Текст книги "Керины сказки"

На скамью тяжело опустился рюкзак с прикованным медведем. Переодетая в чернь Императрица села рядом и с наслаждением вытянула джинсовые ноги.

– Как прошёл день? – Спросила она.

Кто-то невидимый превратил Васильева в рыбу и выбросил на берег. Стихи были в сумке, а комплименты выбиты Пингвином. Васильев молча смотрел на Лисицину. И неожиданно для себя брякнул то, что думал.

– Не очень. Почки болят. А ещё я вспотел, как сволочь, в этой плюшевой бане.

– Казанова! – тихо съязвило содержимое его сумки.

– У тебя хоть вентиляция в голове есть. – Ответила Лисицина. – А у меня ебучий парик. Через десять минут волосы как проволока.

– Боже мой, какой позор… – Запричитало из её рюкзака.

– Пф! Он хотя бы не натирает. Во! – Васильев ткнул пальцем в красную полосу на шее. – Если долго башкой вертеть, её отпилить можно.

– И это ты называешь «натирает»?! Смотри! – Лисицина скинула балетку, обнажив кровавую мозоль, выглядывающую из-за съехавшего пластыря. – Главное, они ж разношены. Но в духоте нога опухает, и зрасьте-пожалста. Я уже и задник молотком ***чила, и в горячей воде…

– Потому что у тебя пластырь – говно. Я себе пачку силиконовых купил – вещь! Завтра принесу, если хочешь.

– О, сэнкс.

Скинув свои рабочие одежды, они делились нелицеприятными физиологическими историями. Будто люди, знакомые очень давно. Сидящие в трусах на ночной кухне, наворачивая сковороду подгоревшей картошки на двоих. Давящие друг на друге прыщики, клеящие пластыри и прокалывающие мозольные пузыри. Счастливцы, не обезображенные одиночеством.

– Затихает Москва, стали синими дали… – затянул песню жизнерадостный дед. Никто не знал, кто он такой и где живёт. Никто его об этом не спрашивал. Но если бы спросил, то узнал, что это настоящий Утёсов, который никогда не умирал. Он приходил на Никольскую каждый день, чтобы дарить людям чуточку бессмертия. Вот и сейчас его песня невидимым бархатом укутала Васильева с Лисициной, и понеслась дальше, чтобы влететь в окна закрывающихся офисов, протечь сквозь наушники спешащих домой прохожих, заполнить собой улицы, бульвары и переулки, убаюкать уставшие за день соборные колокола и погладить перед сном боевитых московских котов. Чтобы всякое, живое и неживое, хотя бы на секунду остановилось, и разделось донага, сбросив с себя всё купленное, донашиваемое за кем-то или сшитое на заказ. И посмотрело вокруг, и увидело других.

И больше не чувствовало себя одиноким.

ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ

В два часа ночи Бог перепутал «фазу» с «землёй», и ночь над городом растрескалась паутинами молний. Дождь бешено заколотил в окна, будто умоляя спрятать его от громовой канонады. В такие погоды обычно сосут кровь из фарфоровых шей обморочных графинь. Ну или на худой конец стоят на крыше небоскрёба и вопрошают в атмосферу «Кто яяяяяяяя???!!!», наблюдая, как тело меняется с трусливого на супергеройское.

Подлесная не была супергероем и в вампиров не верила. И тем не менее её нечёсаная голова вынырнула на поверхность одеяла. Подлесная, не мигая, крокодилицей смотрела в люстру. Ей было жутко. Стихия и не думала униматься, а значит сейчас точно проснётся…

– Ната-шаааааа!!!

Ну разумеется.

– Иду.

«Вот спасибо, Господи. Не помогаешь, так хоть не мешай» – подумала Подлесная в мигающее окно и поплелась в другую комнату.

– Куда мы едем? – Спросила Подлесная-старшая.

– Никуда. Мы дома. – Подлесная-младшая включила свет. – Вот, смотри. Ты в комнате, на кровати.

Лежащая старуха часто заморгала, то ли привыкая к свету, то ли пытаясь очистить реальность от аляповатого и непонятного ей налёта глубокой деменции. Не получилось.

– Кто эти люди? Какие-то шаромыжники…

– Здесь никого нет. Только ты и я. – Устало вздохнула Подлесная-младшая. – Давай давление померяем.

