Текст книги "Предвведение в любомудрие родного языка и родного"

Вторые губят родное направленно, осмысленно, деятельно. И вторые и третьи не считают родное частью себя и себя его частью, не живут им, не знают, не понимают, не любят, не ценят, не чтут, а порой и ненавидят.

У защитников родное самосознание сохранно, у губителей – изменено, нарушено.

Губители родного – это люди с несложившимся, недосложившимся-недоразвитым, нарушенным-расстроенным, менённым-подменённым, спутанным-запутанным, помрачённым-замороченным, суженным, подавленным, задержанным (заторможеным) родным самосознанием – иноглядцы, иномерцы, иноумцы; люди, застрявшие в инородном, иностраном гляде, инородной, иностранной точке зренья (говоря понятьями МЯН (НЛП), применительно к общественной купе (группе), к народу, это люди застрявшие во второй точке (позиции) восприятия). У них иные ценности, иное мировоззрение.

Для наплевальщиков и ненавистников родное для них не родное, они не считают его своим, не считают его частью себя, а себя его частью, не считают его частью своей жизни, не живут им. Они посторонние для родного и смотрят на родное извне, со стороны, глядом постороннего, глядом иностранца, не ценят, не чтят, не любят его, а потому не защищают, не заботятся о нём, плюют на него, легко предают и продают его, отказываются от него, уничтожают и подменяют. Для ненавистников родное – это зло, кое необходимо уничтожить и обязательно подменить неродным, кое – добро. Они мнят себя просвещёнными всезнайками, но как правило, являются невежами и дураками. Они живут середи нас, но не являются нашими по своему духу, по своему образу мысли и жизни. Это внутренние вороги нашего народа, вредители. Они уничтожали, уничтожают и будут уничтожать наш народ.

Но многие из них не ведают, что творят, они творят зло, не зная об этом. Это заблудшие, заблуждающиеся, заблудившиеся в своих ложных представлениях, предрассудках и предубеждениях, люди. Они являются жертвами сложившегося ещё в Киевской Руси всеобщего самоубийственного обыка отрицания, отвергания, принижения, обесценивания, порицания, очернения, предательства, уничтожения родного, обожания неродного и подмены им родного.

Отрицательская (нигилистская) установка внедрялась у нас на Руси на протяженьи тысячи лет и внедряли её различные люди, с разными глядами. Первыми её начали внедрять те, кто внедрял на Руси византийско-помазянский (христианский) уклад. Они отрицали наш родной поконный славянский (и иные родные неславянские) уклад, который они называли и сейчас называют язычеством. Вторыми были Пётр Первый, его отец и все те, кто после них внедрял на Руси западнический светско-просвещенческий уклад. Они отрицали прежний помазянско-языческий уклад. Третьими были большевики, внедрявшие западнический общественнический (социалистический) советский уклад. Они отрицали всё, что было до них. Четвёртыми были противосоветчики, внедрявшие послесоветский переступный и западнический богаческий (капиталистический) уклад. Они отрицали советское.

Итогом этих четырёх укладно-былевых (культурно-исторических) отрицаний стало стало внедренье в наше общественное сознание и безсознательное отрицальной (нигилистской) установки и появленье отрицальщиков (нигилистов) – носителей (носцев) и разносчиков этой установки.

Дело в том, что вместе с внедреньем письменности, те, кто её внедрял, внедрили в наше общественное сознание и разное отношенье к устной и письменной, к родной и к неродной словесности. Устная и родная стали восприниматься (приниматься) как низкие, простонародные, чёрные, малозначимые, малоценные, а письменная и иностранная как высокие, вумные, значимые, ценные, белые, просвещенческие, образующие.

