Текст книги "Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 – наши дни"

Заключение

Достижения в области сельского хозяйства за последние два десятилетия с точки зрения увеличения выпуска и, прежде всего, совокупной производительности не уступают достижениям промышленности, а то и превосходят их. Они стали возможны благодаря процессу модернизации, которому были присущи по крайней мере три характерные особенности:

1. Технический прогресс не привел к глубоким изменениям в организации производства: по-прежнему в сельском хозяйстве преобладают небольшие производственные единицы под семейным управлением, а не гигантские корпорации.

2. Права собственности традиционного типа и «неформальный» кредит сохранялись гораздо дольше, чем в других секторах экономики. Они оказались не такими уж неэффективными, как думали экономисты, хотя, может быть, на рост они все-таки воздействуют отрицательно.

3. В сельское хозяйство государство вмешивалось гораздо активней, чем в промышленность, и у этого были свои положительные стороны (сельскому хозяйству поддержка в сфере НИОКР была нужна больше, чем промышленности) и свои отрицательные стороны. Большую часть XX века торговля зерном, фруктами и так далее усиленно регулировалась, и сельское хозяйство до сих пор противостоит глобализации.

Если совсем коротко: сельское хозяйство всегда было и остается особым случаем.

Литература

де Сото, Э. (2004). Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире. М.: Олимп-Пресс.

Anderson, K. and W. Martin (2005). “Agricultural Trade and the Doha Development Agenda,” World Economy 28: 1301–1327.

Aparicio, G., V.Pinilla, and R.Serrano (2009). “Europe and the International Trade in Agricultural and Food Products, 1870–2000,” in P.Lains and V.Pinilla (eds.), Agriculture and Economic Development in Europe since 1870. London and New York: Routledge, pp. 52–75.

Arega, A. (2010). “Productivity Growth and the Effects of R&D in African Agriculture,” Agricultural Economics 41: 223–238.

Banerjee, A. and E. Duflo (2011). Poor Economics: A Radical Rethinking of the Way to Fight Global Poverty. New York: Public Affairs.

Beltran Tapia, F. (2012). “Commons, Social Capital and the Emergence of Agricultural Cooperatives in Early Twentieth Century Spain,” European Review of Economic History 16: 511–528.

Carter, S., R. Sutch, S. Gardner, A. Olmstead, M. Haines, and G. Wright (2006). Historical Statistics of the United States Millennial Edition. Cambridge University Press.

Cline, W. R. (2004). Trade Policy and Global Poverty. Washington, DC: Institute for International Economics.

David, P. (1971). “The Mechanization of Reaping in the Ante-bellum Midwest,” in R. W. Fogel and S. Engerman (eds.), The Reinterpretation of American Economic History. New York: Harper and Row, pp. 210–238.

De Soto, H. (2000). The Mystery of Capital: Why Capitalism Triumphs in the West and Fails Everywhere Else. London and New York: Bantam Press.

Deininger, K. and S. Jin (2006). “Tenure Security and Land-related Investment: Evidencefrom Ethiopia,” European Economic Review 50: 1245–1277.

Duffy-Martini, D. and E.Silberberg (2006). “The Diffusion of Tractor Technology,” Journal of Economic History 66: 354–389.

Dye, A. (1998). Cuban Sugar in the Age of Mass Production: Technology and the Economics of the Sugar Central. Stanford University Press.

Federico, G. (2004) “The Growth of World Agricultural Production, 1800–1938,” Research in Economic History, 22: 125–181.

–. (2005). Feeding the World. Princeton University Press.

–. (2006). “The ‘Real’ Puzzle of Share-cropping: Why is it Disappearing?” Continuity and Change, 21: 261–285.

–. (2009) “Was the CAP the Worst Agricultural Policy of the 20th Century?” in K. Patel (ed.), Fertile Groundfor Europe? The History of European Integration and the Common Agricultural Policy since 1945. Baden-Baden: Nomos, pp. 257–271.

