Текст книги "Торговля в рассрочку"

Болдуин со своей бригадой попытался распространять слухи. Но жители решительно отказывались верить, будто какая-то деревня могла хоть что-нибудь у них купить.

Оставалось попробовать юмористическое представление, и Джошуа с Таддеусом создали труппу и принялись репетировать. Дело немного затруднялось тем, что даже Езекии не удалось найти актерских трансмогов, но все равно получалось у них неплохо.

Несмотря на то что ни одна из их попыток не дала результатов, роботы снова и снова отправлялись в деревни, трудились не покладая рук, снова и снова пытались продать товары, в надежде, что рано или поздно они найдут ключ, который поможет им отпереть дверь скрытности и упрямства, за которой прячутся местные жители.

В один прекрасный день Гидеон радировал на базу откуда-то издалека, где он был один:

– Стив, тебе бы надо посмотреть самому кое на что здесь под деревом.

– Кое на что?

– На существо совсем другой породы. Вроде бы разумное.

– Гарсонианина?

– Тоже гуманоида, но не гарсонианина.

– Сейчас буду, – сказал Шеридан. – Оставайся на месте, чтобы ты мог мне его показать.

– Оно, наверно, меня заметило, – сказал Гидеон, – но я к нему близко не подходил. Я подумал, что тебе, может быть, захочется заняться им самому.

Существо, как и говорил Гидеон, сидело под деревом. Перед ним была расстелена искристо поблескивавшая скатерть, на ней стоял затейливо разукрашенный сосуд, и существо было занято тем, что доставало разные разности из чего-то, что, очевидно, служило корзиной для провизии.

Будучи, как и гарсониане, гуманоидом, существо, однако, выглядело куда приятнее, чем они. Лицо было точеное, а тело – змеино-гибкое в своей стройности. Его облекали одежды из роскошных тканей, и на нем было множество драгоценностей. Вид у него был явно светский.

– Привет, друг, – сказал по-гарсониански Шеридан.

Кажется, существо его поняло, но высокомерно улыбнулось. Судя по всему, появление Шеридана его не обрадовало.

– Быть может, – сказало оно не сразу, – у вас найдется время присесть?

Тон, каким это было сказано, ясно и недвусмысленно предлагал Шеридану сказать: нет, он благодарит, но не может, ему надо идти.

– С радостью, – вместо этого сказал Шеридан. Большое вам спасибо.

Он сел и стал смотреть, как существо достает из своей корзины со съестным все новые и новые припасы.

– Для нас с вами несколько затруднительно, – сказало существо, – общаться друг с другом на этом варварском языке. Но другого выбора, я полагаю, у нас нет. Вы, случайно, не говорите на балльском?

– Увы, – сказал Шеридан. – Я даже никогда о нем не слышал.

– Я подумал: а вдруг? На нем говорят многие.

– Мы вполне сможем объясниться и на языке этой планеты, – спокойно сказал Шеридан.

– О, безусловно! – согласилось существо. – Надеюсь, я не вторгся ненароком в ваши владения? Если да, то я, разумеется…

– Что вы! Я был рад вас здесь встретить.

– Я бы предложил вам пообедать вместе со мной, но боюсь. Ваш обмен веществ наверняка отличен от моего. Мысль, что я могу отравить вас, для меня непереносима.

Шеридан кивнул в знак благодарности. Пища и вправду выглядела весьма привлекательно. Вся в красивой упаковке, и кое-что на вид было так соблазнительно, что у него потекли слюнки.

– Я посещаю эти места для того, чтобы…

Существо искало гарсонианское слово и не находило его.

Шеридан попытался помочь:

– На своем родном языке я бы, пожалуй, назвал это пикником.

– Поесть-на-воздухе, – сказал незнакомец. – Это самое близкое, что я могу обнаружить в языке наших любезных хозяев.

– Мы с вами думаем одинаково.