Почему? Да потому что, с точки зрения (зренья) внедряльщиков, наша устная и родная словесность была языческой, народной, славянской (словенской), родноверной, непомазянской (нехристианской), она была порождена нашим родным славянским, языческим, родноверным, непомазянским укладом, она была связана не с помазянским Богом, а с нашими родными Богами и не просто связана, а дарована ими. Наши родные слова, наши родные славянские языки были дарованы нам нашими родными Богами и вследствие этого несли в себе мудрость и свет наших Богов, мудрость наших божественных и человеческих предков, нашу, собственно славянскую, народную, божественную мудрость. Кириллица же, кирилло-мефодьевская, древнегреческая и латинская словесности, были связаны с помазянским Богом и применялись для распространения помазянства. Естественно, что всё, несвязанное с помазянством и заграницей, откуда его принесли и связанное с язычеством, родноверьем, родным, народным, славянским (и неславянским), принималось внедрюнами неродного как бесовское, ворожье, плохое, злое, вредное, дикое, грязное, низкое, тёмное, невежественное, глупое, отсталое, устаревшее, отжившее, ненужное. Затем, в последующие времена: после Петра Первого и его отца, при Советской власти (волости) и после неё, этот обык отрицательного отношенья к своим и положительного отношенья к несвоим словам и языкам переносился на всё новые и новые иностранные языки и слова и таким образом он прочно закрепился в нашем укладе. Конечно же, тут ещё сказывается почти полный отрыв от родных корней, уничтоженье родного народного уклада и самосознанья народа. Вот с тех пор заёмколюбы и ненавистники родных слов и соотносят понятие просвещённости и уменья читать и писать только с письменным и с иностранным словом.

Разумеете теперь, откуда у нас взялся обык принижать и умалять ценность родных слов и вообще родного и завышать ценность неродных и неродного? Всё это было заложено ещё тогда, в Киевской Руси, тысячу лет назад, именно там лежат корни того, что происходит с нашим языком, укладом, самосознанием и народом сейчас. Нынешние ненавистники и подменщики родных слов не появились ни откуда, они являются продолжателями разрушительного дела первых киевских ненавистников и губителей родного.

О заёмках (заимствованиях). Мы не против заёмков-заняток, мы за, мы против отказа от родного, подмены его народным. Заёмки заёмкам рознь. Заёмки разные бывают. Есть нужные, уместные, а есть ненужные, неуместные. Перенимать нужно то, чего у вас нет и то, что вы сами не можете создать. Нет вещи, не можете её создать, – перенимайте. Нет каких-то знаний, умений, наук, видов деятельности, общения, способов жизни, – перенимайте. Нет письменности и письмицы (азбуки), – перенимайте. Нет значений и понятий, – перенимайте. Это разумно. Но зачем перенимать то, что у вас и так есть и то, что вы и сами можете создать? Это не разумно. У нас были и есть родной язык, родные слова и можность создавать новые родные слова, свой родной уклад, родная вера, родные Боги, от них-то зачем отказываться, уничтожать и подменять неродными? Почему их нельзя их развивать и совмещать с неродным? Это разумно. В перенятии слов вообще нет никакой надобности, перенимать нужно значения, то, чего нет. Слова есть, а значений нет. Это ж очевидно.

В самих заёмках и заёме нет ничего плохого, плохи не они сами по себе, а подмена ими родного, плох отказ от родного. Плохи не иностранные слова, а подмена ими родных, плох отказ от родных слов.

Вопрос отказа от родных слов, подмены их неродными – это вообще не языковой вопрос, дело не в словах, не в языке, а в носителях языка, в их оторванности от родных корней, отученности от родного и приученности к неродному, в приученности родное считать неродным, а неродное – родным, в приученности смотреть на родное неродными очами, очами иностранцев – иноглядстве, мерять родное неродными мерками – иномерстве, в приученности неродное ценить больше родного – инолюбстве, заёмколюбстве, в их заёмколюбном и противородном мировоззрении, в их наплевательском или отрицательном отношении к родному и в положительном – к неродному, в несложённости-невыстроенности, недоразвитости, размытости, расстроенности-нарушенности-менённости (изменённости) -подменённости-повёрнутости-вывернутости (извращённости) -замороченности (заморочённости) -помрачённости (поморочённости) -спутанности-запутанности-сужености родного самосознания-самости-духа.

