Текст книги "Великая Отечественная война: правда и вымысел. Выпуск 10"

И. В. Петров
Православное духовенство северо-запада России в завершающий период Великой Отечественной войны: воссоединение и новые проблемы[3]3
  Подготовлено в рамках гранта Президента РФ для молодых кандидатов наук № 7379.2016.6.


[Закрыть]

Аннотация: В данной статье рассматриваются вопросы выявления основных проблем, связанных с воссоединением православных ленинградских приходов и приходов, находившихся под нацистской оккупацией, в завершающий период войны. В статье сделана попытка дать ответ на основные существующие вопросы, а также опровергнуть возникающие мифы.

Ключевые слова: Великая Отечественная война, Псковская православная миссия, блокада, Алексий (Симанский), нацистская оккупация.

Ivan V. Petrov. Orthodox clergy in the North-West of Russia in end of Great Patriotic War: reunification and new problems

Abstract: In this article, questions of identification of the main problems connected with during the final period of war reunion of Leningrad's orthodox parishes and those been under Nazi occupation are considered. An attempt to give the answer to the main questions existing now, and to disprove the arising myths, is presented here.

Keywords: Great Patriotic War, Pskov Orthodox Mission, Nazi occupation, Blockade, Alexey (Simansky).

©И.В.Петров, 2017

История деятельности православного духовенства на территории северо-запада РСФСР является темой широко и полно изученной современными историками, публицистами и видными деятелями Православной Церкви. Однако в то же самое время к этой проблеме очень часто подходят историки, которые касаются ее «грязными руками». Под этим тезисом мы подразумеваем следующее: многие современные публицисты, иногда именующие себя православными, пытаются вбить своего рода клин между православным духовенством, служившим в осажденном Ленинграде, и теми, кто возрождал приходскую жизнь на временно оккупированной нацистами территории.

Как нам кажется, такая позиция является не только однобокой, но и абсолютно несоответствующей действительности. Мы уже писали, что основоположниками иной, гораздо более взвешенной концепции были историки из среды Русского рассеяния [2, с. 202]. Блистательно продолжили эту концепцию и современные историки Православной Церкви, изучающие РПЦ периода Второй мировой войны.

Приведем теперь некоторые высказывания ведущих исследователей изучаемой проблематики. Известный церковный историк, ведущий специалист по проблемам изучения Псковской православной миссии Константин Петрович Обозный не видит существенного различия в служении православного пастырства на занятых врагом Советского Союза территориях и под оккупацией. Он очень глубоко осмысляет в своей работе особенность того патриотизма, который несли псковские миссионеры: «Благодаря служению Псковской православной миссии, не только возрождалась Православная Церковь, а плоды этого возрождения сохранились в северо-западном регионе СССР и в послевоенные 40-50-е годы, но и происходило сплочение народа, его национальное и духовное укрепление, позволившее вынести и тяготы оккупации, и восстановить разрушенное хозяйство после войны» [3, с. 534–535].

Это же мнение подтверждает и авторитетный специалист по истории Православной Церкви прошлого столетия Михаил Витальевич Шкаровский: «За многовековую историю России православное духовенство много раз способствовало объединению нации перед угрозой внешнего врага. И в годы Великой Отечественной войны это происходило повсеместно – не только в блокадном Ленинграде или на "большой земле" – в советском тылу, но и на временно оккупированной захватчиками территории. При этом северо-запад России дал яркий пример организованного в рамках Духовной миссии апостольского служения. Возрождая духовную жизнь русского народа, Псковская миссия занимала свою, неподвластную германскому командованию позицию, во многом противостоя ему. Православные священники возвращали десятки тысяч людей не только к церковной жизни, но и к национальным и духовным истокам» [4, с. 528–529].

Мнение церковных историков о единстве действий находящегося под оккупацией православного священства и духовенства блокадного Ленинграда подкрепляют и архивные данные. После освобождения северо-запада России от нацистов встал вопрос о том, как будет происходить процесс воссоединения приходов и будут ли те, кто находился под оккупацией, нести определенные церковные прещения. На бывшие оккупированные территории митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский) направляет свое окружение, для того чтобы оно составило собственное суждение о положении дел в данных приходах. Так, благочинного церквей Ленинградской области протоиерея Николо-Богоявленского собора в Ленинграде Николая Ломакина отправили в конце январе-феврале 1944 года в Новгород и его окрестности для участия в работе комиссии по расследованию «немецко-фашистских злодеяний»; в Боровичи и Валдай был направлен секретарь приходского совета Князь-Владимирского собора Л. Н. Парийский; комендант Спасо-Преображенского собора, бывший активный обновленец, А.Ф.Шишкин был отправлен в район станции Сиверская; можно привести и другие примеры.