–. (2012) “The Corn Laws in Continental Perspective,” European Review of Economic History 16: 166–187.

Fuglie, K. (2008). “Is a Slowdown in Agricultural Productivity Growth Contributing to the Rise in Commodity Prices?” Agricultural Economics 39: 431–441.

Gerschenkron, A. (1966). “Agrarian Policies and Industrialization in Russia 1861–1917,” in H. J. Habbakuk and M. Postan (eds.), Cambridge Economic History of Europe. Vol. VI.2. Cambridge University Press, pp. 707–800.

Gregory, P. (1994). Before Command: An Economic History of Russia from Emancipation to the First Five-year Plan. Princeton University Press.

Grilliches, Z. (1958). “Research Costs and Social Returns: Hybrid Corn and Related Innovation,” Journal of Political Economy 66: 419–431.

Hayami, Y. and V.Ruttan (1985) Agricultural Development, 2nd edn. Baltimore, MD and London: Johns Hopkins University Press.

Henriksen, I., M.Lampe, and P.Sharp (2011). “The Role of Technology and Institutions for Growth: Danish Creameries in the Late Nineteenth Century,” European Review of Economic History 15: 475–493.

Jorgensen, H. (2006). “The Interwar Land Reforms in Estonia, Finland and Bulgaria: A Comparative Study,” Scandinavian Economic History Review 54: 64–97.

King, R. (1977). Land Reform: A World Survey. London: Bell and Sons.

Kishimoto, M. (2011). “Property Rights, Land and Law in Imperial China,” in Debin Ma and Jan-Luiten Van Zanden (eds.), Law and Long-term Economic Change: A Eurasian Perspective. Stanford University Press, pp. 68–90.

Lains, P. and V.Pinilla (2009). Agriculture and Economic Development in Europe since 1870. London and New York: Routledge.

Lloyd Peter, J., J. Croser, D. Sandri, and E. Valenzuela (2009). “Agricultural Distortion Patterns since the 1950s: What Needs Explaining?” Agricultural distortion working paper 90 (May 2009).

Miller, J. A. (1999). Mastering the Market: The State and the Grain Trade in Northern France, 1700–1860. Cambridge University Press.

Nafziger, S. (2010). “Peasant Communes and Factor Markets in Late Nineteenthcentury Russia,” Explorations in Economic History 47: 381–402.

Olmstead, A. and P. Rhode (2008). Creating Abundance: Biological Innovation and American Agricultural Development. Cambridge University Press.

Olsson, M. and P.Svensson (2010). “Agricultural Growth and Institutions: Sweden 1700–1860,” European Review of Economic History 14: 275–304.

O’Rourke, K. (2007) “Property Rights, Politics and Innovation: Creamery Diffusion in pre-1914 Ireland,” European Review of Economic History 11: 395–417.

Pardey, P., J.Alston, and R. Piggot (2006). Agricultural R&D in the Developing World: Too Little, Too Late? New York: IFPRI.

Persson, G. (1999) Grain Markets in Europe 1500–1900. Cambridge University Press.

Pomeranz, K. (2008). “Land Markets in Late Imperial and Republican China,” Continuity and Change 23: 101–150.

Ransom, R. L. and R. Sutch (1977). One Kind of Freedom. Cambridge University Press.

Shaw-Taylor L. (2012). “The Rise of Agrarian Capitalism and the Decline of Family Farming in England,” Economic History Review 65: 26–60.

Simpson, J. (2012). Creating Wine: The Emergence of a World Industry, 1840–1914. Princeton University Press.

Spraos, J. (1983). Inequalising Trade? A Study of Traditional North-South Specialization in the Context of Terms of Trade Concept. Oxford: Clarendon Press.

Swinnen, J. (2002). “Political Reforms, Rural Crises and Land Tenure in Western Europe,” Food Policy 27: 371–394.

