Текст книги "Ключи к детской душе. Рассказывание детям"

Вопрос о том, какое изображение лучше воспринимается – контурное или силуэтное, для меня в настоящий момент не вполне ясен. Думается, что лучше силуэт, но точных доказательств тому пока не имею.

Теперь несколько слов о внешнем виде книги. Желательно, чтобы она печаталась на одной стороне листа, чтобы дети видели одновременно только одну картинку (картинка – в полный размер страницы). Тогда легче удержать внимание.

Текст хорошо бы помещать не под картинкой, а в начале книги. Воспитательница выучивает его наизусть и рассказывает, а не читает при показывании картинок.

Очень плохо, когда текст врезается в рисунок, это делается в громадном большинстве книг. Не надо забывать, что буквы воспринимаются ребёнком тоже как своеобразный рисунок, содержание которого не вяжется с остальной картинкой. Он видит в них то «жучков», то «лестницы» и это разбивает его внимание, отвлекает от основного содержания картинки.

До сих пор книги писались для семейных детей и о семейных детях. Поэтому детям, воспитывающимся в детских учреждениях, такие книги ничего не говорят. Нашим детям нужна книга, отражающая быт детского коллектива, быт детского дома.

У дошкольников уже появляются такие книги. Нам, преддошкольникам, они тоже очень нужны, нужны в первую очередь.

В настоящий момент ещё только начинают создаваться первые книги для ребёнка раннего возраста, продуманные педагогами и педологами. Но мало знать, какова должна быть книга, для того чтобы уметь её создать. Нужны ещё талант автора и талант художника. В книгу для маленького ребёнка должно быть вложено зерно того, что называется искусством, иначе она будет мёртвой и схематичной и не даст ребёнку удовлетворения.

Для того чтобы наши дети получили действительно хорошие книги, нужно, чтобы авторы и художники заинтересовались этим делом, нужна их дружная совместная работа с педологами и педагогами-преддошкольниками.

Опыт рассказывания детям от двух до четырёх лет

М. X. Свентицкая

При педагогической работе в детских учреждениях для детей дошкольного и школьного возраста мне много лет приходилось рассказывать детям всех возрастов, но начиная только с четырёхлетнего, так как в детские сады не принимали детей младше четырёх лет.

Рассказывание велось групповое.

Но вот, в силу условий общественного характера, в детском саду появились и трёхлетки.

Надо было вести «рассказывание» и для них, так как они, зная и видя, что рассказывают детям всех других групп, требовали рассказов и для себя.

До сих пор, если мне и приходилось рассказывать детям младше четырёх лет, то всегда в одиночку, и это удавалось: слушал малыш хорошо, рассказанное, в той или другой степени, усваивал и просил: «Ещё!» Но при этом, рассказывая, я каждый раз считалась с индивидуальностью ребёнка, с уровнем его развития и с его интересами.

Фабулой для рассказа служили обычно обстановка и маленькие события в его личной жизни: как он упал и ушибся, как получил новую игрушку, где, с кем и как играл, что ел и пил, что-нибудь из жизни хорошо знакомых ему домашних животных и т. п.

Рассказы эти обыкновенно повторялись много раз, и чем большее число раз слушались, тем больше нравились, так как всё лучше и лучше понимались и усваивались. Выделялись «любимые», которые ребёнок готов был слушать каждый день не один раз.

Сравнительно большой опыт такого рассказывания дал мне возможность сделать некоторые выводы – указания, какие условия необходимы, чтобы рассказ дал желаемые результаты: чтобы он слушался внимательно, охотно и соответствовал интересам ребёнка.

Вот эти указания

Относительно содержания

1. Для рассказывания нужно выбрать время, когда ребёнок ничем не увлечен и слушать хочет.

2. Фабулу для рассказа нужно брать из обстановки и жизни, окружающей данного ребёнка, соприкасающуюся с его непосредственными интересами.

3. Для ребёнка младше 3 лет любимыми, а следовательно, и лучшими, нужно признать те рассказы, в которых действующим лицом является сам слушатель.

В этом случае рассказ может быть и без определённой фабулы, т. е. без завязки, постепенного нарастания интереса и развязки. Содержанием может быть просто ряд последовательных действий или небольших, тесно связанных между собою эпизодов из пережитого ребёнком.

