Текст книги "История социальной работы. Учебник"

В связи с тем, что в мире существует огромное количество периодизаций общественной помощи, проблематично создать какую-либо универсальную периодизацию, пригодную одновременно и для России, и для зарубежья. Кроме того, периодизации в России невозможно подвести под общий знаменатель в связи со сменой после Великой Октябрьской социалистической революции и событий 1991 г. идеологии. Поэтому мы ознакомимся с наиболее известными периодизациями в исследуемой области.

А. Д. Стог в 1818 г. предложил первую известную периодизацию общественного призрения в России в книге «О общественном призрении». В основе периодизации А. Д. Стога лежит диахронический подход. А. Д. Стог выделил 5 основных периодов общественного призрения в России: I период – 998 г. – XIV в.; II период – XIV–XVII вв.; III период – 1701–1775 гг.; IV период – 1801 г.; V период – 1801–1818 гг. Периодизация А. Д. Стога связывается с мерами правительства в области общественного призрения.

Вторую периодизацию предложил также дореволюционный теоретик Е. Д. Максимов в труде «Историческое обозрение мер правительства по устройству общественного призрения в России» (СПб., 1874). В целом он следует периодизации, предложенной А. Стогом. Е. Максимов впервые ставит вопросы о более ранних формах помощи, существовавших у славянских племен до принятия христианства, и учитывает новые реалии времени.

Интересные периодизации предложили дореволюционные теоретики В. И. Герье и А. И. Якобий. Оба исследователя считали, что в основу периодизации должны лечь крупные пандемии, поскольку именно они способствуют возникновению новых форм и способов помощи. В частности, В. И. Герье выделял все три формы общественного призрения: милостыня, богадельня, попечительство. Следовательно, и периодов он выделял три, в соответствии со временем появления и закрепления в общественной практике указанных форм.

Проблемы периодизации волнуют также и современных исследователей социальной работы. Наиболее интересные периодизации представлены в работах Е. И. Холстовой, Л. В. Бадя, А. С. Сорвиной, других ученых-исследователей московских вузов.

Однако мы будем следовать периодизации, разработанной на кафедре истории, теории методов социальной работы РГСУ под руководством профессора М. В. Фирсова, ученика В. И. Жукова.

I. Архаический период – до X в.

II. Период княжеской и церковно-монастырской поддержки – с X по XIII в.

III. Период церковно-государственной помощи – с XIII до конца XVII в.

IV. Период государственного призрения – с конца XVII до 2-й половины XIX в.

V. Период общественного и частного призрения – со 2-й половины XIX до начала XX в.

VI. Период государственного обеспечения – с 1917 по 1991 г.

VII. Период социальной работы – с начала 90-х гг. XX в. по настоящее время.

Подобные периодизации можно составить по любой зарубежной стране. Как показал анализ, все зарубежные страны прошли аналогичные этапы развития форм помощи. Разница во временных рамках составляет от 50 до 100 лет.

В основе мировой периодизации помощи лежит институциональный подход.

I. Период от VII в. до н. э. до IV в. н. э.

II. Период IV–XVII вв.

III. Период XVII–XIX вв.

IV. Период с конца XIX в. по настоящее время.

В первый период мировой истории социальной работы преобладает родовая система помощи и поддержки, осложненная социокультурной стратификацией языческих государств, до формирования христианской парадигмы помощи. Во второй период система помощи развивается в рамках мировых конфессий; в третий период происходит изменение системы помощи в связи с развитием капиталистических отношений в большинстве развитых государств, четвертый период характеризуется многообразием подходов к социальной работе как к механизму реализации государственной социальной политики.

Темы для обсуждения на семинарских занятиях

1. Основные исторические парадигмы и модели социальной работы.

2. Суть и специфика современных научных подходов к историческому познанию в истории социальной работы.

3. Методы научного познания исторических процессов социальной работы.

4. Герменевтический подход в выявлении предметно-понятийных интерпретаций категориального аппарата современной социальной работы.

Темы для докладов и рефератов

1. Проблемы периодизации общественного призрения в отечественной историографии XIX в.

2. Западноевропейская и отечественная периодизация социальной работы: проблемы и тенденции.

3. Отечественная историография социальной работы: традиции и инновации.

Список литературы

1. Кононова Т. Б. Благотворительность императорского дома. XIX век: историко-социальный аспект: дис. … д-ра ист. наук. М., 2004.

