Текст книги "Российский либерализм: идеи и люди"

Деятельность комитета протекала неравномерно, и после активного начала наступило некоторое затишье – до тех пор, пока им вновь не занялся банкир и чиновник, общественный деятель, трудолюбивый и очень напористый человек Е. И. Ламанский. К тому времени он занимал кресло председателя Совета Волжско-Камского коммерческого банка, и в начале 1895 года, по инициативе чиновника особых поручений при министре финансов А. К. Голубева, взялся за возрождение Комитета. Ламанский обратился с циркулярным письмом к правлениям акционерных коммерческих банков, предложив принять участие в финансировании деятельности канцелярии комитета. Большинство банков откликнулись на призыв. Благодаря их финансовой поддержке возобновилась издательская деятельность комитета. Ближайшее руководство деятельностью канцелярии взял на себя Евгений Иванович, и с 1895 года в свет выходили сводные ежемесячные балансы акционерных коммерческих банков и балансы обществ взаимного кредита. Начиная с 1896 года комитет стал издавать справочную книгу «Русские банки»; она имела большой успех и быстро раскупалась. Кроме того, был издан обширный труд «Статистика краткосрочного кредита», посвященный операциям акционерных банков коммерческого кредита в 1894–1895 годах. Комитет сделался издательским центром акционерных коммерческих банков обширной Российской империи. Е. И. Ламанский оставался его председателем до 1902 года – года своей кончины.

С выходом в отставку в 1882 году он не занимал крупных государственных постов. Правда, сосредоточившись на деятельности в комитете и Волжско-Камском коммерческом банке, этот энергичный человек находил время и для других организаций. Участвовал в работе Петербургской городской думы и Петергофского уездного земства; три года был председателем III отделения Вольного экономического общества. Е. И. Ламанского нередко приглашали читать лекции – в научных кругах его знали не только как экономиста, но и как географа. В 1880-х годах он занимался вопросами банковской системы, денежного обращения и кредита в Италии, а также собирал материалы по истории, культуре и экономике Индии.

В глазах крупных чиновников он потерял прежнее влияние – некоторые бывшие знакомые отошли от него. Граф Н. П. Игнатьев, посещавший известные в свое время в Петербурге «экономические обеды», где дискутировались различные экономические и политические проблемы, выступил одним из инициаторов его отставки. Ф. Г. Тернер, занимавший высокие посты в Министерстве финансов, проявлял высокомерие. Худшая черта чиновничьего Петербурга: человека забывали после его ухода с должности. Тем не менее фигура Е. И. Ламанского оставалась в поле зрения известных деятелей. В частности государственный секретарь А. А. Половцов одно время считал возможным привлечь его к работе Государственного совета. Однако резкие высказывания против министра финансов Н. Х. Бунге и проводимой им денежно-кредитной политики заставили чиновника быть более осторожным в этом вопросе.

Дружеские отношения между Е. И. Ламанским и Н. Х. Бунге испортились в результате ревностного отношения Ламанского к своему бывшему подчиненному, которого в 1862 году именно по его рекомендации назначили управляющим Киевской конторой Государственного банка. Евгений Иванович болезненно воспринимал повышение Бунге до министра финансов и в то же время свою отставку. В декабре 1885 года, когда над Бунге «сгущались тучи», в качестве его возможных преемников звучали фамилии А. А. Абазы, Д. М. Сольского, М. Н. Островского – и Е. И. Ламанского. Однако и на этот раз фортуна обошла стороной бывшего управляющего: кресло министра финансов в 1887 году занял И. А. Вышнеградский, которого считали креатурой консервативных кругов.

Академик В. П. Безобразов (как и Е. И. Ламанский, выпускник Царскосельского лицея) был одним из немногих, кто сохранил с Евгением Ивановичем дружественные отношения. Хотя и склонный говорить о злоупотреблениях Е. И. Ламанского, он возмущался двуличием вчерашних коллег. Когда в апреле 1887 года избирали председателя «экономических обедов», большинство приглашенных крупных чиновников и экономистов проголосовали против кандидатуры Евгения Ивановича. Как вспоминал В. П. Безобразов, бывший управляющий «с удивительным смирением всему подчинился».