– Ты хочешь меня убить? За что?! За что мне это?! Тварь! Всегда тварью была! – завопила старуха, перекрикивая гром, и разрыдалась.

В стену застучали соседи.

– Да кому ты нужна, идиотка полоумная! – Зло огрызнулась младшая. Иногда она выпускала пар. Высказывала старухе всё, что думала. Тогда становилось легче, но ненадолго. От проявленной слабости становилось ещё хуже. Череда бессонных ночей, с криками, истериками, литрами кофе и изгаженными простынями превратили Подлесную-младшую в оголённый провод, бичующий мегавольтами себя и окружающих. Пару раз она представляла, как убивает старуху. Кладёт подушку на её маленькое лицо. И долго-долго держит, пока тонкая сухая ручонка не перестанет метаться по сырому одеялу… Но Подлесная тут же отгоняла эту страшную мысль. И не потому, что она боялась суда и тюрьмы. А потому что самоубийство – грех. Ведь Подлесная-младшая дохаживала… СЕБЯ.

…Через 10 лет американским учёным удастся обмануть ход времени и переместить муху-дрозофилу на четыре секунды назад. Ещё через 10 в путешествие отправится первый временной турист, выложив за билет сумму в несколько годовых бюджетов Финляндии. А ещё через двадцать лет старуха Подлесная отправится в прошлое по горящей путёвке за 27 тысяч рублей без питания и багажа, чтобы встретиться с тридцатилетней версией себя. Вояж был рассчитан на неделю, но старость сыграла злую шутку – пожилая Подлесная забыла пин-код Прибора Возвращения. Молодая Подлесная попыталась ввести дату рождения, «Ната» большими и маленькими буквами, после чего последовала блокировка. А через неделю на прибор пришло сообщение о том, что Роспотребнадзор приостановил работу таймфирмы «Марти Плюс», и просьба ввести пин-код, чтобы активировать кнопку экстренного вызова. Подлесные синхронно матернулись и зажили вместе. Подлесная-младшая подозревала, что дело не в забытом пин-коде. Просто через 40 лет она вернётся к себе, потому что кроме самой себя у неё никого не будет. И этот вариант ей показался гораздо худшим.

А потом деменция пошла в наступление. Швырнула в мясорубку её личность и медленно прокручивала, превращая её в кляклый фарш из осколков памяти и сознания.

…Укол сбил давление с 240 и погрузил старуху в забытье. Гроза закончилась, но младшей Подлесной спать не хотелось. Она заварила кофе и открыла ноутбук. Тут же тоненько заголосили уведомления с сайта знакомств. Отправив в игнор очередную порцию фоточек русско-турецкого эректората и предложений вылизать Подлесную даже в труднодоступных местах (побочный эффект от ретушированной морды на всех снимках), Подлесная наткнулась на сообщение от Болотова.

«Не спишь?))»

Болотов был хоть и младшим научным в каком-то загибающемся НИИ, но писал ей всегда одетым. Подлесная из благодарности общалась с ним охотно и со смайлами.

«Ща буду ложиться, устала ((А ты?»

«Работу работаю. Может премию выпишут, хлеба куплю))»

«))))) ясно»

Вообще-то Подлесной было не до общения. У неё появился план на будущее. «Профилактика деменции» – вбила она и, прочитав одну и ту же статью на сотне сайтов, выяснила, что фитнес – отличная панацея от старческого слабоумия.

«Фитнес Москва абонемент недорого». Так. Жопа мира… Жопа мира… Жопа мира… Красные стены, фуууууу… НИЧО СЕ «НЕДОРОГО»!!! … Опа! А, блин, Казахстан… О, вот этот ничего.

…Подлесной выдали личного тренера «Гошу». В первый день он долго вещал о себе. Во второй – составил индивидуальную программу. В третий тихо, чтобы не слышали остальные, фотографирующиеся с гантелей атлетки, пригласил Подлесной встретиться вечером у кинотеатра. И, хотя выяснилось, что кинотеатр домашний, Подлесная согласилась. Ежу понятно, чем закончится кинопросмотр, а с другой стороны ну а чо. Гоша был мил и эластичен, и чем-то напоминал одного двужильного порноактёра, фильмы с которым она, конечно, «никогда не смотрела, вы что?!». Но перед рандеву молодая женщина забежала домой – проверить, не умерла ли она от старости.

