Текст книги "Афанасий Никитин: Время сильных людей"

– Его светлость Асад-хан Джуннарский спрашивает тебя, кто ты и откуда прибыл, – прошипел кто-то сбоку.

Афанасий отшатнулся. Он и не заметил, как рядом очутился невысокий человек, завернутый в размахаистое платье, скрывающее фигуру. Должно быть, это был советник правителя.

– Так купец я. Прозываюсь Хаджа-Юсуф из земель Хорасанских. Прибыл в великий город Джуннар по торговым надобностям. – Афанасий поежился. Вопросы такого рода за время путешествий ему задавали часто, но к самому хану тащить зачем? Да еще с таким караулом? Могли б расспросить прямо на подворье.

– Город какой? – вопросил Асад-хан с трона и запил свои слова вином из кози гундустанского[53]53
  Кокосовый орех.


[Закрыть].

– Чего? – опять не понял купец.

– Из какого города ты родом? – пояснил советник.

– Из Герата, великого города, что стоит в долине чудесной реки Герируд. Воспетого самим Навои[54]54
  Алишер Навои (Низамаддин Мир Алишер) (1441–1501) – выдающийся поэт Востока, философ суфийского направления, государственный деятель тимуридского Хорасана.


[Закрыть]… – самозабвенно начал Афанасий – эту часть своей легенды он продумал и выучил назубок.

– А кто в твоем городе правит?

– Сейчас не знаю, а когда уходил, то властвовал внук чудесной Гохаршад, жены Шахруха, правителя из Тимуридов. Сама она из семейства Тархан, кое прозвание было дано семье лично Тамерланом.

– И что такого чудесного она сделала?

– Однажды Гохаршад поехала осмотреть мечеть и новую школу, а сопровождала ее свита из двухсот девушек. Когда об этом узнали, всех мужчин попросили из школы уйти, но один из них заснул случайно и просьбы не слышал. А когда проснулся, то он соблазнил одну из девушек. Об этом узнала Гохаршад и приказала всем девушкам из сопровождавшей ее свиты выйти замуж за студентов того медресе. И это стало…

– Хватит, хватит, – замахал сальными ладонями хан и вытер их о шаровары. – Зачем пришел?

– Хан спрашивает, по каким надобностям ты прибыл в наши земли, – не дожидаясь лишних вопросов, перетолмачил советник.

– Да говорю ж, по делам купеческим. Пришел коня продать, так как знаю, что в цене они здесь. Хороший конь, дорого сбыть можно. А на деньги, от продажи вырученные, собираюсь купить товар для своих земель.

– Какой товар? – спросил советник.

– Не знаю, – покачал головой Афанасий. – Много здесь товара, а для нашей земли нет ничего. Перец да краска. Волов отсюда вести – пошлины большие. Пока считаю, думаю.

– А веры ты какой? – донеслось с трона.

Афанасия прошиб холодный пот. Вот, значит, к чему эти вопросы странные. Подозревают, что не мухаммеддин[55]55
  Вера Мухаммедова – ислам.


[Закрыть]? Но с чего бы? Почему? Что знают? Кто им рассказал? Признаться или стоять на своем? И пару молитв прочесть почти дословно. Понахватался в дороге у «истинно верующих». Но с чего бы? Зачем? Безответные вопросы роились в голове, как те мухи, что не могли пролететь к еде через кисею.

– Исламской, конечно! – купец решил врать до конца.

– А чем ты это можешь доказать?

– Да вы что! – Афанасий рассмеялся, слишком, пожалуй, нервно. – Кто ж такие вещи доказать просит? Да и как? Скажу, что свинину не ем да вина не пью? Так разве то доказательство? Волосы с головы не брею – это да, виновен. Но привык так у себя в землях. А остальное… Или естество срамное, обрезанное, вам тут заголить? – ляпнул Афанасий в запале и сам испугался: ну как вправду попросят?

– Но-но! – прикрикнул хан.

Стражники подступили ближе, взяли на изготовку кинжалы. Смеяться сразу расхотелось.

– Доложили нам, что не исламской ты веры, – пискнул советник. – Намаз не совершаешь, на груди крест носишь.

Афанасий обомлел. Пока хворал он желудочной немочью, хозяйка успела рассмотреть его крест. И донесла. Тварь!

