Текст книги "Королевский дракон"

– Лиат!

Вулфер стоял у ворот.

– Все кончено! – кричала она на ходу. – Эйкийцы ворвались в город. Все должны сражаться или бежать к собору.

– Но как?..

– Волшебник! – Лиат вспомнила услышанное от Сангланта имя. Когда-нибудь окажется необходимо, чтобы его знали все. – Он называет себя Кровавым Сердцем!

Вулфер коротко кивнул.

– Тогда иди, Лиат. Если прорвешься, ты должна сообщить все королю.

Она не спрашивала, что будет делать он сам. Не было времени. Тяжелый черный дым поднимался над восточной частью города. Пламя занималось над крышами домов. Дворцовая стража, наверное, ушла к восточным воротам.

Девушка побежала по главной городской улице, запруженной перепуганными людьми. Большая их часть стремилась к западным воротам. Некоторые, посмелее, вооружились топорами, ножами, дубинами – всем, что могло напоминать оружие, и спешили в противоположную сторону. А многие, позабыв обо всем, кроме страха, просто метались без всякой цели и смысла. Лиат пробивалась к собору. Сперва она пыталась собрать и отвести туда хоть сколько-то прохожих, но безуспешно. Ее голос потонул в криках, ослином реве, детском плаче, треске огня и грохоте рушившихся зданий.

Лиат напрасно беспокоилась. Пробившись через городскую площадь и подойдя к входу, она увидела, что собор полон до предела. Столпившиеся люди плакали и молились. Кто мог, поднимал над головами грудных детей, не то спасая их от давки, не то предавая в руки Владычицы.

– Пустите меня! – кричала Лиат. Она выхватила меч и его рукоятью стала бить по плечам и спинам. Это подействовало: на нее оборачивались и, видя «орлиный» значок, давали дорогу. Преодолев ступени, она вошла в неф, а там, в надежде, что даже варвары эйка не осквернят священного алтаря, сгрудилась большая толпа.

Стоял тяжелый, спертый запах страха и человеческого пота. Лиат поняла, что не сможет пробиться к алтарю, туда, где стояла епископ. Она спрятала меч. И вдруг что-то изменилось в звуках, издаваемых толпой. Затихли стоны и всхлипывания, и стоявшие впереди тихо запели священный гимн, быстро подхваченный остальными.

– Поднимите меня на руки, – скомандовала Лиат. К ее удивлению, двое рослых мужчин подняли ее на плечи.

Перед алтарем стояла епископ города Гента, воздев руки к небесам и повторяя святые слова:

Живущий в ограде Света

Скажет: Господь – мои оборона и щит,

А Владычица – твердыня моя и оплот.

Он укроет меня Своей силой,

Она же – крылами Своими.

Не убоится он стрелы, летящей в ночи,

И копья, что ударяет днем.

Тысячи падут вокруг него,

Но смерть его не коснется.

Лиат запела с ними. Когда гимн закончился положенным славословием, епископ опустила руки и люди затихли, вслушиваясь в то, что она скажет.

– В молчании помолимся, – проговорила облаченная в драгоценные ризы женщина.

В тот момент, когда все в соборе затихло и только с улицы доносился шум приближающейся к собору битвы, Лиат заговорила. Она привлекла к себе внимание, вопреки всему тому, чему учил ее отец: «Никогда не возвышай своего голоса. Никогда не привлекай внимания. Никогда не будь заметной».

– Госпожа епископ, прошу вас выслушать мои слова. Я «королевский орел».

Люди, державшие ее, встали поудобнее – так, чтобы она могла поставить ноги на плечи. Все, бывшие в соборе, повернули к ней перекошенные страхом лица. Епископ сделала ей знак продолжать.

– Ваше преосвященство, прошу вас поверить моим словам. У меня было видение. Святая Кристина явилась мне… – Лиат запнулась. Ей показалось, что толпа не верит. – Святая Кристина, Мученица Ножей, явилась принцу Сангланту! Это было истинным видением. Там, в склепе под собором, есть ход, ведущий на запад. По этому пути… – И это было все, что она успела сказать.

Раздались крики, и толпа заволновалась:

– «Драконы»! «Драконы» разбиты!