Управляющий Государственным банком очень болезненно переживал свою отставку с этого поста. И в отчаянии подал просьбу о полной отставке с государственной службы, отказавшись от получения причитавшейся ему пенсии. Он говорил А. А. Половцову: «При учреждении Государственного банка мне дали 15 миллионов, и в течение двадцати лет я давал правительству ежегодно 8 миллионов прибыли; что касается до денег, розданных мной в займы, то, во-первых, еще ни одна копейка не пропала, а во-вторых, я исполнял определительно выраженное мне Рейтерном и самим государем желание, чтобы война (имеется в виду Русско-турецкая война 1877–1878 годов. – А. Б.) прошла без внутренних финансовых потрясений, без банкротств, как это и делалось».

Оставаясь в стороне от управления, Е. И. Ламанский живо интересовался банковской политикой Министерства финансов и взглядами на решение макроэкономических задач. Он болезненно воспринимал отход от принципов автономии главного банка империи и его коммерческого характера. И поэтому положительно отзывался о деятельности М. Х. Рейтерна, критикуя при этом политику Н. Х. Бунге, который, по мнению Ламанского, превратил Государственный банк в подчиненное Казначейству учреждение: «банк сделался оброчной статьей в государственном бюджете». Нарекания финансиста вызывали такие действия министерства, как задержка распределения прибыли и ее зачисление в ресурс Казначейства, «устранение банка от возложенных на него ликвидационных операций» (по ликвидации долгов дореформенных казенных банков. – А. Б.). Это способствовало «вторжению государства в область частных коммерческих интересов» и замещению основных функций банка, призванного поддерживать в стране «как самостоятельное развитие торговли и промышленности, так и прочный государственный кредит, основанный на собственных силах народа». Ламанский полагал, что формулированные им в конце 1850-х – начале 1860-х годов принципы устройства Государственного банка совершенны, и никогда не подвергал их сомнению. А их нереализованность считал лишь следствием ряда причин, в частности сопротивления представителей высшего слоя бюрократии, слабо подготовленной к пониманию его идей.

Осторожно Ламанский относился и к новациям нового министра финансов И. А. Вышнеградского. В феврале 1888 года глава финансового ведомства представил в Государственный совет законопроект о допущении «при обязательном и неразменном обращении кредитных билетов сделок, в виде исключения, на золотую валюту». Правда, проект был взят обратно для предварительного обсуждения с представителями от биржевого комитета в специально созданной комиссии, которая заседала в марте 1888 года. Реакция бывшего управляющего Государственным банком проявилась очень скоро: 19 марта того же года он опубликовал статью «Сделки на золотую валюту как средство к улучшению бумажно-денежного обращения». «Что могут сделать в этих условиях сделки на звонкую монету, когда нет оснований и потеряна всякая система в бумажном неразменном обращении?» – спрашивал автор. На примере финансовой истории Италии 1860–1880-х годов он показал, что достижение свободного размена возможно лишь при поэтапном осуществлении ряда продуманных мер. Как известно, в Италии свободный размен банкнот на звонкую монету ввели в 1883 году, хотя осуществление необходимых мер началось уже в 1870-х. В 1874 году в этой стране был принят закон о частичном допущении сделок на звонкую монету. Путем консолидации внутреннего государственного долга и увеличения золотого запаса, в том числе за счет большего собирания налогов, Италии удалось провести реформу свободного размена.

Е. И. Ламанский считал, что для России проект 1888 года – лишь официальные полумеры, которые ни к чему не приведут. Во многом такое скептическое отношение было связано с воспоминаниями о провале реформы свободного размена 1862–1863 годов. Недооценив высокие способности И. А. Вышнеградского, Ламанский ожидал, что он на посту министра финансов повторит его более ранние ошибки. Однако, как показала история, именно Вышнеградскому удалось создать бездефицитный государственный бюджет и устойчивое высокое положительное сальдо во внешнеторговом балансе, а также накопить большой золотой запас. Благодаря чему стало возможным проведение долгожданной денежной реформы 1895–1897 годов, в результате которой бумажный рубль стал свободно размениваться на золотую монету.

