Текст книги "Бамбук в снегу (сборник)"

Анна тоже огляделась вокруг.

– По-моему, все очень симпатично. Но тебе виднее, у тебя же свои закусочные. А как они называются?

– Это целая сеть закусочных. А называются просто «Золотой лотос». Ведь корни и семечки лотоса очень вкусны и полезны. Кроме того, золотой лотос – символ достатка и долголетия.

– А что тогда означает слива?

– Смотря что хозяин имел в виду, когда так называл свой ресторан. В китайской символике цветы сливы мейхуа – символ нового года. Ее лепестки означают нежность цветения и умирания в расцвете. Ее цветущие побеги – олицетворение стойкости и жизненной сущности.

– Как поэтично! Только какое отношение это имеет к ресторану?

– Китайские названия и символы часто спрятаны один в другой, как… ну вот как ваши русские матрешки. Видишь, я о России кое-что знаю.

– Да, действительно. А что это за симпатичные булочки?

– О, это очень вкусно, попробуй. – Чарли знаком показал официантке, чтобы она остановилась. – Начинка из сладких бобов, с непривычки будет чересчур сладко.

– А твои закусочные «Золотой лотос» процветают?

– Думаю, что да. Но я тебе не рассказал о своем любимце…

– Любимце?

– Помнишь, неизвестный скакун Абубакир принес миллионы нашей семье?

– Да, такое сложно забыть…

– Так вот, у меня тоже есть прекрасный скакун из Австралии, там хорошие породы лошадей. И я его назвал Абубакир.

– Ты сам его выезжаешь?

– Иногда я, но в основном специальные люди.

– Ты действительно миллионер?

– Мне кажется, что богатство всегда сопряжено с излишествами, с возможностью доставлять себе и близким бесконечную череду удовольствий, которые быстро становятся необходимостью, с важными и не очень важными приобретениями и развлечениями.

– При этом человек не боится завтрашнего дня, он чувствует себя уверенно и стабильно. А бедность практически соседствует с нищетой. Я ужасно боюсь нищеты. – Анна передернула плечами. – Любая болезнь, лишающая способности работать, может стать фатальной…

Ее глаза потемнели, губы сжались. В ее взгляде он прочел что-то очень личное, видимо, обычно глубоко скрываемое в душе.

– Но и богатство, и нищета одинаково уродуют души людей, богатство развращает и требует повелевать. Нищета побуждает к бунту. Лишь немногие могут пройти испытание большими деньгами или нищетой и остаться при этом людьми… Анна…

– Да?

– Мы ведь пришли отдохнуть. Помнишь, что мы сбежали с уроков? Давай веселиться!

– Да, извини, это я затеяла такой разговор. Но меня мучает одно воспоминание. Оно тоже грустное.

– Какое же?

– Ты рассказал о своем Абубакире. А я вспомнила сюжет, который показывали по телевизору. У нас в России на юге есть уникальная ферма, где выращивают лошадей старинной породы – першеронов. Они великолепны, годятся и под седло, и как тяжеловозы. В России выводились с восемнадцатого века. И вот показали этот конезавод. Там осталось всего пятьдесят коней. Все остальные погибли от голода! И никому до этого нет дела. Я просто плакала, когда видела этот репортаж. Стала узнавать, как можно помочь, но не нашла никакой информации…

– Да, веселиться у нас сегодня не получается.

– Это я порчу тебе настроение.

– Я давно хотел задать тебе вопрос… Но что-то не до него было… Ты в детстве училась балету?

Анна облегченно выдохнула, почему-то она ожидала другого вопроса, более личного, ждала и боялась его.

– Я не училась профессионально, но меня отдали в очень хорошую школу. Я там занималась шесть лет. А потом увлеклась английским языком и изучала его в московском университете. Но балет не бросила, люблю его до сих пор, знакома со многими артистами балета. Кстати, сейчас в Пекине проходят гастроли Большого театра.

– Никогда не был на гастролях Большого балета…

– А я в Москве была на гастролях пекинской оперы. Слушала «Турандот». Очень занятно – артисты синтезировали традиционную пекинскую оперу и произведение Пуччини. Знаменитая ария Nessun dorma в стиле китайской оперы звучала так необычно и так красиво!

