Текст книги "Полный курс уголовного права. Том V. Преступления против государственной власти. Преступления против военной службы. Преступления против мира и безопасности человечества. Международное уголовное право"

Конституцией РФ гарантируется возможность создания общественного или религиозного объединения либо любой иной организации, чья деятельность не противоречит действующему законодательству и не посягает на интересы личности, общества, государства. Вместе с тем в целях защиты тех же самых интересов государство устанавливает запрет на создание и деятельность экстремистских и некоторых других организаций.

Непосредственный объект преступления – отношения, возникающие в результате нарушения запрета на осуществление экстремистской деятельности.

Объективная сторона преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 282² УК, выражается в организации деятельности общественного или религиозного объединения либо иной организации, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности.

Экстремистской организацией признается общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с тем, что такая деятельность носит экстремистский характер.

В соответствии с Федеральным законом от 25 июля 2002 г. «О противодействии эктремистской деятельности»[61]61
  См.: СЗ РФ. 2002. № 30. Ст. 3031.


[Закрыть] основаниями для ликвидации или запрета деятельности упомянутых организаций могут служить: нарушение ими прав и свобод человека и гражданина; неоднократные или грубые нарушения Конституции РФ, федеральных конституционных законов, федеральных законов или иных нормативных актов либо систематическое осуществление объединением деятельности, свидетельстующей о наличии в ней признаков экстремизма.

При наличии указанных оснований общественное или религиозное объединение либо иная организация письменно предупреждаются о недопустимости деятельности, носящей признаки экстремизма. Если после такого предупреждения соответствующей организацией или хотя бы одним ее структурным подразделением не устранены нарушения, послужившие основанием для вынесения предупреждения, либо в течение 12 месяцев со дня вынесения предупреждения выявлены новые факты, свидетельствующие о наличии в их деятельности признаков экстремизма, организация, являющаяся юридическим лицом, по решению суда ликвидируется, а деятельность организации, не являющейся юридическим лицом, подлежит запрету.

Объективную сторону рассматриваемого преступления составляет организация дальнейшей деятельности экстремистского формирования после его ликвидации либо запрета его деятельности.

Таким образом, для установления объективной стороны преступления необходимо наличие двух моментов: формального и материального.

Формальным моментом будет служить вступившее в законную силу решение суда о ликвидации или запрете деятельности конкретной организации в связи с осуществлением ею экстремистской деятельности. Материальным признаком должна выступать организационная деятельность виновного лица, направленная на обеспечение продолжения функционирования ликвидированной организации либо запрещенной экстремистской деятельности.

Объективная сторона преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 282² УК, заключается в участии в деятельности общественного или религиозного объединения либо иной организации, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности.

По смыслу закона участие в такого рода деятельности ничем не отличается от трактовки этого понятия применительно к организации экстремистского сообщества (ч. 2 ст. 282¹ УК).

Преступление будет считаться оконченным либо с момента совершения любого действия организационного характера, направленного на продолжение деятельности ликвидированной организации или запрещенной экстремистской деятельности, либо с момента вступления в такую организацию и выполнения любого поручения со стороны ее руководства в рамках осуществляемой организацией экстремистской деятельности.

Субъективная сторона преступления характеризуется прямым умыслом.

Субъект преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 282² УК, – лицо, организующее деятельность ликвидированной экстремистской организации или организации, чья экстремистская деятельность запрещена. Им могут быть создатель или руководитель такой организации.

Субъектом преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 282² УК, являются рядовые участники указанных объединений или организаций.