Пришедший в 1892 году министр финансов С. Ю. Витте уважал Ламанского; их роднили некоторые черты характера: напористость, трудолюбие, ответственность. Витте пригласил шестидесятисемилетнего Ламанского, остававшегося все еще подвижным и активным, в Особую комиссию по пересмотру устава Государственного банка. Евгений Иванович принял в работе самое деятельное участие. Однако его мышлению и экономическому кругозору не хватало новизны; казалось, он пребывал в экономических реалиях любимых им 1870-х. Не разделяя взглядов протекционистов и осторожно относясь к политике Витте по расширению кредитования отечественных производителей, Ламанский был уверен, что устав Государственного банка 1860 года не нуждается в коренных изменениях.

Опасения вызвала прежде всего брошенная заместителем министра финансов А. Я. Антоновичем фраза о «валюте честности и ума» – такое «обеспечение», по мнению Евгения Ивановича, могло способствовать только росту убытков банка по учетно-ссудным операциям. Несогласие обнаруживалось и по вопросу о расширении компетенции управляющих учреждениями банка. В декабре 1892 года, по инициативе министра финансов, было испрошено разрешение императора на учет векселей учреждениями Государственного банка самостоятельно, без оценки учетно-ссудного комитета. Узнав об этом, Ламанский заметил: найдутся такие управляющие, которые «охотно в своем личном интересе будут учитывать векселя». Это замечание, к сожалению, скоро оправдалось.

Ламанский показал себя сторонником «банковской политики» Государственного банка, решительно протестуя против соло-векселей как недостаточно обеспеченных в платеже и осторожно относясь к подтоварному кредиту, кредиту крестьян и кустарей. По его мнению, незыблемым оставалось то основание кредита, которое заложено в его надежном обеспечении. Очевидно, несогласие Ламанского с Витте по вопросам денежно-кредитной политики привело к тому, что Евгения Ивановича не пригласили к участию в комиссиях по денежной реформе 1895–1897 годов, в удачном завершении которой он, судя по всему, сомневался.

Параллельно с деятельностью в комиссии по пересмотру устава Государственного банка Ламанский готовил к изданию обширный труд, посвященный экономике и истории Индии и составленный из материалов публичных лекций. Он вышел в 1893 году в петербургской типографии газеты «Новости» под названием «Индия: I. О неурожаях в Индии. II. Современная Индия». Нетрудно догадаться, что при довольно конкретном уме автора в этой работе отразились конкретных российских реалий: неурожай 1891 года и последовавший за ним «голодный» 1892-й (по признанию Витте, самый страшный голод в истории России XIX века).

Ламанский обнаруживает много общего между Индией и Россией и в области сельского хозяйства вообще, и в определяющем влиянии неурожаев на развитие общества. В предисловии он пишет, что с этой точки зрения Россия приближается к Востоку. В Европе, несмотря на высокую плотность населения, даже в самые трудные годы неурожаи не имели таких последствий, как в азиатских странах. Исследователь хочет познакомить читателя с тем, что сделали в Индии «практичные англичане», «тем более что характер сельской промышленности, некоторые формы землевладения, способы обработки земли и другие черты индийского населения до некоторой степени напоминают то, что мы наблюдаем в нашем Отечестве».

В книге рассмотрены главным образом государственное устройство и экономика Индии, в том числе и вопросы денежного обращения. Значительная ее часть посвящена проблеме неурожаев; автор подробно останавливается на государственных мероприятиях по борьбе с ними. Роль государства велика как в России, так и в Индии. Однако, полагает Ламанский, необходимо известное ограничение его функций: государство «безусловно должно держаться принципа невмешательства в обычные обороты хлебной торговли». Правительство может оказывать помощь землевладельцам путем налоговых льгот (при условии, что землевладельцы подобные льготы будут оказывать своим арендаторам), а также путем выдачи ссуд мелким землевладельцам, оказавшимся из-за неурожая в затруднительном положении. Ссуды целесообразно выдавать и крупным землевладельцам – при условии, что они воспользуются ими для производительных расходов.

