Текст книги "Путешествие тигра"

– Это был дар? – спросила я.

– Да. Два за два.

– Но ведь вы не приняли у нас дары Дурги, а отдали их обратно! И все равно наделяете нас новыми дарами?

Он важно кивнул.

– Но если этот напиток был подарком для Кишана, скажите хотя бы, что это, – попросил Рен.

Пхет подался вперед, лицо его приняло странное выражение, и он произнес:

– Сома.

Кишан поперхнулся и судорожно закашлялся, а Рен оцепенел.

– Что такое сома? – ничего не понимая, спросила я.

Рен обернулся ко мне:

– Сома – это индийский вариант амброзии. Напиток богов. Но в современном мире это галлюциногенный наркотик.

– Ой!

Пхет сердито хмыкнул:

– Моя сома нет наркотик!

– Значит, он станет богом? – спросила я.

Оба брата уставились на Пхета.

Но отшельник пожал плечами.

– Пхету ведомо не все на свете, только кое-что. Теперь еще дар.

Он снял с полочки склянку, заполненную вязкой розовой жидкостью.

– Ты, тигр белый, сядь сюда.

Жестом он велел Рену сесть в центре комнаты и запрокинул ему голову назад. Зачерпнув полную горсть розовой клейковины, Пхет шлепнул ее Рену на макушку. Тот вскочил как ужаленный.

– Нет! Пхет еще не все! Сиди, тигр!

Рен покорно сел, а Пхет, напевая, зачерпнул еще горсть и размазал по его волосам. Вскоре вся голова несчастного была покрыта липкой жижей, и Пхет с ловкостью искусного парикмахера принялся втирать ее в скальп. Кишан придвинул стул поближе и с насмешливой улыбкой наблюдал за процедурой. Рен еле сдерживал себя. Я тихонько фыркнула, и его лицо перекосилось.

– И как это должно подействовать? – с опаской поинтересовался он у Пхета.

Отшельник не удостоил его ответом, теперь он деловито перебирал пальцами волосы Рена, как обезьянка, ищущая блох. Только когда капли розового желе покрыли каждый дюйм головы Рена, Пхет объявил, что все готово.

– Теперь пора спать наступилась.

– Как это? Мне еще и спать с этим?

– Да. Все время для сна. А смотреть утром.

– Ну спасибо!

Пхет отошел к раковине, чтобы вымыть руки. Рен смотрел на меня с угрюмой тоской, сейчас он был похож на мокрого намыленного пса, который с немым укором смотрит из ванны на своего хозяина. Подавив смешок, я попросила Шарф создать полотенце. Рен сидел на стуле, скрестив руки, с мрачной гримасой на красивом лице. Когда я подошла к нему с полотенцем, огромный комок розовой жижи шлепнулся ему на нос и пополз по щеке.

– Позволь, я тебе помогу! Не беспокойся, я постараюсь до тебя не дотрагиваться.

Рен кивнул, и еще одна клякса заскользила у него по шее. Я вытащила расческу, зачесала темные волосы Рена назад и собрала излишки розовой массы полотенцем. Закончив, я попросила у Шарфа свежее полотенце, смочила его под краном и вытерла Рену шею, уши и лицо, двигаясь от линии волос к носу и щекам.

Я старалась быть осторожной, но все равно допустила ошибку. Медленно проводя полотенцем вдоль щеки Рена, я нечаянно коснулась большим пальцем его кожи. И тут внутри у меня что-то щелкнуло. Нежность затопила меня. Моя рука задрожала, и я замерла. В комнате стало очень тихо. Я слышала только звук своего сбивчивого дыхания, убыстрявшегося вместе с сердцебиением.

Потом я почувствовала, как его рука легла на мое запястье, и медленно подняла взгляд к его глазам. Рен с ласковой улыбкой смотрел на меня. Я растворилась в его глазах, пока его тихий голос не вывел меня из оцепенения:

– Спасибо.

Я резко отдернула руку с полотенцем, он отпустил мое запястье. Я заметила, как он потирает большим пальцем щеку. Сколько же времени я простояла, таращась на него, как дура? Ведь я могла обжечь его до мяса! Я поспешно опустила глаза и отошла. Все в комнате смотрели на меня. Я повернулась к ним спиной и стала стелить постель. Когда снова обернулась, я уже полностью овладела собой.

– Пхет прав! – с улыбкой объявила я. – Пора спать!

Пхет хлопнул в ладоши.

