Текст книги "Дынный кризис"

4

Дверь комнаты Следственного управления вновь открылась и в ней возник судебный пристав. Он бросил на Маньяна заинтересованный взгляд и монотонно сообщил:

– Ну что ж, джентльмены, пришло время вам поприсутствовать на финальной части концерта. Знаю, что вы ждали от меня слов: «Вы свободны». Но, увы.

– Хорошо, Гектор, мы поняли, – добродушно произнес Оливорм. – Но не могли бы вы сначала дать свою оценку настроению трибунала?

– Настроение таково, что многим – вредно для здоровья. Некоторые из судей вообще решили разыграть новую карту. Они заявляют, что вы обязаны были любой ценой удержать за собой Фрум-93.

– Чушь! Это, черт возьми, чушь! – воскликнул Оливорм. – Я уверяю вас, Гектор, это бред! Только я мог решать в то время, нужно было нам удерживать за собой планету или нет! Будет это отвечать интересам Земли или не будет!

– О, я благодарен вам, господин министр, за то, что вы все-таки решились взять на себя эту ответственность, – воскликнул Маньян, прямо-таки засветившись от радости. – И действительно, я сам до сих пор удивляюсь, как это тем дуракам пришло в голову взвалить всю эту вину на одну мою голову?!

– Выбирайте выражения, Бэн. Знайте, что я не выношу, когда при мне подобными словами дают характеристику высшим должностным лицам Земного Дипломатического Корпуса! Знайте это!

– Ну хорошо, тогда кретины, – предложил новую трактовку Маньян. – Мерзавцы, тупые идиоты.

– Да, Бэн, сдается мне, что вы теряете над собой контроль прямо на глазах. Знаете что, вы пока оставайтесь здесь и попытайтесь успокоиться, а я зайду туда, призову судей к снисхождению, а заодно выясню, куда ветерок дует, – предложил Оливорм, заговорщически подмигнув своему бывшему подчиненному.

– О, благодарю, Фрэд! То есть я имел в виду – Ваше Величество.

– Величество? – кисло повторил Оливорм и мечтательно закатил глаза. – А почему бы не сам Господь бог, а? Масштабно как-то… Да, именно это слово! Кроме того надо же установить в этой сфере какое-то равновесие с гроасцами? Нет никакого сомнения в том, что вскоре совершенно спонтанно возвысится из разных мест многоголосый призыв к адекватному представительству Земли в божественном пантеоне.

И в следующую минуту за мягко улыбающимся добровольцем в божественный сан закрылись двери комнаты Следственного управления.

5

– Отбывание наказания в ссылке на гроасских серных рудниках в Юше?! – орал спустя полчаса Маньян, кружась перед каменнолицыми членами трибунала, которые с вялым интересом наблюдали за реакцией приговоренного на вердикт.

– И это вы называете проявлением снисхождения?! Интересно, что же для вас означает строгий приговор?!

– Спокойнее, господин Маньян, – тихо увещевал беднягу Ретиф. – Не испытывайте их терпения.

– Боже, да при чем тут их терпение, Ретиф?! – ревел Маньян, закрывая руками свое узкое лицо, совсем как ребенок, которому стало страшно.

Маньяна под руки вывели из комнаты, где проходил суд. Он всхлипывал и невнятно бормотал:

– Все, Ретиф, все! Я погиб! Если даже мне суждено будет перенести это несправедливо жестокое испытание и остаться живым, оно похоронным эхом отзовется в коридорах отдела кадров Корпуса и моя карьера лопнет, как мыльный пузырь! И никогда больше я даже помыслить, вы слышите, помыслить не смогу о реализации моих несмелых грез о кресле посла!

– Хватит, Бэн, ну хватит, успокойтесь же! – мягко попросил Оливорм, когда земляне вышли в коридор. – Благодарите судей, что они не послали вас на ледники или, что еще хуже, в канцелярии Сектора на страшную бумажную каторгу!