– К сожалению, Пекинская опера переживает не лучшие времена. В Пекине ее посещают больше иностранцы, чем сами китайцы. В Гонконге кантонский вариант пекинской оперы «умер» еще раньше. Кажется, тот самый Джеки Чан, имя которого мы упоминаем сегодня весь день, был последним учеником настоящей школы Пекинской оперы. Потом она пришла в упадок.

Он взглянул на часы:

– Ого! Кажется, что только пришли, но нам уже пора. Жаль, что этот вечер пролетел так быстро…

– Чарли, спасибо за приглашение. Было прекрасно!

Чарли задержал на ней пристальный взгляд – казалось, с его губ готовы были сорваться главные слова, но он удержался и вместо этого произнес:

– Я помню, что можно свернуть в переулок, пройти следующую улицу насквозь, и мы окажемся на месте, где нас будет ждать наше авто.

Они свернули в переулок. Странно, но переулок оказался длинным и темным, стены домов, закрытые двери производили впечатление крепостных стен, от которых веяло холодом и сыростью.

Сначала они услышали рев мотоцикла, затем увидели, как два мотоциклиста выскочили из-за угла справа. Первый поднял руку и слегка затормозил, второй промчался прямо к ним, пролетел мимо так близко, что они почувствовали жар двигателя, и развернулся за их спиной. Снова взревел мотор. Теперь два мотоциклиста понеслись к ним с двух сторон.

– Чарли?

– Встань там! – скомандовал он, указывая на глубокую нишу в стене.

Теперь на пути мотоциклистов стоял он один. Когда они приблизились к нему почти вплотную, Чарли что-то прокричал по-китайски. Ему не ответили и повторили свой маневр. Он снова оказался словно бы зажатым между двумя ревущими мотоциклами. И будто в замедленном кино Анна увидела, как Чарли высоко подскочил, когда первый мотоциклист проезжал мимо него, невероятным образом развернулся в воздухе и сбил затянутого в кожу мотоциклиста на асфальт. Тот тяжело свалился, шлем откатился в сторону, а все еще работающий мотоцикл полетел прямо под колеса второго. Раздался пронзительный крик, другой мотоциклист упал вместе со своей машиной, но тотчас же вскочил, рывком поставил мотоцикл на колеса, оседлал его, развернулся и, не заботясь о судьбе товарища, поверженного на землю, умчался прочь.

Чарли опустился на корточки перед все еще лежащим молодым парнем. Задал пару коротких вопросов, на которые тот ответил явно бранными словами. Когда парень попытался встать, Чарли почти неуловимым движением снова уложил его на землю.

Анна вышла из своего укрытия, но Чарли свирепо крикнул ей:

– Назад!

Она прислонилась спиной к стене, с силой вжавшись в дверь. Дверь внезапно подалась, и Анна чуть не упала в маленький дворик позади. В домах с трех сторон двора не было видно ни света, ни людей.

– Чарли, иди сюда, – позвала она. – Оставь его! Сюда!

Он оглянулся на ее зов, перевел взгляд на встающего на ноги мотоциклиста и, как показалось Анне, в один быстрый прыжок «перелетел» к ней. Они шагнули во двор, закрыли дверь и задвинули тяжелый потемневший от времени засов.

С той стороны кто-то дернул за ручку, несколько секунд спустя кто-то или что-то с силой ударилось в дверь: она немного прогнулась, но замок оказался крепким.

Чарли прижал палец к губам:

– Тихо!

Дверь одного из домов открылась. Из светлого прямоугольника дверного проема в сгущающуюся тьму шагнула женская фигура. Она что-то тихо спросила, и Чарли так же тихо ей ответил. «Хорошо», – отозвалась женщина, слегка поклонилась и сделала жест, приглашающий в дом. Чарли с ответным поклоном поблагодарил, и через минуту они стояли в невероятно бедной, но чистой комнате.

– Наверное, надо вызвать полицию, – разомкнула губы Анна. – Кто это был?

Чарли сосредоточенно нажимал на клавиши мобильного телефона.

