Текст книги "Любовный квадрат"

ГЛАВА 8
ЧЕТВЕРТОЕ ИЮЛЯ

Они рисковали с погодой, но выиграли. Был зенит лета, теплого и сухого. Две американки удивились, открыв, что Британские острова расположены так далеко на севере, на одной параллели с Ньюфаундледом, если взглянуть на карту. В этот прекрасный июльский вечер было светло до десяти.

Мона и Эми пропустили занятие. Ник передал группу голубоволосых леди другому гиду с условием, что тот приведет старушек на пикник, который станет для них кульминационным сюрпризом сегодняшней экскурсии, правда, за дополнительные пять фунтов с каждой персоны.

– Ты неисправим, – засмеялась Джорджина.

– Так перестань исправлять его! – в голосе Моны послышалась грубоватая резкость, прорвалась раздражительность, которую она так старалась скрыть. Джорджина слепа? Неужели не видит, что Ник не влюблен в нее?

К шести часам они вчетвером оборудовали мощеную площадку перед домом Джорджины в американский буфет, который можно увидеть на любом пляже или морском курорте. Длинный дощатый стол, покрытый белыми, красными и синими салфетками был – завален грудами красных, белых и синих бумажных тарелок, стаканов и пластмассовых приборов. На одном конце стояла старомодная оловянная крюшонница, найденная Джорджиной на антикварном рынке, наполненная кубиками льда и бутылками с прохладительными напитками. На другом конце – бочонок легкого пива, доставленный из паба «Кингз Роуд». Стол был заставлен огромными мисками с картофельными чипсами, кукурузой и арахисом в скорлупе. На очень большом подносе располагались американские приправы: майонез «Хельман С», горчица для хот-догов, кетчуп «Хейнз», четыре сорта острого соуса.

Под присмотром Эми на кухне ждали своей очереди блюда с печеными яйцами, жареными цыплятами, капустным салатом. Полуготовые сосиски и гамбургеры будут заложены на печку-гриль в последнюю очередь, когда придет основная масса гостей.

Ожидаемое количество участников пикника варьировалось ежеминутно. Они бессистемно приглашали всех, кого вспоминали, включая некоторых ближайших друзей Джорджины по прежним временам, коллег Эми и Моны по курсам, сотрудников американского посольства и приятелей Ника, которых он считал забавными. По странному капризу Мона послала приглашение королеве Елизавете и принцу Филиппу.

– Какого черта. Они могли бы и появиться. Посетить пикник, посвященный дню независимости было бы неплохо для создания общественного резонанса. И для туризма, правильно? – объяснила она пребывающей в сомнении Джорджине. – Попытка – не пытка. Может же у них оказаться свободным этот вечер, правильно?

Ее Величество и королевский супруг им ответили, точнее говоря, секретарь прислал записку на тисненой бумаге Букингемского дворца. Ее Величество и Герцог Эдинбургский желают поблагодарить мисс Девидсон за любезное приглашение.

– Как вам это нравится, ребятки? – возликовала Мона. – Дворец!

– Ты имеешь ввиду, они придут на пикник? – Эми пила молоко. Всегда практичная, она рассудила – если беременна, молоко очень полезно.

– Не насмехайся – раздражение Джорджины было направлено скорее на Ника, чем на выкрутасы Моны. Ник не был с ней прошлой ночью, и она едва сдерживалась, чтобы не потребовать объяснений.

– Ну, Мона, не держи нас в неизвестности! Нам нужно доставить трон, чтобы королеве было на чем присесть, пока она будет есть хотдог?

Мона пыталась продлить ожидание, хотя все ее мысли были о Нике Элбете. В записке, просунутой под дверь сегодня утром, говорилось, что он должен сказать ей нечто важное. Сегодня вечером. После пикника.

– Ладно, сейчас. Дайте посмотреть. А, да. Так, так. О'кей. Ля-ля-ля. Спасибо мне за любезное приглашение, но… ах, да, вот…, – она ангельски улыбнулась. – Вы действительно хотите услышать остальное? – поймав ложку, которую в нее запустила Эми, Мона продолжила чтение. – Но…, – она опустила уголки рта, чтобы изобразить глубокое разочарование, как учил ее Билл Нел. – Ее Величество и Его Королевское Высочество искренне сожалеют, что предыдущие обязательства не позволяют принять это приглашение.

