Текст книги "Проказница"

– Насколько я помню, ты должен был сказать, что мы нечаянно свалили столб, а потом по ошибке расположили указатели не в том порядке, вот и все. А что сделал ты? Ты упал на колени перед отцом, каялся и вымаливал прощение: «Папа, прошу тебя, не наказывай меня. Это Калли меня заставила!» – Калли снова вздохнула. Опять она подбивает Лестера на обман. Видно, придется неделю сидеть на подушках! – Ну что ж, похоже, у нас ничего не получится. Не с твоим слабым сердцем.

Лестер остался глух к оскорблениям.

– И как же тогда? – сказал он наконец, откусывая кусочек излюбленной сладости. Он получал от этого огромное удовольствие, и хотя у него почернели губы, а шляпка выглядела безобразно, Калли не стала портить ему настроение. – Что нам остается делать?

Девушка пожала плечами:

– Придется рассказать все как есть. – Она содрогнулась. – О, это так унизительно! Я никогда не говорю правду, если хоть как-то можно этого избежать.

– Значит, сдадимся на милостыню виконта? – спросил Лестер.

– Да, сдадимся на его милость, – машинально поправила Калли и принялась расхаживать по ковру. – Да, в самом деле, у нас нет другого выхода, – заключила она и машинально начала расправлять шейный платок. В это время послышался звук поворачивающегося в замке ключа. Она взглянула на Лестера и сказала: – Ты просто продолжай жевать, а все объяснения предоставь мне. Хорошо?

Лестер послушно запихал в рот оставшийся хвост лакрицы, и тут открылась дверь, впуская слуг Броктона. Первый уверенно нес палаш, второй, с глазами жука, с любопытством взирающего на мир, старался держаться позади. Он словно боялся, что пленники обратятся в летучих мышей, пролетят через комнату и совьют гнездо у него в волосах.

Калли мгновенно оценила обстановку и приняла решение. Нужно вести себя надменно. Это казалось ей вполне достижимым, так как у нее имелся наглядный пример. Последняя гувернантка – та, что не заплуталась, несмотря на подмену дорожных знаков, – была высокомерием в миниатюре. Вторая дочь обедневшего барона, вынужденная сама зарабатывать на жизнь, могла дать уроки гордыни даже павлину.

Ничуть не смущаясь своих штанов и высоких сапог с отворотами, Калли вздернула подбородок и скосила глаза на свой нос.

– Ну, с чем пожаловали? – сказала она. – Подходите, подходите. Говорите же! Не тратьте время! Или вы окаменели?

Дворецкий довольно неохотно внял ее призыву, повинуясь привычке реагировать на авторитетный глас, даже если он исходил от крохи, облачившейся в мужскую одежду.

– Я… то есть мы… – начал он заикаясь. – Нет! Виконт… его светлость…

– Вроде не окаменел, – властно перебила Калли, входя в роль, – а во рту каша! Ну, давайте же! Хватит жевать, ведь ваше присутствие требуется внизу, не так ли? Мой отец наказал бы вас плетьми, служи вы в его полку! Как вас зовут?

– Эмери, сэр… гм… мэм… Эмери! – наконец выговорил дворецкий, на которого она явно произвела впечатление. – Виконт Броктон и виконтесса хотели бы видеть вас вместе с вашим… гм… с вашей спутницей у себя в гостиной. Если вы изволите… – закончил он прерывающимся голосом, переводя взгляд на ковер.

Калли захотелось улыбнуться или даже слегка подпрыгнуть, так понравилась ей реакция дворецкого. Но порыв пришлось подавить. Это всего лишь начало, виконта на испуг не возьмешь.

– Прекрасно, Эмери, – сказала она, протягивая руку Лестеру, который все еще метался меж двух ролей и не знал, то ли воспользоваться поддержкой, то ли самому предложить ее Калли. – Этого следовало ожидать, – продолжала она. – Можете, однако, надеяться.

Калли уже сделала шаг вперед, но затем остановилась.

– Вы сказали – виконтесса? Так Броктон женат? – Почему-то ветер покинул ее расправившиеся было паруса.