От этого свидетельства взаимопонимания настроение существа ощутимо поднялось.

– По-моему, мой друг, у нас много общего. Быть может, я могу оставить вам часть пищи с тем, чтобы вы сделали ее анализ? Тогда в следующий раз, когда я снова здесь буду, вы смогли бы составить мне компанию.

Шеридан покачал головой:

– Не думаю, чтобы я задержался здесь надолго.

– Ах вот как? – сказал незнакомец, кажется приятно удивленный. – Так вы здесь тоже только на время? Шорох крыльев в ночи – только что был рядом и уже унесся навеки.

– Весьма поэтично, – сказал Шеридан, – и весьма образно.

– Впрочем, – сказало существо, – я здесь бываю довольно часто. Мне полюбилась эта планета. Чудесное место для того, чтобы поесть на воздухе. Все так спокойно, просто, неторопливо. Никакой суеты, и жители так чистосердечны в своей приветливости, хотя, увы, грязноваты и чрезвычайно, чрезвычайно глупы. Но, заглядывая в свое сердце, я обнаруживаю, что люблю их за неискушенность, за близость к природе, за ничем не омраченный взгляд на жизнь и за простоту, с которой они эту свою жизнь проживают.

Он умолк и испытующе посмотрел на Шеридана.

– Вы с этим не согласны, мой друг?

– Разумеется, согласен! – довольно поспешно сказал Шеридан.

– В Галактике так мало мест, – загрустил незнакомец, – где можно побыть в блаженном уединении. О, я не имею в виду уединение полное – кого-то ты встречаешь и здесь; но в уединении в том смысле, что есть где повернуться, что ты перестаешь быть игрушкой слепых ненасытных желаний и тебя не душит неодолимый напор чужих характеров. Существуют, конечно, ненаселенные планеты, ненаселенностью своей обязанные лишь тому, что на них невозможно жить физически. Их мы исключаем.

Он ел понемножку, изящно, даже манерно, однако из сосуда с затейливыми украшениями отхлебнул изрядно.

– Вкус превосходный, – сказал незнакомец и протянул сосуд Шеридану. – Может, рискнете все-таки?

– Нет, я лучше воздержусь.

– Это, пожалуй, мудро, – признал тот. – Жизнь не принадлежит к числу тех вещей, с которыми расстаются, не раздумывая.

Он глотнул еще, поставил сосуд к себе на колени и теперь, продолжая разговор, то и дело его поглаживал.

– Это отнюдь не означает, – сказал он, – что я ставлю жизнь превыше всего. У вселенского бытия наверняка есть и другие грани, ничуть не менее…

Они просидели за приятной беседой до самого вечера.

Когда Шеридан пошел к автолету, сосуд у незнакомца был уже пуст, а сам он лежал, раскинувшись, в блаженном опьянении, среди остатков пикника.

4

Хватаясь за одну нить, за другую, Шеридан судорожно искал в общей картине место, куда бы вписался любящий пикники пришелец с другой планеты, но такого места не находилось.

Быть может, он, в конце концов, и есть то, чем хочет казаться, – путешествующий бездельник, одержимый страстью есть в одиночестве на воздухе и любовью к бутылке.

И в то же время он знает местный язык и, по его словам, бывает здесь часто – и одно это более чем странно. Ему, по-видимому, доступна вся Галактика, так что же тянет его к Гарсону-4 – планете (во всяком случае, на человеческий взгляд), весьма мало к себе располагающей? И еще: как он сюда попал?

– Гидеон, – спросил Шеридан, – ты, случайно, не заметил где-нибудь там, поблизости, транспортного средства, на котором наш друг мог прибыть сюда?

Гидеон покачал головой:

– Теперь, когда ты об этом заговорил, я могу точно сказать, что нет. Я бы увидел, обязательно.

