Текст книги "Другая звезда. Часть 1. Лучшее предложение"

Глава третья

В добрых, красивых историях герой, благополучно избежавший огромных проблем в жизни, на следующее утро просыпается бодрым, свежим, желающим свернуть горы и обнять окружающий мир. В подобных рассказах все всегда заканчивается хорошо, и герой живет долго и счастливо.

Моя новая жизнь началась совсем иначе… Благополучно распрощавшись с молчаливым водителем Джафара Аркадьевича, я вернулась домой, включила телевизор в надежде посмотреть очередной глупый сериал, но вместо этого неожиданно для себя вырубилась и умудрилась проспать оставшийся день и всю ночь. А утром радостно сверзлась с кровати на пол, сильно потянув на себя одеяло и отбив все выступающие части тела. Но, как ни странно, мне ничего не снилось.

Охая и стеная, припадая сразу на обе затекшие ноги, благо никто не слышал, я добралась до кухни и принялась варить кофе, в кои-то веки вероломно изменив собственной лени и не соблазнившись растворимым напитком. Через месяц мне исполнится двадцать семь, а то и все семьдесят. В последнем числе я была уверена больше, чем в первом.

А еще на меня накатила черная меланхолия. Это когда в целом все нормально, но мир кажется безрадостным местом и юдолью тревоги и сплина. Решив отвлечься, я набрала отцу. У него все шло по-старому: мама скоро допишет книгу, а потому нервничает сильнее обычного. Также по секрету папа сообщил, что скоро им привезут редкий древний манускрипт, а посему он планирует на недельку переселиться на работу, чтобы подробнее изучить новинку, а заодно не мозолить глаза жене. Поинтересовался, все ли у меня в порядке. Но я решила пока не рассказывать о потенциальных изменениях в жизни, поэтому попрощалась с ним, передала привет маме и прикинула, что день рождения с родителями, наверное, получится отметить, потому что раз у них дома все так серьезно, то книга будет готова недели через две-три. А дальше мама Вика снова ненадолго вернется в окружающую действительность, до новой идеи и следующей пухлой книжки.

Я хотела было набрать магазин, узнать, как прошел день. Потом махнула рукой и полезла в душ. Если я все правильно поняла, девушкам нужно научиться обходиться без меня. И, хотя хочется бросить все и побежать к ним, придется смириться и учиться жить по новым правилам.

Душ меня взбодрил. Я вылезла из-под струй воды если не умиротворенная, то, по крайней мере, повернутая к миру лицом. И, раз уж звонок до сих пор не поступил, решила заняться насущными делами, до которых обычно не доходят руки: вымыла окно в кухне, мимоходом порушив жилище двух пауков, благополучно обитавших внутри рамы, разобрала кухонный шкаф, из которого все собиралась выбросить еще год назад. Дальше дело дошло наконец до теплых вещей и обуви, стоявшей вперемежку с летней. Никто так и не позвонил, поэтому ближе к полудню я окончательно перебралась на кухню, намереваясь честно заняться готовкой: в холодильнике лежала копченая скумбрия, от запаха которой у меня сразу потекли слюнки. Прикинув, что пара кусочков рыбы с черным хлебом и маринованными огурцами – именно тот вид телесной терапии, который мне необходим, я решительно разложила на столе бумагу и принялась за чистку. И, конечно же, по закону подлости, как только я вымазалась по самые уши, в заднем кармане тесных домашних джинсов зазвонил телефон.

Вот скажите: вы когда-нибудь пытались ответить на телефонный звонок, одновременно терзаясь необходимостью положить куда-нибудь недоеденный кусок рыбы, проглотить то, что в этот момент было во рту, и заодно хоть как-то вытереть руки салфеткой, чтобы потом залезть за телефоном в карман? Естественно, у меня не получилось ни второе, ни третье. Потому что я сразу же выхватила из кармана телефон, о чем успела пожалеть лишь пару мгновений спустя, осознав, что на джинсах расползается жирное пятно, а телефон теперь будет пахнуть копченой рыбой.