– Совершаю намаз, как и положено правоверному любому. Как только муллу с минарета заслышу, так сразу и совершаю, – зачастил купец. Он чувствовал, что голосом своим выдает себя же с потрохами, но остановиться не мог. – А амулет защитный, подаренный мне родственниками. Они люди темные, в кишлаке дальнем живут, суеверны много. Уж я говорил им, говорил, а они…

– Не ври! – вскипел хан, вскакивая на ноги. – То православный крест. Ты кафир[56]56
  Кафир – неверный, иноверец.


[Закрыть]! – Слова его звучали не вопросительно, а утвердительно.

Советник шагнул вперед, бесцеремонно засунул руку за ворот рубахи Афанасия и вытащил крест на крепком смоленом гайтане.

– Так они это… – пролепетал купец, холодея. – Не знали, что дарили. Просто вещь красивая понравилась. Или их самих обмануть могли.

– А ну-ка перекрестись слева направо, – пророкотал с трона хан, поднимаясь на ноги.

Оказалось, что это только внешне он слегка заплыл жирком. По характеру же это был жесткий и несгибаемый правитель, закаленный в многолетних войнах и интригах и не привыкший, чтоб ему лгали.

– Перекреститься? Это что такое? – прикинулся дурачком купец. Грех был не очень велик, но тут только начни, еще и на распятие плюнуть заставят.

Тяжкий удар навершием рукояти кинжала по затылку свалил его на колени. Хан легко сбежал с трона, ухватил Афанасия за волосы и потянул, приблизив его лицо к своему.

– Даю тебе сроку четыре дня. Если за это время не примешь веру исламскую, то коня твоего заберу и тысячу золотых потребую. А если примешь, коня верну и тысячу золотых пожалую. Понял?! – Он дернул Афанасия за волосы так, что у того на глаза навернулись слезы. – Понял, спрашиваю?

– Понял, – пробормотал в ответ тверич.

– Вот и славно, – сказал хан, вытирая руки о штаны. – Теперь ступай.

– Вещи хоть отдайте, – попросил Афанасий.

– Все ему отдать до последней монеты, – приказал хан. – А конь у меня в залоге останется. Добрый конь. – Он мечтательно закатил глаза. – Такого на дороге не догнать.

Афанасий вздохнул. Видать, хан положил глаз на белогривого красавца.

– Выпроводить! – пискнул советник.

Двое стражников подхватили Афанасия под руки и потащили обратно к двери. Третий уткнул острие копья между лопаток, чтоб не вздумал дергаться. Кто-то сунул ему котомку, набитую наполовину его вещами, наполовину прихваченными на подворье.

Купца протащили знакомыми коридорами мимо безучастной стражи. Под улюлюканье слуг пинками выставили за дверь. Последний пинок, пониже спины, был особенно чувствительным. По мысли пинавшего, он должен был опрокинуть Афанасия в дорожную пыль. Но купец устоял, обернулся и погрозил кулаком закрывающимся за ним воротам. Стражи с луками вполнатяга, следящей за ним со стены, он не боялся. Ближайшие четыре дня он был под самой надежной защитой – хан самолично снимет голову тому, кто решит покуситься на его жизнь. Но вот потом…

Об этом думать совсем не хотелось. Да и в голове было пусто. Раздобыть тысячу золотых в незнакомом городе за четыре дня? Гиблое дело. Сбежать? Тоже не выйдет, стража на выходе из города наверняка предупреждена и не выпустит. Принять веру Мухаммеда? От этой мысли его передернуло. Если тело примет смерть жуткую, лютую, то хоть душа бессмертная спасется. А если вере изменить, душу навек потеряешь, да и тело вряд ли живым останется. Не тот человек хан, чтобы отпустить живым человека, способного отмстить, пусть даже только и в помыслах. О Боже, Боже великий. Господь истинный, Бог великодушный, Бог милосердный!

Не зная, куда приткнуться, Афанасий пошел к подворью, откуда его вывели со скрученными за спиной руками. По памяти, ни у кого не спрашивая, нашел нужную улицу. Подошел к высоким, в полтора роста, воротам и постучал. Как и ожидалось, ему никто не ответил. Навалился на створки, с удовольствием почувствовав, как хрустит подгнившее дерево и качаются столбы, но не осилил. Наверное, потому, что сам не знал, зачем это делает.