– Полицию не надо, – отрывисто произнес он, – это местные хулиганы развлекаются. Банда какая-то промышляет, кочует из города в город на мотоциклах. Они увидели тебя, решили, что можно поживиться.

– А кому ты звонишь?

– Пелетье. Сказать, что мы не вернемся сегодня. И чтобы завтра за нами машину прислал.

Анна опустилась на низенький диванчик. Только сейчас ей стало страшно.

Быстро завершив разговор с Луи, Чарли снова что-то скороговоркой сказал хозяйке дома, и она кивнула. Женщина была явно немногословна или просто испугана.

Чарли присел рядом с Анной:

– Как ты себя чувствуешь?

– Немного страшно, – призналась она, – но ты такой молодец. Как полезно знать кунг-фу.

Он фыркнул:

– Да и не кунг-фу это вовсе было. Но неважно. Пелетье все же свяжется с полицией, а завтра нас будет ждать легковая машина. Прости меня, Анна.

– За что? – изумилась она.

– Это я завел тебя в переулок, мы заблудились, и ты так испугалась. Я очень виноват.

– Чарли, не надо так говорить. Что случилось, уже случилось. Как зовут нашу хозяйку?

– Лю Сяо. Она просит прощения, но у нее есть только одна теплая комната, где мы можем переночевать. И предлагает чай.

Анна поблагодарила хозяйку парой простых фраз, в которых она была уверена, что не ошибется.

– Чая не хочется. Даже не знаю, чего хочется. Я все еще полна адреналина. Скорее бы наступило завтра.

– Если ты не возражаешь, давай все же пойдем в комнату, а то хозяйка по законам гостеприимства будет обязана все время находиться рядом с нами, предлагать угощения… Не будем ее смущать.

– Хорошо. – Анна поднялась с диванчика. – Все удобства, я полагаю, на улице?

Спустя полчаса они сидели друг напротив друга в крошечной комнате. Анна сидела на софе, Чарли – на краешке раскладушки. В комнате стоял неизменный комод с термосом и чаем. Над комодом висело потемневшее от времени зеркало. Рядом с софой стоял старый, вероятно, даже старинный стул. На нем Анна оставила сумку, плащ и платок, который золотился единственным ярким пятном в полутемной комнате.

– Анна, – тихо сказал Чарли, – надо поспать. Завтра встаем в шесть. Нам еще добираться час.

– Я знаю.

– Давай выключим эту лампочку, и ты ложись.

– Хорошо.

Чарли дернул за какой-то шнур, в комнате стало темно. Он услышал легкий шорох, подождал несколько минут и лег, не раздеваясь, на раскладушку поверх видавшего виды армейского одеяла.

– Чарли, – позвала Анна, – ты спишь?

– Нет.

– Ты был сегодня великолепен. Я не забуду этот день.

Он промолчал. В воздухе словно накапливалось напряжение.

– Чарли…

– Да…

– Ты знаешь, эта история о сливе мейхуа. Она чем-то похожа на меня. После смерти мужа я была словно заморожена. Хотя мне казалось, что со мной все в порядке. Но только сегодня жизнь стала возвращаться ко мне. Ты понимаешь?

– Понимаю. Если хочешь, зови меня Ли. Это мое китайское имя.

– Хорошо, Ли. Спокойной ночи.

– Спи спокойно, Анна.

Но ему не спалось. Он сегодня был не на высоте. Из-за его легкомыслия женщина оказалась в опасности. Он полностью потерял лицо.

Чарли прислушивался к ровному дыханию Анны. И кто бы мог предположить, что именно она пробудит столь новые ощущения! Он попытался разглядеть стрелки часов, но было слишком темно. Достал мобильный телефон и в мерцании зеленоватой подсветки увидел, что Анна тоже не раздевалась. Она спала, лежа поверх колючего одеяла, подложив ладонь под щеку. Подсветка погасла, и Чарли нажал на клавишу телефона снова, чтобы еще раз увидеть Анну. Именно в эту минуту он задумался о том, что окончательно влюбился в эту женщину. И это было не увлечение, не минутная слабость, не страсть. Это была настоящая любовь.

Он упустил тот момент, когда дремота все же повисла на ресницах, и когда, все еще цепляясь за реальность, он провалился в сон.