– Каль-си в доме. Тигры – на дворе. Пхет, – тут он лукаво улыбнулся, – с Шарфом.

Заливаясь ликующим смехом, он попросил для себя уютную палатку в виде шатра. Потом распахнул дверь и стал ждать, пока тигры выметутся во двор.

Кишан дотронулся до моей щеки.

– Спокойной ночи, Келлс, – сказал он и, пригнувшись, вышел.

Рен последовал за ним, но на пороге задержался, чтобы одарить меня одной из своих ослепительных семафорных улыбок. Боль надежды обожгла мне сердце. Рен небрежно кивнул и вышел. Я услышала, как Пхет шепотом дает им указание, где устроиться на ночлег.

На следующее утро я проснулась под пение Пхета на кухоньке.

– Ага, Каль-си! Пробудилась. Ешь!

Его крохотный столик был заставлен едой. Я присоединилась к Пхету и положила себе фруктового салата и чего-то, похожего на рассыпчатый домашний сыр.

– А где все?

– Тигры купаются посредством реки.

– Ага.

Мы поели в полном молчании. Пхет внимательно всмотрелся в мое лицо, потом взял мою руку в свои ладони. Он повернул ее, погладил. От его прикосновений узоры, которые он в прошлый раз нанес хной на мою ладонь, вновь ненадолго проступили, засветились красным и тут же погасли.

– Хм-м. Ай-ай. Хм-м. – Он взял ломтик яблока и сочно захрумкал им, не сводя глаз с моей руки.

– Ай, Каль-си, ты обращалась своими глазами на многие вещи, путешествовала в дальние места.

– Да.

Он пристально посмотрел мне в глаза.

– Вы смотрите в мою душу?

– Эх-хе-хе… Каль-си очень удрученная. Какая беда?

– Беда? Ну, как сказать… От чувств. Я люблю Рена, а он меня не помнит. Кишан любит меня, но я не знаю, что мне с этим делать. Иными словами, это старый как мир любовный треугольник, в котором все несчастны. Кроме Рена, пожалуй. Он не помнит, счастлив он или нет. Можете что-нибудь посоветовать?

Пхет глубоко задумался.

– Любовь похожа на воду. Вода с нами везде. Лед, река, облако, дождь, океан – все вода. Когда большая, когда малая. Одна чтобы пить, другая слишком соленая. Но всякая вода полезна для земли. И постоянно пребывает в круговороте. Надо признать необходимость воды. А что женщина? Женщина – она как земля. Должна поглощать воду. Соединившись, вода и земля берут силы, придают друг другу форму.

Смотри, Каль-си, земля изменяется для реки – создает ей русло. Дно озера знает, как удержать воду в берегах, как вместить ее в себя целиком. Застывшая вода может сделаться льдом, двигать землю. Дождь делает оползни. Океан делает песок. Они всегда вместе, всюду, земля и вода. Крепко нужны друг другу. Становятся единым целым. А тебе придется выбирать. Быстро-быстро.

– А если я не смогу выбрать или откажусь выбирать? Или сделаю неправильный выбор?

– Не бывает неправильный выбор. Бывает твой выбор.

Пхет подошел к кровати и взял с нее две подушки.

– Какую полюбишь – круглую или квадратную?

– Не знаю. Подушки они и есть подушки.

– Любишь круглую? Выбери круглую. Нравится квадратная? На здоровье возьми квадратную. Это не имеет важность. Хочешь спать – берешь подушку. Разве возьмешь камень? Нет! Подушка – хорошо для спанья. Вот что нужно. Так же и с водой. Выберешь реку? Лед? Океан? Все хорошо. Выбрав океан, изменишь песок. Пожелав реку, сделаешься илом. Взяв дождь, станешь садовой землей.

– Вы хотите сказать, что я должна выбрать мужчину исходя из того, кем я хочу стать? Какую жизнь хочу прожить?

– Да. Это я и хочу говорить. Оба мужчины сделают твою жизнь особенной. Выбери океан или реку. Нет разницы.

– Но…

– Нет такого – но! Есть – так. У Каль-си крепкая спина. Может выдержать большой груз, большой долг, много дел. Каль-си как земля. И твоя спина изменится с любым из мужчин, какого выберешь.

– Если я правильно поняла, вы считаете Рена и Кишана двумя подушками в мире камней и полагаете, что я буду счастлива с любым из них?

– Ага! Умная девушка! – захихикал Пхет.

