Текст книги "Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 – наши дни"

Кембриджская история капитализма. Том 2: Распространение капитализма: 1848 – наши дни
Под редакцией Ларри Нила и Джеффри Уильямсона

THE CAMBRIDGE

HISTORY OF CAPITALISM

Volume 2

The Spread of Capitalism: From 1848 to the Present

Edited by

Larry Neal and Jeffrey G. Williamson

Под редакцией

Ларри Нила и Джеффри Уильямсона

Перевод с английского Алексея Гусева Научная редакция

Larry Neal and Jeffrey G. Williamson (eds), “The Cambridge History

of Capitalism: Volume 2, The Spread of Capitalism: From 1848 to the Presen” Syndicate of the Press of the University of Cambridge

© Cambridge University Press 2014

© Издательство Института Гайдара, 2021

1. Введение: глобальный капитализм расширяется и встречает сопротивление
Кевин Х. О'Рурк И Джеффри Дж. Уильямсон

ВТОРОЙ ТОМ «Кембриджской истории капитализма» повествует о том, как после 1848 года капитализм эволюционировал в западноевропейских государствах и их ответвлениях[1]1
  Англ. offshoots, термин введен британским историком экономики Энгасом Мэддисоном (1926–2010). Под «ответвлениями» имеются в виду Соединенные Штаты, Канада, Австралия и Новая Зеландия. – Прим. пер.


[Закрыть] и распространялся в остальные части мира. На всем протяжении этого периода, по мере того как капитализм преодолевал сопротивление и иногда был вынужден отступать, он непрерывно усложнялся. Сегодня, когда глобальный капитализм испытывает мощнейшее напряжение, а экономический рост в мире, по всей видимости, замедляется, легко увлечься злободневными вопросами современности. И последняя глава настоящего тома в самом деле посвящена этим вопросам в отношении к будущему. Во введении, однако, мы попробуем устоять перед соблазном презентизма и вместо этого обратимся к прошлому, чтобы упорядочить наши мысли о настоящем. Ниже мы набросаем общую схему развития капитализма после 1848 года, в которую читатель сможет вписать подробности последующих глав.

Как капитализм становился глобальным: общий план

Процесс превращения капитализма в глобальную систему шел на двух уровнях, разделить которые можно с помощью аналогии (еще раз она возникнет ближе к концу главы). В строгом смысле слова золотой стандарт относился к внутренним институтам отдельной страны, привязывая ее денежное предложение к золотым резервам. В международную систему обменных курсов золотой стандарт превратился только после того, как некоторое количество стран независимо друг от друга ввели его у себя, разрешив затем свободное обращение золота. Схожим образом для превращения капитализма в международную экономическую систему требовалось не только появление капиталистических институтов во всех странах – участниках этой глобальной системы, экономическое взаимодействие по широкому кругу вопросов среди этих стран. Если бы социализм преуспел и охватил всю планету, мир, несомненно, объединился бы в международную систему– но не капиталистическую. Да и сами капиталистические страны нередко предпочитали отгородиться от глобальной экономики. Глобальная капиталистическая система предполагает аналогичные институты на национальном уровне и взаимодействие на международном.