Благочинными на освобожденных территориях часто становились те священнослужители, которые так или иначе были связаны с советским вооруженным подпольем. Так, благочинным Дновского района стал активный советский патриот – отец Федор Пузанов. Однако на данном высоком посту священник пробыл недолго. В его характеристике в послевоенном личном деле отмечается следующее: «По причине малого образования, душепастырский характер о. Федора не имеет цельности и всякого рода мирские злые вещи находили в характере его уязвимые места, вживались в психику и конечно давали показатели. До настоящего времени прихожане довольны своим священником» [1, оп. 13 А, д. 192(188), л.4 об.]. Но, несмотря на отношение прихожан и заслуги данного батюшки перед Отечеством, отец Федор не представляет тип священника, который имеет необходимый уровень духовного образования для управления несколькими приходами.

Похожая история случилась и с отцом Ильей Богдановым. Восьмого июля 1944 года он назначается архиепископом Псковским и Порховским Григорием (Чуковым) настоятелем Вельской церкви и благочинным Псковского округа. Однако благочинным Псковского округа отец Илья пробыл недолго и уже в конце того же 1944 года был снят с этой должности по личному ходатайству. Вот как бывший миссионер объяснял свое желание покинуть высокий пост псковского благочинного: «Во избежание всякого рода всякого недоразумения прошу Вас, Ваше Высокопреосвященство, если возможно, снять с меня должность Благочинного и назначить другого, по Вашему усмотрению. Я являюсь младшим священником и по своему смирению не могу руководить старшими, видя какую-либо несправедливость приходится делать замечания, то за это получаешь упреки как младший священник и сознаешь, что поступают справедливо» [1, оп. 26(2), д. 1, л. 290].

Совсем по-иному сложилась судьба многих представителей православного духовенства, попавших на территорию РСФСР с балтийского региона и не сотрудничавших с просоветским подпольем в период оккупации.

Самым ярким примером тому является, конечно, глава Псковской православной миссии, а впоследствии начальник Внутренних миссий в Латвии и Литве протоиерей Кирилл Зайц. Последним местом его служения стал литовский Шауляй, где он и был арестован в августе 1944 года по обвинению в измене Родине. В то время, когда шло следствие по его делу, он находился в тюрьмах в Вильнюсе, Ленинграде и Москве. После длительных и тщательных допросов священник был приговорен к двадцати годам лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях без права обжалования этого приговора и с лишением прав на пять лет с полной конфискацией имущества (по печально известной 58 статье). Местом заключения был выбран Карагандинский лагерь, или Карлаг, где в октябре 1948 года на восьмидесятом году своей жизни отец Кирилл скончался.

Не вышел из советских лагерей и его заместитель и один из главных соратников протоиерей Николай Жунда, который, получив такой же, как отец Кирилл Зайц срок, попал в лагерь в Дудинке в Красноярском крае. Скончался пастырь в красноярской тюремной больнице от туберкулеза, только переступив порог в сорок лет жизни.

Особо отметим, что возвращение к служению того или иного священника после освобождения из лагерей всегда сопровождалось препятствиями со стороны властей. Характерна в этой связи судьба отца Василия Апраксина. Осужден он был на десять лет и после отбытия наказания направлен без определения срока в Красноярский край в ссылку [1, оп. 3(2), д. 2, л. 15 об.]. После этого ему удалось вернуться в Гатчину где проживала его семья. Его приютил отец Петр Белавский в качестве регента при Покровской церкви, а впоследствии Апраксин стал управлять хором в гатчинском Павловском соборе.

Однако факт служения под оккупацией ни в коей мере не означал автоматического запрещения в служении для пастыря со стороны священноначалия и тем более отлучения его от Православной Церкви. Ленинградское духовенство, как и сам митрополит, а впоследствии Патриарх Московский и всея Руси Алексий I (Симанский), всячески пытались сохранить и приумножить роль открытых в военное время приходов, отстоять те церкви, которые до войны были насильственно переделаны безбожными властями в клубы и другие гражданские учреждения.

Советская же власть изначально смотрела на этот процесс иначе. И теперь основными обвинениями, которые она выдвигала против православного духовенства, были обвинения в пособничестве врагу, активном участии в деятельности нацистских и коллаборационистских учреждений.