– Проблема в том, что… один из них двоих будет несчастен.

Пхет потрепал меня по руке:

– Ты совсем неправильно тревожишься! Пхет помогать тиграм.

Примерно через полчаса братья шумно вошли в хижину. Оба вежливо поздоровались со мной, Кишан пожал мне руку, а Рен кивнул из-за стола.

Я тихо спросила Кишана:

– Ну что, помогло? Он вспомнил?

Кишан отрицательно помотал головой и вернулся за стол, чтобы помочь Рену дочиста опустошить тарелки. Волосы у обоих братьев были влажные и зачесаны назад. Рен дочиста смыл с себя вчерашнюю массу.

Я невольно усмехнулась и подумала: «А может, она за ночь впиталась ему в мозги!»

Все время, пока братья ели, я размышляла над словами Пхета.

«Смогу ли я быть счастлива с кем-то из них? Сможем ли мы с Реном снова полюбить друг друга? И если сможем, то как насчет физической близости? Неужели я никогда не смогу дотронуться до него, не причинив боль?» До сих пор я не задумывалась о возможности совместного будущего с Кишаном. Я была слишком уверена в прочности наших отношений с Реном. Но теперь, когда Рен утратил воспоминания о нашем прошлом, я стала сомневаться, сможем ли мы когда-нибудь вернуть то, что потеряли.

Я видела, что Кишан то и дело поглядывает на меня, слушая речи Пхета. Неужели Кишан прав? Может, мне в самом деле суждено потерять Рена? Но следует ли из этого, что Кишан и есть тот человек, с чем мне предназначено остаться? Или, как сказал Пхет, я должна сама выбрать того, с кем хочу быть? С кем же из них я хочу провести свою жизнь? Вся сложность заключалась в том, что я не понимала, как смогу быть счастлива, зная, что один из братьев несчастен.

После завтрака Пхет попросил показать ему оружие. Я вытащила из рюкзака гаду, чакру, Фаниндру и лук со стрелами, передавая их Кишану, который раскладывал наше вооружение на столе. Каждый раз, когда наши пальцы соприкасались, Кишан улыбался. Я улыбалась ему в ответ, но моя радость мгновенно улетучилась, стоило мне заметить, как Рен недовольно отвернулся.

Пхет разглядывал оружие и безошибочно передавал его тому из нас, кому оно предназначалось Дургой.

– Как вы узнали?! – изумилась я. – Откуда вы знаете, что лук со стрелами мой, а гада принадлежит Рену?

– Змея меня рассказала.

Словно в ответ на его слова Фаниндра развернула кольца, подняла головку и, раздув золотой капюшон, посмотрела в глаза Пхету. Он тихонько запел и покачал головой. Золотая змейка принялась раскачиваться из стороны в сторону, словно кобра под дудочку заклинателя. Когда Пхет замолчал, она опустила голову и снова свернулась.

– Ай, Каль-си, Фаниндра говорит, привязалась к тебе. Ты добрая, и ты умеешь выказывать почтение.

Он взял Фаниндру в руки и бережно передал мне. Я взбила круглую подушечку и посадила змею в центр, подумав про себя: «Эге, а ведь я люблю круглые подушки! Осталось лишь узнать, кого из братьев они олицетворяют!»

Пхет объявил, что пришло время заглянуть Рену в глаза. Он взял два стула и поставил посреди комнаты. Рен сел на один стул, Пхет на другой. Кишан перебрался ко мне на кровать и взял меня за руку. Рен покосился на нас.

Пхет хлопнул его по руке.

– Взгляни в мой глаз, Тигр!

Рен негромко заворчал, но послушно повернулся лицом к старому отшельнику. Пхет впился глазами в его глаза и, прищелкивая языком, стал крутить голову Рена в разные стороны, будто настраивая автомобильное зеркало. Наконец он остался доволен, и они с Реном застыли на несколько долгих минут, глядя друг другу в глаза. Я нервно прикусила губу, ожидая.

После невыносимо долгого молчания Пхет вдруг вскочил со стула:

– Не могу поправить.

Я тоже встала:

– Что это значит?

– Тигр очень глубоко упрямый. Закрывается от меня.

– Закрывается? – Я повернулась к Рену. – Ты зачем это делаешь?

– Не знаю.

– Пхет, – взмолилась я, – прошу тебя, скажи, что ты узнал!

