Текст книги "Антология мировой философии. Античность"

Софисты в целом

Аристид 46. [Вначале слово] «софист» было именем, имевшим весьма общее значение… Кажется, что Платон… придал этому имени порицательное значение.

Аристотель Metaph. VI 2. Платон был до известной степени прав, признав небытие за область софистики. В самом деле, рассуждения софистов, можно сказать, больше всего другого имеют дело со случайно данным.

Аристотель Soph. el. I 165. Софистика есть мудрость кажущаяся, а не подлинная, и софист – это человек, умеющий наживать деньги от кажущейся, не подлинной мудрости.

Протагор

Протагор (ок. 480 – ок. 410 до н. э.), как и Демокрит, происходил из г. Абдер. Разъезжая по Греции в качестве «учителя мудрости», неоднократно бывал в Афинах. Здесь в 411 г. Протагор был обвинен в атеизме, а его книга «О богах» публично сожжена. Известны названия и других его книг: «Истина», «О сущем», «Великое слово», «Противоречия» и другие, но из всех их до нас дошли лишь незначительные фрагменты.

Согласно Протагору, у каждого человека своя истина, ее критерием является восприятие здорового и нормального человека.

Протагор (у Секста adv. math. VII 60). Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют.

Секст Pyrrh. hypot. I 216–219. Протагор… мерой называет критерий, вещами же – дела (то, что делается); таким образом, он утверждает, что человек есть критерий всех дел: существующих, что они существуют, несуществующих, что они не существуют. И вследствие этого он принимает только то, что является каждому [отдельному человеку], и таким образом вводит [принцип] относительности…

[Протагор] говорит, что материя текуча и при течении ее беспрерывно происходят прибавления взамен убавления ее и ощущения перестраиваются и изменяются в зависимости от возрастов и прочих телесных условий. Он говорит также, что причины всего того, что является, лежат в материи, так что материя, поскольку все зависит от нее самой, может быть всем, что только является всем [нам]. Люди же в различное время воспринимают по-разному, в зависимости от различий своих состояний. А именно тот, кто живет по природе, воспринимает то из заключающегося в материи, что [может явиться] живущим по природе, живущий же противоестественно – то, что может являться живущим противоестественно. И совершенно то же самое учение дается и в отношении возрастов, и относительно сна или бодрствования, и о каждом виде состояния [человека]. Итак, согласно его учению, критерием существующего является человек. Ибо все, что представляется людям, то и существует… Итак, мы видим: и [в своем учении] о текучести материи, и [в учении] о том, что причины всех явлений лежат в материи, он держится догматических взглядов.

Секст adv. math. VII 60. [Протагор] говорил, что все продукты воображения и все мнения истинны и что истина принадлежит к тому, что относительно, вследствие того, что все явившееся или представившееся кому-нибудь существует непосредственно в отношении к нему.

Платон Cratyl. 385 Е. [Протагор говорил], что мера всех вещей есть человек, то есть какими вещи являются мне, таковы они и суть для меня, а какими они являются тебе, таковы они для тебя.

Протагор (у Платона Theaet. 166D–167B). В самом деле, я утверждаю, что истина такова, как я ее описал; а именно [что] каждый из нас есть мера существующего и несуществующего. И действительно, бесконечно один [человек] от другого отличается этим самым, так как для одного существует и является одно, для другого другое. Но я далек от того, чтобы не признавать мудрость и мудрого человека. Напротив, именно того я и называю мудрым, кто, если с кем-нибудь из нас случится кажущееся и действительное зло, сумеет превратить его в кажущееся и действительное добро. А я думаю, что [человека], имевшего в дурном, [поврежденном], состоянии души соответствующие этому самому [состоянию] мнения, то есть дурные мнения, [вернувшееся к нему] хорошее состояние сделало имеющим иные таковые, [то есть хорошие, мнения]. Последние представления некоторые по незнанию называют истинными, я же признаю лишь одни мнения лучшими, чем другие, но отнюдь не более истинными.