Анализируемое преступление необходимо отграничивать от деяния, предусмотренного ст. 282² УК. В упомянутой норме речь идет о сообществе, которое создается для совершения преступлений, перечисленных в диспозиции ст. 282² УК. Поскольку эта деятельность признана преступной в других нормах УК, то ответственность наступает независимо от того, была ли организация предварительно ликвидирована, или ее деятельность запрещена судом. В ст. 282² УК нет такого указания, т. е. организация может создаваться для совершения хотя и экстремистских действий, но не представляющих собой самостоятельного преступления (например, для пропаганды и публичного демонстрирования нацистской символики и атрибутики). В этих случаях условиями уголовной ответственности являются вступившие в законную силу решение суда о ликвидации или запрете и, несмотря на это, продолжение экстремистской деятельности в виде ее организации или участия в ней[62]62
  См.: Уголовное право России. Часть Особенная. М., 2004. С. 662.


[Закрыть].

Поскольку комментируемое преступление есть в известном смысле неисполнение решения суда, то ст. 282² УК следует рассматривать как специальную норму по отношению к ст. 315 УК. В таких случаях применению всегда подлежит специальная норма, квалификация по совокупности преступлений исключается.

Примечание к ст. 282² УК предусматривает возможность освобождения от уголовной ответственности лица, добровольно прекратившего участие в деятельности общественного или религиозного объединения либо иной организации, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности, при условии, что в его действиях не содержится иного состава преступления.

Примечание распространяется только на участников экстремистских организаций. К организаторам таких формирований оно применено быть не может.

Диверсия представляет повышенную общественную опасность, поскольку посягательство на экономическую безопасность и обороноспособность России осуществляется общеопасным способом, что ставит под угрозу также жизнь и здоровье граждан.

Предметом преступления выступают предприятия (заводы, фабрики), сооружения (мосты, плотины, туннели, электростанции), пути и средства сообщения, железнодорожный, водный и воздушный транспорт, средства связи, объекты жизнеобеспечения населения (системы водоснабжения, продуктопроводы, склады с продовольствием и горюче-смазочными материалами) и т. д.

С объективной стороны диверсия выражается в совершении взрыва, поджога или иных действий (обвалов, затоплений, камнепадов, аварий, катастроф и т. п.). Указанные общеопасные действия направлены на разрушение или повреждение указанных предприятий, сооружений и т. д., относящихся к предмету преступления.

Разрушение указанных предметов означает приведение их в полную негодность, когда они не могут подлежать восстановлению либо их восстановление становится экономически невыгодным.

Повреждение – это приведение предметов в частичную негодность, когда их восстановление возможно и экономически целесообразно.

Диверсия признается оконченным преступлением с момента совершения взрывов, поджогов и иных подобных действий независимо от того, наступили указанные в законе последствия или нет. Наступивший материальный ущерб учитывается, но влияет не на квалификацию содеянного, а на установление степени вины и назначение наказания.

Квалифицирующим обстоятельством при диверсии (ч. 2 ст. 281 УК) выступает ее совершение организованной группой, т. е. устойчивой группой лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких диверсионных актов.

С субъективной стороны диверсия совершается с прямым умыслом, т. е. лицо сознает общественно опасный характер действий, связанных с совершением взрыва, поджога или иного действия, направленного на разрушение или повреждение указанных материальных объектов, и желает совершить эти действия и причинить последствия, к которым они приведут. Если умыслом виновного охватывается неизбежность при этом гибели людей, то содеянное квалифицируется по совокупности с умышленным убийством.

Мотивы диверсии могут быть разными (месть, корысть, ненависть к существующему конституционному строю и т. п.). Обязательным признаком субъективной стороны преступления является цель – подрыв экономической безопасности и обороноспособности Российской Федерации.

По объективным свойствам содеянного диверсия сходна с рядом общеуголовных преступлений. Отличие их от диверсии заключается в том, что они наносят ущерб другим сферам общественных отношений (объектам) и при их совершении у виновного отсутствует указанная в ст. 281 УК цель – подрыв экономической безопасности и обороноспособности России.

От террористического акта (ст. 205 УК) диверсия отличается направленностью совершения общеопасных действий. Цели терроризма, в отличие от указанной цели диверсии, – нарушение общественной безопасности, устрашение населения либо оказание воздействия на принятие решений органами власти.