–. (2009). “The Growth of Agricultural Protection in Europe in the 19th and 20th centuries,” World Economy 32: 1499–1537.

United Nations, Statistical Yearbook. Published annually. New York: United Nations.

United States Department of Agriculture (2007). US Census of Agriculture 2007 Summary and State Data. Vol. I. Updated December 2009 (www.agcensus.usda.gov, last accessed December 15, 2011).

Van Zanden, J.L. (1991) “The First Green Revolution: The Growth of Production and Productivity in European Agriculture, 1870–1914,” Economic History Review 44: 215–239.

Will, P.-E. and R. Bin Wong (1991). Nourish the People: The State Civilian Granary System in China 1650–1850. Center for Chinese Studies Publications, Ann Arbor, MI: University of Michigan.

Williamson, J. (2011). Trade and Poverty: When the Third World Fell Behind. Cambridge, MA: The MIT Press.

Yates, P. L. (1959). Forty Years of Foreign Trade, London: Allen and Unwin.

4. Технологии и распространение капитализма
Кристин Бруланд и Дэвид Ч. Моуэри

Введение

НАСТОЯЩАЯ глава посвящена той роли, которую технологические инновации сыграли в распространении капитализма по земному шару в период с 1848 по 2005 год. В своем обзоре мы заострим внимание на трех важнейших процессах, изменивших взаимосвязь между капитализмом и инновациями в рассматриваемый период. Первый из них – индустриализация, в ходе которой производство все больше укрупнялось, все более масштабные предприятия стали применять все более сложные машины и выстраивать полноценные системы управления, а также создавать невиданные по размеру, сложности и географическому охвату сети распределения и сбыта. Второй важнейший процесс – это то, как изменились сами нововведения: в рамках капитализма возник структурный подход к инновациям, основанный на систематической работе по выработке новых знаний. По выражению Уайтхеда, «было изобретено искусство изобретать»[20]20
  Whitehead 1925: 98, Уайтхед 1990: 155.


[Закрыть]. Это произошло благодаря развитию институтов, специализирующихся в сфере образования и науки, предприятий, нацеленных на исследования и разработку, а также целых отраслей тяжелой промышленности, основной целью которых являлось создание новых методов и технологий производства. Сама организованность технических исследований повлияла и на роль государства в процессе инноваций: после 1945 года оно стало повышать расходы на НИОКР и создало специальные учреждения, которые должны были производить нововведения для военных и иных государственных нужд, а также заниматься управлением в этой сфере. В-третьих, инновации ускорили процесс распространения капитализма по земному шару. Этот процесс включал в себя промышленную и торговую глобализацию и перенос технологий между странами. Кроме того, он открывал для государств возможности (хотя и не равные) использовать международные потоки капитала, рабочей силы и технологий в целях устойчивого экономического роста (см. также гл. 6 и 2 настоящего тома и гл. 16 первого тома).

Зародился капитализм в Европе, и самую главную роль в его распространении сыграл именно технический прогресс. Инновации являлись двигателем индустриализации и, в то же самое время, составляли ее результат, который со временем приобретал все большее значение. Когда в «Манифесте коммунистической партии» Маркс писал, что «буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства», он говорил об исторически уникальной для капитализма черте – постоянном процессе изобретения и внедрения новых технологий. Своеобразие человеческого общества всегда проявлялось в том, что оно создавало и распространяло новые вещи и процессы. Но большую часть истории развитие технологий происходило плавно, а важнейшие достижения распространялись относительно медленно. Однако при капитализме инновации превратились в неотъемлемую часть процесса производства и повышения производительности, составляющего, пожалуй, главное экономическое достижение капитализма.