– Не приходило ли вам в голову, сэр, – спросил Езекия, – что он, быть может, владеет способностью к телепортации? Это не исключено. Например, та цивилизация, на Пилико…

– Верно, – сказал Шеридан, – но пиликоане одолевали сразу не больше мили или около того. Помнишь, как они скакали? Будто большой заяц прыгнет на целую милю, но так быстро, что самого прыжка и не видно. А этот тип, судя по всему, прыгнул через световые годы. Он спрашивал меня о языке, о котором я никогда не слышал. Сказал, что этот язык широко распространен – по крайней мере, в некоторых частях Галактики.

– Сэр, вы уделяете этому слишком много внимания, – сказал Езекия. – Нам следует подумать о делах более важных, чем этот праздношатающийся инопланетянин с его любовью к странствиям.

– Ты прав, – согласился Шеридан. – Если дело с торговлей не пойдет, мне головы не сносить.

Но ему так и не удалось окончательно отделаться от мыслей о той встрече под деревом.

Он попытался оживить в своей памяти их долгую праздную болтовню и, к своему изумлению, обнаружил, что она-таки действительно была совершенно праздной. Он не помнил, чтобы существо рассказало ему о себе хоть что-нибудь. Битых три часа, а то и дольше оно говорило не умолкая – и ухитрилось не сказать за псе это время ровным счетом ничего.

Вечером Наполеон, когда принес ужин, присел на корточки возле стула, на котором сидел Шеридан, аккуратно подобрав белоснежный фартук к себе на колени.

– Наши дела плохи, ведь так? – спросил он.

– Да, пожалуй.

– Как нам быть, Стив, если мы так и не сможем ничего сделать – вообще не достанем лодаров?

– Наппи, – сказал Шеридан, – я изо всех сил стараюсь об этом не думать.

Но теперь, когда Наполеон об этом заговорил, Шеридан живо себе представил, как будет реагировать «Центральная торговля», если весь груз стоимостью в миллиард долларов ему придется доставить назад. И даже, в несколько более ярких красках, что ему придется выслушать, если он просто оставит его здесь и вернется без груза.

Каким угодно способом, но продать груз он должен!

Если не продаст, карьере его конец.

Хотя, осознал он вдруг, на карту поставлена не только его карьера. Затронуты интересы всего человечества.

Существует реальная и настоятельная потребность в транквилизаторе, изготовляемом из клубней лодара. Поиски такого лекарства начались сотни лет назад, и нужда в нем подтверждается тем фактом, что все это время поиски не прекращались. Это было нечто, в чем человек остро нуждался, по существу, с того самого мгновения, когда он перестал быть животным.

И здесь, на этой планете, находится ответ на эту острейшую человеческую потребность, ответ, которого их лишает и в котором им безрассудно отказывает этот упрямый и безалаберный народец.

– Если бы только эта планета была нашей, – сказал он, обращаясь скорее к себе, чем к Наполеону, – если бы мы только сумели завладеть ею, мы бы смогли выращивать столько лодаров, сколько нам нужно. Мы бы сделали из Гарсона-4 одно большое поле и выращивали бы лодаров в тысячу раз больше, чем в самые лучшие времена их выращивали гарсониане.

– Но мы не можем, – сказал Наполеон. – Это противозаконно.

– Да, Наппи, ты прав. Противозаконно, и даже очень.

Ибо гарсониане были разумны, не потрясающе разумны, но, по крайней мере, разумны в том смысле, какой вкладывает в это слово закон.

А в отношениях с разумными существами нельзя делать ничего, что содержало бы в себе хотя бы намек на применение силы. Нельзя даже купить или арендовать у них землю, так как, говорит закон, покупая землю, ты лишаешь полноправную цивилизацию ее неотчуждаемых прав.

Можно работать вместе с ними и их учить – это всячески поощряется. Но научить гарсониан хотя бы чему-нибудь было не так-то просто. Можно, если только ты тщательно следишь за тем, чтобы не облапошивать их слишком уж беспардонно, вести с ними меновую торговлю. Но гарсониане теперь вести ее не хотят.

