Текст книги "Керины сказки"

Потому что крепко связаны. Так, что друг от друга не сбежать в метро. Без шансов.

ВЫЗОВ

«Буханка» «скорой» вгрызалась треснутыми фарами в новогоднюю ночь, то прыгая на ухабах, то зарываясь колёсами в подтаявший грунт и выбрасывая из-под колёс комья размокшей грязи, будто кот, старающийся побыстрее закопать нагаженное. Разбуженные рёвом ели злобно отвечали машине хлёсткими пощёчинами по лобовому стеклу, отчего водитель Горемычный морщился будто от боли: за 30 лет стажа он вошёл с ней в симбиоз – они кряхтели и трещали одновременно.

«Я не должен быть здесь…» – думал Сливко, уныло пересчитывая косые стрелки дождя, появляющиеся на стекле. Сейчас он, выпускник «меда» с красным дипломом, шлялся бы по Никольской в компании друзей и чего-нибудь алкогольного, разлитого по бумажным стаканчикам и мимикрирующего под колу. Но, ежели у тебя в родне или папкиных знакомцах не водится «Одного Человека», который бы позвонил «Кое-кому», не видать тебе Москвы. Будь ты хоть на всю голову Хаус, хоть весь из себя Склифосовский – поедешь с чемоданом конспектов в далёкое село под Белгородом, дабы спасать местное население от самих себя. И встречать Новый год не на широком пространстве Тверской, шумно вдыхая носом праздник. А внутри ржавого корыта, ползущего по вызову на дальний хутор, давясь угаром чадящей автопечки…

– Очаровательная чаща, не правда ли? – Николай Иваныч улыбнулся в седую бороду, видимо проснувшись от удара плешью о потолок.

– Очень! – Ответил Сливко, провожая глазами дубовый сук, на котором можно было бы повеситься.

– Приехали, Иваныч! – протрещал то ли Горемычный, то ли «скорая», то ли они хором.

– Дальше, батенька, извольте пешочком! – Усмехнулся Николай Иваныч, открывая задние двери.

«Извольте»… «Извольте», мля!», внутренне передразнил Сливко старого эскулапа и схватил медицинский набор.

– Нет-нет, не нужно, я всё взял! – Произнес Николай Иваныч, потрясая потертым саквояжем неопределенной древности. Сливко пожал плечами и вылез – чвак! – в ночную слякоть. Осмотрелся, поёжившись от влажного холода, добравшегося до костей: кругом только лес да уходящая за поворот дорога.

– Так а что тут? Ничего и нету.

– Нам туда вон. – Николай Иваныч махнул потёртой варежкой в сторону поворота.

– А дальше не проехать что ли?

– Ага, щасс! – Буркнули Горемычный со «скорой» и закрылись.

– В путь, мой друг! – Крякнул старый доктор и бодро зачавкал во тьму. Сливко смахнул с ресниц дождь и уныло поплёлся за Иванычем.

…Вскоре среди хвойных лап показалось рыжее пятно окна, а чуть позже из темноты выступила и вся хата, ладная и крепко сбитая, с бурыми ставнями настежь и пыхтящей трубой. Сливко, вытащив пальцы из воды, набравшейся в ботинки, радостно ускорил шаг.

– Тоооолииик! – Николай Иваныч замолотил в дубовую дверь. Сильно, но учтиво, как только умеют опытные бюджетники.

– Да иду! – Донеслось из хаты. Вроде как кто-то внутри спрыгнул с большой высоты и засеменил в сени.

Дверь открыл кот. Не человек, похожий на кота. Натуральный кот, домашней толщины. Чуть больше обычного. С чуть большей подлостью во взгляде и абсолютным отсутствием любопытства.

– С наступающим, дохтор. – Мяукнул Толик и почесал ухо задней лапой. Узрел Сливко и подпрыгнул. – Иваныч, ты чо, с дуба рухнул?!

– Александр Богданыч, мой помощник. А это Толик. Он, как видите, кот. – Представил их друг дружке доктор как ни в чём не бывало и почесал Толика за ухом.

– Иваныч, ты ж знаешь – не люблю! – Лицемерно проурчал кот.

.«Это всё от воздуха. Чистый озон. Надышался и заглючил. Плюс кофеин» – обманул себя Сливко и мягкой паклей тягуче втёк в хату.

– Боты сыми, не на вокзале! – Ворчнул Толик ему вслед. Постоял в дверях, немного поразмыслив, выйти ему на улицу или остаться дома. Намочил ухо, загрёб лапой и вернулся в хату.

– Рассказывай, друг мой. – Кивнул коту Николай Иваныч, мерно покачиваясь на стуле.

– Што рассказывать? – Хмуро ответил Толик, косясь на белоснежного Сливко, который высчитал уже 11 способов убежать, если бы ощущал ноги. – Пошли с Игоряном за ёлкой. А тьма тьмущая, он овраг и не заметил. Скотился туды кабаном. Встал, отряхнулся, невредимый вроде. Вернулись в хату, тока накатить по полста успели – его каааак заколбасит…

– Говорящий кот. – Выдавил из себя Сливко.