Лиат почувствовала, что падает, но теснота в соборе помешала ей разбиться. Толкаясь, в панике и ужасе, никто не мог двинуться больше чем на шаг. В следующей момент раздался пронзительный рев рога, оглушивший и толпу, и ее. Люди замолкли, и епископ смогла говорить.

– Слушайте! – Властный голос перекрывал все звуки. – Слушайте меня, люди города Гента. Это говорю вам я, ваша епископ. Говорю, что не отойду от алтаря до тех пор, пока последний эйкиец не будет мертв или пока последний из вас не окажется в безопасности. Все, кто может взять в руки оружие, должны идти защищать город – именем Господа и Владычицы, именем святой Кристины, страдавшей и погребенной в святом месте и явившейся сюда спасти нас!

Епископ замолчала на мгновение, но никто не издал и звука.

– Святая Кристина явилась нашему принцу, который и сейчас сражается, защищая нас от смерти, а храм наш от осквернения. Таково мое слово, и все должны повиноваться ему. Пусть дети и их матери по порядку следуют за «орлицей» в подземелье. Соберите детей! Они, как и реликвии собора, – главное сокровище нашего города. Пусть старшие ведут младших, а остальные терпеливо ждут у алтаря. Предадим свои души Господу! Владычица, помилуй нас!

Диаконисы принесли факелы. Лиат взяла один из них и стала спускаться в подземелье. Толпа безмолвно расступилась. Доносившийся шум стих, его сменил угрюмый покой смерти, царивший в усыпальнице. Следом шли диаконисы, неся реликвии святой Кристины, шли плачущие дети, напуганные тьмой не меньше, чем происходящим наверху. Лиат чувствовала их за спиной, будто тяжкий груз. Судьба людей зависела теперь от нее.

«Спаси всех, кого можешь», – вспоминала она слова Сангланта. И отчаянный крик, донесшийся только что с улицы: «"Драконы" разбиты!..»

Она совершенно не помнила, где гробница святой Кристины. Казалось, все изменилось. Подземная зала расстилалась перед ней, не желая делиться тайнами. В отчаянии Лиат опустилась на колени там, где совсем недавно – так недавно! – стояли они рядом с принцем. Она огляделась, и там… в двух шагах заметила кровавые следы. Она пошла и увидела проход вниз. Подземелье быстро наполнялось людьми. Диаконисы, испуганные, переговаривались между собой. Заплакал ребенок. Его не успокоили.

Сверху не доносилось ни звука. Что происходило в городе? Жив ли Санглант? Что с Манфредом и Вулфером? Хорошо хоть Ханна не осталась в городе… А ведь тогда, когда они расставались, думалось, что подруга окажется в более опасном положении…

Она не могла медлить. Что лежало в той тьме, под землей? Что бы ни было, оно менее страшно, чем судьба плененных эйкийцами. Лиат собрала все свое мужество и шагнула по ступеням, ведущим вниз. Она шла осторожно и в то же время торопилась, с тем, чтобы ее не затоптали идущие следом. Девушка не оглядывалась. Она насчитала восемьдесят девять ступеней – счет вслух почему-то прибавлял смелости, и тьма казалась не такой страшной.

Воздух в тоннеле был спертым, пахло землей и плесенью. Один или два раза, ощупывая руками стену, Лиат почувствовала, что касается червей или какой-то другой живности, живущей только в подземной тьме. Было не до брезгливости. Она шла вперед и вперед.

Ступени кончились, и тоннель стал шире и выше. На секунду она остановилась. Свет факела освещал шершавые каменные стены и потолок. Пол был выложен каменными плитками и булыжником. Было сухо и чисто, будто кто-то постоянно поддерживал коридор в порядке.

Впереди видно было лишь на несколько шагов. И чувствовался запах – запах, без привкуса пожара и крови. Действительно, пахло цветущим лугом. Это придавало силы. Диаконисы напирали сзади со своим тяжелым деревянным ларцом, наполненным реликвиями. Ребенок звал тоненьким голоском: «Тут так темно. Где же мамочка?»

Лиат шла дальше. Она вела их вперед, считая шаги до тех пор, пока не сбилась на второй или третьей тысяче. Прямой коридор напоминал стрелу, направленную в грудь врагу.