Смертью дома и не пахло. Пахло какими-то благовониями. Первое, что узрела младшая Подлесная, войдя в квартиру, был пузатый серый кот, мучающийся на ковре в попытках дотянуться языком до собственной задницы. За этим драматичным действом вполглаза наблюдали ещё четыре кота. Ещё три спали. И два по-дюсалеевски дрались на занавеске.

– Эй! – Испуганно крикнула молодай Подлесная.

– Ты пришлааааааа пришла-пришлаааааа, дорогаааааая! – Старшая Подлесная, шелестя миллиардом юбок, вышла на авансцену прихожей, покружилась в танце и протянула к молодой себе руки. – Давай наполнитель.

– Какой наполнитель?!

– Я же просила тебя купить.

– Когда?!

– У тебя что – деменция?

Подлесная умудрилась поймать танцующую старуху и устроила допрос с пристрастием. Выяснилось, что через 40 лет у неё будет двадцать три котика. Содержать их всех так, чтобы они чувствовали себя египетскими фараонами, было накладно. Поэтому она решила «парочку» отправить тридцатилетней самой себе.

– Это Андрей, Витя, Рустамчик, Боренька…

– Я назову их человеческими именами?

– Для меня это клички животных!

Выяснилось, что она назовёт котов именами мужчин, которые её бросили. Старый жирный котяра еле запрыгнул на колени Подлесной будущего.

– Чего хочет Гошенька? – сюсюкнула старуха.

– Гошенька? – Насторожилась младшая.

– О дааааа. КрасавЕц. Моя первая настоящая любовь! Туповатый, но как… Окажется женатым. Свииииииньяяяяяя моя! – Старшая опять съехала в сюсюканье и смачно поцеловала кота в нос.

Пока младшая Подлесная с ужасом складывала паззл своего нового будущего, старшая откинулась в кресле и осмотрелась по сторонам.

– Как же здорово оказаться в пока еще своей квартире…

– Секундочку. Что значит «пока»?!

– Зато ты ещё на одну золотую ступень приблизишься к Машханабдаптре!

– К Манхнахна… Я что, в секте?!

– Не смей!!! – Старушечье лицо исказилось так, что позавидовал бы дядя Бильбо, увидя на племяннике кольцо Всевластия. – Не смей так говорить!!! Он услышит! Он всё слышит!!! Наш единственный Бог! Ты хочешь триединого наказания?! Чтобы опять делать аборт?!

В углу Андрея бурно стошнило шерстью. Младшая Подлесная ничего не ответила. Молча достала телефон и заблокировала Гошу. Затем достала из комода маникюрные ножницы и разрезала абонемент на наночастицы. Запах благовоний пропал. Подлесная огляделась – ни котов, ни старой её.

– Ната-шаааа!!! – Жалобно донеслось из другой комнаты. – Куда мы плывём?

– Щас я поменяю простынь, минуту! – Откликнулась Подлесная-младшая. Ну слава те, радостно подумала она. Не то чтоб деменция была прям счастьем, конечно. Но лучше сойти с ума от старости, чем от глупости.

– Мы сейчас врежемся в мыс!!!

– Да иду я!

…Через пару дней позвонила Пуйман, с которой Подлесная познакомилась в свой первый фитнес-день.

– Подлесная, ты чо, сдалась? Не ходишь, Гоша волнуется.

– Времени нет.

– Ясно. Купи у меня «ФитоХэппи»?

– Чего.

– Ты что, не в курсе?! Ну ты, мать, село! Давай встретимся…

… – «ФитоХэппи» – первая в мире добавка на основе алтайских трав и воробьиного мускуса, способная за сутки уменьшить вес, нарастить волосы и предотвратить неминуемый синдром Скаволини-Базюка. Та-дам!!! – С этими словами Пуйман водрузила между двумя бутылками вина ярко-манящую упаковку с примечанием «Одобрено Минздравом РФ». – Тебе как подруге скидочка 20 процентов. За всё про всё девять тыщ.

– Ты что, дура?

– Да. С полсотней тыщ в кармане. Всему офису впулила. Перешла на второй уровень!

– Потрясающе. Я пошла домой.

– Жаль. Многое теряешь. Ну хотя бы приди на Собрание Магистров завтра, а? На вот, буклетик почитай.