Диоген Лаэртский IX 51. [Протагор] первый сказал, что о всякой вещи есть два мнения, противоположных друг другу… И [еще он говорил], что все истинно.

Аристотель Rhet. II 24. Это есть «делать слабейшую речь сильнейшей». И поэтому справедливо вызывает негодование у людей объявление Протагора. Ибо [его дело] есть ложь и не истина, но кажущееся правдоподобие, и [ему нет места] ни в одном искусстве, кроме как в риторике и эристике.

Протагор (у Евсевия Praep. evang. XIV 3,7). О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду. Ибо многое препятствует знать [это]: и неясность [вопроса], и краткость человеческой жизни.

Горгий

Горгий (ок. 483–375 до н. э.) из сицилийского города Леонтины был учеником Эмпедокла. Прибыв в 427 г. в Афины как глава леонтинского посольства, Горгий поразил афинян своим красноречием. Он умел говорить без подготовки на любую тему и «за», и «против». Горгий – автор трактата «О несуществующем, или О природе», из которого сохранились небольшие отрывки.

Исократ 10, 3. В самом деле, разве кто-нибудь мог бы превзойти Горгия, дерзнувшего говорить, что ничто из существующего не существует?

Исократ 15,268. Горгий же [учил, что] совершенно нет никакого бытия.

Аристотель Rhet. III 18. Горгий правильно говорил, что серьезность противников следует убивать шуткой, шутку же – серьезностью.

Секст adv. math. VII 65. Из той же самой группы [философов] Горгий Леонтинский предводительствовал отрядом отрицавших критерий [истины] на основании иных соображений, чем какие были у Протагора и его последователей. А именно в сочинении, носящем заглавие «О несуществующем, или О природе», он устанавливает три главных положения, непосредственно следующих одно за другим. Одно [положение] – именно первое – [гласит], что ничто не существует; второе – что если что-либо и существует, то оно непознаваемо для человека; третье – что если оно и познаваемо, то все же по крайней мере оно непередаваемо и необъяснимо для ближнего.

Продик

О Продике (2-я половина V в. до н. э.) известно немного. В диалоге Платона «Протагор» Сократ сравнивает Продика с Танталом, называет его мудрость издревле божественной, а его самого премудрым. Однако похвала Сократом Продика иронична. В другом диалоге Платона «Кратил» Сократ высмеивает корыстолюбие этого софиста, который за 50 драхм преподавал иначе, чем за одну (за эту цену и слушал Продика бедный Сократ).

Продик занимался проблемами языка. Прежде чем философствовать, надо научиться правильно употреблять слова. Поэтому, разрабатывая синонимику, он уточнял значение слов, различал оттенки в синонимах. Помимо этого, Продик, как и Протагор, занимался проблемой происхождения и сущности религии, за что получил прозвище «безбожник».

Платон Euthid. 277 Е. Сперва, как говорит Продик, следует изучить [учение] о правильности имен.

Цицерон de nat. deor. I 37, 118. Продик… сказал, что те предметы, которые были полезны для жизни людей, были занесены в число богов.

Секст adv. Math. IX 18. Продик же Кеосский говорит: «Солнце, луну, реки, источники и вообще все, что полезно для нашей жизни, древние признали богами вследствие получаемой от них пользы, подобно тому как египтяне обоготворили Нил»; по этой-то причине хлеб был признан Деметрой, вино – Дионисом, вода – Посейдоном, огонь – Гефестом и вообще каждая из употреблявшихся на пользу людям вещей была подобным образом обоготворена.

Фемистий Or. 30. Продик всякое священнодействие у человека, и мистерии, и таинства ставит в связь с благами земледелия, считая, что отсюда появилось у людей и самое представление о богах, и всяческое благочестие.

Фразимах

О Фразимахе (2-я половина V в. до н. э.) известно еще меньше, чем о Продике. Утверждают, что он был выходцем из Халкедона. Судя по сохранившимся упоминаниям, он весьма глубоко вдавался в диалектику общественной жизни.

