Текст книги "Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево"

– Да я слушала вполуха. Ребятенок беспокоился и пинался, я больше им занималась. Может быть, мне лучше было дома остаться?

– Потом значительно труднее было бы выехать. Замучилась бы по инстанциям бегать. Так что выехали и выехали. Если будут большие проблемы, то уедешь в отпуск. А так виза есть, отметка в паспорте есть. Уже никаких вопросов на границе. Говоров говорил, что скоро южный берег очистят от немцев, и появится возможность ездить на машине домой. Тут всего четыреста километров.

– У меня готово, садись обедать.

Обед состоял из каши с мясом, бутерброда с колбасным фаршем типа «второй фронт» и чая с плавающим внутри пакетиком. В конце обеда в комнату постучали:

– Войдите!

– Товарищ полковник! Вас к телефону! Иностранец какой-то.

– Что за доклад, сержант! В наряд на телефон назначать только тех, кто знает язык.

– У нас их всего трое!

– Значит, только их!

Мы дошли до телефона. Звонил Рамсай. Приглашает с женой на прием в МИД к 16:00, а потом к нему домой, познакомить Женю и Хенриикку. Ответил согласием, вызвал Гаврилова.

– Гараж осмотрели?

– Да, товарищ полковник. Одна машина на ходу: бронированный «Паккард» посла. Остальные рухлядь, в основном вышли из строя аккумуляторы и резина.

– К 15:30 подготовьте «Паккард», водителя и двух человек в гражданской форме, с оружием. Андреев, установите в квартире, в которой я живу, телефон через коммутатор. Прямой не нужен.

– Есть!

Вернувшись в квартиру, сообщил Жене, чтобы готовилась к поездке. Она была сильно удивлена.

– Привыкай, Женя! Будем некоторое время жить как на вулкане. Пока мы с тобой единственные «дипломаты». Ничего, через неделю появятся «хозяйственники», затем подъедут остальные.

– У меня всего час времени на все про все.

– Поторапливайся!

В поездке машину сопровождал бронетранспортер. Слабое утешение. Надо быстрее предпринимать что-то с населением, иначе это плохо кончится. Геббельс заливается по поводу того, что благодаря «предательской политике» финского правительства, страдает весь народ Финляндии. Первый ход уже сделан: сегодня границу пересечет эшелон с хлебом и консервами. Но необходимо сейчас решить вопрос о поставке с МИД и командованием «Раяяаакари», которая уже вернулась на границы. Собственно, именно для этого я и согласился приехать в МИД. Фактически я не должен вручать верительные грамоты, я – техническое обеспечение посла в военных вопросах, но пока посла нет, вынужден исполнять его обязанности. Бронетранспортер остановился, не доезжая до бывшего Флотского Экипажа, где сейчас расположилось Министерство иностранных дел Финляндии. КПП, но шлагбаум поднят заранее. На охране полицейские. Машина остановилась напротив парадного входа, мы вышли из нее и направились к входу. Довольно длинная широкая лестница, характерная для петербургских зданий ХIХ века. Наверху на площадке стоит уже знакомый секретарь МИД Пааво Юхо Хюннинен, который церемонно нас приветствует и провожает по длинным анфиладам. Довольно просторный зал с эстрадой. Когда-то здесь гремели польки, вальсы и мазурки для офицеров Балтийского флота. Сейчас здесь собрался «дипломатический бомонд» послевоенной Финляндии. Фраки, мундиры с аксельбантами, дамы в вечерних платьях. Евгения поняла, что ее наряд сильно проигрывает остальным.

– Что ж ты не сказал, что требуется вечерний туалет?

– А он у тебя есть?

– Нет, но мое синее платье больше бы подошло!

– Не обращай внимания! В следующий раз наденешь. И я боюсь, что ты в него не влезешь.

– Заканчивай говорить колкости! Ты имеешь к этому такое же отношение, как и я!

– Главное, не забывай мило улыбаться, дорогая!

К нам навстречу вышел министр Рамсай.

– Уважаемые господа! Мы рады приветствовать в этих стенах первого представителя дипкорпуса СССР в Финляндии: военного атташе Советского Союза господина полковника Иволгина. И его очаровательную супругу. Их появление в этих стенах дает возможность говорить, что настали новые времена в отношениях между нашими странами! Господин полковник!

Текст выступления мне передали еще в Москве.