Утром Чарли разбудили щебет птиц, шорох метлы, стук молотка. Анны в комнате не было. Он выскочил из комнаты, выбежал во двор – Анна и Лю Сяо сидели рядышком на маленьких скамейках, хозяйка перебирала что-то в корзинке, рядом в большой клетке заливались птицы. Женщины смеялись, переговаривались, Анна пила мелкими глотками чай. Она уже была одета в свой черный плащ, на плечах победно переливался золотом тигр Hermes.

– Ли! Доброе утро! – Увидев его, Анна улыбнулась нежной улыбкой, от которой у него перехватило дыхание. – Мы тебя ждали, Лю Сяо приготовила рис на завтрак. Только, представляешь, у нее нет вилки.

– Доброе утро. Не беда. – Он отломил ветку вишневого деревца, неуловимо быстрым движением расщепил ее и протянул Анне: – Не совсем настоящая, но вилка.

Лю Сяо засмеялась и, поднявшись со скамейки, ушла в дом, чтобы вернуться с двумя мисками дымящегося риса и – специально для Анны – традиционной китайской ложкой из фарфора. Гости с аппетитом принялись за еду.

– Как спалось? – покончив с рисом, спросил Чарли, разливая чай.

– Даже не знаю. Я словно провалилась в темную пропасть.

– Я позвоню Пелетье, уточню насчет нашего транспорта. – Чарли потянулся за мобильным.

– А я помогу хозяйке. – Анна собрала миски, палочки и отправилась в дом.

Когда она вернулась, Чарли выглядел весьма озадаченным.

– Что-то случилось, Ли?

– Машины не будет. Ее отправили на более сложный объект.

– И какие у нас планы?

– Придумаем. Нам пора.

Они попрощались с хозяйкой, которая с благодарностью приняла от Чарли купюру в сто юаней, вышли в переулок, который еще вчера был полем боя. Сегодня переулок выглядел вполне мирно. Они довольно быстро добрались до нужной улицы. Шагая рядом с Анной, Чарли удивлялся про себя, как ей удавалось выглядеть такой свежей, словно не было почти бессонной ночи, проведенной в ветхом домишке. Платье и пальто – будто только что из-под утюга, волосы, аккуратно причесанные, блестят на солнце.

– Что дальше?! – прокричала она сквозь грохот утреннего трафика на улице.

Ревели и стрекотали мотоциклы, урчали моторами автобусы, шелестели шинами легковые машины, пронзительно кричали велосипедисты, цокали копытами лошади, запряженные в повозки. Все двигалось, переливалось на солнце, словно длинная змея с блестящей чешуей.

Чарли взял Анну за руку и повел за собой как школьницу. Его рука была такой теплой, сильной, ей хотелось, чтобы он держал ее как можно дольше. Закрыв глаза, она представляла, как обнимает его. Но тотчас же встряхнула головой, отгоняя опасные мысли. На улице, по которой они шли, вовсю кипела жизнь. Перед одним магазином высилась гора ярких пластиковых тазиков, перед другим – апельсины и зеленый лук, радовали красками пирамиды из яиц красивого нежно-голубого оттенка, каждое в крошечном соломенном гнездышке. Перед лавкой мясника с крюков свисали туши. В бамбуковых корзинах дымились горячие клецки. По всей улице стояли старые металлические барабаны с разожженным внутри огнем, где люди готовили лапшу или отваривали на пару овощи, пока покупатели болтали друг с другом в ожидании.

Когда они перешли менее оживленную улицу, оказались на окраине города, у шоссе, по которому на огромной скорости проносились машины, Чарли так и не отпустил руки Анны.

– Будем ловить попутку? – робко спросила она.

– Попробуем, – сквозь зубы процедил Чарли и только тогда отпустил ее ладонь.

На дороге показались три мотоциклиста. Чарли поднял руку и вышел прямо на шоссе. Машины с визгом объезжали его, водители вопили, сигналили, но Чарли стоял посреди дороги. Это подействовало. Мотоциклисты сбросили скорость и затормозили. Откинув щитки на шлемах, они сердито затараторили, тыча в Чарли пальцами. Чарли поднял обе руки, призывая его выслушать. Так как они по-прежнему стояли посреди шоссе и машины были вынуждены маневрировать вокруг них, неистово сигналя, им пришлось, пусть и с явной неохотой, но передвинуться к обочине. Чарли продолжал говорить. Один из мотоциклистов что-то спросил уже с заинтересованным видом. Чарли ответил.