– Да, слушаю, – проорала я в трубку, пытаясь отцепить от другой руки налипшую рыбью шкурку.

– Счастлив это слышать, – провозгласила трубка голосом Джафара Аркадьевича. – Собирайся и дуй сюда. Одна нога там, другая – здесь.

На том конце послышались короткие гудки. Я озадаченно уставилась на аппарат, умудрившись параллельно почесать нос самой «рыбной» из двух рук. Не то чтобы директор слишком часто мне звонил – по пальцам одной руки можно пересчитать, – дело было в его специфической манере общения по телефону. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что единственный и к тому же поздний сын министра Аркадия Бессонова взращивался в обстановке закрытости и подозрительности. Поэтому в телефонных разговорах им выдавалась исключительно законопослушная и порой бессмысленная для посторонних ушей информация, которую можно уложить примерно секунд в тридцать, не более. Были и те, кто над этим подшучивал. За глаза, разумеется. Мне это смешным никогда не казалось. Но вот что-то уточнить или переспросить было нельзя, так как этот номер предполагал только исходящие звонки, перезвонить было невозможно. А личного номера Джафара Аркадьевича у меня, разумеется, не было.

Я осторожно положила вкусно пахнущий скумбрией телефон на чудом уцелевший чистый клочок бумаги и пошла умыться. По тому же пресловутому закону подлости средство с лимоном закончилось накануне – я как раз собиралась его купить, но не успела. А обычное мыло справлялось с мытьем хуже. Я остервенело терла руки под холодной водой, разыскала в загашнике соду, но и это не сработало. В конце концов я не придумала ничего лучше, чем достать с полки уксус и помыть руки им.

То, что какая-то часть уксуса попала на только что надетые джинсы, я поняла уже в такси, когда пространство вокруг меня начало заметно попахивать кислятиной. Оставшуюся часть дороги до входа на территорию Академии я провела в попытках поправить ситуацию влажными салфетками, но, по-видимому, в этом не преуспела, поскольку таксист потратил в два раза больше времени на осмотр моих документов и неуловимо морщился каждый раз, когда ветерок дул в мою сторону.

Далее последовала стандартная процедура прохождения проверки. Охранники, уловив запах уксуса, тоже по три раза проверили все предъявленные бумаги, а потом на всякий случай несколько раз прогнали через рамки и после третьего пробега все же пропустили внутрь. Дальше последовал стандартный подъем-спуск. И не прошло и двух часов с момента звонка, как я, на ходу приглаживая волосы и пытаясь поправить футболку, уже стучала в кабинет 434, на который сегодня почему-то повесили табличку «Малый конференц-зал».

Дверь услужливо распахнулась. И я узрела спину Джафара Аркадьевича в окружении сонма золотых лучей. Я прикрыла рукой глаза и зашла в помещение. Вчера еще пустая стена позади директорского кресла буквально сверкала и переливалась всеми цветами радуги – на гигантской мозаике был изображен его сиятельство Джафар Аркадьевич Бессонов в образе императора-основателя. У подножия его императорского трона, обитого синим бархатом, со спинкой из золота, сделанной словно бы из множества лоз и вензелей, возлежали львы, покорно склонившие головы к ногам директора. Золотые локоны, стянутые тонкой полоской золотого венца, рассыпались по плечам. А сам он, облаченный в белую тогу с синей полосой, нежно и отечески взирал на этот мир с налетом легкой грусти, но глаза при этом были добрые-добрые. Плечи его слегка поникли – видимо, под грузом безмерной ответственности. Но вся поза выражала решимость и непреклонность. В одной руке директор сжимал императорский меч с рукоятью в форме грифона, а другую прижимал в груди, явно защищая устав Академии. Все это великолепие занимало пространство от пола чуть ли не до середины стены, ослепляя и наталкивая на мысль о несовершенстве Вселенной.