Отомстить хозяйке? Избить ее до крови вместе с мужем безучастным? Так она опять стражу кликнет, и дело кончится темницей, а у него всего четыре дня. Там он их и проведет. Хана такой оборот дела о-о-очень порадует. Ведь он сможет и обещание свое насчет четырех дней сдержать, прилюдно данное, и конем завладеть.

Афанасию было некуда идти. Вряд ли кто даст приют человеку, попавшему в немилость к местному хану. Пнув в последний раз жалобно скрипнувшие ворота, он побрел куда глаза глядят. Улица скоро кончилась, превратилась в тропку, вдоль которой тянулись кучи отбросов. В них рылись невысокие остроухие собаки, злобно взрыкивающие на проходящего мимо купца.

«Ну вот, даже собаки на меня скалятся, – подумалось Афанасию. – Никто меня не любит». Не в силах идти дальше, он присел в тени разлапистого, похожего на елку растения и обхватил голову руками. Ему хотелось плакать, но слезы не шли. Чтобы как-то отвлечься от грустных мыслей, он выудил из мешка пергаменты и стал записывать, что видел.

Три дня пролетели незаметно. Никаких мыслей по поводу того, где взять денег, в голову Афанасия так и не пришло. В тщетной надежде отыскать хоть какую-то лазейку, он обошел кругом весь город, но так ничего и не нашел. Зато заметил, что к нему приставлены соглядатаи. Значит, переодеться в другое платье и как-нибудь выскользнуть за городскую черту не дадут.

Утром четвертого дня ночевавший под открытым небом, грязный и нечесаный, купец рассудил, что если уж пропадать, так с удовольствием. Выйдя на главную площадь, он нашел взглядом самое богатое питейное заведение. Вошел, кинул хозяину монетку, чтоб усадил его на лучшее место. Попросил блюд самых лучших, вина дорогого, о коем раньше и мечтать не мог себе позволить. Устроился и принялся трапезничать от души. На последние.

Наконец желудок его наполнился и не мог принять больше ни куска, ни капли. Афанасий надумал было уходить, но тут его внимание привлекли звуки, доносящиеся снизу, от входа в город. Глухие и неразборчивые поначалу, они постепенно обретали ясность и силу. Афанасий различил звуки боевых медных рогов. Пронзительные трели раковин шанкха и тяжкий, ритмичный грохот, от которого дрожала земля.

«Скоморохи, что ль, приехали?» – подумал купец. С его места была видна всю площадь, на которой наверняка и должно было состояться представление. Что ж, посижу еще, потешу взор напоследок. В дальнем конце улицы заклубилась пыль. Нет, не похоже на скоморохов. Сильно что-то пылят, да и музыка как на смотру воинском, а не на представление зовет.

Из клубов пыли появились босоногие мальчишки в белых чалмах. В руках они держали резные палки, которыми не стеснялись лупить прохожих, не поторопившихся освободить дорогу, и гнали брешущих собак и безразличных ко всему овец. Следом показались музыканты, громко и нестройно дудевшие в разномастные рожки. За ними из клубов пыли выплыла кавалькада из трех или четырех дюжин всадников, на одинаковых вороных конях. Держались они ровно, голова к голове. Ослепительно блестели начищенные медные доспехи. Народ встретил их появление радостными криками. За ними мерным шагом двигались пешие воины. Видимо, подбирали их специально по сложению. Все в сажень ростом и в поперечье такие же. На волосатых мускулистых телах – безрукавки с нашитыми железными бляшками. На головах – легкие кожаные шлемы. На плечах – шипастые шары герданов[57]57
  Гердан – среднеазиатская тяжелая двуручная палица с шипами.


[Закрыть]. Могучие руки сжимали отполированные ладонями рукояти.

Следом из клубов пыли выползла длинная серая змея с малюсенькой, но очень подвижной головой. Или не головой и не глаза то, а дыры дыхательные? Два длинных изогнутых штыря, покрытых золотыми насадками. А потом выдвинулась лобастая голова и с любопытством обвела площадь маленькими умными глазками.

Слон?! Значит, не барабаны то грохотали, а слышалась поступь лесного исполина. Да не одного. Следом за первым на площадь вышел другой слон. За ним третий.

Каждый нес на себе защитные пластины поверх цветастых попон с геральдическими знаками. У каждого на спине был поставлен домик-беседка, позолоченный и усыпанный драгоценными камнями. А в одной из беседок…

Купец спервоначалу не поверил своим глазам. Мехмет?! Хорасанец?! Живой и невредимый. В белоснежной чалме и дорогом кафтане. Стриженый и напомаженный. И смотрит хозяином.