– Quel surprise![13]13
  Какой сюрприз! (фр.).


[Закрыть] – фыркнула Джорджина.

Ник обещал прийти пораньше, договориться о последних мелочах и проверить готовность к празднику. Джорджина удержалась от вопросов о его кузине Роксане Д'Орсанвиль. Когда он вернулся из Срэтфорда, она упомянула странное возвращение халата. «Ужасно мило со стороны Роксаны, не так ли?» – был единственный ответ. У нее не хватило смелости спросить, что делала его кузина в Стрэтфорде.

Мона проигнорировала сарказм.

– Поехали дальше, «Ее Величество передает наилучшие пожелания в этот прекрасный праздник. Королевская семья знает о глубоких культурных связях и традиционных отношениях добрососедства между двумя нашими государствами. И мероприятия такого рода, как ваш пикник в честь Четвертого июля, укрепляют и развивают дружбу. Искренне ваш…» Я не могу разобрать подпись… Секретарь Ее Величества Королевы Елизаветы II. Проклятье, не могу прочитать фамилию.

– Они делают это специально. Разборчивые подписи там не в ходу.

– Что не в ходу? – как всегда бесшумно, Ник Элбет появился в гостиной, произведя различной степени разрушения в душе каждой из девушек.

– Ты выглядишь потрясающе! – заметила Джорджина, наливая кофе в чистую чашку, которую принесла из кухни в ожидании его прихода. При виде Ника она страстно пожелала иметь волшебную палочку, чтобы взмахом заставить испариться двух американок.

Мона показала ему письмо из Букингемского дворца и попыталась взглядом передать секретное послание. Увидимся позже, нечестная рожа, через мгновение, врун и бездельник. Только одна черная точка омрачала сегодняшний пикник. Билл Нел, Минерва и остальные члены группы поверили, что Ник продюсирует пьесу. Они придут сюда в полном составе. Она уверена, сегодня Ник справится с этой проблемой и надеялась, что к моменту, когда они узнают правду, лето уже закончится, и Мона будет дома, в Нью-Йорке.

А Эми серьезно взглянула на него поверх своего стакана с молоком. Когда она поставила его, Ник сказал:

– У тебя белые усики.

– Это мой новый образ.

– Птенчик взрослее, чем говорит. Или она испугалась, и ее волосы поседели. С тобой что-нибудь стряслось, Эми?

Коварный. Этот мужчина такой коварный. Он способен спросить, начались ли у нее месячные прямо перед Моной и Джорджиной, а те и не успеют ничего сообразить.

– Нет. Ничего.

Вскоре маленький дом и вся округа наполнились волшебным духом лихорадочного возбуждения. Вчетвером они были хорошо смазанным колесом: Ник – ступица, три девушки – спицы, связанны с ним, но равномерно удаленные друг от друга.

К пикнику все было готово. По предложению Моны Джорджина пригласила окрестных жителей.

– Таким образом они не смогут жаловаться на шум, – пояснила Мона.

– Умница!

Тайные намерения Моны прояснились, когда она стала стучать в двери ближайших домой и просить одолжить стулья, салатницы, подносы и полки в холодильниках. Джорджина, которую приучили никогда не просить незнакомых людей ни о чем, даже не справляться о времени, в удивлении наблюдала, как соседи, обычно сохраняющие такое постное выражение лица, чуть не поубивали друг друга в спешке стать гостями праздника.

Когда Эми вернулась после набега на универмаг со ста девяносто двумя воздушными шариками красного, белого и синего цветов, призванными символизировать количество лет американской независимости, они сформировали собственную команду надувальщиков. Готовые шары поступали в распоряжение Джорджины и Ника, и те привязывали их над дверными проемами, на крыше, в окнах, над столом и даже на капоте «Даймлера».

Американский и британский флажки украсили центр праздничного стола. Ник протянул из дома длинный электропровод и установил во дворе граммофон. Джорджина вынесла коробку с пластинками, хранившуюся под лестницей. «Мой отец любил марши» – весело сказала она, несмотря на грустное напоминание.

