Текст книги "Российское государство: вчера, сегодня, завтра"

В чем же причина будущей трансформации миропорядка? В возрастающем дефиците ресурсов? Отнюдь нет.

Во-первых, напомню, что высокая интенсивность военных конфликтов более соответствует естественному состоянию мировой политики, нежели состояние всеобщего мира. Последние два века и особенно последние полстолетия прошли под гегемонией Запада, а Запад, говорю это без всякого осуждения, очень хорошо умеет работать с массовым сознанием, создавать для него мифы и их поддерживать. В частности, был создан миф, что в современном мире войной ничего не решается, тогда как на деле война как раз позволяет решить многие проблемы гораздо проще, чем большинством других способов.

Во-вторых, думаю, начнется предстоящая трансформация вполне прозаично – со всеобъемлющего финансового кризиса в западных странах, который стремительно приближается. Теперь уже счет идет на месяцы или, максимум, на несколько лет. Кризис будет сопровождаться довольно существенным ослаблением Запада, но не радикальным, естественно. Из мировой истории известно, что когда империи (а Америка – это типичная империя) начинают ослабевать, то с ними происходит то же, что с амебой, втягивающей в себя псевдоподии: они стягивают к метрополии пространство своего контроля, уходят с дальних периферий, повсеместно сокращают свое присутствие. Так произойдет и с Америкой. Внутри Америки или Евросоюза соответствующее ослабление, может быть, будет почти незаметно невооруженным глазом, а вот где-нибудь в Грузии оно сразу станет очень даже заметно. И как только это начнет происходить, как только российская власть решит, что Америка со стопроцентной вероятностью никаким образом не сможет вступиться за Грузию, война с Грузией мгновенно начнет готовиться. И не только с Грузией. И не будет никаких сомнений, никаких дебатов, поскольку все сдерживается только Америкой, и ничем другим.

Предстоящий кризис будет системным, из него несистемными способами выйти невозможно. Оттянуть какое-то время возможно, но я не вижу способов избежать его, и ни один из экономистов, в том числе и западных, не видит их.

Непростой вопрос сколь радикально этот кризис способен повлиять на нынешний миропорядок? Для Америки есть два принципиально различных варианта выхода из финансового кризиса, и выбор одного из них во многом будет предопределять мировое развитие. Есть дефляционный и есть инфляционный выход. У каждого из них свои плюсы и минусы. Но в любом случае единый мировой рынок распадется на ряд региональных рынков, в каждом из которых начнет формироваться собственная финансово-платежная система, при этом межрегиональные товарные потоки станут относительно невелики.

Перспективы для России в обоих случаях угрожающие. Но хорошо уже то, что у высших руководителей нашего государства начало появляться осознание надвигающейся угрозы.

Вместе с тем кризис станет спусковым крючком глубочайших перемен существующего миропорядка, хотя процесс трансформации может занять весьма длительный период. При обоих вариантах присутствие американцев в дальних и малозначимых для них регионах будет свернуто. Уже это одно само по себе вызовет существенные изменения мирового политического порядка, который сейчас в большой степени держится на американском влиянии.

Важно понять, что последующее восстановление мирового рынка и единого мирового порядка на сей раз будет заблокировано объективными обстоятельствами. Иными словами, перехват мирового лидерства, успешно осуществленный при переходе от гегемонии Великобритании к гегемонии США, в нынешней ситуации окажется невозможен. Дело в том, что сегодня нет субъекта, способного на это. Америка – это, выражаясь языком современной молодежи, продвинутая Великобритания. Я даже не говорю об этнической общности, это ведь не просто та же цивилизация, а та же субцивилизация. Только более продвинутая. Великобритания к началу ХХ века выглядела уже одряхлевшей, скованной массой накопленной за несколько веков социальной шелухи. Так и с Америкой сегодня. И если продолжать аналогию, то, чтобы перехватить лидерство у Америки, должна появиться держава, принадлежащая к тому же цивилизационному типу, но более молодая и витальная. А таковых я просто не вижу.