Прежде чем Афанасий успел сообразить, что к чему, ноги сами сорвали его с места и вынесли на площадь прямо под ноги Мехметову слону.

– Мехметка![58]58
  Уменьшительное имя на Руси считалось знаком особого расположения.


[Закрыть] Мехметка! – заорал он что было силы.

Напуганный слон шарахнулся в сторону, сокрушив чью-то лавку. С разных сторон налетели стражники, закрутили Афанасию руки за спину. Повалили на колени. Схватили за волосы, оголяя шею, чтоб сподручнее было рубить. Сверкнула занесенная сабля.

– Мехметк-а-а-а!!! – снова возопил Афанасий.

– Эй! Стойте! – донеслось сверху.

Сабля замерла в воздухе, но хватка стражников не ослабла. Афанасий вывернул чудом оставшуюся на плечах голову, увидел, как ловким горностаем соскальзывает со слона его старый знакомец. Бежит к нему, пятная пылью сафьяновые сапожки.

– Афанасий, ты?! Вот не ожидал! – воскликнул Мехмет. – Да отпустите же его.

Стражники расступились.

Мехмед обнял Афанасия, тот в ответ заключил его в объятия.

– А я уж думал, сгинул ты на Волге. Убили тебя. – Афанасий украдкой утер навернувшуюся слезу.

– Да, я там не утонул чуть. Спасибо кайтакам, вытащили. Продать хотели, да попросил я их передать весточку их князю Алиль-беку. Они убоялись не передать. А Алиль-бек шурином Ширван-шаху приходится. Они быстро там меж собой разобрались. Меня накормили, в парчу одели да морем на Хорасанский берег доставили. Там посуху в Мешхед[59]59
  Столица Хорасана, второй по величине город Ирана. Известен огромным комплексом усыпальницы восьмого имама шиитов Резы, вокруг гробницы которого город и возник около тысячи лет назад.


[Закрыть]. А там уж и домой. Теперь вот сбором даней и налогов с этих земель ведаю. Мотаюсь туда-сюда по всем закоулкам. Порядок навожу. Пару управителей даже казнить пришлось за казнокрадство. Да что мы все обо мне! Ты-то как здесь очутился?

– По купеческой надобности все. Долги ж у меня в Твери. А после того как пограбили нас, пришлось искать, где деньгами разживаться, – уклончиво начал Афанасий.

– Ладно. Что мы в пыли, как нищие, разговариваем. Ну-ка, давай залезай на слона. Поедем, представлю тебя местному хану.

Афанасий рассмеялся:

– Да мы уж с ним познакомились. То-то удивится хан нашей дружбе.

– Представляю. У Асад-хана сердце льва, но голова барана. Если в нее пришла какая мысль, пусть самая дурная, он исполнит ее с рвением, достойным куда лучшего применения. Что там у вас вышло?

Афанасий кратко пересказал.

– Мда, – покачал головой Мехмет. – Наш Мелик-ат-туджар[60]60
  Титул верховного правителя, означающий в переводе «повелитель купцов».


[Закрыть] старается привлекать торговых людей из разных стран, развивать торговлю, а этот препятствия чинит. Ну, я ему устрою. – Мехмет стукнул кулаком по поддерживающей крышу балясине.

– Да ладно, не надо. Осерчает еще, совсем мне житья не даст.

– Ничего. Может, встряска ему на пользу пойдет, – белозубо усмехнулся хорасанец. – А то вдали от верховной власти распоясываются они. Хозяевами себя чувствуют. Краев не видят совсем, – почему-то разозлился он и снова хрястнул кулаком по балясине.

Погонщик вздрогнул, но даже не повернул головы.

Миновав площадь, колонна знатного вельможи остановилась у главных ворот дворца, которые незамедлительно распахнулись. Мальчишки-глашатаи и музыканты затерялись в толпе слуг. Конные воины разъехались в разные стороны, внимательно озирая стены изнутри. Воины с булавами встали веером перед парадным белокаменным крыльцом. Слоны медленно вплыли во двор и, понукаемые анкасами[61]61
  Анкас – похожий на лодочный багор инструмент для управления слонами.


[Закрыть] погонщиков, выстроились в линию, в центре которой оказалось животное, на котором восседали Мехмет и Афанасий.