– Как тебе? – поинтересовался директор, не поворачивая головы. По его тону было невозможно о чем-то догадаться.

– Трындец, – честно ответила я, от глубины впечатления окончательно растеряв все подобающие манеры.

– Между прочим, подарок наших коллег из Южного Сектора, – директор обернулся и погрозил мне пальцем: – Завтра делегация приезжает. Все как один важные люди, уважаемые. Надо будет поблагодарить и рамку подобрать еще.

– Золотую? – не выдержала я, понимая, что перехожу все грани приличия. Но никак не могла промолчать.

Директор очень громко хмыкнул, заронив во мне смутные подозрения, что он еле сдерживает не подобающий случаю смех. Но у него опыта было побольше, поэтому он сумел остаться серьезным. Вместо ответа Джафар Аркадьевич подошел и накрыл себя, то есть свое изображение, лежавшим рядом льняным чехлом. В комнате сразу стало заметно темнее.

– Ну а теперь к делу, – директор извлек из ящика стола небольшую папку и поманил меня пальцем: – В общем, новости хорошие. Во-первых, лицензию тебе возвращают, причем без экзаменов. Просмотр фото пропавших детей зачли. Тут твой новый пропуск на территорию Академии с ускоренной проверкой, в него уже вписан номер. Сможешь ходить на занятия: тебе не помешало бы освежить воспоминания. Во-вторых, здесь договор на сотрудничество с отделом магической безопасности. Я переслал им твои результаты, они сразу же запросили данные для подписания контракта. Еще из хорошего, работа у них засчитывается за два года вместо одного ввиду повышенной напряженности. Так что через два с половиной года – максимум три, если захочешь, будешь свободна от всех обязательств. Но прежде подумай: обычно оттуда никто сам по доброй воле не уходит. Ты для них – ценное приобретение, помни об этом. Ну и не забывай, что стажа у тебя кот наплакал, так что советую не выпендриваться, а хотя бы поначалу не отсвечивать и побольше слушать умных людей, например, Владимира Ильича Теслу.

– Там Тесла будет? – одной этой новости было достаточно, чтобы я приросла к месту. Легендарный техномаг, потомок великого Теслы, долго был моим любимым персонажем. Я мечтала, что однажды смогу попасть на его спецкурс, но он в тот год решил не набирать отдельный курс, а предпочел заниматься с уже набранным потоком. А тут оказалось, что мы будем работать в одном отделе. Сказка!

– Да, – степенно кивнул директор, – Тесла – начальник твоей группы. Постарайся уж наладить с ним отношения. Потому что рекомендации тебе будет давать он. Да и остальная группа достойная.

– А кто еще будет, Джафар Аркадьевич? – рискнула поинтересоваться я, поскольку настроение у директора было благодушное.

– Да еще человека три наберут. Пока точно знаю, что будет Максим Прохоров. Остальных тебе уже Тесла сам представит.

Мое сердце пропустило удар. Копна темных непослушных волос, ярко-синие глаза, белоснежная улыбка… Первый красавец всего факультета техномагов. Идеальный всегда и во всем. А еще моя первая любовь.

* * *

До сих пор не знаю, как так получилось. В середине второго курса я была настолько поглощена учебой, что совершенно ничего вокруг не замечала. И в один из дней, будучи в очередной рассеянности, налетела в коридоре на молодого человека. То ли от удара, то ли от банального действия силы тяжести моя сумка с книгами и тетрадками порвалась, ее содержимое выпало и рассыпалось по всему коридору. Я ойкнула и принялась собирать свои вещи. А пострадавший молодой человек вместо гневной и заслуженной мною отповеди принялся помогать. Позже, конечно, я перед ним извинилась. А на следующей паре, которая, как выяснилось, была у нас общей, он подсел ко мне. И все занятие мы мирно писали конспект, практически не разговаривая друг с другом. В перерыве в качестве дополнительных извинений я угостила его чаем из термоса, а он меня – шоколадкой. И с тех пор на всех общих парах мы садились вместе.

