Текст книги "Перспективы и риски развития человеческого потенциала в Сибири"

Восстановительный и развивающий уровни потребления. Согласно методике Всероссийского центра уровня жизни, минимальный потребительский бюджет в денежном выражении, равный примерно двум прожиточным минимумам (ПМ), позволяет на минимальном уровне удовлетворять потребности человека в питании и приобретении более широкого набора непродовольственных товаров и платных услуг, чем в составе прожиточного минимума, и обеспечивает восстановительный уровень потребления. Бюджет высокого (по современным стандартам – среднего) достатка, равный примерно 6 ПМ и выше, позволяет удовлетворять рациональные физические и духовные потребности населения и обеспечивает развивающий характер потребления [Бобков, Литвинов, Гулюгина, Зубрилин, 2006].

Понятия минимального потребительского бюджета и прожиточного минимума были введены Указом Президента РФ «О системе минимальных потребительских бюджетов населения Российской Федерации» № 210 от 2 марта 1992 г. В соответствии с указом минимальный потребительский бюджет определялся исходя из набора потребительских товаров и услуг, удовлетворяющих основные материальные и духовные потребности. На период преодоления кризисного состояния экономики было рекомендовано определять бюджет прожиточного (физиологического) минимума, дифференцированного по основным социальным группам и характеризующего минимально допустимые границы потребления важнейших материальных благ и услуг (продукты питания, предметы санитарии и гигиены, лекарства, жилищно-коммунальные услуги). Именно минимальный потребительский бюджет предполагалось использовать при формировании перспективной социально-экономической политики. Однако социальная политика государства 1990-2000-х гг. опиралась исключительно на величину прожиточного минимума со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Исходя из вышеизложенного, отношение величины заработной платы (доходов) какой-либо социальной группы (отраслевой, региональной, социально-демографической) к минимальному потребительскому бюджету может рассматриваться в качестве соответствующего индекса воспроизводства человеческого потенциала.

Отраслевой индекс воспроизводства человеческого потенциала. Расчеты отраслевого индекса воспроизводства человеческого потенциала в Российской Федерации показали, что в 2010 г. развивающий бюджет имели только работники финансовой сферы и добывающих производств. Заработная плата работников обрабатывающей промышленности, строительства, транспорта обеспечивала простое воспроизводство человеческого потенциала. Заработная плата работников сельского хозяйства была ниже минимального потребительского бюджета, что не позволяло им даже на самом минимальном уровне восстанавливать свой потенциал (рис. 4.1).

Рис. 4.1. Индекс воспроизводства человеческого потенциала по видам экономической деятельности, Российская Федерация, 2010 г. [Российский статистический ежегодник, 2011, с. 121–123, 126].

Чуть выше была заработная плата работников непроизводственных отраслей. Иными словами, все, кто лечит, учит, кормит и обслуживает население, не располагали достаточными ресурсами для повышения своего общеобразовательного уровня, профессиональной квалификации и для полноценного отдыха. Представители этих отраслевых групп больше были озабочены тем, чтобы найти дополнительные источники дохода для своей семьи по месту основной работы или на дополнительной. Практика такова, что большинство врачей, учителей, работники других обслуживающих отраслей, как правило, работают на полторы-две ставки и более. Многие регионы страны испытывают острый дефицит указанных профессиональных групп, хотя учебные заведения готовят их в достаточном количестве. Врачи и учителя ищут применение в других более высоко оплачиваемых секторах экономики. А ведь от работы этих специалистов зависит качество человеческого потенциала не только работающего населения, но и подрастающего поколения. Иными словами, в их руках – настоящее и будущее интеллектуального ресурса нации.