Ведь речь идет не просто о перехвате лидерства, но лидерства того же типа, основанного на деньгах, на свободе торговли и т. п. Кто сегодня может составить противовес Америке? Россия, Китай, Индия. Вот и все, пожалуй. Но это все страны вполне самодостаточные, не склонные к образованию мировых империй, в том числе торгово-финансовых. Им этого просто не нужно. Для того чтобы что-то перехватывать, надо как минимум хотеть этого. Тот же Китай и та же Индия на протяжении всей своей истории никогда не осуществляли завоевательные походы за пределы собственной ойкумены. И с русскими то же самое. Мы завоевывали лишь свою периферию, не более того.

Вместе с тем не следует забывать, что в последние десятилетия и Китай, и Россия, и исламский мир приобрели опыт приобщения к либеральной экономике, идеологии, цивилизации. И в этом я вижу несомненную пользу. Если воспринимать либеральную модель как законченную, неразборную, цельную, то ее, конечно, никто из упомянутых государств не примет и принять не может, за исключением, возможно, Индии. Но есть смысл позаимствовать некоторые, отдельные, адаптируемые к собственной природе элементы либерализма.

Например, для традиционного имперского государства свойственно относиться к своим подданным как к пушечному мясу. Такова, в конечном счете, обратная сторона коллективистского мировосприятия: раз человек существует не ради себя, а ради вечности, то чего с ним церемониться. Для либерализма, напротив, характерно доведенное, на мой взгляд, до абсурда превознесение индивидуума. Знакомясь с практикой либерализма, любая, даже самая жесткая империя обнаруживает, что в целом ничего опасного для нее нет в том, чтобы считать людей людьми. Человек, конечно, не венец творения, но он человек, и у него есть свои права, которые в известной степени способно обеспечивать и имперское государство. В том числе и некоторые из так называемых «основополагающих прав человека».

Все то, о чем я сейчас говорю, можно проиллюстрировать одним, правда, табуированным примером – примером из недолгой, но весьма интересной внутренней истории Третьего рейха. Если посмотреть отношение Третьего рейха как государства к немцам, то оно было весьма трогательным, совершенно не как в СССР к советским людям.

Первую мобилизацию Гитлер провел только в 1942 году, осенью, до этого воевала лишь профессиональная армия, в которую входили контрактники. Или другая история. Во время так называемой битвы за Британию, которая представляла собой всего-навсего воздушные стычки, Гитлеру принесли план существенного увеличения строительства самолетов. Возможности были – на Германию работала вся Европа. Но расчеты Шахта, председателя Центрального банка, говорили о том, что в этом случае будет довольно существенная инфляция. Разумеется, не такая, как у нас в 1993 году, а около 50 % в год. И Гитлер категорически заявил: «Мы не можем ставить под угрозу жизненный уровень немцев, они нам доверяют». Вот это и есть конвергенция имперского и либерального. И такой подход обладает большой притягательностью для социальных низов. Любой командир знает, что можно управлять голодными и злыми солдатами, но сытыми и довольными проще: меньше необходимо иметь шпионов в их среде, меньше охраны, чтобы караулили от выстрела в спину. Любое государство стремится к тому состоянию, которое упрощает задачу обеспечения своего существования.

К тому же необходимо помнить, что либерализм привносит в жизнь всех империй, даже исламских, элементы рациональной экономики. Рыночная экономика сохранится при любых трансформациях, она продемонстрировала свои огромные возможности, как, впрочем, и пределы своих возможностей. Сейчас всем ясно, в чем она слаба, а в чем сильна, где необходимо вмешательство государства, а где лучше лишь осторожно сдувать с рынка пылинки и не мешать ему работать. Он сам все сделает в наилучшем виде, да еще и казну наполнит, чтобы военный министр мог по танку каждый час покупать. Это уже все видят, это стало понятно. Когда сегодня проводятся опросы, то на вопрос про частную собственность некоторые по-прежнему отвечают, что против, но против рынка нет почти никого. Я думаю, что все уже поняли: рынок – это неплохо, это нормально. Можно потерпеть, что кто-то при этом будет ездить на «мерседесе», пусть ездят, ничего страшного, зато в общем все как-то довольно хорошо устраивается.

