Текст книги "Антология суицидологии. Основные статьи зарубежных ученых. 1912–1993"

Особый интерес представляют сновидения следующего типа:

Случай 7. Пациент – женатый врач 32 лет, страдающий импотенцией. В ходе лечения ему приснился сон, заставивший его вздрогнуть и проснуться.

Я вижу себя мертвым, лежащим в похоронном помещении часовни. Вокруг толпится много людей, но я никого не узнаю. Я знаю, что умер от укуса ядовитой змеи, испытываю сильную печаль по этому поводу и думаю о возможных последствиях случившегося для жены. Раввин ведет службу будничным голосом, слегка скучая. Как бы там ни было, он говорит о моих достоинствах и кончает службу словами: «…и он никогда не пропускал занятий…». Все присутствующие плачут.

Упрощая сновидение, можно сказать:

1. Сновидец умер в результате коварного несчастного случая.

2. Его достоинства превозносятся (посмертно) и воздается хвала его прежнему законопослушанию.

3. Сновидение содержит заметную эмоциональную подоплеку. Пациент думает о последствиях случившегося с ним несчастья для жены и отмечает сильную реакцию его смерти на других людей («все присутствующие плачут…»).

Отвечая на вопрос об ассоциациях, связанных со змеей, сновидец поделился весьма важной информацией. В возрасте 24 лет он заразился сифилисом от сокурсницы, славившейся беспорядочной сексуальной жизнью. Он часто называл ее «змеей, скрывающейся в траве»[45]45
  Английское идиоматическое выражение, выражающее скрытую опасность.


[Закрыть]. В связи с ситуацией ему вспомнились спирохеты, увиденные под микроскопом. Венерическое заболевание оказало на пациента чрезвычайное психотравмирующее влияние. Длительное время он обыгрывал мысль о самоубийстве. Однако травма имела и еще один неожиданный эффект: снижение сексуального влечения, сохранившееся даже после излечения, а самым досадным ее последствием стала импотенция, препятствующая выполнению пациентом своих брачных обязанностей в течение целого года, предшествовавшего началу анализа.

Теперь сновидение становится понятным. Мелодраматическим образом оно запечатлевает отнюдь не смерть пациента; речь идет о смерти пениса, то есть об импотенции. Надежным показателем является эмоция, выраженная в сновидении: «испытываю сильную печаль», «думаю о возможных последствиях случившегося для жены», «все присутствующие плачут». Посредством скрытого восстанавливающего усилия сновидения самооценка во сне поднимается: сегодня сновидца можно заподозрить в аморальности, но раньше он был хорошим мальчиком и «никогда не пропускал занятия…».

В попытке распознать «безобидность» или «опасность» сновидений относительно суицидальных намерений пациента мы приходим к следующим выводам.

Пока не удается установить точных правил дифференциации сновидений. Однако мы полагаем, что «опасными» следует считать те ситуации в сновидениях, в которых пессимизм пациента является абсолютным, то есть Эго становится чрезвычайно пассивным и готово «сдаться» (Случай 1: «Я… отпускаю опору…»)[46]46
  «Эго видит, что Супер-Эго покинуло его, и позволяет себе умереть» (Freud S. The Ego and the Id. London: Hogarth Press, 1927).


[Закрыть]или Эго позволяет другим силам превозмочь его (Случай 2: «В итоге они собираются заточить меня в тюрьму…»).

Сам по себе фрустрирующий опыт не указывает на безнадежность. Многое зависит от поведения Эго в сновидении. Если оно отражает активно функционирующее Эго, способное к овладению ситуацией, то фрустрирующее сновидение можно отнести к «безобидным» в смысле суицидального потенциала.

В «опасных» сновидениях смерть обычно скрывается за символической маской. Открытое выражение смерти можно встретить в сновидениях здоровых индивидов, Эго которых пережило острое повреждение под влиянием психотравмирующего опыта, потенциально опасного для жизни. Если Эго заранее не было подготовлено к этому опыту, угроза уничтожения приводит к дальнейшему возникновению компенсаторных сновидений о смерти, после которых наступает исцеление (посредством пробуждения). Подобные сновидения дают человеку победный и возвышающий его опыт неуязвимости и обычно, как полагает Кардинер (Kardiner, 1941), являются довольно фрагментарными. Другие случаи открытого выражения смерти можно обнаружить в «безобидных» сновидениях, в которых инфантильные представления об умирании связаны с мыслью о наказании пациента лицами из его ближайшего окружения или о получении их сочувствия (Случай 5). Наконец, в некоторых сновидениях смерть сновидца являет собой символ иного состояния, например, импотенции. В них сновидец идентифицирует себя с неэффективными (₌ умершими) гениталиями (totum pro parte).