– Господин министр! Уважаемые господа! Господин старшина! От лица Советского Союза я так же рад приветствовать всех вас! Наша страна, памятуя о почти трехсотлетней истории добрососедских отношений с Финляндией, которая некогда входила в состав России, преодолела бремя разногласий и разного видения проблем в наших отношениях и предложила покончить с полуторалетней войной путем переговоров. В Стокгольме был найден компромисс и новый путь для нашего сотрудничества. Я уполномочен заявить, что в настоящее время все препятствия на пути к миру решены, и наши страны твердо встали на путь мирного сотрудничества, уважения территориальной целостности и независимости на основе договора 1940 года, – эту фразу я заучил, поэтому далась она мне легко.

Подходили многие дипломаты из разных стран, кроме воюющих с нами – тех в зале не было, как не было и британцев, и американцев. Они пока не прореагировали на заключение перемирия и находились в состоянии войны с Финляндией. Был француз, но он представлял Виши, а не «Свободную Францию». Стремительность, с которой действовали мы с Рамсаем, Сталин и Маннергейм, застала врасплох не только Германию, но и союзников. Пока только президент Рузвельт поздравил Сталина с большим стратегическим успехом. Британцы, которым все это не понравилось, тем более что было сопряжено с убийством трех агентов, пока медлили с признанием Финляндии невоюющей страной и медлили возвращать посольство. Они считали, что большинство финнов воспротивятся такому решению правительства и сменят его. Интересы Британии представлял здесь старшина дипломатического корпуса посол Швеции Карл Хейнстрем. До него старшиной был, естественно, немецкий посол в Финляндии фон Блюхер, который уже покинул страну, за день до моего приезда. Часть немецкого посольства еще находилось в Хельсинки, но упаковывала чемоданы. Интересы Германии, как ни странно, представлял все тот же посол Швеции. Удобная позиция! Такой канал утечки информации! Нас церемонно представили и ему. Я на первой же встрече высказал удивление по поводу совмещения этих обязанностей.

– Швеции давно пора определиться, на чьей она стороне: Объединенных Наций или Оси.

– Но, господин атташе, вы же контактируете с послом Японии! А он находится в состоянии войны с Великобританией и США. Если обе страны доверяют мне, то почему я должен отказывать им? Швеция – нейтральная страна. Мы на своей стороне.

– Мы уважаем ваш нейтралитет, но он какой-то однобокий. Германии вы разрешаете значительно больше, чем нам и нашим союзникам. Ну, вот, например, мне требуется виза вашей страны. По состоянию дел мне придется часто ездить или летать в Стокгольм.

– Министерство иностранных дел непременно рассмотрит этот вопрос, но заранее я не могу ничего пообещать.

– Второй момент – это транзит через Швецию немецких войск.

– Этот вопрос зафиксирован договором с Германией 1940 года для снабжения группировки войск, обороняющих бывшую Норвегию. Германия – крупнейший партнер Швеции во внешнеэкономических вопросах. Не думаете же вы, что в тот момент, когда войска Гитлера оккупируют большую часть европейской территории СССР, вы можете диктовать нейтральной стране, что она должна делать, а что нет, полковник!

Вот наглая шведская морда!

– Некогда войска Карла Двенадцатого были в тех же местах, что и Гитлер сейчас. Не припоминаете, чем это кончилось для него? Честь имею, господин посол!

Возле «шведского стола» ко мне подошел Рамсай и предложил пройти в его кабинет. Там я задал вопрос о готовом эшелоне с зерном и консервами.

– Требуется определить маршрут движения по степени готовности путей и сообщить об этом президенту.

Рамсай снял трубку телефона и позвонил в министерство транспорта. Затем довольно долго разговаривал с Маннергеймом. На Карельском перешейке сейчас странная ситуация: войска перемешались. Во многих местах финны оставили линию обороны, но еще не успели вывести войска за нашу границу. Вся финская армия находится в движении. Железнодорожные пути забиты воинскими эшелонами, но хлеб важнее. В первую очередь, для социал-демократического правительства Паасикиви.

– Господин президент передает вам привет и наилучшие пожелания вашей супруге. Эшелон можно пустить через Виипури – Выборг, по-вашему. Пограничной страже будут немедленно отданы приказания. Как только он пересечет границу, мы сделаем важное правительственное сообщение об этом по радио.

– Лучше завтра в газетах, а не по радио. Немцы могут воспользоваться информацией о нем.

– Скорее всего, они узнают об этом немедленно, в стране слишком много людей, с ними сотрудничающих.