– Не знаю, что мы будем делать, – сказал Шеридан. – Как нам выпутаться?

– У меня есть предложение. Может, увлечь местных жителей сложностями игры в кости? Мы, роботы, как ты, наверное, знаешь, играть в кости большие мастера.

Шеридан поперхнулся. Медленно и очень осторожно он поставил чашку с кофе на стол.

– Обычно, – с напускной суровостью сказал он Наполеону, – я на такие методы смотрю косо. Но в данной ситуации… что, если ты и вправду соберешь несколько ребят и попробуешь?

– Буду рад, Стив.

– И… э-э, Наппи…

– Что, Стив?

– Я надеюсь, ты выберешь лучших игроков?

– Естественно, – сказал Наполеон, поднимаясь и разглаживая свой фартук.

Джошуа и Таддеус отправились со своей труппой в далекую деревню на совершенно девственной территории, которой ни одна из прежних попыток начать торговлю не коснулась, и выступили перед гарсонианами со своим представлением.

Успех превзошел все ожидания. Местные жители, держась за животы и обессилев от смеха, катались по земле. Они выли, задыхались, вытирали слезы, ручьями льющиеся из глаз. В восторге от веселых шуток, они били друг друга по спине, по плечам. Ничего похожего они не видели за всю свою жизнь, ничего похожего вообще никогда не было на Гарсоне-4.

И когда они совсем размякли от веселья, когда еще чувствовали себя вполне ублаготворенными, в тот точно рассчитанный психологический момент, когда сняты все торможения и смолкают голоса враждебности и упрямства, Джошуа предложил им начать торговлю.

Смех оборвался. Веселья как не бывало. Зрители теперь просто стояли и таращили на них глаза.

Труппа быстро собралась и в глубоком унынии потащилась назад, на базу.

Шеридан сидел в палатке и предавался созерцанию мрачного будущего. База словно вымерла. Никто не шутил, не пел, не смеялся, проходя мимо палатки: никто не топал по-добрососедски.

– Шесть недель, – горько сказал он Езекии. – Шесть недель – и ни одной сделки. Мы сделали все, что в наших силах, и даже с места не сдвинулись. – Он сжал руку в кулак и ударил по столу: – Если бы только выяснить, в чем дело! Наши товары нужны, а покупать они отказываются. В чем же дело, Езекия? Тебе что-нибудь приходит в голову?

Езекия покачал головой.

– Ничего, сэр. Я просто озабочен. И не только я, но и все мы.

– Они там, в «Центральной», меня распнут, – сказал Шеридан. – Прибьют гвоздями и будут держать в таком виде в назидание другим ближайшие десять тысяч лет. Неудачи случались и раньше, но не такие.

– Не знаю, следует ли мне это говорить, – сказал Езекия, – но мы могли бы и дать деру. Может, это и есть наилучший для нас выход. Мальчики на это пойдут. Теоретически они преданы «Центральной», но фактически, если заглянуть поглубже, они более преданы вам. Мы могли бы погрузить все снова, и это дало бы нам капитал, вполне достаточный для начала…

– Нет, – твердо сказал Шеридан. – Попробуем еще – может, нам все-таки удастся разобраться в ситуации. Если нет, я подставлю шею и отвечу за неудачу… – Он потер подбородок. – Кто знает, может быть, нас выручит Наппи со своими игроками. Кажется невероятным, но ведь случались вещи и более странные.

Наполеон и его товарищи вернулись подавленные и растерянные.

– Разделали нас под орех, – сказал, явно еще не оправившись от потрясения, Наполеон. – Эти парни просто самородки, прирожденные игроки. Но когда мы хотели выплатить проигрыш, они не стали брать наш товар!

– Придется встретиться с ними и поговорить начистоту. Как, по-твоему, Наполеон, если мы выложим карты на стол и расскажем им, в каком жутком положении мы оказались, подействует это на них?