Три Мьюзкетера очень позабавились над идеей одеться в стиле сексуально-женственных Атоса, Портоса и Арамиса, но решили, что это уж слишком. Они остановились на красном, белом и синем. Предложение Эми одеться, как персонажи плаката «Дух 1776» было отвергнуто. Джорджина и Ник не знали знаменитого американского плаката, а Мона поинтересовалась, кто сможет сыграть маленького барабанщика.

Чувства Эми были задеты.

– Никто не обращает внимания на то, что я хочу сказать! Я – единственная настоящая американка здесь! – Янки из Новой Англии защищала свое наследие.

– Так что мне от этого? – внучка иммигрантов почувствовала холодный ветер предрассудков.

– Моя семья находилась в Америке в 1776 году. Я знаю, как праздновать четвертое июля!

– Ладно, моя семья прибыла в гавань Нью-Йорка четвертого июля, так что расскажи мне, как отмечать День Независимости.

Очевидность этой лжи была ясна каждому. Тем более, что Мона начала хохотать над своей наглостью и обняла Эми.

– Я прошу прощения. Не сердись, – она почувствовала, что Эми дрожит. Подхватила простуду? Должно быть, что-то не так, Эми никогда не выходила из себя до такой степени.

– Я тоже прошу прощения.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Эми заметила взгляд Ника.

– Я буду в порядке. Просто было столько волнений. Думаю, мне нужно проветриться.

– Я тоже пойду, – предложил Ник. – Все уже приготовлено. Гости начнут приезжать не раньше, чем через час.

– Нет, я…, – она посмотрела на Джорджину, словно прося разрешения.

– Идите вдвоем. После напряженной работы Эми мы хотим, чтобы она насладилась вечеринкой.

В молчании они шли по улицам тихой части Челси. Сейчас идеальная возможность сделать свое предложение. Она беременна. Сомнений больше нет. Ник говорил о желании жить в Америке и иметь обеспеченную покровительницу. Эми богата и будет богатеть год от года. Как он отнесется к идее сделать ее честной женщиной, в то время, как она сделает его счастливым мужчиной?

Она ничего не смогла произнести.

– Я делаю вывод, что ничего не случилось.

Эми только жалобно покачала головой. Ник опустил руку в карман.

Думаю, это наверняка болезнь, – он открыл маленькую серебряную коробочку и достал две белые таблетки. – Ты сможешь проглотить их без воды?

Девушка кивнула.

– Они помогут, обещаю.

Она сжала губы и отрицательно покачала головой.

– Эми?

Та вызывающе взглянула на Ника, одновременно недоумевая, почему сердится на него. Беременность – не его вина.

Ты доверяешь мне?

Она неохотно кивнула.

– Закрой глаза и открой рот, – Ник положил таблетки ей на язык. – Даю гарантию, это решит проблему, – он коротко обнял Эми. – Милый птенчик. Ты покинула гнездо довольно рановато.

Они вернулись в тот момент, когда телевизионная бригада Би-Би-Си устанавливала камеры. Несколько приятелей Ника с Флит-стрит[14]14
  Эта улица в Лондоне известна из-за большого количества редакций, расположенных на ней.


[Закрыть] тоже появились. Гремела музыка. Звуки «Веселого янки» и «Властвуй, Британия» рикошетом отскакивали от стен маленьких домов. Откуда ни возьмись появилась шумная компания и сейчас же ринулась в пляс. Мощеный двор превратился в площадку разудалого голливудского шоу.

Вечеринка началась. Дух празднества возбудил трех его хозяек. Забыв все проблемы, они светились от наслаждения своим праздником. Каждая прекрасно выглядела и знала это, каждая находилась в гармонии с двумя другими, каждая приветствовала гостей и общалась с прессой, так, словно камера и всеобщее внимание – обычное явление для их повседневной жизни.

Опыт работы Ника гидом послужил только для увеличения его природного магического шарма. «Ник! Ник, старина!» Сердечные возгласы мужчин. «Ник! Ник, дорогой!» Заигрывающие капризные восклицания женщин, требующих своих «чмок-чмок».