Платон Polit. I 338 С – 344 А. Так слушай, сказал он, [Фразимах]: справедливым я называю не что иное, как полезное сильнейшему… Всякая власть дает законы, сообразные с ее пользою… Дав же законы, полезные для себя, она объявляет их справедливыми для подданных и нарушителя этих законов наказывает как беззаконника и противника правде… Во всех городах справедливое одно и то же: это – польза постановленной власти… Овчары или волопасы заботятся о благе овец либо быков, кормят их и ходят за ними, имея в виду… благо господ и свое собственное… те же мысли в отношении к подчиненным у самих правителей обществ… как бы отсюда извлечь свою пользу… Справедливость и справедливое… есть благо чужое, то есть польза человека сильнейшего и правителя, а, собственно, для повинующегося и служащего это – вред. Человек справедливый везде выигрывает менее, нежели несправедливый… Легче же всего узнаешь это, когда дойдешь до несправедливости совершеннейшей, которая обидчика делает самым счастливым, а обижаемых и не желающих обижать – самыми несчастными. Такова тирания.

(Пер. В. Н. Карпова)

Гиппий

Гиппий из Элиды (2-я половина V в. до н. э.) опровергал всеобщую значимость государственных законов, считая их насилием над отдельным человеком. Общезначимые законы, например почитание родителей, он считал установленными от богов. Гиппию приписывали занятия математикой, астрономией, музыкой, грамматикой и другими науками.

Платон Prot. 337 С. Закон… будучи тираном людей, часто действует насильственно, против природы.

Антифонт

Антифонт (2-я половина V в. до н. э.) – один из первых профессиональных учителей философии и ораторского искусства. Основная идея Антифонта – противопоставление действительно существующего и существующего во мнении людей. В сочинении «Истина» Антифонт излагал астрономические и метеорологические взгляды (учение о происхождении мира из вихря) и, развивая идеи элейской школы, утверждал, что «все есть единое». Антифонт отрицал объективное существование единичных вещей и времени. Этику Антифонт понимал как «искусство быть беспечальным». Антифонт признавал равенство всех людей по природе: «От природы мы все и во всем устроены одинаково – и варвары и эллины», «все мы дышим через нос и рот и едим руками». Природу Антифонт ставил выше закона и противопоставлял ее государственной власти и общественным установлениям.

Аэций I 22, 6. [Антифонт]: время есть наша мысль или мера, а не сущность.

Oxyrh. Pap. XI № 1364. (1) Справедливость [заключается в том, чтобы] не нарушать законы государства, в котором состоишь гражданином. Так, человек будет извлекать для себя наибольше пользы из применения справедливости, если он в присутствии свидетелей станет соблюдать законы, высоко их чтя, оставаясь же наедине, без свидетелей, [будет следовать] законам природы. Ибо предписания законов произвольны, [искусственны], [веления же] природы необходимы. И [сверх того], предписания законов суть результат соглашения [договора людей], а не возникшие сами собой [порождения природы]; веления же природы суть самовозникшие [врожденные начала], а не продукт соглашения [людей между собой]. (2) Итак, тот, кто нарушает законы, если это остается тайным от [остальных] участников соглашения, свободен от позора и наказания; если же [его противозаконный поступок] открывается, то его постигает позор и кара. Но если кто-нибудь попытается насильственно нарушить что-нибудь из коренящихся в самой природе [требований], идя против [естественной возможности], то, если это и остается скрытым от всех людей, бедствие [от этого для него самого] будет ничуть не меньшим и нисколько не большим, чем в том случае, если это все увидят. Ибо [в этом случае] вред причиняется не вследствие мнения [людей], но поистине. Вообще же рассмотрение этих [вопросов] приводит к выводу, что многие [предписания, признаваемые] справедливыми по закону, враждебны природе [человека]… (4) Что же касается полезных [вещей], то те из них, которые установлены [в качестве полезных] законами, суть оковы [для человеческой] природы, те же, которые определены природой, приносят [человеку] свободу… (5) [В поступках, противоречащих природе], заключается [причина] того, что люди страдают больше, когда можно было бы меньше страдать, и испытывают меньше удовольствий, когда можно было бы больше наслаждаться, и [чувствуют себя] несчастными, когда можно не быть таковыми.

