Текст книги "Нежная лилия"

– Ясно, значит, девчонке удалось сбежать! Что ж, видно, у Фионы своего рода талант навлекать на нас всякие бедствия. Остается только благодарить богов, что ее ум не уступает ее смелости. Ладно, завтра непременно съезжу к Гормли, постараюсь уладить дело миром.

Он хмыкнул, но на душе у него все еще было тревожно. При мысли о том, какую опасность чуть было не навлекла его взбалмошная сестра на родной Дэйр, по спине Нилла пробежала дрожь.

– Ну и как ты думаешь, моя Прекрасная Лилия, во что обойдется нам новая выходка моей зловредной сестры?

– Дорого. Ее жизнь… или мой золотой браслет.

Нилл невольно отшатнулся. Потом заставил себя заглянуть в глаза Кэтлин. Казалось, вся кровь в его жилах разом обратилась в лед.

– Какого дьявола… Что ты хочешь этим сказать?!

– Фиона спрятала корову в одном из полуразрушенных строений в заднем дворе замка. Ну вот, а Гормли ее отыскал. – Она отвернулась. – Я отдала ему браслет, чтобы он отпустил Фиону.

– Ради Бога, только не говори мне, что он тебя видел! – взмолился Нилл. Впрочем, он и сам знал, что просит невозможного.

Кэтлин опустила голову.

– Нет! – Низкий, звериный вопль вырвался из груди Нилла. – Только не это! Ведь я же предупреждал, чтобы ты никому не показывалась на глаза!

– Я испугалась, что он убьет ее. Выбора у меня не было. Даже если бы он потребовал все, о чем я только могла мечтать: твою любовь, наше счастье, – я бы, наверное, и тогда не колебалась. Да и ты на моем месте поступил бы так же, не раздумывая.

– И не подумал бы! – яростно взорвался Нилл. – Напротив – с радостью предоставил бы этой паршивке самой поплатиться за свою безумную выходку! Чертова девчонка! Не могла подождать, да? Всего один день!

– Она боялась. Боялась, что потеряет Дэйр.

– Так это что же – теперь, значит, ты ее защищаешь?! – не веря собственным ушам, взревел Нилл. – Господи, Кэтлин, ну как ты не понимаешь? Ведь идиотская выходка Фионы уже стоила тебе браслета! Твоего единственного сокровища, которое досталось тебе от родителей. Теперь нам нельзя здесь оставаться. Если твой браслет попадется на глаза Конну или он услышит рассказ Гормли, правда, которую я так старался скрыть, тут же выплывет наружу. Вот что вы натворили! Дэйр теперь потерян для нас!

Кэтлин, шагнув к нему, протянула руку и коснулась кончиками пальцев его щеки.

– Но мы ведь не потеряли друг друга, правда? Пройдет время, и Фиона смирится с потерей Дэйра. А твоей матери для счастья будет довольно твоей любви. А я последую за тобой, куда бы ты ни направился. Даже в ад. Лишь бы ты был со мной всегда.

Нилл до боли закусил губу, чтобы не выругаться.

– И ты думаешь, у меня хватит совести обречь тебя на такую жизнь, когда я отдал бы всю свою кровь, капля за каплей, лишь бы ты была счастлива?! До конца своих дней скрываться, бояться всех и каждого, как затравленный зверь?!

– Но, Нилл, чего же мне бояться? Ведь ты будешь со мной, правда?

– Нет! – Нилл отодвинулся. – Я должен держаться от тебя как можно дальше – только так я могу быть уверен, что не навлеку на тебя опасность.

– Нет! Только не это! – запротестовала Кэтлин, но Нилл уже не слышал.

– Гормли не из тех, кто способен держать язык за зубами. Как только он проболтается, слухи о том, что случилось сегодня, дойдут и до Конна. И тогда он сразу же поймет, что я солгал ему, – объяснил Нилл. – Он догадается, что я решил уехать с тобой, чтобы позаботиться о твоей безопасности. Думаю, он по-прежнему хочет твоей смерти. Но теперь он станет преследовать нас обоих. Пока я жив, ему не будет покоя: Конн будет бояться, как бы я не выдал самую страшную его тайну – как он, нарушив клятву, данную много лет назад твоему отцу, приказал убить тебя. Вот тогда начнется охота за мной. И клянусь Богом, в которого ты веришь, Кэтлин, он меня обязательно найдет!