Слуги подкатили к боку слона колесную башенку с широкой и пологой лестницей. Поддерживаемые под руки, друзья перелезли через край беседки и чинно спустились на каменные плиты двора.

Вышедший им навстречу хан поклонился, широко развел руки, приветствуя дорогого гостя, и замер, остолбенело глядя на Афанасия. За его спиной придушенно пискнул советник.

Глава десятая

В Индии началась зима. Не такая, как на Руси, со снегами под крышу и морозами трескучими, а дождливая. С неба лило так, будто разверзлись хляби небесные, как во времена великого потопа. Но местных это особо не смущало. Справа от носилок тянулись бескрайние поля, где крестьяне по колено в воде пахали, сеяли пшеницу, да рис, да горох, да еще какие-то неизвестные на Руси злаки. Слева шли уступами скалы того горного массива, на котором стоял Джуннар.

Афанасий разглядывал все это сквозь мутное окошко паланкина, который несли по размякшей дороге в стольный град Бидар восемь голых носильщиков. Мехмет на противоположном сиденье дремал, привалившись к обитому изнутри войлоком борту. Чалма съехала на сторону, на губах блуждала улыбка. Купец даже позавидовал его беззаботности.

Один из носильщиков поскользнулся в липкой грязи. Паланкин основательно качнуло. Скарб под сиденьями отозвался шуршанием и перезвоном. Мехмет открыл глаза, потянулся и зевнул во весь рот.

– Ну что там? – спросил он.

– Да ничего, едем. Дождь да грязища кругом, – ответил тверич.

– Одно и то же, – печально вздохнул вельможа и закатил глаза. – Надоело. Соскучился я по солнцу. Это у вас там на Руси его не увидишь, а у нас, в Хорасане, оно каждый день.

– А надолго это? – Афанасий кивнул головой в сторону окошка.

– Ливень? Месяца на четыре. Может идти, вообще не переставая. Я как в первый раз тут сезон дождей переживал, так чуть гашиш курить не начал с тоски.

Паланкин снова качнуло.

– А чего мы на слонах не поехали? – спросил Афанасий. – Больно тряско в носилках твоих.

– Зато низко, – рассмеялся Мехмет. – Если эти увальни нас опрокинут, то только шишек набьем. А если со слона скатимся да еще и беседкой сверху накроет, так можно и костей не собрать.

– То верно.

– Афанасий, а я вот тебя спросить хотел, за какой надобностью тебя в Бидар понесло? Ведь мог бы у меня денег взять да отправиться к себе в Тверь.

– Ну, это… По надобности торговой, – в сотый раз повторил свою сказку купец. – Здесь-то я товара подходящего найти не могу, чтоб был и невелик, дабы пошлины не платить, и дорог. А то и вообще можно не товар купить, а секрет.

– Это как? – не понял Мехмет.

– Вот смотри, можно купить сто мешков краски какой-нибудь для ткани особо стойкой. Нанять корабль, погрузить, пошлины заплатив, через все земли провезти и продать с выгодой невеликой. Да?

– Да, – согласился хорасанец.

– А можно узнать, как та краска делается, да составляющие с собой прихватить по горсточке. В свою землю привезти и там делать начать. И ни пошлин тебе, ни разбойников, что на каждом углу стерегут, ни иной напасти какой. Представляешь, какая выгода будет?

– Это если все составляющие в твоей земле есть.

– Не обязательно, – разгорячился Афанасий. – Составляющие – они дешевле, чем продукт готовый. Если их привезешь, все равно в наваре останешься немалом.

– Хорошо. Только за красками обратно в Джуннар возвращаться надо. Там мастеров знатных много и выбор большой.

– Не нравится мне с красками возиться. Да и не знаю я их. Я ж сын кузнеца. Мне б с железом работать.

– Тогда все равно не в Бидар надо.

– А куда же?

– В Парват и далее. Говорят, там великие кузнецы живут, что оружие делают, железо прорубать способное. Да только замкнуто они живут. Чужаков не привечают, особенно нас. Вряд ли поделятся секретом, даже если знают.

– Досталось им от вас на орехи?

– Они не хотели подчиниться. Пришлось наводить порядок.

– И что, многих побили?

– Побили-то многих, да еще больше ушли в непроходимые леса. Там обосновались.

– А вы что же?

