Текст книги "Российское государство: вчера, сегодня, завтра"

Алексей Миллер
«Основная проблема российской государственности – в слабой способности русских к общественной самоорганизации»
(Ответ Михаилу Юрьеву)

Вступая в полемику с Михаилом Юрьевым, хотел бы сразу же определить жанр представленного им текста. На мой взгляд, точнее всего было бы назвать это псевдонаучной проповедью.

Автор пытается представить свои рассуждения как научно обоснованные. Однако вместо обоснования мы видим лишь идеологические манипуляции при более чем произвольном обращении с фактами.

Там, где автор апеллирует к истории и дает ей свои интерпретации, единственная нормальная реакция у профессионального историка – оторопь. Например, Юрьев говорит о том, что польские короли в период, когда они избирались, обладали полнотой власти. Это утверждение является сильным преувеличением: они не могли устанавливать численность собственной армии, не могли вторгаться в отношения между шляхтой и крестьянами, не могли массу всяких других вещей, т. е. ни о какой полноте власти в данном случае не может быть и речи. Но Юрьеву, ищущему в монархической Речи Посполитой государственную модель для современной России, нужно, чтобы польские короли были полновластными.

Другой пример. Со времен Фридриха Листа известно, утверждает автор, что у большой страны естественным образом появляется внутренняя склонность к автаркии. Смешное утверждение! Ведь Лист говорил о временной автаркии как способе для Пруссии преодолеть отставание от лидеров экономического развития, прежде всего от Британии. На счастье Пруссии, эта концепция не была последовательно реализована. Но мы знаем страну, в которой она была реализована достаточно последовательно. Это – СССР. Последствия хорошо известны, но Юрьева они, похоже, ничему не научили. На основе своей довольно странной интерпретации Листа он выдвигает еще более сильное утверждение о том, что, если (для Юрьева – «когда») в мире останутся только большие государства, принцип автаркии обнаружит наконец-то все свои преимущества.

Понятно, что при таком видении мировых перспектив автор не прочь порассуждать и об империях, которым сулит блестящее будущее. Но так как Европе в этом новоимперском будущем самостоятельного места не находится, Юрьев ставит под сомнение и западноевропейскую имперскую традицию в ее классических образцах. В результате же получается, например, что «Британская империя империей ни в малейшей степени не была», поскольку-де расширялась исключительно с целью повышения благосостояния метрополии и никаких иных целей не преследовала. Можно привести, однако, два совершенно очевидных, лежащих на поверхности возражения. Во-первых, напомню о пресловутом «бремени белого человека», т. е. о наличии освоенных на уровне обыденного сознания представлений о цивилизаторской миссии. А во-вторых, если мы говорим об Англии как о метрополии, то что тогда Шотландия и Уэльс? Между тем это части империи, которые были интегрированы, причем вовсе не на принципах примитивной эксплуатации. Если бы Юрьеву пришлось сдавать мне экзамен по курсу сравнительного анализа империй, который я читаю уже в течение пяти или шести лет, я бы ему «удовлетворительно» не поставил.

Подобных примеров «творческого» насилия над историей можно привести немало. И не только над историей. Вот, скажем, Юрьев говорит, что за все время существования человечества образовались всего лишь три базовые группы идей, формирующие надындивидуальные смыслы: религиозные идеи братства, социальные идеи равенства и либеральные идеи свободы. Бог с ним, пусть будет так. Но из этого, по Юрьеву, следует, что если отбросить последнее, т. е. свободу, то остаются две альтернативы: либо построение Царства Божьего на земле, либо построение этого царства без Бога. Всего два варианта, и ничего иного. Однако если вдуматься в авторскую трактовку содержания религиозных идей, а именно идеи «построения Царства Божьего на земле», то остается предположить, что он не только Священного Писания, но и Достоевского не читал. Или, что, наверное, хуже, читал, но совершенно ничего не понял. Это к вопросу об интеллектуальном уровне аргументации.

Теперь, когда мы показали, что это псевдонаучная проповедь, важно показать и то, что это проповедь. И тут я подхожу к теме нашей дискуссии, т. е. к теме российской государственности.