– Нет! Нилл…

Он видел, как ее сотрясает дрожь, как ее прекрасные глаза, еще несколько минут назад светившиеся любовью и счастьем, потухли. Волшебные мечты разлетелись, как осколки разбитого зеркала.

И тогда из любви к ней он сделал то, что поклялся никогда не делать, – он солгал ей.

– Послушай, в конце концов, может быть, ему и не удастся меня отыскать. Но рисковать я не имею права. Сначала я, как и собирался, отвезу мать и сестру на север, потом устрою тебя на Айоне. А после этого сделаю все, чтобы сбить со следа Конна и свору его гончих. Нельзя, чтобы они пронюхали, где ты скрываешься. Самое лучшее будет направить их по ложному следу. Ну а потом… – Он замолчал, желая пощадить Кэтлин от дальнейших подробностей.

– И что потом, Нилл? – задыхаясь, спросила она.

«Потом я сделаю так, чтобы они настигли меня где-нибудь на краю света. Тогда им никогда не узнать, где ты», – мрачно подумал Нилл.

Кэтлин с силой вцепилась в его руку.

– Нилл, умоляю, позволь мне поехать с тобой! Я прошу тебя! Клянусь, я буду счастлива скитаться с тобой по всей Ирландии, пусть даже единственной крышей над моей головой будет твой плащ, и буду считать, что я самая счастливая женщина в мире! Если судьба отвела нам совсем немного времени для счастья, все равно – лучше я погибну с тобой, чем доживу до седых волос без тебя.

На мгновение дикое, сумасшедшее желание согласиться, сделать, как она хочет, вспыхнуло в сердце Нилла. Какое бы это было счастье – усадить Кэтлин в седло и умчаться в темноту, навстречу ночному ветру! Принять драгоценный дар любви, который напоследок подарила ему насмешница судьба. Искоса бросив взгляд на лицо Кэтлин, он догадался, что она все поняла, и отвернулся, не в силах видеть ее слез.

– Все кончено, Кэтлин, – выдохнул он хрипло. – Теперь ты понимаешь, почему я всегда боялся мечтать. Даже самый прекрасный сон всегда когда-нибудь кончается.

– Ты не понимаешь, о чем ты меня просишь! – закричала Кэтлин. – Позволить тебе уехать, оставить меня – да лучше бы ты убил меня собственными руками! Даже тогда мне не было бы так больно!

«Позволить тебе уехать… лучше бы ты убил меня… Даже тогда мне не было бы так больно!»

Закрыв глаза, Нилл замер. Ему показалось, что он вновь перенесся в прошлое. Дикие крики матери звенели в ушах. Перед глазами вновь встало искаженное нечеловеческой мукой лицо отца в ту минуту, когда его оторвали от захлебывающейся в рыданиях жены.

«Если бы ты только знала, моя Прекрасная Лилия, – с горечью думал Нилл, – что когда любовь так сильна, как наша, бывает, она причиняет куда больше боли, чем одиночество. Клянусь, от одной муки я тебя избавлю – ты не увидишь, как я умираю».

Глава 17

Широкими шагами Конн мерил зал замка Гленфлуирс. Стоило ему только приблизиться – и свора огромных волкодавов с жалобным воем забилась в угол. Злобные псы, не раз выходившие победителями из схватки с волками, с трусливым огоньком в глазах следили за Конном. Глубоким животным инстинктом чуяли они страшную ярость, что сейчас бушевала в их хозяине.

Что ж, и правильно делают, что боятся, угрюмо подумал Конн. Внутри у него все кипело. «Схватите его! – хотелось ему крикнуть. – Отыщите этого мальчишку, заставьте его замолчать – лучше всего с помощью кинжала, который подарил ему Нилл». На губах Конна появилась усмешка, полная такой леденящей угрозы, что псы не выдержали – сорвавшись с места, они бросились вон из зала, забыв об оставшейся позади груде аппетитных костей.

Будь он проклят, этот глупец Магнус и кучка безмозглых идиотов, последовавших в погоню за парнем! Придурки, ничего им нельзя поручить! Неужели же верховному тану Гленфлуирса придется опуститься до того, чтобы самому отправиться на поиски?!

