Текст книги "Муж на уикенд"

Глава 7

Расстояние до лицея, где учится Настя, – пять минут пешком, но я бегу к байку. Спасибо друзьям, доставили домой не только меня, но и верного коня. Рывком натягиваю шлем и, не застегивая его, запрыгиваю на сиденье.  Разворачиваюсь, несусь дворами, как безумный. В голове бьется только одна мысль: надо успеть! Надо успеть!

С ревом врываюсь на школьный стадион и издалека слышу крики. Задираю голову и в ужасе застываю. На третьем этаже распахнуто окно, из которого свешивается голова девочки. То, что это девочка, отмечаю машинально по длинным волосам. За ней стоит целая толпа мальчишек и что-то кричит.

Вдруг кто-то проносится мимо. Боковым зрением вижу мелькнувшее мимо красное пальто, распахнутый в визгливом крике рот, безумные глаза. Тут же бросаю байк на дороге и срываюсь с места.

Красное пальто, застывшее под окном, одним толчком убираю с дороги, взлетаю на крыльцо и врываюсь в вестибюль. Закрытые турникеты ни на миг не останавливают меня. Просто цепляюсь руками и рывком перекидываю тело. Сзади раздаётся сирена.

– Куда? Кто вы? – кричит вслед голос то ли охранника, то ли вахтерши.

Но мне плевать на этих людей. Перепрыгивая через несколько ступеней, поднимаюсь по лестнице на третий этаж. По пути прикидываю, где может находиться эта аудитория, и угадываю правильно. Только сворачиваю в коридор, как слышу пронзительный крик.

Дергаю на себя первую дверь и останавливаюсь: нельзя напугать детей. Не дай бог случится непоправимое!

Осторожно открываю створку и вхожу в класс. Мгновенно оцениваю обстановку. Дети меня ещё не замечают. Они столпились у окна и громко кричат. Что происходит на подоконнике, не видно.

Следом в класс врывается тетка в красном пальто. Она тяжело дышит, глаза с размазавшейся тушью занимают пол-лица. Дергаю ее к себе и зажимаю рот ладонью.

– Заткнись, дура! – шиплю на ухо. – Испугаешь.

Отодвигаю ее от себя и прикладываю палец к губам. Она хлопает мокрыми ресницами, и наконец мои слова доходят до ее сознания. Я это вижу по глазам, наполняющимся слезами. Жестом показываю, чтобы не двигалась с места, и делаю несколько шагов к окну. Сейчас все выглядит довольно мирно: дети стоят у окна и дышат свежим воздухом.

– Ребята, пустите меня! – слышу пронзительный голос и вздрагиваю.

Это Настя? Или не она?

Толпа мгновенно группируется. Мальчишки приседают, но разглядеть за плотно прижатыми друг к другу спинами, что они делают, невозможно.

– Держите ее! – пыхтит высокий мальчик.

– Она вырывается.

– Идиот, хватай за ноги!

– Не получается!

Больше медлить нельзя. Я одним прыжком преодолеваю расстояние.

– А ну, разошлись, гаденыши! – рявкаю над головами детей.

– Ой! – взвизгивает кто-то.

Группа разваливается, и я вижу племянницу. Она лежит животом на подоконнике: ноги в классе, а голова свешивается вниз. Пальцами вцепилась в раму и тоненько визжит.

Я хватаю Настю за талию. Она дергается, словно хочет вырваться.

– Тихо, тихо! – приговариваю, гладя ее по волосам. – Настя, это я. Можешь разжать пальцы. Эти хулиганы тебя больше не тронут.

– Дядя Владик, прости, – поворачивает голову она и… отпускает руки.

И тут происходит неожиданное. От резкого поворота девочка теряет шаткое равновесие, и ее тело проваливается вниз. Я скольжу руками по ее телу и едва успеваю схватить ее за ноги.

Все происходит настолько быстро, что размышлять некогда. Теперь мы оба в опасности. Я упираюсь в пол, но кроссовки скользят по линолеуму, не находя устойчивой опоры. Начинаю вытаскивать Настю, которая от страха бьётся в истерике, но срываюсь. Еще чуть-чуть, девочка полетит вниз головой.

Внизу под окном уже толпятся ученики и учителя. Панические крики несутся со всех сторон.