– Нет, сэр… гм… мэм, – заговорил второй слуга, выходя вперед. – Это мать его сиятельства. Редкая женщина, я бы сказал, если позволите. Я с ней очень осторожен, так как она остра, как гвоздь. Вы понимаете, что я имею в виду? О, я не представился. Меня зовут Робертс. – Он взглянул на Лестера: – И я с удовольствием вам помогу, сэр… гм… я имею в виду, мэм.

Эмери наградил парня убийственным взглядом, означавшим: «Стой на месте и закрой рот».

Но Робертс, видимо, считал, что ему есть что сказать.

– «Сэр» или «мэм» – какая разница? Я только сделал перестановку в их паре, ну и что? Все равно я прав.

А Робертс намного лучше Эмери, решила Калли. Дворецкий снова вытянул свой тонкий нос и посмотрел на них с Лестером будто на каких-то мерзких гадов, только что выползших из-под замшелого камня.

– Ну, так мы идем? – сказала она, прежде чем слуги второпях бросились помогать им с Лестером пройти в дверь. Двое мужчин расступились, освобождая им путь.

Калли слышала стук своего сердца. Ноги стояли не так твердо, как это могло показаться со стороны. Однако, ухватившись за темные перила из красного дерева, она с небрежным изяществом начала быстро спускаться по лестнице.

Лестер, придерживая свои юбки, скакал рядом, причитая сквозь набитый лакрицей рот:

– О, пожалуйста, не спеши! Ради Бога!

Они спустились на первый этаж. Громко стуча каблуками по бело-черной плитке, Калли миновала вестибюль. На полпути между лестницей и двустворчатыми дверьми, видимо, ведущими в гостиную, она остановилась и стала ждать, пока Эмери войдет с докладом. Ей подумалось, что сейчас перед дворецким стоит непростая задача. Интересно, как он их объявит, если все еще путается в вопросе их пола так же, как Лестер о свой подол!

Слуга, казалось, со скрипом ворочал мозгами, придумывая, как бы половчее вывернуться. Удостоив ее легким поклоном, он распахнул двери и сделал единственный шаг, чтобы ступить на обюссонский ковер. Прочистил горло и объявил протяжным зычным голосом – типичным для дворецких:

– Милорд, миледи, авантюристы доставлены. – И откланялся.

Калли оценила его находчивость.

– Отлично, – прошептала она, когда слуга прошел мимо нее.

Он снова ей поклонился, на этот раз расслабившись настолько, чтобы согнуться до пояса.

– Вы позволите дать вам небольшой совет? Ее сиятельство – виконтесса. Не вдовствующая виконтесса, а виконтесса. Помните это, если вам дорога жизнь.

– Ну спасибо, Эмери, – ответила Калли с лучезарной улыбкой. Нежданно-негаданно завязавшаяся дружба оставляла надежду на продолжение по прошествии следующего малоприятного часа.

Напоследок Калли стиснула слегка вспотевшую ладонь Лестера, вдохнула поглубже и, устремив подбородок в причудливый декор потолка, впорхнула в комнату.

– Как замечательно снова ощутить себя на свободе после этого нелепого заключения! – защебетала она. – Между прочим, благодарю за хлеб с маслом, было очень вкусно. А теперь, если кто-нибудь из вас будет так добр вернуть мне шляпу, мы отправимся домой.

Слева от нее раскатистый женский голос воскликнул с изрядной долей юмора:

– Какая наглость!

Калли чуть-чуть повернула голову вместе с верхней частью тела в том направлении. Все денди пользовались этим приемом. Частично из тактических соображений, чтобы произвести впечатление на собеседника, частично потому, что из-за лишнего пол-оборота потерпели бы неудачу, ибо уши застряли бы в крахмальных уголках слишком высокого воротничка.

Та, кого увидела Калли, вне всякого сомнения, была виконтессой. Женщина удобно расположилась в широком штофном кресле с высокими подлокотниками, упершись мысками домашних туфель в край тахты. Даже сидя леди казалась очень крупной и высокой – выше большинства женщин. В красивом платье и туго затянутом корсете выглядела она весьма импозантно – с телом скорее ядреным, нежели дебелым, и набирающим полноту, как случается в старости. У нее были живые ярко-синие глаза и просто кричащие волосы, поистине ужасного желтого цвета. А ее улыбка предупреждала об остром как бритва языке, который при необходимости без колебаний искромсает на мелкие ломтики любого оппонента. Калли сразу почувствовала к ней расположение.