Стыдно признаться, но его имя я прочла на одной из тетрадей спустя почти неделю после знакомства, потому что сразу не спросила, а после было как-то неудобно узнавать. Максим Прохоров, студент второго курса факультета техномагии. Тетрадки у него, кстати, всегда были в идеальном состоянии, а за конспект любой из студентов точно пошел бы на подвиг – я понимала их, глядя на аккуратные страницы, исписанные каллиграфическим почерком. Но я была удачливее: у меня эти конспекты были по первой просьбе, да даже и без оной.

Если меня разбудить ночью и спросить, кого считаю идеальным человеком, отвечу, не задумавшись ни на секунду: Макса. Он действительно был идеален – почти за три года отношений мы даже ни разу не поссорились. А если наши мелодии звучали не в лад, то причина была исключительно во мне.

Максим был сыном известного бизнесмена и одного из меценатов Академии, Александра Прохорова, который к тому же имел дворянское происхождение, чем очень гордился. Мне в качестве потенциальной невесты он был, мягко говоря, не рад. Причин вслух никто не озвучивал, считали, что я сама должна понять. Я не понимала, а Макс наотрез отказался обсуждать эту тему. Да я особо и не настаивала: я собиралась жить с Максимом, а не с его семьей. Уже потом я узнала, что он, деликатнейший, исключительно вежливый человек, перессорился со всей родней, которая осмеливалась протестовать против такой неподходящей партии. Позже они меня не то чтобы приняли – скорее, смирились. Правда, видела я их всего раз, но не забыла, что Максим сделал ради меня, и до сих пор это ценю.

Наверное, мы и поженились бы после окончания Академии – все к тому шло. И я была вполне счастлива. Мы даже не обсуждали наши дальнейшие планы – и так было очевидно, что в нашей анаграмме, заботливо придуманной Максимом, буквы «П» и «М» скоро станут двумя «П».

А потом я встретила Его.

Я тряхнула головой, отгоняя ненужные воспоминания. Все же к своим двадцати семи годам я умудрилась не только оказаться скучной домоседкой, но еще и препорядочно накосячить. Например, жгучий стыд я испытывала не только по отношению к Джафару Аркадьевичу, но и к Максу. Он ничем не заслужил того, через что ему пришлось пройти.

Сглотнув очередной комок в горле – уж слишком часто они стали меня посещать, – я двинулась к столу Джафара Аркадьевича и взяла папку с предложенными документами.

– Про зарплату не спросишь? – неожиданно поинтересовался Джафар Аркадьевич, все так же пытливо глядя на меня.

– Зарплату? – спросила я, недоумевая.

– Конечно. Ты же не думаешь, что у тебя работа за «спасибо» будет?

Я сконфуженно промолчала. Честно говоря, о таких вещах, как деньги, мне бы и в голову не пришло заикнуться или даже задуматься. Да и за стажировку у Теслы, признаюсь, я сама бы с удовольствием приплатила. Директор тем временем извлек небольшой запечатанный конверт и для верности помахал им перед моим носом, поскольку мой взгляд снова расфокусировался.

– Держи, выпускница. Сколько там, не знаю, но на химчистку и пару бутылок точно должно хватить, – тон директора из дружелюбного стал ехидным.

А я сконфузилась еще больше, потому что поняла, что вместо столового уксуса в спешке схватила винный. И теперь от меня разило за километр дешевым вином. Моих душевных сил едва хватило, чтобы еле слышно промямлить «спасибо» и сгрести конверт, плюхнувшийся прямо передо мной на директорский стол.

Джафар Аркадьевич все так же ехидно улыбнулся и показал на дверь:

– Ну все, можешь быть свободна. Инструкции получила. Приступишь с завтрашнего дня. А в субботу, – он произнес это с особым удовольствием, – чтобы была на лекции. И в воскресенье на практику дополнительную не забудь.