Лиат шла и плакала, плакала, облегчая душу слезами. Нельзя было плакать громко или поддаваться отчаянию. Позади она слышала всхлипывания маленьких детей, их жалобы, жалобы маленьких существ, не понимающих того, что происходит с ними. Диаконисы тихими голосами, в такт собственной походке, пели псалмы:

Ибо послала Она ангелов своих

Охранять тебя, верящий, куда бы ни пошел ты,

Держа тебя в руке Своей.

Лиат шла дальше, ведя всех за собой. Вперед, дальше от гибнущего Гента. Мало кто выживет в городе.

«Мы задержим их так долго, как сможем», – последнее, что сказал ей Санглант. Конечно, она не слишком его интересовала. Да и с ее стороны это была детская игра, а не любовь. Любовь рождается на узах крови, в общих делах, в долгах отношениях – а не в мимолетном взгляде. Она не может быть плодом глупой, навязчивой страсти. Принц не вспомнил бы о ней, даже если б остался жив. Не только из-за разницы в происхождении, она верила в отцовские слова о том, что их род может преклонить колени лишь перед королем. Их род был достойным – вот и все, что ей необходимо знать. Их род владел собственными землями, неподвластными никому из принцев, только королю. Но дело было не в этом.

«Будь связана, как и я, судьбой, что другие уготовили для тебя». Так сказал ей Санглант. Разве смерть за своего короля не обязанность командира «королевских драконов»? И разве не обязана она жить, чтобы служить своему королю? Разве она не привязана к жизни своей собственной тайной – тайной гибели отца, смертью матери за восемь лет до того, тайной сокровищницы своего разума, тайной, которую она несла в своей суме и, конечно, в собственной голове? Она стала рабыней из-за того, что другой человек хотел обладать ее сущностью. Она навеки запятнана рабством, как запятнана смертью отца. Глуха к магии или защищена от нее, но так или иначе привязана к ней… От судьбы нельзя уйти.

Так шли они, оставив гибнущий город далеко позади. Лиат совершенно ничего не чувствовала. Она не позволяла тоске овладеть собой, за долгие месяцы рядом с Хью она научилась этому. Научилась бороться с чувствами, укрываясь от них за воротами города памяти.

Но она плакала. Она плакала о Сангланте и о том, что могло бы быть между ними. Плакала об отце, о матери, о Вулфере и о Манфреде, о мертвом «орле», чей значок теперь на ее груди. Плакала о людях, о епископе Гента, о храбрецах, что умрут, задерживая варваров. Лиат вспомнила чародея – Кровавое Сердце. Она не верила в то, что он сохранит святость перед алтарем. С чего бы? Он убил графиню Хильдегарду и воспользовался ее знаменем для своей коварной уловки. Ему для чего-то нужен был Санглант. Для чего?

Она держала горящий факел перед собой – единственный, оставшийся у нее источник света. Хотя что же она? Можно было верить в то, что Ханна жива. Она найдет ее. И еще – были «орлы». Теперь она действительно одна из них.

Лиат шла вперед по тоннелю. Она не знала, отстали идущие за ней или нет. Просто шла вперед, не оглядываясь.

5

Эйкийцы ворвались в Гент на рассвете. В полдень Лиат, изможденная и усталая, моргая и щурясь от света, выбралась из подземелья навстречу ясному весеннему дню. Следом выбирались уцелевшие гентийцы. Тоннель был длинным, и постоянный страх прибавлял усталости. Лиат боялась, что сотня ступеней, ведущих вверх, послужит неодолимым препятствием для несчастных беглецов.

Они поднимались медленно. Первыми за ней поднялись диаконисы с реликвиями. Потянулась долгая вереница детей и женщин. И остальные: кузнец с молотом и инструментами, мастерство этого человека было слишком драгоценным, чтобы жертвовать им в безнадежном сражении; две долговязые акробатки, выступавшие на ночных пирах бургомистра; старый бард, исполнявший там «Элениаду» и сочинявший собственные стихи на даррийском…

Слишком медленно. На какое-то время людской поток иссяк. Лиат молилась, чтобы эти люди не были последними. Появились остальные – спотыкаясь, хромая, в синяках. Когда они выбрались, поток возобновился. Спасенные в изнеможении падали на землю и тупо смотрели в ясное весеннее небо.