Родное – это основа развития. Без родного нет развития. Наличие родного – это необходимое условие развития. Когда есть родное, тогда есть и развитие, когда нет родного, тогда нет и развития. Для развития необходимо развиваемое, то, что развивается и то, что развивают. А когда нет развиваемого, нет и развития. И таким развиваемым как раз и является родное. Развитие – это именно развитие родного (развиваемого). Подмена родного (развиваемого) неродным – это не развитие, это подмена, это лжеразвитие, ложное развитие, видимость (иллюзия) развития, вырождение, упадок, ухудшение. Подлинное развитие – это развитие родного через саморазвитие и через включение в родное, как составную и подчинённую ему часть, нужного неродного.

Родное – это будущее, а не прошлое, это не пережиток прошлого, не то, что устарело, стало ненужным и вредным и от чего нужно освобождаться (избавляться), родное – не узковременно, не узкобыльно (узкоисторично), нет, оно, всевременно и всебыльно (всеисторично), оно не привязано какому-то одному временному, былевому (историческому), развитийному отрезку.

Три обычных способа словесного развития естественного языка: а) добавление новых значений к уже имеющимся родным словам; б) родное словообразование и смыслообразование; в) перенятие значений иностранных слов (но не самих слов) и подбор к ним родных подобий.

Заём иностранных слов способом развития языка не является, заём слов – это просто заём слов, в нём нет ничего плохого и ничего хорошего. К тому же, само понятие «заём/занятие/заимствование» подразумевает взятие иностранного слова лишь на время, а не навсегда. Взял, попользовался – отдай. А если ты не отдаёшь, то это уже воровство, а не заём. Негоже воровать несвои слова, когда свои есть и можность образовывать новые свои тоже есть. На какое же время нужно занимать слова? На время, необходимое для нахождения родного подобия иностранного слова.

О чистоте, очистке и очистительстве (пуризме). Чистота языка и уклада – это не отсутствие в них заёмков, неродного, не закрытость от них, это отсутствие разродниванья, обезродниванья, обезкорниванья, отучиванья от родного, отрыванья от родного, от родных корней, отрицательного отношения к родному, ненависти к родному, принижения, обезценивания, очернения и предательства родного, отказа от родного, уничтожения родного и подмены его неродным.

Очистка, очищенье языка, уклада и сознания – это не отказ от заёмков, от неродного, не устранение (усторонение) их, это устранение противородных явлений: обезкорнивания, обезродниванья, отрыванья от родных корней, отучиванья от родного, отрицательного отношения к родному, ненависти к родному, принижения, обезценивания, очернения и предательства родного, отказа от родного, уничтожения родного и подмены его неродным.

Очистительство (пуризм) – это не борьба с заёмками, неродным, не закрыванье, отгораживанье, отказ от них, это борьба с противородными явленьями: обезкорниванием, обезродниванием, отрываньем от родных корней, отучиваньем от родного, отрицательным отношением к родному, ненавистью к родному, принижением, обезцениванием, очернением и предательством родного, отказом от родного, уничтожением родного и подменой его неродным. Это борьба за сбереженье родного, защита родного.

Развитие и менение (изменение). Многие подменщики родного и родных слов почему-то (видимо, в силу своего невежества) путают понятия «развитие» и «менение», уравнивают (отождествляют), не различают их. Ненавистники родного часто говорят: «всё меняется, язык меняется, это хорошо, вы, что против развития?». Они путают понятия «развитие» и «менение» и видимо, не знают, что «менение» – это более общее понятие, чем развитие и что менения бывают разными, как хорошими, нужными, так и плохими, вредными. Вырождение, упадок, ухудшение, распад, разрушение, умирание, вымирание – это тоже менения. Поэтому не все менения, что происходят с языком, укладом, сознанием, народом, обществом являются хорошими.