ЛИТЕРАТУРА

Abraham K. (1942). Selected Papers on Psychoanalysis. L.: The Hogarth Press.

Federn P. (1932). The Reality of the Death Instinct // Psychoanalytic Review. V. XIX.

Freud S. (1922). Beyond the Pleasure Principle // Coll. Paper. London.

Freud S. (1922). War, Sex and Neurosi. N. Y.: Art & Science Press.

Freud S. (1924). Mourning and Melancholia // Coll. Papers. V. IV. London.

Gutheil E. A. (1939). The Language of the Dream. Macmillan.

Kardiner A. (1941). The Traumatic Neuroses of War. N. Y.: Hoeber.

9. Фантазия быть спасенным при самоубийстве

Вигго Дженсен и Томас Петти

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Вигго Дженсен (род. 1923) и Томас Петти (1918–1993) родились в Мичигане и стажировались в области психиатрии в Главной больнице округа Уэйн в конце 1940-х годов. Оба работали в Мичигане как психиатры и психоаналитики.

В 1954 году, разбирая документацию пятисот суицидальных пациентов, они провели катамнестическое исследование их дальнейшей судьбы путем телефонного опроса. Они узнали, что многие пациенты, в прошлом планировавшие или совершавшие серьезные суицидальные попытки, были кем-нибудь «спасены», в некоторых случаях почти необъяснимым образом. Были выявлены формы общения между жертвой и спасителем, которые зачастую носили опосредованный характер. Это исследование привело их к гипотезе, что самоубийцам свойственны фантазии о спасении.

На протяжении всей своей профессиональной карьеры авторы данной статьи продолжали исследовать проблему самоубийства.

Jensen Viggo W., Petty Thomas A. (1958). The Fantasy of Being Rescued in Suicide // Psychoanalytic Quarterly. V. 11. Р. 327–339.

КОММЕНТАРИЙ

Сегодня общепризнанно, что у самоубийцы всегда существует более или менее амбивалентное отношение к планируемому действию (Shneidman, 1985). В большинстве попыток самоубийства просматривается желание предоставить их исход воле случая. Сознательная или бессознательная амбивалентность суицидента определяет перевес в сторону выживания или смерти в зависимости от преобладающей тенденции. (Случайность исхода при самоубийстве иллюстрирует русская рулетка. Как известно, большинство револьверов имеют барабан на шесть патронов; соответственно, вставляя туда только один патрон, игроки совершают суицидальную попытку с вероятностью выживания пять к одному.)

Самоубийство является феноменом диады; в его основании лежат фантазии о слиянии, а также отождествление себя с объектом; и практически всегда перед тем, как идти на смертельный риск, человек предупреждает о своем намерении. Дженсен и Петти показывают, что эта неравная игра со смертью почти всегда включает оценку человека, которого предполагают пригласить на роль потенциального спасителя: «Кто это должен быть?», – бессознательно спрашивает человек, задумавший суицидальную попытку, – «спасешь ли ты меня от смерти, проявив любовь, или оставишь умирать, показав свою неприязнь?» Этот аспект является очень важным в лечении суицидальных пациентов, поскольку именно психотерапевт обычно рассматривается как кандидат на роль спасителя и почти всегда подвергается проверке на этот счет в какой-то критический момент терапии в интервале между шестью и восемнадцатью месяцами после начала лечения.

Исследуя эту тему, Эрвин Штенгель (Stengel, 1964) заметил, что в каждой суицидальной попытке содержится призыв к кому-то, иногда к Богу или судьбе, с просьбой об определении того или иного исхода. Подобный призыв содержали, в частности, самоубийства Мэрилин Монро и Сильвии Плат[47]47
  Сильвия Плат (1932–1962) – английская поэтесса, чье творчество получило известность главным образом из-за преобладания в нем мотивов одиночества, смерти и саморазрушения. Ее стихи, малоизвестные при жизни, стали очень популярны после совершенного ею самоубийства.


[Закрыть], закончившиеся смертью обеих (Orgel, 1974).

ЛИТЕРАТУРА

Orgel S. (1974). Fusion with the Victim and Suicide // Int. J. of Psychо-analysis. V. 55. Р. 531–538.