Ламанский подробно останавливается на государственных мерах помощи местностям, пострадавшим от неурожая: создание оптимального плана действий с учетом сбора всех сведений о положении в стране; раздача бесплатных пособий; организация домов для бедных; надзор за деревнями и снабжение их продовольствием; устройство запасных хлебных магазинов. Таким образом, книга об Индии написана как руководство для решения российской проблемы голода – периодически возникающей и пагубно сказывающейся на народном хозяйстве.

31 января 1902 года просвещенная Россия узнала о смерти Е. И. Ламанского. Его похоронили 3 февраля на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. От Государственного банка на его могилу возложили золотой венок, что для того времени было проявлением большого уважения к заслугам усопшего. Почти все известные столичные газеты сообщили о кончине известного финансиста, написав о «большом значении в правящих сферах и огромной популярности в обществе».

На страницах «Нового времени» А. С. Суворин вспоминал: «Я не раз слышал его речи и в думе, и на лицейских юбилейных обедах 19 октября, и всегда речи эти производили впечатление, выделялись среди прочих речей. В них чувствовались самобытный ум и сильный характер». Автор некролога, помещенного в журнале «Народное хозяйство», описал Е. И. Ламанского как «человека большого ума», который «обладал редкими для непрофессионального ученого специальными познаниями», как «крупную личность», формировавшую вокруг себя среду единомышленников: «Ламанский являлся душой всей нашей банковой политики, как она определилась в 1860–1870-е годы. Таким образом, история ему поставит и хорошее, и дурное этой политики в актив и пассив его деятельности».

В 1903 году была опубликована небольшая книга об этом «выдающемся деятеле». Книгу написал хорошо знавший его (особенно в последние годы) Ф. А. Юргенс: «Ламанский выделялся по широте и глубине мыслей и представлял наиболее яркий тип характера великой преобразовательной эпохи 60-х годов. Его крупная заслуга состояла в направлении развития и умножения материального благосостояния государства и поднятия экономического положения, за что на страницах истории имя Ламанского причислится к числу наиболее выдающихся лиц, способствовавших культурному развитию России».

В память о Евгении Ивановиче сослуживцы установили в здании Общества взаимного кредита на Екатерининском канале в Петербурге его бюст, а также памятную доску. В Государственном банке был создан специальный фонд имени Е. И. Ламанского: из него давались пособия детям малоимущих служащих на получение образования.

Уходя из жизни, Е. И. Ламанский оставил абсолютно изменившийся мир, отличный от времен его молодости. «Великие реформы», банки и железные дороги, прочный государственный кредит – в этих достижениях эпохи Евгений Иванович принимал самое активное участие. Но главным и зримым памятником его деятельности останется, пожалуй, Государственный банк – детище, созданное под влиянием европейских образцов и надолго пережившее своего основателя.

Николай Христианович Бунге: «Калоши и зонтик мои в порядке – я готов уйти отсюда каждую минуту»***Валерий Степанов

Среди преобразователей России Николай Христианович Бунге (1823–1895) до сих пор остается недооцененным реформатором. Между тем это одна из интереснейших политических фигур XIX столетия: видный ученый-экономист, известный общественный деятель и публицист, участник Великих реформ 1860-х годов. Уже на склоне лет судьба вознесла его на самую вершину бюрократической пирамиды. На посту министра финансов (1881–1886) Бунге инициировал ряд социально-экономических преобразований. Он вошел в историю как крупнейший реформатор царствования Александра III, непосредственный предшественник С. Ю. Витте и П. А. Столыпина.

Н. Х. Бунге родился в Киеве 11 ноября 1823 года в дворянской семье немецкого происхождения. На склад его ума и характера заметное влияние оказали образ жизни и традиции многочисленного семейного клана, в котором издавна культивировались трудолюбие и любовь к знаниям. Дед Н. Х. Бунге, Георг-Фридрих, переехавший в Киев из Восточной Пруссии в середине XVIII века, был фармацевтом и владельцем первой в городе частной аптеки, избирался членом Вольного экономического общества. Его сыновьям и внукам удалось многого достичь на научном поприще. Отец будущего министра финансов, Христиан Георг, получил в Йенском университете степень доктора медицины и специализировался главным образом на лечении детских болезней, служил в Киевской духовной академии, военном госпитале, а после выхода в отставку занимался частной практикой. Мать, Екатерина Николаевна (урожденная Гебнер), происходила из обрусевшей немецкой семьи.