– Не думаю, – ответил Наполеон.

– Будь у них правительство, – заметил Эбенезер, тоже входивший в сколоченную Наполеоном бригаду игроков, – встретиться с ними имело бы смысл. Можно было бы поговорить с кем-то, кто представляет все население. Но в реальных условиях, в тех, какие есть, придется говорить отдельно с каждой деревней, а это продлится целую вечность.

– Ничего не поделаешь, Эйб, – сказал Шеридан. – Выбирать не из чего.

Но прежде чем они встретились с гарсонианами, начался сбор лодаров. Гарсониане трудились на полях, как бобры, – выкапывали клубни, складывали их в кучи сушиться, ссыпали высушенные растения на тележки и свозили в амбары, используя исключительно собственную мускульную силу – никаких тягловых животных у гарсониан не было.

Выкапывали и свозили в амбары, те самые амбары, где, клялись они, никаких лодаров у них не хранится. Но в этом, если задуматься, не было ничего удивительного: ведь точно так же они клялись, что вообще не выращивают лодаров.

Естественно было ожидать, что они распахнут большие двери амбаров, однако именно этого они делать не стали. Они просто открывали крохотную, в их рост, дверцу, вделанную в большую, и через нее ввозили лодары. И стоило показаться вблизи кому-нибудь из участников экспедиции, как всю деревенскую площадь моментально окружала усиленная охрана.

– Лучше их не трогать, – посоветовал Абрахам. – Если мы попробуем на них давить, потом хлопот не оберешься.

И роботы вернулись на базу и стали ждать, когда гарсониане кончат собирать урожай. Наконец те кончили, и Шеридан посоветовал роботам не предпринимать ничего еще в течение нескольких дней, чтобы дать гарсонианам возможность вернуться к их повседневным делам.

Тогда они отправились к гарсонианам снова, и на этот раз на одном из грузолетов вместе с Абрахамом и Гидеоном полетел Шеридан.

Деревня, куда они прибыли, нежилась в лучах солнца, безмолвная и ленивая. Не видно и не слышно было никого живого.

Абрахам посадил грузолет на площадь, и все втроем они сошли с него.

Площадь была пуста, и вокруг царило молчание – глубокое, гробовое.

Шеридан почувствовал, как по спине побежали мурашки, ибо в этом безмолвии таилась какая-то скрытая неестественная угроза.

– Может, они устроили засаду? – вслух подумал Гидеон.

– Не думаю, – сказал Абрахам. – По складу характера гарсониане миролюбивы.

Настороженные, они пересекли площадь и медленно двинулись вдоль одной из улиц.

По-прежнему не видно было ни души.

И что было еще более удивительным, двери некоторых домов были распахнуты настежь. Окна, казалось, следили за пришельцами слепыми глазами, и занавесок из пестрой домотканой ткани в них больше не было.

– Быть может, – предположил Гидеон, – они ушли на какой-нибудь праздник урожая или что-то в этом роде.

– Они бы не оставили дверей открытыми настежь ни на один день, – заявил Абрахам. – Я прожил бок о бок с ними не одну неделю и хорошо их изучил. Я знаю, как они бы поступили: они тщательно закрыли двери и еще проверили, хорошо ли те закрыты.

– Может, ветер?..

– Исключено, – твердо стоял на своем Абрахам. – Одну дверь – мог. Но я отсюда вижу четыре открытых двери.

– Надо, чтобы кто-нибудь посмотрел, – сказал Шеридан. – Да пожалуй, я сам.

Он свернул в калитку перед домом, одна из дверей которого была распахнута, и медленно пошел по дорожке. У порога он остановился и заглянул внутрь. В комнате было пусто. Он перешагнул порог и пошел из комнаты в комнату, и все они оказались пусты – не было не только жителей дома, но и вообще ничего. Ни мебели, ни орудий труда, ни домашней утвари. Не было никакой одежды. Не было ничего. Дом был мертв, гол и пуст – рухлядь, за ненадобностью брошенная его обитателями.