Shneidman E. (1985). Definition of Suicide. N. Y.: John Wiley & Sons.

Stengel E. (1964). Suicide and Attempted Suicide. Baltimore: Penguin Books.

* * *

Внутренняя установка и поведение человека, предпринимающего суицидальную попытку, отражают его сильное желание избежать смерти. И перед, и даже во время попытки совершения самоубийства человек все же продолжает цепляться за жизнь.

Карл Меннингер (Menninger, 1933), говоря о желании умереть, обратил внимание на «парадокс, что тот, кто решил себя убить, не желает умирать». Он заметил, что «это бессознательное желание избежать смерти четко просматривается в тех весьма частых суицидальных попытках, которые оказываются неудачными из-за неэффективности примененного способа».

Штенгель (Stengel, 1956) указывает: «В большинстве суицидальных попыток присутствует социальный элемент. Если поискать, то мы без труда его найдем. Для суицидентов типично предупреждать о попытке самоубийства, что оставляет другим людям возможность вмешаться. Пытаясь себя убить, люди тем не менее стремятся остаться внутри социальной группы или хотя бы приблизиться к ней. В большинстве попыток самоубийства независимо от психического состояния, в котором они совершаются, можно различить призыв, обращенный к другим человеческим существам. Этот призыв звучит как серьезная угроза. Мы считаем такого рода обращение, обычно неосознанное, важнейшей чертой суицидальной попытки».

Наш опыт подтверждает эти наблюдения. Присутствующие в суицидальной попытке «желание избежать смерти» и «призыв к окружающим» отыгрываются в фантазии быть спасенным; и эта фантазия так преобразует реальное поведение, что оставляет возможность для вмешательства конкретного спасителя, способного воспрепятствовать успеху суицидальной попытки. В подготовке и совершении суицидального действия отражается не только желание умереть, но и желание остаться в живых, будучи спасенным именно этим человеком. Таким образом, выбор спасителя обеспечивает возможность спасения. Если поведение человека, выбранного на роль спасителя, не соответствует ожиданиям или надеждам потенциального самоубийцы, то смерть становится вполне вероятной и даже неотвратимой.

Фантазию быть спасенным и поведение человека, выбранного на роль спасителя, можно проиллюстрировать следующим примером:

Отчаявшийся молодой мужчина, чья жена затеяла бракоразводный процесс, находящийся на завершающей стадии, решил сделать последнюю попытку примирения. Без осознанной цели или плана он зарядил ружье, положив его на заднее сидение машины. Затем он заехал к сестре своей жены, очень похожей на его старшую сестру. Когда у него были неприятности, он часто находил у нее сочувствие и понимание. В порыве оптимизма, вызванного ее поддержкой, он помчался к родителям жены, жившим на расстоянии пятидесяти километров. Однако перед расставанием со свояченицей вручил ей запечатанный конверт с просьбой открыть его только в случае, если он не даст о себе знать вечером того же дня.

Жены у родителей не оказалось, и пока он ждал ее возвращения, его оптимизм таял. До него стало доходить, зачем он взял с собой ружье. Если жена останется непреклонной к его просьбам, он застрелит ее, всех членов ее семьи и самого себя. После некоторых раздумий он отверг идею убийства, но мысль о самоубийстве захватила его целиком. Наконец, после более чем получасового ожидания, он решил совершить самоубийство, если жена не придет в ближайшие пять – десять минут. Однако еще до того, как прошло отведенное им на ожидание время, появились полицейские, и он был задержан без малейшего сопротивления.

Свояченицу обеспокоил и озадачил его внешний вид и поведение. Движимая любопытством, она распечатала конверт и прочла записку, в которой содержался намек на суицид, хотя и без какой-либо конкретики. И она позвонила в полицию.

Таким образом, он выбрал свояченицу на роль спасителя, возбудил ее подозрения и любопытство, а затем предоставил ей достаточно времени, чтобы, действуя по его подсказке, она могла его спасти.

Следующий пример демонстрирует несбывшееся желание спасения.

Мужчина чуть старше 50 лет на работе опасался понижения в должности и был очень недоволен, что жена решила пойти учиться, чтобы получить профессию. Он посвятил несколько недель наведению порядка в делах и постоянно оставлял себе на видных местах записки с напоминаниями о необходимости проверки страховых полисов, закладных и проведения в доме мелкого ремонта. Он стал более замкнутым, чем обычно, по ночам читал, а не спал, утратил интерес к общению с друзьями и стал раздражительным в отношении своей любимицы – двенадцатилетней дочери. Жена замечала эти перемены, но не обсуждала их ни с ним, ни с кем-нибудь еще.