– Миледи, – сказала она со всей почтительностью и поклонилась в ту сторону, где сидела дама. – Что касается вашей реплики по поводу наглости, я полагаю, вы могли преподать неплохой урок своему сыну. Ваш сын, должно быть, впитал самонадеянность с материнским молоком. Но при этом, по-видимому, не обладая и половиной вашего ума, скатился до бессвязной болтовни. Он пытается уничтожить противника, заговаривая его до смерти, чего не следует делать мужчине. Вы, конечно, знаете, что он только что похитил нас прямо с улицы?

– Похитил, говорите? – сказала виконтесса, швыряя в рот сливу. Фрукт тотчас исчез в маленькой розовой полости. Три, нет – четыре браслета на руке откликнулись громким звоном, когда дама смахнула сахарные крошки с густо-лилового халата. – Мой сын, насколько я знаю, рассматривает это скорее как способ спасения. Но я тем не менее собиралась провести собственное расследование. Саймон, будь любезен ответить на обвинения юной леди. Да, кстати, когда-то я тоже носила бриджи. Чертовски удобно, не так ли, девушка? – Посетительница нахмурилась и тяжко вздохнула. – Хотя ваши сидят намного лучше, чем мои когда-то. Или… – закончила она, подмигивая, – или мое зеркало было шире.

– Мама, ты верна себе, – сказал Саймон, оставляя свое место у камина и переходя на новое, чтобы видеть Калли. – Удивительно, как ты умеешь портить то, что и так уже основательно испорчено! Поэтому я сам проведу интервью, если, конечно, ты не возражаешь.

Виконтесса подмигнула, затем наморщила нос и посмотрела на Калли.

– Чопорный, как его отец. Но, видит Бог, он переменится. Дайте ему время, дорогая, и он станет как шелковый. И вы будете водить его вокруг вашего прекрасного пальчика, в точности как я управляла его отцом. Любовь – это дело такое. Но только повремените, пока я не подберу себе графа, хорошо?

Калли порядком растерялась, однако заметила, что слова виконтессы вызвали недовольство ее сына. Лицо его слегка помрачнело. Калли даже порадовалась. Она выразила виконтессе свое согласие коротким кивком и, сверкнув глазами, повернулась к Саймону Роксбери, виконту Броктону – царю всех зловредных чудищ.

– Милорд! – сказала она с прежней бравадой, будто даря ему возможность говорить, хотя не сомневалась, что он воспользуется ею и без разрешения. – Если я правильно понимаю, вы собираетесь нас представить?

– Вероятно, это вызовет некоторые затруднения, малыш, – сказал он, приближаясь к ней, чтобы их не подслушали. – Черт возьми, я не имею ни малейшего представления, кто вы!

Лестер, стоявший достаточно близко, услышал и возмутился:

– О, Калли, ты слышала? Он назвал тебя ребенком. Так не годится. Это дозволено только твоему папе и Джастину.

– Не присесть ли вам где-нибудь в стороне? – предложил Саймон далеко не любезно, вновь сосредоточив все внимание на Калли. Лестер никогда не сопротивлялся тому, кто явно превосходил его в силе, и потому немедленно выполнил то, что ему сказали.

– Неужели вы в самом деле такой свирепый? – прошептала Калли, окинув взглядом комнату и заметив в дальнем углу двух мужчин. Она узнала в них джентльменов, которые поднимали Лестера с тротуара. Они стояли рядом и потягивали вино, молча наблюдая за ней. – Надеюсь, те двое мужчин хотя бы не мучили моего товарища, пока везли сюда? Я не думаю, чтобы это входило в ваши планы.

– Разумеется, нет, – немедленно подтвердил Саймон. – Но я подумывал, не отлупить ли вас, Калли. Так, кажется, вас зовут?

– Совершенно верно, – вздохнула она и вновь вскинула подбородок. Оказалось, что держать голову в таком положении довольно утомительно. Каким образом ее чопорная гувернантка ухитрялась делать это часами? И смотреть вдоль носа тоже было совсем нелегко – сразу начинала кружиться голова. – Я полагаю, что эту атаку мы тоже встретим во всеоружии. То есть я, Каледония Джонстон, и мой друг, Лестер Плам. Вы довольны, милорд?

