Текст книги "Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 – наши дни"

Где и почему инновации и перенос технологий ускорили капиталистическое развитие в глобальном контексте

Цель настоящей главы, как и всего тома, – объяснить, как капитализм распространялся по земному шару. Соответственно, основная задача настоящей главы – выяснить взаимосвязь между инновациями, процессом переноса технологий и тем, насколько больших темпов экономического роста удалось достичь капиталистическим и некапиталистическим странам, пытавшимся использовать новые технологии. В особенности интересен вопрос: почему странам, изначально отстававшим от экономических и технологических лидеров, удалось или не удалось сократить разрыв в уровне дохода и производительности по сравнению с ведущими странами? Иными словами, повлиял ли, и если повлиял, то как, научно-технический прогресс и международное движение технологий на «догоняющее» развитие?

Как мы покажем ниже, в разные периоды инновации способствовали догоняющему росту в разной степени, и этот эффект часто зависел от политических и экономических тенденций более общего порядка. Вместе с тем способность экономик-последователей сократить дистанцию в уровне дохода по сравнению со странами-лидерами в значительной степени зависела от того, удавалось ли им развить институты, которые бы обеспечивали инвестиции в знания и человеческий капитал.

Если верно, что импульс к развитию инноваций способствовал росту капитализма, то столь же верно, что и сами технологии, в том числе военные, оказали мощное влияние на процесс распространения капитализма в мире. Инновации в военной промышленности, судостроении и средствах связи в XIX веке облегчили империалистическую экспансию европейских стран, эксплуатацию природных ресурсов в колониях и торговлю сельскохозяйственной продукцией (в нее включились Россия, Северная Америка и Австралия). Хотя, создавая и совершенствуя новые оружейные технологии, европейским странам в XIX веке становилось заметно проще расширять сферу своего политического влияния, постепенное перетекание этих технологий к остальным странам, в том числе и тем, которые в середине XIX века и были объектом усилившихся имперских притязаний, также сдвигало баланс сил. Одна из самых ярких иллюстраций – поражение российского флота в Цусимском сражении в 1905 году. Как показано ниже, Японии удалось быстро внедрить и в совершенстве освоить современные методы проектировки и строительства военно-морских судов благодаря тому, что она прошла через сложные институциональные преобразования и перенимала западные технологии. Это позволило Японии запустить процесс догоняющего развития и ускорить индустриализацию.

XIX век стал эпохой глобального распространения новых технологий (без них индустриализация была бы невозможна), а также вовлечения новых стран в процессы производства этих технологий. Не было такой части мира, куда бы в значительных объемах не проникали новые технологии, однако далеко не везде это дало большой результат. С одной стороны, некоторые крупные страны, в первую очередь Индия и Китай, находившиеся в начале XVIII века на схожем уровне с Европой, начали от нее быстро отставать. Другие крупные страны, в том числе бывшие колонии, такие как Бразилия, ввозили технологии, но не смогли запустить быстрое промышленное развитие. С другой стороны, независимые страны Европы и Азии (Германия, Франция, малые европейские страны, а позднее Япония) и колонизированные территории (США, Канада и Австралия) умело воспользовались международными потоками технологий, чтобы подняться до уровня промышленно развитых стран. Несмотря на огромные размеры, независимость и ресурсное изобилие, почти никаких выгод из значительного ввоза технологий в этот период не извлекла Россия.

Таким образом, хотя доступ к передовым промышленным технологиям получили все перечисленные государства, одного этого оказалось недостаточно, чтобы запустить бурное развитие. Так как, внедряя импортные технологии, страны-последователи добились очень неоднородных результатов, можно заключить, что институты, связанные с производством знаний, составляют необходимую предпосылку и для развития новых технологий, и для их использования. К таким институтам относятся массовое образование, система подготовки технических кадров, научные сообщества и система защиты интеллектуальной собственности. В совокупности они облегчают приобретение, приспособление и использование технологий. Общее правило гласит, что успехов добивались те страны, которым удалось выстроить и укрепить такого рода потенциал и институты. Государства, которым этого не удавалось сделать, терпели неудачу.