Ранние этапы индустриализации представляли собой долгий переходный период, в течение которого капиталисты обрели контроль над ходом и темпом производственного процесса, отняв его у ремесленников и работников, а затем использовали рычаги управления, чтобы изменить технологии и методы организации производства. По мере перехода промышленности в их руки возникали все новые виды продуктов и производственных процессов. Наконец, произошли два решающих сдвига. Во-первых, на первый план выдвинулась такая форма организации производства, как фабрика, а во-вторых, стали применяться машины. Переход от мастерских к мануфактурам осуществлялся постепенно и затрагивал большое число отраслей. Самые выдающиеся достижения были сделаны в сфере паровой энергии и производстве тканей, хотя крупные изменения произошли также и в сельском хозяйстве, пищевой промышленности, мелкой металлообработке, пошиве одежды и обуви, производстве стеклянных изделий, домашней утвари и огромного множества других продуктов. По большей части изменения оставались мелкими, частичными и достигались методом проб и ошибок. Но к началу XIX века благодаря применению машин Британия успела перешагнуть в новую эпоху: в 1820-е годы в экономике возникла особая сфера производства орудий труда, оборудования и машин, давшая новый мощный толчок развитию инноваций (см. гл. 16 первого тома).

Наш анализ взаимоотношений капитализма и технологий строится вокруг нескольких сюжетов. Первый связан с тем, каким образом технический прогресс XIX века перекроил устройство капитализма, породив новые корпоративные структуры. Во-вторых, мы рассмотрим, как корпорации, в свою очередь, преобразовали сам процесс инноваций, заложив основу для НИОКР в стенах промышленных предприятий, университетов и правительственных учреждений. В-третьих, технические нововведения оказали мощное воздействие на структуру капитализма, усилив роль правительств и поменяв взаимоотношения между фирмами и государством. Наконец, мы рассмотрим, в какой взаимосвязи находились в этот период длительностью более 150 лет процесс технологических инноваций, распространение капитализма по земному шару и способность той или иной страны-последователя «нагнать» технологического лидера мировой экономики.

В чем суть технологий и инноваций

Технология – это соединение знаний, организационных принципов и технических ресурсов (в том числе орудий, иного оборудования, а также методов их использования) для преобразования материи. Инновация – это процесс, в ходе которого меняется одна или несколько составляющих технологии. Инновация может быть частичной, когда мелкие изменения вносятся в уже известную технологию, или радикальной, когда старая технология целиком замещается новой (например, замещение парусной тяги паровой на морском транспорте[21]21
  Следует отметить, что этот сдвиг, при всей своей глубине, вовсе не был связан с каким-то конкретным технологическим прорывом: как показывает Мокир (Mokyr 1990; Мокир 2014), к нему привело соединение двух уже известных технологий (паровой тяги и стального корпуса корабля). Более того, развитие паровых буксиров благоприятно сказалось как на паровом, так и на парусном транспорте, повысив эффективность портовых операций (Harley 1988).


[Закрыть]). Кроме того, инновация может приводить к созданию совершенно новых технологических и экономических возможностей (микропроцессор).

Хотя больше всего ученые уделяют внимания радикальным инновациям, частичные инновации играют важную роль в капитализме – по двум причинам. С одной стороны, идет непрекращающийся процесс мелких инноваций в производстве продуктов, существовавших веками, таких как домашняя утварь или сельскохозяйственный инвентарь[22]22
  Так, Филип Скрэнтон (Scranton 1997) показал, насколько сильно на экономику США в XIX веке повлияло расширение ассортимента в таких отраслях, как выпечка хлеба, изготовление обуви и одежды, мебели, а также шорное дело. Кроме того, Берг (Berg 1994) обратил внимание на ту роль, которую в Великобритании сыграла мелкая металлообработка, в том числе изготовление застежек, пряжек и т. п., металлической посуды, ручного инструмента и бытового инвентаря.