Пхет громко вздохнул:

– Вылечил раны от ножа и клетки. Черное зло этого времени ушло навсегда. Но воспоминания под замком, и ключом располагает только белый тигр.

– То есть, если я правильно поняла, вы избавили Рена от последствий посттравматического синдрома, сняли боль и воспоминания о мучениях, да? Значит, травмы, нанесенной Локешем, больше не существует? Но он помнит, что произошло?

– Да, я все прекрасно помню, – процедил Рен. – На случай, если ты забыла, что я еще здесь.

– Пхет только что сказал, что забрал все черное зло. Ты чувствуешь какие-то изменения?

Рен сосредоточился:

– Не знаю. Наверное, со временем станет ясно.

Я перевела взгляд на Пхета.

– Но воспоминания все еще заперты? Что вы имели в виду, когда говорили о замке?

– Тигр сам держит себя крепко взаперти. Это не враг сделал, не злодей. Закрыто тигриным разумом. Только он может открыть.

– Вы хотите сказать, что он намеренно заблокировал воспоминания обо мне?

Пхет кивнул.

Ошеломленная, я с разинутым ртом уставилась на Рена. Он смущенно сдвинул брови и опустил взгляд. Слезы навернулись мне на глаза.

– Но почему?! – тоненьким голосом выкрикнула я. – За что ты сделал это со мной?

Он крепко стиснул зубы, так что желваки заиграли на щеках, и посмотрел на меня. Его синие глаза блестели. Он раскрыл рот, намереваясь что-то сказать, потом снова закрыл. Я бросилась к двери, распахнула ее.

Рен встал.

– Келси! Подожди!

Я затрясла головой.

– Пожалуйста, не убегай, – тихо попросил он.

– Не смей идти за мной! – взвизгнула я.

Мотая головой, обливаясь слезами, я со всех ног бросилась в джунгли.

4
Пророчество

Я сидела в джунглях, привалившись спиной к дереву. Усталая, обессилевшая от долгого бега и эмоционального потрясения. Здравомыслящая часть моего разума твердила, что у Рена должна была быть веская причина, чтобы стереть меня из памяти. К несчастью, была и другая часть – та, которая в этом сомневалась, – и голос у нее был гораздо громче. Мне было больно. Если бы до похищения Рена кто-нибудь спросил меня, доверяю ли я ему, ответ был бы: да. Я доверяла ему абсолютно, стопроцентно. У меня не возникало ни малейшего сомнения в его искренности.

Но недоверчивый голос не замолкал, он твердил, что я никогда не подходила Рену и что надо было с самого начала ожидать чего-то подобного. Он говорил, что я недостойна Рена и рано или поздно все равно бы его потеряла. В самом деле, я всегда считала его слишком прекрасным, чтобы быть настоящим. И теперь все встало на свои места.

Больнее всего было то, что Рен сам решил выйти из игры. Намного больнее. Как я могла так ошибиться в нем? Я была слишком наивна. Да, я не первая девушка, которой разбили сердце, и, разумеется, не последняя. Но ведь я ему доверяла! Я верила его заверениям в вечной любви!

До визита к Пхету я могла убеждать себя в том, что это проделки Локеша. Что Рен тут ни при чем. Что глубоко внутри он меня любит. Теперь я узнала, что он сам захотел забыть меня. Он захотел от меня избавиться и нашел весьма убедительный способ это сделать!

Как удобно – взять и стереть свою ошибку! Выбрал неправильную девушку? Ничего страшного! Просто удали ее из памяти! И никакие воспоминания тебя не потревожат. Ему следует запатентовать это средство, станет миллиардером. На свете столько людей, совершивших поступки, которые им хотелось бы стереть из памяти…

Примерно с час я упивалась жалостью к себе, потом поплелась обратно в хижину. Когда я переступила порог, все разговоры смолкли. Оба брата молча уставились на меня, а Пхет принялся деловито молоть специи.

Рен встал и сделал шаг навстречу. Я отрешенно глянула на него, и он замер на месте.

– Значит, больше вы ничего не можете для нас сделать? – спросила я у Пхета.

Он повернулся ко мне, наклонил голову. Потом невозмутимо ответил:

– Пхет исполнен сожаления. Совсем не может помогать.

– Ладно, – я повернулась к Кишану, – тогда я хочу уйти. Сейчас же.

Кишан кивнул и принялся собирать вещи.

– Келси. – Рен протянул мне руку, но тут же отдернул ее, когда я взглянула на его руку как на нечто неприятное. – Мы должны поговорить.