Лиат не могла разделить их скорбь, хватало своей. Она отошла подальше от тоннеля, едва видного за кустами и деревьями, росшими у основания холма. Как и сказал Санглант, вокруг расстилалось поле, засеянное овсом.

Кое-где поднимались огромные невыкорчеванные пни от вырубленных деревьев, а за ними виднелся настоящий дикий лес. У опушки стояли две хижины. Она увидела, как из ближайшей вышел человек и уставился на невесть откуда взявшихся людей. Он замахал руками, побежал к отдыхавшим диаконисам и о чем-то с ними заговорил. Лиат осторожно приблизилась к ним, не сразу сообразив, что как «королевский орел» она может слушать все беспрепятственно.

– Но… это же чудо… – человек кричал, ломая руки. – Подземный ход сужается и заканчивается тупиком в нескольких десятках шагов от своего начала. Мы частенько прятались там, когда приближались эйкийские разъезды. Еще пять дней назад в нем прятался отряд «драконов». Но я никогда не видел ступеней или хода, ведущего к востоку.

В небе ясно послышались приглушенные раскаты грома. Лиат поднялась на вершину холма, в основании которого был выход из тоннеля. На восток тянулись ровные, без единой возвышенности, поля. Солнце, сиявшее в лазурной выси, заливало землю добрым и живительным светом. Отсюда город Гент казался изящной детской игрушкой. Зданий она различить не могла. Город Арнульфа Старшего, город, где великий король связал своих детей кровными узами с последними наследниками королевства Варре… Гент горел. День был почти безветренным, и дым от пожарищ поднимался вертикально к небесам. Вокруг города копошилось что-то черное – это огромные массы эйкийцев толпились под стенами, празднуя свою победу. Лиат опустила голову. Приступ отчаяния охватил ее с новой силой. И как ни старалась, она не могла от него избавиться.

Девушка уступила свое место наблюдателя троим мальчишкам, поднявшимся следом. Они с ужасом смотрели на восток. Один инстинктивно схватил ее за руку. Его лицо казалось знакомым, но девушка не могла вспомнить откуда. Должно быть, кто-то из дворцовой прислуги.

Он пожаловался:

– У меня погибла лошадь, – и заплакал.

Лиат высвободила руку и ушла. Ей нечего было сказать ни ему, ни одному из несчастных. Осторожно спускаясь с холма, пытаясь найти верный путь среди ветвей и высокой травы, она остановилась, чтобы оглядеть беглецов. Множество детей… в глаза бросился толстый темноволосый младенец на руках у девочки, явно недостаточно сильной для такой ноши. Несколько стариков с узелками на плечах… Некоторые, опустившись на колени, благодарили Владычицу за избавление.

Люди все еще выходили из тоннеля. Должно быть, «драконы» истреблены до единого. В любой момент ожидала она, что поток беженцев прекратится или что из-под земли появятся эйкийцы с топорами и копьями.

– Смотрите! Фургоны! – закричал один из трех мальчиков, оставшихся на вершине холма.

– На них эмблема бургомистра! – крикнул второй. Лиат, местный крестьянин, несколько диаконис посмелее поспешили в указанном направлении. Остальные ждали у подземного хода, будто воспоминание о милосердии святой Кристины давало им защиту. Лиат выхватила лук и укрылась за деревьями. Крестьянин держал в руках вилы.

Но оружие не понадобилось. Фургоны принадлежали бургомистру Вернеру. Они отчаянно скрипели по двум заросшим колеям, когда-то бывшим дорогой. Бургомистр с красным и заплаканным лицом восседал на одном из фургонов. А правил повозкой не кто иной, как…

– Вулфер! – Лиат почти вприпрыжку бросилась к нему и пританцовывала вокруг фургона, пока тот не остановился рядом с одной из хижин.

Вулфер слез с телеги, осмотрел ее, а затем подозвал к себе крестьянина.

– Покажи слугам, где они могут развести огонь подальше от дороги.

– Нас тогда заметят… – запротестовал тот.

Вулфер нетерпеливо махнул рукой.