Михаил Юрьев определяет нынешнее наше государство как гибридное, застрявшее между вторым (патерналистским) и третьим (либеральным) идеальными типами государственного устройства. Напомню, что, по Юрьеву, второй тип – это когда главным двигателем развития и механизмом реализации всех стратегических задач общества является именно государство. Это – основной институт, обеспечивающий и постановку целей общества, и их последующее жизневоплощение. Такое государство говорит гражданам: я работаю для вашего блага и лучше вас знаю, что вам нужно и как этого следует добиваться. Под третьим же типом Юрьев (разумеется, из соображений удобства для читателей) подразумевает пресловутую модель «ночного сторожа».

Где именно автор нашел в реальной практике современного мира модель государства – «ночного сторожа», он нам не сообщает. Но дело не в этом. Логика и пафос рассуждений Юрьева требуют показать, что наше нынешнее гибридное состояние неустойчиво и что развитие будет естественно вести нас в направлении второго, идеократического варианта, в сторону патерналистского государства. Слова «логичное», «естественное» («вытекающее из законов общественного развития») систематически употребляются Юрьевым для обозначения того, что для него является желаемым, т. е. того, что он хочет выдать за логичное и естественное.

Что же получается? Получается, что мы, в соответствии с его хотением, будем жить в мире, в котором смогут выжить только очень крупные государства. По Юрьеву, их останется только пять, и к этому состоянию человечество придет в результате очень масштабных войн. Такая вот авторская гипотеза (она же мечта). Но затем Юрьев начинает оперировать со своей гипотезой-мечтой как с доказанным утверждением. Или, говоря иначе, начинает ее проповедовать.

Скажу по этому поводу следующее. Что касается войн, может быть, они и будут. Но все специалисты, пишущие на эту тему, подчеркивают, что эти войны будут становиться все более бесконтактными и все менее ориентированными на традиционную тактику оккупации территории. С голубой мечтой Юрьева эти прогнозы соотносятся плохо: ведь чтобы пять супергосударств поглотили все мелкие и средние, им придется заниматься именно оккупацией. Но его мало интересует то, что говорят военные специалисты. Он знает лишь одно: надо не только готовиться к будущим войнам, но и стремиться к ним, потому что они позволят России восстановить империю и аннексировать Европу. Автор, правда, прямо не говорит, что Европа будет Россией завоевана, но, чтобы представить себе возможность мирного, без аннексии, объединения России с Европой при доминировании России у меня не хватает воображения.

Кстати, когда Юрьев говорит о том, что Россия всегда завоевывала лишь собственную периферию, мне непонятно, как быть с СССР, который участвовал в военных конфликтах по всему миру. Наверное, будущей российской сверхдержаве это не рекомендуется. Но на каком основании рекомендуется захватывать Европу? Она что, тоже наша ойкумена? И еще: Европа – наша окраина или мы – окраина Европы?

Если у кого-то сохраняются еще некоторые сомнения относительно предусмотренных автором методов восстановления и расширения империи, то они окончательно развеиваются, когда Юрьев начинает излагать детали. Так, например, он пишет, что «как только российская власть решит, что Америка со стопроцентной вероятностью никоим образом не сможет вступиться за Грузию, то война с Грузией мгновенно начнет готовиться, и не только с Грузией. И не будет никаких сомнений, никаких дебатов, поскольку все сдерживается только Америкой, и ничем другим». Иными словами, автор пытается меня убедить, что все мои соотечественники только и ждут, когда можно будет завоевать Грузию и другие окрестные страны. Если же я в этом сомневаюсь, то меня, вероятно, надо записать в отщепенцы.

И тем не менее я думаю, что число людей, которые не желают завоевывать Грузию и других российских соседей, все-таки больше, чем тех, кто готов проглотить предлагаемую Юрьевым наживку. И это не просто мнение, это суждение, основанное на социологических опросах. Люди в России даже объединение с Белоруссией воспринимают скептически. Как приоритетную задачу текущей политики не рассматривают они и объединение с Украиной. И уж тем более не хотят решать внешнеполитические проблемы посредством завоеваний. Впрочем, Юрьев может в ответ на это пожать плечами: при чем тут люди? Ведь государство, о котором он мечтает, будет все решать за них, поскольку лучше знает, что им нужно для их же блага.