[Закрыть]. Во многих случаях спустя долгий срок эти частичные усовершенствования дают значительный результат, повышая качество и действенность известных технологий. Но, кроме того, от частичных инноваций зависит, какой эффект дадут радикальные инновации, которые редко сразу работают гладко. Как неоднократно было показано в исследованиях, посвященных функционированию такого рода технологий (Enos 1962), действительные плоды с точки зрения производительности радикальные инновации, на самом деле, приносят лишь после того, как будет произведено несметное количество частичных улучшений, в немалой степени усилиями конечных потребителей. Следовательно, экономическое влияние «радикальные» инновации окажут лишь после того, как вслед за появлением нового продукта осуществятся многочисленные, по отдельности малозначимые, но в сумме очень значительные «частичные» улучшения.

Важность локальных инноваций также свидетельствует о той сложной взаимосвязи, которая существует между появлением новых технологий и их применением. Без внедрения новой технологии, естественно, нельзя реализовать ее экономических выгод. Но: чем шире насаждается инновация, тем больше возможностей для частичного усовершенствования новой технологии, у чего есть две причины. Во-первых, технология попадает в руки к пользователям, которые больше остальных заинтересованы в инновациях. А во-вторых, создается основа для коллективного обучения, способствующего нововведениям в промышленности и росту производительности (см.: Allen 1983, а также гл. 2 настоящего тома). Кроме того, поскольку в результате частичных инноваций часто повышается надежность, снижается затратность и упрощается пользование новой технологией, это может вызвать дополнительный стимул внедрить ее. Хотя такого рода положительные обратные связи наиболее наглядно проступают в сфере информационных технологий, и особенно в эпоху стремительного распространения дешевых персональных компьютеров, не меньшее значение он имели и для «доводки» инноваций в XVIII веке, как указывают Майзенцаль и Мокир (Meisenzahl and Mokyr 2012).

Краткая хронология

Прежде чем перейти к рассмотрению характерных черт капиталистических инноваций, а также того, каким образом они повлияли на глобальное распространение капитализма, в данном параграфе мы дадим краткий обзор основных исторических этапов технического развития и нововведений, чтобы впоследствии рассмотреть их в тематическом разрезе.

Четких границ, отделяющих один период капиталистического роста от другого, не существует, однако большинство ученых утверждают, что ускоряться инновации начали в конце XVIII века в Британии, причем наиболее важный прорыв произошел в изготовлении чугуна, прядении хлопка и выработке паровой энергии. Некоторые инновации, например паровой двигатель Уатта, запатентованный в 1775 году, расходились медленно, и их влияние начало сказываться лишь спустя несколько десятилетий после начала XIX века. Но сначала в сельском хозяйстве[23]23
  Как подчеркивается в гл. 16 первого тома, важную роль на ранних этапах промышленного роста Великобритании сыграло развитие товарных отношений на рынках, поставлявших сельскому хозяйству факторы производства, и на самих рынках сельскохозяйственных товаров. Эти процессы начались еще в конце Средних веков.


[Закрыть], а затем в таких сферах, как приготовление пищи, изготовление одежды и обуви, строительных материалов и домашней утвари нововведения подняли производительность и обеспечили дальнейшую реорганизацию работы. По мере увеличения объема рынка появились стимулы к развитию специализированных фирм по выпуску орудий и машин. Первыми отраслями, на которые повлияло появление отдельного сектора производства средств производства, стали хлопкопрядение и хлопкоткачество, но в конечном итоге его экономический эффект оказался намного масштабней.