Ситуация патовая! Как в шахматах, когда вроде бы нет ни шаха, ни мата, а ни одной фигурой нельзя сделать ход.

– Дети, помогите! – слышу крик сзади. – Держите его!

Чувствую, как в ремень, ноги, куртку, джинсы вцепляется множество пальцев. Они тянут меня назад, я не отпускаю племянницу. Когда Настина голова показывается над подоконником, я перехватываю ее за талию и прижимаю к себе. Мы, обессиленные, валимся на пол. Тело девочки все ещё трясётся крупной дрожью. Она прячет лицо у меня на груди и крепко обнимает руками.

Меня и самого колотит. Адреналин шумит в ушах. Зубы выбивают чечетку. И вот облегчение бежит волной по телу, я расслабляюсь.

– Все хорошо, дорогая, все позади, – шепчу племяшке, она только вздрагивает, из горла раздаются хрипы.

Только сейчас я замечаю толпу детей, облепивших меня со всех сторон. А на моих ногах сидит девушка в красном пальто. Она трет лицо длинными пальцами с французским маникюром. Даже в этой нервной ситуации я замечаю детали.

– О Боже! – приговаривает она. – Как же это? Как же это? Настенька, как же это?

– Может быть, слезете с моих ног? – спрашиваю ее.

Приглядываюсь: где-то я ее уже видел. Кажется знакомым это лицо и сладкий запах.

– Что? – девушка смотрит на меня непонимающим взглядом. Ее глаза окружены черными разводами, губная помада размазалась, поэтому рот кажется кровавой раной. Невольно передергиваю плечами: жуть просто. – Ой, да! Конечно.

Она пытается встать, но заваливается набок. Дети подхватывают ее под руки,

– Регина Викторовна, мы не хот-е-е-е-ли, – дружный вой бьет по ушам и на секунду оглушает меня.

Я смотрю на Настю.

– Ты как? Пришла в себя? – спрашиваю племянницу, пытаясь разжать ее руки.

– Я хочу домой, дядя, – шепчет она и намертво вцепляется пальцами.

Встаю, прижимая Настю к себе, поворачиваюсь и столбенею. Откуда в классе столько народу? Когда я прибежал сюда, здесь была только кучка детей. А сейчас толпа. Откидываю всех взглядом. Ученики, взрослые люди, охранник и даже женщина в белом халате смотрят сейчас на меня.

– Я забираю Настю, – говорю резко и направляюсь к двери.

Девушка в красном пальто мгновенно оказывается рядом. Она раскидывает руки и закрывает проход.

– Нет, нельзя!

– Мне, – делаю паузу и смотрю незнакомке в глаза. Где-то я ее уже видел, но где? И этот запах…. – Мне, можно! И смените наконец свои духи!

Вперёд выходит маленькая женщина с высокомерным лицом.

– Вы не можете увести ребёнка. Нам нужно разобраться в ситуации.

– Вот как? – чувствую, как адреналин, до этой минуты руководивший моими действиями, уступает место злости. – Разбираться мы обязательно будем, но не здесь и не сейчас. Насте нужен покой.

Говоря это, я толкаю женщину пальцем в плечо. Мне она кажется гномицей со старушечьим лицом, вставшей на пути у великана. Ее макушка едва застаёт до моего плеча.

– Но…

– С дороги, иначе…, – наклоняюсь к ней, – я выброшу вас из этого окна.

– Грубиян! – несётся вслед. – Как ты смеешь! – гномица поворачивается к охраннику и приказывает: – Иван Тимофеевич, вызывайте полицию!

– Ты все записал? – ловлю краем глаза мальчишку с телефоном.

– Ага.

– Отлично. Заберу его на время!

Вырываю из пальцев мобильник и шагаю к выходу, больше не встретив препятствий.

– Полицию хотите? Будет вам полиция! – бурчу, спускаясь по лестнице.

На улице останавливаюсь. Байк кто-то заботливо поднял и поставил в ячейку для велосипедов. Шлем покачивается на руле.

– Надень его, дорогая.

Настя натягивает шлем на голову, я помогаю его застегнуть. Уже заведя мотор, поднимаю голову: из распахнутого окна на третьем этаже на нас смотрит девушка в красном пальто.