4. Всё сообщаемое должно быть доступно ребёнку, – должно соответствовать уровню его развития и объёму его знаний из внешнего мира, интересно, т. е. должно вызывать посильную работу мысли и чувства, и постепенно, медленно расширять его кругозор.

5. Ничего жестокого, грубого и страшного рассказ содержать не должен.

Относительно формы

1. Рассказ должен состоять из небольшого числа коротких простых предложений, последовательно, быстро и чётко развивающих фабулу. Ничего лишнего, слова все знакомые.

Никаких пояснений и отклонений.

2. Хорошо воспринимаются перечисления, повторения, звукоподражания и ритмичность изложения.

3. Чтобы ребёнку дать время для наиболее лёгкого и полного восприятия материала рассказа, нужно рассказывать медленно и выразительно, умело пользуясь паузами.

4. Жесты и мимика умеренные, голос тихий, тон рассказа интимный.

5. Для успешности в рассказах необходима близость к ребёнку, добрые, ласковые отношения, что должно быть приобретено заранее.

При рассказывании маленький слушатель почти всегда прерывает рассказ различными вставками «от себя», какими-нибудь вопросами и отклонениями в сторону. И вот в этих случаях нужно особое уменье справляться с этими помехами, в целях сохранения целостности рассказа.

Некоторые приёмы этого мне удалось выработать: беглое повторение вставки с быстрым переходом к рассказу, исчерпывающий, но короткий ответ на вопрос, с таким же переходом к рассказу, пауза и т. п., – стараясь удовлетворить малыша, не дав ему возможности направить мысли в сторону от рассказа.

Один из моих рассказов мальчику двух с половиной лет с такими вставками и вопросами слушателя мной записан вместе с моими «поправками». Позволяю себе привести его здесь.

Вбегает на террасу Саша и говорит: «Расскажи!» Лезет на колени, уютно усаживается.

– Хочешь, я тебе расскажу про курочку?

– Про курочку?.. Расскажи!

– У курочки вывелись цыплятки…

– У нашей курочки?

– Нет, не у нашей…

– У чужой?

– Да. У чужой курочки вывелись цыплятки – маленькие, жёлтенькие и беленькие…

– А чёрненькие?

– …жёлтенькие, беленькие, а один чёрненький. Вот вышла курочка на двор гулять, и все цыплятки идут за ней…

– Я видел, видел! Цыплятки шли и курочка… Маня побежала, они испугались, побежали… А Маня скоро приедет?

Я некоторое время молчу, чтобы мысли о Мане кончились.

– Я Мане мячик подарю…

Потом продолжаю:

– Шли они, курочка и цыплятки, гуляли по двору, вдруг увидала их кошка… (Внимание сосредоточивается.)

– Наша кошка? Серая?

– …увидала их наша серая кошка, подбежала и хотела схватить цыплёнка. Но курочка бросилась на кошку…

– Она клюнула?

– …клюнула курочка кошку. Кошка испугалась и убежала…

(Доволен, смеётся.) – Куда убежала?

– …убежала кошка в дом».

(Двигает ручонками и смеется. Вдруг видит на дворе нашу серую кошку, быстро слезает с колен и бежит за ней с криком: «Кис-кис-кис!»)

Рассказывание кончено.

А на другой день Саша бежит ко мне и говорит: «Расскажи про чёрненького цыплёнка – кошка поймать хотела».

(Я в рассказе не говорила, что кошка хотела схватить именно чёрненького цыплёнка, но Саша, задав вопрос: «А чёрненькие?» и получив в ответ, что был один чёрненький цыплёнок, очевидно, видел его в воображении и запечатлел в памяти этот образ больше, чем другие.)

Я повторяю Саше рассказ, причём, предупреждая вопросы, уж сама говорю, что курица была «не наша», а «чужая» и что кошка хотела схватить «чёрненького».

Рассказ повторяется много раз, и Саша уже не прерывает меня, а слушает рассказ спокойно и внимательно. А потом и сам рассказывает «про чёрненького» отцу, матери, Мане.

Возобновив в памяти все приобретенные мною опытным путем сведения о том, как надо рассказывать маленьким детям, я решила организовать в детском саду рассказывание и для группы трёхлеток.