Если диверсию совершает гражданин Российской Федерации по заданию представителей иностранного государства или иностранной организации, его действия квалифицируются по совокупности с государственной изменой в форме оказания помощи в проведении враждебной деятельности против России.

Субъектом диверсии может быть гражданин России, иностранный гражданин или лицо без гражданства, достигшие 16-летнего возраста.

Глава III
Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления

Ретроспективный анализ законодательства об уголовной ответственности должностных лиц показывает, что истоки конструирования составов этого вида преступной деятельности следует связывать главным образом с развитием двух явлений: с усилением власти государя и формированием управленческих структур государства в период XIV–XV вв. Укрепление государственного строя требовало создания определенных управленческих структур. В этом случае власть осуществляется от имени государства с помощью многочисленных категорий работников государственного аппарата посредством наделения их для этой цели необходимым объемом властных и служебных полномочий, которые в процессе управления в силу различных обстоятельств могут нарушаться. Естественно, возникает необходимость установления ответственности чиновников за нарушения, допускаемые по службе.

Анализ исторического пути развития уголовного законодательства об ответственности за служебные преступления в России позволяет представить его как ряд взаимосвязанных этапов.

Исследование показывает, что система государственного управления на протяжении многовекового периода русской истории покоилась на кормлении[63]63
  Анциферов К. Д. Взяточничество в истории русского законодательства (до периода Сводов). СПб., 1884. С. 3.


[Закрыть][64]64
  См.: Ширяев В. Н. Взяточничество и лиходательство в связи с общим учением о должностных преступлениях. Ярославль, 1916; Кирпичников А. И. Российская коррупция. СПб., 2004.


[Закрыть], в самой идее которого «заключаются все условия превышения меры должного и справедливого»[65]65
  Анциферов К. Д. Взяточничество в истории русского законодательства (до периода Сводов). СПб., 1884. С. 3.


[Закрыть].

Истоки формирования составов должностных преступлений можно обнаружить в первом законодательном сборнике – Судебнике Великокняжеском 1497 г., который особое внимание уделял охране интересов суда. Судебник предусматривал запрет некоторых видов нарушения служебной дисциплины при осуществлении деятельности суда. Но наиболее ярким моментом, связанным с формированием должностных преступлений в этом законе, явилась, пожалуй, ст. 1, которая упоминала о взяточничестве следующее: «Суд Царя и Великого Князя судити Боярам и Окольничим, и Дворецким, и Казначеем, и Дьякам по делам в правду, а судам не мстити никому, и не дружите, и посула в суде не имате». Иначе говоря, Судебник запрещал посулы (взятки), о чем прямо указывал и в других нормах этого закона. Так, в ст. 67 Судебника была предусмотрена ответственность судьи, истца и ответчика за получение незаконного вознаграждения. Каралось содеянное строжайшим образом – смертью и конфискацией имущества виновного.

Судебник предпринял попытку регламентировать и другие противоправные действия должностных лиц. Так, в ст. 2 был сформирован прообраз состава превышения должностных полномочий. Установления этой нормы были обращены на то, чтобы деятельность должностных лиц, руководивших отраслями центрального управления, была строго ограничена рамками той отрасли, которую они возглавляли, и не выходила за них.

Формирование составов должностных преступлений продолжилось в середине XVI столетия, когда был принят Судебник Царя Ивана Грозного 1550 г., который выделил особо опасные виды преступлений, непосредственно направленные против государственных основ и интересов господствующего класса.

Выделение новых должностей дворцового аппарата и великокняжеской канцелярии обусловило введение некоторых из них в состав судебных органов. В заголовке Судебника 1550 г. упомянут широкий круг должностных лиц. Это, как достаточно убедительно показал И. И. Смирнов[66]66
  См.: Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства. СПб., 1865. С. 320–322.