И от имени этого будущего государства нам заранее объясняют, что, перво-наперво, надо готовиться к войне, что мы должны создать все, что нужно для предстоящей тотальной мобилизации. Нам объясняют также, что индивидуальные цели и ценности должны быть подчинены целям и ценностям общим. Правда, кроме восстановления и расширения (за счет Европы) империи и выживания в джунглях будущей глобальной войны, ни о каких иных общих идеях речь не идет. Ничего не говорится и о человеческой цене предлагаемого сценария. Вместо того чтобы прикинуть, сколько миллионов жизней будет положено на алтарь такой войны и какие риски возникают у России (например, риск оказаться не среди победителей, а среди тех, по кому этот каток пройдется), Юрьев пытается успокоить читателя тем, что ему его сценарий вовсе не кажется очень уж страшным.

В качестве аргумента, который не может вызвать ничего, кроме смеха сквозь слезы, рассказывается о том, что после войны (разумеется, победоносной) будет очень удобно ездить в туристические поездки в Лиссабон, потому что не нужно будет виз. Мне же почему-то кажется, что люди на этой более или менее разрушенной земле, если она вообще сохранится в случае реализации такого сценария, будут озабочены массой совершенно иных вещей. Например, тем, как обеспечить себе пропитание и крышу над головой. Надо совсем уж плохо думать о читателе и его интеллектуальных способностях, чтобы рассчитывать воодушевить его безвизовыми турпоездками после всемирной бойни.

Итак, война. Итак, мобилизация. Итак, коллективные ценности. Эти ценности, по Юрьеву, нам совершенно необходимы уже потому, что они для нас наиболее органичны. И еще потому, что делают естественной для русских государственность, сочетающую имперский патернализм и идеократию. «Нами как бы имплицитно предполагается, что жизнь индивидуальная особого смысла не имеет и иметь не может, а общественная может и имеет». Знакомые мелодии. Но исполнение – фальшивое. В них слышится нечто похожее на рассуждения славянофилов, но в очередной раз возникает оторопь по поводу свободы обращения с первоисточником.

О примате общественного над личным говорил, например, Иван Аксаков. Но это общественное не было для него синонимом государственного. В его проекте локальное сообщество отдает на откуп государству право защищать страну и ее население, вести войны и мобилизовывать для них ресурсы, но не позволяет государству вмешиваться в права и жизнь земли и в этом смысле противостоит ему. Не случайно власть с таким скептицизмом и подозрительностью относилась к славянофильским идеологическим построениям. В интерпретации же Юрьева общество пропадает, остаются только государство и индивид, который должен быть принесен государству в жертву. Автор, правда, не против того, чтобы было еще и местное самоуправление. Но как в такой системе оно может выжить и не превратиться в профанацию, я лично уразуметь не могу.

Это, по мысли Юрьева, должна быть поистине новаторская система. Рассуждения автора о «таблетках правды», с помощью которых предстоит обеспечить торжество права и правосудия, не оставляют на сей счет никаких сомнений. «Вам вкалывают пять кубиков пентотала натрия, и вы совершенно искренне говорите все, о чем вас спрашивают. Выработка процедуры, как это сделать, чтобы вас не спрашивали, где лежат ваши деньги и с кем вы спите – это задача, которую лучше всех умеют решать либералы». Замечательный текст! Замечательный уже тем, что либералы, согласно Юрьеву, должны прописывать, как лучше попирать базовые правовые ценности.

Иными словами, Habeas Corpus нам больше ни к чему – в этой системе, совершенно очевидно, ему нет места. Право не свидетельствовать против себя, которое является ключевым элементом современного либерального уголовного права и судопроизводства и закреплено в действующей Конституции РФ (ч. 1 ст. 51), тем самым аннулируется. Либералы же, смирившись с поруганием базовых либеральных ценностей, будут следить за тем, чтобы у подследственных не спрашивали, где лежат их деньги. Какой в этом смысл, если огромная масса всякого рода криминальных дел касается именно денег, Юрьеву, возможно, и понятно, а мне – не очень. И с кем вы спите, либералы спрашивать почему-то не позволят, хотя и это до сих пор считалось очень интересной темой для выяснения вопроса о том, кто кого и почему убил, – достаточно почитать Агату Кристи. Короче, как только мы начинаем хоть чуточку задумываться о практическом применении этих замечательных идей, так сразу же и понимаем: стоит только сделать первый шаг и переступить через некоторые базовые принципы, и дальше все покатится, не остановить.