Наконец, еще один существенный элемент либерализма – местное самоуправление. В сегодняшней России такого элемента в сущности нет, и задача его создания является важнейшей. Для либерализма это базовый элемент, он из него и возник, но не менее важен он и для имперостроительства. И в Китае, кстати, началось именно с этого. Там демократии на уровне государства нет и поныне, и даже задачи такой на ближайшее время не ставится. А местное самоуправление – конечно, не того уровня, что в Америке, – уже есть. Элементы либерализма на местном уровне, безусловно, также будут востребованы и в других империях. Тем более что это в высшей степени отвечает человеческой природе и имеет корни в традиции всех народов. Поэтому на этом уровне достижения либерализма будут обязательно распространяться. В том числе и в России.

Потому что, повторяю, существуют вещи, которые свойственны человеческому естеству, к ним есть естественная тяга, не нуждающаяся ни в каких объяснениях. Самоорганизация местного самоуправления, по крайней мере в сельской местности и маленьких городках, – это естественный процесс, и поэтому она будет развиваться даже без посторонней помощи. Это процесс не быстрый, но он будет идти, если власть не будет ему мешать. Правда, пока что губернатор – главный враг местного самоуправления. Сегодня на федеральном уровне есть осознание данной проблемы, но широкого ее обсуждения пока нет. Впрочем, власть не любит губернаторов, а любая власть, которая не любит губернаторов, будет всегда стараться усиливать тех, кто под ними.

Теперь про институты западной демократии. Давайте поймем, что мы их внедрили просто потому, что они западные. Но это не значит, что нас кто-то заставлял. На тот момент заставлять не надо было, обезьянничали сами. Ребенка никто не заставляет два года повторять слова за взрослыми, он сам это делает. Это было такое своеобразное детство нашей политики.

Я хорошо помню, как было написано в проекте конституции (я входил в конституционное совещание), что президент избирается на пять лет, потом зачеркнули и написали – на четыре, потому что так в Америке. Я уверен, что американский посол никакого отношения к этому не имел, это типичное желание быть святее папы римского. И нечего удивляться, что государственное устройство в целом у нас неэффективно.

Причин тому две. Одни институты, перенесенные к нам с Запада, там работают вполне приемлемо, но у нас в силу целого ряда обстоятельств (не буду углубляться в их анализ) работают плохо и еще долгое время будут работать плохо. Интереснее проанализировать другую категорию институтов, которые, являясь традиционной и неотъемлемой чертой западной демократии, работают плохо даже и там, на Западе. Когда они возникали, они были адекватны политической практике, но потом полностью утратили адекватность. Однако, чтобы пренебречь традицией и заменить их, отменив то, к чему уже все притерлись и что худо-бедно работает, у западного общества просто не хватает мотивации.

Пример – суд присяжных. Он может быть очень хорош в стране с редконаселенной сельской местностью, где каждый знает, что его детям жить с вашими детьми, где каждый ощущает очень большую ответственность за принимаемое решение. В современном же мире суд присяжных – это посмешище, причем на Западе – в гораздо большей степени, чем у нас в России, где результат отчасти микшируется тем, что присяжные берут взятки, что, как ни странно, смазывает негативный эффект. Тем не менее западные институты этого рода у нас обречены. Они не годятся для любого современного общества, а в России у них нет и их главного преимущества, которым они обладают на Западе, – укорененности в традиции.

Что касается таких институтов, как, например, парламентаризм, то сложно сказать, хорошо ли он работает на Западе в парламентских республиках. Но у нас ситуация другая – у нас президентская республика. Я не очень понимаю, для чего нужен при выборном президенте парламент. Поэтому мне трудно включиться, подобно другим участникам дискуссии, в разговор о том, как должны быть разделены полномочия между этими двумя институтами.