Однажды вечером она отправилась в клуб, где регулярно проводила время за игрой в бридж, и вернулась домой как обычно – в половине первого ночи. Входя в дом, она отметила одну странность: в гараже горел свет, но еще более ее поразило то, что мужа не было дома. Однако решив, что он, должно быть, вышел по каким-то делам, она в ожидании его занялась чтением. Ей не пришла в голову мысль, что какие-либо дела маловероятны в подобное время суток и что если бы он уехал на автомобиле, то, вероятно, оставил бы ворота гаража открытыми. Просмотрев в течение около получаса несколько журналов, она решила пойти и выяснить, почему в гараже включен свет. Там она обнаружила мужа, сидевшего на полу рядом с машиной; ее двигатель работал. Муж еще дышал, вблизи лежал томик Чехова, открытый на рассказе с описанием самоубийства, который стал чем-то вроде предсмертной записки. Однако вместо того, чтобы немедленно вызвать врача, карету «скорой помощи» или полицию, она позвонила своей золовке, которая посоветовала везти его в больницу. В итоге в больницу муж этой женщины был привезен уже мертвым. Она была благодарна ему за выбор метода самоубийства, «поскольку смерть зарегистрировали как несчастный случай».

Предельно ясно, что в поведении мужа можно усмотреть отчетливое предупреждение о его намерениях. Выбрав метод и время суицида, он предоставил жене достаточный простор, чтобы она смогла вмешаться и спасти его. Однако она не откликнулась. Фантазию быть спасенным, лежавшую в основе этой суицидальной попытки, можно выразить следующими словами: «Если ты меня любишь больше, чем ненавидишь, то спасешь меня. Если ты меня не спасешь, я умру». Потенциальное самоубийство станет реальным лишь в том случае, если возможный спаситель, не распознав значимости разворачивающейся драмы или не отреагировав на нее, позволит ему совершиться.

Меннингер (Menninger, 1933) полагает, что самоубийство включает три элемента – желание убить, желание быть убитым и желание умереть. Мы предлагаем добавить четвертый элемент: несбывшееся желание быть спасенным.

Фантазия быть спасенным нередко достигает того или иного уровня осознания. Если желание быть спасенным частично или почти полностью осознается, то поведение суицидента практически гарантирует ему спасение. Это утверждение иллюстрирует следующий случай.

Двадцатиоднолетний студент второго курса колледжа сообщил телефонному оператору университетской медицинской службы, куда почти еженедельно обращался с различными малозначимыми жалобами, что намерен совершить самоубийство. К телефону срочно вызвали социального работника, который беседовал со студентом, пока предпринимались попытки определить номер его телефона. Едва слышным голосом, медленно и запинаясь, студент сообщил, что собирается броситься с верхнего (двенадцатого) этажа такого-то здания, что звонит по телефону-автомату, что у него нет денег, одежды, он весь в долгах и не знает, что делать дальше. Отказавшись назвать свою фамилию и адрес, он повесил трубку. Тем временем было установлено, в каком здании находится телефон-автомат, по которому он звонил, и начались поиски. Спустя десять минут он позвонил снова, беседовал несколько минут, после чего повесил трубку. К тому времени обошли все расположенные в здании телефоны-автоматы (все, кроме одного, находившегося в подвале), но безрезультатно. Когда о нем вспомнили, студент, закончив беседу, уже ушел. Было установлено наблюдение за крышей здания, но он там не появился.

К утру следующего дня на основе сведений, полученных в ходе бесед, удалось идентифицировать звонившего студента; социальный работник отправился к нему и застал его в постели. Юноша провел ночь, блуждая по улицам города. У него диагностировали тяжелую депрессию и суицидальные намерения, но при этом он предпринял все возможное для своего спасения. Отсутствие экстренной помощи он, скорее всего, расценил бы как доказательство собственной ненужности.

Человек с суицидальными тенденциями и сам может стать своим спасителем.