Мона была рада Биллу Нелу и другим ученикам актерского класса, кроме Минервы. Она вообще не была рада приходу Минервы, и еще меньше обрадовалась, увидев, что та искала и нашла Ника. Мона делала все, зависящее от нее, чтобы подавить нарастающий приступ ярости. Смешавшись с толпой, состоящей из друзей из американского посольства, товарищей Эми по семинару, приятелей Джорджины (которые выглядели так, словно только что сошли со страниц светской хроники журнала «Татлер»), она повсюду искала глазами Ника.

Минерва прилипла к Нику, как банный лист, но, казалось, он совершенно не против. Мона не могла вынести этого. Минерва шептала Нику на ушко. Минерва давала Нику глотнуть из своего стакана и вытирала его рот своими пальцами. Мона должна сделать что-нибудь или напиться.

– Съешь сосиску, Минерва – Мона предложила бумажную тарелку девушке. Булочка была слишком мала для своего содержимого. Сосиска, розовая и жирная, торчала наружу с одного конца, и Мона сунула ее в рот Минерве. Та выплюнула «угощение».

– Не будь непристойной.

– Непристойной? Это словно подходит тебе, Минерва. Я была просто дружелюбна.

– Что здесь происходит? – Джорджина появилась рядом с Ником, позади нее – фоторепортер, его лицо выражало предвкушение скандала.

– Ничего, Джорджина, – заверил Ник. – Минерва уронила тарелку. Мона беспокоилась, что кто-нибудь поскользнется и упадет.

– Минерва? Какая Минерва? Не думаю, что мы когда-нибудь встречались.

Мона поняла, что Джорджина приняла все за чистую монету и предъявляла свои права. Мона уверяла себя, будто Джорджина не рассчитывает на Ника. Так сказал ей сам Ник. Но теперь ясно – он не рассказал о них Джорджине. Еще нет. Ей стало жаль Джорджину. Она не могла представить, как та себя чувствует.

Минерва не была запугана ни на йоту. Она одарила Джорджину презрительным взглядом, который Мона решила запомнить для своей дальнейшей карьеры актрисы. Никто не выражал презрение и высокомерие так же хорошо, как британцы.

– Сожалею, дорогуша. Мы совершенно определенно не встречались и не будем встречаться сейчас! – Минерва оттолкнула Джорджину в сторону. Перед тем, как раствориться в толпе, она сказала Нику:

– Где ты нашел этих невыразимо вульгарных девиц? Позвони, если сможешь оторваться. Мой номер есть в справочнике.

Реакция Ника ограничилась пожатием плечами.

– Глупая сучка.

«Ух-ох», – подумала Мона. – «Сейчас начнется».

Она бы предпочла, чтобы Джорджина ушла раньше, чем Ник выскажется в ее адрес.

– Что касается тебя, Мона, ты должна признать, это было весьма нелепо.

– Что? – Мона знала, что ей не удастся улизнуть с невинным видом, но в любом случае, попыталась.

– А что я?

– Ник? – спасение пришло от подруги. Эми выглядела взволнованной. – Какая-то девушка просила найти тебя. «Tris imporant»,[15]15
  Очень важно (фр.).


[Закрыть] заявила она. Твоя кузина, Роксана.

– О, да… Хорошо, что она смогла выбраться, – Ник развел руки в стороны, словно собираясь обнять всех троих. – Я хочу, чтобы вы все познакомились с ней.

Джорджина боялась, что упадет, краска сошла с ее лица.

– Ты забыл, Ник. Я уже знакома с ней. Твой халат?

– Конечно, ждите здесь.

Мона и Эми вновь переживали за свою подругу. Как только Ник исчез в толпе, личные страсти каждой на время были забыты.

– Что это?

– Что случилось?

– Роксана!

– Его кузина?

– Она была в Стрэтфорде-на-Эйвоне, когда Ник тоже был в Стрэтфорде-на-Эйвоне. Он что-то пролил на халат. Роксана привезла его сюда. Она сама объяснила мне, что была с Ником.

– Но он заявил, что она его кузина! – запротестовала Эми.

– Знаю, и она сказал мне то же самое.

– Но ты не думаешь, что они кузены, правильно? Джорджина переводила взгляд с одной на другую, беспомощная в своем несчастье.

– Я не могу даже думать об этом.

– Думать о чем? – Ник вырос перед Джорджиной с обычной для него способностью появляться внезапно.