И если коммерческий сектор – это зона ответственности бизнеса, то бюджетная сфера – это зона государственной ответственности. Государство располагает таким действенным инструментом регулирования доходов, как социальная политика. В целом только 3 % занятых имели заработную плату, обеспечивающую развивающий тип потребления, а абсолютное их большинство на свой заработок могли лишь восстановить свою работоспособность. Работники сельского хозяйства, являющиеся постоянными аутсайдерами на шкале заработной платы, не располагали и такими ресурсами. Несмотря на положительные тенденции последних лет, заработная плата работников сельского хозяйства остается ниже минимального потребительского бюджета, который обеспечивает воспроизводство рабочей силы на восстановительном уровне и составляет примерно 45 % от средней заработной платы по всей экономике. В 2011 г. среднемесячная номинальная начисленная заработная плата работников сельского хозяйства составила 12 320 руб., или 52 % по отношению к средней заработной плате по экономике РФ, и не достигала величины минимального потребительского бюджета, необходимого для простого воспроизводства человеческого потенциала [Россия в цифрах, 2012, с. 131].

Структура потребительских расходов селян с высокой долей затрат на питание и низкой долей на оплату услуг (39,1 и 21,2 % против 29,1 и 22,4 % – в городской местности соответственно) свидетельствует о бедности сельского населения. Если в городской местности затраты на организацию отдыха и культурные мероприятия в I квартале 2009 г. составляли 6,2 % потребительских расходов семьи, то в сельской местности – 4,2 %, а на образование 1,9 и 1,8 % соответственно [Доходы., 2009, с. 49].

Распределение населения по размеру среднедушевых денежных доходов и располагаемых ресурсов свидетельствует о высокой доле среди сельского населения крайне бедного и малоимущего населения (рис. 4.2).

Рис. 4.2. Распределение городского и сельского населения РФ в I квартале 2009 г. по величине среднедушевых денежных доходов и располагаемых ресурсов в месяц, % [Доходы…, 2009, с. 24].

Характерным является изменение величины располагаемых ресурсов, куда включаются натуральные поступления из личного подсобного хозяйства, по доходным группам. Снижение ее величины у средне– и высокодоходных групп сельского населения свидетельствует о вынужденном характере ведения личного подсобного хозяйства. Как только у сельской семьи появляются иные источники денежных доходов, она существенно сокращает свое личное подсобное хозяйство.

Подводя итоги вышесказанному, можно отметить, что условия воспроизводства человеческого потенциала сельского населения заметно хуже, чем у городского, что отражается на уровне человеческого развития, измеряемом уровнем образования, доходов и продолжительностью жизни населения. Так, к середине 1990-х гг. различия между продолжительностью жизни городского и сельского населения были минимальными (соответственно 64,7 и 64,2 года). К началу 2000-х гг. средняя продолжительность жизни селян была заметно ниже по сравнению с горожанами и составила у мужчин 57,8 года, у женщин – 71,2 года, а у городского населения соответственно 59,2 и 72,3 года. В середине 2000-х гг. не удалось сократить этот разрыв.

Неблагоприятные тенденции складывались и в уровне образования работников сельского хозяйства [Калугина, 2010, с. 129]. Как известно, образованное молодое поколение вымывается из деревни. Дефицит высококвалифицированных кадров ощущают большинство регионов и сельскохозяйственных предприятий. Если же ориентироваться на технологическое обновление аграрного производства, развитие социальной инфраструктуры, без которых немыслимо будущее деревни, то острота проблемы очевидна.

Чтобы обеспечить расширенное воспроизводство человеческого потенциала (на уровне нынешних стандартов) по всем видам экономической деятельности, средняя номинальная заработная плата должна быть повышена не менее чем вдвое, а в отраслях социальной сферы и сельском хозяйстве – как минимум в три раза.

Достаточно ли доходов населению России для развития человеческого потенциала? Наши расчеты по данным выборочного обследования бюджетов домашних хозяйств показали, что в I квартале 2009 г. примерно 62 % городского и 87 % сельского населения РФ имели среднедушевые денежные доходы ниже минимального потребительского бюджета (10 166 руб.)[8]8
  Прожиточный минимум в РФ в I квартале 2009 г.: все население – 5083 руб., трудоспособное население – 5497, пенсионеры – 4044, дети – 4857 руб.


[Закрыть], а значит, не располагали достаточными ресурсами даже для восстановления своего человеческого потенциала. То же соотношение по величине среднедушевых располагаемых ресурсов составило 59 и 81 % соответственно [Доходы…, 2009, с. 11, 24]. Такая ситуация обусловлена тем, что примерно половина общей величины доходов сосредоточена в пятой, наиболее обеспеченной, группе населения, примерно столько же приходится на все остальные группы (рис. 4.3).