Предо мною прежде всего встали такие трудности: рассказывать надо было не одному, а группе до десяти человек детей, с индивидуальностями которых я не была знакома, да и нужной близости с ними ещё не было. Следовательно, надо было раньше приобрести и то и другое.

Не будучи руководительницей в детском саду (я приходила туда, как заведующая дошкольным отделом детского городка, при котором был детский сад, – и занималась главным образом рассказыванием), я собрала возможные сведения о трёхлетках и во время своих посещений большую часть времени проводила с ними.

Кое-какая близость получилась, и я приступила к рассказыванию, хотя и знала, что индивидуальности и уровень развития детей в группе разные, но меня успокаивало решение выбирать для рассказа такой материал, который соответствовал бы, хоть приблизительно, среднему уровню.

Первый мой рассказ был сплошной ошибкой

Я придумала рассказать известную побасенку о вороне и раке, заменив неизвестное детям озеро знакомым прудом, а рака – маленькой рыбкой. Рассчитывала на занятный эпизод падения рыбки в воду при слове вороны: «Ага!» и надумала иллюстрировать его фактом, – взяв в рот кубик, я, изображая ворону, буду говорить и «угу!» и «ага!», причём кубик будет выпадать изо рта, изображая рыбку.

Вот что из всего этого получилось.

Собрала я трёхлеток в их групповой комнате (4 мальчика и 3 девочки), усадила их, как полагается, полукругом вокруг себя и решила приступить к рассказыванию, поговорив предварительно о вороне и рыбке (видели ли, знают ли, что ворона может есть маленьких рыбок, знают ли пруд, и пр.).

Беседа прошла вяло и принуждённо. Дети, видимо, недоумевали, зачем это я их спрашиваю о чуждых им в данный момент предметах? Спрашиваю, объясняю… Скучно!

Прерываю беседу, говорю:

– Дети, хотите, я вам расскажу про одну большую ворону и про маленькую рыбку?

– Хотим.

(На этот вопрос всегда получается утвердительный ответ.)

– Ну так вот, послушайте.

– Летела ворона над прудом. Она вот так летела… (Показываю движенье крыльев с помощью руки произношу: «Шу-шу-шу!»)

– Летела, летела… шу-шу-шу!

(Детям это нравится. Две девочки встают со стульчиков, распластывают руки и, плавно двигая ими, начинают бегать по комнате, подражая полету вороны, и непрерывно шепчут: «Шу-шу-шу!»).

– И вдруг ворона увидала в воде пруда маленькую рыбку…

(Начинают летать ещё двое.)

…Спустилась к воде, схватила рыбку и села на дерево, которое росло у самой воды. Рыбка и говорит… – и т. д.

Дети не слушают. Я волнуюсь, тороплюсь, прошу летающих сесть – ничего не помогает.

На минуту внимание привлекает момент, когда я беру кубик в рот и говорю: «угу», «угу!» и «ага!»

Когда кубик падает из моего рта на пол, – общий восторг, но для меня очевидно, что дети ничего, ничего не поняли…

Часть продолжала «летать», но уже с чем-нибудь во рту. В разных углах слышалось: «угу!», «угу!» Что-то падало… Смеялись…

Рассказ пропал… Я сконфуженно умолкаю и выхожу из комнаты, мучительно понимая, что с начала до конца я делала совершенно не то, что надо было. И содержание, и форма рассказа, и все приемы рассказывания были неправильны и других результатов дать не могли.

Начала рассказывать индивидуально – выходило хорошо. При рассказывании кому-нибудь одному часто подходили другие, и собиралась небольшая группка уже добровольно, но и это портило дело: присоединялись не с самого начала, приходилось повторять, отвечать на вопросы, что нарушало целостность впечатления, да и самый подход новых слушателей мешал.

Пробовала я ещё и ещё рассказывать группе трёхлеток, но эти рассказы меня не удовлетворяли, и я решила, что группе из трёхлеток рассказывать нельзя, что в этом возрасте возможны только индивидуальные рассказы.

* * *

Но вот я в деревне. Знакомлюсь с ребятами самого разного возраста, постепенно приобретаю их хорошее отношение и организую «час рассказа». Дело идёт хорошо. Ребята полюбили меня слушать, привыкли и, завидя меня, бежали ко мне с криками: «Будешь сегодня рассказывать?», «Расскажи, расскажи!».