Потом они посмотрели на Анну и снова заспорили. Анна наблюдала за ними с любопытством – Чарли решил провести собственное расследование и все-таки найти вчерашних хулиганов? Однако догадка была неверной. Чарли подкатил один из мотоциклов к ней и протянул шлем.

– Надевай.

– Это?

– Да, – он сухо кивнул, застегивая свой шлем. – Давай я тебе помогу.

– Мы поедем на мотоцикле?

– Я договорился, что мы поедем в Иньян с тобой на этом мотоцикле, а его владелец составит компанию своему товарищу. Они последуют за нами до Иньяна, там, у школы, я им отдам мотоцикл.

– И они так просто согласились?!

– Не просто, – буркнул он. – Ничего просто не бывает. – Мотор взревел, и Анна только смогла расслышать: – Держись крепче!

Что же, такого приключения в духе экшн-фильмов Джеки Чана в ее реальной жизни еще не было.

Она села позади Чарли, обняла его за талию и крепко прижалась к его спине, обтянутой дорогой кожаной курткой. Ее желание сбылось так быстро – они мчались на безумной скорости по безумному шоссе, но он был так близко, что она ощущала тепло его тела.

– Еще пятнадцать минут, и мы на месте! – крикнул он и заложил такой вираж, что у Анны закружилась голова.

Он чувствовал крепкие объятия Анны, как прижимается ее грудь к его спине. И тогда ему хотелось еще больше разогнать мотоцикл, чтобы взлететь до самых небес. «Моя душа летит рядом с ее душой как два воздушных шарика, привязанных к одной нитке», – вспомнил он слова английской песенки. Почему в китайском языке слово «душа» – синь лин – не употребляется с глаголами?

Поворот, и они въехали в Иньян. Полное впечатление, что они отсутствовали не день, а неделю. Все казалось совсем другим, новым, неожиданным.

У школы они отдали мотоциклы, Чарли всунул в руку старшему из троицы внушительную пачку денег. Взревев на всю улицу, мотоциклы сорвались с места и вскоре исчезли из вида, оставив за собой лишь пыльный шлейф.

Чарли смотрел на Анну, а она на него.

– Я еще раз прошу простить меня за вчерашнее, я не должен был допустить этого. – Он поклонился.

Она улыбнулась и легко тронула рукав его куртки:

– Ничего страшного! Мы живы, а это главное.

– Тогда пойдем в классы? Нас уже ждут, мы немного задержались.

У школьной двери Анна оглянулась.

– Смотри! Пока нас не было, клены стали желтыми и красными! За одну ночь! Как красиво!

Он с нежностью взглянул на нее, но ничего не ответил. В широком школьном коридоре они расстались. Анна, приближаясь к своему классу, услышала четкую китайскую речь. Заглянув в дверь, увидела, как ее коллега, учительница младших классов Кунь Чжан читает детям вслух. Кто-то из детей заметил Анну, вскрикнул, и вскоре класс напоминал растревоженный улей.

– Что такое? – удивилась Анна, обращаясь к Кунь Чжан.

– Они решили, что вы уже не приедете к ним, что вы за что-то прогневались на них, – сухо пояснила Чжан, захлопывая книгу и вставая со стула. – Я пойду, у меня дела. Надеюсь, вы будете успевать к началу урока. Что бы с вами ни происходило. – И она величественно выплыла из класса.

Урок покатился по своей колее. За ним следующий, потом еще. Потом она занималась дополнительно с группой отстающих. И удивилась, когда увидела у своего стола стройную красивую девушку с двумя косами.

– Здравствуйте, я – А-Су, – по-русски произнесла девушка.

– Вы говорите по-русски? – изумилась Анна.

– Да. Моя бабушка была русской. Она вышла замуж за китайца, и они жили в Шанхае, – рассказывала А-Су, слегка искажая слова. – А во время культурной революции их прислали сюда на перевоспитание. А мы сегодня идем в детский дом.