Несмотря на авторитарную политическую систему и полуфеодальное сельское хозяйство, в 1840-е годы Россия смогла вступить на путь быстрого создания промышленности за счет импорта машин из Британии. В 1860-е и 1870-е годы предприниматели импортировали технологии уже не только из Британии, но и из Германии, благодаря чему российский капитализм стал делать крупные шаги в развитии. Железные дороги, построенные государством, помогли создать обширный внутренний рынок промышленных товаров, быстро нарастить сельскохозяйственный экспорт и обеспечили обширный спрос на сталь, вагоны и другие капитальные товары. Импорт средств производства, а также бурный поток частных инвестиций из Германии, Британии, Франции и Бельгии способствовали проникновению иностранных технологий в российскую промышленность. В ряде случаев сочетание иностранных технологий и более качественного природного сырья позволило российским фабрикам выйти на более высокий уровень производительности, чем у более передовых в техническом плане предприятий в Западной Европе. Тем не менее гораздо более низкий уровень государственных вложений в образование всех ступеней, а также сохранение громадного и отсталого сельского хозяйства привели к тому, что ввоз иностранного капитала и технологий вызвал лишь очень скромные преобразования.

Китай в докапиталистическую эпоху заложил грандиозный пласт научных и технологических знаний, равно как и технических достижений, в том числе воплотив широкомасштабные инженерные проекты огромной сложности[45]45
  Вопреки обыденному представлению, многие изобретения и технологии впервые появились в Китае. В том числе Нидэм указывает следующие: чугун, часовой механизм, магнитный компас, ксилография и печать подвижными литерами, плуг, стремя и порох (Needham 1950–2004).


[Закрыть]. Однако к середине XIX века в китайской экономике выделились два замкнутых сектора: один сектор состоял из небольшого числа промышленных отраслей, располагался на побережье, был ориентирован на экспорт и широко применял западноевропейские технологии; другой сектор был представлен обширными сельскими регионами внутреннего Китая, которые по-прежнему вели натуральное хозяйство. Многие прибрежные города, где индустриализация зашла дальше всего, к примеру Шанхай, по сути, находились в колониальном подчинении у различных европейских держав и имели статус «открытых портов», в которых иностранцы обладали всевозможными торговыми привилегиями (Maddison 2007: chap.3). Таким образом, в Китае в XIX веке, как и в России, перенос технологий влиял лишь на развитие промышленного сектора, ограниченного небольшим числом отраслей и регионов, в первую очередь прибрежными городскими центрами.

Как и Россия, Бразилия в XIX веке закупала промышленные технологии у Великобритании и Соединенных Штатов. Это происходило по мере увеличения доли промышленности в бразильской экономике, в основном сохранявшей сельскохозяйственную и добывающую направленности[46]46
  Birchal 2001.


[Закрыть]. В ходе XIX века в Бразилии развивались немногочисленные текстильные фабрики, железоплавильные заводы, железнодорожный транспорт и электроэнергетика. При этом местные технические знания практически не задействовались, а «большинство отраслей» полагалось на импортные технологии, особенно в текстильной промышленности, экономическое значение которой сохранялось вплоть до 1930-х годов[47]47
  «Однако собственных технологий в текстильной промышленности Бразилия в тот период не создала и бразильским предпринимателям приходилось закупать машины, оборудование и квалифицированный труд за рубежом» (Birchal 2001: 50).


[Закрыть]. Хотя Бразилии удавалось перенимать и внедрять зарубежные технологии для развития новых отраслей, этот процесс переноса не оказал большого влияния на отраслевую структуру ее экономики, которая, как и экономика Китая и России, по-прежнему ориентировалась в основном на производство сырьевых товаров. Одного доступа к технологиям было мало, чтобы переместить бразильскую экономику на новую колею экономического развития, невзирая на появляющиеся в стране зачатки промышленности.