– Доволен? – откликнулся виконт вполне дружелюбно. – Не то слово, мисс Джонстон! Моя радость не знает границ. – В этот момент Калли возжаждала увидеть его висящим на крюке под потолком, чтобы можно было метнуть в него нечто более весомое, нежели взгляд. – Вы сказали мистеру Пламу, – продолжал виконт, – что по меньшей мере один из здесь присутствующих нашел его весьма привлекательным? Хотя розовый цвет, вероятно, не самый удачный выбор.

Оценив замечание, Калли прикрыла рот рукой, чтобы скрыть чуть заметное движение губ. Она притворно кашлянула, затем кивнула в сторону двух все еще безымянных джентльменов.

– Вы, кажется, собирались нас представить, милорд, – напомнила она.

Виконт, верный своему слову, но никак не из-за ее подстрекательства, что было совершенно ясно, проделал эту короткую процедуру.

– Так это не тетя, а дядя! – воскликнул, бледнея, болезненно худой мужчина по имени Бартоломью Бут. Он покосился на Лестера, и кожа его начала заливаться густой красновато-коричневой краской. – О Боже, это он! В самом деле, мне нужно подумать об очках. Здесь какая-то неразбериха! Арман, я клянусь, если ты хоть слово скажешь…

Арман Готье, довольно красивый тип, как вынуждена была признать Калли, в ответ только засмеялся и неторопливо подошел к ней с легкостью и грацией, коим она немедленно позавидовала. Взяв ее руку и прижав к губам, он с легким французским акцентом произнес:

– Я очарован, мисс Джонстон. – И, повернувшись к Саймону Роксбери, усмехнулся: – Чем дальше, тем интереснее, не так ли? Не знаю, как мне тебя благодарить, дружище, что ты позволил нам с Боунзом принять участие в твоем развлечении.

– Для чего же иметь друзей, Арман, как не для того, чтобы доставлять им удовольствие? – промурлыкал Саймон.

Калли уловила в его голосе недоброе предупреждение. У нее даже холодок пробежал вдоль позвоночника. По совершенно непонятной ей причине виконт только что сделал своему другу что-то вроде «кыш». Арман Готье, очевидно, разобрался, куда дует ветер, и только слегка поклонился ей еще раз, прежде чем возвратиться к Бартоломью и своему бокалу с бренди.

– Не желаете присесть? – сказал ей тогда виконт. Его тон не оставлял сомнений в том, что это не предложение, а приказ.

Калли устроилась рядом с Лестером, которого трясло, как в ознобе. Саймон Роксбери тотчас вышел на середину комнаты и повернулся так, чтобы не стоять спиной ни к кому из присутствующих.

– Теперь, если я могу рассчитывать на всеобщее внимание, мне бы хотелось вернуться к самому началу и подумать, сможем ли мы найти выход из сложившегося положения. Арман! Если хочешь, я пошлю за пером и бумагой, чтобы ты мог делать заметки. Полагаю, из этого получится вполне сносный фарс для театральной премьеры. А нашему доброму другу Шеридану как никогда нужен новый успех.

– Не будь таким несносным, Саймон, – предупредила его мать. – В этом нет никакого проку, для тебя прежде всего. Как и почему мисс Джонстон тут оказалась – не суть важно, весь вопрос в том, что она здесь. Эта девушка послана мне свыше, и я должна сохранить ее, если собираюсь проторить тебе тропу к алтарю. Я чувствую это. Я в этом убеждена. Странно, но я не вижу никакой помехи собственным планам, а ты знаешь, что твое счастье для меня превыше всего. Я такая хорошая мать, Саймон! Вы ездите в мужском седле, девушка? Правильно. Не обращайте ни на кого внимания.

– Мама… – предостерегающе начал Броктон, но тут же сомкнул рот, зная, что пытаться остановить мать – такое же неблагодарное занятие, как пробовать вычерпать Атлантический океан чайной чашкой.