– Я помню. – Конечно, честно говоря, больше всего Анне хотелось увидеть Чарли. – Только давайте зайдем в гостиницу, я быстро переоденусь.

– Быстро? Хорошо. – А-Су улыбнулась, и они вышли из класса.

– В первый вечер, когда мы приехали, казалось, что будет холодно, но осень такая теплая. – Анна завела разговор на обычную для европейцев тему, совсем упустив из виду, что разговор для китайцев табу. Спохватившись, она стала задавать вопросы о детском доме, куда они направлялись.

В детском доме Андиньмэнь – бывшем здании школы, спешно переоборудованном под интернат, – звенели детские голоса. Утром дети учились в своих классах, а днем делали домашние задания, гуляли и занимались в кружках. Некоторые кружки расположились прямо в коридорах – несколько столов, учитель и много-много детей, старательно что-то мастерящих, рисующих. Из компьютерных классов раздавались восклицания, по коридору покатилась маленькая инвалидная коляска, управлял которой совсем крохотный малыш…

– А вот заведующая детским домом. – А-Су подвела к Анне миниатюрную женщину с ниткой нефритовых бус на шее. – Это Дай-На.

Женщина широко улыбнулась, протянула Анне руку лодочкой и произнесла что-то по-китайски.

– Я не очень хорошо говорю по-китайски, – сокрушенно вздохнула Анна.

А-Су перевела:

– Госпожа Дай-На рада, что вы приехали в Китай помогать нашим людям. Она очень признательна, что вы пришли в этот дом. Ее отец очень любил Россию, он работал на заводе вместе с русскими мастерами в пятидесятых годах. Госпожа Дай-На очень любит русские книги и фильмы. Она всегда ставит в пример детям Павла Корчагина.

Анна была тронута.

– Будет прекрасно, если смогу по-настоящему помочь вам и вашим питомцам. Мы уже говорили, что, если у вас есть дети, которые хотят учиться хореографии, танцу, я готова организовать даже дополнительный класс.

Дай-На закивала и сложила руки перед собой.

– Да, дети будут очень довольны. Уже набралось двадцать человек, разного возраста. – А-Су переводила бойко и ни разу не сбилась. – А теперь давайте осмотрим дом.

– А вот и Ю-Мэй – наша помощница, – представила Анне заведующая десятилетнюю девочку с серьезными глазами.

Она была единственная, кто выбежал из школы до начала землетрясения. Все ее одноклассники оказались под руинами здания. Многие пострадали очень серьезно. Сначала после трагедии она была грустной и молчаливой, сидела часами и молчала. Но постепенно ожила, что-то в ней сдвинулось. Она стала жизнерадостной и веселой. Вызвалась помогать педагогам ухаживать за обитателями детского дома, рассказывает им сказки, играет с ними.

Анна протянула девочке несколько плиток шоколада «Конфаэль».

– Се-се (спасибо). – Ю-Мэй улыбнулась Анне и двумя руками с небольшим поклоном взяла подарок.

Они прошли по этажам, осмотрели классы, спальни, столовую, понаблюдали за тем, как малыши вырезают из бумаги большие иероглифы.

– А это – наша гордость, – произнесла заведующая, открывая дверь класса.

В большом помещении стрекотала швейная машинка, пахло клеем, утюгом.

– Здесь делают туфли для балета.

Анна подошла к готовым к отправке пуантам – поверх туфель аккуратно были сложены ленты в виде бабочки.

– Очень трудно было научиться заложить три складки на носке и наклеить подошву, – объяснила Дай-На. – Но теперь мы это умеем. Произведенные товары отвозят на продажу в магазин подарков. После реализации выдается «зарплата» и ежемесячно инвалид получает около двухсот юаней.

Анна подошла к отложенным в стороне туфлям.

– А это наш брак, – вздохнула заведующая, – видите, подошва проклеена плохо, здесь носок нетвердый, а тут на подошве всего две складки… Но мы стараемся, брака все меньше…

Анна взяла в руки пару и вдохнула с детства любимый запах кожи, клея – новых балетных туфель.