С каждым часом, пока этот проклятый Оуэн продолжал водить их за нос, вероятность того, что тот проговорится, возрастала, и тогда станет известно все, что произошло в замке. И что самое страшное – паренек мог вернуться к Ниллу. А уж хуже этого ничего и быть не может – если Нилл узнает, что мальчик, которого он послал гонцом к приемному отцу, чуть было не лишился жизни, тогда Конну вряд ли удастся избежать его мести.

Да, если правда дойдет до Нилла, это конец. С той ночи, когда Конн швырнул осиротевшего сына Ронана в комнату к своим собственным сыновьям, рассчитывая, что тот дрогнет, Нилл множество раз доказывал свое мужество. Однако сколько бы он ни любил и ни почитал приемного отца, какой бы крепкой ни была его верность Конну, но для Нилла Семь Измен слово «честь» было отнюдь не пустым звуком. К тому же он всегда имел крайне неприятную склонность вступаться за тех, кто слабее его.

Эта его черта не так уж удивляла Конна. В конце концов, в жилах Нилла течет кровь не кого-нибудь, а самого Ронана. Отец с сыном были похожи не только телом, но и душой. А наследники Конна, увы, превратились в коварных и на редкость тупых ослов, готовых с радостью перерезать глотку любому из единокровных братьев ради того, чтобы возложить себе на голову венец верховного тана. Естественно, кроме собственного отца, с жестокой усмешкой на губах подумал Конн. Ни один из этих трусливых ублюдков не осмелится поднять на него руку.

Жаль, что он не мог приказать Магнусу взять в погоню за мальчишкой тех воинов, кто хранил верность Ниллу, подумал Конн. Эти наверняка смогли бы быстро выследить Оуэна.

Со дня смерти Финтана Конн втайне наблюдал, как все, кто хранил верность слепому воину, мало-помалу потянулись к Ниллу. Мысль, что Нилл обладает тем, что недоступно ни одному из его сыновей – умением завоевать сердца людей, – была ему ненавистна. Это был дар богов, каким когда-то обладал и Финтан. Именно этот дар заставлял целые армии кидаться в бой за неустрашимым слепцом, именно он помогал ему побеждать там, где победа, казалось, была невозможна.

Конну хватило ума не трогать тех, кто хранил верность Ниллу. Но если правда о том, как он пытался прикончить Оуэна, выплывет наружу, они могут оказаться не менее опасны, чем сам Нилл.

– Ад и все дьяволы! – злобно прорычал Конн. – Неужели ни одному человеку в Гленфлуирсе не под силу исполнить мой приказ?!

Девушка-служанка, такая щуплая и маленькая, что ей, казалось, трудно было поднять даже котенка, бесшумной тенью проскользнула в зал. На лице ее был написан такой страх, что Конн едва сдержался, чтобы не поддаться искушению сдавить ей горло.

– Я не спускала глаз с дороги, как вы приказали, – прошептала она. – Воины возвращаются в замок. Похоже, это Магнус и его люди.

Облегчение, неуверенность, гнев – все разом смешалось в душе Конна. Магнус не такой дурак, чтобы вернуться в Гленфлуирс с пустыми руками, решил он. Сейчас он войдет и покажет отцу меч, обагренный кровью Оуэна.

– Передай моему старшему сыну, что я желаю видеть его. Пусть немедленно поднимется в мои покои. Один!

Конн повернулся и, широкими шагами пройдя через целый ряд пустых холодных комнат, оказался в последней из них. Здесь он привык заниматься делами, о которых никто не должен был знать.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он услышал, как тяжелые шаги Магнуса замерли возле двери. Такие знакомые шаги, но сейчас они сопровождались каким-то странным шаркающим звуком. Это заставило Конна насторожиться.

Где-то в глубине души шевельнулась неясная тревога. Конечно, успокаивал он себя, даже Магнусу со всей его глупостью не пришло бы в голову притащить Оуэна назад в Гленфлуирс. Но если он это сделал, подумал Конн, стиснув зубы, он заплатит за это головой!

Магнус широко распахнул дверь и втолкнул впереди себя какого-то человека.