[Закрыть], свидетельствует о возросшем значении дьяков и приказов, которые теперь входили в состав центрального суда. То, что всяким приказным людям поручались те или иные сферы, функции управления, говорит об увеличении административного аппарата и развитии учреждений общегосударственного значения.

Вводится не известное памятникам предыдущей законодательной деятельности Русского государства преступление – подписка, т. е. подлог судебных актов (ст. 4, 5). Субъектом рассматриваемого преступления являлись должностные лица: бояре, окольничие, казначеи, дьяки, а само преступление заключалось в ложном удостоверении в документе какого-либо имеющего юридическое значение события.

Судебник 1550 г. признает взяточничество преступлением и устанавливает за него наказание. Субъектом преступления выступают: в ст. 3 – боярин, дворецкий, казначей, дьяк; в ст. 4 – дьяк; в ст. 5 – подьячий.

Однако понятие взяточничества сводилось не к нарушению долга службы фактом взятки, а в подкупе с целью неправосудия. Взяточничество выступало обстоятельством, отягчающим ответственность для таких видов должностных преступлений, как подлоги различных судебных документов по фактам недостоверного изложения результатов следствия и суда, взыскания штрафов, судебных расходов и пошлины и др.

Итак, определяя развитие интересующих нас норм, следует отметить, что к середине XVII в. в законодательных актах наметилось формирование уголовно-правовых новелл, предусматривающих ответственность за должностные преступления.

Соборное уложение 1649 г. – первый в истории России систематизированный закон, который подвел итог длительного развития русского права. В Соборном уложении нет специальных глав, охраняющих государственный строй России от преступных посягательств должностных лиц. Однако некоторые особенности правового статуса «служилых людей» можно вывести путем анализа содержания Соборного уложения 1649 г., в котором содержалась специальная глава «О службе всяких ратных людей Московского государства». В данной главе закона было предусмотрено наказание за уход со службы в виде физического наказания («бити кнутом»), а также в виде уменьшения поместного оклада или конфискации поместья[67]67
  Памятники русского права. М., 1955. Т. 4. С. 44–53.


[Закрыть].

В статьях главы X «О суде» Соборного уложения, регламентирующих порядок судебного делопроизводства, получили развитие нормы ст. 4 и 5 Судебника 1550 г., предусматривающих ответственность за подлог судебных актов. Изменилась конструкция состава подлога: в субъективную сторону, кроме корыстной цели должностного лица, совершившего подлог, вводятся иные мотивы (о дьяке говорится, что он совершает преступление, «норовя кому посулом, или по дружбе, или льстя кому недружбу»).

Другой важной новеллой, касающейся наказания дьяка за служебный подлог, было введение в Уложение, наряду с торговой казнью, битьем кнутом и лишением должности для дьяка, нового вида наказания для подьячего – отсечения руки.

Необходимо подчеркнуть и тот факт, что в Уложении отсутствуют нормы, которые определили бы взяточничество как самостоятельное преступление. «Неправда взяточничества исчезла из Уложения, она утонула в подлоге, медлительности», – писал в связи с этим К. Д. Анциферов[68]68
  Анциферов К. Д. Указ. соч. С. 36.


[Закрыть]. Однако если взятка сопутствовала совершению других преступлений, то они наказывались наиболее строго. Это относилось, например, к совершению служебного подлога за взятку (ст. 12 гл. X), к неправедному суду, вызванному взяткой (ст. 2 гл. XII).

Следующий этап развития законодательства об уголовной ответственности за должностные преступления связан с эпохой Петра I, когда сложилось обширное и довольно разветвленное законодательство. При этом продолжали действовать и Соборное уложение 1649 г., и новоуказные статьи второй половины XVII в. Петр I даже специальным Указом 15 июня 1714 г. подтвердил действие Соборного уложения: «…повелел всякого чина судьям всякие дела делать и вершить все по Уложению»[69]69
  Законодательство Петра 1. М., 1997. С. 122.