– …Я его козлиной башкой в погреб заманил. – Продолжил Толик.

– Это го-во-ря-щий кот.

– Слушай, братэлло! – Огрызнулся Толик. – Оттого, сколько ты раз скажешь «говорящий кот», я не стану менее говорящим, просто смирись, лады?

– Он ел что-либо по дороге? Шишки? Сучья? Камни? – Спросил Николай Иваныч.

– Да вроде не… И давление перед выходом померили – 0 на 0, хоть в космос…

Мохнатого Толика прервал оглушительный удар снизу. Выбитый из половой доски гвоздь пронёсся мимо уха Сливко и спикировал в районе печи.

– Что ж, осмотрим пациента. – Произнес старый доктор.

– Какое осмотрим, Иваныч?! – Обалдел Толик и нервно облизнулся. – Подмастерье твой от меня обосрался, а чо дальше-то будет?!

Нечто в погребе решило поддержать кота и вдарило так, что Толян еле успел поймать этажерку с глиняными свистульками. Николай Иваныч крякнул в ус и достал из кармана мел.

– Рисуйте круг, Сашенька.

– Что?

– Круг. Это такая геометрическая фигура. Вокруг себя. Сплошной линией, да потолще.

Рука Сливко танцевала румбу, поэтому круг скорее походил на контурную карту фьордов Норвегии. Но доктор его утвердил.

– Толик, ухват где?

– За печкой, ща подам. Во.

– Великолепно. Открывайте, дружище.

Кот тряхнул головой и сдвинул один за другим три засова на крышке погреба. Николай Иваныч нацелил ухват…

…но ни черта не успел. Вий Игорян вылетел из погреба с такой скоростью, что старый доктор даже не шевельнулся. Разбив рогами чешскую люстру, вий заметался по потолку и одарил атмосфэру таким рёвом, что даже далеко на дороге водитель Горемычный обнялся со «скорой» и еле успел поймать Святого Николая, сиганувшего с приборной панели в район ручного тормоза.

– АГААААААААА, МЛЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!!!!!

Игорян принюхался и уставился шестью глазами на то, что когда-то было Сливко. Вий облизнулся и ринулся на него. Сливко зажмурился и временно умер. Но Игорян стукнулся обо что-то мордой и рухнул на пол прямо у границы круга. То ли от стресса, то ли от не вышедших паров керосина автопечки Сливко показалось, что пространство перед ним треснуло.

– Иваныч, не тормози! – Крикнул кот.

Николай Иваныч ловко пригвоздил виеву голову ухватом к полу и навалился на чешуйчатую лапу. Вторую лапу схватил Толян. Сливко лихорадочно сложил метающиеся по мозгу буквы во фразу «Отче Наш» и мямлил её снова и снова (дальше он не знал, поэтому просто кашлял и выл).

– Слушай, земляк! – Крикнул кот. – Вот этому ща точно не время, ты его только взбесишь!!!

– Сашенька, выйдите, пожалуйста, из круга к нам. – Как можно спокойнее попросил старый врач.

– Не выйду!!! – Визг Сливко был такой тонкости, что им можно было нарезать грудинку.

– Будьте так добры, батенька! Мы с Толиком немного устали.

Сливко уломал левую ногу сделать шаг вперед. Вий зарычал. Нога испугалась и метнулась обратно, но Сливко поймал её за бедро и с силой передвинул.

– Великолепно. – Ободряюще кивнул Иваныч. – Теперь будьте так любезны, осмотрите левую переднюю лапу пациента. Вы видите что-нибудь необычное?

– А Вы нет?!

– Какого она цвета?

– Красного.

– Прекрасно. Вся?

– Д…д…д… -а.

– Вторая лапа?

– Тут чёрное пятно в районе предплечья…

– Агааааа! Приглядитесь-ка к нему получше.

– Там… в самом центре… что-то… заноза.

– Я так и думал. Осиновая заноза. У пациента интоксикация. Достаньте пинцет из моего саквояжа.

– ПАЦАН БУДЕТ НА ПЕРВООООООЕЕЕЕЕЕЕЕ!!!!

– Не слушайте его, ему плохо. Доставайте занозу. Отлично. Ничего страшного, что с чешуёй, у него вырастет новая. Теперь вколите 20 миллиграм белены. Вооооон в той бутылочке.

– Это которая светится?

– Нет-нет, где корешки. Именно. Давайте. С размаху прямо в ушко. С силой. Нет, батенька, что ж вы – каши мало ели? Помогайте ногой. Вот таааааак. Теперь помажем ранку вороньим навозиком… Вот и всё. Отпускаем. О! Вот и наш Игорь!

Помощь подействовала – на полу вместо чудища лежал благообразный старик в овечьем жупане и толстых валенках. Вокруг него лежали кот, Николай Иваныч и Сливко, поочередно дыша.