– А кроме того, дорогой, – высокопарно продолжала виконтесса, – таким образом ты избавишь себя от этой кошки Шейлы Ллойд. Нам следует рассматривать происшедшее как подарок судьбы, не правда ли? В общем, я довольна. Да, вполне довольна. Боунз, вы не позвоните Робертсу? Мое блюдо пусто.

Саймон тихонько выругался, но его почти заглушили хохот Армана Готье и кашель поперхнувшегося Бартоломью Бута. Калли начинала осмысливать то, что сказала виконтесса, – сейчас и в первые минуты их встречи. Теперь, когда все стало понятно, Калли вскочила на ноги. Щеки ее горели от негодования.

– Если ваши люди похитили меня на улице, чтобы затем сделать любовницей этого невыносимого человека, то я…

Теперь пришел черед виконтессы поперхнуться, да так сильно, что присутствующие испугались. Она сделалась ужасно багровой, прежде чем вмешался Лестер Плам. Молодой человек имел солидный опыт по спасению своего обожаемого папаши, подобно свинье заглатывавшего все, что находилось в пределах видимости. Отпущенный Лестером резкий шлепок между лопаток оказался, несомненно, той острой стрелой в колчане. Она вышибла из чрева виконтессы почти нетронутую сливу в сахаре.

– Боже, какая любовница? – выдохнула наконец немолодая дама, вытирая рукавом струящиеся из глаз слезы. – Она у него уже есть. Я говорю о жене, девушка!

О жене? Калли даже не могла произнести это вслух. У нее подкосились ноги, и она с глухим стуком шлепнулась в кресло.

– А Лестер еще предлагал прикинуться сумасшедшими, – бормотала она себе под нос. – Да в их бедламе этого никто и не заметил бы!

Глава 5

Неожиданная мысль поразила меня – не поклясться ли нам в вечной дружбе?

Джордж Каннинг

По канонам драматургии в каждой сцене должно быть не более трех действующих лиц. Твердый приверженец этого правила, Саймон следовал ему и сейчас. Воспользовавшись хаосом в гостиной, он кивком показал друзьям, что их присутствие более не требуется.

– Только из большой любви, которую мы к тебе питаем, – вкрадчиво бормотал Арман, когда они с Бартоломью покидали комнату. – И только потому, что ты идешь сегодня на вечер к леди Бессингем. Мы ожидаем от тебя подробного отчета о каждом жесте и каждом слове.

Теперь их осталось четверо – мать, он и двое мистификаторов. Все равно больше, чем хотелось бы. Но Саймон знал, что мать ему не выдворить, даже если он пошлет за полком драгун. Лестера Плама он не рассматривал как самостоятельного человека и потому позволил ему остаться. Виконтесса, едва не подавившаяся сливой, уже полностью оправилась. Убедившись в этом, Саймон дал знак Лестеру вернуться на прежнее место и, подкрепившись большим глотком из своего бокала, продолжил:

– Итак, мисс Джонстон, согласитесь, мы еще не все обсудили…

Каледония Джонстон взглянула сначала на потолок, потом вправо и влево. Несколько секунд ее поджатые губы перемещались в том же направлении, что выглядело довольно комично, словно она проговаривала ответ внутри рта, прежде чем сказать вслух.

– Видимо, вы ждете от меня извинений, что я чуть не застрелила вас прошлой ночью. Ну, если вы так настаиваете…

– О да, я настаиваю, мисс Джонстон! – не выдержал Саймон – и восхищаясь ею, и желая придушить за дерзость. – И притом самым решительным образом. А также хочу, чтобы вы забыли обо всем случившемся, будто вообще ничего не было. Этот инцидент не украсит ни вашей, ни моей репутации.

– Я все понимаю, – сказав девушка. – Вы говорите так потому, хотя вообще-то это верх глупости, что, по сути, ничего и не случилось. За исключением того, что я вас перехитрила. И мы оба это знаем. Впрочем… нет, постойте… Царица небесная! Ведь для вас вышел бы конфуз, если бы это стали повторять в клубах или подобных местах… В таком случае – извините, – кротко добавила Калли, что прозвучало совсем неискренне. Она встала, глядя перед собой в открытую дверь. – Ну ладно. Пойдем, Лестер. Нам пора домой.