– Да нам оно зачем туда лезть? Ни земли не распашешь, ни дани не соберешь. И в солдаты не набрать, плохие из индусов солдаты. Чуть что, оружие бросают и разбегаются по норам. Все самим приходится делать – и биться, и командовать, так что пусть уж лучше живут в джунглях своих.

– Значит, в Парват, говоришь? А далеко ль дотуда?

– Ден тридцать пути, если от Бидара считать.

– Не так уж далеко, – улыбнулся купец. – А дороги есть?

– Полдороги точно, а что дальше, неизвестно. Афанасий, а ты давно дома-то не был? – вдруг спросил Мехмет.

– Да почитай уж больше года как.

– Тоскуешь?

– Еще бы, – кивнул Афанасий. – А еще тяжко, что вера моя тут в гонении. Ни перекреститься, ни Иисусу помолиться на людях. Камнями побьют. А за Бидаром так же?

– Не, там вера индуистская, терпимая. Хоть кому молись, главное – другим не мешай.

– И то ладно.

Снаружи раздался крик. Металлический наконечник стрелы с хрустом проломил стенку около самого уха купца. Носилки закачались и накренились вперед. Мехмета сорвало с сиденья и кинуло на Афанасия. Еще несколько стрел пробили лакированные борта, но, к счастью для путешественников, завязли в обивке. Паланкин накренился еще больше и завалился набок. На дверь, которая теперь стала полом, начала быстро натекать бурая жижа. Снаружи снова послышались крики. Заржали лошади. Протяжно затрубил раненый слон.

Вопросы были излишни – кто-то напал на кортеж. Но у кого хватило смелости покуситься на жизнь знатного хорасанского вельможи? Все эти мысли разом отобразились на лице Мехмета, пока он пытался встать на ноги, стараясь не заляпать при этом своих драгоценных сапог.

Где-то совсем недалеко рявкнула пушка. Послышались сочные шлепки картечного заряда по толстым листьям пальм. Снова заржала лошадь. Что-то тяжелое с треском сломалось, а затем плюхнулось в жидкую грязь. Закричали люди, сходясь в рукопашной, послышался лязг металла о металл. Снова громыхнула пушка. По ставшему потолком борту паланкина застучала вырванная откуда-то щепа. Треснувшее стекло блестящими осколками посыпалось внутрь. Следом внутрь экипажа полилась вода.

Прикрывая лицо от осколков, Афанасий кулаком выбил дверцу и высунул голову в прямоугольный проем. Из-за стены дождя выскочил человек. Он взмахнул рукой. Сабля глубоко ушла в дерево в том месте, где только что была голова тверича. Купец ухватился одной рукой за клинок, вынырнул из проема и стукнул нападавшего пудовым кулаком под чалму. Тот дрыгнул в воздухе ногами и скрылся в потоках воды. Сабля улетела вместе с ним, чуть не отрезав Афанасию большой палец. Черт!

Купец подтянулся на руках, перекатился через плечо по борту паланкина и соскочил вниз, подняв фонтан брызг. Двое носильщиков лежали неподалеку мертвее мертвого. Других видно не было. Может, успели отползти, а может, и в полон попали.

За спиной раздались шлепки босых ног. Афанасий ударил с разворота и подхватил выпавший из рук нападавшего кинжал. С недоумением уставился на странное оружие. Треугольное лезвие заканчивалось ручкой с двумя палками, тянущимися назад. Он уцепился за рукоять. Палки легли с двух сторон запястья. «Да их и как щит использовать можно», – подумал Афанасий, прислушиваясь к новым выстрелам. Они звучали где-то далеко позади колонны. Неужели их стражники сбежали? Нет, не сбежали. Звуки битвы слышались уже совсем близко.

Под ноги купцу упал один из огромных стражников с разрубленной головой и порезанными ладонями. Палицы в его руках не было.

– Что тут у нас? – спрыгнув с верха лежащих на боку носилок, вопросил Мехмет. В руке его поблескивала короткая сабля с тяжелой гардой.

– Да черт его… Дождь, не разобрать, – ответил Афанасий, пытаясь разглядеть, что происходит за водяной завесой.

Сеча стихла на мгновение, затем разгорелась вновь. Послышался глухой удар врезающейся в кость стали. Сочные шлепки медных палиц по телу. Чей-то крик оборвался на высокой ноте. Перешел в бульканье чей-то хрип. И снова все стихло. Афанасий выставил кинжал вперед, чтоб встретить нападающих на самой дальней дистанции, но из потоков дождя никто не появился, хотя, судя по звукам, кто-то там все-таки был. Свой ли, чужой?..