– Не о чем разговаривать, – отрезала я, протягивая руку Пхету. – Спасибо за ваше гостеприимство и за все, что вы для нас сделали.

Пхет встал и обнял меня:

– Нет беспокоиться, Каль-си. Всегда трудись помнить: воде и земле назначено быть вместе.

– Я помню, но сейчас я больше похожа на луну. Для меня не осталось ни капли воды!

Пхет положил руки мне на плечи:

– Есть вода для Каль-си. А луна призывает приливы.

– Ладно, – тихо вздохнула я. – Спасибо. Уверена, все будет хорошо. Не волнуйтесь за меня, – попросила я, крепко обнимая старика. – До свиданья.

– В следующий раз ты будешь гостить с большим счастьем, Каль-си.

– Надеюсь. Я буду скучать, Пхет. Простите, что покидаю вас так внезапно, но мне вдруг захотелось поскорее снять проклятие, раз и навсегда! – Я подхватила свой рюкзак и бросилась к двери.

Кишан догнал меня.

– Келлс, – начал он.

– А нельзя просто прогуляться? – окрысилась я. – Что-то я не в настроении болтать!

Несколько секунд его золотые глаза изучали мое лицо, потом он негромко сказал:

– Хорошо.

Не успела я далеко уйти, как белый тигр поравнялся со мной и боднул меня в руку. Но я и не подумала на это реагировать, только покрепче вцепилась в лямки рюкзака и подошла к Кишану. Тот взглянул на мое перекошенное лицо, потом на белого тигра, который плелся теперь за нами. Вскоре он отстал настолько, что я потеряла его из виду.

Тогда я расслабилась, пошла спокойнее и шагала молча, без остановки на еду и отдых, пока у меня не подкосились ноги. Тогда я попросила у Шарфа маленькую одиночную палатку и рухнула на спальник, отказавшись заботиться об ужине и предоставив братьям самим заботиться о себе. Они оставили меня в покое – это вызвало у меня благодарность, смешанную с досадой, – и я провалилась в сон.

Проснулась я в темноте и впервые за несколько дней взглянула на экран телефона. Ни одного вызова от мистера Кадама. Было четыре утра. Спать мне больше не хотелось, поэтому я высунула голову из палатки и увидела слабый свет затухающего костра. Ни Рена, ни Кишана поблизости не было. Подбросив в костер охапку веток, я заново разожгла его и пожелала чашку горячего какао. Медленно прихлебывая обжигающий напиток, я молча смотрела в огонь.

– Кошмар приснился?

Я резко обернулась. Рен стоял, прислонившись к дереву. Я узнала его по белой рубашке, лицо оставалось в тени.

– Нет. – Я снова отвернулась к огню. – Просто выспалась, вот и все.

Он шагнул в круг света и сел на бревно напротив меня. Мерцающее пламя делало его кожу еще более бронзовой. Я решила не обращать на это внимания. Ну почему он так хорош собой? Синие глаза внимательно меня изучали.

Я подула на какао, стараясь на него не смотреть.

– Где Кишан?

– Охотится. В последнее время ему нечасто удается этим заняться, так что он наслаждается моментом.

– На здоровье, – сварливо буркнула я. – Надеюсь, он не ждет, что я буду вытаскивать у него из лап иглы дикобразов! Если занозится, пусть пеняет на себя. – Я сделала глоток. – А ты почему не с ним?

– Присматриваю за тобой.

– Знаешь, вот этого не надо! Я большая девочка. Охоться на здоровье, если хочешь. Честно говоря, тебе это даже необходимо! Ты до сих пор тощий как скелет.

– Мне приятно, что ты обращаешь на это внимание. Я боялся, что ты вообще забыла обо мне.

Я вскинула брови, кипя от злости:

– Забыла о тебе? Я? Забыла? Знаешь что? Ты меня бесишь, понял?

– Очень хорошо. Тебе надо выпустить пар.

Я отставила кружку и вскочила:

– Ага, значит, тебе это нравится? Еще бы, приятно заставлять меня клясться в вечной любви, а самому при этом насмехаться!

Он тоже встал:

– Но я не смеюсь над тобой, Келси.

Я всплеснула руками:

– Неужели?! А почему? У тебя есть все основания! Ведь ты отнял у меня все, что было мне дорого! Ты… ты вырвал мое сердце, раздавил и бросил на потеху мартышкам! А я-то, дура, тебе доверилась! Идиотка. Я верила, что ты в самом деле любишь. Что я тебе дорога. Что нам суждено быть вместе. А ты… ты… ты просто… квадратная подушка, вот ты кто! А я недавно поняла, что мне нравятся круглые, понял?