2. Кононова Т. Б. Очерки истории благотворительности: уч. пос. М.: Дашков и К, 2005.

3. Фирсов М. В. История социальной работы: уч. пос. для высшей школы. М.: Академический проект, Трикста, 2008.

4. Фирсов М. В., Кононова Т. Б., Сорвина А. С., Субаева О. Н. Хронограф российской истории социальной работы // Под ред. М. В. Фирсова. М.: Изд-во МГСИ, 1999.

5. Холостова Е. И., Мельников В. П. История социальной работы в России: уч. пос. М., 2006.

Тема 1.2. Древнейшие формы помощи и взаимопомощи у славянских племен

Аннотация. Вторая тема первого модуля посвящена изучению организации социальной помощи в родовой древнеславянской общине. В ней раскрываются следующие вопросы: культовые формы помощи с различными сакральными атрибутами; общинно-родовые формы помощи; хозяйственные формы помощи.

Цель. Познакомить студента с особенностями миропонимания древних славян и системой помощи и взаимопомощи как обязательного атрибута нравственных социально ответственных поступков по отношению друг к другу.

Древнейший период отечественной истории социальной работы связан с ранними формами социальной организации славянских племен.

Проблематично определить ввиду отсутствия письменных источников начальные временные рамки исследуемого исторического периода. Мы можем только предполагать их на основе исторических реконструкций. Богатым материалом, позволяющим прояснить праисторические формы помощи и взаимопомощи в древнейшей общности, являются славянская мифология и сохранившиеся аграрные культы. Они позволяют воспроизвести ранние формы системы редистрибуции и реципрокации. Именно эти процессы лежали в основе ранних форм социальных связей. Их основное предназначение было связано с функциями защиты индивида в системе рода и общины. Родовые отношения до возникновения классового общества являются важнейшим охранным механизмом, фактором этнической идентификации и социализации индивида.

По мнению большинства современных историков, основными общественными функциями рода являлось сохранение верховной собственности на землю. Род выступал регулятором семейно-брачных отношений; выполнял функции взаимопомощи, взаимоответственности и защиты.

По мнению ряда историков, в обиходе крестьянского уклада эти языческие праисторические формы были сохранены вплоть до начала XX в. Использование различных источников для анализа способов защиты и поддержки в древнейших славянских общностях позволяет выявить основные формы защиты и поддержки:

– культовые формы поддержки с различными сакральными атрибутами;

– общинно-родовые формы помощи и защиты в рамках рода, семьи, поселения;

– хозяйственные формы помощи и взаимопомощи.

Однако прежде чем перейти к анализу древнейших форм помощи, необходимо остановиться на особенности языческого мифологизированного сознания как исторической формы осознания реальности общности и природы, где собственно формируются принципы реципрокного общественного поведения.

Древние славяне поклонялись кругу, колесу. Круг обозначал символ жизни, символ защиты, определенной целостности, неизменяемости, стабильности, основательности, выступал в качестве оберега от злых духов. Для языческого миропонимания характерным было то, что человек ощущал себя не обособленной личностью, а частью некоего единства. Эта принадлежность к целому достигалась общинным существованием, обрядовой и трудовой деятельностью.

Ощущая себя принадлежностью целого, человек закреплял в общинных традициях нормы своего существования в контексте природы и в мире людей. Философия холизма (целостности) закрепляет, помимо принципов существования, еще и архетипические страхи, которые являются регуляторами поведения. Одним из таких страхов был и остается дошедший до нашего времени страх одиночества, оторванности от своего сообщества.

Проблемы холизма и одиночества требовали создания механизмов охраны и защиты целостности. По мнению М. В. Фирсова, выделение механизмов помощи и защиты как механизмов, поддерживающих некую целостность, изначально было связано с сакрализацией, обожествлением этих процессов. С изменением системы культовых форм «дара» и «взаимоотдара» трансформируются функции помощи и защиты коллективной общности. Сакральные формы поддержки тесно связаны с мифологическим миром древних славян.

Древняя славянская мифология претерпела в своем развитии несколько стадий: поклонение божествам природы, прародителям, персонифицированным богам.