– Господин министр! Меня уполномочили согласовать с вами вопрос о сроках прохода 1-го отдельного ударно-штурмового корпуса в Порккала-Удд. Корпус выводится из боев под Кингисеппом, будет пополнен и через две недели будет готов для переброски сюда. По имеющейся у нас информации, фон Кюхлер начал стягивать к Таллину плавсредства. Больших резервов у него нет, но есть вероятность переброски в Таллин войск из Западной Европы. Наши тральщики работают круглосуточно, но немцы активизировали минные постановки в Финском заливе. Они обоснованно беспокоятся, что Балтийский флот может выдвинуться к Таллину и решить судьбу 18-й армии под Нарвой.

– Я думаю, господин полковник, что нам с этими вопросами требуется ехать в Президентский дворец. Я, конечно, попробую еще раз поговорить с Карлом Густавом, но… – он опять снял трубку и стал повторять мои вопросы президенту. В этот момент вошел секретарь министра и положил на стол бумагу. Тот вцепился в нее глазами, но продолжал говорить с Маннергеймом. Прикрыв трубку рукой, сказал мне, чтобы я шел в зал и забирал жену, сейчас поедем к президенту. Хочет выпроводить меня из кабинета. Я вышел. Мы с Женей ждали его на лестнице еще минут двадцать. Наконец, он появился уже одетым.

– Великобритания объявила о присоединении к перемирию и восстановлению дипломатических отношений на уровне постоянного представителя. Они запрашивают о возможности принять самолет с посланником. Маннергейм ответил положительно на их просьбу.

Засуетились, союзнички! Сейчас начнут вставлять палки в колеса! А Рамсай здорово обрадовался этому. Министр предложил завезти Женю к нему домой, познакомить ее с женой и оставить их там. А самим съездить к Маннергейму. Так и поступили. Госпожа Хенриикка приобняла Евгению за талию и повела ее на белую кушетку. Им есть, о чем поговорить! Мы поехали на дальнюю дачу Маннергейма, где он находился.

Дачей этот дворец назвать ну очень тяжело! Маннергейм, основные имения которого находились в Финляндии, практически не пострадал в результате революции и жил на довольно широкую ногу, как привык еще в Санкт-Петербурге. Охрана открыла ворота, и мы проехали к имению. Нас встретил адъютант, помог снять верхнюю одежду. Я поправил прическу, и мы двинулись в левое крыло здания в кабинет маршала.

– Господин президент! К вам министр Рамсай и военный атташе СССР полковник Иволгин! – доложил при открытой двери адъютант.

– Пусть войдут!

– Господин президент, – поприветствовали мы его.

– Полковник! Вам очень к лицу военная форма! Господи! Сколько наград! – маршал с интересом рассматривал ордена. – А Героя за что получил?

– За взятие Спасской Полисти.

– Суворов? У вас чтут его?

– Да, господин маршал. Чтут всех, кто приносил славу и победы России: Александра Невского, Михаила Кутузова, адмиралов Ушакова и Нахимова и, конечно, Суворова. Это высший полководческий орден в СССР. У него три степени. Этот – второй, а этот – первой степени.

– За что дали?

– Второй степени – за вскрытие направления главного удара немцев весной 1942 года. А первой за освобождение Новгорода, разгром Манштейна и вывод Финляндии из войны.

Глаза Маннергейма сузились, превратившись в щелочки, он решительно повернулся к своему столу. Прошел туда, открыл ящик и достал две коробочки. Вернулся ко мне.

– Господин полковник! Как президент и главнокомандующий Финской армии награждаю вас за это Командорским крестом I класса ордена Белой розы Финляндии, с мечами. – Он повесил мне на шею орден на синей ленте и показал нагрудный знак, немного напоминающий орден Суворова.

– Этот орден некоторое время назад мы хотели вручить Йохиму фон Риббентропу, но после срыва наступления под Харьковом я положил его в этот стол. Он по праву ваш, полковник!

– Служу Советскому Союзу!

– Я, конечно, знаю, что это соответствует вашему уставу, господин полковник. По мне было бы приятнее услышать: «Рад стараться», но… Вы действительно служите ему. С чем приехали?