Купец отступил назад и прижался спиной к дну носилок. Почувствовал рядом горячее плечо Мехмета. Его друг сильно дрожал, то ли от страха, то ли в горячке предстоящего боя. Но боя все не было.

– Неужели отбились? – вполголоса спросил хорасанец.

– Не знаю, – краем губ ответил Афанасий. – Здесь-то тихо, а там вон, слышь?

Сквозь шум дождя донесся басовитый раскат пушечного выстрела и треск ломаемого дерева. Звуки удалялись.

– Уходить от носилок надо, пока не заметили, – почти прошептал Мехмет.

– Поздно, – мрачно ответил Афанасий.

К ним со всех сторон приближались воины. Все они были босы, на многих не было никакой одежды, кроме набедренных повязок и связок бус на шеях. А на некоторых вообще не было ничего, кроме бус. В руках медные щиты и короткие мечи, направленные остриями в грудь путников. Иные держали в руках большие луки с наложенными на тетивы стрелами. Потоки дождя смывали с их тел ручейки крови, своей и чужой.

Мехмет замысловато выругался.

– Если сразу не убили, так, глядишь, еще узнаем, кто на нас напасть решил, – горько пошутил Афанасий. – Может, сдадимся на милость?

– Вот уж нет, в полон не пойду, пытать себя не дам, – рявкнул Мехмет, занося над головой саблю.

– Так я и думал, – вздохнул Афанасий, крепче сжал в ладони хитрый кинжал и закричал в сторону нападающих ярмарочным зазывалой: – Подходи, народ, не стесняйся!

Над их головами раздался трубный рев. В ореоле брызг и сорванных веток появился над ними огромный слон. Глаза его были налиты кровью, хобот вздернут вверх, уши прижаты, а в боку торчало короткое копье. Башенка на спине лишилась крыши, седоков в ней не было. Подвывая, он с разбегу врезался в толпу нападающих, разбрасывая людей, как тряпичные куклы. Подцепил бивнями повозку и отшвырнул ее в сторону.

Афанасий схватил Мехмета за ворот кафтана и потащил в сторону.

– Куда? – прохрипел тот.

– В горы, там прятаться сподручней, – ответил Афанасий, волоча друга, как бычка на веревочке.

– Отпусти, сам пойду.

Вдвоем они забрались на каменную террасу, пробежали по ней и перебрались на другую. Дождь поутих, и слегка развиднелось. Уже не рискуя ежесекундно переломать ноги в трещине или оступиться на скользком камне, они поднялись еще выше, на новую террасу. Постепенно сужаясь, та превратилась в узкий козырек над десятисаженным обрывом. Внизу виднелись острые камни. Прижимаясь спинами к каменной стене, они прошли еще дальше. Спустились в узкую расщелину, по колено заполненную водой. Остановились, натужно переводя дыхание.

– Кажется, оторвались, – пробормотал Мехмет, переложивший саблю в левую руку, а правой держась за ноющий от напряжения бок.

– Похоже. Только укрыться б надо где-то. А то вода сделает то, чего супостаты не смогли, – ответил Афанасий, оглядывая верхушки окружающих их стен. – Кто это хоть был-то?

– По виду на местных похожи, – пожал плечами Мехмет. – А кто их послал, Аллах ведает.

– И в голову ничего не идет? – спросил Афанасий, прилаживаясь карабкаться вверх по стене. – Ну-ка, давай следом.

– Ох, не знаю, – ответил Мехмет, пробуя пальцами с отполированными ногтями неровности камня. – Может, решили восстание поднять. Может, специально отряд кто послал с заданием разведывательным или чтоб меня в плен взять. А может…

– И ты об этом подумал? – спросил Афанасий, тяжело подтягивая грузное тело на очередной уступ.

– Ага, – ответил Мехмет, легкой ящеркой карабкаясь вверх по стене. – Может, это Асад-хан своих людей послал. Поквитаться за устроенный ему разнос. Что ж, бывает. Вот доберемся до Бидара, соберу войско и вернусь. Устрою допрос с пристрастием, – размечтался Мехмет, выбираясь на стену и протягивая Афанасию руку.