О человеке, родине-семье и смысле жизни. Ненавистники родного считают, что человек – это просто Полуживотное, говорящая мыслящая скотина, живущая только для удовлетворенья своих прихотей, для потаканья своему врождённому животному началу, никому ничего не должная, но коей все должны, имеющая только права и никаких обязанностей, коей никто не имеет права ничего запрещать, указывать, ничему учить-поучать, считающая, что «каждый сам за себя и для себя», «человек человеку волк», «после меня хоть потоп», «родина, родное – это ничто», «любовь к родному – это глупость», «отчинство, отчинничество, роднолюбие (патриотизм) – это ругательство», «семья, родня – это обуза, помеха», мешающая жить, «рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше», «где лучше, там и родина», «если на родине плохо, то нужно найти иную», «родина и государство – это одно и то же».

Многие современные западные и озападнённые люди-одиночки и единоличники, отделенцы, яглядцы (эгоцентристы), себяшники (эгоисты), оторванные от родных корней, от обычных (традиционных) сообществ, забыли, что человек – это общественное существо, что «не для себя живёт человек (а для других людей и Богов)» и не для брюха, а для духа, что «моя семья – моё богатство», семья, род – это наивысшая ценность, что семья, род – это головное в жизни, что семья, род – это головная опора в жизни, что смыслом жизни Настоящего человека является не служенье своим прихотям, своему животному началу, а служенье семье, роду, общине, народу, что «преданность семье есть наивысшая добродетель», что «не нужен и клад, коли в семье лад». Русские люди забыли, что «русский человек без родни не живет!», «муж своей роднёю крепок!», «Бедная родня краше несвоего богатства!», забыли, что русское понятие свобода означает совсем не то, что западное, не отделенье, отделённость, отдельность от иных людей, от купы, сообщества, а свойскость, свойственность, своепринадлежность, нашесть, нашескость, нашенскость, принадлежность к своим, нашим, к родному сообществу.

После всех общественно-укладных перестроек и потрясений, многие народы оказались оторванными от своих родных укладных корней и лишились своих родных укладов и самосознаний, а вместе с ними и большой сильной сплочённой устойчивой родовой семьи, вместо неё образовалась так называемая ядерная (нуклеарная) малая слабая разобщённая неустойчивая недосемья, огрызок настоящей семьи. Семья перестала быть головной опорой в жизни человека и смыслом его жизни, она стала приниматься как помеха, как обуза, мешающая жить и удовлетворять свои прихоти, мешающая оскотиниваться, расчеловечиваться, опускаться. Люди забыли, что такое семья, зачем она нужна, что такое семейный долг, ради чего стоит жить, что такое супружество, родительство, сыновство и дочерничество, что такое родство, родственные узы.

Это духовно-укладное вырождение отразилось так же и в нашем языке.

Что такое Родина? Это… Да, да. Мы знаем, что это.

А ведь наши предки до Восемнадцатого в. этим словом называли совсем не то, что им называют сейчас, родиной называли «семью, родство, родичей».

Человеком движут смыслы. Высоким человеком движут высокие смыслы, низким – низкие. Настоящий человек живёт для чего-то большего, чем он сам ненастоящий – только ради удовлетворенья своих прихотей и потаканья своему врожднному животному началу. Настоящий человек живёт Долгом, обязанностями, обязательствами перед Другими, Служеньем, ненастоящий – прихотями.

Знак, слово, язык, уклад, разум, мозг, человек, общество, народ. Для невежественных заёмщиков, незнакомых с укладно-былевым ученьем (культурно-исторической теорией) сложенья и развития сознания Л. С. Выготского, эти явленье никак не связаны, они не знают, что это всё части одного целого.