В 1841 году Николай Христианович с золотой медалью окончил 1-ю киевскую гимназию и поступил на юридический факультет Университета св. Владимира. На студенческой скамье началось увлечение вопросами экономики и финансов, которое и определило круг его научных интересов. Получив степень кандидата законоведения, Бунге с 1845 по 1850 год читал курс о законах казенного управления в лицее кн. Безбородко в Нежине. В своих лекциях он сверх установленной программы излагал основы политической экономии. В 1847 году Николай Христианович защитил магистерскую диссертацию о торговом законодательстве Петра I. По образованию и воспитанию он был либералом-западником, истинным «человеком 40-х годов» и с юных лет испытывал неприязнь к крепостничеству, деспотизму, произволу и коррупции. В Нежине Бунге сблизился со свободомыслящими преподавателями и, по словам своего ученика Е. Э. Картавцова, стал «душой и главой кружка, горячо сочувствовавшего проповеди Грановского и Белинского, – кружка, не скрывавшего отрицательное отношение свое к тогдашним язвам русского общества – крепостному праву и взяточничеству – и искавшего идеалов на Западе».

В 1850 году Бунге был переведен в Университет св. Владимира, где на протяжении трех десятилетий преподавал политическую экономию, статистику и полицейское право. В 1852 году он защитил докторскую диссертацию по теории кредита и получил звание профессора; с 1859 по 1862 год, с 1871 по 1875 и с 1878 по 1880 год занимал пост ректора. Его научные воззрения формировались под влиянием школ западной политэкономии. В 1840–1850-е годы Бунге выступал сторонником идей экономического либерализма с их апологией частной собственности, свободы предпринимательства и конкуренции. Он во многом разделял мнение А. Смита и других теоретиков классической школы о невмешательстве государства в экономическую жизнь. В своих работах резко критиковал теории социализма, называя его «злом, от которого гибнут нравственность, долг, свобода, личность». Особое неприятие у Бунге вызывали идеи марксизма. Причину их популярности он видел в том, что К. Маркс «обращается к хищническим инстинктам обездоленного человечества»; в действительности же следование его рецептам может привести только «в царство деспотизма большинства и всеобщего рабства». В этом духе Николай Христианович воспитал многих учеников, создав «киевскую школу экономистов», одну из крупнейших в России. Его последователей (Д. И. Пихно, А. Д. Билимовича и др.) объединяли критика трудовой теории стоимости, преимущественное внимание к практическим вопросам экономической политики и отрицание социалистической доктрины.

Авторитет Бунге как ученого и педагога был настолько высок, что в 1863 году он был приглашен для преподавания «науки о финансах» наследнику престола великому князю Николаю Александровичу. Интеллигентный и эрудированный профессор из Киева понравился царской семье. Вскоре к изучению финансов на некоторое время присоединился и другой сын императора – великий князь Александр Александрович, вскоре, после смерти старшего брата ставший наследником. Будущий Александр III пленился ясным умом и обаянием личности наставника. Знакомство с императорской фамилией имело впоследствии огромное значение для взлета карьеры Бунге.

Николай Христианович был деятельной натурой, не замыкался в тиши профессорского кабинета и стенах университетских аудиторий. В годы общественного подъема, начавшегося после поражения России в Крымской войне, он принял активное участие в движении либеральной интеллигенции. В Киевском университете возникла «прогрессивная партия», ядром которой стал триумвират: Н. Х. Бунге, профессор отечественной истории П. В. Павлов и профессор всеобщей истории В. Я. Шульгин. Несмотря на свою молодость, Николай Христианович был главой этой группы. Он поддерживал также тесные связи со столичными либералами, прежде всего с петербургским кружком К. Д. Кавелина и братьев Н. А. и Д. А. Милютиных, в котором разрабатывались теоретические основы и конкретные проекты будущих преобразований. Бунге выдвинулся и как известный публицист, выступавший в печати по самым актуальным проблемам современности. Он – постоянный автор «Русского вестника», «Отечественных записок», «Экономического указателя» и других ведущих периодических изданий.