На первой стадии преобладали различные божества природы и обереги. Фетишизация отдельных предметов, наделение их сакральными свойствами, возможно, одна из первых функций переноса, связанная с «периодом духов». Оберегами выступали как отдельные предметы, так и растения – береза, дуб, осина. Славяне наделяли божественной силой различных животных и поклонялись им как богам, совершая коллективные ритуальные действа на капище (от древнерусского капь – идол; место свершения ритуалов) и принося жертвы на требище. Завершался обряд коллективным поеданием особым образом приготовленного жертвенного животного.

Среди наиболее почитаемых животных были следующие: лоси, олени, волки, медведи. Особым уважением пользовался у славян волк – волохатый. Возможно, он связан с почитанием в более позднее время Велеса – скотьего бога. Человек, облаченный в выделанную шкуру волка и называемый волкодлаком, ощущал себя равным лесному богу охоты и персонифицировался и с вожаком, и с удачливым охотником. Многочисленным жителям леса, от которых зависел удачный или не очень поход, также приносились требы (жертвоприношения). Среди лесных богов особое почитание вызывали леший, кикимора болотная, русалка. Причем до наших дней дошло поверье, что если лешему принести гостинец, то он не даст путнику заблудиться, а также что магия лешего закончится, если надеть наизнанку верхнюю одежду. Что касается русалки, то до принятия христианства она была добрым божеством, помогающим водным путешественникам. В память об этом мы до сих пор украшаем дом цветами и пускаем венки на воду.

Женские божества – мать-олениха и мать-лосиха. В подражание им женщина украшала голову в праздники специальной шапочкой с рогами – кикой. На одежде в качестве оберегов вышивались изображения данных тотемных животных. К ним принадлежала и лошадь. До сих пор в русской традиции сохранилась потребность украшать навершие дома коньком как оберегом от нечистой силы. К числу оберегов дома относится и украшение его входа оленьими или лосиными рогами.

Дома женщине помогали управиться с многочисленными обязанностями различные божки-спехи. Среди наиболее почитаемых были добрые божки – домовые, дрема, баюн и др. Женщине надо было уметь поладить и с «вредными» обитателями ее жилища – шишигами, шишиморами, которые норовили выкинуть уголек из печи, опрокинуть кринку с молоком, запутать пряжу. Особого внимания требовали к себе банник (бог бани) и навьи (души умерших насильственной смертью), также проживающие в бане. Им также приносились требы. Надо отметить, что многие современные жители деревни подчас оставляют в бане обмылок, веник и воды в шайке: так поступали наши прародители, стараясь задобрить обитателей бани и тем самым спастись от угара, ожога, перегрева и других возможных неприятностей.

По мере развития представлений славян о мире на первое место стали выходит боги-прародители. На данной стадии главными стали Род и Рожаницы – прислужницы Рода. Среди наиболее почитаемых прародителей можно назвать Бабу-ягу, которую древние славяне уважительно называли Яшей. Боги выступали как активные помощники в наиболее ответственных ситуациях: жизни, смерти, рождении ребенка, урожае, домашнем хозяйстве и так далее.

Славянские языческие боги имели свою «специализацию», в этом они мало чем отличаются от греческого, римского, восточного пантеона, на что обращали внимание многие отечественные исследователи.

Тождественность в функциях позволяет предполагать, что на ранних этапах социальной общности закрепляются определенные общественные механизмы взаимодействия. Они выступают в качестве нормативных и существуют как определенные традиции (традиция – это определенный стереотип социального поведения, сохраняемый на сознательном и бессознательном уровне).

Реципрокно-редистрибутивные отношения персонифицировались со справедливыми действиями древних славянских богов. Мы говорили уже о реципрокном и редистрибутивном общественном поведении. Это были значимые связи. Как традиция, они не могли не закрепиться в народном сознании в системе религиозно-мифологических представлений. Можно предполагать, что именно эти связи идентифицировали и кодифицировали два бога: Дажьбог и Стрибог. У Перуна (Сварога) были два сына – Сварожичи: Дажьбог и Стрибог.

Под покровительством Дажьбога находились все божества плодородия, лесов, скотоводства, звероловства, растений и т. п., потому что он был подаятелем всех благ земных. Дажьбога нередко изображали в летучей колеснице. Стрибог – повелитель, верховный властитель ветров. Слово «Стри» означает воздух, поветрие. Стрибога почитали как истребителя всяких злодеяний, разрушителя злоумышлений. Это также бог морозного ураганного ветра, вырывающего с корнем деревья. Дажьбог – «бог-даятель», он наделял богатством, наследием. Стрибог распределял богатство. Эти два бога соотнесены друг с другом и выступают как некое парное единство.