Импульсивный двадцатипятилетний мужчина потерял работу и запил; мать разругалась с ним и выгнала его из дома. В порыве обиды и ярости он решил «со всем этим покончить». Он решил прыгнуть в воду с невысокого моста, на котором наблюдалось оживленное движение. Река в этом месте была неглубока, берег был недалеко. Дело происходило весной, ранним вечером, когда еще было светло. Вода оказалась обжигающе холодной, и мысль о смерти в столь некомфортных условиях показалась ему невыносимой. Поскольку он был хорошим пловцом, ему ничего не стоило изменить решение и спастись, что он и сделал, проплыв под мостом, чтобы его никто не заметил. Он никому не говорил о суицидальной попытке, пока по прошествии года не рассказал о ней своему врачу. Так потенциальный самоубийца спас себя сам.

Случается, что фантазия быть спасенным выражается лишь в оговорках и непреднамеренных поступках. В этих случаях человек часто не осознает или игнорирует свои мысли о смерти, самоубийстве или самоповреждении. Когда же он отдает себе отчет в подобных мыслях, то старается не придавать значения их частоте, силе и важности. Для таких людей мысль о самоубийстве почти неотличима от самого акта самоубийства. Клинически суицидальный импульс может сначала проявляться менее явно, чем фантазия быть спасенным, которая нередко отыгрывается как прелюдия или магическое освобождение от саморазрушительных побуждений.

Например, женщина пятидесяти с небольшим лет, назвавшаяся вымышленным именем из-за желания сохранить в тайне свой визит, обратилась за консультацией по поводу поведения сына-подростка, уже давно доставляющего ей одни разочарования. Несколько недель она плохо ела и спала, похудела на пятнадцать фунтов и была умеренно гипоманиакальна. Говоря о поведении сына, она неоднократно использовала выражения типа «хоть бы я умерла», «он меня до смерти доведет». В ее речи часто звучали слова «умереть» и «смерть». Однако она решительно отрицала мысли о самоубийстве и настаивала на том, что с ней «все в полном порядке». На последующих встречах, когда обсуждалась возможность психоанализа для ее сына, она, не отдавая себе в этом отчета, несколько раз случайно проговорилась и сообщила сведения, достаточные для идентификации ее личности.

Вечером, накануне очередной встречей с врачом, она опустила записку в его почтовый ящик с отказом от назначенной консультации. Отказ мотивировался обострением соматических симптомов, а также ощущением безрезультатности попыток оказания ей помощи только путем разговоров и убеждений. Она считала, что теперь в состоянии разрешить свою проблему самостоятельно. После уточнения ее личных данных пациентку известили телеграммой, что время консультации сохраняется за ней и что врач будет ждать ее как обычно. Она явилась, продолжая настаивать на том, что не подразумевала ничего, кроме обычного отказа от консультаций. Однако в течение нескольких недель после этого, когда у нее улучшился аппетит, прошла бессонница и нормализовался вес, она пришла к осознанию своих суицидальных мыслей и сообщила о них врачу.

Выбрав спасителем врача и насторожив его оговорками и упоминаниями о смерти, она сообщила ему сведения о себе и затем предупредила о своих намерениях запиской с тревожным заявлением, что теперь в состоянии разрешить проблему самостоятельно.

По-видимому, спаситель выбирается даже при суицидальных попытках, предпринимаемых «пограничными», психотическими пациентами и токсикоманами, каким бы обезличенным и, возможно, нелепым ни казался их выбор, и это обеспечивает им хотя бы кратковременную возможность спасения. Как выбор спасителя, так и указание возможных способов спасения могут быть настолько завуалированы, выражены в столь непонятной, символической форме или столь поспешно, мимоходом, что эту фантазию почти невозможно уловить. Следующий случай является типичным в этом отношении.

Больной, страдающий хронической формой параноидной шизофрении, находящийся на грани госпитализации и истощивший все свои финансовые ресурсы, на протяжении нескольких дней хандрил в своей комнате общежития Молодежной христианской организации. Однажды поздним вечером он пожаловался на плохое эмоциональное состояние дежурному администратору, и тот пообещал через несколько минут отвезти его в больницу. Однако полчаса спустя, когда администратор вышел в вестибюль с намерением исполнить обещание, пациента там уже не было. Не дождавшись администратора, он вышел из общежития и направился к расположенной поблизости гостинице. Войдя в вестибюль, он принялся расхаживать вперед и назад перед представителем службы безопасности гостиницы. Тот был удивлен его поведением, но не предпринял никаких действий. Затем он несколько раз съездил вверх и вниз в лифте с одним и тем же лифтером. В конце концов лифтер высадил его на восьмом этаже и отметил, что он казался растерянным, словно заблудившимся. Несколько минут спустя больной покончил собой, выбросившись из окна гостиничного коридора.