– У них на сегодня достаточно добычи. Им нет дела до жалких беглецов.

Крестьянин повиновался.

– Я видела Гент, – молвила Лиат. Она не могла отвести глаз от Вулфера. Не могла поверить, что тот жив. – Город горит.

– Он горел уже тогда, когда мы вырвались из него.

– Как вы сумели? – Она оглянулась, надеясь увидеть… Но среди бывших с Вулфером не оказалось ни одного «дракона». Только слуги из дворца, человек тридцать, слонявшихся вокруг десятка фургонов. На последнем сидела миловидная и печальная женщина, и Лиат узнала служанку, которая пользовалась расположением Сангланта. Будет ли она плакать по своему любовнику? Или рада тому, что жива?

К телеге подошел мужчина, и они вдвоем помогли выбраться из фургона маленькой девочке. Это их Лиат спасла в городе. Беглецы из тоннеля окружили бургомистра, засыпая того вопросами и просьбами: «Где мой муж? Видели моего брата? Что с монетным двором? Мой отец нес там стражу. Жива ли епископ?»

И так без конца. Лиат с горечью подумала, что этот человек покинул город, вместо того чтобы жертвовать собой. Это право он оставил «драконам» и принцу Сангланту.

– Добрые граждане Гента! – плаксиво возвысил голос Вернер. Как она ненавидела этого когда-то самоуверенного, а теперь хнычущего человека! – Прошу вас, помолчите. У нас нет времени. Мы должны идти. Путь в Стелесхейм займет много дней, а среди нас много слабых. Мы взяли с собой часть дворцовых запасов. Они пригодятся всем нам в пути! Послушайте меня!

Оборванная толпа беглецов затихла и послушно внимала ему, в то время как из тоннеля поодиночке или парами появлялись новые люди.

– Пусть дети постарше помогают совсем маленьким. Разделите их на группы, так чтобы не было путаницы и никто не потерялся. Пусть те, что посильнее, тащат на себе запасы пищи, в фургонах мы оставим место для слабых и неспособных идти. Сейчас мы раздадим хлеб. Через час уходим. Больше ждать нельзя!

Бургомистр развернулся и стал отдавать слугам необходимые распоряжения. Красивая служанка отбросила покрывало, спустилась с телеги и с помощью спасенного Лиат крестьянина принялась раздавать хлеб. Диаконисы делили детей на группы человек по десять с одним подростком во главе. Тихо плакала женщина, баюкая ребенка, а другой хватался за ее юбки. Девушка-акробатка подошла к ним и отдала хлеб. Появлялись новые беглецы, и слуги бургомистра помогали им выбираться из тоннеля. На овсяном поле расположилось человек восемьсот, и примерно каждый пятый взрослый с боевыми ранами. По солнцу Лиат определила, что с момента их выхода прошло несколько часов. Неужели ни один «дракон» не появится?

Конечно, нет. Принц никогда не покинет город до тех пор, пока в нем остается хоть одна живая душа.

– Лиат, иди сюда, – позвал ее Вулфер. Она последовала за ним к хижине, рядом с которой крестьянин разложил большой костер. Огонь весело трещал и, казалось, приветствовал их, но верхние дрова обрушились вниз. Крестьянин по приказу Вулфера прибавил веток и отошел.

– Мы должны посмотреть, – заговорил старик.

– Как вы прорвались? – повторила она вопрос. – Где остальные? Где Манфред?

Вулфер покачал головой. В первый раз она увидела, с какой силой он сжимает зубы, пытаясь побороть сердечную боль.

– Мы погрузили, что могли, на телеги и направились к западным воротам. Многие погибли по пути, многие бежали. Но мы опоздали. К тому времени как мы были у ворот, их заняли эйкийцы. У нас погиб только один фургон, потому что вмешались «драконы»…

– «Драконы»?

Он быстро поднял руку, приказывая молчать.

– Ты их помнишь. Те самые, что спасли нас, когда мы впервые появились под Гентом месяц назад.

– Стурм, – прошептала она. Ее двоюродный брат, если все слышанное было правдой.

– Они прорубились через эйкийцев, спасая нас.

– А затем?

Вулфер нахмурился, поморщился не желая вспоминать.

– А затем они двинулись к центру города, чтобы присоединиться к своим товарищам.