– А вы не пробовали делать миниатюрные туфельки в виде брелоков для ключей? – поинтересовалась она.

Заведующая задумалась. Потом просияла:

– Отличная идея! Мы подумаем над ней.

В другом классе перед столами, заваленными красными нитками, сидели дети разного возраста и старательно плели сложный узел удачи.

– А это узел «Чжун-го» – «Китай», – пояснила Дай-На. – Очень хорошо туристы покупают.

– И его можно сделать меньше, в виде брелока для ключей, – поигрывая шелковыми нитями, предложила Анна.

Заведующая погладила рукой груду шелковых нитей, и женщины вышли из класса.

– Я узнаю, когда будет свободен класс для занятий с детьми, – сообщила заведующая. – Я слышала, что там нужны специальные перила…

– Да, палка, за которую держатся. – Анна согнула руку, показывая, как следует стоять у балетного станка. – А высота – примерно такая. – Анна снова показала рукой.

– Наши мастера все сделают к завтрашнему дню.

Раскланиваясь и улыбаясь, женщины простились. На город спустились лиловые сумерки. А-Су и Анна медленно шли по направлению к гостинице.

– Я тоже люблю советские фильмы и книги, – сказала А-Су. – Моя бабушка учила меня читать русских классиков. Я читала «Идиота» Достоевского, «Героя нашего времени» Лермонтова. Я до сих пор помню некоторые стихи Пушкина, которые разучивала вместе с бабушкой.

– Вы учитесь, А-Су? – поинтересовалась Анна.

– Да, я учу русский язык в городе недалеко отсюда. Моя мечта – Пекинский университет, но надо очень хорошо учиться.

– Я уверена, у вас все получится, – приободрила девушку Анна, – вы очень хорошо владеете языком.

Они дошли до гостиницы, и Анна почувствовала, как сердце, пропустив удар, забилось точно сумасшедшее…

У гостиницы стоял Чарли в окружении смуглых плотных подростков. Он о чем-то негромко говорил, а подростки почтительно его слушали. Анна попрощалась с А-Су и остановилась на расстоянии десяти шагов от входа. Оставаясь незамеченной, она смотрела на Чарли. И вдруг стала мысленно молить его, чтобы он сказал ей, что она ему не безразлична, что он ее любит, и тотчас же отругала себя за эти мысли. «Чарли женат, – сказала она себе строго, – у него семья. И потом – он живет так далеко от Москвы. Все, что ты хочешь, – невозможно. Нереально. По крайней мере, в этой жизни».

Анна твердой походкой приблизилась к входу в гостиницу, поздоровалась с Чарли и детьми и, затаив дыхание, словно прошла не мимо подростков, а огнедышащих драконов, стала подниматься по скрипучей лестнице наверх, к себе в номер.

Там она бросила сумку на комод и села на краешек кровати. Ужин она пропустила, теперь очень хотелось есть. А вот спать не хотелось, несмотря на то что сегодня был насыщенный рабочий день, а вчера – не менее насыщенный вечер. Анна стала вспоминать мастерскую в детском доме, где делали пуанты, маленькие прилежные ручки, мастерящие балетные туфельки – мечту многих девочек всех стран и народов. Вспомнила, как когда-то любила свои пуанты, разминала их, пришивала тесемки и проделывала множество разных манипуляций, о которых знает каждая балерина. Каждая танцовщица переделывает пуанты под себя, чтобы ноге было удобно… Задумавшись об этом, она вдруг вздрогнула. «Большой театр!» – сверкнула в голове мысль. Анна тотчас же набрала номер мобильного телефона управляющего балетной труппой Большого. Не зная, что будет говорить, она мужественно переждала первые долгие гудки и наконец услышала ласковый голос.

– Я знаю, что вы в Пекине, – без традиционно долгих приветствий начала она разговор, – я тоже в Китае, но далеко от вас. У меня необычная просьба… – И, сбиваясь, путаясь, повторяясь, Анна изложила свою просьбу.

Молчание надолго зависло в телефонной трубке.

– Я поговорю с ребятами, – пообещал управляющий труппой. – Но билеты и гостиница…

– Думаю, что город это обеспечит! – с жаром заверила его Анна.