Не менее интересно и достаточно спорное божество – Белобог, Белун. Это бог богатства и милосердия (в белорусском эпосе).

Важными были женские божества: Мокошь, Лада. Почитался бог сезонной смерти Кошт, а также боги смерти настоящей – Мара, Чернобог, Вий, прислужницы Мары Кручина, Жель, Журба, Карна. Особое место занимал скотий бог Велес.

Таким образом, реципрокно-редистрибутивные связи, которые выступают в качестве дара высших существ, рассматриваются как высшие сакральные ценности и впоследствии персонифицируются с «лучшими людьми», то есть обретают свое земное существование.

Более поздней формой почитания богов являлись братчины, празднуемые сельскими общинами. Это был традиционный корпоративный праздник. Он проводился всем селением, либо несколькими селениями в складчину, где каждый участник праздника предоставлял долю продуктов для организации стола. Такие празднования назывались ссыпками, мирщиной, ссыпщиной. В XIX в. во многих уездах такие традиции были еще достаточно распространены и собирали на взаимное угощение в Петров, Ильин, Спасов день до 25 деревень.

Почитание богов тесно связано организацией праздников, которые выполняли функцию «мирного перераспределения имущества» и продуктов. Они являлись неотъемлемой частью быта в древнейшей общности, а также механизмом экономического равновесия, совместного потребления в ситуациях социального и экономического неравенства. Многие праздники совпадают по времени с наличием обилия благ, в особенности пищи, а ритуал призван освящать такое обилие, которое в религиозных верованиях всегда трактовалось как проявление сверхъестественных сил – милости, за которые люди обязаны публично благодарить эти силы.

Культовые традиции почитания богов тесно связаны с ранними механизмами распределения и перераспределения, выступали определенной системой помощи и поддержки на уровне сакральных отношений.

Другим важнейшим механизмом закрепления реципрокных отношений, связанных с сакральными установками, являлись родовые обряды почитания предков. Сакрализация данных процессов, с одной стороны, раскрывалась в системе родового пространства, когда умершие предки обожествлялись, и к ним обращались через культовые обряды, что в конечном итоге вело к определенному родовому единению.

По представлениям древних, человек переселялся в другой мир, оставляя за собой свои привычки, склонности, привязанности, потребности. Археологические раскопки древних могильников свидетельствуют о том, что древние славяне в могилу клали необходимые орудия быта, утварь, животных.

Наши предки верили в загробную жизнь человека, верили в бессмертие. Загробная жизнь была подобием этой земной жизни и служила продолжением существования человека; вот почему покойника снабжали всем тем, что необходимо живому человеку. В честь умершего устраивались тризны, погребальные состязания, игрища, трапезы, что наблюдается у многих народов. Считалось, что покойник невидимо присутствует и принимает участие во всеобщем действии. В день похорон и в дни поминовений родственники жертвовали определенную милостыню – «справу». Это была милостыня «с рук». Вероятно, возможно назвать ее первейшей древнейшей технологией помощи в виде раздачи единовременного продуктового пособия.

Умерших зимой славяне чаще всего складывали в снегу за городищем, а по весне сжигали и сохраняли прах в специальных скудельницах – избах смерти. Скудельницы представляли собой деревянные избы на курных ногах (то есть на высоких столбах, которые окуривали смолой). Впоследствии, после принятия христианства, эти избы как символы смерти стали жилищем Бабы-яги – прародительницы древних. В скудельницах могли останавливаться сторонники и «гости» – представители других общин, прибывшие для товарообмена.

После принятия христианства возле скудельниц как самых людных торговых точек (гостьбы) стали возводить храмы. Постепенно гостьба превратилась в погост, а скудельницы – в сооружения на кладбище, где жили богаделки (специалисты по похоронам) и брошенные дети. Понятие «гостьба» с течением времени трансформировалось в «гостиницу» – место проживания приезжих.

Общественными формами помощи, связанными с культом смерти, являлись общинная тризна, общинная милостыня, «справа» и общественное перезахоронение.

Общинная тризна представляла собой веселый праздник поминовения покойника. Она сопровождалась конноспортивными и иными состязаниями, хороводами, песнями, игрой в горелки, прыжками через очистительный огонек и т. д. Завершалась тризна ритуальным поеданием продуктов, принесенных общинниками на праздник поминовения покойных. Остатки с пиршенственного стола («справа», «слепня») раздавались ослабленным членам общины.