Лиат прикрыла глаза.

– Послушай, – говорил Вулфер, – мы не можем позволить себе скорбеть, Лиат. Это слишком большая роскошь. Мы должны воспользоваться нашим орлиным взором, таков наш долг.

– Никакой взгляд не может видеть сквозь огонь и каменные стены, – прошептала она.

– Не каждый из «орлов» способен на это. А теперь делай, что сказано. – Вулфер прикрыл глаза, поднял руки и повернул ладони к огню.

– Но это правда, – перебила она. Он должен был понять. – Я не смогу так ничего увидеть. Там, в усыпальнице, я не увидела ничего. Не потому, что волшебник заслонился тенью, а потому что видела только камень. А эйка… Да, там у них есть чародей, и он именно эйкиец, а не кто-нибудь другой. – Вспоминать о Сангланте, опознавшем его, было больно. – Они взяли город с помощью иллюзии. Там вовсе не было людей графини Хильдегарды.

Вулфер приоткрыл глаза:

– Продолжай.

– Все видели знамя, графиню и ее солдат. Все, кроме меня. Я могла видеть сквозь иллюзию.

– Что ты говоришь?

– Что прав был отец. Что я глуха к магии. Или что-то охраняет меня от нее. Не знаю что… – Она тут же пожалела, что доверилась старику. Но она так радовалась встрече, и казалось, что ему можно верить. Он спас ее от Хью, хорошо обращался с ней, и она поняла, что должна заботиться о нем. Лиат положила руку на сумку, почувствовав спрятанную книгу. Она ждала.

Вулфер действительно был удивлен.

– Кровавое Сердце… – проговорил наконец он. – Иллюзия… Теперь я понимаю, почему не видел в городе ни одного солдата Хильдегарды. Я тоже видел их знамя, Лиат, и солдат, которых преследовали эйкийцы. С дворцовой башни я видел, как они достигли ворот, а потом… ничего. И теперь ты говоришь, что видела сквозь иллюзию…

– Да.

– Я не могу объяснить этого ни тебе, ни себе самому, но ты обязательно слушай меня, Лиат, и рассказывай о том, что видишь.

Он поднял руки, прикрыл глаза и потом открыл их, всматриваясь в пламя, оранжевые языки лизали воздух. Мысленно Лиат начертила вокруг огня круг – Кольцо Огня, четвертую ступень Лестницы магов, и стала вглядываться в костер.

Девушка не видела ничего, кроме языков пламени. Но разве в детстве она не была знакома с духами огня в их камине? Разве всюду летом не любовалась бабочками, наколдованными отцом? Раньше, годы назад, когда жила мать, она могла видеть магию. С тех пор все изменилось.

«Отец защищал меня». И отдал свою жизнь ради того, чтобы спрятать ее.

Есть духи, чьи крылья – огонь и чьи глаза сияют, как клинки. Позади них огонь, ревущий средь темной ночи. Но бояться их нечего. Только пройди сквозь них и узришь новый мир. В отдалении, словно удары сердца, – звуки барабана. И пение флейты, парящее на ветру, как птица, раскинув в воздухе крылья.

Звук крыльев, касающихся крыши… Неожиданный порыв снега, запорошивший дымоход. И удары колокола…

– Где она? – спрашивает голос, подобный колоколу.

– Вы не найдете ее нигде, – отвечает им отец.

Огонь вспыхнул сильнее, охватив сырые поленья. В пламени она увидела битву «драконов», сгрудившихся у ступеней Гентского собора, – их было совсем немного, а тела их товарищей устилали рыночную площадь вперемешку с трупами врагов. Собаки эйкийцев, те из них, что не участвовали в схватке, начали свое кровавое пиршество. Отвращение охватило ее.

Ополченцы отчаянно сражались на площади. Полыхал деревянный дворец бургомистра, освещая поле битвы. Эйкийцы бросились на «драконов», удары топоров сыпались на каплевидные щиты, повсюду мелькали красные змеи, изображенные на щитах врагов.