Она сама не знала, откуда в ней эта уверенность, но интуиция подсказывала, что эта затея удастся. И все сложится. Иначе быть не может.

Через полчаса Анна спала глубоким сном, и снился ей танец снежинок из любимого новогоднего балета «Щелкунчик».

Утром она развила бурную деятельность. Поговорила с доктором Пелетье. Затем Луи позвонил в городской комитет партии. Потом, пока Анна была на уроках, доктор Пелетье переговорил со многими партийными чинами и аппаратом мэра. Вечером Анна и Луи отправились в комитет партии. Там, сидя у покрытого алой скатертью стола в окружении портретов партийных деятелей, Анна почувствовала себя героиней давно ушедшей эпохи. Однако перед ней сидели живые люди, облеченные властью, и только они могли ей помочь.

Днем ей позвонил управляющий балетной труппой Большого и сообщил, что на ее просьбу откликнулись две балетные пары, но отпустить он может только одну, так как артисты, даже если они не «работают» в спектакле, должны находиться «на замене», мало ли что. В Иньян поедет одна пара – Андрей Меркурьев и Катя Крысанова. Анна знала Андрея и Катю, очень ценила их талант. Андрей – удивительный танцовщик, с выразительными руками и ногами, великолепный артист, которому подвластны классика и модерн. В глазах Андрея Анна почему-то всегда читала легкую грусть. Она очень любила его номер «Адажио» на музыку Баха, хотя сам танцовщик уже давно разлюбил свой номер – слишком часто его исполнял. Андрей органичен и в роли Красса в балете «Спартак», и в роли Хосе в «Кармен-сюите», и в лирических ролях, и даже в комических, как например, в балете «Светлый ручей». Кроме того, ему удалось создать интересный пластический образ Эраста в спектакле «Бедная Лиза» постановки Аллы Сигаловой. С Катей Крысановой у Андрея сложился красивый дуэт. Например, номер на музыку Рахманинова «Весенние воды» – динамичный, легкий, казалось, что партнерша в руках Андрея невесома, как весенний цветок. Катя – рыжеволосая, общительная, мобильная – Анна не сомневалась, что эта балетная пара откликнется на просьбу выступить перед пострадавшими от бедствия.

Итак, положив руки, сцепленные в замок, на стол, Анна медленно и подробно изложила свое предложение: артисты Большого театра готовы выступить перед пострадавшими от землетрясения, в первую очередь перед ранеными и детьми. Здание – кинотеатр в городе. Так как пол на сцене жесткий, необходимо закупить специальный линолеум, Анна с помощью А-Су даже нашла сайт производителя и дистрибьютора здесь, в Китае. Линолеум можно заказать в Интернете, и доставка будет произведена через два дня. Стоит он не очень дорого. Еще нужен хороший сценический свет и хорошая звуковая аппаратура. Артисты Большого выступят бесплатно, но билет от Пекина и назад, а также номера в гостинице должен оплатить город.

Повисла тишина.

– Мы посовещались с товарищами, – выступил секретарь партийной организации города, – поговорили с мэром. Мы рады приветствовать российских артистов в Иньяне. Все будет организовано так, чтобы российские гости почувствовали себя удобно.

Анна выдохнула: «Свершилось! У меня получилось!» Она одарила собравшихся счастливой улыбкой.

– Анна, я горжусь вами, – серьезно, даже с неким пафосом произнес доктор Пелетье, когда они спускались по ступеням здания городского комитета партии. – Вы настоящий «наш» человек!

Навстречу им приближался Чарли снова в окружении подростков.

– Вы так и ходите все вместе? – задорно крикнула Анна. – Не расстанетесь никак?

У нее было отличное настроение, хотелось, чтобы все вокруг были счастливы.

– Я хотел вчера встретиться с вами, но подумал, что вам нужно отдохнуть, – ответил Чарли. – Сегодня мы сможем прогуляться?

– Конечно!

Теперь все: и доктор Пелетье, и подростки, даже случайные прохожие прислушивались к разговору, словно слова, произносимые этой парой, были полны особого смысла.

– Тогда после ужина! У гостиницы!

– Хорошо!

И Анна, все еще ликующая, легким упругим шагом направилась к гостинице.