И наконец, последним аспектом сакрализации процесса помощи является культ героя и следование общинным традициям, подчинение общественным нормам жизнедеятельности последующих поколений предшествующим. Славянские традиции помощи выступают в качестве механизма сохранения мирских отношений, единого общинного пространства.

Показательны в этом отношении княжеские пиры, которые собирали дружинников. Дружинник не только ходит на прокорм к князю, «он столуется у него», пиры – его право. Княжеский пир, как и братчина, – акт обрядовый, установленный издревле. В княжеских стенах среди медопития складывались высокие христианские традиции нищелюбия и страннолюбия.

Принимать участие в княжеских пирах может не только дружинник, занимающий почетное место, но и все пришедшие на пир. Греческая Церковь задолго до принятия христианства на Руси посылала монахов-паломников, которые приносили «богатую милостыню» из славянских земель. Возможно, что княжеские пиры были одним из ее источников. Сохранение единого общинного пространства между князем и дружинниками вызывали определенные формы помощи и взаимопомощи, связанные с выкупом пленных. Этот факт зафиксирован договорами князя Олега с Царьградом.

Общинно-родовые формы помощи и поддержки были связаны с языческим родовым пространством, которым выступала верьвь – круговая порука. Верьвь – идеологическая система взаимоподдержки общинниками друг друга. Верьвь была не только древней формой гражданского права, но и системой взаимоподдержки общинниками друг друга. Возможно, она могла быть той основой, которая позволила после принятия христианства появиться церковной общине – приходу на славянской почве.

Общинно-родовая форма помощи для нас интересна в контексте поддержки наименее защищенных членов общества, какими являлись старики, женщины, дети. По сути дела, в языческую эпоху была заложена традиция заботиться о слабых и немощных. Однако данная группа клиентов таковыми становится не сразу и претерпевает свою культурно-историческую эволюцию. Так, «институт старцев» начал оформляться тогда, когда в общине сформировалось определенное отношение к людям, не являющимся активными участниками трудовой и коллективной жизни (под институтом в данном случае понимаются устоявшиеся формализованные отношения).

Старики и дети как объекты помощи находились в одной социальной группе. Можно говорить о том, что половозрастная стратификация первоначально не была связана с социовозрастной. И отношение к старикам было такое же, как к детям. Архаические народные представления и детей, и стариков идентифицировали как «чистых», не живущих половой жизнью. Отсюда общее в одежде у тех и других и общее отношение к ним.

Инфатицид (узаконенное убийство ребенка, а первоначально – и старика) как характерное явление на ранних этапах развития общественных отношений, распространенный как в западной, так и в отечественной истории, существовал не только в отношении к детям, но и к старикам. Это были ранние страницы славянской истории.

Однако когда происходит социовозрастная стратификация общинной жизни, когда оппозиция «старый – молодой» добавляется оппозицией «старший, мудрый – младший», формируются ритуалы поминания предков. Традиция отправления старцев на тот свет заменяется культом мудрой старости. Уровень инфатицида старцев снижается, тогда как детский инфатицид сохраняется вплоть до XVIII в. В основном обязанности по уходу за старцем брала на себя семья. Если семья отсутствовала, заботу о стариках брала на себя община.

Можно выделить три основные формы поддержки стариков: выделение «косячка», кормление по дворам; уход на погост.

Одной из древних форм поддержки стариков был специальный отвод плодородных, легких в обработке земель по решению общества – «косячок», который давал возможность заготовки сена.

В том случае, когда старики окончательно «впадали в дряхлость», они призревались общиной. Старика определяли на постой на несколько суток – на ночлег и пропитание, затем он менял своих кормильцев. Такой вид помощи был своеобразной общественной повинностью и получил название «кормление по дворам». Данная архаическая форма, несколько видоизмененная, сохранялась до конца XIX столетия.

Другой формой поддержки старцев был их добровольный уход из общины. Пожилые люди, которые в силу возрастных возможностей не могли участвовать в трудовой деятельности, селились недалеко от общины на погостах. Они строили себе кельи и жили за счет подаяния.

Похожие формы помощи можно наблюдать и в отношении сирот.