Конн резко выпрямился во весь свой гигантский рост. Ярость, скопившаяся в нем за последние недели, когда ему столько пришлось пережить, волной ударила в голову. Стараясь держать себя в руках, он повернулся к сыну. Бросив на него взгляд, Конн заподозрил неладное.

– Ты сделал то, за чем я послал тебя?

– Да. Мальчишка мертв.

– Ты сам убил его? – переспросил тан, невольно подумав, что, имея дело с Ниллом, никогда не опускался до подобных уточнений.

Магнус пожал плечами:

– Он и так бы не выжил. Мы обшарили всю округу вдоль и поперек, но паршивец словно под землю провалился. И вот наконец в паре дней езды от Дэйра мы обнаружили то немногое, что от него осталось.

– Не тяни.

– Его сожрали волки. Все, что нам удалось отыскать, – это куча окровавленных лохмотьев, в которые он был одет. Ну, и еще несколько обглоданных костей.

Дикая злоба ударила Конну в голову, на мгновение помутив мозг. Теперь никогда не узнать, удалось ли ему навсегда избавиться от проклятого мальчишки!

– Какого дьявола ты так уверен, что это был Оуэн?! – задыхаясь, прохрипел он. – А если это какой-то бродяга? У мальчишки достаточно ума, чтобы придумать подобную хитрость и сбить нас со следа!

– Отец, это была не хитрость. Рядом с окровавленной кучей тряпья валялся труп волка, а в нем я нашел вот это. – С этими словами Магнус раскрыл ладонь.

Конн тупо уставился на сверкающую рукоятку знакомого кинжала – того самого, который Нилл подарил Оуэну.

Конн взял кинжал, и его охватило такое торжество, что комната поплыла у него перед глазами.

– Ты прав, – пробормотал он, – мальчишка наконец мертв. И теперь он уже никогда не потребует назад свой кинжал.

Магнус горделиво выпятил грудь.

– Итак, мне удалось угодить тебе, отец. Я выполнил приказ, разве не так?

Конн презрительно фыркнул:

– Если кого и следует благодарить, так только волков! Ведь это они прикончили мальчишку. А ты просто случайно наткнулся на то место, где они пообедали маленьким негодяем!

Лицо Магнуса побагровело от гнева и обиды, взгляд сузившихся глаз стал мрачным и тяжелым.

– Я так и знал, что ты это скажешь, отец! Ну да недолго тебе презирать меня! Погоди, сейчас ты увидишь, что я еще привез! Вскоре после того, как мы отъехали от места, где пировали волки, я наткнулся на этого вора. Он трясся над своим сокровищем, идиот! Да еще пытался спрятать его от нас!

Конн даже не удосужился стереть с лица презрительную усмешку.

– Что бы ни нашел такой осел, как ты, Магнус, меня это не интересует!

Взгляд Магнуса стал тяжелым, и тан вдруг подумал, что и ягненок, если загнать его в угол, может вдруг превратиться в волка. Но узнаёшь об этом, увы, только когда его зубы вцепятся тебе в глотку.

– Что ж, если тебя моя находка не заинтересует, я с радостью оставлю ее себе, – объявил Магнус. – Держу пари, вырвать подобное сокровище у проклятого вора – само по себе уже славный подвиг, достойный любого воина!

Сунув руку в складки туники, Магнус вытащил какой-то предмет, аккуратно завернутый в чистую тряпку. Он небрежно развернул ткань, и драгоценные камни, словно искрящийся водопад, засверкали перед взором Конна.

У тана было немало своих драгоценностей, но при виде подобного сокровища рука его невольно потянулась к золотой безделушке.

– Нет, отец. – Магнус быстро убрал браслет. – Ты ведь, кажется, сказал, что тебя это вряд ли заинтересует. Так что этот браслет, на котором выцарапано имя Финтана, теперь останется у меня.

– Финтана?! – Ага, так вот, значит, почему этот браслет показался ему таким знакомым!

Ошеломленный, Конн вдруг вспомнил, как видел его на руке жены слепого воина. Невероятным усилием воли ему удалось надеть на себя маску полнейшего безразличия.

– Что ж, думаю, презренному вору было не так уж трудно утащить безделушку прямо из-под носа несчастного слепца. Финтан, конечно, был величайшим на свете воином, но все-таки не следует забывать, что бедняга был слеп, как летучая мышь. Обокрасть его было проще простого.