Подлесная пошла скорее чтоб развеяться. Кремлёвский Дворец Съездов был битком. На сцену выходили автозагоревшие люди с чужими зубами. Они рассказывали истории, как сидели у Курского вокзала с подвязанной ногой, снедаемые червями и вселенским отчаянием. Пока в их жизнь здоровым бессиндромным ангелом не влетел «ФитоХэппи». А сейчас они, извините, должны заканчивать, ибо на собственном аэробусе им надо вылететь в приобретенный островной отель, дабы примирить подравшихся Меган Маркл и Королеву Англии. В конце Собрания Подлесной предложили купить за 200 рублей упаковку волшебного «ФитоХэппи», чтобы распространить его где-нибудь вне стен Кремля. Подлесная закатила глаза от такого лобового развода, но упаковку зачем-то купила и с нею подмышкой вернулась домой.

– Я пришла! Ты спишь? Как себя чувствуешь?

– А, это ты! Я же просила – два коротких звонка, два длинных! – Окутанная ворохом стодолларовых купюр, из шкафа выкатилась хорошо выглядящая Подлесная. – Нашла Руслана?

– Какого Руслана?

– Который сейчас сторожем в больничке чалится!

– Я не понимаю, о чём ты…

– Какая же ты тупая! Звездуй найди его, передай, что сука-Пуйман скурвится, и придёт к нему на встречу в гонконгский офис жучками нафаршированная! И нам всем песец! Восьмого мая две тыщи сорок девятого это будет! Хули ты стоишь, я не понимаю?! Времени нет, у меня мусора на хвосте!

Оказалось, что у Подлесной были скрытые задатки упорства. Она продаст первую упаковку «ФитоХэппи» на следующий день. Потом возьмет еще одну, потом еще десять, и через неделю запросит фуру. Через три года она войдёт в Совет Магистров и купит первый дом в Нью-Йорке. Когда от чуда-средства помрёт десятитысячный «лох», в Минздраве заподозрят неладное. Лавочка прикроется, Подлесная отделается лёгким испугом и некоторой суммой, но один дом в Нью-Йорке, тем более не на Манхеттене – это же ничто! Вместе с «верной» Пуйман они откроют сеть клиник доктора Айзермана, которым вдруг станет охранник Руслан. В клинике у всех будут находить рак на предпредпредранней стадии, а поможет в этом чудо-прибор «Синхро Верда Плюс» на основе ультра-графенового метода бомбардировки тела ионами серебра. И пусть он похож на ведро с проволокой – ему можно верить, потому что он одобрен Минздравом.

– Я чудовище сраное… – оторопело прошептала молодая Подлесная.

– Ой-ой-ой! Не ссы, панамский офшор нытье-то выбьет. Помоги бабло собрать! Есть сумка большая у тебя?

– Она здесь, братва!! – бритозатылочная голова опера выглянула из потолка. – Именем Бога и Второй Российской Империи Вы задержаны!

– Это не моё! – завопила Подлесная и ткнула пальцем в молодую себя. – Это её всё!

Дальше молодая Подлесная не слышала. Она схватила упаковку «ФитоХэппи» и бросилась в туалет. Пока опера вокруг стола преследовали старуху-мошенницу, Подлесная-младшая вытрясла содержимое банок в унитаз и с силой нажала на кнопку смыва. Когда шум воды, уносящей по трубам чудесную смесь марганцовки и талька, наконец закончился, в квартире наступила тишина. Подлесная выглянула наружу – ни бабки, ни слуг Отечества… Чёрт. И долларов тоже.

– Ната-ша!!! Где моя Наташа?!

– Иду, щас, руки помою только…

Ночью не спалось. Подлесная открыла ноутбук.

«А ты завтра утром не занята?» – Спросил Болотов.

«Нет, а что?))»

«Давай позавтракаем? В 12?))»

«Завтрак в 12???))))))»

«Ну как раз бизнес-ланч начинается)))»

«Давай)) Хоть увижу тебя первый раз))))»

Если Болотов предлагает завтрак, то это будет завтрак. Болотов безвредный. Ну и тем более халява. Наверное.

Дождавшись от него адреса кафе, Подлесная закрыла ноутбук и допила кофе. Пора баиньки. А перед этим проверить, как там поживает (если еще поживает) она в будущем. Подлесная зашла в комнату. Включила свет. На кровати никого не было. И, судя по всему, не было никогда: со стола исчез тонометр, с сушилки – висящие простыни… А вот это уже интересно, подумала Подлесная. Раньше было хоть какое-то будущее. А теперь его нет вообще. С чего бы? Хотя, может и к лучшему. Маразм, сектантство или убийство людей – так себе перспективка. Заряженная усталым оптимизмом, Подлесная плашмя рухнула на кровать и чуть не проспала завтрак.