Самые ранние формы «института детского сиротства» были связаны с формами домашнего рабства. Домашнее рабство выросло из распространенного обычая, по которому захваченные в плен взрослые мужчины умерщвлялись, а женщины и дети адаптировались племенем победителей и входили в одну из его семей. Рабство как форма сохранения жизни наблюдается у многих народов мира (в племени майя, в древней Японии и др.). В данной ситуации оно выступало своеобразным институтом защиты и сохранения жизни ребенку. Можно предполагать, что общность постепенно формировала и другие институты поддержки сирот в пределах родового общинного пространства. Возможно, первоначально это были чисто экономические мотивы, но они формировались в системных связях реципрокных отношений. Еще на стадии первобытной коммуны возникли связи между членами разных общин в виде дарообмена. Дар представлял собой переход вещей из собственности в собственность и с неизбежностью предполагал отдар. Экономическая система дара и отдара хорошо просматривается в отношении форм поддержки сирот.

Формы поддержки сирот: приймачество (аналог усыновления), мирская помощь в виде кормления по дворам, назначение общественных родителей (аналог опеки).

Приймать сироту в семью могли, как правило, пожилые люди, когда им уже было трудно управляться с хозяйством, или когда у них не было наследников. Это хорошо видно из народных русских сказок. Принятый в семью должен был почитать своих новых родителей, вести хозяйство, а также обязан был их похоронить. Здесь налицо принцип дара и отдара.

Другой формой поддержки была общинная мирская помощь. Она совпадает по своему характеру с помощью немощным старикам, когда ребенок переходил из дома в дом на кормление.

Сироте могли назначить «общественных родителей», которые брали их на прокорм. Сироты, имеющие собственное хозяйство, не подлежали усыновлению и назывались «выхованцами» или «годованцами». Усыновлению препятствовала община. Однако в любом случае сирота имел поддержку от мира, был обязан почитать, кормить и достойно похоронить своего воспитателя.

Вдовы, как старики и сироты, считались также социально ущербными субъектами в родовой общине. Институт вдовы формировался постепенно, проходя в своем развитии определенные этапы. Возможно, на ранних этапах отечественной истории института вдовы просто не существовало, поскольку жена была обязана следовать за своим супругом. Ее хоронили (сжигали) вместе с культовыми предметами, хозяйственной утварью и продуктами питания.

Институт вдовы, возможно, сформировался незадолго до принятия христианства. Вероятно, первые формы помощи институту вдов развивались во все той же парадигме дара – отдара в системе сакральных отношений.

Формы поддержки вдов: наделение вещами покойного в случае активного участия в обряде подготовки покойника к уходу в другой мир, хождение за «навалным», участие в мятье льна с последующим вознаграждением.

Находясь близко к миру смерти, вдовы становились «безгрешными», «чистыми», и им доверяли обмывать и обряжать покойников. Возможно, это древняя форма языческой магии, однако в качестве отдара за это они получали вещи покойного. Так же, как и старикам, сельская община предоставляла вдовам землю, на них распространялись те же «льготы» в аспектах мирского призрения. Не менее древняя традиция поддержки вдов – хождение за «навалным», которая встречалась в прошлом веке на юге Украины.

Хождение за «навалным» – вид общинной поддержки, который заключался в том, что женщине оказывали помощь продуктами, как правило осенью, после уборки урожая. Соблюдался определенный ритуал, который включал в себя особым образом организованный приход в дом, где будет оказана помощь. Вдовица иносказательно приглашала соседей в гости, а затем, когда «гости» приходили и приносили определенное количество запасов, предлагала им выпить и закусить. В данном случае также налицо древнейшая форма обмена товарами и услугами: «Ты мне, а я тебе».

Что касается такой формы, как мятье льна, то следует иметь в виду, что это была очень трудоемкая повинность. Она включала в себя множество стадий обработки: посев, уход за посевом, жатва, молотьба, изготовление из семян льняного масла, теребление льна, его вымачивание, прядение и т. д. Этот длительный процесс нуждался в постоянной квалифицированной рабочей силе. В качестве отдара вдовица получала изрядный кусок холста. Она могла использовать его в качестве товарообмена или для получения прибыли посредством изготовления из льна одежды или вышивки.

Таким образом, на стадии родовой общины зарождаются механизмы поддержки тех субъектов коллектива, которые в силу разных обстоятельств не могут быть равноправными участниками жизнедеятельности. Параллельно развивается парадигма взаимопомощи, связанная не с индивидуальными формами защиты, а с коллективными, когда поддержка оказывается семье, соседской общине, целому роду.