Fr. В. (1) Тех, которые происходят от знатных родителей, (2) мы уважаем и чтим, тех же, которые не из знатного дома, мы не уважаем и не почитаем. В этом мы поступаем по отношению друг к другу как варвары, потому что по природе мы все во всех отношениях равны, притом [одинаково] и варвары, и эллины. [Здесь] уместно обратить внимание на то, что у всех людей нужды от природы одинаковы… И в самом деле, мы все [одинаково] дышим воздухом – через рот и нос и едим мы все [одинаково] – при помощи рук.

Сократ

Сократ (ок. 470–399 до н. э.) – древнегреческий философ, один из основателей диалектики как метода отыскания истины путем постановки наводящих вопросов. Он вел жизнь философа – жил непритязательно, но имел досуг. Был плохим семьянином, не заботился ни о жене, ни о трех своих сыновьях, родившихся у него поздно. Все свое время посвящал философским беседам и спорам. Излагал свое учение устно. Главные источники сведений о Сократе – произведения его учеников Ксенофонта и Платона.

Сократ был приговорен к смертной казни по официальному обвинению за «введение новых божеств и за развращение молодежи в новом духе» и должен был выпить «государственный яд» – цикуту (Conium maculatum, болиголов пятнистый).

Его жизнь и его учение произвели глубочайшее впечатление на современников, о чем лучше всего свидетельствует то обстоятельство, что почти все послеаристотелевские школы греков: стоики, эпикурейцы и даже скептики – рисовали портреты мудреца или счастливого человека с Сократа, и они имели на то право, ибо сам Сократ признавал себя счастливейшим человеком (Ксеноф. Восп., IV, 8).

Из двух главных источников знаний о жизни и философии Сократа – «Воспоминания» Ксенофонта и «Диалоги» Платона – первый имеет то несомненное преимущество, что он изображает действительного, а не идеализированного Сократа. Ксенофонт старается передать подлинные слова своего учителя, и образ, нарисованный Ксенофонтом, делает вполне понятной ту высокую оценку, которую Сократ обрел во всех последующих поколениях людей.

Учение Сократа внешне походит на учение софистов, и он нередко прибегал к приемам софистики. Так, например, для того, чтобы принизить Эвтидема, гордящегося своим образованием, Сократ сбивает молодого человека с толку и показывает ему, что он ничего не знает, и, только когда Эвтидем стал последователем Сократа, когда Сократ нашел в нем стремление к совершенствованию, тогда Сократ перестал мучить его вопросами и начал сообщать ему положительное учение. Учению Протагора об относительности нашего познания Сократ противопоставил учение о правильном разуме. Истина, говорит Ксенофонт (Восп., IV, 6–7), обнаруживалась тем путем, что Сократ возводил речь к самому принципу, и это возведение он производил с безусловной простотой, исходя из общеизвестных положений, в которых он старался указать неясности и противоречия, требующие примирения в более высоком общем начале.

Вера в разум как критерий истины и лжи приводила Сократа к принятию общепризнанных положений, согласных с разумом. Разум для Сократа не выражался в индивидуальной мысли, годной для определенного человека, но, будучи общим для всех людей, он должен был приводить к признанию общегодной истины. Общегодность не есть еще истинность, но общегодностью можно было воспользоваться для опровержения софистики, которая строила свои выводы на том, что рассматривала разум как индивидуальную способность.