И тут меня словно что-то бьет в солнечное сплетение. Черт, это же она, зазнайка из отеля! Я добываю из кармана телефон и, не отрывая взгляда от лица незнакомки, набираю номер Ванька.

– Чего тебе? – спрашивает тот. – Я занят.

– Слушай, друг, нужна твоя профессиональная помощь.

– Сопли не жуй! Выкладывай!

Мой друг – следователь райотдела. Я рассказываю ситуацию, он направляет в лицей наряд полиции. Для администрации школы, классного руководителя, той девицы в красном пальто, детей и их родителей скоро наступит ад.

Глава 8

Я несусь в класс, не чувствуя под ногами твердой почвы, не замечая ступенек, не слыша криков. Только распахиваю дверь и набираю в рот воздуха, чтобы крикнуть, как человек, бежавший впереди на несколько метров, перехватывает меня и закрывает рот широкой ладонью.

Он держит так крепко, что я захлебываюсь воплем, рвусь и дергаюсь, но не могу освободиться от стальной хватки. Мозг взрывается от паники и ужаса:

«Урод! Что делает? Сейчас произойдёт трагедия!»

Но мужчина словно не понимает, что я на грани обморока: он смотрит на детей. Почти теряя сознание от недостатка кислорода, обмякаю в его руках.  Бросив на меня быстрый взгляд, он ослабляет захват и прикладывает к губам палец. Я глотаю воздух раскрытым ртом и наконец соображаю, чего он хочет добиться, хотя пока еще не понимаю, что происходит.

И вдруг незнакомец отталкивает меня, одним прыжком достигает окна, раскидывает детей и… я не вижу больше Настю, а мужчина перевешивается через подоконник и сучит ногами по скользкому линолеуму.

– А-а-а, – вырывается из горла крик. – Дети, держите его!

Сама бросаюсь к незнакомцу и цепляюсь за широкий ремень. Пятиклашкам вторая команда не понадобилась. Они облепляют здоровяка со всех сторон, и мы сразу, одним рывком, затаскиваем его и девочку в класс.

Все дети в голос ревут от облегчения, и я с ними. Мы сидим на полу и дружно всхлипываем. Слезы льются потоком по щекам, размывая тушь, а эта некачественная, хотя и брендовая, сволочь попадает на слизистую глаз и неимоверно щиплет.

Я почти ничего не вижу перед собой, какие-то мутные разводы, но мне плевать! Мне хорошо! От счастья хочется кричать и обнимать всех вокруг. В порыве эмоций я прислоняюсь к чему-то мягкому, прижимаюсь щекой и вдыхаю тонкий аромат кожаной куртки, мужского парфюма, смешанного с запахом кухни.

– Может, слезете с моих ног? – мгновенно отрезвляет меня грубый голос.

Я вскакиваю и только сейчас замечаю, что аудитория наполняется народом. Казалось бы, все должны быть счастливы, но, увы: незнакомец – родной дядя Насти – насильно уводит ее из школы.

Дети собираются вокруг меня и стоят, тесно прижавшись. Их лица полны раскаяния и страха.

– Садитесь на свои места, – говорю им.

– Что теперь будет, Регина Викторовна? – тихо спрашивает Андрей.

Пожимаю плечами. Предполагаю, что ничего хорошего ждать не придется. Наверняка этот здоровяк поднимет шум. Даже представить страшно, как буду рассказывать о таком событии маме, и понимаю, что первый рабочий год в школе оборачивается для меня провалом.

Слезы снова набегают на глаза.

– Возьмите, – Юля сует мне в руку влажную салфетку. – У вас тушь… потекла…

 Пока я привожу себя в порядок, пытаюсь собраться с мыслями. Да, в классе чуть не случилась беда, но я настроена сначала разобраться в ситуации, а потом уже казнить или миловать детей.

– Как это понимать, Регина Викторовна? – сверлит меня взглядом завуч по воспитательной работе. – Почему ученики были в классе одни?

– Но…, – краснею я. Какая бестактность воспитывать учителя на глазах у детей! – Был урок математики.

– Илья Борисович, – завуч поворачивается к педагогу.

Тот стоит растерянный и красный, но от злости.