– Сядьте, – строго предупредил Саймон, ощущая пульсацию позади глазниц – предвестницу головной боли.

– Саймон, ну что ты, право… – заворчала виконтесса, когда Калли с Лестером в прострации опустились в свои кресла. – Ты поймаешь больше мух на мед, чем на уксус. Тебе это непонятно? Будь приветлив с девушкой.

– Приветлив, – буркнул тот. – Приветлив? Я скорее возьмусь приручать дикого льва. – Он покачал головой, понимая, что колкостью ничего не добьется. – Мисс Джонстон, если можно, расскажите нам все по порядку. Как вам пришло в голову убить графа Филтона?

– Видишь, Калли? – радостно заявил Лестер, толкая ее локтем в бок. – Я же тебе говорил, это будет выглядеть как убийство!

Саймон с недоумением посмотрел на него, подумав задним числом, отчего у молодого человека такие черные губы? Но потом решил, что если он вырядился женщиной, вероятно, для него не имело большого значения, какой помадой накраситься.

– А как еще это могло выглядеть, мистер Плам? – спросил Саймон в надежде, что в конце концов облегчит себе интервью.

Лестер заерзал на сиденье и выдвинулся вперед. Он жаждал говорить. Не так часто случалось, чтобы кто-то действительно хотел его выслушать, интересовался его мнением или даже просто считал, что он способен сказать что-нибудь мало-мальски дельное.

– Никто не собирался его убивать, только покалечить. Калли решила, что лучше всего прострелить ему колено. Ну, вы понимаете, чтобы он страдал в плохую погоду и не мог танцевать весь вечер.

– О, мне это нравится! – воскликнула виконтесса. – Кроваво – да, но вовсе не смертельно. В самом деле, Саймон, мне кажется, ты погорячился, помешав девушке свершить возмездие. Ведь вы возмездия искали, не так ли? Только не говорите, что он вас обесчестил. Тогда вы наверняка убьете меня.

– Обесчестил? – повторила Калли, вопросительно глядя на виконтессу. Через секунду до нее дошло, что та имела в виду. – Конечно, нет! – заявила она, чопорно распрямляя спину.

– Ну и хорошо! – сказала Имоджин, радостно улыбаясь. – Тогда все в порядке. Верно, дорогой?

– Мама…

Саймон не стал продолжать, только покачал головой. Он и так был сыт по горло, а тут еще Имоджин влезла со своей легкомысленной затеей. И ставит его на одну доску с этой нахальной пигалицей, с безобразно обкорнанными волосами, но вполне красивыми ножками.

Он закрыл глаза и начал быстро считать до десяти, внушая себе, что в действительности его не волнуют ноги Каледонии Джонстон. Или ее большие ясные зеленые глаза и высокие скулы. И особенно приятный, с хрипотцой голос, который она так безрассудно расходует на самые невообразимые вещи. Однако сознание того, что она плоскогруда, словно десятилетний ребенок, пожалуй, утешало его гораздо больше, чем все эти внушения.

– Ну хорошо, – продолжал виконт. – Тогда скажите мне, мисс Каледония Джонстон, почему вы хотели сделать графа Филтона калекой?

– На вашем месте я бы не стал и дальше называть ее Каледонией, – услужливо подсказал Лестер. Только теперь Саймон заметил, что мисс Джонстон держит сжатые кулаки на коленях. – Прошлым летом она столкнула с моста Руперта Амстеда за то, что он ее так называл. В самый день его рождения.

– Но это ваше имя, мисс Джонстон, не так ли? – заметил Саймон, втайне соглашаясь, что оно и впрямь отвратительно, хотя Калли – ненамного лучше. – Латинское название Шотландии, насколько мне известно. Из этого можно заключить, что ваши предки родом оттуда?

– Кто-то может и заключить, – сказала Калли, выразительно пожимая хрупкими плечами, – но только это не так. Просто мой отец очень любил ловить лосося в Шотландии. Хорошо, что не охоту в степях Мелтона. Отца я, так и быть, простила, но я не прощаю тех, кто смеет называть меня Каледонией, зная, как я к этому отношусь. Руперт Амстед проигнорировал мое предупреждение. Вы гораздо более сильное существо, милорд, но, как я уже убедилась, тупое. А посему, – резюмировала она, улыбаясь довольно язвительно для неискушенной юной девушки, – ждать от вас сообразительности, вероятно, еще преждевременно.