Я попыталась улыбнуться, но вышло кривовато. Субботние лекции начинались в восемь утра, а вставать рано я ненавижу. Практикум же в воскресенье занимает время с десяти утра до шести-семи вечера. Значит, работать мне семь дней в неделю. Я окончательно приуныла, но постаралась придать своему лицу менее грустное выражение. Судя по довольному виду директора, у меня не получилось. Но мне все равно стало стыдно. Интересно, когда-нибудь это чувство пройдет?

Дома я все же распотрошила полученный конверт. Там оказалась золотая карта Первого Банка и прилагающийся договор на обслуживание. Уже одной карты было достаточно, чтобы станцевать вокруг стола: о такой мы, студенты, в свое время могли только мечтать, потому что выдавали ее только сотрудникам пафосных организаций или магической госслужбы. Это скидки, причем солидные, практически во всех заведениях и магазинах, это упрощенное получение визы в другие страны (мне все равно не светит), это льготные кредиты, это бесплатное обслуживание и выдача средств в любой валюте беспроцентно в любом банке мира… И отношение к владельцам соответствующее. Сколько там денег, есть ли они вообще, я понятия не имела, но в приложенной выписке обнаружила, что на мой счет уже зачислена сумма. Не громадная, конечно, – на это было бы глупо рассчитывать, – но вполне солидная: примерно две трети моего месячного дохода с магазина, только без вычета аренды и зарплаты продавцам. Этого хватило, чтобы окончательно привести меня в самое веселое расположение духа и, конечно, заставить пару раз попрыгать вокруг стола.

Недолго думая, я позвонила Алёне и предложила встретиться. Мне и так уже было ужасно неудобно, что не звонила ей столько времени. Но, признаюсь, я ждала, что она за меня порадуется, а не обидится за невнимание. Вскоре мы уже сидели в кафе. Сначала мне хотелось пойти в ресторан и отметить так удачно складывающиеся обстоятельства, а заодно продемонстрировать официанту свежеполученную золотую карту, но, поколебавшись, я решила не искушать судьбу: никто не знает, получится ли у меня вообще. Да и хвастаться, объективно говоря, нечем: если бы не Джафар Аркадьевич, не знаю, могла бы я так легко разгуливать на свободе, поступить с первой попытки на службу, еще и деньги за это получать…

Я не знала, как далеко распространяется конфиденциальность, поэтому рассказала Алёне только о том, что просмотрела незнакомое фото и у меня получилось считать информацию. Историю о полученном письме и поездке в Академию я почти не сокращала, только не упомянула о коэффициенте Поля. Меня так и подмывало рассказать подробнее и честнее. Но разглашение секретных данных – штука серьезная. Непременно уточню на днях у руководства, чем именно можно делиться с друзьями. Все-таки после всего, через что Алёна помогла мне пройти, я не могла воспринимать ее как просто сокурсницу – она была ближе.

Услышав о том, что меня приняли на работу в отряд Теслы, Алёна хлопнула в ладоши и немедленно заказала еще пару алкогольных коктейлей.

– Кира, это же просто замечательно, я так тобой горжусь! Я давно говорила, что тебе нужно тренироваться, что способности вернутся. А ты не верила! – Алёна радостно обняла меня, обдав запахом тонких духов, явно эльфийского производства.

Я чихнула и обняла подругу в ответ:

– Еще не факт, что все вернулось, пока это была только одна попытка. Но буду очень стараться. Джафар Аркадьевич тоже считает, что все вернется.

– Ну, я в тебе как раз и не сомневалась, это ты считала, что жизнь кончена и пора на покой. А я-то всегда говорила, что у тебя отличный потенциал и все вернется!

Это правда. Алёна очень поддерживала меня, когда я думала, что лишилась способностей. И я рада, что сейчас, когда они пытаются вернуться, она рядом. Хотя, на мой взгляд, радоваться было рановато.