Рис. 4.3. Распределение общей величины доходов населения РФ в 2010 г. по 20 %-м группам [Россия в цифрах, 2011, с. 125].

Одной из причин столь высокой дифференциации доходов является избыточная дифференциация оплаты труда, которая остается одним из главных источников формирования доходов населения. Исследования Института социально-экономических проблем народонаселения РАН показали, что в современной России сложился механизм форсированного роста наиболее высоких зарплат, когда 50–60 % прироста оплаты труда идет на повышение 20 % наиболее высокооплачиваемых работников, несмотря на наличие структурных диспропорций, проявляющихся в более низкой оплате высококвалифицированного труда по сравнению с менее квалифицированным трудом. В результате средняя заработная плата 10 % наиболее высокооплачиваемых работников превышает заработную плату 10 % наименее оплачиваемых работников в 26–28 раз [Социально-демографическая безопасность России, 2008, с. 136].

Сложившаяся система оплаты труда в коммерческом и государственном секторах экономики, а также проводимая государством политика формирования и распределения доходов привели к невиданному социальному расслоению общества. И пропасть между богатыми и бедными в современной России только увеличивается: коэффициент Джини (индекс концентрации доходов) вырос с 0,289 в 1992 г. до 0,422 в 2009 г. [Россия в цифрах, 2010, с. 123]. По мнению академика Д. С. Львова, это стало возможным потому, что «новый “класс” менеджеров-директоров и управляющих акционированными предприятиями был, по существу, выведен из-под общественного контроля и юридической ответственности за эффективность использования принадлежащих этим предприятиям активов. Один из стратегических собственников корпоративных предприятий – государство – устранился от управления принадлежащим ему имуществом» [Львов, 2006].

Вину за то, что менеджеры, управленцы не могут обуздать свои аппетиты, нельзя перекладывать только на бизнес. А где же государство? Ведь в его руках такой действенный инструмент регулирования доходов, как налоговая политика. Депутаты, ученые, практики, представители общественности не перестают доказывать целесообразность перехода от плоской к прогрессивной системе налогообложения доходов физических лиц. Но наше правительство игнорирует эти доводы. Кстати, Россия – одна из немногих стран мира, где применяется плоская шкала налогообложения. Переход на прогрессивную систему налогообложения является мощным механизмом регулирования доходов, способствующим более равномерному распределению налогового бремени между бедными и богатыми, а также стимулирующим формирование структуры населения по уровню доходов, близкому к показателям, признанным в большинстве промышленно развитых стран наиболее предпочтительными с социальной и экономической точек зрения. Это соотношение среднего дохода 10 % самых богатых граждан относительно 10 % самых бедных в пределах 6–8 раз. При этом десятикратное превышение признается критическим, за которым в обществе возникает чрезмерная социальная напряженность. Поэтому доходы налогоплательщика сверх десятикратной величины, принятой за уровень доходов «бедных», должны облагаться не «благоприятным», а «ограничивающим» налогом. Расчеты специалистов показывают, что при действующей системе налогообложения бремя неизбежных платежей для наименее и наиболее обеспеченных слоев населения существенно разнится. Если сравнить налогоплательщиков с ежемесячными доходами 5, 30, 60 и 100 тыс. руб., то при соотношении их доходов 1:6:12:20 соотношение средств, остающихся у них после совершения неизбежных платежей (в свободном распоряжении), составляет соответственно 1:20:42: 72, а бремя неизбежных платежей самого бедного (доход – 5 тыс. руб./мес., бремя – 76,6 %) больше, чем самого богатого (доход – 100 тыс. руб./мес., бремя – 16,2 %), в 4,7 раза [Чичелёв, 2007, с. 17]. Налогообложение является важным, но не единственным механизмом перераспределения доходов. О необходимости радикальной перестройки распределительных отношений неоднократно указывалось известными российским экономистами [Меньшиков, 2004; Львов, 2006; Глазьев, 2008; Гурвич, 2010; Шевяков, 2011].