До тех пор пока отдельные нации сохраняют какой-то контроль над собственной судьбой, маловероятно, что капиталистическая система станет поистине глобальной; по крайней мере этого не стоит ждать на нашем веку. Тем не менее сегодня говорить о глобальной капиталистической системе можно с гораздо большим основанием, чем когда-либо раньше в человеческой истории. Столь же бесспорно, что переход к нашей системе глобального капитализма XXI века не происходил линейно – ни на национальном, ни на международном уровне. На этом пути то и дело вспыхивали очаги политического сопротивления глобализации, а базовые институты свободного рынка то и дело откатывались назад (см. гл. 12 настоящего тома). Некоторые вспышки такого рода были результатом внутриполитических причин – часто они выражали реакцию на неравномерное распределение дохода, свойственное капитализму (см. гл. 13 и 14). В иных случаях они были результатом крупных шоков, ударявших по международной системе, часть из которых действовала изнутри и вытекала из недостатков капиталистических институтов на раннем их этапе развития, а часть, надо полагать, приходила извне. Первая мировая война и Вторая мировая война ярко иллюстрируют второй тип шоков. Однако, как показано ниже, эти столкновения могли возникнуть из характерных особенностей международной экономической системы начала и середины XX века (см. гл. 11). Иные шоки, как указывал Карл Маркс, могли стать результатом «нестабильности», внутренне присущей капитализму, – в первую очередь речь идет о Великой депрессии и случившейся не так давно Великой рецессии. Важнее всего выяснить, какие шаги предпринимали различные страны в ответ на эти глобальные шоки. Так, после Великой депрессии и Второй мировой войны некоторые страны реформировали свою финансовую систему, постепенно вернули свою экономику в орбиту международной торговли (хотя и не международного движения капитала) и заключили «большую сделку» между трудом, капиталом и властью. Именно это произошло в Западной Европе, где в четвертьвековой период 1950–1973 годов разыгрывалось чудо экономического роста. В то же время другие страны, в том числе большинство стран Латинской Америки, взяли более изоляционистский, антиглобалистский и антирыночный политический курс, перейдя к политике импортозамещающей индустриализации, и отказались от него лишь в 1980-х и 1990-х годах. После того как в 1971–1973 годы с фиксированными валютными курсами как основой международной денежной системы было навсегда покончено, начался новый виток глобализации и капитализм испытал мощный прилив сил. В соответствии с этой общей канвой событий каждая из следующих глав будет рассматривать три исторических этапа: итоги промышленной революции в XIX веке, отступление глобального капитализма в середине XX века и постепенное возобновление его расширения и углубления после Второй мировой войны.

Так называемый долгий XIX век во многом прошел под знаком промышленной революции. С точки зрения развития глобального капитализма наиболее важными последствиями были следующие. Во-первых, между богатыми капиталистическими лидерами и бедными докапиталистическими последователями наметилась «Великая дивергенция» по уровню душевого дохода. В ходе этой «Великой дивергенции» баланс военной мощи кардинальным образом переместился в сторону западных стран, которые теперь могли властвовать над огромными кусками земного шара, используя средства формального и неформального империализма (см. гл. 10). Империализм способствовал распространению в мире нескольких правовых систем (см. гл. 5), акционерных обществ и других форм организации компаний (гл. 6 и 7), финансовых институтов, а также содействовал международной экономической интеграции. Во-вторых, промышленная революция породила Великую специализацию. Господствующая держава, Великобритания, изо всех сил стремилась установить в международном масштабе систему свободной торговли, поскольку главным предметом ее экспорта были товары обрабатывающей промышленности, а главным предметом импорта – жизненно важное продовольствие, сырье и материалы из бедной периферии (Findlay and O’Rourke 2007; Williamson 2011). В-третьих, новые промышленные, а также сельскохозяйственные технологии начали проникать из Великобритании в остальные регионы Северо-Западной Европы и Соединенные Штаты, а затем, спустя некоторое время, глубже в европейскую периферию, в Латинскую Америку и Азию (гл. 2, 3 и 4). В-четвертых, новые средства транспорта и телеграф укрепили торговые связи и сомкнули рынки товаров в единый глобальный рынок. В-пятых, все совершенней становились внутренние денежные рынки, все более мощные волны финансового капитала перекатывались из страны в страну, что в итоге образовало всемирный рынок капитала (гл. 9). В-шестых, стоимость пассажирских перевозок снизилась, уехавшие на заработки в страны с высокой зарплатой могли перечислять домой все большие суммы, в регионах-донорах с низкими зарплатами, замкнутый круг бедности был разорван – все это стало причиной массовой миграции. Благодаря ей родилось нечто похожее на общий рынок рабочей силы в Атлантике, степень монолитности которого постепенно возрастала. Наконец, вслед за промышленной революцией в странах-лидерах начала медленно распространяться демократия, и в XX веке этот процесс оказал огромное влияние на экономику глобального капитализма.