– Все это является слабым для меня утешением, сэр, хотя я, конечно, чувствительно признателен вам за вашу добросердечность и гуманное напоминание о существовании еще более ужасных чистилищ чем то, которое уготовано мне…

– Держи себя в руках, Бэн, – мурлыкал подошедший к землянам божественный Флит. – Хочу сказать, что тебе редкостно повезло, так как ты будешь находиться под моей личной протекцией, что является твердой гарантией того, что ты останешься доволен своим пребыванием в гроасских краях. Разумеется, я не могу не признать того, что серные рудники Юша – это не самое полезное для здоровья человека местечко на благословенной гроасской земле. И все-таки не дай пошатнуться своей вере и тогда мы с тобой увидим, что это вовсе не так уж и смертельно отбыть полный срок наказания в этом ад… Оговорился, старина. Взываю к твоей стойкости и мужеству, мой мальчик! Смело отправляйся туда, поддержанный и успокоенный твердой верой! Это я тебе говорю!

– Ох, Флит, даже не представляете, как мне знакома эта песня! В дни неудач тетушка Нинни несколько часов подряд могла жужжать мне ее в уши. Но, также как вы говоря о вере, она имела в виду несколько иное, Флит! Она никогда бы не подумала… Никогда бы не смогла представить меня, в молитвах возносящего гроасского бюрократа!

– И тем не менее твоя тетушка была очень чувствительной представительницей вашего племени. Она была человеком высокого духовного развития. Я уверен, она бы быстро признала неизбежность – и, главное: оправданность, – принятия тобой новой веры. И учти: гроасцы – это сливки нашего гроасского общества. Так что разве нелогично, что в свое время Чрезвычайный и Полномочный Посол Гроа, то есть чистой воды бюрократ, возводится в божественный сан, благодаря непреодолимому давлению и поддержке своей исключительности и врожденного превосходства над другими?

– И еще при весьма весомой поддержке доходов от бизнеса на шкурках гриблей, – не удержался от язвительного напоминания Маньян.

– Ну, разумеется, я этого и не собираюсь отрицать, – прошипел Флит. – А в гроасской государственной церкви и не занять никакого уважаемого места тому, кто не знает, как ворочать фондами. Для увеличения славы Господа, разумеется.

– Господа?! – переспросил Маньян. – А вот я слышал, что епископы используют неожиданно свалившиеся на них денежки преимущественно на содержание монастырской системы с ее знаменитыми оргиями и гейшами. И еще пускают на мебель и украшения, изготовленные по индивидуальным заказам, для всего гроасского клира, начиная с высших духовников и заканчивая последним мальчишкой из церковного хора!

– Да, я согласен, что некоторым из певцов церковного хора удалось, потуже затянув пояса, заработать себе на «Кавасаки-250», ну и что в этом такого? А что может быть приятнее для меня, как для бога просвещенной религии, чем знать, что у каждого из служителей моего культа имеется удобная монашеская келья…

– В которых ходят по коврам толщиной в три дюйма и слушают запрещенную музыку, как я слышал, – не сдавался Маньян.

– Я сказал – монашеская келья. В которой каждого из них встречает стайка исполненных сознания своего долга девственниц, в руках у которых святые чаши с подкрепляющим силы напитком. Они провожают безгрешных иноков к их грубым, спартанским ложам и там медитируют с ними на духовные темы и сюжеты! О, медитации! Именно они-то и сделали Гроа Великой!

– Потрясающе, – зло пробормотал Маньян. – Кто откажется помедитировать с какой-нибудь девственницей на спартанском ложе в убогой монашеской келье?..

– Так ты согласен?! – улыбнулся Флит. – Значит, отправляемся? В таком случае говорю тебе, что в порту ожидает скоростной корабль, приписанный к Великой Гроа, который готов принять нас на свой борт. Меня – для дальнейшего служения истине и божественных почестей, тебя – для переправки на место, определенное судом.

– Именно, Флит! – вскричал вдруг долго до этого молчавший Оливорм. – Поскорее заберите с собой этого мошенника! Один вид его и хныканье, которому нет конца, действуют мне на нервы! А вам, Бэн, хочу заявить: настоящий дипломат всегда умеет проигрывать и знает, как поражение представить величайшей победой. Если честно, Бэн, то я немного удивлен тем, как вы вели себя в той комнате и после нее. Если те газетные шакалы в конце коридора увидят на вашем лице такое похоронное выражение, это может иметь самые нежелательные последствия. О вас такое напишут!

