой в свободное кресло.

– Подобные женщины – это что-то вроде удовольствия, услады, но не более того. Мой благоверный тоже позволял себе раз или два пользоваться их благосклонностью, до того как мы поженились. Но после – никогда, уверяю вас. Он у меня был для этого слишком занят. Видите ли, Калли, некоторые женщины считают плотскую любовь уделом низших и не находят наслаждения в интимном акте. Несомненно, в таком случае мужья этих женщин ищут для себя более гостеприимных партнерш.

– Интимный акт? – взвизгнул Лестер и вскочил с кресла, чтобы вновь не оказаться в неловком положении. – Она все о том же, Калли? Я не могу больше этого слышать. Я пойду за нашей одеждой и скорее всего заткну ею уши. – Он бросился в вестибюль и в спешке чуть не споткнулся о ступеньки.

– Леди Ллойд – любовница Саймона, – сказала Калли, не обращая внимания на бегство своего товарища. – Это совершенно ясно, Имоджин.

– Я не стану даже пытаться прикрываться выдумками. В этом нет никакого смысла, раз вы такая смышленая девушка. И чертовски напористая, в чем я все больше убеждаюсь. – Виконтесса покачала головой. – Если на то пошло, вы правы, Калли. Шейла Ллойд была любовницей моего сына. Была. Но их неудачная связь кончилась. Теперь это уже в прошлом.

– Как вы можете знать? – поинтересовалась Калли, решив, что если она «чертовски напориста», то можно спрашивать обо всем, что ей хочется. Интересно, когда Саймон перестал видеться с леди Ллойд, до или после того, как она, Каледония Джонстон, невольно вторглась в его жизнь?

– Все очень просто. Роберт заверил меня, а его, в свою очередь, Силсби, что между леди Ллойд и моим сыном больше ничего нет. Саймон порвал с ней с того момента, как вы прибыли на Портленд-плейс. Он отправил ей conge, как говорят французы, то бишь извещение об отставке, опоясанное алмазным ожерельем. По-видимому, оно висит у нее сегодня на шее. Это еще одна из причин, почему я отказалась от своих корсетов. Их надо бы давно снять, если бы Саймон не был таким тугодумом и сообразил, что я все знаю о нем наперед. Я еще опозорю его за то, что он не разобрался в своих чувствах к вам. Надо раскрыть ему глаза, если он сам не видит.

Виконтесса похлопала Калли по руке, слава Богу, не заметив подозрительной влаги, снова выступившей у нее на глазах.

– Ну ладно, пойдемте разыскивать этого простофилю Лестера и поедем домой. Если я и сегодня не усну, это отразится на моем здоровье.

Калли, покорно следуя за Имоджин, улучила момент, чтобы взглянуть на леди Ллойд и ее ожерелье. Не так важно, что Саймон подарил женщине украшение или когда-то делил с ней ложе, в конце концов, он волен делать то, что ему нравится, однако это весьма любопытно.

Вот если он хотел ее…

Они с Имоджин вышли в холл – Лестер по-прежнему держался на безопасном расстоянии, чтобы не слышать их разговора, – и позволили слугам подать им одежду.

– Имоджин, вы действительно совсем не спали? – спросила Калли, когда они покинули дом. – Может, Кэтлин нальет вам маленькую рюмочку опийной настойки, если вы так устали? Бессонница никому не идет на пользу.

– Опийной настойки? Не думаю! Опийная настойка – это для слабонервных барышень и пожилых дам. Как только вы с Саймоном разделаетесь с этим Филтоном и поладите между собой, сон вернется ко мне, вот увидите. Хотя, надо сказать, Фредди меня разочаровал и огорчил. – Виконтесса взяла Лестера под руку, пока они спускались по ступенькам и ожидали экипаж. – Ах да, у нас же впереди еще один бал, ваш бал, Калли. Надеюсь, там улов будет удачнее.

Девушка ободряюще улыбнулась.

– Имоджин, я уверена, там найдется много джентльменов, которые почтут за счастье ухаживать за вами, – сказала она, когда соскочивший грум открыл для них дверцы кареты и откинул подножку.