Не получилось у Юрьева найти в его системе место либералам. Не знаю, почему, но ему бы этого хотелось. Возможно, потому, что в экономике он, как бизнесмен, либеральные принципы считает полезными. Но либеральное понимание жизни ему чуждо. Поэтому и возникает перед ним неразрешимый вопрос: ну, заработал человек два миллиона долларов, а дальше что? Ведь само по себе это бессмысленно. Поэтому за пределами экономики, по Юрьеву, теряет смысл и либерализм. Выход же он находит лишь в том, чтобы заботу о высших смыслах передать государству, которое и будет определять, в чем твое подлинное благо, твои права и во имя чего ты должен жить. Смысл же самого государства видится в том, чтобы мобилизовывать людей на победоносные войны ради расширения контролируемого пространства. Мобилизовывать с помощью имперской идеи и авторитарно-патерналистского правления. А чтобы это не очень напоминало Советский Союз…

А чтобы это не очень напоминало Советский Союз, автор советует нам поучиться у Гитлера бережней относиться к собственному населению. Это показывает, где ищутся и находятся для России государственные ориентиры. Действительно, Гитлер к немцам относился несколько бережнее, чем Сталин к подданным Советского Союза. Что, однако, вовсе не значит, что немецкие либералы, социалисты и коммунисты, если они не поспешили «исправиться», чувствовали себя в гитлеровской Германии в безопасности. Гитлер очень бережно относился к немцам как к биомассе, он тоже планировал строить автострады через Украину (вместо Лиссабона) для туристических целей. Куда он их привел, этих немцев, хорошо известно. Тем не менее теперь нам предлагается уже не просто восстанавливать империю, т. е. Советский Союз, но и прирастить его, по возможности, Европой, немножко поучившись при этом у нацистов бережному отношению к собственному населению. Понятно, почему о человеческой цене, которую придется заплатить, реализуя его проект, Юрьев умалчивает. Потому что цена будет ужасная, причем как при неудаче, так и при успехе столь амбициозного начинания.

Типичный грех многих русских псевдоинтеллектуалов – попытка поиска очень простых ответов на очень сложные вопросы. Дискутировать с Юрьевым только потому и нужно, что кто-то может всерьез увлечься его проповедью. Ведь главная задача этой проповеди – снять ограничения, которые все-таки еще существуют в нашем сознании. Мы все-таки вынесли что-то из прежнего исторического опыта. Мы понимаем, что в очередной раз воевать для покорения сопредельных стран – это контрпродуктивно, это не сделает счастливее ни нас, ни наших соседей. Мы понимаем и то, что приносить собственные личные интересы в жертву государству – значит вредить не только себе, но, в конечном счете, и самому государству: превращаясь в самоцель и высшую ценность, оно рано или поздно, но неизбежно разваливается.

Нам говорят: иного все равно не дано. Или, что то же самое, пытаются убедить в том, что единственная альтернатива всесилию государства – это заработать два миллиона, сесть на них и плакать об отсутствии смысла жизни. Но, может быть, альтернатива как раз в том, чтобы искать способы гармонизации общественных и личных интересов? Ведь столько проблем в стране, ждущих своего решения! Как защитить личность от государства? Как одновременно создать институциональные, в том числе и идеологические, механизмы, которые понуждали бы личность ограничивать собственные эгоистические интересы в пользу сограждан? Как сделать, чтобы наша нынешняя гибридная государственность развивалась не в направлении очередного упрощения, не в сторону архаичной модели, ориентированной на войну и «таблетки правды», а в сторону постепенного взращивания институтов нефиктивного самоуправления, разделения властей, верховенства права и массы других довольно сложных вещей, о которых Юрьев нам советует забыть?