– Не хочу прерывать ваш отдых, – учтиво произнесли настенные часы, почесав минутной стрелкой шестёрку, – но вы просили сказать, когда до Нового года останется полчаса. Собственно, до Нового года полчаса. Вот как бы.

… – Толик! Хренов яйцелиз, где пульт?! – Скрежетал вий.

– Да откуда я знаю, я его пасу что ли?! Вон он, за кресло закатился! – Кот достал пыльное яблоко в ошметках целлофана и бросил в настенное блюдце. Яблоко завертелось по голубой каёмке, запустив автонастройку.

Часы показывали без десяти полночь, а Сливко – что он совершенно ничего не боится. Он выпил два стакана чего-то, рецептуру чего не хотел знать, но хмельного и вкусного.

Блюдце настроилось на какой-то канал. С экрана омерзительно ревело нечто без кожи.

– Каждый Чёрный огонёк одно и то же. – Недовольно пробурчал кот, загибая когти. – Хой, Монро и долбаный Элвис. Будто других нету. Саня, закусывай.

– Я нникак не могу поймать этот самонаводящийся пельмень…

– Вы, дружочек, не уворачивайтесь, а просто рот раскрывайте, смотрите, оп! – Пельмень вылетел из миски, шлепнулся по пути в сметану и исчез где-то в усах Николая Иваныча. – И вфсё, шкушетше.

– Тихо! – Рявкнул вий, тыча пальцем в экран. – Щас наш начинает…

На экране появился большой котёл с надписью «2020». Внутри него кто-то истошно орал по-немецки, грозясь вернуться и начать с Англии. На переднем плане стоял Президент Ада. И, хоть рога его мигали праздничными гирляндами и искрились мишурой, вид у него был не очень. Какой-то уставший, что ли. Он долго говорил о трудностях. О единении и сплоченности. О проблемах отношений «с нашими небесными партнёрами». То есть ни о чём.

– Пора ему уже на пенсию. – Произнёс кот и выпил. – Тыщи лет на одном месте. Засиделся уже.

– Да? И кого ж на его место, по-твоему? – недовольно ответил вий.

– Ну… Астарота, например.

– Астарота?! Это жульё?!

– Чо это «жульё»? Он против коррупции, за честные выборы и всё такое…

– Да хрена с два! Все они одинаковые! Нужен мужик со стержнем! Который не прогибается! Ни хрена вы, молодежь, не понимаете! Вам в интернетах лапшу вешают, а вы и жрёте! Скоро в церковь побежите, поколение дебилов!

– А чо, мне церкви нравятся. Ну как архитектура. Да и мыши там вкусные, с сальцом.

– Вот! Только о пузе и думаете! Саранчата поганые!

– Саня, а ты в церквях был? – Спросил кот.

– Яаааа… Да. Нас один раз в меде водили на экскурсию. В небольшую такую. Над усыпальницей врача Пирогова. Николая Иваныча.

За столом воцарилась тишина, очередной пельмень повис в воздухе. Вий и кот хитро посмотрели на старого доктора.

– Нету в усыпальнице никакого Пирогова. Дааааавно уже. – Подмигнул Иваныч Сливко.

– А где ж он, Николай Ива…

Пельмень врезался Сливко в глаз, но он даже этого не заметил.

– Нам пора, господа. – Произнес Пирогов, вставая из-за стола. – Игорь, отвару смоляного стакан в день попейте с месяц, чтоб уж точно заразу убить.

– Может, посидите еще? – Взмолился вий. – Щас ведьмочки с гулек прилетят, потанцуем!

– Благодарю, но нет. Нам с утра еще гармониста прокапывать.

…Счастливый Горемычный яростно крутил баранку, чувствуя приближение села и утра. Сливко смотрел на Пирогова, моргнув последний раз часа два назад.

– …В общем, батенька, не было никаких грабителей. Оживили меня по указу Вампирского облисполкома. Подарили мне еще одну жизнь. А я взамен – тысячи.

– Как вы могли.

– Мог что?

– Согласиться лечить и ЭТИХ тоже.

– А почему нет?

– Они же… ну… нечисть.

– Знаете, друг мой, почему моим именем названы больницы и улицы?

– Почему?

– Потому что я хорошо лечу. А сужу плохо. Поэтому не сужу вообще. Я этому не учился. И вам, батенька, судить не советую.

Помолчали.

– Чего вы хотите? – Нарушил молчание Николай Иваныч.

– Водки. Очень много водки.

– Я понимаю. А вообще?

Сливко молчал.

– Знаете, я могу вас пристроить куда хотите. В Белгород, в Питер, хоть в Москву. Позвоню одному упырю, он поговорит кое с кем ТАМ… Но весной у оборотней начнется чумка. Мне одному, боюсь, не справиться. Ох, не переросло бы в эпидемию… Что думаете, коллега?

…К июню чумка в белгородских лесах была побеждена. В четыре руки оно, действительно, проще.