…Как любой нормальный человек, она вышла из метро на поверхность совершенно не там, где надо. Болотов сидел на веранде через дорогу. Он узнал её издалека, помахал рукой. Почесал подбородок о плечо, незаметно принюхиваясь, работает ли дезодорант. Подлесной не хотелось снова считать шпильками ступени подземного перехода. Она ломанулась прямо через дорогу, обогнув спереди сбросивший рога троллейбус. Ехавший по второй полосе «Сааб» затормозить не успел.

«Вот, собственно, и ответ. – Подумала Подлесная, пролетая над Болотовым. – Норм, чо.»

…Пип. Пип. Пип. Пип.

Подлесная открыла глаза. Над головой мерно пикал какой-то аппарат, контролируя её так себе состояние. Болело всё. Подлесная повернула голову, скрипнув больничной кроватью. Рядом на стуле сидел Болотов. По увядшим гвоздикам в руках было понятно, что она здесь валяется не час и не два.

– Привет. – Сказал Болотов.

– Привет. Как я выгляжу?

– Отлично. Просто не смотрись в зеркало пару месяцев.

– Не смеши меня, мне больно улыбаться.

В Болотове что-то заскребло. Он достал вибрирующий телефон.

– Извини, мне… мне надо ответить. – Виновато промолвил он и вышел из палаты.

– Алё.

– Болот? Ты уже в аэропорту? Слушай, я в «Шоколаднице» засел, это в Терминале Б, так что как подъедешь, проходи контроль и…

– Я не лечу никуда.

– Ха, смешно. Запомнил – терминал Б?

– Я серьёзно. У меня тут… дела.

– Болот, ты дебилоид? Какие дела?! Тебе каждый день гранты дают?! Там не поймут, слышишь? Мы тут ни хера не сможем! А в Силиконе – бабки, лаба с гектар, оборудование! Мы эту дурацкую муху там враз через время швырнём! Или сейчас или никогда, алё! Они ждать не будут, наберут каких-нибудь беглых корейцев…

– Я не могу. Лети один.

– Да ё-моё… В нашем учёном тандеме ты – талант, а я просто… харизматичный. Бросай дела, бери «мотор», ты еще успеешь…

– Пока. Удачного полёта.

Болотов вернулся к Подлесной. Чтобы больше не уходить. Никогда в будущем. В будущем, которое у них обязательно будет.

ПЕРВЫЙ ЛИСТ

Ранним сентябрьским утром я решил позавтракать морепродуктами. Так я пафосно нарекаю акционную банку скумбрии, подсунутую мне хитрым кассиром во время минутной слабости. Я вскрыл её консервным ножом, облизал кровавые раны, нанесённые крышкой, и впал в гастрономическое уныние: назвать это скумбрией в собственном соку было достаточно опрометчивым решением. «Собственный сок с рыбным осадком» – так было бы гораздо точнее. Я уже собрался поматериться вслух, когда в немытое холостяцкое окно постучали.

– Первый лист! – Прокаркала Костюкова.

– Где?

– В Луже! А что это ты делаешь?

– Пью скумбрию.

– Ты купил скумбрию по «Красной цене»?! Господи, как же мы умудрились просрать вам в эволюционной войне? – Птица закончила беседу риторическим вопросом и удалилась творить что-нибудь бесцеремонное, как и положено всякой приличной вороне.

Я быстро оделся в локальное.

Локальное – это такой вид одежды. Для выхода в свет на расстояние до 500 метров от дома. В этом радиусе ты уже ни на кого не произведёшь положительное впечатление, как ни старайся. Хоть ты миллион детей из горящего дома вынеси, всё равно для всех будешь «ну этот, который со всеми здоровается, псих какой-то, у нас полный дом таких, Зин».

Так вот. Я вышел из дома и зашлёпал резиновыми тапками к парковке за углом. Там была Лужа. И первый лист.