Она шлепнула себя по коленям и встала. Затем прошла через всю комнату к столику с вином, взяла графин и плеснула себе хереса. Подняв бокал, она насмешливо поприветствовала Саймона.

– Милорд, – сказала Калли, сделав несколько небольших глотков, – так как вы, похоже, никак не поймете, что к чему, присядьте, как подобает лондонскому джентльмену, и позвольте мне объяснить вам то, что, я полагаю, вы желаете знать. И дело пойдет гораздо быстрее, и ваши слуги вернутся к работе, а то они прячутся за аркой – отсюда видны их острые носы. Кроме того, там, у «Лесничего», остались две лошади на привязи. Я за них беспокоюсь.

Саймон еще не сталкивался с подобным отношением к себе. С таким, высокомерием или, по выражению его матери, наглостью. Ни со стороны юной девушки, ни со стороны молодого человека или кого-то из своих знакомых. Удивительно, но его забавляли манеры Каледонии Джонстон – ее надменность и развязность. И даже легкое содрогание, которым ее организм выражал свое отвращение к алкоголю, что она с трудом скрывала. Вне всякого сомнения, она пила херес впервые.

Уступив ее предложению, Саймон сел и дал знать, что ждет от нее объяснений тому, что ему представлялось непостижимым.

Бокал по-прежнему оставался в ее длинных тонких пальцах, хотя больше она не сделала ни глотка. Она начала прохаживаться по ковру, осторожно ставя одну ногу перед другой, с каблука на носок. Все это совершалось ею в пространстве десяти шагов – туда и обратно. Пройдя их в очередной раз, она остановилась именно в тот момент, когда Саймон залюбовался ее стройными ногами.

– Я могу рассчитывать на ваше внимание? – спросила Калли, давая понять, что от нее не укрылось, как он на нее смотрит. Словно на маленького дерзкого ребенка! – Тогда я начну, с вашего позволения.

– С тех пор как я имел несчастье познакомиться с вами, мисс Джонстон, – насмешливо протянул Саймон, – это первое разумное предложение с вашей стороны. Поэтому я должен его принять.

– Сын, – вмешалась Имоджин, – девушка права. Ты говоришь слишком много. Хватит бубнить попусту. Дай ей сказать – и дело с концом. Я уже проголодалась, а до обеда еще несколько часов.

– Горничной тоже нужно будет увеличить рацион, мама, – нарочно сказал Саймон, хотя знал, что поступает плохо. – Кэтлин понадобится вся ее сила, чтобы вечером втиснуть тебя в твое платье.

– Негодник! – ответила Имоджин сыну, однако тотчас же поставила блюдо со сливами обратно на стол. – Если я умру, ты потом будешь казнить себя до конца дней.

– Ты ли это говоришь?! – саркастически заметил Саймон. – А как же твои планы? – Он улыбнулся матери, которую любил больше всех на свете, особенно за то, что она понимала его шутки. Имоджин в благодарность кивнула ему и послала воздушный поцелуй.

– Пойдем, Лестер, – сказала Калли, призывая таким образом Саймона к вниманию. – Самое время нанять фургон или что-то еще и забрать лошадей, пока они не умерли с голода.

– Я пошлю за ними, – тут же заявил виконт и вызвал слугу, позволив ей дать инструкции, где разыскать двух лошадей, которых она предполагала использовать после расправы с Ноэлем Кинси. Не прошло и минуты, как Саймон начал постигать странный, очень странный ход мыслей Каледонии Джонстон. – Ну, теперь, я полагаю, – устало сказал он, как только слуга отбыл выполнять спасательную миссию, – все мы более чем готовы выслушать вашу историю.

Сейчас Калли походила на заупрямившегося бычка. Эмоции девушки, как убедился Саймон, легко прочитывались в ее выразительных зеленых глазах.

– Я не вижу надобности посвящать вас в подробности. Вы, вероятно, считаете своим долгом прежде всего написать нашим родителям. Кроме того, я сомневаюсь, что вы способны оценить мой план… в отличие от вашей матери, которая кажется мне милейшим созданием. К тому же она любит вас, несмотря на то что вы обходитесь с ней самым постыдным образом.