В Средние века парламенты современного типа возникали в качестве второго центра власти, который отличался от первого центра власти принципиально другим способом комплектования (как английский парламент при Иоанне Безземельном). Есть способ комплектования наследственный и, как считалось, освященный Богом. Это не только король, но и то, что в Англии называлось палатой лордов, куда входили просто по праву рождения. А другой центр власти избирали. И смысл разделения властей заключается в их принципиальном различии: одна власть – это власть народа, другая – власть знати, притом никто, даже народ, не ставил под сомнение, что у знати должна быть власть. Считали лишь, что должна быть власть и у народа, потому что это две совершенно разные части общества. Но в современных президентских республиках президент является выборным и парламент является выборным, избирательное право в обоих процессах одно и то же – и пассивное, и активное. Для чего иметь разделенную власть при едином принципе комплектования?

Смысл этого от меня полностью ускользает. Это примерно как если бы царь или король назначил две палаты лордов. Причем сказал бы, что они обладают правом вето по отношению друг к другу. Это называется шизофренией, что на латыни означает «раздвоение личности».

Так что я не вижу будущего у парламентаризма в России, если только мы не решим перейти к принципам парламентской республики. Но они нам не годятся по другой причине.

Парламентская республика хорошо работает только там, где есть сложившиеся партии и традиции многопартийности как института. У нас таких традиций нет. В то же время политическая партия как институт – это то, что всюду в мире отжило. Потому что с древних времен, еще с оптиматов и популяров Римской республики, партии – это выразители интересов разных сословий, различающихся не по политическим взглядам, а по положению. Это очень важно. Как ни смешно, но такие наши, казалось бы, идиотские образования, как аграрная партия, гораздо ближе к исходному понятию «партия» прежних времен. Те партии создавались не потому, что были выборы по партийным спискам, и не потому, что им деньги на это давали, а в результате естественных процессов в обществе. А сейчас партии – доживающий свой век институт.

Россия не может существовать в институциональном вакууме. А те институты, которые можно позаимствовать у других стран, не очень годятся и поэтому не очень приживаются. Поэтому же не очень актуально и их внедрение. Но какие-то институты должны быть, одним институтом царской власти проблему не решить. Во-первых, у выборного царя не тот уровень сакральности, что у природного. Да и масштабы страны, численность ее населения великовата. Нужно вырабатывать какие-то новые институты, в определенном смысле беспрецедентные.

Могут возразить, что имеющиеся заделы малы, строить на пустом месте без фундамента невозможно. Так ли это – опять же вопрос философский.

Вместе с тем вопросы институционального обустройства России – это вопросы ключевые по своей важности. Я не ксенофоб, но, к сожалению, в сегодняшнем мире нет подходящих нам институтов. Известно, что Римское государство стало великой империей, учась у всех побежденных противников всему, что могло стать ему полезным. Но я не вижу, какие институты нам было бы полезно позаимствовать у других, – ни в исламском мире, ни в Китае, ни на Западе.

Разве что в прошлом. Например, было такое государство Речь Посполитая. С нашей точки зрения оно являлось монархией, но Ватикан называл ее республикой. Там был король, обладавший практически всей полнотой власти, там был сенат, у которого было право вето, но только на жестко ограниченный круг решений. Король избирался до конца жизни, но жил он в те бурные времена, как правило, недолго. Король был выборным, причем на конкурентной основе, из нескольких кандидатов, но пассивным и активным избирательным правом обладало только дворянство. Избранного по результатам подсчета бюллетеней короля помазывали на царство – эдакое нетривиальное сочетание выборности с сакральностью.

Вот практика, элементы которой вполне можно было бы перенять. Вот пример того, что можно было бы позаимствовать из прошлого. Однако всерьез на этот ресурс прошлого рассчитывать нельзя, придется самим заниматься творчеством, т. е. выдумывать то, чего раньше не было.

Но есть повод для оптимизма. Совсем недавно, 80 лет назад, наше государство эту работу уже проделало. И довольно неплохо, потому что в обновленном институциональном каркасе оно простояло несколько десятков лет (при другой ситуации могло бы простоять и все 200) и добилось больших успехов. Впрочем, вечного под луной вообще ничего не бывает. Америка тоже неизвестно сколько еще простоит. И, считая, что мировой державой она стала только после Второй мировой войны, реально с 1950 года, я не уверен, что Америка просуществует, подобно Советам, хотя бы те же 73 года в качестве мировой сверхдержавы.