Уклад (культура) – это совокупность средств выстраиванья, поддержанья и развития Человеческого в человеке. Одним из таких средств, как раз и является язык. Именно язык делает нас Людьми Разумными Разумными («Человек – это «языковое существо», способное запечатлять наполняющие его желания, чувства и образы в словах и тем овещать их» (Ю. Эдельштейн. Рязань. Философская Энциклопедия. В 5-х т. – М.: Советская энциклопедия. Под редакцией Ф. В. Константинова. 1960—1970). С помощью языка мы не только общаемся, обозначаем и познаём всё сущее, но и овладеваем собой, своей врождённой, животной природой, своим мозгом, душой, поведеньем, становимся Людьми Разумными Разумными, людьми, способными отдавать себе отчёт в своём поведении и управлять им. Наша человечность – человеческая сущность, разумность, наш ум, разум (сознание) имеет знаковую, языковую природу (Сущность человека покоится в языке» (М. Хайдеггер). Знаки перестраивают нашу высшую безсознательную мозговую деятельность в сознательную. Человек, по Э. Кассиреру, является «знаковым животным». Без языка мы не могли бы стать Людьми Разумными Разумными. «Человек есть, переже всего, животное говорливое, кое проговаривает свои действия и воплощает в дело свои слова» (Пьер Жане).

Язык выражает и хоронит (хранит) в себе душу, дух, самость, самосознание, общественное сознание, укладное наследие, духовный уклад народа, является общественной памятью народа.

Корнем зла, причиной всех наших бед, нашим общим ворогом и предметом нашего действия (воздействия) является всеобщий самоубийственный обык, обычай отрицания, отвергания, принижения, обесценивания, порицания, очернения, предательства, уничтожения родного, обожания неродного и подмены им родного; противородный образ мысли и жизни, способ существованья; сложившее в нашем обществе противородное целое (система); противородное мировоззренье, установка, вредная укладная пошаговка (культурный вирус), психический вирус (душевный моровик), но не его носители. Мы все жертвы этого обыка. Бороться надо с ним, а не друг с другом. Нашим самым страшным ворогом являются не иностранцы и даже не наши внутриобщественные вороги – предатели, ненавистники, губители и подменщики родного, а внедрённая в нас инопоклонная и противородная часть нашей души, превращающая (переворачивающая) нас в рабов неродного, наш внутренний раб-инопоклонник и противородник. Именно с ним мы должны бороться, а не друг с другом. Мы, люди – не вороги друг другу, наш общий ворог – инопоклонный и противородный обык, образ мысли и жизни, образ мiра, противородное мировоззренье, повествованье (нарратив, история), понятие, мысль (идея), душевный моровик (психический вирус), точка или угол зренья, гляд, убежденье, установка (стереотип), пошаговка (программа), подличность (субличность), протива (полярность), внутренний роб-инопоклонник, черта, склонность, головница (доминанта), постоянная (константа), ключ (код), привычка (рефлекс, стереотип), ответка (реакция), образ (роль), способ поведенья, отношенье, интеракция (взаимодействие).

Родноречье как вид философского консультированья (любомудрского, мировоззренческого беседованья) и душедела (психопрактики)

Ворачиваясь к записи «Терапевтический смысл философии (очистительный смысл любомудрия)» https://vk.com/rodnorechie_rf?w=wall-59485870_58104.

Там говорится, что любомудрие (по Л. Витгенштейну) – это деятельность по очистке языка, очистке от безсмысленных, недоказуемых и неопровергаемых понятий.

Витгенштейн говорил, что в языке полно таких неясных заумных слов, примысленных (придуманных) заумниками, кои хотели обнаружить сущность «знания» и «говоренья», но сами запутались, когда вырывали слова из середы, в коей те обычно применялись. Мы все были обучены примененью этих слов, запутывающих и уводящих нас от яви.