Окровавленный Санглант в первых рядах принял на себя удар нападающих. Справа от него стояла женщина со шрамами, в одной руке держа знамя, а в другой копье, которым наносила удар за ударом. Слева дрался Стурм. Злость сверкала в его голубых глазах, он поразил одного варвара, второго. Манфред стоял у входа в собор, спокойно и обреченно глядя на нападавших.

Один за другим «драконы» падали на мостовую. Гент горел. Его улицы опустели, если не считать грабивших дома эйкийцев, мертвых и пожиравших их собак.

Расправившись с ополченцами, варвары вытащили на площадь большую телегу, окруженную беснующимися воинами. С вершины Кровавое Сердце обозревал происходящее. Увидев последних бившихся «драконов», он взмахнул огромным копьем и бросился в гущу схватки, сразу поразив двоих оборонявшихся. На телеге остался старый полуобнаженный эйкиец, оскаливший страшные зубы, сверкавшие в отблеске пламени, как драгоценные камни.

Удары Кровавого Сердца словно молот поражали последних «драконов». Раненые и усталые, они не в силах были ему противостоять. Стурм исчез в гуще нападавших. Женщина со шрамами рухнула наземь, не выдержав веса нескольких вцепившихся в нее псов. Остальные «драконы» громко прокричали имя принца, но помочь ему не могли. Несколько оставалось у дверей собора, несколько, окруженные варварами, сражались на ступенях. Санглант, взбешенный, прорубался к Кровавому Сердцу. Удар, нанесенный сзади, поразил его. Кричащий эйкиец взмахнул топором – и принц, как подрубленное дерево, рухнул к ногам вождя.

«Драконов» больше не было, будто и не существовало никогда. Кровавое Сердце сверху вниз взирал на принца. Ударом ноги он сбил с его головы шлем, чтобы видеть лицо врага. Протянул руку, сорвал ожерелье и стал потрясать им над головой в знак своего триумфа.

Лиат дрожала. Она до сих пор не слышала никаких звуков, но этот победный вопль почувствовала всем телом, будто ветер принес его на своих крыльях.

Кровавое Сердце опустил ожерелье и стал отгонять собак. Древком копья он бил по мордам страшных, пытавшихся полакомиться драгоценной добычей животных, рычал и кричал на них. Животные наконец угомонились и уселись вокруг на задних лапах – желтоглазые, с языками, свешенными набок, и мордами, заляпанными слюной и кровью. Самая большая собака попробовала было рыкнуть на своего властелина, но, взмахнув своей когтистой рукой, он распорол ей бок – собака отступила. Остальные опустили уродливые головы и алчно взирали на тело принца, не смея двинуться. Скоро он станет их добычей…

Лиат склонилась к огню, будто могла выхватить у них Сангланта и перенести его в безопасное место. Жар от огня сжигал ее слезы, но не мог унять боли. Она оказалась бессильна.

Кровавое Сердце вздрогнул и оглянулся назад, будто спиной чувствовал присутствие врага. Он поднял глаза – и все изменилось. Огонь полыхал перед Лиат. Она заморгала, чувствуя, что эйкиец смотрит на нее .

– Кто ты? – требовал ответа Кровавое Сердце, глядя на нее сквозь пламя. – Ты надоела мне своим шпионством. Уходи!

Лиат отпрянула, и в одно мгновение все смешалось. Пламя ревело и трещало, жадно пожирая древесину, и в его буйстве виделись каменные здания, плавившиеся в огне, а вязкий дым обжигал ее ноздри. Лиат слышала стук копыт лошадей, несущихся где-то вдали, ветер доносил далекие крики и пение рога. Но это были не те дома, что она видела в Генте.

Кто-то другой смотрел на нее. Она видела странного мужчину в стальной кирасе, вооруженного длинным копьем с серебряным наконечником. «Лиатано!» – звал он.

Сквозь прозрачную фигуру этого человека виднелись ворота, словно звезды, видимые через завесу из тонкого белого шелка. Стук барабана подобен был биению сердца, а флейта выводила свою печальную мелодию, будто неся слушателя по волнам. Она видит сквозь огонь – но сквозь какой-то другой огонь, не пламя собственного костра.