– Простите, а в чем я провинился?

Илья тоже первый год работает в школе и задерживаться здесь не собирается, поэтому дерзит администрации по полной программе. Я же внутренне сжимаюсь, боюсь, что его поведение лишь усугубит наше положение.

– Как в чем? – брови завуча взлетают, острый взгляд поверх очков пронизывает нас. – Вы оставили детей одних!

– Простите! В уставе школы не записано, что учитель-предметник не имеет права покинуть класс на перемене.  Это не детский сад, и не солдатская казарма! Я могу пойти в туалет, или в лаборантскую за учебником, в конце концов, могу поговорить в коридоре с родителями или с детьми.

Я облегченно выдыхаю. Мне бы и в голову не пришло сослаться на устав лицея, а ведь это основной документ, регламентирующий поведение учителя и учеников в учебном заведении.

– Илья Борисович, вы свободны, – машет рукой завуч и поворачивается ко мне.

– А урок?

– Отработаете во внеурочное время.

– За что я наказан? – вспыхивает Илья.

– Идите уже! Молоды еще, чтобы перечить!

Завуч выпроваживает посторонних из аудитории и поворачивается к притихшему классу. Я с тоской смотрю на осунувшиеся и заплаканные лица. Неужели мои добрые дети дошли до такого кошмара? Не верю! Здесь что-то другое!

Думаю так, а сомнения терзают душу.

– Рассказывайте! Кто командир класса?

Я вздрагиваю, словно получаю удар плеткой. Встаёт Андрей. Это вчера он бросал упрёки Насте и считал себя правым. Сейчас мальчик стоит, опустив плечи, и трясётся, потом поднимает глаза, но смотрит на меня.

– Регина Викторовна, простите нас, пожалуйста, – всхлипывает и замолкает, не в силах преодолеть рыдания.

– Мы больше так не будем, – подхватывают остальные.

– Мы не хотели толкать Настю, – выкрикивает Юля. – Мы ее спасали.

От нового шока у меня раскрывается рот. Я, как рыба, вытащенная на берег, пытаюсь что-то сказать, и не могу. Первой спохватывается завуч.

– Так, так, дети! Повторите, что вы сказали?

Оказалось, что у меня вчера создалась иллюзия благополучия, но ученики не успокоились. Полночи они переписывались в сетях с математическим классом. Дело дошло до взаимных упреков и оскорблений. Девочка из команды соперников сделала скриншоты и пригрозила отдать их своему классному руководителю. Вот потому на первой паре мои ученики были такие притихшие и испуганные. Они не знали, как поделиться со мной ещё одним преступлением.

Естественно, на перемене все опять набросились с упреками на Настю. Та разозлилась, выскочила в коридор и стала звонить маме. Мальчики попытались отобрать у неё телефон. Дети носились по холлу, ворвались в класс и оказались у распахнутого для проветривания окна. Настя вытянула руку и встала на цыпочки. Андрей подпрыгнул, чтобы перехватить мобильник, кто-то забрался на подоконник, но от толчка телефон выпал из пальцев и полетел на землю.

Все с криками высунулись из окна, прижав визжащую Настю животом к краю подоконника. Этот момент мы и увидели с незнакомцем. А дальше ситуация уже вышла из-под контроля.

– Что вы наделали! – закричала Настя. – Меня мама теперь убьёт! Где телефон?

Она резко свесилась вниз. Дети перепугались и потащили ее обратно, тут и подоспел незнакомец.

Как реагировать на такое, я не знаю. Слушаю учеников, а сердце обливается кровью. Пятиклассники действовали на эмоциях, но и мы, взрослые, не разобравшись в ситуации, наломали дров.

Стук в дверь отвлекает всех от горьких мыслей. В проеме показывается охранник.

– Простите! Лилия Вячеславовна, там полиция приехала.

Полиция? На негнущихся ногах я иду к стулу и опускаюсь без сил. Новый дружный вопль потрясает воздух.

– Регина, – шепчет мне завуч. – Звони родителям. Кажется, дело принимает плохой оборот.

Глава 9

Всю неделю я занимаюсь делами семьи. Мама и сестра были шокированы, узнав о том, что случилось в школе.