– Мне только одно непонятно, – через некоторое время произнесла Алёна, задумчиво потягивая через трубочку алкогольный коктейль. Я невольно восхитилась, с какой грацией она это делает. Я бы уже либо непременно подавилась косточкой, как назло оказавшейся в бокале, либо обрызгалась пеной. Но у нее выходило просто загляденье. Мужчина за соседним столиком в восторге уставился на нее, но подруга привычно не придала этому значения: мужского внимания ей хватало каждый день.

– Да? – сказала я, болтая соломинкой внутри бокала. Завтра мой первый рабочий день, надо поменьше пить.

– Нет, ничего, – вздохнула подруга. – Хотя в отряд Теслы попасть непросто. Да и занимается он, скажем так, серьезными преступлениями. Почему тебя определили именно к нему, а не, например, в отдел экономической безопасности?

Я немного напряглась, но рассказывать про пропавших детей не стала. И в этот момент перед моими глазами снова повис длинный темный коридор. Я шла по нему, а мимо мелькали закрытые темные двери. Среди них мне нужно было найти одну – только какую?

– Кира, очнись, – Алёна дотронулась до моей руки. Я вздрогнула от ее прикосновения и снова вернулась в реальность.

– У тебя было виде́ние? – догадалась подруга. – Ты как будто призрак увидела.

– Нет, не призрак… двери. Темные двери.

– Открытые? – деловито уточнила Алёна, доставая сигарету из серебряного футляра. Рядом сразу материализовался официант, деловито щелкнувший зажигалкой. А я еле сдержалась, чтобы не попросить у нее сигаретку.

…Он терпеть не мог, когда я курила. При этом никогда не требовал, чтобы я перестала, просто я знала, что ему это неприятно, и пообещала бросить. Обещание я сдержала, несмотря на то, что проверить было некому.

Но именно сейчас мне непреодолимо захотелось вновь найти душевное равновесие в горько-сладком табаке. Я вздохнула и заказала еще один коктейль.

– Нет, закрытые, – помолчав, сказала я, глядя в светлые глаза подруги. – Я хожу по коридору и пытаюсь выбрать дверь, но не могу.

– Ну, – Алёна села поудобнее и перехватила сигарету другой рукой, чтобы держать табачный дым подальше от меня, – закрытые двери часто трактуются как попытка выбрать из нескольких вариантов. Твои мысли в беспорядке, ты не можешь найти решение. Если хочешь, – тут она понизила голос, – могу дать координаты одного мастера. Расклады делает безошибочные. Берет, правда, дорого, но уж рассказывает как по нотам.

Я хотела было отказаться, но что-то внутри меня дернуло за ниточку.

– А давай, – внезапно согласилась я. Официант поставил на стол передо мной еще один коктейль. – Вдруг в самом деле поможет?

– Непременно, – Алёна полезла в стоявшую рядом с ней микроскопическую сумочку и начала в ней рыться. – Вот, – она извлекла потрепанную визитку и сунула ее мне. – Предъявишь на входе. Без нее не примет.

– Спасибо! – я бережно убрала «входной билет» в кошелек: потом прочту, что там написано.

Я никогда в жизни не гадала. Не видела смысла: до моих двадцати трех лет жизнь была ясной и простой, как лента, брошенная на ковер. А после не было нужды: я и так знала всю свою будущую жизнь наперед. Но сейчас меня непреодолимо тянуло заглянуть поглубже, раскрыть в себе какой-то не известный никому секрет. А ведь раньше я со смехом наблюдала, как мои одноклассницы роются в молодежных журналах, находят там тесты и проверяют, насколько многогранна их личность.