Заумники берут обычные слова и придают им новые необычные значенья. Взяли слово «теория», начально значившее «наблюдение, осмотр, смотрение, обозрение» и сделали из него «умозренье». Взяли «субстанцию» – подставку и сделали из неё «сущность». Взяли «субъекта» – подлежащее и сделали из него «деятеля». Взяли «гиле» – лес, дерево, ткань и «материю» – строительный лес, древесину, ткань и сделали из них «вещество, сущность всех вещей». Взяли «терапию» – заботу, уход, попеченье и перевернули во «врачеванье». Взяли «психотерапию» – заботу, попеченье о душе, обработку, совершенствованье души и сделали из неё «душеврачеванье». Взяли наше слово «врач» – врун (говорун, ворчун, бормотун), заговорщик, наговорщик, приговорщик, колдун, заклинатель и стали называть им сами знаете, кого. Взяли наши слова «наука» – навык, уменье и «учёный» – учёный, выученный, наученный чему-то стали называть ими только одни «познавальные науки» и «познавальных учёных».

Ну, а что может быть неяснее иностранных слова, уж они запутывают разум, так запутывают, замутняют его, так замутняют. Заёмщики-образованцы их просто обожают, им кажется, что одно только употребленье иностранных слов сразу делает их умнее и значимее во сто раз.

Заёмщики вырывают слова из середы, в коей те обычно применялись, из наших текущих дел, из наших языковых игр (Уильямс, с. 3—4).

То, что Витгенштейн называет языковыми играми, можно просто представить как срезы повседневной жизни, место нахожденья слов и понятий. Это ежедневные дела, в коих слова применяются и приобретают свои значенья, просто ежедневное употребленье слов. Это способ, с помощью коего дети учатся [обученье].

Витгенштейн говорил, что «Когда заумники употребляют заумные словечки, всегда следует спрашивать: так ли употребляется это слово в языке, откуда оно родом? Мы ворачиваем слова от заумного к их повседневному употребленью» (ФИ, 116). Для Витгенштейна «повседневное употребленье» – краеугольный камень его мысли, любомудрского дела (философской практики).

То, как Витгенштейн описывает вещи, говорит Стив де Шазейр, напоминает нам, что мы должны не только мыслить (думать), умствовать (тут припоминается Ф. Перлз с его призывом «чувствовать, а не только умствовать»), но и наблюдать происходящее и разглядывать ежедневную жизнь – включая язык так, как он на самом деле применяется – как место, откуда родом наши понятия и повествованья. Именно эти повествованья ежедневной жизни могут заместить объяснения и ученья любомудрия и душеведенья.

Розумеете? Для Витгенштейна «повседневное употребленье» – краеугольный камень его мысли, любомудрского дела (философской практики). Так же, ка и для нас, любомудров родного языка. «Когда заумники употребляют заумные словечки, всегда следует спрашивать: так ли употребляется это слово в языке, откуда оно родом? Так мы ворачиваем слова от заумного к их повседневному употребленью». Вот мы с вами, задавая подобные вопросы себе и заёмщикам, познавая быль, выхоженье и начальные значенья родных и заёмных слов, как раз и ворачиваем слова от их неясного, запутанного, заумного употребленья к ясному, повседневному.

Тут как раз припоминается любомудрское прояснительство (философская герменевтика) и А. С. Пушкин с его призывом прояснять значенья слов («Постигайте значенья слов – и вы освободите свет от половины его заблужений»).

А дальше припоминается О. Розеншток-Хюсси, коий говорил о «болезнях языка» и о том, что языковед и былевик (историк) должны не просто познавать язык и быль народа и человечества, но и целить (лечить) болезни языка и былевые раны общества, а учитель должен не просто вдалбливать в головы ученикам то, что велят разные господа, а передавать им опыт предыдущих поколений и в первую очередь, опыт своих предков. Но, как мы знаем, они в силу своих познавальных установок, этого делать не будут. Поэтому этим вынуждены заниматься мы – сверхимёнщики (метаномщики), по О. Розенштоку-Хюсси, сверхязыковеды (металингвисты), по М. М. Бахтину, родноречцы, мыслители родного.