Опять ночую в квартире родителей: не могу оставить моих женщин одних. Весь день жду информации от Ивана, но, когда он позвонил, лишь уклончиво сказал:

– Не пыли, Задвора! Идёт следствие.

– Куда оно идёт! – зверею я. – Почтовой лошадью идёт? В чем там разбираться? Яснее ясного!

– Э-э-э, погоди. Тут интересная картина вырисовывается, – хмыкает Ванек и отключается.

Приходится ждать, пока Ванек выяснит все детали, а он, как назло, делает это тщательно и неторопливо. От его педантичности я схожу с ума, но и поделать ничего не могу.

Все же домашние попытки поговорить с Настей неизменно проваливаются. Она твердит одно:

– Никто меня не толкал. Я телефон уронила, вот и высунулась посмотреть, где он.

– Прекрати защищать этих хулиганов! – наконец рявкаю я.

– Ты сам хулиган! – вырывается у племяшки.

Она влетает в детскую, хлопает дверью и запирается.

У меня и челюсть отваливается: обычно тихая и веселая девочка превратилась в зверька.

– Влад, оставь ее в покое, – защищает дочь сестра. – Настюха пережила стресс. Дай время. Пещерно лучше, – тут она делает паузу и на всякий случай отходит на несколько шагов

– Говори уже, что хочешь сказать!

– Поезжай к себе домой, – выпаливает Янка сбегает к маме в кухню за защитой.

Я растерянно смотрю ей вслед. Может, и правда, погорячился? Не разобрался в ситуации, наломал дров? Я всегда быстро принимаю решения, мой холерический темперамент просто не дает времени на размышления и сомнения.

– Вот останется у твоей дочери детская травма на всю жизнь! – не сдаюсь я и заглядываю в кухню.

– Не останется! – отрезает Яна. – У детей очень гибкая психика. Поверь, вскоре скандал в классе будет казаться легкой перепалкой.

Но я не соглашаюсь с такой халатной позицией и ночь провожу в кошмаре. Мысли так и крутятся в голове. Хочется схватить за воротник пальто Настину училку, эту любительницу красного цвета и противного сладкого аромата, и хорошенько встряхнуть, чтобы знала, как с детьми надо работать.

– Завтра иди в приемную директора и забирай документы, – приказываю сестре наутро. – Не будет Настя учиться в такой школе!

– Влад, угомонись! – сопротивляется Яна. – Конец года, нельзя вырывать ребёнка из привычной среды. Да и денег лишних нет, чтобы школы, как перчатки менять.

Все ясно! Это упрек в мой адрес. Стою и в упор смотрю на Янку. Она тоже сверлит меня взглядом. Отец передал мне отель, чтобы бывшая семья имела постоянный доход, а я оказался дерьмовым и ленивым бизнесменом. Мне мало от жизни надо, но мама и сестра – это совсем другое.

– Да? Ты так считаешь? – уже не так рьяно сопротивляюсь я и снова начинаю наворачивать круги по комнате. – А если эта ситуация повторится? Я видел их классуху. Растяпа и ворона!

И тут в зал вбегает Настя. Ее лицо перекошено, по щекам текут слёзы. Смотрю недоуменно: я отправил ее с бабушкой в магазин, хотел поговорить с сестрой без свидетелей. И когда они появились?

– Дядя! – кричит Настя. – Регина Викторовна самая лучшая! Она нас любит! И уроки ведёт очень интересно. У всех ребят английский язык – самый любимый предмет. Я не хочу в другую школу.

– Настя, выйди! Эта тема не обсуждается. Мы с мамой сами решим твою судьбу!

– Мамочка, Влад все неправильно понял, – племянница бросается к Яне в объятия. – Я же говорила: никто меня не толкал. Вы не слушаете!

Захлебываясь от рыданий, Настя опять скрывается в детской, а на пороге появляется мама. Теперь на меня укоризненно смотрят две пары голубых глаз. Они так похожи на мои, что мороз бежит по коже. От отца мне и сестре достались высокий рост, темные волосы и густые брови, от мамы – ясная голубая радужка.

– К старости будем с тобой соревноваться, кто больше похож на Брежнева, – шутит сестра.

Мама рядом с нами кажется маленькой и хрупкой, как балерина.