– Благодарю, – сказала виконтесса. – Теперь я вспоминаю, что мне всегда хотелось иметь дочь. – После этого заявления леди блаженно вздохнула и кинула в рот еще одну сливу. – Не понимаю, что я так беспокоюсь о будущем? Хотя граф мне все-таки нужен, я полагаю.

– Вот несчастье! – не выдержал Саймон и провел рукой по голове, ероша волосы. Его мать не могла оставить этот жест без комментариев.

– Нет, вы посмотрите на него, дорогая! Ну скажите, разве он не прелесть? У вас не будет с ним никаких трудностей, как только вы выбьете его из седла, как я поступила с его отцом.

– Ну, это уж чересчур! – сердито сказал Саймон, топнув на мать. Он подошел к ней и поддел за локоть, понуждая подняться. – До свидания, мама. Желаю приятно провести время. И вам, Плам, тоже. Уходите!

Лестер встал, неловко расправляя свои юбки.

– Куда же мы пойдем? – Он взглянул на Калли в ожидании ответа. По-видимому, он так же смотрел на нее, прежде чем позволить себе сделать вдох.

– Идите в оранжерею и сорвите себе апельсинов, – сказал виконт, тесня мать к двери. – Или отправляйтесь на кухню и съешьте там курицу. Куда хотите, хоть к дьяволу! Только побыстрее!

– Эк он нас! – заметила виконтесса, фамильярно просовывая руку Лестеру под локоть. – Ловко, да? Но я и сама знаю, что зашла слишком далеко. Хотя было бы весьма любопытно задержаться. Саймон, веди себя прилично. Я считаю своим долгом присматривать за вами как компаньонка. И даже если меня не будет в комнате, это ничего не меняет. Пойдемте, мистер Плам. Посмотрим, может, Эмери найдет для вас что-нибудь подходящее. Если только вы не находите платье более удобным, хотя это трудно себе представить. Или вы не желаете отказываться от своих устоев? Скажите мне правду, я пойму. У Саймона был дядя, на самом деле двоюродный дедушка, с очень неординарной привычкой. Он любил примерять нижнее белье своей жены. А вы, мистер Плам, надели это платье только сегодня, или это ваша обычная практика?

Двустворчатые двери с шумом захлопнулись и отсекли Саймона от матери вместе с ее вопросами. Он повернулся и обратил разгневанный взгляд на Каледонию Джонстон.

– Ну, девочка, я жду! – проскрежетал он. – Рассказывайте все!

– Да разве я не пробовала? – Даже сейчас норовит переложить вину на другого, подумал виконт. Можно подумать, он держал ее за язык и не давал говорить! – И охота вам влезать с головой в это дело? – Она неожиданно улыбнулась, и весь его гнев как ветром сдуло. – Вы уверены, что вам это нужно, милорд? Мне кажется, если я просто заберу Лестера и отбуду восвояси, для вас будет больше пользы.

Саймон снова напрягся. Слова Каледонии Джонстон воспламенили в нем угасшую ярость. Он не понимал, почему именно, но твердо знал, что меньше всего хочет, чтобы это несуразное создание исчезло из его жизни. По крайней мере не сейчас, не в этой сумятице, когда ему в одном лице явились неуправляемый ребенок и очаровательная, в своем роде уникальная юная девушка. Кроме того, им руководили сугубо эгоистические соображения. Спасая Каледонию Джонстон от ее безумия, он в то же время намеревался воплотить в жизнь собственный план.

– Позволить вам уйти? Смотря что вы собираетесь делать дальше. Предположим, я предоставлю вам свободу, вам и мистеру Пламу. Что тогда? Отправитесь домой? Или приметесь снова охотиться за Филтоном, чтобы продырявить ему колено?

– Естественно, буду охотиться, – честно ответила Калли, не ведая, что этим ответом определила свою участь. Или по крайней мере свою резиденцию на следующие несколько недель. – Я лгу только по мелочам, а это важная вещь, поэтому я не скрываю, что хочу видеть его страдающим. Он этого заслуживает.