Первому опавшему листу всегда тяжело. Вот появился ты на свет солнечным апрельским днём на матери-дереве. Растёшь среди бесчисленных друзей и подруг, с которыми дни напролёт шелестишь сначала о всякой ерунде, а потом, уже в пожелтевшем возрасте, и о серьёзных вещах: оборзевшей тле, брошенных гнёздах и ветре, который дует, конечно, сильно и не туда, но уж лучше он, потому что к нему уже все привыкли. И тебе так хорошо, и кажется, что друзья никогда и никуда не уйдут, и сильные, но такие уютные ветви будут крепко держать вас всех, и так будет всегда. Но однажды всё меняется. Что-то невидимое, но такое сильное, чему ты совершенно не можешь противостоять, срывает тебя и кружит, кружит, кружит, унося прочь от дерева, друзей, всего, к чему ты так привык, и что полюбил. И вот ты уже лежишь на земле. А вокруг тишина. И никого, кто должен быть с тобой вечно. Ты думаешь, почему это случилось именно с тобой? И, главное, за что? Почему бросили именно тебя, чем ты хуже других-то? Тебе страшно, обидно и очень, очень одиноко. И не выпить, потому что ты – жёлтый опавший лист, а не творческая личность, оправдывающая алкоголизм выдуманной личной драмой и неготовым к тебе обществом, отчего вроде как легче на душе.

Это потом, когда к первому листу неизбежно присоединяются остальные, его понемногу отпускает. А когда ветра и дворники собирают их вместе, в большие шелестящие кучи, лист-пионер окончательно успокаивается и даже подаёт признаки былой беззаботности. Ведь всем известно: страдать от одиночества лучше в большой компании.

Каждый сентябрь мы помогаем первым листьям пережить непростое время до листопада. «Мы» – это я, мудрая Лужа и скотина Богуславский.

Лужа мудрая, потому что древняя. Появившись очень-очень давно, она никогда не высыхала благодаря отвратительному климату и халатному отношению администрации района к дренажной системе города. В нашем трио она выступала в роли доброго психолога.

– Я прекрасно понимаю тебя, дружочек. – Обычно вещала она очередному листу-неудачнику. – Когда-то я жила в большой мягкой туче, и летала очень высоко в небе. Но однажды она вылила меня на землю… Я смотрела, как она бросает меня, медленно уплывая вдаль, и тогда мне казалось, что я осталась одна на всём белом свете. Но после приплыли другие тучи, и рядом со мной очутились другие лужи, и я перестала чувствовать себя брошенной. Очень скоро и ты, милый мой, будешь не один. Смотри, у тебя уже есть я. И человек. Ну и скотина Богуславский.

Скотина Богуславский является котом. Его прошлое покрыто мраком. Никто не знает даже, какого он изначального цвета, ибо те места, в которых он изволит бывать, отличаются повышенной замазчивостью. Однажды, в порыве милосердия, я решил его отмыть. Но при первом же приближении кота к воде Богуславский отрастил 30 дополнительных лап и вмиг превратился в орущего противотанкового ежа, не помещающегося ни в какую ёмкость. Я потерпел фиаско, а Богуславский не разговаривал со мной две недели.

Подкармливаем Богуславского я и пенсионерка Михно. Каждое утро Михно надевает золотые серьги и алую брошь, красит лик в белое и выносит на улицу мясное желе, сопровождая подачу блюда громким елейным кисаньем. Богуславский появляется из воздуха, и она неистово гладит его, купая в нерастраченной за долгую жизнь любви. А Богуславский при этом изображает отвращение, делая вид, что любовь ему не нравится.

Сам же Богуславский, как и пенсионерка Михно, не нравится соседу Топорову. Сосед Топоров имеет выражение лица мерзкое, мерзкое прямо физически, как холодный стульчак. Был забавный случай, когда Топоров благим матом отчитал Михно за кормление Богуславского, не приведя при этом ни одного весомого аргумента против. Прослышав про это, Богуславский под покровом ночи нагадил на его «Фольцваген», причём в особо изощрённой форме: аккурат под дворники. Утром, в мелкий противный дождь, Топоров сел за руль, включил их и… эмммм… скажем так: увидел мир в его подчёркнутой реальности. А Богуславский залёг на дно. Ну не скотина ли? Разумеется, скотина.

Так же отвратительно он вёл себя и с любым первым листом:

– Радуйся, братан! И не слушай двуногого болвана и старую мокрую идиотку! Одиночество – это свобода! Ты сам себе хозяин! Выше черенок, настоящая жизнь только начинается!… Почему он опять ревёт?… Тьфу, очередная желтая маменькина плакса!