Для периода 1850–1870 годов были характерны ускорение технологически обусловленного экономического роста и индустриализация в Великобритании – промышленном лидере того периода, – а затем вовлечение в этот процесс остальных стран. В другие страны британские технологии попадали в значительной степени благодаря экспорту средств производства из этой страны. Некоторые государства (например, Бельгия, Нидерланды, Швеция и США) не просто ввозили капитальное оборудование для нужд своей текстильной промышленности или машиностроения, а пытались творчески подражать технологиям британской обрабатывающей промышленности. Помимо этого они выстраивали институты, нацеленные на производство знаний, например создавали инженерные общества и систему массового образования. В то же время другие регионы, в том числе Бразилия, Индия и Китай, не создали такого рода вспомогательных институтов в экономической и политической сфере. Они, в частности, не инвестировали в образование на государственном уровне, а потому импорт капитального оборудования дал им гораздо более слабый толчок к промышленному развитию (подробнее см. далее, а также гл. 6 настоящего тома). В итоге начал шириться разрыв между небольшим числом передовых промышленных экономик северо-запада Европы и Северной Америки с одной стороны и южной периферией Европы, Латинской Америкой и Азией – с другой (Dowrick and De Long 2003). То слабое влияние, которое оказал импорт технологий на экономику Индии и Китая, кроме того, свидетельствовал о возрастающем политическом господстве европейских промышленных держав, обусловленном превосходством этих стран в сфере военных технологий.

Коренные изменения в структуру развитого промышленного капитализма внесли технологии второй промышленной революции 1870–1914 годов. В период после 1870 года благодаря технологическим усовершенствованиям в сфере транспорта и связи усилилась взаимозависимость между национальными экономиками и рынками товаров во всех частях света. Развитие средств транспорта и связи также было обусловлено появлением целого ряда новых технологий и отраслей.

Среди инноваций 1870–1914 годов можно выделить по меньшей мере три крупных кластера. Сформировались они вокруг трех ключевых инноваций – двигателя внутреннего сгорания, применения электрической энергии и света и использования продуктов органической химии. Далее – фирмы, которые стали главенствовать в отраслях, связанных с новыми технологиями, в том числе в нефтепереработке, производстве синтетических материалов, самолетостроении и автомобилестроении, существенно отличались от «старых» индустриальных компаний. Как правило, они были крупнее, занимались большим набором разнообразных операций и зачастую диверсифицировали производство. Технологии, возникшие в период второй промышленной революции, обеспечивали главный прирост дохода и производительности, по крайней мере до 1960-х годов (Field 2011; Smil 2005). Эти и другие инновации позволяли промышленным фирмам проводить все более и более широкую экспансию, а сформировавшиеся в результате корпорации, в свою очередь, выстроили структуры для управления нововведениями.

Инновации на транспорте и в сфере связи создали важнейшую предпосылку для роста внутренней и международной торговли в период 1870–1914 годов. К примеру, в США сильнейший экономический и технологический эффект вызвало развитие внутренней железнодорожной сети, происходившее в тот период. Как и телеграфная сеть, которая разрасталась вслед за железнодорожными путями, позволяя быстро выяснить местоположение подвижного состава и координировать его, железные дороги помогли связать воедино внутренний рынок США, подтолкнув развитие крупных заводов с непрерывным процессом производства в пищевой промышленности, машиностроении и металлообработке. С появлением надежного вида транспорта, который мог работать при любой погоде, создались условия для важных инновационных процессов в производстве и распределении продуктов обрабатывающей промышленности.

Кроме того, для железных дорог была характерна невиданная ранее степень капиталоемкости и сложности и в результате они стимулировали крупные организационные нововведения в методах корпоративного управления, учета затрат и финансирования промышленности. Железные дороги послужили прекрасной школой для многих американских предпринимателей (например, для Эндрю Карнеги), в недрах новых индустриальных предприятий которых были открыты новые приемы управления, инновационной политики и координации. Не менее важную роль сыграли новые технологии в сфере международной торговли, появившиеся в тот период. Благодаря развитию пароходов со стальным корпусом, а также расширению телеграфных сетей, позволявших координировать торговые и финансовые сделки в международном масштабе, образовался глобальный рынок сельскохозяйственных и промышленных товаров. Как показывают О’Рурк и Уильямсон (O’Rourke and Williamson 1999, также см. гл.1 настоящего тома), усовершенствование железнодорожного транспорта и средств международных перевозок вместе привели к резкому снижению разницы в ценах на сельскохозяйственную продукцию, такую как пшеница и свинина, по разные стороны Атлантики[24]24
  Учитывая, что в США и Латинской Америке выпуск этих и других товаров характеризовался более высоким уровнем производительности, сокращение ценовой разницы, значительное давление на сельскохозяйственные расценки и, соответственно, доходы во многих странах Европы способствовали массовому оттоку населения из Европы в Северную и Латинскую Америку, а также страны Британского Содружества.