Заметив, что подруга слишком измучена, чтобы отвечать, Мона попыталась найти подходящее объяснение.

– О конкурсе. Мы должны объявить победителя, но не имели возможности прочитать ответы претендентов.

Еще в начале вечера Эми раздала бумагу и карандаши. Заданием было перечислить тринадцать первоначальных американских штатов. Победитель получит бутылку шампанского.

Ревность Джорджины оказалась столь болезненной, что она не смогла посмотреть Нику в глаза. Вместо этого она попросила девушек пойти с ней в дом. Коробка с ответами находилась на кухне.

– Следи, чтобы все были счастливы, Ник. Мы вернемся через минуту.

Просмотр записок отвлек их от дальнейших споров о кузине Ника.

– Послушайте это. Чикаго – один из тринадцати штатов! – смех Моны был притворным. Она вспомнила выпад Минервы о «Даймлере». Она могла бы тогда убить и Минерву, и кузину, как бы ее там ни звали, хоть и Роксаной.

– Отличный ответ! Все тринадцать штатов!

Идея конкурса принадлежала Эми, и она была рада найти победителя. Большинство других участников решили превратить соревнование в шутку, написав абсурдные названия типа «Ниагарский водопад» и «Голливуд».

– Как раз вовремя! – Ник ждал их у буфета. – Могу я огласить результаты?

Не дожидаясь их согласия, он вскочил на уже почти пустой стол.

– Гей, гей, гей! Прекрасные леди и галантные джентльмены! В сто девяносто вторую годовщину измены, совершенной против Матери Англии неблагодарными северо-американскими штатами – эта измена более широко известна, как Декларация Независимости – я счастлив объявить от имени трех Мьюзкетеров…

Свист и улюлюканье со стороны гостей.

– …имя победителя, нашелся кстати, только один человек, который смог назвать все тринадцать штатов.

И этот человек… Билл Нел! Австралиец, представьте себе!

Пока Джорджина и Мона вручали Биллу бутылку шампанского, Ник Элбет воспользовался моментом, чтобы шепнуть на ухо Эми Дин коротенькую фразу: «Встреть меня в полночь у Альберт Мемориала!»

Помогая Джорджине отнести граммофон наверх в гостиную, он прошептал и ей: «Встреть меня в полночь у Альберт Мемориала».

Разыскав Мону, собирающую пустые подносы, он в третий раз повторил приглашение: «Встреть меня в полночь у Альберт Мемориала».

К десяти часам летний вечер, в конце концов, уступил дорогу летней ночи. Репортеры упаковались и отбыли на следующее светское мероприятие. Некоторые гости задержались, чтобы съесть последний кусочек и выпить последний глоток шампанского или виски. Наконец, веселая компания самых стойких гуляк скрылась из виду, унося с собой гирлянду красных, белых и синих шаров.

Три Мьюзкетера приступили к уборке в настроении спокойного размышления. Вечеринка имела громадный успех, заверили они друг друга. По молчаливому согласию девушки дружно работали, чтобы закончить дела как можно скорее. Пока еще никто не знал, что у них есть секрет. Притворяясь поглощенной приведением дома в порядок, каждая пыталась придумать, как выскользнуть незамеченной, чтобы встретиться с Ником.

– Я почти падаю. Утро вечера мудренее, не так ли? – Мона симулировала зевок, который заставил бы Билла Нела гордиться своей ученицей. Она боялась, что две другие захотят присесть и обсудить вечеринку. Уже начало двенадцатого, не так уж много времени, чтобы притвориться спящей и выбраться из дома.

В любом случае, споров не было. Эми и Джорджина мгновенно бросили дела – как школьницы, услышавшие звонок на перемену, подумала Мона – и торопливо пожелали друг другу спокойной ночи. Вскоре дом погрузился в темноту. За каждой из трех спален безумно нетерпеливая молодая женщина готовилась к тайному рандеву.

ГЛАВА 9
ПОЛНОЧЬ

Горячее нетерпение пассажирок подгоняло каждое из трех такси, мчавшееся мягкой летней ночью по направлению к Альберт Мемориалу. Несмотря на поздний час, прекрасная погода выманила на улицу множество людей. Одни выгуливали собак, другие просто бродили рука об руку, наслаждаясь чудесным теплом.