Нобелевский лауреат в области экономики П. Кругман показал, что политическая воля правительства сыграла ключевую роль в регулировании социального неравенства в США. Всего лишь за несколько лет благодаря политике Ф. Рузвельта был сформирован знаменитый американский средний класс. Это политика помимо известных кейнсианских методов регулирования процентной ставки и финансирования общественных работ основывалась на кардинальном изменении системы налогообложения и введения практики регулирования заработной платы в большинстве отраслей промышленности. На протяжении первого срока президентства Ф. Рузвельта максимальный налог на доходы был повышен с 24 до 63 %, в течение второго – до 79 %, а к середине 1950-х гг. он достиг 91 %. Налог на прибыль корпораций вырос за тот же период с 14 до 465 %, а на крупные наследства – с 20 до 77 %. В результате доля национального богатства, которая контролировалась богатейшими американцами (0,1 %), снизилась за эти годы вдвое – с 21,5 до менее чем 10 %. Следствием стало сокращение разрыва в доходах, которое произошло в США с 1920-х по 1950-е гг., резкое уменьшение разницы между богачами и трудящимися классами, а также сокращение дифференциации зарплаты самих наемных работников [Кругман, 2009, цит по: Шкаратан, 2011, с. 13].

Необоснованные социальные неравенства порождают социальную напряженность в обществе, приводят к дезинтеграции и противостоянию общественных сил и, в конечном счете, превращаются в социальную угрозу национальной безопасности. Неслучайно поэтому снижение уровня социального и имущественного неравенства населения в доктрине национальной безопасности страны рассматривается в качестве важнейшей стратегической цели. Кроме того, на обширном статистическом материале по странам мира показано, что высокое неравенство (выше критического уровня) препятствует экономическому росту и прогрессивным преобразованиям институтов [Шевяков, 2011].

Однако социальная политика России не способствует снижению необоснованных социальных различий в уровне и качестве жизни социально-экономических слоев населения, что наглядно видно на примере дифференциации энергетической ценности питания и уровне потребления рекреационных и образовательных услуг разных доходных групп населения (рис. 4.4, 4.5).

Рис. 4.4. Энергетическая ценность продуктов питания по 10 %-м доходным группам населения РФ, 2008 г. [Потребление продуктов…, 2009, с. 26].

Рис. 4.5. Доля затрат на рекреационные и образовательные услуги по 20 %-м доходным группам населения, % к итогу [Российский статистический ежегодник, 2010, с. 203].

Помимо налогообложения, в руках государства имеется и другой рычаг воздействия на формирование человеческого капитала, а именно – государственные вложения в развитие здравоохранения, образования и культуры. Однако статистика свидетельствует о том, что эти вложения недостаточны для того, чтобы компенсировать недостаток индивидуальных вложений, обусловленных низкой оплатой труда. Так, в 2006-2009 гг. Россия тратила на эти цели по 5,4 % от ВВП, в то время как в США расходы на образование и здравоохранение были на уровне 16,2 %, во Франции – 11,7, в Германии – 11,3, Канаде – 10,9, Норвегии – 9,7, Японии – 8,3 % от ВВП. В среднем по группе стран с очень высоким уровнем человеческого развития государственные расходы на образование составили 11,9 % от ВВП, а общие расходы на здравоохранение – 11,2 %. В группе стран с высоким индексом человеческого развития (ИЧР), куда входит и Россия, соответственно 6,5 и 6,7 % [Доклад о развитии…, 2011, с. 162–163, 165]. Такая ситуация не могла не сказаться на ожидаемой продолжительности жизни населения в этих странах. Если в развитых странах в 2011 г. этот показатель варьировался в пределах от 72 до 83 лет, то в России, по оценкам международных экспертов, он составил 69 лет [Доклад о человеческом развитии., 2011, с. 127–128].

По мнению академика С. Ю. Глазьева, сохранение в России двукратного по отношению к мировому уровню недофинансирования науки, образования и здравоохранения, в которых именно сейчас критически важно провести модернизацию и кардинально поднять зарплату, приведет к углублению необратимых тенденций деградации этих сфер и тем самым сделает реализацию инновационного сценария в принципе невозможной [Глазьев, 2008].