– Пусть так, но люди до сих пор обожествляют его. И воин, которому удалось покарать вора, посмевшего оскорбить величайшего героя наших дней, достоин всяческих почестей, не так ли, отец?

– Да, конечно. – Конн задумчиво тронул пышные усы. Густые брови его сошлись на переносице. – Благодаря этой блестящей безделушке у тебя появятся новые воины. Люди станут видеть в тебе будущего верховного тана.

– И теперь тебе придется официально объявить меня своим наследником! Браслет Финтана в моих руках затмит в их глазах пресловутые подвиги твоего ненаглядного Нилла!

Сколько раз Конну доводилось слышать подобные речи из уст своих сыновей! И каждый раз он предупреждал этих недоумков, что, сравнивая себя с Ниллом, они невольно признают его превосходство!

– Учитывая легендарную храбрость Нилла, думаю, тебе придется немало потрудиться, чтобы затмить его славу в глазах людей, – осторожно сказал он. – И все же такие воины, как он, обычно безрассудны и способны на опрометчивые поступки. И поэтому их преследуют несчастья. – Какое-то непонятное чувство потери вдруг охватило Конна. Разозлившись, он подавил его. – А теперь дай мне посмотреть на вора, которого тебе удалось поймать. Мы накажем его в назидание остальным. Превратим эту казнь в зрелище, которое никогда не забудут жители Гленфлуирса.

Да, это будет самое правильное, подумал Конн, когда Магнус, отступив в сторону, вытолкнул вперед своего пленника. Сейчас он сыграет роль верховного тана, охваченного праведным гневом и требующего, чтобы тот, кто осмелился оскорбить слепого героя, понес достойное наказание. Пусть Финтана много лет нет на свете, но Конн уже давным-давно понял, что в тени его легендарной славы желание войти в историю под именем Непобедимого обречено на провал. Но теперь, если с умом использовать создавшуюся ситуацию, может быть, ему еще удастся занять свое место в балладах бардов.

Конечно, сознавать, что своей славе ты обязан другому человеку – своему же вассалу, будет нелегко, но за эту услугу он уже воздал Финтану сторицей. Несмотря на свое легендарное мужество, Финтан мертв и не в его силах спасти дочь от смерти. Бездыханное тело Кэтлин валяется где-то в грязи, и сделано это по приказу Конна.

Угрюмое удовлетворение снизошло на тана. Повернувшись, он бросил взгляд на вора.

Сальные волосы жесткой щеткой торчат над низким, скошенным лбом. Толстые, короткопалые руки прячутся в складках шерстяной туники, прикрывающей массивное тело. Лицо этого негодяя показалось бы отталкивающим, если бы жесткие, колючие брови, ломаной линией протянувшиеся от уха до уха, не делали его похожим на смешную жирную гусеницу.

Если бы только Финтан смог увидеть это ничтожество в образе человека! Неужели слепой герой мог пасть жертвой подобной твари? И неожиданно Конн вдруг пожалел, что может всего лишь казнить его.

– Итак, – грозно осведомился Конн, – ты, значит, и есть тот самый презренный вор, осмелившийся обокрасть величайшего в Гленфлуирсе воина?

– Нет, нет, никогда! Я честный человек! – в ужасе завизжал тот. – Клянусь священным камнем Фол, я никогда ничего не крал!

– Ты или храбрец, или идиот. Ведь такая клятва обрекает лжеца на вечные муки, – грозно произнес Конн. – Но если ты не вор, то как столь драгоценная вещица попала к тебе в руки, глупец? Подарок феи?

– Всего лишь плата за купленную у меня корову, благородный тан! А коровка-то и впрямь необыкновенная, истинно благословенная!

– Благословенная, говоришь? – коротко хохотнул Магнус. – Должно быть, корова твоя давала не молоко, а жидкое золото, чтобы за нее дали такой браслет, как этот! Отец, мне надоело слушать чушь, которую несет этот осел! Ни одному человеку, имеющему хотя бы каплю мозгов, не пришло бы в голову предложить этот браслет за какую-то жалкую корову!