В общем, мы отличная команда, как по мне.

…Я подошёл к Луже и первым делом, конечно же, поздоровался.

– Здравствуй, Лужа.

– Добрый день, юноша. – Пробулькала та в ответ.

– Где наш клиент?

– Заплыл под «Опель».

– Успокоился?

– Ничего подобного.

– Всё утро орёт как резаный. – Богуславский, как обычно, нарисовался из ниоткуда и возлёг на тёплом капоте.

– Ты рассказывала ему про себя и тучу? – Уточнил я у Лужи.

– В нашем случае это не работает.

– Почему?

– Потому что он не первый лист. Он второй.

– Не понял?

– Он ищет какую-то Гребенюк.

– Гребенюк?! Кто-то знает, где она? – Из-под «Опеля» выплыл желтый кленовый лист и заметался по водной глади. По мудрой Луже пошла рябь – ей было щекотно. – Вы видели Гребенюк? Мою Гребенюк?!

Как оказалось, Гребенюк была листкой. Или листессой. Или как там сейчас этически верно, чтоб ни перед кем не извиняться? Короче, женщиной-листом, выросшим рядом с нашим пациентом. Всю свою долгую полугодовую жизнь они росли бок о бок и пожелтели в один день. Но случилось естественное: Гребенюк оторвало от ветки и скрыло в утреннем тумане. Лист расшатал свой черенок, отломался от ветки и рванул за своей старой любовью. Но они разминулись.

– А ведь это Поступок. – Констатировала мудрая Лужа.

– Поступок настоящего Героя. – Уточнил я.

– Ты дурачок, что ль? – Спросил Богуславский у листа. – Тебе мало листобаб было на своём дурацком дереве?

– Гребенюк такая одна. Одна единственная! – Констатировал лист.

– Давайте поможем листу. – Сказал я. – Найдём его Гребенюк.

– Спасибо, спасибо большое! У неё такое импозантное красное пятнышко в центре…

– Небось, ещё и больная. – Поставил предварительный диагноз Богуславский.

– Богуславский, нам нужен твой нос. – Обратился я к коту. – Ты не мог бы понюхать лист и взять след? Они с Гребенюк явно пахнут очень похоже.

– Я что, на слюнявого пёсика похож? – Возмутился Богуславский.

– Я куплю тебе кило венских сосисок.

– Ни фига я делать не буду!

– Чего ж ты помогаешь нам каждый сентябрь?

– Я не помогаю, а просто прикалываюсь над всеми этими желтопузыми истеричками! Эгоизм и надменные издёвки – вот моё кредо! Потому что я скотина Богуславский!

И тут я вспылил.

– Никакая ты не скотина! Ты добрый, прекрасный кот! Лужа, скажи ему!

– Богуславский, перестань прятать свои комплексы.

– Нету у меня никаких комплексов! Я скотина по своей сути, я исчадие Ада, эгоистичный, самовлюблённый социопат…!

– Да перестань! – Перебил я его лживый монолог. – Тебе нравится быть с нами! Ты тащишься, когда тебя чешут за ухом!

– Это просто блестящая актёрская игра!

– Хватит трындеть, Аль Пачино хренов! Никто тебе не верит, понял?!

– Да?! А знаете что? Знаете что?! Я пошёл! Возитесь сами со своим древесным старичьём! Мне на вас шерстью наблевать, Терезы долбаные!

И кот ушёл. На сей раз не просто растворился, а медленно удалился, чтобы мы рассмотрели то место на его тушке, куда он нас всех посылает.

– Ну и пусть себе валит. Без него справимся. Скажи, лист, может, ты что-то заметил? Куда полетела твоя Гребенюк?

– Помню! Я помню! Она прилипла к такой белой машине, полной краснолицых людей. Ей еще всегда все сигналят и грозят пожаловаться в «Добродел».

– Маршрутка номер 4! – Обрадовался я. – Так. Займусь ею сейчас же.

– Я останусь контролировать эмоциональное состояние пациента. – Заявила мудрая Лужа.

– А я… я буду ждать. Вас и мою Гребенюк. – Прошелестел лист и тут же принялся нервно плавать вдоль береговой линии.