Подводя итог, отметим четыре основные черты воссоединения православных приходов Ленинградской епархии в завершающий период Великой Отечественной войны. Во-первых, священноначалие сразу после освобождения территории северо-запада РСФСР отправляет на бывшую оккупированную территорию своих представителей для «разведки» положения дел на местах. Во-вторых, должности благочинных на данных территориях занимают бывшие скрытые советские патриоты-священники. В-третьих, священноначалие всячески способствует сохранению религиозной жизни на северо-западе. В-четвертых, серьезных прещений по отношению к «оккупационному» духовенству у церковных властей нет; гражданская же власть разворачивает по отношению к нему новый виток репрессий.

Литература и источники

1. Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф.1. Оп. 13 А.Д. 192(188). Л.4 об.; Оп.26(2). Д. 1. Л. 290; Оп. З(2). Д. 2. Л. 15 об.

2. Вавилова Д. Α., Петров И. В. История Прибалтийского экзархата и Псковской православной миссии в трудах русских историков-эмигрантов // 2012 год – год истории в России: актуальные проблемы изучения и преподавания истории в высших учебных заведениях: материалы всероссийской научно-методической конференции / С.-Петерб. гос. ун-т. СПб.: Скифия-принт, 2014. 204 с.

3. Обозный К. П. история Псковской православной миссии. 1941–1944 гг. м.: изд-во крутицкого подворья, 2008. 608 с.

4. Шкаровский М. В. Церковь зовет к защите родины. СПб.: Сатисъ; держава, 2005. 624 с.

Α. Η. Мичурин
Советско-китайские отношения в годы великой отечественной войны

Аннотация: Статья посвящена советско-китайским отношениям в период 1941–1945 годов, экономической и военной помощи Китаю в этот период и роли Советского Союза в преодолении японской агрессии. Сегодня среди многочисленных проблем истории международных отношений несомненный интерес представляют сюжеты, связанные с аспектами межгосударственных связей приграничных стран. Таким образом, тема советско-китайских отношений в годы Второй мировой войны обладает несомненной актуальностью, имеющей множество спорных вопросов.

Ключевые слова: Китай, Советский Союз, военные советники, Вторая мировая война, Великая Отечественная война.

Aleksei N.Michurin. The Soviet-Chinese relations during the Great Patriotic War.

Abstract: Article is devoted to the Soviet-Chinese relations during 1941–1945, economic and military aid to China during this period and role of the Soviet Union in overcoming of Japanese aggression. Today among numerous problems of history of the international relations undoubted interest is represented by the plots connected with aspects of interstate communications of the border countries. Thus the subject of the Soviet-Chinese relations in the years of World War II possesses the undoubted relevance having a set of controversial issues.

Keywords: China, Soviet Union, military advisers, World War II, Great Patriotic War.

© А.Н.Мичурин, 2017

Одной из самых интересных страниц российско-китайских отношений XX века является период конца 30-х – начала 40-х годов XX века. Это эпоха Второй мировой войны, когда СССР и Китай были объединены общими целями и идеями победы в мировой войне и имели общего геополитического противника – Японию.

Союз ССР оказывал активную помощь китайскому правительству в борьбе с Японией с 1937 года на основании договора о ненападении. Договор был подписан 21 августа 1937 года сроком на пять лет, с продлением его на два года с согласия обеих сторон [16, с. 431]. Шестнадцатого июня 1938 года был подписан советско-китайский торговый договор на три года, предусматривавший режим наибольшего благоприятствования в торговле. К 1939 году был сформирован устойчивый штат советников и специалистов, оказывавший помощь Китаю как на фронте, так и в тылу. С 1937 по 1941 год на территории Китая воевали в боевых частях более 3,5 тысяч советских добровольцев. Из них погибли 211 человек [3].

Вместе с тем, советское правительство по-прежнему отрицательно относилось к предложению о заключении пакта о взаимопомощи, которое с 1938 года предлагало правительство Китая. Равным образом оно отклоняло и неоднократные предложения китайского правительства о заключении пакта о взаимопомощи на случай нападения Японии на СССР, выдвинутые в июле – ноябре 1941 года. Восьмого декабря 1941 года Чан Кайши вручил советскому послу декларацию, в которой выражалась надежда, что СССР вступит в войну с Японией. Он выступил также перед официальными представителями США и Англии с предложением выработать общий план военных действий в зоне Тихого океана. Он настаивал на подписании военного пакта между Китаем, США, Англией, Голландией и Советским Союзом. Однако официального объявления войны Японии со стороны гоминдановского правительства не последовало.