Россия на карте мира. В советские времена СССР входил в двадцатку (23-е место) стран мира с высоким уровнем человеческого развития. Положение резко ухудшилось в период шоковой терапии и рыночных реформ. Только в 2006 г. России удалось переместиться в последующие годы в группу стран с высоким уровнем развития человеческого потенциала и закрепиться в ней. Достигнуть и превзойти уровень советского периода по данному показателю удалось только в 2008 г., когда индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) достиг значения 0,838.

По данным за 2011 г.[9]9
  Методика расчета ИЧР – используемые индикаторы и способ их агрегирования – в 2010 г. была существенно скорректирована. Доступ к знаниям теперь измеряется показателями средней продолжительности обучения (для лиц от 25 лет и старше) и ожидаемой продолжительности обучения в течение жизни (для детей, достигших официально установленного возраста поступления в школу). Уровень доходов оценивается с помощью валового национального дохода (ВНД) на душу населения в долларах США по паритету покупательной способности (ППС) вместо используемого ранее ВВП на душу населения. Прежним осталось измерение здоровья через ожидаемую продолжительность жизни при рождении (ОПЖ). Изменение методики расчета ИЧР несущественно повлияло на рейтинг России в мировом сообществе по данному показателю.


[Закрыть] Россия входит в группу стран с высоким индексом человеческого развития, занимая 66-е место в мире из 187 стран, и находится между Беларусью (65-е место) и Гренадой (67-е место). Из бывших союзных республик, а ныне независимых прибалтийских государств, опережают Россию по ИРЧП Эстония (34-е место), Литва (40-е место) и Латвия (64-е место). Пятерку лидеров по уровню человеческого развития в настоящее время образуют Норвегия, Австралия, Нидерланды, США, Новая Зеландия, Канада. Индекс человеческого развития в указанных странах варьирует от 0,908 до 0,943 [Доклад о человеческом развитии…, 2011, с. 126–127].

В период относительного экономического благополучия индекс человеческого развития в России также заметно вырос. Среднегодовой прирост ИЧР в России в 2000–2011 гг. составил 0,81 и превышал средние показатели прироста ИЧР в группе стран с высоким уровнем человеческого развития. Но для России характерно атипичное сочетание относительно высокого уровня образованности населения и душевого дохода и чрезвычайно низкой ожидаемой продолжительности жизни. По указанным показателям Россия занимала соответственно 52-е и 53-е место в рейтинге среди 187 стран, а по ожидаемой продолжительности жизни – 120-е. Валовой национальный доход в РФ на душу населения составлял 14 561 долл. США (по ППС на 2005 г.), что было в несколько раз ниже уровня развитых стран, но был выше, чем в странах БРИК: в Бразилии ВНД составил в этот период 10 162, в Индии – 3468, Китае – 7476 долл. США [Там же, с. 127–129].

Сибирь – территория риска или благополучия? Сибирь является «кладовой» России по природным ресурсам, занимает 30 % российской территории, где проживает 14 % населения. Но для большинства регионов Сибири характерна недостаточная ресурсная обеспеченность воспроизводства человеческого потенциала, что отражается на уровне его развития. Как показал анализ, динамика развития человеческого потенциала в Сибири за последние 12 лет была положительной, но совокупные и частные индексы развития человеческого потенциала были заметно ниже среднероссийских показателей. По уровню человеческого развития сибирские регионы распределились следующим образом. Семь регионов Сибири вошли в группу с высоким уровнем развития человеческого потенциала: Томская область (0,850), Кемеровская область (0,812), Иркутская область (0,811), Республика Хакасия (0,809). Остальные регионы Сибири образуют группу со средним уровнем развития человеческого потенциала. К ним относятся Алтайский край (0,796), Республика Бурятия (0,791), Читинская область (Забайкальский край) (0,782), Республика Алтай (0,763), Республика Тыва (0,732). В Сибири нет регионов с очень высоким и очень низким (по международной классификации) уровнем человеческого развития. Напомним, что в России только два субъекта Федерации (Москва, ИРЧП составляет 0,964 и Санкт-Петербург, ИРЧП равен 0,904) в 2009 г. входили в число регионов с очень высоким ИРЧП [Доклад о развитии., 2011, с. 142–143].