…Я прошёл все восемь километров по маршруту номер четыре, но ни Гребенюк, ни других одиноких опавших листов не обнаружил. Тогда я направился в автобусный парк, чтобы побеседовать с водителем маршрутки по имени Абдуррахмон.

– Здравствуй, Абдуррахмон.

– Я не Абдуррахмон. – На всякий случай ответил Абдуррахмон.

– Скажи, Абдуррахмон, а не прилипал ли к твоей машине какой-нибудь опавший лист?

– Нет, – ответил Абдуррахмон. И на всякий случай добавил. – Но у меня есть путевой лист. И патент на работу, и регистрация, и даже настоящие автомобильные права. И если вы по поводу помятого «Сааба», то я тут вообще ни при чём. Потому что, напоминаю, я не Абдуррахмон.

Я осмотрел машину со всех сторон, но Гременюк не обнаружил и понуро побрёл обратно. По дороге я пытался подобрать какие-то слова поддержки одинокому листу. В голову лезла всякая банальщина. Подобрать нужные слова всегда трудно, когда ты знаешь, что ничем не можешь помочь.

…Вернулся я только к вечеру. Подошёл к Луже, открыл было рот, чтобы окатить философской банальшиной жёлтого старика… И закрыл рот. Потому что в Луже плавали два листа. Один из которых был с импозантным красным пятном в центре. Они медленно плыли, едва касаясь друг друга своими почерневшими краями, и, как мне показалось, совсем не касаясь воды.

– Откуда взялась Гребенюк? – Тихо спросил я у Лужи.

– Ты не поверишь. Её притащил Богуславский.

– Он совершил Поступок?!

– Да. Хотя утверждает, что наткнулся на неё случайно, когда гадил в поле. Молча появился с нею в зубах, выплюнул в меня и ретировался.

Много позже мы узнали, что Богуславский нам подло врал. Это был не случай, а масштабная поисковая операция.

Сначала Богуславский поймал Вождя воробьиной стаи и путём гнусного шантажа выбил из свиты нужную информацию. Оказывается, кто-то из воробьёв видел, как некий кленовый лист поднял школьник Денисов и подарил его своей даме сердца Коноваловой. Богуславский проник в дом Коноваловых, охмурил и обесчестил их элитную британскую кошку Марго, но Гребенюк так и не нашёл. Томная Марго подтвердила, что Коновалова-младшая вернулась домой без каких-либо листьев. У Богуславского появилась версия, что любовь Денисова к Коноваловой не взаимна, а значит, мелкая обольстительница выбросила несчастную Гребенюк где-то по дороге домой. Скотина Богуславский именем Британской Короны поклялся вернуться и сбежать с Марго, чтобы жить долго и счастливо, свалил из дома, и больше они никогда не виделись. Коту нужен был новый поисковый план. Тогда он заявился в подвал магазина «Элитные сыры из Истры», где столовалась самая большая крысиная коммуна в городе. Кот предложил Крысиному королю сделку: он неделю не жрёт крыс, а за это тот прикажет подчиненным прошерстить все урны на маршруте «школа – дом Коноваловых». Король, почуяв слабую переговорную позицию Богуславского, выставил своё условие: он исполнит это в случае, если кот выиграет бой против братьев Леклер – здоровенных крысищ, каждый размером с самого Богуславского. Хитрый Богуславский нашёл лазейку в правилах боя. С первым ударом гонга он для приличия махнул пару раз когтями перед мордами братьев, и тут же бросился наутёк. Леклер с победным пищанием устремились в погоню и в азарте охоты не заметили, что Богуславский привёл их к трассе «Москва – Город, многие жители которого уже давно в Москве». Далее Богуславскому оставалось лишь дождаться надвигающийся автопоезд. Кот успел перебежать трассу. А братья Леклер – нет.

Крысиный король обещание выполнил, и через три часа старушка-Гребенюк, очищенная от сигаретного пепла и жвачек, устало повисла в зубах скотины Богуславского.

Тогда еще, повторюсь, я об этом не знал. Но Поступок Богуславского в моих глазах и отражении мудрой Лужи всё равно оставался Поступком. Я решил не оставлять влюблённую пару в Луже. Вдруг их опять разлучат. Я забрал их к себе домой, высушил феном, который мне любезно одолжила пенсионерка Михно, и засунул обоих между страниц чеховских рассказов, чтобы листы коротали дни в приятственном чтении хорошего (на данный момент мы уже прошли третий том!).