– Осторожней надо до Бидара добираться, – кряхтя, ответил тот. – Если разбойники, то, конечно, след их давно простыл, а если специально посланные люди – искать они тебя будут.

– Ничего, нам бы только до города какого-нибудь добраться, не Джуннара, разумеется. Там приду к хану, коней возьму и свиту в провожатые.

– Только сначала надо харю помыть да одежу поправить, – рассмеялся Афанасий, глядя на друга. – А то ты не на визиря, а на нищеброда похож.

– А сам-то? – глянул на Афанасия хорасанец и тоже рассмеялся.

– Ладно, пойдем ужо. Нечего рассиживаться. А то темнеть начнет скоро.

– Да, пожалуй. Только надо бы укрытие какое найти. Как стемнеет, идти будет опасно, – сказал Мехмет, легко поднимаясь на ноги. – Тут пещер всяких много. Найдем посуше, укроемся до утра.

– Поесть бы еще чего-нибудь, – добавил Афанасий.

– Можно зверя какого-нибудь поймать или змею, только придется сырыми их есть – костер развести все равно нечем.

– Пока я еще не готов, но если так пойдет дальше, то я и сырым какого-нибудь гада схарчу, – хохотнул Афанасий.

Они шли часа два и ближе к сумеркам набрели на пещеру высотой в рост человека и глубиной шагов десять. Пол был сухой, ровный и совсем не холодный. Друзья решили, что ничего лучше они не найдут, и решили заночевать здесь. Мехмет, не задумываясь, стянул мокрую одежду, отжал и разложил на полу поближе к входу. Сам улегся прямо на камни в дальнем конце. Афанасий посмотрел на него неодобрительно, покачал головой и лег, не раздеваясь. Помучился немного и тоже разложил свое тряпье рядом с одеждой визиря.

Проснулся он рано, когда в пещеру только начали пробираться хмурые отблески дождливого рассвета. Вынул из-под себя царапающий бок камешек и повертел головой в поисках того, что могло его разбудить. Оказалось, разбудил его Мехмет. Голый, в одной чалме, но с саблей в руке, он стоял на карачках в дальнем углу и разглядывал что-то на полу. И даже, кажется, принюхивался, трепеща ноздрями. А может, и прислушивался, прикладывая ухо к камню. Или и то, и другое, и третье?

– Дружище, что ты? – шепотом вопросил Афанасий, втайне надеясь, что друг его не повредился разумом от передряг последних дня и ночи. – И сабля тебе к чему?

Тот не ответил, даже не обернулся, только поманил купца рукой. Афанасий, не распрямляясь, на четвереньках, подполз к нему, опасливо косясь на оружие.

– Чего там?

– Разговоры какие-то слышатся. И едой пахнет, – одними губами ответил хорасанец.

Афанасий углядел в полу широкую трещину, наклонился к ней. В ноздри ударил запах овощного, без мяса, варева, но изголодавшемуся купцу он показался аппетитней амброзии. Затем стали различимы голоса, словно пел кто-то или читал молитву нараспев.

– И давно это так?

– Да уж порядочно. Я сначала голоса услышал, а потом, когда поближе подобрался, и запахи различил, – пояснил хорасанец. – Но и это еще не все.

– А что же?

Мехмет поднялся и подошел к дальней стене. Жестом ярмарочного фокусника ткнул в нее пальцем:

– Видишь?

– Нет, – честно ответил Афанасий, щурясь и пожимая плечами.

– Правильно, – улыбнулся Мехмет. – А так? – Он широким жестом стер осевшую на камнях пыль.

– Кладка каменная? – ахнул русич.

– Точно, причем не кладка, а даже заслонка. Не от людей сделана, от зверей. Просто камни положены друг на друга без раствора. Руками вынуть можно. И оттуда тоже теплом и едой тянет.

– Так надо быстро отсюда убираться, – пробормотал Афанасий, собирая с пола свою одежду. – Пока они нас не учуяли.

– А вдруг то верноподданные наши и у них можно обрести защиту и кров? – спросил Мехмет.

– А вдруг те самые бандиты, что на тебя засаду устроили давеча на дороге? Может, тут и логово их?

– Может, и так, но посмотреть все равно надо.

Тонкими, но сильными пальцами хорасанец принялся раскачивать верхний камень. Осторожно вытянул его из кладки и принялся за следующий. Афанасий обреченно вздохнул и принялся помогать. Опять, в который уже раз, он шел на поводу у более энергичного спутника.