– Если бы только в уплату за корову! – завопил воришка. – Кабы не этот браслет, так быть бы кое-кому без головы, как перед Богом клянусь! Эта негодяйка украла у меня корову, ей-ей, украла! А я возьми да и появись, аккурат когда эта маленькая ведьма уводила ее, и выследил до самого дома. Хотел, стало быть, чтобы справедливость восторжествовала. Ну да, ведь времена-то нынче тяжелые!

Чувствуя, что тут кроется нечто важное, Конн изо всех сил сдерживался.

– И кто же дал тебе этот браслет? Говори правду, мерзавец! И не вздумай юлить, не то я прикажу отрубить тебе пальцы!

Человек опасливо спрятал кулаки за спину.

– Я не знаю того, кто дал мне его, то есть я хочу сказать, что никогда…

– Магнус, – холодно процедил сквозь зубы Конн, – подай-ка мне свой кинжал!

– Нет! Пощадите! Я расскажу все, что знаю! Ту ведьму, что увела мою корову, зовут Фиона, паршивое отродье предателя Ронана! Такая же дрянь, видно, как и покойный отец, и…

– Дочь Ронана из Дэйра крадет коров?!

Человек отчаянно закивал.

Конн отложил в сторону кинжал, и на губах его появилась ледяная улыбка. Пусть оба они, и Ронан, и Финтан, правят в Стране Вечно Юных. Кончилось их время, злорадно подумал Конн. Месть его свершилась – единственный ребенок Финтана мертв, а Фиона, дочь высокомерного Ронана, превратилась в обычную воровку.

Отвернувшись, Конн задумчиво пригладил пышные усы.

– Может быть, ты и говоришь правду – не знаю. Жена Финтана всегда была нежным созданием, сердце у нее было мягкое как воск. Финтан с Ронаном были боевыми товарищами. Вполне возможно, Гренна тайно отправила этот браслет вдове Ронана. А Аниера из Дэйра хранила его, никому не сказав ни слова.

– Прошу прощения, благородный тан, но ты ошибаешься! – воскликнул Гормли. – Этот браслет не пробыл в Дэйре и недели. Я бы непременно наткнулся на него, когда… – Сообразив, что проговорился, негодяй с испуганным видом проглотил конец фразы. – То есть я хотел сказать, эти женщины после смерти Ронана только что не умирали с голоду. И Фиона продала бы побрякушку задолго до того, как в замок вернулся ее брат.

– Ее брат?! – оскалился Магнус. – Ну, теперь ты видишь, отец, что этот мерзавец лжет? Да Нилл с радостью дал бы содрать с себя шкуру живьем, чем согласился переступить порог Дэйра!

Да уж, с улыбкой подумал Конн, это верно. Однако Магнус ошибается. Куда бы кинулся человек, подобный Ниллу, когда на руках у него еще не высохла кровь юной невинной девушки? В ад, подумал он. Ну а если забыть о котлах с пылающей смолой и всей прочей чепухе, то самым подходящим для Нилла адом был замок Дэйр.

– Итак, наш герой в конце концов решил вернуться в родные пенаты! – хмыкнул Конн, с наслаждением представляя, что, должно быть, почувствовал Нилл, переступив порог родного замка.

Нищета, голод и смерть – вот что нашел он на месте прежнего Дэйра. И все благодаря ему, Конну. Эта мысль пришла ему в голову в тот момент, когда лезвие меча опустилось на шею Ронана, – мысль о том, чтобы даже за гробом нанести ненавистному сопернику еще один удар, заставив его дочь и жену умирать с голоду. И вот теперь его выдумка сослужила еще одну службу.

По стране и так давно бродили слухи о том, что сестра Нилла совсем одичала, стала похожа на волчонка, переполнена злобой и ненавистью. И что может быть полезнее для исполнения его планов, чем еще один жестокий удар судьбы, еще одна ноша, свалившаяся на плечи Нилла, да еще в тот момент, когда достаточно лишь малейшего толчка, чтобы он сам предпочел вонзить меч себе в сердце? Его смерть будет выглядеть совершенно правдоподобной, особенно в глазах тех, кто мог бы заподозрить неладное и сделать попытку так или иначе обвинить в этом Конна.