– «Мелкий чиновник посажен за то, что пытался сокрыть грязно проделанную работу в высоких сферах», так что ли? – печально проговорил Маньян. – Нет уж, я покажу им кукиш! Я не хочу, чтобы потом у какого-то там читателя сложилось обо мне впечатление, как о дураке. Я не хочу, чтобы какой-то там непосвященный думал, что мной владели низменные мотивы.

– Послушайте, Маньян, могу я использовать ваши слова? – спросил неизвестно как оказавшийся за спиной приговоренного стройный молодой человек в помятом дорожном костюме с заплатой на плече и тут же застрочил что-то в свой электронный блокнот. – Просто мне нужно за что-то зацепиться, чтобы потом быстренько раскрутить все это дельце. Кто знает, может, этот материал – первая ступенька на лестнице возвышения, о котором я последнее время только и размышляю.

– Мм… Скажите, мой мальчик, а о том, чтобы приложить свои старания для Корпуса, вы никогда не размышляли? – осведомился у репортера Оливорм.

– Я мог бы переговорить с соответствующим человечком – у меня знакомства. Так как? С вашим реалистическим отношением к жизни и пониманием того большого доверия, которое оказывается в равной степени газетчикам и дипломатам, я предсказываю вам стремительную карьеру в Земном Дипломатическом Корпусе, где вам подберут подходящую должность.

– Да, но сначала мне ведь надо расправиться с этим заданием, не так ли?

– произнес газетчик, убрав, однако же, с глаз долой свой блокнот.

– А кто говорит, что не надо? – изумился Оливорм. – Только давайте-ка не будем подрывать престиж вашего респектабельного издания публикованием в нем всяких безответственных цитат, вырванных из контекста. Вы же видите: бедняга Маньян немного не в себе сейчас. Так что лучше нам, по-моему, ограничить наш репортаж голыми фактами и не отдаляться от главной темы, которая состоит в том, что Земля и Корпус совершили благородный поступок, чистосердечно во всем признавшись. Этим они, безусловно, должны снискать расположение общественного мнения по всей галактике. Впрочем, последнее – ваша забота. Мы сваляли дурака и не скрываем этого. Маньян же с готовностью и довольно бодро согласился расплатиться за это, ведь так, Бэн?

– Еще бы, сэр, – ответил Маньян, стараясь унять подрагивание голоса и повесив на фасад широкую и стеклянную улыбку, прямо как витрина ювелирного магазина. – Еще бы! Давно не испытывал такой готовности к чему-либо.

6

– Вы уверены, сэр, что хотите попасть туда? – спросил пилот небольшого челночного корабля Ретифа, облаченного в облегающий тело спортивный костюм. На голове его был шлем, за спиной – тяжелый парашют, на груди баллончики с кислородом и маска.

– Мне что-то не очень нравится пейзажик там, внизу, – продолжал пилот. Он глянул через прозрачный люк на раскинувшиеся внизу просторы. Даже с такой большой высоты было видно, что земля какого-то бледного, болезненного оттенка, бесплодна, изрыта огромными кратерами-ямами, из которых в небо взметались языки голубого пламени, будто призраки.

– Боюсь, что отступать поздно, Джек, – отозвался наконец Ретиф. – Главное: не забудь подобрать меня через двенадцать часов в условленном месте. У меня такое чувство, что здесь большие проблемы с транспортом. Если не прилетишь – я останусь здесь надолго.

– Я буду там точно по часам, Ретиф. Надеюсь вы не подведете меня. В конце концов, под нами – Гроа. Если эти пятиглазые дьяволы застукают меня в их воздушном пространстве, – а ведь никакого разрешения, как вы понимаете, у меня нет, – боюсь, устроят мне быстрый суд.

Ретиф глянул на свой астрокомпас.

– Приехали, Джек. Давай вниз.

Джек кивнул и подал от себя какой-то рычаг. Корабль круто, на огромной скорости пошел вниз, в нижний слой стратосферы планеты. С треском от напора воздуха распахнулась десантная секция люка. Внутрь корабля ворвался сильный ветер и холод.

– Счастливой посадки, – пожелал Ретифу Джек.