Назначаем определённое время («когда пригонят коров»), определённое место (широкие ступени лестницы часовни), и рассказывание приобретает организованный характер. Собираются дети самых разных возрастов, начиная с малышей 5–6 лет и кончая деревенскими «няньками» лет 13–14, с маленькими детьми на руках.

Ведут себя поразительно тихо, слушают затаив дыхание и каждый раз просят: «Ещё!»

А трёхлетки! Мысль о них не даёт покоя. Так хочется привлечь и их!

Пробую приглашать, зову усиленно – не идут!

Выручила случайность.

В этой деревне дети (их было очень много), проводя весь летний день на улице, обычно для игр группировались по возрастам и строго наблюдали, чтобы другие к ним не приставали, и у каждой группки было свое излюбленное место: у часовни, у колодца, у сруба строящегося дома, на заброшенной площадке для крокета, у бревен и т. п.

Узнав, где собираются маленькие, я стала часто проходить мимо них, останавливалась, наблюдала игры, а потом и заговаривать стала. Узнав, что большинство трёхлетки, всё чаще и чаще вступала в разговор, пока не приручила их к себе.

И вот раз подхожу и вижу, что группа из 5 человек играет в живую кошку: носят её на руках, выпускают и ловят, бегают за ней. Я принимаю некоторое участие и потом неожиданно для детей говорю:

– А вот у одной бабушки была кошечка. Беленькая, хорошенькая кошечка. Хвостик у ней был пушистый, глазки зелёные.

(Дети слушают.)

– Бабушка кошечку очень любила. Кормила ее, ласкала…

– И вдруг кошечка пропала…

(Дети выпускают свою кошку и окружают меня.)

– Бабушка везде искала кошечку: и под столом, и под кроватью, и под стульями, – нет нигде беленькой кошечки!

(Придвигаются ближе, лица озабоченные.)

– Пошла бабушка в сад, стала там искать кошечку.

– Искала под кустиками, за деревьями, на деревьях, кликала: «кис-кис-кис!» – нет нигде её беленькой кошечки!

– Пошла бабушка домой…

(«Заплакала?» – раздается звонкий голосок одной девочки.)

– Пошла домой бабушка и заплакала. Входит в комнату, – а там на столе сидит беленькая кошечка и умывается лапкой!

(У всех улыбки, смех, возгласы: «Она прибежала», «Она в окно впрыгнула!», «А бабушка-то и не видела…», «Она, поди, рада!..»)

– Расскажи ещё, ещё! – просили дети.

Я повторила рассказ, все слушали внимательно, с видимым удовольствием.

После этого дети этой группки (в 2–3–4 года), завидя меня, каждый раз бежали ко мне и просили:

– Бабушка, расскажи о кошечке! – И я неустанно рассказывала.

Потом пошли и другие рассказы, причём слушала и реагировала на рассказ вся группа из 5–7 чел. (Дети уже сами звали товарищей на это рассказывание и обычно усаживались вокруг меня, тогда как первый рассказ – о кошечке – и рассказан и выслушан был стоя.)

Это рассказывание дало мне такие выводы:

1. Собирать трёхлеток на рассказывание нельзя, надо самому рассказчику выбирать момент, удобный для рассказа.

2. Начинать рассказ сразу, втягивая детей в переживание какого-нибудь близкого и интересного для них эпизода из окружающей жизни, – без всяких предварительных анонсов о том, что будет рассказ. («Я вам расскажу», «Хотите послушать?» и т. д.)

3. Непременно говорить о каких-нибудь действиях героев рассказа.

4. Рассказ должен иметь связь с тем, что непосредственно переживают дети.

5. Форма рассказа – та же, что и для индивидуального рассказа: краткость, простота и ясность построения фраз, быстрое течение эпизодов фабулы, выразительность, медленность речи рассказчика.

6. При рассказывании необходимо видеть всех слушателей и считаться с их выражениями (ускорение или замедление темпа рассказа, сокращение или расширение темы, вставка новых эпизодов, содержательные паузы, выделение голосом или выразительностью отдельных фраз и т. п.).

7. Необходимо предварительное сближение с детьми и завоевание их доверия и симпатии[3]3
  Мой опыт невелик и, может быть, дальнейшая практика по рассказыванию трёхлеткам укажет, что сделанные выводы и неполны, и кое в чём неправильны.


[Закрыть].