[Закрыть]. Однако в ходе петровских и последующих реформ XVIII в. было издано множество различных указов, регламентов, уставов. По данным исследователя Н. П. Ерошкина, за время правления Петра I было издано по меньшей мере 3314 указов, регламентов и уставов[70]70
  См.: Ерошкин Н. П. История государственных учреждений дореволюционной России. М., 1968. С. 78.


[Закрыть]. Следует особо подчеркнуть, что властитель лично принимал участие в создании многих из этих нормативных актов. Новое законодательство формально не отменяло ранее действовавшее, а просто наслаивалось на него. Подчас новые и прежние акты противоречили друг другу, что сильно затрудняло деятельность и судов, и органов управления.

За малейшие нарушения по службе чиновники подлежали суровой ответственности, вплоть до смертной казни. Должностное преступление рассматривалось как посягательство, содержащее в себе угрозу непоколебимости государя, а следовательно, и государственным структурам от злоупотреблений и разного рода преступлений[71]71
  См.: Ромашкин П. С. Основные начала уголовного и военно-уголовного законодательства Петра 1. Л., 1947. С. 7.


[Закрыть].

Нельзя говорить о какой-либо выработанной системе должностных преступлений. Законодателю известны лишь отдельные виды злоупотреблений. Перечень преступлений должностных лиц мы находим в Генеральном регламенте, установившем общие начала коллежских и канцелярских порядков[72]72
  Воскресенский Н. А. Законодательные акты Петра I. М.; Л., 1945. С. 132.


[Закрыть].

Взяточничеству как самому распространенному преступлению по службе того времени законодатель уделяет особое внимание. Еще в начале царствования Петра появились указы, направленные на борьбу с этим опасным социальным злом. Так, в 1698 г. Указ «О сборе в сибирских и поморских городах с товаров таможенных пошлин» в отношении тех, кто «учнет воровать, пошлины красть…», устанавливал суровое наказание. Спустя год, в 1699 г., принимается Указ «О наказании посадских людей за взятки…»[73]73
  См.: ПСЗ. Т. III. СПб., 1830. № 1654.


[Закрыть].

Указом Петра I «О воспрещении взяток и посулов за оное» от 24 декабря 1714 г. установлен запрет на мздоимство. Этот законодательный акт определял взяточничество так: «…получение должностным лицом мзды помимо содержания, получаемого от государства, независимо от того влияния, какое взятка оказывает в сфере служебной деятельности чиновника, – есть преступление по службе, ибо, доставляя незаконный прибыток чиновнику, взятка причиняет ущерб плательщику». Спустя два года, в Указе Петра I от 18 июля 1716 г., были выделены три формы взяточничества: принятие подарка, нарушение служебного долга за взятку и совершение преступления за взятку. В связи со свойствами этих форм определялось соответствующее наказание. Указы, направленные на борьбу со взяточничеством, активно принимались и в следующие годы: «Инструкция, или наказ земским комиссарам в губерниях и провинциях» (1719 г.), «О рачительном сборе податей и о наказании за взятки» 1720 г.)[74]74
  ПСЗ. Т. V. СПб., 1830. № 103, 3295, 3601.


[Закрыть]. Тем самым взяточничество вновь признавалось уголовно наказуемым деянием, которое, как отмечалось выше, отсутствовало в виде такового в Соборном уложении 1649 г.

Субъектом взяточничества являлись не только берущие и «лиходатели», но и те, «которые ему в том служили и чрез кого делано, и кто ведали, а не известили, хотя подвластные или собственные его люди, не выкручаяся тем, что страха ради сильных лиц, или что его служитель», т. е. соучастники и даже недоносители. Чтобы «неведением никто не отговаривался», от поступающих на службу бралась подписка об объявлении им указа. Для ознакомления народа указы прибивались на видном месте[75]75
  См.: Там же. № 2707, 2871. – Цит. по: Развитие русского права второй половины XVII–XVIII в. М., 1992. С. 175.