– К черту, – ответил тот и вывалился из люка в пустоту. Его тут же подхватили бушующие воздушные течения и стали переворачивать как пушинку и трепать в разные стороны. Наконец ему удалось занять устойчивое положение свободного падения: спина выгнута, руки и ноги раскинуты. Спустя три минуты, как указывала светящаяся стрелка его наручных часов, он выпустил первый тормозящий парашют. Он раскрылся с резким хлопком и треском, Ретифа здорово тряхнуло. Когда скорость его падения упала ровно в два раза, парашют автоматически отсоединился и в одну секунду пропал где-то вверху. Ретиф пролетел в свободном падении еще тысячу футов и тогда уж открыл свой основной парашют. Почти беззвучно, – только тихо поскрипывали стропы и со свистом гулял воздух под надувшимся куполом, сделанным из полиона, – Ретиф приближался к неровной поверхности планеты Гроа.

Планируя вниз, Ретиф сверился по специальному прибору со своим местоположением относительно намеченного для приземления места, подтянул чуть-чуть стропы, чтобы подкорректировать свой курс. Его понесло, как он и ждал, влево и вперед, к непроницаемо черному пятну, окруженному низкой стеной круглого кратера. Внизу расстилалась грязно-желтого оттенка, изрытая трещинами и кратерами земля. Она стремительно приближалась к Ретифу. Казалось, не он на нее падает, а она на него.

Ретиф разглядел выкрашенный в желтое бульдозер, переваливающий неуклюже через стену кратера, словно жук в муравейнике. Спустившись еще ниже, Ретиф поймал на себе изумленно-ошарашенный взгляд гроасца из-под козырька, который отбрасывал лунную тень на капот машины. Вскоре эта смешная и нелепая физиономия исчезла. Парашют перенес Ретифа через гребень круглого кратерного хребта, мимо довольно крутых склонов, сплошь, казалось, покрытых какими-то пищевыми отходами, мусором. В глубине этой чаши, которая была здесь главной шахтой, пылал желто-синий огонь. Языки бледного пламени без конца вырывались оттуда вверх, жадно лизали склоны шахты, а некоторые били прямо в небо. Один из таких языков пламени едва не спалил Ретифа, когда его проносило мимо.

Наконец Ретиф встал ногами на твердую землю и отцепил парашют, рвавшийся дальше. Он осмотрелся и обнаружил, что находится на краю пятидесятифутовой дыры в земле. Он настроил свой визор так, чтобы можно было максимально точно рассмотреть окрестности, затянутые плотным дымом огня и смрадными испарениями.

Вскоре он обнаружил, что всего в каких-то десятках футов от него, на склоне шахты сделана небольшая платформа. На ней лежал мужчина. Он лежал на спине, его руки и ноги были раскинуты в стороны и, как заметил Ретиф, прикованы к платформе крепкими кандалами.

Ретиф пошел в сторону платформы и расслышал слабый крик закованного пленника:

– Убийцы! О могущественный Флит! Взываю к тебе во дни бедствий! Сейчас я переживаю самый ужасный час в моей жизни! Избавь меня от него, и я больше никогда ни о чем тебя не попрошу!

– Не делай опрометчивых и необдуманных обещаний относительно будущего, Бэн, – раздался где-то совсем рядом придыхательный голос гроасца.

– Расслабьтесь, господин Маньян, – сказал Ретиф, подходя. – Это всего лишь я. Уверен, что вы бы сейчас не отказались от глоточка крепенькой для бодрости, а?

С этими словами Ретиф отцепил от своего пояса флягу и протянул ее Маньяну. Тот беспомощно потянулся ртом в сторону горлышка.

– О, боги! Это и в самом деле сработало! Может быть, есть в этом что-то… – Маньян оборвал сам себя, сделал еще глоток и поднял глаза на Ретифа: – Ретиф, умоляю вас, освободите меня от этих кандалов! У меня от них страшно ноют руки и ноги, честное слово! Ах, проклятье, как больно!

– Смирись, Бэн, – снова раздался совсем рядом шипящий гроасский голос.

– И учти: на этот раз ты вплотную придвинулся к богохульству. Проклинать что-нибудь – это кощунство, запомни. И потом, что это ты там говорил насчет «может быть», а?

Ретиф освободил Маньяна от ручных и ножных оков четырьмя короткими лучами из своего лазера. Маньян тут же схватил обеими руками фляжку и приник к ней ртом.

– Благодарю тебя, о Флит! – крикнул он, тяжело дыша после последнего глотка.

– Причем тут Флит? Кстати, откуда здесь взялся его голос? – спросил Ретиф.