– Ладно, – отмахиваюсь от родных. – Думайте сами. Но пусть посидит дома, пока все не утрясется.

Несколько дней идёт разбирательство. Яну и Настю вызывают в школу, на беседу с администрацией, родителями и одноклассниками. Меня они собой не берут. На все попытки их сопровождать, сестра категорично отвечает:

– Займись делами отеля! У тебя там куча проблем. А в школе ты, как слон в посудной лавке, все норовишь что-то сломать или испортить.

Я возвращаюсь к себе, но удовлетворения не получаю. Что-то гнетёт изнутри, словно червяк завёлся в сердце и точит потихоньку, как яблоко. Отель раздражает до зубовного скрежета. Удивляет ещё и то, что Настина классуха не требует машину. Хотя меня не должно это волновать совсем, но все же.

Чтобы занять чем-то полезным голову и время, я несколько дней инспектирую все службы отели и везде вижу развал и беспорядок. До намеченного совещания, где я должен буду выслушать предложения сотрудников, остается два дня. Но, наблюдая за менеджерами и администраторами, я не замечаю никакого движения и азарта. Такое поведение подчиненных нагоняет тоску.

Особенно раздражают горничные, которые одеты и причесаны не по уставу. Я постоянно делаю им замечания, но девушки смотрят в пол и молчат. Однажды, не добившись ответа, вызываю лифт, захожу в кабинку и тут слышу женский голос:

– На себя бы посмотрел сначала, козел! Тоже мне директор называется!

– Да кто его директором считает? – отвечает вторая девушка. – Гопник в драных штанах и потертой куртке.

Замираю от шока и в просвет между закрывающимися дверями вижу горничных, идущих по коридору. Поворачиваюсь к зеркалу. На меня смотрит высокий человек со щетиной на щеках и подбородке и потухшим взглядом. Длинные, до плеч, волосы взлохмачены, словно никогда не знали расчески. Любимая кожаная куртка сияет потертостями на локтях, сквозь прорехи на джинсах виднеются голые колени. Да и кроссовки не первой свежести, хотя и хорошего бренда.

Пожимаю плечами: никогда не придавал особого значения внешности и одежде, но люди, видимо, смотрят на меня по-иному. Хозяин элитного отеля должен выглядеть иначе. Вот и Настина учительница приняла меня за парковщика. Хорошо еще не за бомжа!

Так! Пора что-то с этим делать!

Но благие намерения тут же рассыпаются в пыль: звонит Ванек.

– Да! Слушаю, товарищ следователь! – радостно кричу ему.

– Какой я тебе товарищ? – ворчит друг. – Хочешь на шконке дни коротать?

– Пока еще не за что? Или где-то прокололся?

– Я шучу. Итак, по твоему делу. Понимаешь, следствие состава преступления не выявило.

– Как? Но я своими руками вытаскивал племянницу с того света!

– Ты все неправильно понял. Это была роковая случайность. Как сосулька, которая непременно падает кому-то на голову.

– Если бы классуха находилась в аудитории, ничего бы не произошло. Накажи ее хотя бы за преступную халатность.

– Увы, и халатности не было. В законе об образовании говорится, что учитель получает зарплату только за проведенные уроки и во время «окна» может находиться где угодно, не докладывая администрации об отсутствии. Тем более девушка вышла на полчаса, оставив детей под присмотром математика.

– Но она еще и классный руководитель!

– И что? Это же не ставка воспитателя. Всего лишь небольшой процент доплаты к основному заработку. Регина ничего не нарушила, хотя нервотрепку ты ей устроил приличную. Администрация взъелась, выговор влепила, и авторитет у родителей класса она потеряла. Эта история останется теперь пятном в ее личном деле и отразится на репутации.

Слова друга камнем ложатся на сердце. Получается, что сестра права: я действительно слон, который потоптался по невинной душе?

Ответа на вопрос у меня нет, но странное чувство шевелится в груди. И это не жалость, и не раскаяние. Волна неудовлетворения собственной жизнью поднимается из глубины и вот-вот затопит меня с головой.

Телефон вибрирует снова.

– Да! Ты еще не все сказал?

– Владислав Борисович, – кричит в ухе незнакомый голос. – Это я, парковщик. Девушка пришла, требует автомобиль.