Он предлагагает помнить лишь о патерналистско-идеократических и имперских традициях. И при этом даже не задается вопросом о том, что же именно мы могли бы взять от той же имперской традиции – мировой и отечественной. Я вовсе не то хочу сказать, что у империи нечему поучиться. У римской империи можно поучиться, например, римскому праву. Можно поразмышлять и о первоначальном значении слова «империум». Оно обозначало суверенную власть, причем не обязательно сложносоставную, предполагающую покорение окраин. Этим империумом обладал в своем королевстве любой суверенный король. И я понимаю, что русскому сознанию эта идея близка, что оно плохо воспринимает идею России как государства подчиненного, как клиента какого-то другого крупного хозяина. Да, это наша специфика, и ее надо уважать. Но отсюда вовсе не следует, что из мирового имперского наследства нам следует заимствовать идеи территориальной экспансии и предаваться мечтаниям о включении Германии, Франции, Великобритании и всех других больших и малых европейских стран в состав России.

Можно не без пользы поразмышлять и о возможных заимствованиях из наследия империи Российской. Она обладала способностью воспринимать и абсорбировать инокультурные элементы, будь то в виде собственно культурных заимствований или в виде абсорбции разных этно-конфессиональных групп. У нее кое-что в этом смысле довольно хорошо получалось. Но современной России не помешал бы и трезвый взгляд на то, какие у нашей империи были провалы. Полезным может быть и более глубокое, чем сейчас, изучение русской мысли, в том числе националистической, которая пыталась эти провалы анализировать и искать решения сложных проблем российской государственности. Очень советовал бы почитать под этим углом зрения труды Каткова 1860-х годов – у него есть много интересного и о том, какой должна быть русская нация, и о представительстве нации (вместо поклонения монаршей власти), и о том, почему неверно считать, что православный и русский – это одно и то же, и о многих других актуальных сегодня вещах. Советую познакомиться с этими трудами и Михаилу Юрьеву, хотя и не очень рассчитываю, что они ему помогут. Ему ведь и так все заведомо ясно на полстолетия вперед.

Если тот дискурс, который он предлагает, станет не просто экзотическим высказыванием на одной из многих интернет-страниц, а приобретет какую-то общественную легитимность, то это повлечет за собой весьма печальные последствия. О внутриполитических я уже сказал. Что касается внешней политики, то возможную реакцию наших соседей на подобные тексты предсказать нетрудно. Они будут вынуждены либо уповать на то, что в России достаточно смышленых людей, чтобы не позволить такому дискурсу возобладать в обществе, либо признать, что Россия – это главный источник угроз и, соответственно, главный враг, единственный шанс спастись от которого – быстро вступить в НАТО и отплыть от него как можно дальше. На какой внешнеполитический эффект рассчитывает автор и думает ли он о нем вообще, может сказать лишь он сам.

Единственный способ чтения таких текстов, который можно порекомендовать, – продумывание последствий авторских рассуждений на один шаг дальше, чем хочет от тебя автор. Вместо того чтобы воодушевляться легкостью поездок на европейские курорты после победы в мировой войне, подумать о том, как ты будешь искать хлеб на развалинах русских городов после очередной, дай Бог, не атомной, бомбардировки. Вспомнить о том, как забота Гитлера о немцах привела к уничтожению Дрездена в 1945 году и к их изгнанию из стран Центральной и Восточной Европы, где прежде они худо-бедно жили веками. Есть 25 млн русских, разбросанных вне России. Может быть, поинтересуемся у них, хотят ли они повторить судьбу фольксдойчей в 45-м году?

Надо учиться не верить простым ответам. Не верить тому, что Юрьев говорит про империю, русский народ, либерализм и все, что угодно. Обратите, кстати, внимание, что он прекрасно обходится без слова «демократия». Он не знает, зачем нужен России парламент, и не считает нужным это утаивать. Не знает, и ладно. Скажу лишь, что вовсе не обязательно быть завзятым либералом, чтобы защищать Habeas Corpus, отстаивать принцип разделения властей и понимать, что провозглашение неизбежности войны может сработать как самореализующееся пророчество. Для этого достаточно здравого смысла и недоверия к простым ответам и псевдонаучным проповедям. Вера в них опасна, и текст Юрьева – повод об этой опасности еще раз напомнить. Оснований же для серьезной дискуссии с автором о серьезных вопросах я не вижу.