[Закрыть].

В двадцатипятилетний период перед Первой мировой войной невиданных ранее объемов достигли международные потоки товаров, капитала, технологий и людей (в случае международной миграции эти масштабы не были превзойдены даже в конце XX века), и экономическая глобализация в этот период развития капитализма достигли высшей точки. Усиленное движение капитала между странами в тот период также способствовало растеканию промышленных технологий по глобальной экономике посредством иностранных вложений капитала в заводы и добывающие предприятия за рубежом.

В 1914 году вместе с Европой, где начались боевые действия, весь мир вступил в эпоху войны, человеческих жертв, экономической и политической нестабильности длинною в три с лишним десятилетия. Бурные потоки людей, технологий, капитала и товаров, переливавшиеся по миру в первое десятилетие XX века, иссякли и в полной мере не возобновились вплоть до окончания столетия. Как подчеркивают Линдерт и Уильямсон (Lindert and Williamson 2003) «конец глобализации», которым описывается даже мирный отрезок этого периода, главным образом был обусловлен политическими действиями правительств. В то же время технический прогресс, несмотря ни на что, продолжал сближать экономики благодаря потокам информации, торговле и т. д. (также см. гл. 1 настоящего тома). Революция в России породила крупного экономического игрока некапиталистического типа, СССР, который использовал импорт средств производства из Европы и США в 1920-е и 1930-е годы для индустриализации и в конце концов для перевооружения. И как в капиталистических, так и в социалистических странах, государство превратилось в важный источник капиталовложений в частную сферу исследований и разработок, а также в потребителя технологических плодов этих разработок.

Существенное ослабление международных потоков капитала, товаров, людей и технологий в период c 1914 по 1945 год привело к тому, что регионы, ранее находившиеся в тесной экономической взаимосвязи (в частности, Северная Америка и Западная Европа), еще сильнее отдалились друг от друга (см.: Dowrick and De Long 2003). Увеличение разрыва между странами, в 1870–1914 годах принадлежавшими к «клубу конвергенции», сказалось и на траектории их технологического развития – в послевоенный период, с возобновлением роста международной торговли и движения капитала, возник потенциал для быстрого экономического роста «догоняющего типа». Увеличению разрыва (а соответственно, усилению предпосылок для догоняющего развития Европы и Японии после 1945 года) способствовал стремительный рост производительности в США в 1930-е годы. В основу этого роста легло развитие надежной сети автомагистралей и расширение инвестиций в промышленные исследования и разработки, происходившее в то же десятилетие (Field 2011).

Десятилетия, отделявшие 1945 год от глобального «нефтяного шока» 1973 года, стали периодом высокого роста производительности во всех промышленных странах. Ему способствовало возобновление и расширение международной торговли, потоков капитала и технологий, происходившее благодаря созданию политических и экономических институтов сразу после войны (см. гл. 1 настоящего тома). С переходом к холодной войне, США и Советский Союз были вынуждены сохранять полную боеготовность, и к началу 1950-х годов обе страны вернулись к высоким военным расходам, а также высоким государственным инвестициям в НИОКР.