Как видно из описания, этот человек выбирал на роль спасителя по очереди администратора, с которым был едва знаком, а затем двух совершенно незнакомых ему людей, и к каждому из них обращался с завуалированной просьбой о помощи. Неразборчивый характер этих обращений и недостаточная чуткость потенциальных спасителей создали условия для успеха его суицидальной попытки.

Изучение многих сотен суицидальных попыток (в том числе более шестисот случаев, зарегистрированных в больнице скорой помощи Детройта, попытки суицида у студентов университета штата Уэйн, а также случаи из частной практики), показало, что в любом достаточно подробном описании поведения человека с суицидальными наклонностями можно обнаружить указания на существование фантазии быть спасенным. Случаи, которые приводят как пример отсутствия таких фантазий, лишь подчеркивают нашу правоту.

Независимо от степени осознания фантазии быть спасенным ее основной посыл всегда находит свое выражение в бессознательном отыгрывании деструктивных импульсов, инициирующих суицидальную попытку. Интонационная палитра речи; жесты и позы; совершенные и отсроченные действия; привычки, связанные с приемом пищи и питьем, сном и гигиеническими процедурами; отношение к другим людям и эмоциональная отзывчивость – все эти невербальные сообщения, комбинируемые самыми разнообразными способами, могут отображать страдания человека с суицидальными наклонностями и сообщают потенциальному спасителю как о саморазрушительных намерениях, так и о просьбе вмешаться.

Вначале основные составляющие данной фантазии должны быть восприняты на неосознанном уровне спасителем (если он подходит на отведенную ему роль). Спасителем может быть тот, кто в этот момент откликается на деструктивные импульсы человека с суицидальными наклонностями, как будто это касается его самого, но он должен отличаться от потенциального самоубийцы двумя важными особенностями: (1) он должен обладать избытком свободной либидинозной энергии, позволяющей полюбить самоубийцу и приступить к его спасению; и (2) он должен иметь достаточно сильное Эго, чтобы справиться с деструктивными импульсами, не только спасаемого, но и своими собственными, невзирая на то, направлены они на него или на потенциального самоубийцу.

Таким образом, спаситель должен быть одним из тех, кто в данный конкретный момент проявляет эмпатию к потенциальному самоубийце и при этом обладает такой силой Эго и такой либидинозной энергией, которых хватит для них обоих. Прототипом отношений, которые потенциальный самоубийца стремится установить со спасителем, являются, вероятно, первичные младенческие отношения с матерью, когда они обладали одним общим Эго, по большей частью материнским и каждый имел непосредственный контакт с бессознательным другого, не отделяя его от собственных переживаний; это состояние временно восстанавливается при регрессии, наступающей у пациента, размышляющего о самоубийстве. Фрейд (Freud, 1924) и Абрахам (Abraham, 1955) писали о детских фантазиях быть спасенным своим родителем; подобные фантазии имеют эдипальный или репаративный смысл. В свою очередь Гловер (Glover, 1936) высказал предположение, что самоубийство обусловлено внезапным смешением образа «Я» с внешним миром путем проекции и интроекции.

Более того, «спасение» потенциального самоубийцы является процессом отыгрывания, разворачивающегося между ним и спасителем. Прототипом является отыгрывание между родителем и ребенком, в котором каждая сторона откликается на бессознательные переживания другой как на свои собственные. Такой тип отыгрывания описан в работах Вейса (Weiss, 1942), Джонсона (Johnson, 1953; Johnson, Szurek, 1952), Шурека (Johnson, Szurek, 1952; Szurek, 1942), Бёрда (Bird, 1954, 1957) и других психоаналитиков.

Резервируя возможность для спасения, суицидент редко принимает в расчет, что своевременному оказанию ожидаемой им помощи может помешать какое-то непредвиденное событие. Серьезной суицидальной попытке могут предшествовать неясные и неоднозначные сигналы и предупреждения. Она может быть приурочена ко времени, когда муж обычно возвращается с работы, или же когда хозяйка временно снимаемого жилья приходит стелить постель, то есть к моменту, когда столь велика вероятность задержки спасителя в силу самых тривиальных причин и когда требуется столь высокая синхронность действий самоубийцы и спасителя, что успех суицидальной попытки становится предрешенным. Но при этом особенно примечательно, насколько редко происходят подобные случайные задержки или события, которые мешают спасителю исполнить предназначенную ему роль. Вместе с тем часто бывает и так, что спаситель узнает об отведенной ему роли, но отказывается от нее или стремится передать ее кому-то другому.