Алёна тем временем продолжала строить догадки касательно моих видений. Недавно она всерьез увлеклась астрологией и толкованием снов. Не знаю, насколько правильно у нее выходило понять знаки Вселенной, но пока ни один из ее прогнозов не сбылся. Алёна окончила факультет травников. И она неплохо справлялась там. Я-то на своей шкуре это прочувствовала, потому что с ее подачи отвары три года назад у меня не переводились и были хорошими, в самом деле хорошими. Но я знала, что Алёна больше всего на свете мечтала учиться среди «видящих». Я сочувствовала ей, но помочь ничем не могла: отбор был жесточайший, особенно в тот год, когда мы поступали. Алёна не прошла, даже связи ее отца оказались бесполезны…

Толкование снов я тоже проходила. Но никогда не любила, несмотря на то что нам читали углубленный курс. Во-первых, очень многое зависит от посторонних факторов: что человек ел, пил, что видел, что прочел или что показалось, какие потрясения случились за день или даже за год до того, как что-то приснилось, и которые он наверняка никогда в жизни не вспомнит. Еще очень важную роль играла атмосфера сна, которая могла изменить смысл на диаметрально противоположный или увести толкование в сторону. Короче говоря, снов, где все было ясно-понятно, практически не попадалось. А ведь мы еще и экзамен сдавали… Помню, мне попалась одна дама лет эдак сорока, которой постоянно снилось, что она собирает цветы на лугу, а они потом превращаются в пластик и начинают гореть… брр… С толкованием видений попроще: зачастую они привязаны к конкретному событию. Правда, насчет себя я не ручалась: с самого детства постоянно что-то видела, и настолько привыкла, что меня периодически «выключает» из окружающей действительности, что было странно, когда оно прекратилось на целых три года. Алёна, наверное, не знает этого – я не уверена, что упоминала о своих видениях. Какой смысл был об этом говорить, когда они одномоментно прекратились? В то же время наш курс по сновидениям длился целый год, тогда как травникам читали ознакомительный в течение месяца. Не хочу напоминать об этом Алёне: есть у нее такая черта, что, прослушав две-три лекции по какой-либо теме, она начинает считать себя экспертом, а на шестой-седьмой откровенно теряет интерес к происходящему. Впрочем, это такие мелочи… Дружу я с ней совсем не поэтому. Она же как-то терпит меня и мои вспышки меланхолии…

Потом мы выпили еще и еще. Так что, когда я возвращалась домой, настроение мое было самым что ни на есть радужным. Мне снилось что-то розовое и пушистое, настолько умилительное, что я улыбалась во сне и обнимала подушку.

А вот утро моего первого рабочего дня в качестве экстрасенса-эксперта выдалось значительно менее приятным. Во-первых, с утра на улице зарядил препротивный мелкий дождь, превративший мир вокруг в унылое серое пятно. Вдобавок сильно похолодало, и вместо привычной футболки пришлось разыскивать кардиган. Во-вторых, я так и не купила кофе, и львиную долю времени, отведенного на сборы, потратила на поиск аспирина. Нет, определенно со мной в последние дни творилось что-то странное: моя адекватная, налаженная, строго по расписанию жизнь превратилась в разноцветную кучу-малу, где я в принципе не представляла, что ждет меня завтра. И это мне, кажется, даже начинало нравиться.

Схватив старый зонт, который я клялась выбросить при первой же возможности, я пулей вылетела из дома, уселась в такси и на всех парах помчалась к зданию Академии. Такси влетало в копеечку, но экономило время. Благодаря недавно полученной зарплате я могла позволить себе немного пошиковать, за что от души поблагодарила Вселенную и Джафара Аркадьевича. Почему к зданию Академии? Все просто. Владимир Ильич Тесла вел большое количество часов у техномагов, на практику к себе брал студентов и выпускников Академии, поэтому зачастую ему было проще проводить собрания команды прямо в своем рабочем кабинете, благо более охраняемое место найти было сложно. Благодаря Максиму я достаточно неплохо представляла себе, где находится факультет техномагов, и потому умудрилась влететь в нужный кабинет примерно за полторы минуты до назначенного срока. Я распахнула тяжелую дверь, и в мою сторону сразу обернулись два человека. Разумеется, один из них оказался Максимом. А второй просто подскочил и молча схватил меня в охапку, прежде чем я успела даже пискнуть.

– Ки-и-ира, это ты! Ты вернулась!