Наконец, крупным получателем зарубежных технологий в середине XIX века выступала колониальная Индия. В начале XIX века индийская паровая энергетика, железоделательное, металлообрабатывающее и текстильное производство основывались на технологиях, импортированных из Великобритании. Однако с укрупнением аппарата колониальной администрации начали расти частные инвестиции британских фирм в индийское текстильное производство, добычу полезных ископаемых, металлургию, а впоследствии – в выработку паровой энергии. К началу 1870-х годов 12 % экспорта компании братьев Платт, крупнейшего производителя текстильного оборудования, приходились на Индию. Несмотря на богатую историю местной чугунной и сталелитейной промышленности, британская колониальная администрация спонсировала проекты по переносу технологий из самых различных стран, в том числе из Швеции. В частности, британские власти попытались привить на железоделательном заводе в Бурвани, штат Мадхья-Прадеш, шведскую технологию изготовления железа с применением древесного угля, для чего на завод привлекли трех шведских инженеров. Тем не менее, как отмечают Бирчелл (Birchal 2001), аф Гейерстам (af Geijerstam 2004), Хедрик (Headrick 1988) и другие авторы, этот масштабный процесс вложения иностранных инвестиций и переноса технологий не оказал большого влияния на промышленное развитие Индии.

Причина, по которой привлечение иностранных технологий не оказало большого влияния на экономическое развитие Индии в XIX веке, по-видимому, в меньшей степени связана с масштабом применения или вариантом технологий, импортированных индийскими и британскими промышленниками или колониальной администрацией. Скорее, это связано с влиянием британского колониального правления на развитие внутренних индийских институтов и политикой низких таможенных пошлин на импорт тканей из Британии, которая действовала вплоть до начала 1920-х годов (Headrick 1988; Maddison 2007)[48]48
  «Если бы британцы захотели защитить индийский рынок, то Индия в короткий срок переняла бы текстильные технологии у Ланкашира. Но они, напротив, пускали британский импорт в Индию безо всяких пошлин» (Maddison 2007: 128).


[Закрыть].

Иначе развивались события в ряде регионов Европы. Хотя туда технологии передавались через те же каналы, что и в Бразилию, Индию и Китай, в них индустриализация XIX века стала синонимом стремительного технологического развития. Северные страны Европы, Швейцария, Бенилюкс и такие регионы, как Эльзас (его национальная принадлежность оставалась неопределенной до середины XX века) развивались за счет импортных технологий, в частности оборудования для металлообработки и текстильного производства. Причина, по которой эти регионы смогли развить свою промышленность на основе заимствованных технологий, в отличие от стран, речь о которых шла выше, состояла в том, что в их системе образования и профессионального обучения произошли крупные изменения. На примере Северной Европы, прошедшей в середине XIX века путь от нищеты к благосостоянию, можно увидеть, какую роль играют институциональные факторы в индустриализации, основанной на переносе технологий.

В конце XIX – начале XX века в результате технического прогресса, а также увеличения спроса на промышленное сырье, богатые природными ресурсами Норвегия и Швеция стали привлекательными для инвестиций со стороны как собственных, так и и иностранных фирм. Благодаря этим вложениям в Скандинавию проникли передовые технологии, часто претерпевавшие дальнейшую переработку в руках местных фирм и предпринимателей. Инновации в сфере электроэнергетики и в ряде промышленных процессов позволили использовать природные условия Скандинавии для экспорта на внешние рынки. В Норвегии гидроэнергетика стала ценным источником энергии для таких отраслей, как электрохимия и выплавка алюминия (Moen 2009). Применение богатых водных ресурсов Норвегии для выработки электроэнергии облегчалось благодаря существенному притоку капитала и технологий в страну, а также благодаря важным открытиям местных ученых и инженеров в области электрохимии. Среди них были Кристиан Биркеланд, профессор Университета Осло, и Самуэль Эйде, которые вместе основали компанию Norsk Hydro, занимавшуюся производством удобрений и других продуктов электрохимической промышленности.

Схожим образом Швеция смогла использовать для развития промышленности свои запасы фосфористого чугуна – их выгодная эксплуатация стала возможна после открытия в 1870-х годах процесса Гилкриста – Томаса[49]49
  Процесс получения стали из жидкого чугуна, позволявший перерабатывать чугун с высоким содержанием фосфора. Открыт в 1878 году английским изобретателем Сидни Томасом (1850–1885) и его двоюродным братом, химиком Перси Гилкристом (1851–1935). – Прим. пер.