Врожденная застенчивость заставила Джорджину выйти из машины рядом с многоквартирным домом. Она боялась оказаться слишком приметной, покинув такси прямо у Альберт Мемориала. Водитель, возможно, захочет узнать, что она собирается делать там посреди ночи, хотя, это, конечно, и не его дело.

О Боже, из-за чего она волнуется? Нужно контролировать свои эмоции. Ник Элбет хочет видеть ее. В месте, памятном для них обоих. В месте сладостных воспоминаний, в уединении, которое невозможно в Челси Мьюз с болтающимися там американками. В мозгу прокручивались все возможные причины для этой встречи. Вдруг, он хочет, чтобы они все сбежали вместе? Сегодня ночью? Чтобы пожениться? В безумной спешке тайного ухода она все же вспомнила о паспорте и взяла его с собой, на всякий случай.

Было без нескольких минут двенадцать. Она пробиралась по затененной стороне мемориала, укрываясь за любым выступом от случайного взгляда.

– Ник?

Страстная надежда, что он возникнет из темноты и обнимет ее, быстро разрушилась. Она одна, ждет. По непонятной причине Джорджина вспомнила строчку из «Разбойника» Альфреда Нойса: «Я приду к тебе по лунному лучу, даже если ад преградит дорогу». Ожидание – вот настоящий ад.

Подход Моны к побегу из дома базировался на лекции по режиссерскому мастерству визуального обмана, которую она однажды посетила в Нью-Йорке. Сравнимая с техникой, используемой магами, идея состояла в отвлечении внимания от реально происходящего. Действуя в этом духе, после того, как все трое закрыли двери спален, Мона распахнула свою и, притворно спотыкаясь, пошла по коридору. «Не бойтесь, это я! Чертовски хочется пить! Иду вниз выпить чего-нибудь!» – прокричала она, не обращаясь ни к кому конкретно.

Ее тяжелые шаги вниз по лестнице разбудили бы и мертвого. Громкий звон стаканов и бутылок, чертыхание, и она протопала обратно в комнату, хлопнув напоследок дверью. «Извините за беспокойство!»

Как потом выяснилось, ее представление оказалось абсолютно ненужным. Когда несколько секунд спустя она осторожно выскользнула в коридор с туфлями в руках и прокралась вниз по лестнице, Мона еще не знала, что Джорджина и Эми уже ушли. Эми выбралась через окно, Ник доказал доступность и легкость этого пути.

Вспомнив, как Ник стал на крышу «Даймлера», чтобы добраться до окна, она, перед «отходом ко сну», как бы случайно поставила один из столов под окно. Это будет легкий прыжок, она уверена, самое большее – десять футов, и, возможно, удар приведет к столь желанным последствиям. Таблетки Ника все еще не подействовали.

Случайное такси, пойманное в их тихом районе, теперь мчалось вдоль элегантных улиц и площадей.

– Вы уверены, что вам нужен Альберт Мемориал? – спросил водитель. – В это время суток?

– Я кое с кем встречаюсь.

– Отлично, мадам.

Мадам. Ей нравится, как британцы называют женщин – «мадам». Мадам Элбет, если позволите.

Ник был самым волнующим мужчиной среди всех, когда-либо встреченных ею. Более того, он беспокоился о том, что происходит с ней, не так ли? Если нет, тогда зачем доставал эти дефицитные таблетки?

На часах Эми было пять минут первого. Она опоздала.

Возможно, он ушел, обидевшись, что она не пришла? Ник? Она не может просто стоять здесь, как дурочка. Две лестницы вели к самому памятнику – огромному богато украшенному постаменту с гигантской статуей принца Альберта. У подножия монумента темнели трудноразличимые фигуры. Ник? Он ли притаился в тени памятника?

Она взбежала по ступеням и бросилась к мраморной стене, от которой отделилась фигура.

– Ник! О, Ник, я здесь!

Мона Девидсон шагнула навстречу.

– Какого черта ты здесь делаешь? Ошеломленная, Эми отскочила назад и непременно покатилась бы вниз по гранитной лестнице, если бы Мона не поддержала ее под руку.