Можно было бы возразить, что российские институциональные эксперименты оказались сопряжены с колоссальными социальными издержками. Но, как бизнесмен, я хорошо знаю, что задаром никогда ничего не бывает. Я понимаю, что в делах государства главной валютой является кровь, но тут уж ничего не поделаешь. Кроме того, для меня не является предметом дискуссии вопрос о том, кто добился бо́льших исторических успехов – царская Россия или Советский Союз. Ответ на этот вопрос очевиден: Советский Союз. Да, издержки были высоки, но успехи однозначно больше. Конечно, мы заплатили кровью за победу в Великой Отечественной войне, но большие войны иначе не выигрывают. Ничего не бывает задаром. И если американцы стали великой державой, не заплатив соответствующую цену, то, не сомневаюсь, они ее еще заплатят. Просто платеж отсрочен или он будет взят в какой-то иной форме. Бесплатно такие вещи не происходят.

Резюмирую эту часть. Советское государство создало много совершенно новых институтов, которые не имели прецедентов ни в пространстве, ни во времени. Некоторые из них оказались надуманными (например, Советы) и не играли роли во властных структурах, другие исполняли важные властные функции, но не выдержали испытания временем. Например, главный институт 30–40-х годов – спецслужбы, правящие страной и контролирующие партаппарат. Их опыт нетривиален, но изучать его совершенно не хочется. Тем более не хочется даже пытаться применить его к нашей сегодняшней жизни.

Но вот такой социально-политический институт, как КПСС, оказался достаточно эффективным. Все имеет свои издержки, и данный институт не настолько был эффективен, чтобы его возрождать, хотя, как видим, построение партии «Единая Россия» идет по этому самому простому, с точки зрения интеллектуальных затрат, пути. Недостатки такой институциональной формы известны, но худо-бедно она работает – не хуже, чем наши нынешние губернаторы.

Главное здесь другое. Если нация с большим потенциалом целеполагания и с большой мессианской мотивацией сумела в недавнем прошлом выработать с чистого листа ряд совершенно новых институтов, не имевших прецедентов, то есть надежда, что мы сможем сделать это еще раз, выработав новые институты, необходимые нам сегодня. Одним лишь царем мы при этом не обойдемся, царь не может висеть в безвоздушном пространстве – хорошо бы еще иметь и сословия. Но какие? Наследственный принцип уже не пройдет, он глубоко противен современным представлениям, его не возродишь, и слава богу. Следовательно, надо искать что-то другое.

Если уж мы коснулись темы государственного творчества, скажу так. Все изменится, когда большинство осознает, что наступает период бурных перемен, что надо отбросить ложный стыд и экспериментировать без боязни необычного. Для иллюстрации того, что я имею в виду, приведу один пример того радикального изменения, которое уже вполне назрело.

Отправление правосудия сегодня нуждается в качественном изменении, причем беспрецедентном. Нам следует перевести судебную систему на узаконенное использование «наркотиков правды». Вам вкалывают пять кубиков пентотала натрия внутривенно, и вы совершенно искренне говорите все то, о чем вас спрашивают. Выработка процедуры, т. е. как сделать, чтобы вас не спрашивали, где лежат ваши деньги и с кем вы спите, – это задача, которую лучше всех умеют решать либералы. Пусть они и пропишут, что необходимо для соблюдения прав, кто должен присутствовать при дознании и пр. Я еще в бытность свою государственным служащим много разговаривал на эту тему с юристами, в том числе и с правозащитниками, – прописать все это вполне возможно. Но очень непривычно для нашего сознания – как же так, вторжение в мозги, причем в прямом смысле слова?

Не желая вдаваться в дискуссию, я привел этот пример лишь для демонстрации требуемой степени инновационности новых социократических решений, которые потребуются, когда придет время реально создавать новое общество.