[Закрыть], – и другие природные ресурсы страны. Также Швеции удалось извлечь пользу из зарубежных инвестиций и достижений все более многочисленных местных изобретателей и предпринимателей (Sandberg 1979). Нововведения в процессах производства целлюлозы и бумаги, а также в изготовлении спичек позволили освоить богатые лесные ресурсы страны, прибыльно экспортируя продукцию из древесины. В конце XIX века на базе инновационных процессов в электротехнической и инжиниринговой отрасли образовались крупные шведские концерны: Alfa-Laval, Ericsson, ASEA и SKF. Они завоевали важные позиции на экспортных рынках и стали одними из первых многонациональных корпораций (Edquist and Lundvall 1993).

Способность всех трех скандинавских экономик задействовать технологии из иностранных источников, быстро внедрить инновации, созданные у себя, и разработать новые виды продукции и технологические процессы объяснялась тем, что они создали разветвленную инфраструктуру начального и среднего образования, которая к началу XIX века проникла во все уголки региона (Sandberg 1979). К началу XX века, помимо вложения средств в начальное и среднее образование, скандинавские государства стали выделять все больше и больше ресурсов на систему профессионального технического обучения в университетах и иных институтах высшего образования. Кроме того, они начали наращивать расходы на исследования в области техники в тех промышленных отраслях, которые, с их точки зрения, имели долговременное экономическое значение. Иными словами, в тот период в Скандинавии одним из важнейших ресурсов стал человеческий капитал, использование и развитие которого осуществлялось благодаря государственным и частным инвестициям. Однако помимо системы образования скандинавские страны создали и целый ряд дополнительных институтов, связанных со сферой знаний. К числу последних относятся инженерные сообщества, система высшего отраслевого образования (в частности, образование в сфере добычи полезных ископаемых), система интеллектуальной собственности (включая оригинальные формы патентования, разрешавшие использовать патенты иностранных государств), нормы регулирования, способствовавшие притоку квалифицированного труда, командировки специалистов за рубеж (в том числе спонсируемый государством промышленный шпионаж), а также участие в международных выставках (Bruland 1989; Bruland and Smith 2010).

Первый пример успешного догоняющего развития среди крупных стран Азии продемонстрировала в XIX веке Япония. Когда в 1853 году коммодор Военно-морских сил США Мэтью Перри насильно «открыл» Японию, стало еще очевидней, насколько сильно она отставала в военном отношении от стран Запада[50]50
  О том, что «открытие» Японии вовсе не было обоюдным желанием сторон, свидетельствует и подписание в 1858 году режимом Токугава так называемых неравноправных договоров с Великобританией, Нидерландами, Соединенными Штатами, Францией и Россией. Эти договоры резко сузили возможность Японии повышать таможенные пошлины до уровня, сопоставимого с уровнем в промышленно развивающихся странах, таких как США. Поэтому пока в 1911 году условия этих договоров не были пересмотрены, Япония не могла полноценно применять стратегию «взращивания» молодых отраслей с помощью таможенного протекционизма.


[Закрыть]. Поэтому после реставрации Мэйдзи в 1868 году японская политическая элита начала всесторонне развивать промышленность страны, в том числе поддерживая перенос технологий и финансируя образование. В конце XIX века начальное и среднее образование в Японии сделало большой шаг вперед: доля учащихся в начальной школе мальчиков выросла с 46 % в 1875 году до 99 % в 1904 году, доля девочек – с 17 % до 96 %. Таким образом, рост важнейшего фактора промышленного развития, образованной рабочей силы, происходил благодаря инвестициям государства. Кроме того, пригласив из-за рубежа экспертов, японское правительство в 1874 году основало Инженерный колледж, ставший впоследствии краеугольным камнем в фундаменте Императорского университета (предвестника Токийского университета). Этот колледж, наряду с колледжами, появившимися позднее, выпустил многих предпринимателей, которые сыграли видную роль в японской индустриализации конца XIX – начала XX века.

Режим Мэйдзи напрямую вкладывал средства в создание предприятий в таких стратегически важных отраслях, как судостроение, выплавка стали, угледобыча и текстильное производство, приглашая иностранных экспертов для консультаций по вопросу об использовании импортных технологий во всех этих отраслях. К концу XIX века многие предприятия, находившиеся в государственной собственности, были проданы японским частным предпринимателям, хотя сталелитейная промышленность оставалась при этом отраслью с существенным участием государства в силу своего военного значения[51]51
  Эти государственные заводы, часто достававшиеся в результате приватизации бывшим самураям, которые решили заняться промышленностью, легли в основу многих будущих дзайбацу – крупных промышленных конгломератов, действовавших в Японии до 1945 года (Yamamura 1978).