Он вежливо засмеялся, чем взбесил меня еще сильнее:

– Я – квадратная подушка? И что это значит?

– Это значит, что мы не подходим друг другу, вот и все. Мне надо было сразу понять, что ты разобьешь мне сердце! Слова, которые ты говорил, стихи, которые писал, – они ничего для тебя не значили! Когда мы вернемся, я все тебе верну!

Он напрягся:

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что мне они тоже больше не нужны! Лучше бросить их в огонь, хоть какой-то прок от этого будет!

– Я не верю, что ты это сделаешь.

– Увидишь!

Я бросилась в палатку, схватила свой дневник и лихорадочно пролистнула страницы, пока не нашла стихотворение о бесценной жемчужине. Снова выскочив к огню, я вырвала из дневника страницу со стихотворением и с вызовом посмотрела на нее.

– Кел-си. – Его синие глаза встретились с моими карими. – Не делай этого.

– Это еще почему? Человек, который написал это, мерзкий лжец и притворщик!

– Ты неправа. То, что я тебя не помню, совсем не означает, что мои прежние чувства к тебе были ложью. Да, я не знаю, почему и как я заставил себя забыть тебя. Но это не имеет значения. Даю тебе честное слово, я никакой не лжец.

Я затрясла головой:

– Ты умер для меня! – и швырнула стихотворение в огонь. Я стояла и смотрела, как листок порхает в воздухе. Слеза скатилась по моей щеке, когда уголки страницы вспыхнули пламенем.

Быстрее молнии Рен выхватил листок из огня и зажал занявшийся край в кулаке. Он тяжело дышал, и я видела, что ему больно. Потом его ожоги заживали прямо на моих глазах, а я не могла отвести глаз от почерневшего на углах листка.

– Ты всегда была такой слепой и зацикленной на себе?

– То есть теперь ты считаешь меня дурой?

– Пожалуй, но больше в поэтическом смысле.

– У меня есть для тебя поэма: пропади ты пропадом!

– Я и так пропал, Келси. Неужели ты до сих пор не поняла? Почему ты не видишь того, что у тебя перед глазами?

– Что я должна видеть? Тигра, по совместительству оказавшегося принцем? Мужчину, который за что-то возненавидел меня так сильно, что нарочно стер меня из своей памяти при помощи какого-то заклинания? Мужчину, который не в силах выносить мое присутствие дольше двух минут? Мужчину, которому неприятно ко мне прикасаться? Это я должна видеть? Если да, то все я прекрасно вижу, не волнуйся!

– Нет, вспыльчивая девушка! Ты не видишь вот этого!

Он схватил меня, прижал к себе и поцеловал. Страстно и горячо. Его горячие губы слились с моими, но все закончилось так быстро, что я не успела отреагировать. Рен отшатнулся и согнулся пополам, ухватившись за ствол дерева. Он тяжело дышал, его руки тряслись.

Я скрестила руки на груди и молча за ним наблюдала.

– Ну и что ты пытался этим доказать?

– Если у тебя возник вопрос, значит, я плохо пытался.

– Ладно, ты меня поцеловал. И что? Это ничего не значит!

– Это значит все.

– С чего бы?

Он судорожно глотнул воздух, привалился к дереву.

– Это значит, что я начинаю испытывать к тебе чувства, и если я что-то чувствую даже сейчас, значит, мой двойник из прошлого был по уши влюблен.

– Если это так, вспомни меня! Сними блокировку.

– Я не могу. Я не знаю, что это такое, как это случилось и какой должен быть ключ. У меня была надежда, что, поцеловав тебя, я все исправлю. Как видим, этого не произошло.

– И… что дальше? Думал, твой поцелуй превратит лягушку в прекрасную принцессу? Что ж, мне больно разрушать твои сладкие грезы, но что видишь, то и получишь!

– Скажи, почему ты вбила себе в голову, что мне неинтересно то, что я вижу?

– Знаешь, у меня нет ни малейшего желания снова обсуждать это с тобой! Ты, разумеется, ничего не помнишь, но в прошлом мы достаточно об этом говорили. Впрочем, поройся в своей кратковременной памяти – ее ты, кажется, не потерял! – и вспомни, как называл Нилиму красивой!