Сократ мог бы найти в своем учении основание, чтобы придать своему положению о том, что истина заключается в правильно определенных понятиях, иное, более глубокое обоснование, но у Ксенофонта мы этой попытки не находим. В этическом учении, напротив, это основание обнаруживается весьма ярко. Он не учит ничему, чего бы он не нашел в сознании греков, в греческой жизни: он постоянно повторяет, что к счастью ведет только один путь, а именно добродетель, что все добродетели в существе тождественны, что они суть лишь формы одной основной правды, как все пороки проистекают из одного истоника – лжи. Для того чтобы достигнуть этой единой добродетели, нужно найти ее прежде всего в самом себе, – отсюда первое требование: познай самого себя; когда это достигнуто, тогда легко внести правду и во все отношения к другим людям. Найти правду можно только размышлением, постоянным анализом своих поступков и суждений, и это размышление показывает, что добро и красота тождественны (Ксеноф. Восп., III, 8). Но то, что прекрасно и хорошо, в то же самое время и полезно. Если все добродетели коренятся в знании, то истинная сущность мужества, умеренности и справедливости состоит в знании (Ксеноф. Восп., IV, 3), без знания же природные дарования делают человека только более несправедливым и способным делать зло. Но если сущность добродетели заключается в знании, то этим определяется и путь приобретения добродетели. Сократ весьма ценил природные, прирожденные качества, как, например, благородное происхождение, но они без науки и постоянной работы бесплодны (Ксеноф. Восп., II, 6, и III, 9). Люди по природе различны и различно одарены, но наука может усилить и исправить природные данные. Это справедливо не только относительно отдельного лица, но и относительно государства и народа.

В учении Сократа о единстве добродетели, о тождестве ее со знанием и, следовательно, о возможности приобретения ее, – никто не зол добровольно, а лишь по неведению, учит Сократ, – нет еще определения добродетели по существу, здесь мы имеем дело лишь с формальной стороной. В понимании содержания добра Сократ не отступает от того, что общегреческое сознание признавало добром; так, он учит, что справедливое есть то, что положено законом, и добро – то, что признается государством таковым. Уважение к законам родины Сократ доводил до того, что ни в чем не хотел их нарушать: например, не хотел избавиться от несправедливого приговора и бежать из темницы, ссылаясь на то, что он уже в утробе матери был афинянином. Естественно, что такое учение, в котором выражались лучшие стороны греческого самосознания, учение, строго проведенное в жизни («Я стараюсь на деле, а не на словах только быть справедливым», – говорил Сократ. Ксеноф. Восп., IV, 4), должно было производить глубокое впечатление. Сократ советует заниматься наукой только настолько, насколько это необходимо для жизни: так, необходимо приобрести некоторые сведения по счету, по геометрии и астрономии, но углубляться в изучение астрономии не следует, как потому, что боги не хотят, чтобы проникали в то, что ими скрыто от взоров людей (Ксеноф. Восп., IV, 7), так и потому, чтобы не впасть в безумие, занимаясь столь трудными вопросами, как это случилось с Анаксагором. Наиболее важной, царственной наукой он считал умение управлять собой и людьми, а ее можно достичь размышлением и самопознанием. Но он ни во что не ставил людскую мудрость и людские дела по сравнению с указаниями, идущими от Бога. Поэтому демона Сократа отнюдь нельзя понимать как метафорическое обозначение совести, или в таком случае придется самой совести придать метафорическое значение: несомненно, что демон Сократа, удерживавший его от различных действий, для него есть голос самого Божества, непосредственно открывающийся в совести философа.

Вот учение Сократа, как оно представлено Ксенофонтом, и мы охотно поверим этому автору, утверждающему, что никто никогда не видел Сократа делающим или говорящим что-либо вредное для нравственности или религии. Дух должен господствовать в человеке – таков смысл его учения.

Ниже приводятся выдержки из работ, в той или иной мере посвященных Сократу – человеку и философу: «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» Диогена Лаэртского (в переводе М. Л. Гаспарова), «Воспоминаний о Сократе» Ксенофонта (в переводе Г. А. Янчевецкого, с некоторыми изменениями), «Диалогов» Платона (в переводе С. Я. Шейнман-Топштейн) и «Политики» Аристотеля (в переводе С. А. Жебелева).