[Закрыть]. Значительную долю продукции многих из этих ранних промышленных предприятий потребляло военное ведомство. Это говорило о том, насколько тогда были важны военные мотивы в развитии японской промышленности[52]52
  В 1907 году крупнейшим предприятием машиностроения в Японии была судоверфь в Куре, на которой трудилось более 2°° тыс. рабочих (Odagiri and Goto 1993).


[Закрыть]. На долю военных заводов выпадала существенная доля импорта иностранных технологий, и они выполняли функцию плацдарма для подготовки обширной армии промышленных рабочих и технических специалистов, которые после Русско-японской войны 1904–1905 годов перешли на частные заводы. Кроме того, перед Первой мировой государством был учрежден ряд государственных исследовательских лабораторий, в том числе в 1900 году – Институт промышленных исследований, а также увеличено число университетов и профессиональных училищ.

Поскольку Япония могла опереться на этот фундамент, заложенный в XIX веке, в начале XX века она получила большие выгоды для развития своей промышленности благодаря ввозу иностранных технологий. Этот ввоз осуществлялся путем инвестиций таких крупных иностранных корпораций, как General Electric и Western Electric из США, в японские фирмы, работавшие в целом ряде отраслей от связи до электротехнической промышленности. Беспримерное экономическое развитие, которого Япония достигла в последние десятилетия XIX века и первые десятилетия XX века, уступало по силе разве лишь стремительному росту Японии после 1945 года. ВВП Японии в период с 1885 по 1914 год удвоился, причем 70 % роста выпуска в добывающей и обрабатывающей промышленности объяснялись ростом совокупной производительности факторов производства. Как отмечалось выше, успешное догоняющее развитие Японии позволило ей сначала бросить военный вызов России, а затем нанести ей поражение в ходе Русско-японской войны начала XX века.

В России, где в царское время индустриализация осталась в лучшем случае незавершенной, после революции, в 1920-е и 1930-е годы, наступил новый этап промышленного развития. И если этот «некапиталистический эксперимент» догоняющего развития и имел успех, то куплен он был ценой громадных человеческих жертв и ущемления свобод. Вместе с тем, как указывал Саттон (Sutton 1968–1973) и другие авторы, развитие социалистической экономики в СССР в значительной степени обеспечивалось импортом технологий и технических ноу-хау из Северной Америки и Европы. Хотя СССР вкладывал значительные средства в НИОКР – по расчетам Льюиса (Lewis 1979), 0,6 % ВВП в 1935 году, тогда как в США этот показатель в 194° году оценивался лишь в 0,35 % от ВВП, – советские исследования проводились централизованно, в работавших независимо друг от друга исследовательских институтах, имевших слабые связи как с университетами, так и с промышленными предприятиями. Можно согласиться, что эти крупные инвестиции в НИОКР облегчали перенос и внедрение импортных технологий. Однако, как пишет Льюис (Lewis 1979), в отличие от западных стран, где НИОКР происходили внутри крупных корпораций, в СССР исследовательская работа и применение ее результатов на практике были оторваны друг от друга – что снижало эффективность советских НИОКР. Эти слабые связи между НИОКР, финансируемыми государством, и производством, находящимися под контролем государства, препятствовали инновациям в СССР и его странах-союзницах по Варшавскому договору.

Выше мы отмечали: несмотря на широкое распространение технологий, в разных странах это дало очень неоднородные результаты с точки зрения экономического роста. Что приводило к успеху или, наоборот, неудачам в догоняющем развитии? Более или менее ярко выраженный успех, которого удавалось достичь странам-последователям, импортировавшим технологии, отражает тот факт, что развитие технологий и их применение требуют определенного ресурса знаний. Он, в свою очередь, формируется благодаря специальным институтам, работающим на приобретение, подгонку и применение технологий. Те страны, которые либо не имели, либо лишились этого потенциала в сфере знаний, а также институтов, его укрепляющих, потерпели неудачу. Наоборот, успех ждал те государства, которые смогли выстроить и усилить этот потенциал и институты.