К концу первого десятилетия 2000-х гг. безусловным лидером среди сибирских регионов по уровню развития человеческого потенциала являлась Томская область (7-е место в рейтинге регионов РФ). На протяжении всего наблюдаемого периода области удалось уверенно превосходить среднероссийскую планку. Это обусловлено, в первую очередь, самыми высокими в Сибири индексами образования (0,955 против 0,918 в РФ), что можно объяснить наличием в регионе престижных учебных заведений и размещением на ее территории научных учреждений Сибирского отделения Российской академии наук. Индекс дохода в области был также выше республиканских, но темпы его прироста были ниже средних. ВВП на душу населения составлял в Томской области 19 064 долл. США, а индекс дохода – 0,876, в РФ соответственно – 18 869 и 0,875. Но ожидаемая продолжительность жизни в регионе была ниже среднероссийского уровня: 68,06 лет против 68,87 лет.

Основная причина высокой смертности населения – недопустимо низкий уровень жизни, неблагоприятные природно-климатические условия, сложная экологическая ситуация, низкая социальная и территориальная доступность качественных медицинских услуг и зон отдыха. Несмотря на положительные тенденции последних лет, доля населения, имеющего доходы ниже прожиточного минимума, во всех регионах Сибирского федерального округа (СФО), за исключением Кемеровской области, была выше, чем в России в целом (рис. 4.6).

Рис. 4.6. Уровень бедности в регионах Сибири, 2010 г. [Российский статистический ежегодник, 2011, с. 180–181].

При этом в республиках Тыва, Алтай и в Алтайском крае уровень бедности превышал 20 %-ю отметку. В Забайкальском крае он был на уровне 20 %. Ниже среднереспубликанского уровень бедности был только в Кемеровской области. Во всех субъектах СФО среднедушевые месячные доходы населения в 2009 г. были ниже среднероссийского уровня. Причем в Республике Тыва и в Алтайском крае среднедушевые доходы населения были ниже величины минимального потребительского бюджета. Это говорит о том, что население названных регионов не имеет возможности воспроизводить свой человеческий капитал даже на самом минимальном уровне за счет собственных ресурсов, а сами регионы представляют собой по существу зоны социального бедствия и истощения человеческого капитала.

В силу вышеуказанных причин доля сибиряков, проживающих на территориях с низким уровнем развития человеческого потенциала, выше по сравнению со среднероссийскими показателями (рис 4.7).

Рис. 4.7. Распределение населения РФ и СФО по регионам с разным уровнем развития человеческого потенциала, 2008 г., % (рассчитано по: [Регионы России…, 2009, с. 61; Доклад о развитии человеческого потенциала., 2009, с. 147, 150–151].

Значимость Сибири для экономики страны, острота демографической ситуации и первоочередность задач по развитию человеческого капитала с необходимостью ставят вопрос о закреплении населения в регионе и создании благоприятных условий для проживания в суровых природно-климатических условиях. И если природный фактор является неустранимым, то меры социальной политики, направленные на компенсацию дополнительных расходов, связанных с более высокими затратами сибиряков на отопление, одежду, питание, транспортные расходы и др., могут способствовать выравниванию условий проживания в разных регионах страны. Однако ныне применяемый районный коэффициент лишь частично выполняет выравнивающую функцию, а отставание Сибири по темпам роста заработной платы и других денежных доходов населения лишь закрепляет ранее сформировавшуюся необоснованную социально-территориальную дифференциацию в уровне и качестве жизни, что отрицательно сказывается на настроениях и миграционных планах сибиряков.

Согласно данным социологического опроса городского и сельского населения Новосибирской области[10]10
  Данные социологического обследования, проведенного Институтом экономики и организации промышленного производства СО РАН в 2010 г., полевой этап исследования выполнен ООО «Тайга-Инфо Групп». Выборочная совокупность репрезентировала население Новосибирской области от 18 до 65 лет (N = 1419 чел.), проживающих в городской (67 %) и сельской (33 %) местности.


[Закрыть], население четко видит «плюсы» и «минусы» проживания в Сибири (табл. 4.1).