На плоском камне сидит какой-то мужчина. А может, и не мужчина, ибо черты лица его необычны и не похожи на всех, кого Лиат приходилось видеть, если не считать Сангланта с его бронзовой кожей, широкой костью и безбородым лицом. Он одет в странную, необычную одежду, искусно сотканную из нитей с нанизанными на ней бусами. Орнамент на ней изображает диковинных птиц. Кожаные наручи и поножи, украшенные золотом и драгоценными камнями, защищают его руки и ноги. Плащ, застегнутый жадеитовой фибулой на правом плече, спускается до пояса.

Он удивленно смотрит в ее сторону, но словно не замечает. Позади него движется еще какой-то силуэт, слишком далекий, чтобы его разглядеть.

– Лиат!

Она вздрогнула от неожиданности, осознав, что находится у костра, а напротив сидит Вулфер, и слезы текут по его щекам. Он вглядывался в пламя и наконец опустил глаза. Затем прошептал одно только слово:

– Аои…

Лиат смутилась. Кто позвал ее по имени в самом конце, вырвав из объятий видения?

– Это были Ушедшие, Лиат.

– Кто? – Она не понимала смысла его слов, не понимала, что она здесь делает и зачем горит этот костер. Не понимала, зачем поднявшийся ветер хлещет ее по лицу.

Владычица, Санглант мертв… Вулфер, словно волк, встряхнулся и резко поднялся.

– Эту загадку мы разрешим позже. Пойдем, Лиат. У нас есть долг перед королем, и мы должны принести ему весть.

– Весть о чем? – Трудно было сформулировать вопрос. Она не могла двинуться с места. Не могла даже вспомнить, что это значит – двигаться.

– О падении Гента. О гибели его сына.

Гибель его сына…

– … Отданного на съедение собакам. – При этих словах лицо Вулфера исказилось, как у человека, выдергивающего застрявшую в собственной плоти стрелу.

Лиат пала на колени, молитвенно сложив руки.

– Владычица, прими мой обет. Я никогда не полюблю никого, кроме Тебя.

– Необдуманные слова, – сухо сказал Вулфер. – Пошли, Лиат.

– Безобидные слова и неопасные для вас, – с горечью отвечала девушка. – Ведь теперь он мертв. А я подчинюсь судьбе, которую другие уготовили для меня.

– Как и все мы, – тихо сказал Вулфер.

Они оставили костер, все еще горевший, и вернулись к хижинам. На поле собрались беженцы, готовые отправиться в путь.

– Сколько времени прошло? – спросила Лиат. Число людей возросло на добрую сотню, и некоторые все еще появлялись из тоннеля, оборванные, дрожащие и плачущие. Но все они оставили Гент несколько часов назад. Они не могли знать о случившемся, о том, что видели они с Вулфером.

– Сколько времени мы смотрели в огонь?

Вулфер не ответил. Он пошел ругаться с бургомистром, требовать, чтобы им дали двух лошадей. Лиат не слушала их разговора. Она смотрела только на выход из подземелья. Сколько еще появится оттуда? Будет среди них Манфред или и он мертв? Выжила ли епископ?

– Лиат! – нетерпеливо и резко позвал Вулфер. – Пойдем!

Привели лошадей. Вернер шипел и смотрел зло, но поделать ничего не мог. Лиат взяла лошадь под уздцы, поставила ногу в стремя и опустилась в седло.

– Что будет с Манфредом? – уже без всякой надежды спросила она, оглядываясь назад.

– Мы не можем ждать, – отвечал Вулфер. Он пришпорил лошадь, и они пустились по старой дороге.

Первая телега тронулась с места, держа путь в сторону Стелесхейма. Беженцы, вздыхая, плача и переговариваясь, пошли за ней. Лиат колебалась, глядя через плечо.

Вероятно, это был обман зрения, но ей показалось, что у самого выхода она видит нечеткую фигуру: женщину, одетую в старинную одежду, истекающую кровью, но несломленную. Святая покровительница Гента молча взирала на своих детей.

Вероятно, то был обман слуха, но ей показалось, что она слышит женский голос: «Тоннель закрыт! Закрыт, будто его никогда и не было!»

– Лиат!

Вулфер почти скрылся за деревьями леса. Лиат последовала за ним, дальше от развалин города Гента телеги вовсю скрипели по дороге. Вскоре бредущая колонна из оборванных людей осталась далеко позади.