Из глав, собранных в настоящем томе, больше всего можно узнать о небольшой группе стран, которые к 1848 году уже имели относительно развитые капиталистические институты. Почти все они располагались в Западной Европе или были ответвлениями западноевропейских государств, и лишь небольшая их доля относилась к другим частям мира. Настоящий том одновременно повествует и об углублении и о расширении капиталистических институтов, действовавших на национальном уровне. Говоря об углублении капитализма, мы имеем в виду дальнейшее развитие его институтов в ключевых странах в конце XIX века. Например, можно назвать постоянное усовершенствование финансовых рынков в таких странах, как Великобритания и Соединенные Штаты, или появление современного акционерного общества в Соединенных Штатах вслед за распространением железных дорог и телеграфа. Говоря о расширении капитализма, мы имеем в виду процесс постоянного пополнения клуба капиталистических стран новыми участниками. К примеру, стремительно усваивала капиталистические институты в периоды Мэйдзи и Тайсё Япония; то же самое пытались делать в период belle epoque (фр. прекрасная эпоха) латиноамериканские страны, вставшие на путь индустриализации (Мексика, Аргентина и Бразилия). Сюда же относится и зарождение таких азиатских центров капитализма, как Шанхай и Бомбей.

Усиление глобализации в ходе XIX века происходило под действием нескольких факторов, в первую очередь появления новых видов транспорта и новых технологий передачи информации, о которых говорилось выше. С другой стороны, свое влияние эти технологические факторы оказали только потому, что для этого существовали благоприятные геополитические условия. В частности, в Западной Европе окончилась эпоха меркантилистского соперничества и наступила эпоха британского господства; исчезли великие торговые монополии эпохи меркантилизма, уступив место гораздо более свободной конкуренции. В 1815 году был достигнут твердый мир, подаривший целое столетие спокойной международной торговли без разрушительных внутриевропейских конфликтов. На мировую арену вышел империализм, навязавший свободную торговлю не только официальным колониям (в отличие от самоуправляемых доминионов, которые, как правило, предпочитали устанавливать значительные пошлины), но и номинально независимым государствам, таким как Китай, Египет, Япония, Сиам и Османская империя – всех их заставили пойти на контакт дипломатией канонерок. Кроме того, Британия развила достаточную военную мускулатуру, чтобы выступить мировым полицейским (идея pax Britannica), точно так же как сегодня это делает Америка (pax Americana).

Глобализация капитализма в международном масштабе

Период от Наполеоновских войн до Первой мировой войны в сфере мировой торговли характеризовался четырьмя признаками, которых не было ни у одной эпохи ни до, ни после, за исключением периода после Второй мировой войны. Во-первых, наиболее богатые и быстрорастущие европейские экономики сняли внешние барьеры, упразднив старинную меркантилистскую политику, снизив таможенные пошлины и убрав нетарифные ограничения для торговли. За ними последовали и их колонии в Африке и Азии, а также многие другие государства, испытавшие на себе дипломатию канонерок. Кроме того, большинство стран мира установили связь между своими обменными курсами, введя золотой стандарт или присоединившись к другим валютным режимам, и тем самым сократили курсовой риск. Таким образом, первой важной причиной торгового подъема явилась либеральная торговая и валютная политика. Во-вторых, благодаря открытию паровой тяги мир пережил революцию в развитии транспортных средств, которая также способствовала торговле. Как только издержки резко упали, расстояния впервые в истории перестали сдерживать торговлю. Дополнительный стимул революции придало изобретение телеграфа, еще одной технической новинки, которая облегчала обмены и ослабляла неопределенность относительно цен на отдаленных рынках. В-третьих, в Европе и ее ответвлениях благодаря промышленной революции резко возросли темпы экономического роста. В результате начал бурно расти спрос буквально на все виды товаров, особенно на сырье для обрабатывающей промышленно – сти, топливо и деликатесы. В-четвертых, в мире стало гораздо спокойней, чем прежде. Частые европейские войны прошлого мешали торговле, так как ее участники вводили блокаду, реквизировали иностранное имущество, забирали торговые суда для военных нужд – а неопределенность на рынках повышалась. XIX век, эпоха pax Britannica, принес мир, располагавший к торговле.