Таблица 4.1 Оценка населением преимуществ и недостатков проживания в Сибири, %

Тот факт, что одни и те же аспекты одними респондентами оценивались как плюсы, а другими – как минусы, дает представление о социально-экономических особенностях региона, важных для сохранения и развития человеческого потенциала населения. Если природно-климатические условия изменить нельзя, то экологическая ситуация, развитие транспортной и социальной инфраструктуры, напряженность рынка труда, уровень заработной платы – это те параметры, которые можно и нужно регулировать в рамках социально-экономической региональной политики. Суммарно на неустранимые параметры приходится, по оценкам сибиряков, лишь одна треть непривлекательных сторон жизни в Сибири, а две трети неблагоприятных условий жизни можно изменить в лучшую сторону.

Опрос жителей Новосибирской области выявил наиболее непривлекательные стороны жизни в регионе: сложные природно-климатические условия, суровый климат, неблагоприятная экологическая ситуация (около 40 % ответивших). Низкий уровень жизни и отсутствие работы отметил каждый десятый респондент, неудовлетворительный уровень развития транспортной, жилищно-коммунальной, медицинской инфраструктуры – каждый пятый житель Новосибирской области, и только 14 % жителей все нравится в Сибири и области.

Неблагоприятные условия жизни в сочетании с суровыми природно-климатическими условиями формируют отношение жителей к Сибири, усиливают их миграционные настроения. В качестве непривлекательной стороны жизни нередко упоминалась оторванность от Центра, предпочитаемых мест отдыха, которая усугубляется дороговизной транспортных услуг и низкими доходами населения, следствием чего является низкая территориальная мобильность населения. По нашим данным, за последние 5 лет более 60 % респондентов не выезжали за пределы Новосибирской области. Масштабы потенциальной безвозвратной миграции также невелики. Из всех опрошенных жителей Новосибирской области только 7 % высказали намерение уехать на постоянное место жительства в другие регионы страны. Причем среди жителей малых городов и сельской местности, желавших покинуть Сибирь, было примерно вдвое выше по сравнению с жителями мегаполиса – 9,3, 8,4 и 4,7 % соответственно. Анализ миграционных намерений по группам населения, различающихся доходами, возрастом и уровнем образования, выявил более высокую долю потенциальных мигрантов среди высокообеспеченных и высокообразованных групп населения, а также среди молодежи (табл. 4.2).

Таблица 4.2 Миграционные планы населения, Новосибирская область, 2010 г., %

Зигмунд Бауман в своей книге «Текучая современность» [Бауман, 2008] сформулировал основную социальную проблему современного общества: богатое меньшинство с их капиталами, живущее и функционирующее в пространстве, свободно перемещается по миру, а бедное большинство, живущее и работающее в физически или социально и экономически ограниченных пространствах, привязано к месту и, значит, к его скудным или вовсе исчерпанным ресурсам. В такой ситуации находятся, например, жители умирающих российских моногородов.

Среди предпочтительных регионов проживания сибиряки назвали: столичные города (Москва, Санкт-Петербург), южные и другие более теплые регионы, дальнему и ближнему зарубежью отдали предпочтение лишь 2 % населения. Но, несмотря на все трудности жизни, в Сибири предпочли бы жить более 60 % опрошенных. Для многих из них она является малой родиной, где живут друзья и родственники. По сравнению с другими регионами России Сибирь ассоциируется с регионом политической и природно-климатической стабильности. Здесь не возникают крупные межконфессиональные и религиозные конфликты, более сдержанно, как и подобает сибирякам, проявляют свои эмоции спортивные фанаты. В регионе нет страшных природных катастроф: пожаров, наводнений, землетрясений. Крупные техногенные катастрофы на Саяно-Шушенской гидростанции, на шахте «Распадской» и другие воспринимаются населением как следствие турбулентных асоциальных реформ последних десятилетий.

Обобщая вышесказанное, можно сделать вывод о том, что отсутствие условий для расширенного воспроизводства человеческого капитала в России в целом и в сибирских регионах особенно можно рассматривать как угрозу национальной безопасности, поскольку низкий уровень развития человека является тормозом как для инновационного прорыва, так и для преодоления демографического кризиса в стране. Наличие таких угроз – это то исключительное событие, о котором говорил Мишель Фуко и которое требует вмешательства государства.