А как же браслет? – спохватился Конн. Возможно ли, чтобы благородный воин украл драгоценную безделушку с бездыханного тела несчастной девушки, которую заколол собственной рукой? А может быть, браслет должен был стать последним доказательством того, что дело сделано? Или горьким напоминанием самому Ниллу о страшном грехе, что лег на его душу? И то и другое было одинаково приятно.

– Я спрашиваю тебя еще раз: откуда взялся этот браслет? Ты получил его от Нилла в обмен на жизнь девчонки?

Гормли беззвучно открывал и закрывал рот – точь-в-точь вытащенная из воды рыба.

– Нет! – завопил он. – Девчонка сама отдала мне его! Сняла с руки и отдала! Господи помилуй, да я ее до того дня никогда не видел, хотя, сказать по правде, такое прелестное личико мне никогда не забыть, проживи я на свете хоть сотню лет!

В затылок Конну будто воткнули иглу.

– Ты хочешь сказать, что в Дэйре появилась еще одна женщина?

– Ага! И красотка – просто загляденье! Да я бы отдал всех моих коров, чтобы хоть разок задрать ей юбку!

– Как ее зовут? – взревел Конн. – Имя, ты знаешь ее имя?

Гормли нахмурился, явно пытаясь припомнить.

– Кажется, Фиона называла ее Кэтлин.

Кэтлин! Вся кровь Конна, казалось, разом превратилась в лед, пальцы судорожно вцепились в браслет.

– Какая она с виду?

– Черные как ночь волосы и синие-синие глаза, большие, как блюдца. А лицо… мать честная, никогда в жизни я не видел такого лица! Такой красоте позавидовали бы и феи!

«Итак, что мы имеем? – подумал Конн. – Браслет с именем Финтана. И вдобавок ко всему девчонку, которой явно знакома такая вещь, как благородство, – судя по тому, что она не задумываясь пожертвовала браслетом, чтобы спасти жизнь той, кого едва знала». Конн закрыл глаза, и вдруг перед ним из темноты выплыло лицо Гренны, жены Финтана. Когда-то за красоту ее прозвали Цветком Ирландии.

– Эта Кэтлин – она прекрасна, как лилия?

Гормли восторженно присвистнул:

– Клянусь, ее красота заставила бы забыть обо всем даже самого Кухулина!

Или соблазнить Нилла, угрюмо подумал Конн. Побудить его нарушить данный таном приказ, запятнать честь, за которую он сражался столько долгих лет.

Значит, сын Ронана предал его! И к тому же оказался достаточно умен, чтобы надежно упрятать девчонку! Должно быть, задумал дать ей передохнуть, а потом увезти куда-нибудь, где Конну никогда ее не найти. Уж если кому и под силу защитить девушку от Конна, так только ему, сыну Ронана.

Забыв о том, что он не один, Конн быстрыми шагами пересек комнату и подошел к окну. Пока жив Нилл, пока жива девушка, ему никогда не почувствовать себя в безопасности! «Надо было самому перерезать ей горло, – с горечью подумал Конн. – Собственными руками накинул себе петлю на шею, идиот!»

– Магнус, отведи пленника в зал. Накорми его, а потом отпусти на все четыре стороны.

– Значит, я свободен? – Гормли чуть не зарыдал от облегчения.

– Ты сослужил мне неплохую службу. И я отплачу тебе с лихвой.

– Отец! – возмутился Магнус.

Тяжелый взгляд Конна упал на сына.

– Ты сделаешь, как тебе велено. А когда позаботишься о нашем друге Гормли, возвращайся назад. И побыстрее!

Недовольно оскалившись, Магнус все-таки подчинился. Едва дождавшись, когда все вышли, Конн тяжело привалился к каменной стене, безуспешно пытаясь унять волной накативший на него страх.

Ему конец!

Женщина, которой на роду написано уничтожить его, осталась жива! Более того – сейчас она под защитой единственного в Гленфлуирсе воина, к которому Конн до сих пор испытывает молчаливое благоговение. Впрочем, нет, это уже не благоговение, это страх. Это из-за него липкий пот горячими струйками полз у него по спине.

– Что толку трястись от страха – этим делу не поможешь! – задыхаясь от злобы на собственную слабость, прорычал Конн. – Успокойся, трус. И думай! Думай!