Когда война с французами была окончена, Британия, мировой гегемон, приступила к устранению торговых барьеров. После череды либеральных реформ 1820-х и 1830-х годов премьер-министр Роберт Пиль в 1846 году принял судьбоносное решение отменить так называемые хлебные законы, и Великобритания в одностороннем порядке сняла ограничения. Этот переход к фритредерству случился отнюдь не внезапно. В действительности за тридцать лет было пройдено четыре значимых этапа: с 1815 по 1827 год, когда уровень пошлин в отношении к объему торговли равнялся примерно 70 %; с 1828 по 1841 год, когда он опустился до 50 %; с 1842 по 1845 год, когда он упал до 19 % и, наконец, 1846 год, когда Британия перешла к свободной торговле. Таким образом, крупнейшая европейская экономика открывала свои рынки для всех желающих. За либеральной Британией последовали остальные страны Западной Европы, и на всем протяжении 1850-1860-х годов средний уровень пошлин на континенте опускался благодаря присутствию во взаимных соглашениях западноевропейских стран пункта о режиме наибольшего благоприятствования.

Обратный процесс начался в конце 1870-х и 1880-х годах, когда из Нового Света и России на европейский рынок стало поступать дешевое зерно – что, вообще говоря, не входило в интересы землевладельцев. Ответная реакция в виде повышения пошлин, наступившая в Европе в конце XIX века, экспортерам из бедных стран периферии не нанесла ущерба, потому что их сырье не конкурировало с товарами европейских производителей (за исключением тростникового сахара, который конкурировал со свекольным сахаром). Однако это не помешало многим странам Восточной Азии и Латинской Америки, вовсе не заинтересованным в свободной торговле, осуществить еще более крутой разворот. США, доминионы Англии и молодые республики Латинской Америки имели самые высокие в мире таможенные пошлины, с помощью которых они защищали свои незрелые отрасли и обеспечивали доход казне. Восточная Азия также не проявляла особого энтузиазма по поводу свободной торговли, хотя морская мощь промышленных лидеров заставила ее подчиниться. Не менее важным для бедной глобальной периферии был тот факт, что европейские рынки оставались открытыми для их экспорта. Вместе с тем связь между экономиками ведущих стран Европы, их ответвлений и колоний возросла, так как они скрепили свои валюты посредством золотого стандарта и иных валютных союзов. Это усилило фритредерский характер их экономической политики.

Даже по прошествии нескольких десятилетий XIX века доставлять товары за море оставалось слишком дорого и громоздким сырьем и материалами на длинные расстояния почти не торговали. То есть основные продукты, промежуточные товары для промышленности и топливо не перемещались на значительные расстояния хоть сколько-нибудь регулярно. Несмотря на то что в голодные годы хлеб мог доставляться через Атлантику в Европу, постоянно в крупных масштабах и на дальние расстояния перевозили только товары с высокой ценностью в расчете на единицу объема: драгоценные металлы, специи, шелк, фарфор и другие предметы потребления для богатых, а также перевозили рабов, а позднее такие колониальные товары, как сахар, табак или хлопок, которые в Европе произвести было трудно, если вообще возможно. Глубокие изменения произошли в XIX веке, когда развернулась революция в сфере морского и наземного транспорта. После французских войн в ключевых странах Европы начали активно вкладывать капитал в каналы и строительство портов. После того как в Соединенных Штатах в 1825 году завершилось строительство канала Эри, связывавшего реку Гудзон и озеро Эри, стоимость транспортировки из Буффало в Нью-Йорк сократилась на 85 %. Благодаря этим транспортным улучшениям стали исчезать региональные преграды для внутренней торговли, и в Соединенных Штатах, в Британии, германском Таможенном союзе, а также в других странах на континенте начали складываться единые национальные рынки товаров.

Самое сильное влияние в сфере перевозок в XIX веке оказали пароходы. В первой половине столетия они в основном использовались для судоходства на крупных реках, Великих озерах, Балтийском, Средиземном море и внутренних морях государств. Регулярное пароходное сообщение в Атлантике торжественно открыли в 1838 году, однако вплоть до 1860 года новый тип судов перевозил главным образом высокоценные грузы вроде тех, которые сегодня доставляют самолетом, – пассажиров, почту и деликатесы. Еще одним значимым достижением транспорта XIX века стали железные дороги. Их сеть во второй половине XIX века росла грандиозными темпами, особенно в Соединенных Штатах, где этот вид транспорта сыграл главную роль в создании поистине национального рынка. К 1850-м годам уже из каждого крупного порта северо-востока Европы можно было довольно дешево доставить товар в любой небольшой городок сельской глубинки. За период, разделявший 1830-е и 1850-е годы, ставки на фрахт через Атлантику упали почти на 55 %. В Британии тарифы на доставку между Ливерпулем и Лондоном за полвека после 1840 года рухнули примерно на 70 %. Кроме того, поскольку появление железнодорожного транспорта, вероятно, имело даже большее значение, чем развитие морских путей сообщения, можно не сомневаться, что общая экономия на транспортных расходах была еще сильнее, чем указанная цифра.