– Все просто. Легкий в обращении и абсолютно надежный передатчик, предназначенный для круглосуточных молитв и благодарственных молебнов. Создает отличный тембр при приеме и передаче. Ну вот вы скажите, разве хоть у одной еще религии существует на вооружении такая штука? – У Маньяна были нелады с дыханием: оно было мелким и частым. Заметив это, Ретиф отцепил от пояса запасную кислородную маску и протянул ее бедняге.

– Благодарю тебя, о Флит! – хрипло воскликнул Маньян. – И вас также, Ретиф. Как посредника его божественного провидения – эти серные пары окончательно меня достали.

Вдруг где-то сверху раздался какой-то шум, треск и в следующую минуту на дно шахты хлынула волна странных предметов величиной примерно с футбольный мяч. Они, подпрыгивая на склоне, понеслись вниз, в дымящуюся и горящую бездну, откуда сразу сильно потянуло запахом, чем-то напоминавшим запах жареного арахиса.

– Что это такое? – удивленно спросил Ретиф.

– Урожай дынь сорта «Хуб», зараженных личинками гриблей. Гроасцы избавляются от этого гнилья, сбрасывая его в шахту со священным огнем.

– Не пойму, какая может быть святость в горящей сере? – спросил Ретиф.

– Спросите епископов, я просто работаю здесь и не задаю вопросов, – проговорил Маньян.

– Работаете?! Но когда я подходил, вы не очень-то утруждались.

– О, да, вы пришли! Вы пришли, Ретиф, как это хорошо! А работа моя состоит в неустанном чтении молитв милосердному Флиту, чтобы он принял эту жертву из миллионного дынного урожая, как знак нашего благоговения перед ним и доказательство нашей коленопреклоненности. А мы – убогие подвижники его учения. Я как раз хотел немного передохнуть, как вдруг появились вы! Знаете, в последнее время мной овладело отчаяние. Я чуть не стал отступником веры, так как перестал чувствовать поддержку Флита и мне стало казаться, что он покинул меня на произвол судьбы.

– Понимаю вас, Маньян, но не убивайтесь так неистово, а то можете перевеситься через край и окончить свой жизненный путь, поджариваясь внизу вместе с гнилыми дынями, – сказал спокойно Ретиф. – Неужели старейшины всерьез полагают, что Флит настолько туп, чтобы рассматривать миллион тонн пищевого мусора в качестве подходящего жертвоприношения?

– Мусора, вы сказали? Ретиф, да вы шутите! Эти дыни все без исключения были первого сорта и самой безупречной формы, пока в них не свили себе гнезда личинки гриблей. И не забывайте: в каждой дыне около двух миллионов гриблей, каждый из которых по достижении зрелости может предоставить отличного качества и площадью в три квадратных дюйма шкурку! Но… с прискорбием вынужден констатировать, что им теперь никогда не достигнуть зрелости. Как один из основателей ОПЗПВ я чувствую… или по крайней мере должен чувствовать страшную ярость и негодование, наблюдая за всем этим. Но, с другой стороны, Ретиф, ведь это делается во благо: во имя славы милосердного Флита!

– Так значит, торговать одеждой из шкурок червей больше не хотят? – спросил Ретиф. – Гроасцы что, решили всех ползучих уничтожить?

– Да что вы в самом деле?! На каждого червя, брошенного в серную шахту, народится еще целый миллион, который с удовольствием уничтожит все, что еще осталось от дынного урожая. Мы все только и надеемся на Флита. Что он даст нам какое-нибудь умное средство спасти дыни, а заодно и шкурки гриблей.

– Тогда ему пора засучить рукава. Кстати, нам тоже не стоит сидеть сложа руки. Пойдемте, господин Маньян. Через два с половиной часа нам нужно быть на северной окраине серных разработок. Там нас подберет вертолет.

– Что?! Покинуть мой пост?! – отпрянув, в изумлении вскричал Маньян. – Да вы что, Ретиф? А если мы даже выберемся, что ждет меня потом?

– О карьере и ее перспективах лучше поразмышлять за пределами этой могилы, – ответил Ретиф.

– Нет, нет, так нельзя, – угрюмо закачал головой Маньян. – Подумайте, ну каково будет бедному Флиту в одиночестве, если все его рьяные подвижники вдруг перестанут молиться и бросят его?!