[Закрыть].

Несмотря на то, что за взяточничество устанавливалось достаточно жесткое и даже жестокое наказание, распространение его в период правления Петра достигло небывалого масштаба. Не способствовало предупреждению этого опасного преступления даже то, что Петр решил установить чиновникам высокое жалованье. В литературе можно найти немало примеров процветания взяточничества и казнокрадства. Так, уличен был во взятках и казнен сам обер-фискал Нестеров. Был повешен за взяточничество, злоупотребления, казнокрадство сибирский губернатор князь Гагарин, который даже умудрился украсть бриллианты, купленные в Китае для жены Петра I, пока их везли через Сибирь. А у любимца царя князя Меншикова после его падения было найдено до трех миллионов деньгами и бриллиантами и сделан начет (царь обязал вернуть украденное) в размере почти годового бюджета Российской империи. Лишь в Белгородской губернии как взяточники и мздоимцы были обвинены 39 чиновных «персон», в числе которых можно упомянуть прокурора Зыбина, тайного советника Салтыкова и др.[76]76
  См., напр.: Гольцев В. А. Законодательство и нравы в России XVIII века. СПб., 1896. С. 27, 37, 105; Анциферов К. Взяточничество в истории русского законодательства // Журнал гражданского и уголовного права. СПб., 1884. Т. XIV. Кн. 2. С. 39–44.


[Закрыть]

Норма, предусматривающая ответственность за другое должностное преступление – служебный подлог, являясь чертой старого права, в эпоху Петра I продолжала иметь самостоятельное и обособленное значение. В отношении этого состава руководящими были постановления главы XIII Генерального Регламента, в которых служебный подлог был обрисован достаточно подробно. Здесь проводится четкое различие между подлогом интеллектуальным («кто под каким-нибудь предлогом неправдиво учинит рапорт (или доношение) им о состоянии дела, а некоторые предложения и прочее тому подобное с умыслом удержит, или весьма утаит») и подлогом материальным («кто протоколы или другие документы переправит фальшиво, и прочее в таких причинах подобное учинит»)[77]77
  См.: ПСЗ. Т. VI. № 3534.


[Закрыть]. В период от Артикулов Петра I до Свода законов были разработаны меры предупредительного свойства против служебного подлога. Правительство стремилось к тому, чтобы всякий официальный документ был скреплен должностным лицом и чтобы в этом отношении велась строгая отчетность[78]78
  См., напр.: Наказ земским дьякам или секретарям от 21 апреля 1720 г., в котором постановляется, что «для вящего предостерегания всякихъ неустройствъ и подлоговъ, иметь земский дьяк (секретарь) у всех воеводских (губернаторских) писем и указах и резолюциях имя своё в самом низу приписывать» (ПСЗ. Т. VI. № 3571).


[Закрыть].

Особые предупредительные меры касались недопущения в официальных документах (книгах, вексельных документах) подчисток, поправок, дописок[79]79
  См., напр.: Наказ губернаторам, воеводами их товарищам 12 сентября 1728 г.; Сенатский указ 28 августа 1735 г. (ПСЗ. Т. VI. № 6797).


[Закрыть].

Законодательная деятельность по упорядочению уголовной ответственности должностных лиц была продолжена в период царствования Екатерины II. Известно, что в это время роль центральных органов постепенно была сведена к общему руководству и наблюдению, основные вопросы управления стали решаться на местах, и для этого был проведен ряд реформ местного управления.

В период правления Екатерины II принималось немало актов, регламентирующих ответственность чиновников по службе. Среди них следует назвать такие указы, как: «Об удержании судей и чиновников от лихоимства» (1762 г.), «О распубликовании во всем государстве об учиненных наказаниях за взятки и лихоимство» (1766 г.), «О штрафовании присутственных мест за нерапортование и за неисполнение по посланным указам в сроки» (1766 г.), «О наказании мирских начальников, уличенных в незаконных поборах» (1796 г.)[80]80
  См.: ПСЗ. Т. ХV. № 11616; Т. ХVII. № 12781; Т. ХVII. № 12710; Т. ХХIII. № 17444.