Болезни языка – это такое состоянье языка, когда он перестаёт выполнять свои задачи, вырождается или находится в застое, когда его носители обращаются (оборачиваются) с ним как попало. А как говорил Л. Н. Толстой, «оборачиваться с языком кое-как – значит и мыслить (а я добавлю: и делать и жить) кое-как: приблизительно, неточно, неверно». Тут припоминается Задорнов, коий говорил о коекаках (коекакерах). Заёмщики всё делают кое-как, как попало. Коекаковость – это постоянное свойство их жизни.

Но болезни языка на самом деле являются болезнями его носителей. Перевысказывая Булгакова: Разруха не в языке, а в головах! В головах носителей языка, кои не умеют обращаться (оборачиваться) с языком. А если ты не умеешь управлять своим языком, то твой язык начинает управлять, говорить тобой («Наши слова тоже управляют нами, то есть язык управляет нами, от того или иного сказанного слова, язык приводит в движенье нашу жизнь и от него часто зависит наше жизненное направленье» (Иаков 3 гл. 1—10 ст); «Не мы говорим языком, а язык говорит нами и через нас» (М. Хайдеггер. Путь к языку).

Дело не в языке, не в словах, в том, происходит в головах носителей языка, в их мозгах, в их душевной деятельности, в их поведении, вернее, в неупорядоченности поведения. У заёмщиков «каша в головах», раздрай, раскол, разлад в душе. Их мозги и души засорены, загрязнены, замутнены, затемнены, заморочены, спутаны-запутаны, разстроены, разлажены, неразвиты, недообработаны.

Да, язык-то в порядке, не в порядке мозги и души его носителей. А что помогает привести мозги и души в порядок? Ну, конечно же, любомудрие (философия). Об этом говорили ещё Сократ, Платон и Цицерон.

Сократ с Платоном понимали под любомудрием именно заботу о душе, её обработку, очищенье, просветленье, освобожденье, развитие, совершенствованье (вершинствованье), улучшенье, обоженье.

Сократ о любомудрии:

«Ведь я только и делаю, что хожу и убеждаю каждого из вас, и молодого, и старого, заботиться прежде и сильнее всего не о теле и не о деньгах, но о душе, чтобы она была как можно лучше». Сократ (Платон. «Апология Сократа». 29 е – 30 b. 30 b).

В «Апологии» (29 с) Платона, где Сократ заботу о душе отождествляет с заботой о разуме и истине. И по свидетельству Ксенофонта (Ксенофонт. Воспоминания. I. 2, 53), Сократ связывал душу с умственной деятельностью, считая ее лоном разума и мышления (Ф. Х. Кессиди. Сократ).

Но лучше всего об этом сказал знаменитый древнеримский речник и мыслитель Марк Туллий Цицерон, кои называл любомудрие укладом, обработкой (культурой) души:

Цицерон о любомудрии:

В этом и сила любомудрия: выцеливать души, отвеивать пустые заботы, бавлять от страстей, отгонять страхи.

Как плодородное поле без обработки (культуры) не даст урожая, так и душа. А обработка (культура) души – это и есть любомудрие (философия): оно выпалывает в душе пороки, приготовляет души к принятию посева и вверяет ей – сеет, так сказать, – только те семена, кои, вызрев, приносят обильнейший урожай».

Книга II. О преодолении боли.

I. (6) Наука о целеньи души есть любомудрие (философия), но помощь её приходит не из вне, как помощь против телесных болезней, – нет, мы сами должны пустить в дело все силы и середства, чтобы выцелить ся самим.