Конвергенция экономик Западной Европы и Японии по уровню душевого дохода, которая составляла характерную черту периода с 1945 по 1972 год, во многом была обусловлена возрождением международной торговли и движения капиталов, служивших средством переноса технологий между странами. Абрамовиц (Abramovitz 1989) и другие авторы (Nelson and Wright 1994) отмечали, что наблюдавшаяся в период с 1945 по 1975 год конвергенция в значительной степени была вызвана процессом воссоздания разрушенной экономики и тем, что европейские и японские фирмы перенимали технологии, созданные и впервые внедренные в Соединенных Штатах в межвоенный период. Рост государственных капиталовложений в НИОКР на базе промышленных предприятий и университетов в Соединенных Штатах и других странах ОЭСР, поднявшихся после 1945 года в разряд развитых, способствовал появлению новых технологий, которые, в свою очередь, породили новые отрасли, в том числе отрасль информационных и биотехнологий.

На первоначальном этапе послевоенная конвергенция в уровне доходов затронула США, Европу и Японию, хотя важные усилия по индустриализации экономики предпринимались во многих странах развивающегося мира. Некоторые страны, такие как Корея и Тайвань, добились потрясающих успехов. Но индустриализация шла и в других странах, в том числе в Индии, Индонезии, Бразилии, Малайзии, Таиланде, Мексике и Турции. Как и в Западной Европе, предпосылкой для этого роста являлась промышленная политика государств, до определенной степени защищавших незрелые отрасли от конкуренции и поощрявших внедрение иностранных технологий. Извлечь результат из этой политики, – а это удавалось отнюдь не везде, – было тем легче, что эти страны принадлежали к числу технологических «последователей»[25]25
  По замечанию Эмсдена, «для стран, с задержкой вступивших на путь индустриализации, ставить целевые ориентиры развития той или иной отрас – ли промышленности было довольно легко. Хотя при этом и сохранялась рыночная неопределенность, отсутствовала по крайней мере технологическая неопределенность, столь затрудняющая целеполагание в наукоемких отраслях развитых стран» (Amsden 2001: 138).


[Закрыть].

«Золотой век» стремительного роста производительности и доходов, во многом обусловленный оживлением торговли и движения капиталов, в сущности, завершился, как только рухнула международная валютная и платежная система Бреттон-Вудса, а в 1973 и 1979 годах грянули «нефтяные шоки». Хотя выявить точную связь между возросшим уровнем цен на нефть и долгим торможением роста производительности оказалось на удивление трудно, – несмотря на то, что этому вопросу была посвящена огромная масса эмпирических работ, – по всей видимости, внезапный скачок издержек означал своего рода «вычет» из производительности при внедрении и использовании уже сложившихся промышленных технологий.

По тем же самым причинам, по которым промышленные предприятия смогли извлечь выгоду из применения электричества и света лишь в 1920-е годы, а из информационных технологий лишь в 1990-е годы, потребовалось время, чтобы приспособиться к «вычету» производительности, вызванному более высоким уровнем цен на энергоносители. Объясняя замедление таким образом, можно по крайней мере понять, почему после 1990 года в США производительность устремилась вверх.

Крах Советского Союза и политические преобразования в Восточной Европе в 1989–1991 годах, наряду с экономическими реформами, изменившими лицо Китайской Народной Республики (КНР) в 1990–2005 годах, до известной степени говорят о победе капитализма над централизованным социалистическим планированием. Хотя эпоха «триумфа капитализма» не продлилась больше двух десятилетий – конец ей положил финансовый кризис 2008–2010 годов, поставивший под угрозу стабильность промышленных экономик Европы и США, – в 1990-е годы в США случился новый виток роста производительности. Его, по всей видимости, следует рассматривать как долгожданную оплату за крупные вложения (во многом имевшие государственный источник) и в развитие информационных технологий и в оснащение их инфраструктурой (см.: Jorgenson 2001). Япония, напротив, переживала «потерянное десятилетие» низких показателей экономической активности, а бывший Советский Союз и страны Восточной Европы боролись с вызовами, которые перед ними поставил развал централизованного планирования и системы государственной собственности.