Бунге принадлежит к плеяде творцов Великих реформ. В 1859–1860 годах он был членом-экспертом Редакционных комиссий, учрежденных для подготовки проекта освобождения крестьян от крепостной зависимости. Николай Христианович сразу же примкнул к либеральному большинству и на заседаниях общего присутствия комиссий последовательно отстаивал основные принципы будущего преобразования: освобождение крестьян с землей за выкуп, их право на бессрочное пользование наделами и неизменность повинностей. Особенно велика его заслуга в разработке важнейшего звена реформы – выкупной операции. Одновременно Бунге входил в состав комиссий по реформированию системы кредитных учреждений и устройству земских банков. В 1861–1862 годах участвовал в комиссии Министерства народного просвещения и внес свой вклад в разработку либерального университетского устава, утвержденного в 1863 году.

Бунге навсегда сохранил верность идеалам этой эпохи. Тогда окончательно сформировались его политические убеждения, он прочно усвоил западные ценности с их гуманистической направленностью. В его воззрениях отразились особенности российского либерализма 1850–1860-х годов. Признание приоритета человеческого разума, вера в самоценность свободной личности, преданность идеям гласности и правопорядка сочетались у либералов с представлением о самобытности российской государственности и ее исключительном значении в истории России; с приверженностью монархической форме правления; ярко выраженным антирадикализмом; отказом от конституционных лозунгов (но без отрицания конституционализма в принципе).

Бунге считал самодержавную форму правления наиболее соответствующей историко-географическим условиям страны и особенностям национального самосознания. Он рассматривал абсолютную монархию как «всесословный» институт и верил в ее способность к решению назревших экономических и политических задач. Приверженность тезису об инициативной роли государства в проведении преобразований вообще характерна для либеральных кругов того времени. Вместе с тем Бунге выступал за европеизацию «верховной власти», органический синтез западных и исконно русских начал. Его политический идеал – монархия, основанная на законности, гласности и местных выборных учреждениях.

Со второй половины 1860-х годов в политике правительства усилились консервативные тенденции, и Бунге перестали приглашать в Петербург для участия в разработке реформаторских проектов. Но он находил применение своей энергии. Еще в 1862 году Николая Христиановича назначили по совместительству управляющим третьей в стране по величине и значению Киевской конторой Государственного банка. Это позволило ему на практике овладеть искусством финансовых операций и заслужить репутацию опытного администратора. По инициативе Бунге в 1868 году были основаны Киевское городское общество взаимного кредита (некоторое время он являлся его управляющим) и первый в России провинциальный акционерный банк (Киевский частный коммерческий), а в 1871 году – Киевский промышленный банк. При поддержке Николая Христиановича в городе возникло Биржевое общество (1869), которому он помог получить земельный участок и средства для строительства здания биржи. Причем сам Бунге, человек редкого бескорыстия, не принимал никакого личного участия в коммерческой деятельности. Когда в городе ввели общественное самоуправление, его сразу же избрали гласным Думы. Он с увлечением погрузился в дела городского хозяйства, председательствовал в финансовой комиссии, которой поручались составление городских смет и контроль над их исполнением. Дума неоднократно просила Бунге занять пост городского головы, но он всякий раз отклонял эти предложения, ссылаясь на занятость в университете.

Своим главным делом Николай Христианович считал изучение проблем народного хозяйства России. В своих научных и публицистических работах он много размышлял о задачах экономической политики и выдвинул ряд предложений, которые в совокупности составили комплексную программу преобразований. Для смягчения крестьянского малоземелья Бунге выступал за отмену фискально-принудительных функций сельской общины (круговой поруки крестьян в уплате податей и жестких паспортных правил), за организацию массового переселения малоземельных крестьян на окраины империи и создание мелкого ипотечного кредита. С целью облегчения финансового бремени крестьянства он рекомендовал упразднить соляной налог и подушную подать, понизить выкупные платежи и вместе с тем установить налоги на доходы от земли, недвижимых имуществ и промыслов. По его мнению, эти меры в будущем стали бы основой для введения единого подоходного налога. После освобождения крестьян остро стояла также проблема урегулирования взаимоотношений между наемными рабочими и хозяевами. Бунге предлагал принять законы об охране труда, разрешить создание рабочих ассоциаций и допустить участие рабочих в прибылях предприятий.