– Кто тебе сказал, что я буду здесь? – потребовала объяснений Мона. – Ты шпионила за мной и Ником? Говори, ты, маленькая дрянь, или я вытрясу из тебя всю душу!

В подтверждение своих намерений Мона прижала руки Эми к ее худенькому телу и стала безжалостно трясти бедняжку с такой невероятной силой, что Эми подумала – ее шея непременно сломается.

– Пожалуйста… Мона… не надо… Ты делаешь мне больно! Мона! Перестань! Мне больно! Ради всего святого, Мона, прекрати!

Послышался звук торопливых шагов, крики, и кто-то попытался разнять их. Столкновение трех тел закончилось падением на травянистый склон. Живой клубок из брыкающихся ног и рук покатился вниз, пока Джорджина не выбралась из тугого сплетения. Она опрокинулась спиной на траву и буквально зарычала от ярости.

– Он не мог сделать этого! Он не мог поступить так!

Тяжело дыша от переполнявших ее чувств, Мона произнесла:

– Он сделал.

Эми лежала лицом вниз и вдыхала свежий запах травы, пытаясь восстановить душевное равновесие.

– О мой Бог, ты в порядке? – на взгляд Моны Эми была похожа на тряпичную куклу с оторванными руками и ногами. Я сделала тебе больно? Мой Бог!

– Со мной все в порядке, – самая юная из подруг села, подтянув колени к груди. С недоумением она произнесла:

– Вы имеете ввиду, что Ник назначил здесь свидание нам троим? Но зачем?

– Может быть, он грабит сейчас дом, – предположила Мона.

Джорджина сухо рассмеялась.

– Там нечего красть.

– Тогда, черт побери, зачем?

В этот самый момент ответ стал ясен. На дороге послышался знакомый шум «Даймлера», потом скрип тормозов и настойчивый длинный гудок. Ник Элбет выскочил из машины с пакетом в руке и положил свою ношу на нижнюю ступень. Он тут же вернулся к автомобилю и умчался так быстро, что никто не успел и глазом моргнуть.

– Осторожно! Возможно, это бомба! – прокричала Мона, когда они поползли вниз по склону. В пакете оказались три бокала, двухлитровая бутылка шампанского и записка, адресованная трем девушкам. «Простите за мелодраму. Роксана и я летим во Францию, чтобы пожениться. Я уверен, вы все согласитесь, что я «прожорливый» ухажер с эксцентрично-абсурдным чувством юмора, и смиренно прошу вас поднять тост за мое новое предприятие в знак особой памяти о товарищеских отношениях, родившихся между нами в Челси Мьюз. Я буду думать о каждой из вас с любовью и желаю исполнения всех ваших сердечных желаний. Как всегда и навечно, Ник Элбет».

– Дерьмо! – крикнула Мона.

– Пожалуйста, Мона! – Эми ненавидела подобные выражения.

– Это наше шампанское, – запротестовала Джорджина. – Или, точнее, Эми.

Эми заказала две большие бутылки шампанского «Вдова Клико» в винной лавке, расположенной в начале их улицы. Эта – одна из них, судя по бирке магазина.

– Сукин сын! – взорвалась Эми.

– Пожалуйста, Эми! – Мона замахала руками, словно вот-вот была готова упасть в обморок. – Твой язык!

Джорджина также замахала руками в притворном шоке.

– Мы леди! Вы знаете, мы не можем поддерживать подобный разговор!

В своем депрессивном состоянии Эми не воспринимала юмор.

– Но почему? Я не понимаю!

«Как можно быть такой наивной?» – подумала Мона и произнесла:

– Ты хочешь, чтобы я разложила тебе все по полочкам?

Это замечание вызвало рыдание Эми и суровый взгляд Джорджины.

– Как ты смеешь говорить ей такое? У бедняжки разбито сердце! Она зациклилась на Нике! Любой увидит это!

– Ах, так? Ну, ладно, у меня тоже разбито сердце! Ник и я… ну, мы должны были рассказать тебе, и он обещал сам сделать это… Ник и я собирались пожениться!

В обычно прохладных голубых глазах Джорджины вспыхнуло пламя.

– Врунья! – она залепила Моне крепкую пощечину и толкнула на землю. – Ник Элбет любит меня! Он собирался жениться на мне! Он…

Ее вспышка гнева была прервана Моной, с диким остервенением обхватившей колени соперницы. Две девушки сцепились, брыкаясь, колотя друг друга, выдирая волосы.