Шеридан почувствовал, как в душу ему закрадывается чувство вины. А что, если прогнали их мы? Что, если своими домогательствами мы довели их до того, что они решили бежать, лишь бы больше нас не видеть?

Но это же смешно, подумал он. Для этого невероятного, массового исхода должна быть какая-то другая причина.

Он вернулся назад. Абрахам и Гидеон зашли в другие дома. Всюду было пусто.

– Может, только эта деревня? – предположил Гидеон. – Может, в остальных все по-прежнему?

Но Гидеон ошибался.

Вернувшись на грузолет, они связались с базой.

– Не понимаю, – сказал Езекия. – То же сообщили четыре другие группы. Я как раз собирался вам радировать, сэр.

– Пошли все грузолеты, какие у тебя есть, – сказал Шеридан. – Пусть проверят все деревни в округе. И ищи гарсониан. Может, они где-нибудь в лесах или на полях. Не исключено, что они на празднике урожая.

– Если они на празднике, сэр, – спросил Езекия, – то почему взяли с собой свое имущество? Никто не берет с собой мебель, когда отправляется на праздник.

– Знаю, – сказал Шеридан. – Ты попал в точку. Разошли всех, пожалуйста.

– Существует отдаленная вероятность, – снова заговорил Гидеон, – что они переселяются. Быть может, у них есть обычай раз во столько-то лет строить для себя новую деревню. Быть может, дело в древнем санитарном законе, согласно которому через определенный промежуток времени лагерь надо переносить на другое место.

– Возможно, – устало сказал Шеридан. – Поживем – увидим.

Абрахам ткнул большим пальцем в сторону амбара.

Шеридан заколебался было, потом отбросил осторожность.

– Валяй, – сказал он.

Гидеон по скату поднялся к двери, протянул руку и ухватился за одну из прибитых поперек досок. Раздался болезненный скрип выкручиваемых гвоздей, и доска отлетела в сторону. За ней последовала другая, потом еще одна, и тогда Гидеон нажал плечом, и одна из створок двери распахнулась.

Внутри, в полутьме амбара, тускло поблескивал металл – на полу, загородив собой проход, стояла огромная машина.

Холодный, пустой ужас сковал Шеридана.

Нет, подумал он. Машины здесь быть не может.

Гарсонианам просто не полагалось иметь машины. Их культура не знала никаких механизмов. Вершиной их достижений оставались пока мотыга и колесо – они еще не додумались даже соединить их вместе, чтобы получился плуг.

Когда лет пятнадцать назад отправлялась в обратный путь вторая экспедиция, машин у гарсониан не было, и преодолеть за такой короткий промежуток времени свое отставание они не могли. За эти пятнадцать лет они, по всем внешним признакам, не продвинулись ни на дюйм.

И однако проход амбара перегораживала машина.

Это был солидных размеров цилиндр, поставленный на попа, и с одной стороны у него была дверь. Верх венчал куполообразный колпак. Если бы не дверь, цилиндр был бы очень похож на огромную тупоносую пулю.

Чье-то вмешательство, подумал Шеридан. За время между отбытием второй экспедиции и прибытием третьей кто-то побывал на этой планете.

– Гидеон! – сказал он.

– Что, Стив?

– Отправляйся на базу и привези оттуда сундучок с трансмогами. Скажи Езекии, чтобы он как можно скорее переправил сюда мою палатку и все прочее. Отзови несколько мальчиков с разведки – нас ждет работа.

Кто-то здесь побывал, снова подумал он. Ба, да ведь вот кто! Изысканно вежливое существо, что сидело под деревом, перед расстеленной для пикника скатертью, прикладывалось к сосуду, проговорило битых три часа и ухитрилось при этом не сказать ровным счетом ничего!