– Я помню, как назвал Нилиму красивой. И что дальше? Разве из этого следует, что я не считаю красивой тебя?

– Не прикидывайся! Все дело в том, как ты это сказал! «Ах, почему я не был влюблен в Нилиму, она такая красивая!». Это означает, что я не такая. Ты что, вообще ничего не понимаешь в женщинах? Никогда не называй при одной женщине красавицей другую – вот первое правило мужчины!

– Но я этого не делал, Келси. Ты подслушала наш разговор с Кишаном.

– Ну и что! Все равно!

– Отлично. В таком случае послушай, что я думаю, и провалиться мне на этом месте, если я лгу. Ты красивая.

– Поезд уже дал гудок, а у тебя нет билета!

Он в отчаянии запустил пальцы в волосы.

– Значит, что бы я ни сказал, ты мне не поверишь?

– Думаю, нет! – подбоченилась я. – Потому что я не понимаю, зачем ты это сделал! Если ты меня любил, как ты мог на такое пойти? Вывод напрашивается сам собой – ты меня не любил. Я всегда знала, что ты слишком хорош, чтобы это было правдой.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты же сам сказал это Кишану! Ты сказал, что не можешь себе представить, как мог полюбить такую, как я. Видишь? Ты знал, что мы друг другу не ровня. Ты – мистер Совершенство, а я – мисс Посредственность. Это видно с первого взгляда, и именно это ты со всей искренностью почувствовал после освобождения.

Рен горько рассмеялся:

– Поверь мне, Келси, я далек от совершенства, а ты столь же посредственна, сколь сама Дурга. Вспомни, ведь я совсем не знал тебя, когда разговаривал с Кишаном, и потом, ты неправильно меня поняла.

– Как это?

– Я… я хотел сказать… то есть я сказал… да пойми же ты! Ты не та, какой я считал тебя тогда!

– Я та же самая!

– Нет. Тогда я избегал тебя. Не хотел тебя знать. Я был…

Я вырвала еще одну страницу.

– Келси! – Он подскочил, рванул дневник у меня из рук и невольно застонал от боли, вызванной близостью ко мне. – Прекрати! Даже не думай сжечь еще хоть страницу!

Я вцепилась в дневник и потянула на себя.

– Мой дневник, что хочу, то и делаю!

Он дернул тетрадь на себя.

– Ты не должна судить обо мне на основании того, что я говорил сразу после возвращения! Тогда я был еле жив и не мог думать связно. Мне нужно было время, чтобы узнать тебя, чтобы… Чтобы понять, что ты мне нравишься! – заорал он. – Ты мне нравишься достаточно, чтобы понимать, за что я любил тебя… хоть ты меня и бесишь!

Я вырвала у него тетрадь.

– Ты… Я… Я нравлюсь тебе достаточно?! Так знай же, для меня этого недостаточно!

Он снова отнял у меня дневник.

– Келси, чего еще тебе от меня нужно?

Я потянула тетрадь к себе.

– Мне нужен мой прежний Рен!

Он застыл, потом процедил:

– Что ж, в таком случае я не знаю, что тебе сказать. Возможно, прежний Рен ушел навсегда. Но… новый Рен не хочет потерять тебя. – Он мрачно посмотрел на меня, положил руку мне на талию и привлек к себе, забыв о дневнике. – И потом, ты сама сказала, мы можем начать все сначала.

– Не думаю, что это возможно. – Я изо всех сил рванула тетрадь, и на этот раз Рен выпустил ее и отошел от меня.

Он стоял, уронив стиснутые в кулаки руки, потом опасно-тихим голосом произнес.

– Сделай так, чтобы это стало возможно.

– Ты слишком многого хочешь!

– Нет. Это ты слишком многого хочешь. – Он шагнул ко мне. – Ты ведешь себя неразумно, Келси. Дай мне время.

Я посмотрела на него, наши глаза встретились:

– Я была готова ждать целую вечность, но это было до того, как Пхет открыл мне правду.

– «Как беден тот, кто небогат терпеньем! Какая рана заживает сразу?»[6]6
  Шекспир У. Отелло. Пер. М. Лозинского.


[Закрыть]

– На этот раз Шекспир тебе не поможет, супермен. Твое время вышло.

Он сдвинул брови:

– Пожалуй, мне следует сесть за изучение «Укрощения строптивой».