VI. (12) <…> Дело обстоит так: чтобы бавиться от несчастий, нужно выцелиться душой, а этого нельзя достичь без любомудрия (философии).

Книга III. Об утешеньи в горе.

II (5) …и от всех можных иных слабостей и погрешностей спаситель наш – любомудрие (философия).

О любовь к мудрости (философия), водительница душ, находчица добродетелей, гонительница пороков!

XXV. (70) Для тех, кто погружён в это умом и розмышляет об этом денно и нощно, есть ещё один славный завет: слова дельфийского бога – чтобы всякий дух сам познал ся и свою связь с божественным духом, и это будет родником безконечной душевной радости.

Книга V. О самодовлеющей добродетели.

Марк Туллий Цицерон. Тускуланские беседы. Избранные сочинения / Цицерон. – Москва: Художественная литература, 1975 (Перевод с латинского и комментарии М. Л. Гаспарова).

Да, друзья, любомудрие, мыслительство (философия) – это лучшее душецеленье, душеврачеванье, душепопеченье, лучшая душезабота (психотерапия), лучшее душеправство (психокоррекция). И это не просто средство или способ приведенья в порядок человека или сообщества людей как то, что сегодня называют «психологией» и «психотерапией», это упорядочивающий, налаживающий, настраивающий, устанавливающий (восстанавливающий) подход к жизни, образ мысли и жизни.

«Любомудрие может быть только в виде душезаботного дела (психотерапевтической практики)» (Андрей Мирошниченко, белорусский любомудр (философ) и душезаботчик (психотерапевт).

Согласно (сголосно) величайшему открытию Рене Декарта, одинственное, что мы точно можем знать о сущем, это только то, что мы есть и что мы есть в виде того, что мы называем душой, духом, душевной деятельностью, душевными явленьями, сознанием и безсознательным. И всё. Это одинственное точное знание, кое у нас есть. Всё, помимо этого, просто догадки, предположенья, представленья о мiре, образы мiра. Мы не знаем, ни что мы есть, ни что есть всё на самом деле. Любые утверждения об этом являются заблуждениями, домыслами, вымыслами. Чудоверие (религия), чудоневерие (атеизм), миротворчество (солипсизм) – всё это всего лишь догадки о том, что есть всё, образы того, как всё может быть устроено. Есть также догадка о том, что все эти образы, чувства являются знаками, отраженьями чего-то: либо знаками, отраженьями неких явно существующих вещей, либо знаками, отраженьями лишь наших мыслей и за этими образами больше ничего не стоит (Слово – это слог или совокупность слогов, кои означают понятие, передставленье или какую-либо вещь). Что из этого правда, мы не знаем. «Вещи-в-себе и сами-по-себе» нам недоступны, у нас есть лишь «вещи-для-нас» – образы вещей. Мы всегда имеем дело только с образами вещей и ни с чем больше. Мы не знаем есть за этими образами вещи или нет. И даже если мы допустим, что у нас, кроме нашей души есть ещё и мозг, в коем эта душа находится и этот самый мозг вырабатывает и что этот мозг вместе со своей душевной (мозговой) деятельностью находится в нашем теле, а тело находится в явном мiре, состоящем из множества разных вещей и что с помощью нашего тела мы взаимодействуем с этим мiром, что у нас есть орудия чувств, кои передают сведенья о мiре в мозг, то и тогда мы имеем дело лишь с образами вещей в нашем мозгу, а не с самими вещами, потому что наш мозг преобразует действия различных вещей в образы и образы образов и образы образов образов и т. д. Мы никогда не имеем непосередстенной связи с мiром, лишь образы, отраженья, знаки, мы всегда замкнуты внутри нашего мозга, нашей души, наших образов, отражений, знаков. Это всё, что у нас есть, всё, что нам дано. Мы никогда не имеем дело с так называемой внедушевной явью (объективной реальностью), лишь только с её отраженьем – внутримозговой, душевной явью (субъективной реальностью).