[Закрыть]. В нормативных актах формулировались составы таких преступлений, как взяточничество, лихоимство, подлоги документов, корыстное злоупотребление властью, неисполнение возложенных обязанностей, противоправное бездействие власти. Екатерина Великая проводила реформы, направленные на повышение значимости чиновничества в России. В результате указанных преобразований активно развивался бюрократический аппарат, росла его численность. Это способствовало распространению должностных преступлений, в особенности взяточничества. Однако, следуя просветительским теориям, Екатерина II декларировала гуманистические идеи о наказании, поэтому опасные должностные преступления влекли наказания гораздо более мягкие, нежели в эпоху Петра Великого. В последней четверти XVIII в. лица, совершившие должностные преступления (кроме взяточников), в основном прощались, а наказанием за взяточничество стало для низших чинов исключение со службы с лишением чина и взысканием полученных денег в двойном размере, а для высших чинов – временное пребывание в своих поместьях.

В период царствования Александра I (1801–1825) были предприняты попытки кодификации российского уголовного законодательства, которые выразились в ряде проектов уголовных уложений. Один из них разработан профессором Харьковского университета Якобом.

Проект проф. Якоба имел «важное значение для нашего позднейшего законодательства», – писал видный русский ученый Н. С. Таганцев[81]81
  Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. Т. 1. М., 1994. С. 102–103.


[Закрыть]. При издании в 1832 г. Свода законов отдельные составы должностных преступлений формировались в соответствии с проектом 1811 г. Завершилась работа над Сводом законов в период правления Николая I (1825–1855 гг.).

Если анализировать развитие должностных преступлений по Своду законов издания 1832 и 1842 гг., то, прежде всего, следует отметить наличие статей, трактующих эти преступления. К ним относились: злоупотребление властью, превышение власти, взяточничество, служебный подлог. Однако следует отметить, что статьи, предусматривающие составы должностных преступлений, помещены в разных местах Свода и не согласованы между собой. Более того, такое согласование отсутствует даже в тех случаях, когда речь идет об одном и том же преступлении.

Так, о служебном подлоге как особом виде подлога публичных документов идет речь в разделе V главы III «О неисполнении по должности». Под ним подразумеваются: а) подделка, переправка и подчистка протоколов и других документов присутственных мест (ст. 284); б) неправый доклад судебных актов для сокрытия истины, лживые рапорты о состоянии дела и т. п. подлоги (ст. 285).

Кроме того, ст. 729 предусматривает ответственность чиновников крепостных дел, нотариусов и маклеров, произведших от имени частных лиц подлог крепостных актов, заочно совершивших акты от имени отсутствующих лиц без доверенности от них, осуществивших подлог актов задним числом и т. п.

К середине XIX в. изменения в социально-экономическом строе общества настоятельно требовали обновления и упорядочения уголовного законодательства, что ощущалось не только развивающейся буржуазией, но и дворянством.

Необходимость новой систематизации уголовного законодательства была связана с реформами государственного аппарата, развитием системы полиции и полицейского сыска, с более точным обозначением правового статуса различных сословных групп в Своде законов.

Проведенная при Николае I систематизация российского законодательства в области уголовного права завершилась изданием Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. Оно было создано в результате соединения наскоро переработанных специальной комиссией актов времен правления Алексея Михайловича, Петра I, Екатерины II, включенных в Свод законов Российской империи, а также норм некоторых уголовных кодексов европейских стран[82]82
  См.: Обозрение хода работ по составлению уголовного уложения//Журнал Министерства юстиции. СПб., 1902. № 1. С. 266.


[Закрыть].