– Прекрасно, вот тебе первый урок: «Получше люди слушали меня, А не хотите, так заткните уши. Уж лучше дать свободу языку и высказать, что в сердце накопилось!»[7]7
  Шекспир У. Укрощение строптивой. Пер. П. Мелковой.


[Закрыть]

– Спасибо, урок мне не нужен. Я уже знаю, чем дело кончилось. Укротитель победил. «В пылу сраженья я не слышал, что ли, Сигналов боевых и ржания коней? А мне твердят о женском языке, Да он трещит едва ль не вдвое тише, Чем на огне у фермера каштаны. Пугайте им детей! – Он поманил меня пальцем. – Раньше поцелуй меня, Кет, и пойдем»[8]8
  Там же.


[Закрыть].

Я недобро сощурилась.

– Ты вырвал строчки из разных мест, к тому же очень скоро тебе предстоит убедиться, что меня укротить далеко не так просто, как Катарину!

Рена насупился, он с досадой взмахнул рукой:

– Отлично. Ты победила. Если хочешь вернуть мне мои стихи – валяй. Только не сжигай их.

– Отлично! Кстати, я не могу понять, как я могла когда-то считать тебя добрым, приятным и добросердечным человеком! Ты… да ты колючий, как дикобраз! Любой, кто приблизится к тебе, рискует исколоть лицо!

– Вот это верно. Девушке следует быть осторожнее с мужчинами, которые собираются полакомиться ею на обед. Особенно если эти мужчины – дикие тигры, рыщущие в поисках неприятностей.

Он сощурил глаза, схватил меня за руку, легонько ущипнул за внутреннюю сторону запястья, а потом поцеловал в то же место, хотя невозможно было не заметить, что ему очень больно.

– Ты еще не видела, насколько диким я могу быть, субхага джадугарни.

Я театральным жестом стерла его поцелуй со своей руки:

– И что это значит?

– Это значит… прелестная колдунья.

– Лесть тебе больше не поможет, не говоря уже о сомнительных комплиментах. Я слишком хорошо изучила твои словесные фокусы!

Он коварно улыбнулся, хмыкнул и откровенно задержал взгляд на моих губах.

– Судя по твоему дневнику, полному стихов, мои словесные фокусы и сомнительные комплименты пользовались успехом.

– Снова захотелось погоняться за музой?

– Еще бы. Не волнуйся, я дам тебе фору.

– Не в этой жизни, приятель!

Он скрестил руки на груди и улыбнулся.

– Прекрати! Ты меня бесишь своими улыбками!

Я врала. Улыбка Рена никогда меня не бесила. Честно признаться, совсем наоборот. Она заставляла меня тосковать по нему. Я почувствовала, как тихая грусть овладевает мною, остужая слепое бешенство до температуры медленного кипения.

– Ты раньше никогда меня так не называл!

– Как? Субхага? Значит, я давал тебе другие имена?

Я помолчала, потом прошептала:

– Да…

– И как же я тебя называл? – Он склонил голову и окинул меня насмешливым взглядом. – Вероятно, я использовал слова: упертая, ограниченная, раздражительная, нетерпеливая…

Безумная ярость вернулась, полыхнула слепящим пламенем, вскипела так горячо, что выплеснулась наружу. Мне захотелось причинить ему боль.

Я уперлась обеими руками в грудь Рену и толкнула его изо всех сил, но он даже не шелохнулся и обидно засмеялся над моими жалкими потугами, поэтому пришлось слегка прижечь его разрядом.

– Ого! Прекрасно, котеночек, ты показала мне свои коготки, теперь я покажу тебе свои. – С этими словами Рен прижал обе мои руки к моим бедрам, обезвредив меня. Я оказалась крепко прижата к его груди, его руки превратились в железные обручи. Он поцеловал меня в шею и вкрадчиво прошептал: – Я же вижу, что ты мечтаешь приласкать меня.

Я поперхнулась от злобы:

– Ты… ты… предатель!.. Дезертир!

– Кто-кто? Дезертир? Если ты имеешь в виду любителя десерта, то да, он перед тобой. Правда, мне придется тебя немного подсластить! – Он рассмеялся и снова поцеловал меня в шею.

Я вырвалась, дрожа всем телом от негодования (по крайней мере, я искренне хотела так думать). Я всерьез собиралась пропустить через тело Рена такой разряд, чтобы поднять его волосы дыбом и стереть с лица эту самодовольную ухмылку, но тут из-за деревьев выбежал Кишан.