– Последнее время говорят, что он окружил себя гроасскими сиротами на Голубой Лагуне и успешно продолжает традицию, которой положил начало министр Оливорм, – заметил Ретиф.

– Ну конечно! – вскинул руки Маньян. – Мой бог – сама добродетель. А сейчас, если вы позволите, Ретиф, я должен вернуться к своим молитвам.

– А вы уверены в том, что не хотите вернуться в Сектор, принять ванну, наложить бальзам на искалеченные кандалами руки и ноги, вкусно пообедать и отдохнуть в чистой постели?

– Ах, Ретиф, подобные прелести материального мира потеряли для меня все свое значение в свете моего духовного преображения и дарованного мне недавно богом глубокого понимания надприродных сил. Вам этого не понять.

Ретиф поймал себя на том, что морщится, вдыхая «аромат» серных паров, горелой дыни и жареных червей-грибль, исходящий из недр шахты.

– По-моему, здесь царствует настоящее зловоние, – заметил он. – Почему вы сняли кислородную маску?

– А, знаете, Ретиф, я привык к этому запаху и он мне даже нравится, – сказал блаженно Маньян. – Ведь это, друг мой, не просто испарения. Это испарения, исходящие из источника, освященного гроасской государственной церковью. От этого они приобретают какой-то новый статус. Начинаешь ценить их, видеть их достоинства.

Наверху слышался лязг гусениц работавших бульдозеров, и вскоре вниз по склону шахты низвергнулся новый каскад обреченных на сожжение дынь. Пухлые плоды стремительно катились навстречу огню, подскакивали на кочковатой поверхности склона. А некоторые из них даже раскалывались на части и выпускали из себя полными пригоршнями маленьких, слепых, лишенных конечностей и отвратительно белесых личинок червей, которые, едва вывалившись из-под кожуры треснувшей дыни, как мотыльки вспыхивали над огненной чашей охровым цветом и плыли над шахтой невесомым красным туманом.

– Великолепно! – объявил Маньян, с наслаждением вбирая через ноздри в легкие полную порцию приторного воздуха. – Вы можете говорить мне сколько угодно про мясные вырезки и павлиньи грудинки, Ретиф! – вскричал он, будто опьяненный атмосферой. – А я лично предпочитаю горсть вот этих восхитительно вкусных, замечательно хрустящих, жареных мясных орешков! – С этими словами он протянул руку с обращенной вверх ладонью, схватил несколько поджарившихся личинок, молниеносно засунул их в рот, аппетитно пожевал и, блаженно улыбаясь, проглотил. – Попробуйте немного, Ретиф! Привыкаешь, как к наркотику.

Ретиф откланялся.

– Я лучше пока перетерплю, а когда вернусь домой, зажарю трехдюймовый ломоть вырезки и запью бутылочкой редкого «Божоле-69». С вашего позволения, разумеется.

Маньян тем временем загреб рукой еще пригоршню червячков и жадно запихнул их в рот.

– Когда будете возвращаться, Ретиф, все же внемлите моему совету – возьмите с собой несколько бушелей этого изумительного деликатеса. На пробу. Не пожалеете.

Сказав это, Маньян стал подниматься на ноги, но у него подкосились колени и, перевалившись через край платформы, он опрокинулся вниз. Слава богу, он успел зацепиться в последний момент рукой за скобу, к которой он еще час назад был прикован, и в таком положении повис над адской бездной.

Ретиф не растерялся и уже через несколько секунд вытащил Маньяна обратно на платформу.

– Нужно будет только научиться лущить их, как семечки, счел нужным сообщить Маньян в первую очередь, выплюнув в сторону несъедобную кожицу личинок. – Странно, но вы правы, Ретиф: их вкус чем-то напоминает миндаль и орехи-пекан.

Ретиф уже хотел что-то сказать, как вдруг Маньян обратил неистовый взор в небо и крикнул:

– Благодарю тебя, о Флит, за то, что ты не дал мне погибнуть в огне!

– Между прочим, из пропасти вас вытащил вовсе не Флит, господин Маньян, а я, – заметил Ретиф справедливости ради.

– Просто Флит решил использовать вас в качестве проводника своей воли,

– ответил невозмутимо Маньян. – Пути Флита неисповедимы.