Взаимопонимание суицидента и потенциального спасителя часто нарушается под влиянием тех или иных факторов. Бессознательная враждебность спасителя может быть вызвана повышенной требовательностью, непривлекательностью и антагонизмом суицидента, в результате чего у него формируется доминирующая бессознательная установка: «Ну и поступай, как знаешь, туда тебе и дорога!». Такая установка является одной из причин, почему реакция потенциального спасителя определяется не столько виной, сколько ресурсами Эго и либидо. Отрицание (осознанное и неосознанное) серьезности намерений суицидента вопреки явным свидетельствам в пользу этих намерений ослабляет чувство вины. Позднее, после совершения самоубийства, несостоявшегося спасителя нередко начинает преследовать мучительное чувство вины. Карл Меннингер (Menninger, 1942) отмечает, что родственники часто отказываются признать свою роль пособников самоубийства. Они не в силах открыть глаза на то, как близко такое их поведение к убийству человека. Другим фактором является занятость спасителя его собственными делами, ведущая к загруженности ресурсов его Эго и либидо, так что их оказывается недостаточно, чтобы справиться с суммарными потребностями двух человек.

В статье «Печаль и меланхолия» (Freud, 1924) Фрейд пишет: «Анализ меланхолии показывает, что Эго способно убить себя, когда лишается катексиса объекта и начинает относиться к себе как к объекту, когда оно может направить против себя относящуюся к объекту враждебность – эту первичную реакцию Эго на все объекты внешнего мира. Таким образом, при регрессии, вызванной выбором нарциссического объекта, этот объект действительно уничтожается…» При депрессии Эго не в состоянии разрешить конфликт в отношении фрустрирующего объекта. Следовательно, имеет место регрессия, вызванная выбором нарциссического объекта, и происходит интернализация конфликта. Отвержение объекта является активным актом, повторяющим изначально пассивное переживание отвержения Эго первичным объектом (родителем). Однако это изначальное отвержение, какой бы тяжелой травмой оно ни сопровождалось, не было ни полным, ни абсолютным. В противном случае человек не смог бы выжить. Но это состояние вновь регрессивно активируется, когда возникает ситуация, близкая к изначальной травме или отвержению.

После регрессии и интроекции объект, заключенный внутри Эго, вступает в такое же отношение к его деструктивной части, какое травмированное беспомощное инфантильное Эго исходно имело к покинувшему его первичному объекту. Таким образом, интроецированный объект и травмированное инфантильное Эго оказываются в одинаковом положении по отношению к деструктивной части Эго.

Если мы правильно сформулировали понятие «фантазия быть спасенным», то человек с суицидальными тенденциями буквально повторяет ситуацию первичной травмы и ставит себя в позицию исходно травмированного инфантильного Эго и в ту же самую позицию, что и интроецированный объект внутри Эго. Эго вновь, как и в младенчестве, попадает в теснейшую зависимость от спасителя. И Эго снова должно быть спасено, но на этот раз заместителем первичного объекта (Sterba, 1940). Под желанием быть спасенным подразумевается желание спасти объект и тем самым восстановить прошлые отношения между Эго и внешним (любимым) объектом. Иными словами, желание быть спасенным является попыткой возвращения утраченного и подразумевает, что суицидент должен быть покинут избранным спасителем (выступающем в качестве первичного объекта), если самоубийство действительно совершится.

Ричард Стерба (Sterba, 1940) исследовал тему агрессии, выраженную в фантазии спасения. «Сюжет „спасения“ отражает лишь часть сложной фантазии: объект спасения должен сначала подвергнуться опасности, от которой его убережет сам создатель фантазии. Если фантазия спасения отражает активное желание уберечь объект, попавший в беду из-за агрессии самого создателя фантазии, то фантазия быть спасенным при попытке самоубийства выражает пассивное желание быть спасенным объектом, на который суицидент проецирует часть своей собственной агрессии и на который он бессознательно возлагает ответственность за угрожающую ему смерть. Агрессия, направленная против объекта, или потенциального спасителя, выражена пассивно и состоит в угрозе сделать потенциального спасителя убийцей, если фантазия быть спасенным не исполнится в реальности».