И прежде, бывало, находились люди, осмеливавшиеся ослушаться его приказа. Но до сих пор Конну удавалось вмешаться вовремя, чтобы предотвратить несчастье.

Конн вдруг с усмешкой подумал, что никогда не имел привычки пускать в ход неуклюжее лезвие меча. Нет, самым надежным его оружием был и остается острый ум, беспощадность, которую он столько лет подряд скрывал от всех, и умение настолько тщательно прятать свои чувства, что даже его тайные враги ни сном ни духом не подозревали о готовящейся мести вплоть до той минуты, когда уже было слишком поздно. И вот теперь все это сослужило ему плохую службу. Уверившись в собственной непогрешимости, Конн проиграл.

Увы, ум и проницательность Конна дали осечку. Самый надежный, самый верный из союзников Конна, его правая рука, теперь навсегда потерян для него. Увы, он слишком хорошо знал Нилла, чтобы не понимать, какого страшного врага нажил себе в его лице. Избавиться от него станет для Конна поистине величайшей удачей.

Как и десятки раз прежде, он дал это поручение Ниллу, нисколько не сомневаясь, что оно будет исполнено. То, что случилось, было для Конна загадкой. Для человека, столь ревностно заботившегося о своей чести, предательство было немыслимо. И ради кого? Ради женщины, которую он совсем не знал!

Ниллу было хорошо известно о проклятии, нависшем над головой Кэтлин. И как любой из воинов, он понимал, что порой даже самому благородному из правителей приходится пожертвовать жизнью одного человека, пусть даже женщины, ради того, чтобы предотвратить хаос в своих владениях. Кроме этого, Нилл ничего не знал. Ему было невдомек, насколько хитроумны и запутанны были замыслы тана; ни сном ни духом не подозревал он о том, что в планы Конна входило не только убийство девушки, но и его, Нилла, собственная смерть.

Это последнее поручение должно было лишний раз подтвердить верность Нилла своему тану. Учитывая, что он считал себя по гроб жизни обязанным Конну, можно было предполагать, что, не выполнив приказа, он будет терзаться угрызениями совести. Но было ли так на самом деле?

А что, если это поручение стало еще одним, самым последним, решительным испытанием? Что, если, ослушавшись приказа, Нилл совершил настоящий подвиг? Забыть о своем сокровенном желании, отказаться от него, сохранив жизнь невинному, – только настоящий герой способен на это!

Конн расправил плечи. Страх его постепенно исчез, он почувствовал спокойную уверенность, даже позволил себе улыбнуться, когда дверь в комнату снова распахнулась и Магнус, еще более мрачный, чем всегда, появился на пороге.

– Сердишься? Считаешь, я лишил тебя удовольствия позабавиться с этим отродьем, сын мой?

Магнус окинул отца недовольным взглядом:

– Ты ведь верховный тан, верно? Я лишь выполнил твой приказ.

– Прекрасно. Тогда вот что: следуй за этим Гормли и, когда он будет достаточно далеко от замка, убей его. Только смотри, чтобы ни одна живая душа не заподозрила, кто прикончил мерзавца.

Глаза Магнуса радостно вспыхнули.

– Похоже, ты рад, – усмехнулся тан. – Что ж, хорошо. Надеюсь, что и другой мой приказ порадует тебя не меньше.

Не выдал ли он себя? – задумался Конн. Магнус сверлил отца подозрительным взглядом.

– Что ты имеешь в виду?

– Все в свое время, сын мой! – вздохнул Конн. – Боюсь, ты так и не научился терпению. Пошли ко мне слуг – пусть помогут мне одеться в парадное платье. А потом собери всех, кто может держаться в седле. Пусть ждут меня во дворе замка.

Не прошло и двух часов, как Конн в своих лучших одеждах появился перед воинами. Рыжие волосы его горели пламенем на солнце. Он обвел взглядом толпу, и глаза его остановились на барде, стоявшем неподалеку. Тот задумчиво наблюдал за тем, что происходит. Конн указал в его сторону.

– Пора твоей лире проснуться, бард, – объявил он, и голос его, казалось, долетел до самых вершин гор. – Сегодня великий день! Нилл Семь Измен, мой приемный сын, заслужил себе почетное место в Стране Вечно Юных, среди самых прославленных героев нашей страны!