Двенадцатого декабря 1941 года советское правительство официально отклонило предложение Чан Кайши. СССР справедливо опасался, что взаимные обязательства, в том числе военного характера, с Китаем приведут к войне между Советским Союзом и Японией, что не входило в планы советского руководства и до 1941 года, и уж тем более это стало невозможным после нападения фашистской Германии на СССР 22 июня 1941 года. Война на два фронта одновременно (с Германией и Японией) не устраивала СССР ни при каких обстоятельствах. Однако 30 декабря 1941 года вице-министр иностранных дел Китая Фу Бинчан сделал заявление, из которого следовало, что китайское правительство заинтересовано в советско-японской войне и что оно глубоко верит в ее неизбежность [8, с. 244], что прямо задевало интересы СССР. К концу 1942 года надежда на продолжение сотрудничества с официальным правительством Китая по вышеперечисленным причинам становилась все более призрачной. После нападения Японии на США 7 декабря 1941 года все более четко стала проявляться внешнеполитическая ориентация гоминдановского руководства на США [13]. В этих условиях советское правительство приняло решение об отзыве советских военных советников из Китая в феврале 1942 года [11]. Еще раньше, в 1941 году в СССР были отозваны и советские летчики.

Ухудшение отношений между правительством Чан Кайши и СССР прежде всего сказалось на их экономических связях, которые в 1942 году подверглись серьезным испытаниям. Китай и до 1941 года срывал поставки вольфрама и других товаров в Советский Союз. С 1941 по 1945 годы Советский Союз из-за невыполнения кредитных обязательств гоминдановским правительством недополучил товаров на сумму в 22,5 миллионов долларов [17, с. 131]. Главной точкой противостояния стал Синцзян, где СССР пришлось закрыть свои представительства [10, с. 86]. Намерения американцев открыть консульства в Ланьчжоу, Урумчи и Кульдже, а также неоднократные поездки работников американского посольства в Чунцине и других специалистов в Ганьсу Синьцзян и другие северо-западные провинции Китая [1], показывали, что правительство США стремилось к ослаблению советского влияния на северо-западе и выталкивания СССР из этого региона [5, с. 277–279].

Следует отметить, что на проблеме, связанной с очевидным нарастанием соперничества Советского Союза, США и Англии в северо-западных провинциях, все более сказывались весьма непростые отношения, сложившиеся после начала Великой Отечественной войны между советским руководством и губернатором Синьцзяна генералом Шен Шицаем. Еще в предвоенный период СССР добился огромного влияния в Синьцзяне, опираясь в том числе и на администрацию Шен Шицая. Например, в 1938 году из всего объема добываемых на территории провинции металлов 24 % вольфрама, 51 % сурьмы 8 % олова доставлялись в СССР [12, с. 291]. Подогревало интригу с Синцзяном и обнаружение в нем в 1941 году урановых руд. Местная администрация до 1941 года продвигала идею создания в Синьцзяне советской республики, независимой от Китая [5, с. 427–428]. После нападения Германии на Советский Союз влияние Москвы в этом регионе стало стремительно падать и возрастать влияние гоминдановского правительства, крайне слабое в предшествующий восьмилетний период, и США [7, с. 62].

Результатом этих усилий стало то, что в апреле 1943 года США открыли консульство в Урумчи. Консулом в Синьцзян был назначен кадровый американский разведчик Оливер Эдмунд Клабб, работавший до этого назначения вторым секретарем посольства [18, с. 138]. В Кашгаре и Урумчи были открыты и британские представительства. Не стоит списывать со счетов и попытки советского руководства разыгрывать самостоятельную карту этнических конфликтов в восточном Китае. Уже в 1944 году советское руководство инициировало в Синьцзяне мощное национальное движение коренных народов провинции с целью уменьшить как влияние официального китайского правительства, так и западных стран. Повстанцы при помощи и поддержке СССР создали 12 ноября 1944 года непризнанную Восточно-Туркестанскую республику, территория которой занимала почти треть провинции, где влияние советского государства было абсолютным [14]. К сентябрю 1945 года гоминдановское правительство было вынуждено согласиться на широкую автономию Синьцзяна.