Их крики и проклятия выявили богатый словарный запас, о владении которым до этого момента невозможно было даже предположить. Несколько мгновений Эми смотрела на них в смущенном неверии, пока, в конце концов, не попыталась разнять.

– Прекратите! Перестаньте, я сказала! Бесполезно.

Все ее тело болело, ноги отяжелели, желудок сжимался от спазмов. Наконец Эми применила остававшуюся в нормальном состоянии верхнюю часть своего тела и растащила девушек в разные стороны.

– Господи, помоги мне! Я разорву тебя на части, ты, маленькая потаскушка! – Джорджина размахивала руками в яростной попытке достать соперницу.

– Да кто ты такая? Ты, со своим фальшивым говором аристократичной мямли! Мраморные зубки! Я покажу тебе мрамор! Я выбью тебе их все до одного!

Эми Дин из достойного старинного американского рода, с детства приученная к вежливости и внешним приличиям, старалась быть строгой.

– Вы, двое! Хватит, достаточно!

Снова никакого результата! Девушки тяжело дышали, собираясь с силами для следующего раунда.

– Сука!

– Шлюха!

И тут Эми потеряла терпение.

– Прекратите, ё…

Так же, как и они, Эми была ошеломлена тем, что сорвалось у нее с языка.

– Эми! Джорджина, ты слышала, что она сказала?

Широкая улыбка стерла ярость с лица Моны. Джорджина тоже отступила и с удивлением уставилась на юную американку.

– Эми! Как ты могла! Я шокирована! Придется сообщить властям!

Мгновенно бешеное побоище закончилось объятиями, смехом и неловкими извинениями. В такси, мчавшем их домой, в Челси Мьюз, Мона сказала:

– Если бы знали, могли бы сэкономить деньги, приехав к мемориалу в одной машине.

Женская дружба может начаться множеством способов. Она развивается и расцветает по огромному количеству причин, главным образом, связанных с выгодой, удобством или еще более эгоистичными потребностями. Необходимость выжить в мире, управляемом мужчинами, приводит к крепким отношениям. Агрессивность, зависть, подлость и сексуальные желания тоже играют свою роль. Обстоятельства, плюс личные, нередко постыдные цели, расширяют спектр возможных ситуаций.

Маленькие девочки, которые ломают игрушки друг друга на детской площадке, повзрослев, часто становятся сердечными приятельницами и, как говорится, дружат до гробовой доски. Скороспелые Лолиты, сражающиеся за прыщавого мальчишку, позднее живут в одной комнате университетского общежития и вместе корпят над дипломными работами. Женщины, зубами и ногтями вырывающие у сослуживиц возможность профессионального роста или социальные преимущества, с воловьим упрямством впрягутся в одно ярмо, когда возникнет угроза со стороны пришлых конкуренток.

Для Джорджины Крейн, Моны Девидсон и Эми Дин настоящая дружба началась в ту ночь у Альберт Мемориала и развивалась в дальнейшем из-за одинаковой злости на Ника Элбета. Они поддержали друг друга в ранние часы наступившего утра. Слишком эмоционально взвинченные, чтобы спать, они сбились кучкой в гостиной Джорджины.

– О Боже, что я буду теперь делать! – простонала хозяйка, заламывая руки.

Мона поспешно направилась в спальню Джорджины и вернулась с фотографией Ника Элбета.

– Забудь его. Разорви это, выброси на помойку, где ему самое место.

Джорджина положила рамку со снимком на колени, стеклом вниз.

– Это же моя жизнь, я о ней говорю! Как я буду существовать? Вы обе знаете, как будете жить. У вас есть поддержка семьи. Вы учитесь, чтобы сделать карьеру. У меня нет ничего. Ни образования. Ни перспектив. Я всегда думала, что выйду замуж и буду жить где-нибудь в деревне, растить детей и розы. Все, что у меня есть – этот дом. Замечательно иметь вас в качестве платящих гостей. В мой карман попадают кое-какие деньги. Но дом слишком мал, и невозможно держать пансион круглый год. Никто не будет так мил и дорог мне, как вы.