– Лёнька? – прошептала я, не веря своим глазам. – Ты?

– Я, я, – закивал он, отстраняясь, – не сгинул, не исчез, живой.

– Лёнька, правда ты… – Мои глаза уже были на мокром месте.

Лёнька Соколов, астролог, лучший друг Макса и мой друг заодно, получил после выпуска работу в одном из закрытых департаментов, дальше был распределен в один из районов Южного Сектора – что само по себе было редкостью – и пропал. Ни слуху ни духу почти пять лет. А тут – живой, здоровый. Максим молча протянул мне бумажный носовой платок. У него всегда была пачка салфеток с собой, в отличие от меня.

– Здравствуй, Кира.

Я приняла платок и кивнула в ответ. Максим молча отвел глаза.

– Ребята, ну вот мы и снова собрались? – протянул Лёнька, пытаясь за покашливанием скрыть подозрительно блестящие глаза.

– Лёня… – я схватила его за руку, боясь отпустить.

– Всё-всё расскажу. Обязательно! – он отмахнулся, но крепко сжал мою ладонь в ответ.

– Так, господа специалисты, все разговоры потом!

Я вздрогнула от резкого, глубокого баритона и увидела худощавого невысокого мужчину с усталыми глазами. Это Тесла. Сам Тесла! Но он меня взглядом почти не удостоил, только прошел к столу и кинул на него несколько фотографий.

– Пропало еще двое детей.

* * *

Я сидела за столом и смотрела на фото. Тесла долгих разговоров не вел, на приветствия не разменивался, просто поручил извлечь как можно больше информации «видящему» специалисту, за которого теперь была я. Сказал найти отдельный кабинет и заняться делом. Кабинет я нашла, а вот дело не шло и не ехало.

Я видела, как работают эксперты с фотографиями, и практика у меня была. Но у меня не выходило. Снимки молчали, не желая поделиться даже крохотной информацией. Два мальчика, восьми и девяти лет. Совершенно обычные улыбающиеся лица. Один сфотографирован на фоне елки, другой – с мягким плюшевым псом. Матвей и Игорь.

Сначала я пыталась просмотреть фото, как и привыкла. Когда это ничего не дало, попыталась сделать нумерологический расчет даты пропажи, но на выходе получилась отменная чушь, полностью противоречащая полученной информации об исчезновении. Попытка считать символику фото также не увенчалась успехом, поскольку подобная информация еще более туманна, чем ее отсутствие. Так что последние полчаса я молча пила кофе и постыдно пялилась на разложенные на столе фотографии. Часы на стене звучно тикали, отсчитывая минуты до моего позора.

Мысли были совсем не веселые: начиная с того, что в любой момент Тесла может спросить о результатах, а предъявить мне ему нечего. Вариант просто и механически придумать что-то на основании символики и еще кое-каких мелочей я даже не рассматривала – это мог сделать любой студент Академии, а зачастую и тот, кто в ней и не учился. Мне же с моим уровнем способностей и синим дипломом с отличием такое показывать – не уважать ни себя, ни коллег. Ох, зря Джафар Аркадьевич, не разобравшись, пихнул меня к Тесле, я совершенно не подхожу. Вот так облажаться в самый первый день с наипростейшим запросом… Может, надо было все же отказаться или попросить менее ответственную должность, вроде штатного просматривателя порч и проклятий в почтовых отправлениях? Завтра же подойду к нему и попрошу перевести меня куда-нибудь, хоть на сортировку мусора. Ни на что больше не гожусь…

Дверь сзади распахнулась, обдав меня потоком неожиданно холодного воздуха. Я обернулась, часто моргая, так как глаза от напряжения перестали различать вблизи и вдали, и увидела довольного Азаэля, который радостно прошествовал от двери и уселся в соседнее кресло, закинув ноги на стол.

– Ну здравствуйте, госпожа эксперт! – радостно провозгласил он, устраиваясь поудобнее. – Как дела?