С целью реорганизации финансового управления Бунге считал необходимым завершить преобразования, предпринятые министром финансов М. Х. Рейтерном и государственным контролером В. А. Татариновым. Речь шла о введении единого финансового плана, обязательного для всех министерств; строгом соблюдении принципов бюджетного и кассового единства; ограничении несоразмерных с ресурсами казны ассигнований на содержание государственного аппарата; усилении контроля и гласности при осуществлении ведомственных расходов. Особое значение для стабилизации финансов Бунге придавал упорядочению расстроенного в Крымскую войну денежного обращения. В ряде статей он изложил свой проект повышения курса рубля до серебряного номинала путем извлечения из оборота неразменных на звонкую монету кредитных билетов и накопления значительного золотого и серебряного фонда.

Много места в трудах Бунге отведено проблеме соотношения частного предпринимательства и государственного участия в экономической жизни. Их автор продолжал рассматривать личную инициативу как главный двигатель прогресса. В пореформенные десятилетия выступал за отчуждение в частные руки государственных имуществ (земель, лесов, фабрик, заводов) и широкое развитие акционерного учредительства. Вместе с тем он учел отрицательные явления периода предпринимательской свободы: биржевой ажиотаж, спекулятивное грюндерство, расхищение акционерных капиталов, злоупотребление казенными кредитами, массовое разорение акционеров и вкладчиков частных банков и т.д. Больше внимания, чем прежде, Бунге начал уделять особенностям народного хозяйства России. Он пересмотрел свои прежние фритредерские взгляды и эволюционировал к умеренному протекционизму.

Как экономист Бунге стал главным образом ориентироваться на идеи теоретиков немецкой исторической школы (В. Рошера, Б. Гильдебрандта, К. Книса). Стремлению фритредеров к всемирной глобализации они противопоставляли национально-государственные интересы, критиковали А. Смита за «космополитизм», оспаривали трактовку «естественных» экономических законов как универсальных для всех стран и времен. Отвергая «абстрактную» модель, В. Рошер и его последователи выступали за «национальную» политэкономию, предметом которой должна стать хозяйственная эволюция определенного народа. Интересы нации историческая школа ставила выше интересов отдельного индивидуума и считала государственное регулирование экономики не только возможным, но и необходимым.

Эти идеи получили отражение в программе Бунге, который признал за протекционизмом «историческое значение» и высказался за таможенное покровительство отечественной промышленности. Иначе стал он подходить и к задачам развития железнодорожного транспорта. Поначалу ратуя за пробуждение «духа предприимчивости» в строительстве новых линий, к середине 1870-х он высказался за выкуп нерентабельных частных линий в собственность государства и указал на некоторые преимущества казенного железнодорожного хозяйства. Это было связано с негативными последствиями учредительской горячки, кризисным состоянием железнодорожной сети и ростом задолженности акционерных обществ Казначейству.

Рассуждая о проблемах народного хозяйства России, Бунге учитывал опыт передовых индустриальных держав. Его заслуга заключалась в пропаганде западных экономических теорий и оценке возможностей их практического применения в России. Вместе с тем он стремился к рациональному применению европейских моделей в специфических условиях отсталой страны. Направленность его программы на подъем жизненного уровня и укрепление правового статуса «низших классов» отличало ее от программных документов финансового ведомства, которые, как правило, составлялись из чисто фискальных соображений. Причины такого «народолюбия» объяснялись как гуманистическим мировоззрением, так и здравым смыслом экономиста-прагматика, понимавшего, что при нищете населения невозможно полноценное развитие народного хозяйства. По мнению Бунге, последовательная социальная политика, проводимая «верховной властью», является залогом не только экономического прогресса, но и мирной эволюции государства, лишая почвы всевозможные «разрушительные» теории.