Революция в транспортной отрасли коснулась не только экономики Атлантического региона. Не менее резко тарифы на фрахт упали и на маршрутах, в которых значились порты Черного и Средиземного морей. За тридцать лет после 1820 года тарифы на фрахт из Одессы в Англию упали на 51 %. А после 1870 года сильное влияние железных дорог стало чувствоваться и в Евразии: железные дороги соединили хлебородную глубинку с Одессой, Черным морем и тем самым c мировым рынком. То же самое происходило и с американским Средним Западом и внутренними районами Латинской Америки.

Во многих частях глобальной периферии железные дороги сыграли даже более значимую роль, чем в странах центра. Там, где территория дробилась из-за природных преград, где не хватало внутренних рек, а до побережья было трудно добраться, – в Аргентине, на юго-востоке Бразилии, в Мексике, Испании, Турции и Индии, – железные дороги соединяли рынки крайне эффективно. Они давали в руки капиталистов отмычку от прежде изолированных внутренних областей периферии, вливая их в мировой рынок.

Восточноазиатские тигры, а за ними Китай своими темпами роста конца XX века задали настолько высокую планку «экономического чуда», что на их фоне меркнут прошлые эпизоды быстрого роста. Однако по стандартам своего времени первое «чудо экономического роста», запущенное промышленной революцией в Западной Европе и англоговорящих колониях, было чем-то поистине выдающимся: за первое глобальное столетие, завершившееся в 1913 году, темпы роста поднялись почти в четыре раза. Легко недооценить масштаб изменений, ведь даже в наиболее богатых странах большинство населения по-прежнему состояло из крестьян, живущих экономически самодостаточными хозяйствами, зачастую практически оторванными от рынков. Это означает, что темп роста экономического «излишка» по сравнению с продуктом, необходимым для физического выживания, подскочил, скорее всего, намного более, чем в четыре раза. А именно рост этого излишка и способствовал продвижению торговли. Действительно, доля торговли в мировом ВВП в период с 1820 по 1913 год выросла в восемь раз.

Наконец, многие экспортные товары бедной периферии требовались для обрабатывающей промышленности. Канонический пример такого рода товаров – хлопок-сырец, необходимый для текстильного производства. Но можно привести и другие примеры: медь, пенька, джут, каучук, шелк, олово, шерсть, самые разнообразные виды древесины. Торговля этими промежуточными товарами и продуктами питания, которые мы сегодня называем обобщенно сырьевыми товарами (commodities), развивалась вслед за ростом промышленного выпуска в богатых странах центра, который намного опережал темпы роста совокупного ВВП. Мировой спрос на сырьевые товары вовлек периферийные страны в мировую экономику и познакомил их с капиталистическими институтами.

Рост мировой торговли в первое глобальное столетие выглядит весьма впечатляюще. В течение первых шести десятилетий до 1913 года ее объем рос на 3,8 % в год, намного опережая темпы роста ВВП. В результате доля торговли в мировом ВВП увеличивалась. Из этого можно заключить, что повышение дохода, индустриализация, революция в сфере транспортных перевозок, совершенствование средств связи и либерализация экономической политики дополняли и усиливали друг друга. Какой из этих факторов был самым важным? Ответ зависит от того, возьмем ли мы за главный показатель степень интеграции рынка, долю торговли в ВВП или сам объем торговли. Если мы сосредоточимся на объемах торговли, тогда самую важную роль играл рост дохода, который, в свою очередь, происходил благодаря углублению и расширению капитализма. Если же за главный показатель взять долю торговли в ВВП и степень интеграции рынка, то наибольшее влияние оказало падение таможенных и транспортных преград, которое отчасти было результатом политики ведущих капиталистических стран, поощрявших глобализацию.