Одиннадцатого февраля 1945 года на Ялтинской конференции И. В. Сталин, Ф. Рузвельт и У Черчилль подписали соглашение, которое предусматривало вступление СССР в войну против Японии на стороне союзников через 2–3 месяца после капитуляции Германии. И хотя официальное китайское правительство было поставлено об этом в известность только в июне 1945 года, уже весной 1945 года VI съезд Гоминьдана вынужден был признать необходимость установления дружественных отношений с СССР [15, с. 122]. Без участия СССР нельзя было надеяться ни на быстрое окончание войны с Японией, ни на преодоление тяжелой ситуации в военной и экономической области в самом Китае. Да и внешнеполитический престиж СССР к 1945 году поднялся на небывалый уровень [9]. В Москву была направлена китайская делегация, которую возглавлял министр иностранных дел Сунн Цзывэн. СССР вступил в войну с Японией 9 августа 1945 года, когда советско-китайские переговоры приближались к концу. Четырнадцатого августа 1945 года между Советским Союзом и Китаем был подписан договор о дружбе и союзе [6, с. 249]. Мао Дзэдун направил от лица КПК телеграмму Председателю Совета Министров СССР И.В.Сталину с приветствием этого решения [2, с.395]. Можно констатировать, что официальные отношения между СССР и Китаем к окончанию второй мировой войны 2 сентября 1945 года в целом нормализовались.

Подводя итог, можно сказать, что, несмотря на различные оценки в российской и китайской историографии [4] взаимоотношений Китая и СССР в годы второй мировой войны, а также роль военных поставок и советских советников в Китае в 1937–1942 годах, две страны выступали союзниками и результат их взаимодействия – совместная победа во второй мировой вой не и значительно увеличившаяся роль двух стран на международной арене после войны.

Литература и источники

1. Бармин В. А. Столкновение региональных интересов Советского Союза и великих держав в Синьцзяне в первой половине 40-х гг. ХХ века // мир науки, культуры, образования. 2013. вып. 5. С. 359–363.

2. Васильев Л. С. история востока. м.: высшая школа, 2001. т. 2. 559 с.

3. Галенович Ю. М. «белые пятна» и «болевые точки» в истории советско-китайских отношений. т. 1: от октября 1917 г. до октября 1949 г. м.: ИДВ, 1992. 170 с.

4. Галенович Ю. М. Россия в «китайском зеркале»: трактовка в КНР в начале XXI века истории России и русско-китайских отношений. м.: восточная книга, 2011. 412 с.

5. документы внешней политики СССР. т. XXV. кн. 2: июль – декабрь / МИД РФ. Тула: гриф и к, 2010. 564 с.

6. Дубинский А. М. Советско-китайские отношения в период японо-китайской войны, 1937–1945. м.: мысль, 1980. 279 с.

7. Иваненко В. тропою памяти. м.: международные отношения, 1968. 120 с.

8. Каткова З. Д. внешняя политика гоминьдановского правительства Китая в период антияпонской войны (1937–1945). м.: наука, 1978. 240 с.

9. Ледовский А. М. Записки дипломата // Проблемы дальнего востока. 1991. № 1. С. 108–118.

10. Мировицкая Р. А. Советский Союз в стратегии гоминдана (20–30-е годы). м.: наука, 1990. 237 с.

11. Мировицкая Р. А. китайская государственность и советская политика в Китае: годы тихоокеанской войны, 1941–1945. м.: Памятники исторической мысли, 1999. 311 с.

12. Обухов В. Г. Схватка шести империй. битва за Синьцзян. м.: изд-во вече, 2007. 512 с.

13. Ополев В. Г. Роль чан кайши в советско-китайских отношениях (вопросы отечественной историографии) // известия алтайского гос. ун-та. 2008. вып. 4–1. С. 94–97.

14. Поликарпов И. А. Позиция Советского Союза в отношении национально-освободительного движения в Синьцзяне в 1944–1945 гг. // известия алтайского гос. ун-та. 2010. вып. № 4–2. С. 178–181.

15. Сапожников Б. Г. Китай в огне войны (1931–1950). м.: наука, 1977. 351 с.

16. Сладковский М. И. история торгово-экономических отношений СССР с Китаем. м.: внешторгиздат, 1957. 455 с.

17. Сладковский М. И. Китай: основные проблемы истории, экономики, идеологии. м.: мысль, 1978. 301 с.

18. Hasiotis A Soviet Political, Economic, and Military Involvement in Sinkiang from 1928 to 1949. New York; London, 1987. 257 p.