– Сие от нас не зависит, – возразила виконтесса. – Можно только молиться. – При свете фонарей, висевших по обе стороны дверцы, было видно, как она подмигнула Калли. – Я знаю только одно – мне хочется, чтобы до прихода зимы в постели рядом со мной появилось теплое тело. Может, мне самой следует вести себя более решительно?

Услышав это, Лестер тихо взвизгнул и попятился обратно на тротуар, похоже, готовясь воспользоваться наемной каретой.

– О, не будьте таким стыдливым, юноша, – укорила его виконтесса и жестом показала, чтобы он возвращался. – Мне всегда очень нравилось позволять себе некоторые вольности. Я помню, как…

– Калли! – воскликнул кто-то. – Каледония Джонстон!

Калли в это время смеялась над смущенным Лестером. Услышав знакомый голос, она повернулась и с криком бросилась к молодому человеку, появившемуся, казалось, из ниоткуда.

– Джастин! – Она обвила шею брата руками, когда он, оторвав ее от земли, закружил в воздухе. – Джастин, даже не верится! – приговаривала она, осыпая его волосы и щеки поцелуями. – Ты дома! Ты вернулся! Как ты узнал, что я здесь? Как ты нашел меня?

– Если ты перестанешь меня душить, я тебе все расскажу. – Не дожидаясь, пока сестра отпустит его, Джастин сам высвободился из ее объятий и отвел обратно туда, где ее дожидались виконтесса и улыбающийся Лестер.

Калли смеялась и плакала, ничуть не смущаясь, что привлекает к себе внимание. Она снова уцепилась за брата и крепко его держала, словно боялась, что это только плод ее воображения, который может исчезнуть, если она моргнет.

Она поспешила представить молодого человека виконтессе, по-прежнему не сводя с него глаз. Сейчас у Джастина были более длинные волосы. Он стал выше ростом и даже красивее, чем она его помнила. Одежда сидела на нем весьма ловко, словно перчатка. Он наклонился к руке Имоджин с видом человека, уверенного в себе. Калли никогда не замечала в нем подобной элегантности.

Они оба сильно выросли за то время, что не виделись. Только Джастин, казалось, был счастлив, тогда как на ее долю выпали разочарование и отчаяние. Но брату незачем это видеть.

– Так вот от кого все пошло-поехало! – сказала Имоджин, испытующе глядя на Джастина. – Значит, это вы? – Калли тотчас приложила палец к губам и покачала головой, молча умоляя не касаться опасного вопроса. Виконтесса ограничилась коротким понимающим кивком и весело продолжила: – Вы с сестрой не очень сильно похожи. Только волосы такие же светлые, и все. Но не стоит долго здесь задерживаться. Не будем давать пищу длинным языкам. Отправляйте свою карету, молодой человек, и поедемте все на Портленд-плейс.

– Слушаюсь, миледи, – согласился Джастин, сжимая Калли руку, затем улыбнулся Лестеру: – Ну что, дружище, тебя опять втянули в грандиозную авантюру? Наши отцы не верят, но я за десять шагов чую, если где-то поучаствовала Калли. Конечно, это ее безумная затея. Правда, на сей раз ты, кажется, приземлился на ноги, вы оба. Наверняка сказался прошлый опыт. Результат резко отличается от обычного исхода ее диких проектов.

– Ха! Вы так считаете? – заметила Имоджин, позволяя Джастину подсадить ее в карету. – Но вы не видели молодого человека после того, как она одела его в ужасное розовое платье и прогуливала перед «Уайтсом». Нет-нет, я не собиралась ничего говорить, поэтому немедленно закрываю рот, пока Калли не ткнула меня в бок третий раз. Девушка, вы можете прекратить меня шпынять, ведь суть я уже сказала. Садитесь, сынок, а то я чувствую, мы проболтаем полночи. Вот потеха!

Калли села вслед за Имоджин в карету, все еще улыбающаяся, неописуемо возбужденная, но вместе с тем сознающая, что теперь, когда брат дома, ей придется поведать ему, зачем она ехала в Лондон и какой опасный план вынашивала.

Джастин, вероятно, будет не в восторге.