В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (и в новых редакциях 1866 и 1885 гг.) должностным преступлениям было посвящено одиннадцать глав, объединенных в разделе пятом, носящем наименование «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной». Анализ норм, входящих в этот раздел, позволяет отметить, что большинство из них описывают дисциплинарные провинности. Крючкотворство при описании должностных правонарушений не позволило провести различие между должностными преступлениями и дисциплинарными проступками.

Б. В. Волженкин справедливо отмечает, что «для Уложения о наказаниях было характерно казуистическое описание различных разновидностей преступления. Так, в главе “О превышении власти и противозаконном оной бездействии” предусматривалось десять вариантов превышения власти. Кроме того, содержались общие нормы, раскрывающие понятие превышения и бездействия власти»[83]83
  Подробнее см.: Волженкин Б. В. Служебные преступления. М., 2000. С. 10.


[Закрыть].

Пожалуй, лишь состав служебного подлога был регламентирован таким образом, что его положения в значительной части нашли свое отражение даже в современном уголовном законодательстве России.

Уложение о наказаниях 1845 г. придает служебному подлогу самостоятельное значение, специально посвящая этому составу преступления главу IV раздела V. Она так и называется «О подлогах по службе». Законодательный акт по содержанию подразделяет интеллектуальный подлог на общий, упомянутый в ст. 391, и особенный – выдачу заведомо ложного свидетельства (ст. 392) и заведомо лживое изложение законов и других правительственных актов (ст. 390). Последняя норма, по сути, дублирует содержание ст. 319–322, предусматривающих ответственность за составление подложных указов императора, подчистки, изменение содержания этих указов или использование их в преступных целях, лишь устанавливая повышенную ответственность за такие преступления должностных лиц.

Несмотря на то, что в ст. 448 Уложения говорится о похищении документа, ее действие распространялось лишь на те ситуации, когда хищение было направлено на достижение цели подлога, а не на те, когда оно совершалось с целью присвоения похищенного документа. В последнем случае виновный нес наказание по ст. 330 Уложения[84]84
  См.: Разъяснения Сената // УКДС. 1893. № 48.


[Закрыть]. По данной статье могли быть квалифицированы лишь хищения документов, вверенных виновному в подлоге должностному лицу. Служебный подлог считался оконченным с момента внесения виновным в документы заведомо ложных данных, независимо от того, сумел он воспользоваться этим документом или нет. Кроме того, необходимо отметить, что Уложение устанавливало льготы, которые были в Своде законов по освобождению от телесных наказаний должностных лиц (на время состояния их на службе)[85]85
  Подробнее см.: Жбанков Д. И.Телесное наказание в России накануне 20 века. СПб., 1900; Тимофеев А. Г. История телесных наказаний в русском праве. СПб., 1897.


[Закрыть].

Можно утверждать, что именно с данного периода было положено начало государственной политике формирования уголовно-правовых норм, предусматривающих уголовную ответственность должностных лиц за совершение преступлений по службе.

Важным этапом в истории развития уголовного законодательства России был период 1881–1903 гг. (именуемый в литературе тех лет «перестройкой»), в течение которого велась подготовка нового Уголовного уложения, утвержденного 22 марта 1903 г. Углубление классовых противоречий обусловило эволюцию и уголовного законодательства. Новый уголовный закон полностью не был введен в действие, поскольку при постатейном его обсуждении проявились противоречия в подходе депутатов ко многим его нормам. Тем не менее значение Уголовного уложения 1903 г. для развития российского уголовного права было велико. В нем содержалось немало прогрессивного, в том числе в части рассматриваемого нами вопроса. Так, значительно была расширена уголовная ответственность должностных лиц за различные нарушения по службе. В главе 37 «О преступных деяниях по службе государственной и общественной» сформулирован 51 состав, содержащий уголовную ответственность данной категории лиц (ст. 636–687)[86]86
  См.: Уголовное Уложение. СПб., 1912. С. 264–284.


[Закрыть].