Спустя ровно двенадцать часов после выброски Ретифа с парашютом над серной равниной Гроа, он показался с Маньяном в условленном месте, преодолев пышущую огнем и исходящую серными миазмами трассу. Нелегко дался этот переход обоим дипломатам.

Вскоре показался вертолет, стартовавший со специальной площадки челночного корабля, который поджидал беглецов в средних слоях атмосферы планеты. Едва вертолет коснулся земли и в нем открылся люк, как Маньян сломя голову бросился внутрь, прижимая к груди берет, наполненный отборными жареными личинками-грибль, которых он насобирал на своем «рабочем месте».

– О, приветствую тебя, Джек, старина, какими судьбами! – вскрикнул он, увидев пилота. – Хочешь слегка перекусить, приятель? Пальчики оближешь, уверяю тебя! – С этими словами Маньян переложил полдюжины едва не дымящихся и размером с крупный арахис личинок-грибль в подставленную для этого раскрытую ладонь пилота. – Только не жуй кожуру – выплевывай, – посоветовал «ревнитель веры».

– Мм… – с сомнением промычал Джек, принимая угощение. Он положил в рот сначала одну личинку, осторожно и прислушиваясь к себе, разжевал… Потом взял другую, третью, четвертую… Широчайшая и блаженная улыбка разлилась по его добродушной физиономии.

– Черт, а они – ничего, господин Маньян! Где это вы выкопали здесь жареную кукурузу, а? И не скажешь, что вам тут пришлось бедствовать… Вообще вы в хорошей форме, если не считать одышки, – восторженно говорил Джек. – Если по правде, господин Маньян, то я и не чаял, что вы тут долго протянете. Большинство ребят из тех, что были сосланы на здешние серные рудники, выглядели покойниками еще перед отправкой. Воды нет, жратвы нет…

– А вот этого – сколько угодно, милейший Джек! Если вы любите пожевать в свободную минутку отличную жареную кукурузу, проситесь на серные рудники!

В отверстии люка показался Ретиф. Он тащил за собой мешок, наскоро сделанный из накидки, которую одевал Маньян в минуты особенно торжественных молитв, обращенных к доброму Флиту. Ретиф забросил мешок в вертолет, поднялся сам и задраил люк.

– Послушайте, а не найдется у вас еще пригоршни этих классных хрустяшек? – с надеждой в голосе спросил Джек.

– Хоть миллион, – невесело проговорил Ретиф, присаживаясь рядом с Маньяном. – Господин Маньян, а сдается мне, что Флит еще имеет шанс извлечь выгоду из этих дынь, а? Тем самым он сможет восстановить свои пошатнувшиеся позиции среди паствы, укрепить свой культ.

– Какой там культ! – воскликнул, всплеснув руками, Маньян. – Всякая ориентированная на духовность организация, имеющая миллионный торговый оборот, прекращает быть культом.

– А знаете, господин Маньян, – вдруг с интересом сообщил Ретиф. – Меня вдруг посетило провидческое видение. Сидите вы за карточным столом и ставите на кон ваши жареные находки против повышения в должности сразу на три планки… и выигрываете!

– О, любопытно! А я и не подозревал, Ретиф, что вы обладаете вторым зрением.

– Я и не обладаю, просто меня в этом убедила третья горсть личинок, которую стащил под шумок из мешка Джек.

– Не волнуйтесь, дружище, я возьму вас в долю на этом бизнесе, – великодушно сказал Маньян. – В конце концов ведь это именно вас избрал Флит в качестве проводника своей воли во время моего освобождения. Кстати, это доказывает, что вы все-таки близки с Ним во многом, несмотря на ваш определенный скептицизм, который я подмечаю время от времени.

– Отныне можете смело зачислить меня в вашу веру, – сказал Ретиф, выбирая из кучи особенно сочную и румяную личинку. – Любое дело, которое превращает миллионные убытки от загубленного дынного урожая в миллионные доходы от нового деликатеса, достойно того, чтобы в нем поучаствовать.

– Как мило с вашей стороны, – вздохнул Маньян. – И все же я продолжаю верить в то, что вы, наконец, разовьете в себе способность подмечать подгоревшую корочку в нашем хлебозаменителе – качество, обязательное для высоко профессионального дипломата.