– У нас появились сведения, что немцы стягивают к Таллину плавсредства. Сведений о подводе фон Кюхлеру дополнительных войск нет, но это дело нескольких недель. Ближайшая цель от Таллина – Хельсинки. Начальник Генерального штаба генерал Василевский, с которым перед вылетом сюда я имел беседу, сообщил, что к переброске на базу в Порккала-Удд готовится Первый отдельный ударно-штурмовой корпус Ленинградского фронта. Меня просили согласовать с командованием Финской армии кратчайшие сроки пропуска корпуса в места расположения. В корпус входят: 1-я ударно-штурмовая дивизия НКВД, 3-я десантно-штурмовая дивизия морской пехоты, отдельный снайперский полк, 12-я тяжелая танковая дивизия прорыва, 127-й отдельный артиллерийский дивизион особой мощности, три противотанковых и гаубичных дивизиона и пятая смешанная авиадивизия, в составе шесть полков и дивизион быстроходных десантных кораблей. Корпус выводится из-под Кингисеппа, будет пополнен и переброшен сюда, как только мы согласуем с вами сроки. Единственное, что осталось за рамками предварительных переговоров, это размещение авиационных полков. Мест для базирования в Порккала-Удд авиадивизии недостаточно.

– Авиадивизия в составе корпуса? Нам об этом не говорили! Корпус всегда имеет такой состав?

– Нет, мы уменьшили количество истребительных полков, обычно их шесть, но сюда придут только три: немцы довольно далеко, на той стороне Финского залива, и у вас есть своя авиация. Поэтому было решено часть авиации оставить на Ленфронте.

– Судя по составу, вы готовитесь наступать, а не обороняться. Такого не оговаривалось ранее.

– Мы исходили из гипотетической вероятности того, что имеющие в Финляндии разветвленную разведсеть, немцы смогут захватить участок побережья или высадиться в Хельсинки без больших потерь. Сумеют привлечь часть населения на свою сторону и успеют создать с их помощью укрепленные районы. Для их взятия и подобрано соединение. Именно этот корпус брал Свирьлаг, Важины, Куйтежи и Новгород. Десантных средств у корпуса хватает, чтобы высадиться на любом участке побережья, при условии поддержки флотом.

– Вы решили использовать Финляндию как плацдарм, полковник! Немцы достаточно сильны, чтобы воспрепятствовать этому.

– В основном сейчас корпус будет решать оборонительные задачи, но если Гитлер попытается использовать против вас десант, он получит десант в Таллин. Флот открытого моря у Германии находится далеко, мы имеем достаточно авиации, чтобы прикрыть собственный флот, дружим с вами – и кто нам может помешать успешно высадиться в Таллине уже в этом году, маршал?

– Только погода, полковник. Ход ваших мыслей мне определенно нравится, но… По опыту Зимней войны, я знаю, что Красная Армия очень мало подвижна, передислокация сюда одного корпуса растянется на месяцы. За это время вся ситуация может измениться.

– Мне требуется только согласовать с вами дату пересечения границы нашим корпусом и места базирования двух авиаполков, желательно недалеко от самой базы.

– Валлет и Порккала-Сундет. И можете начинать переброску через Виипури уведомительным порядком. У вас есть еще вопросы, полковник?

– Нет.

– Подождите господина министра, адъютант вас проводит в комнату для ожидания.

Совсем не кислый бар в этой комнате отдыха. И очень натренированный бармен приготовил мне «Гордонс» со льдом и индиан-тоником. Я снял с шеи ленту с орденом и повесил нагрудный знак ордена рядом с Суворовыми. Крепится быстро, но ненадежно: просто на двух булавках. В общем, парадный, а не боевой орден. Быстрее бы новую форму вводили! Можно будет носить колодку вместо орденов, а сами ордена надевать по праздникам. Но жест Маннергейма и его ссылочка на Риббентропа мне понравились. Надо будет отразить это в отчетах. Плюс про уверенность финнов в том, что имеют дело с малоподвижными частями и соединениями. Не будем спорить! Что-то долговато Рамсай с Маннергеймом разговаривают. Интересно, о чем? Скорее всего, как усидеть на двух стульях. Не понимают, что ширины зада может не хватить. Ладно, своего я добился, и принят уведомительный характер пересечения войсками госграницы. Позвонил в посольство и передал Андрееву поручение срочно сообщить Василевскому и Жданову, что все вопросы урегулированы. Маршрут номер один. Первый может выдвигаться в любое время.

А вот и Рамсай. Довольный и улыбающийся. Я предложил присесть и пропустить по рюмочке. Надо разговорить его. Бармен принес заказанный Рамсаем коньяк.

– Как настроение у президента? Я не сильно расстроил его?

– Он звонил Паасонену, тот подтвердил вашу информацию о плавсредствах в Таллине. Президент приказал усилить траление Финского залива и передать вам карты минных полей. Очень беспокоится, успеете ли вы развернуть свой корпус. Наша армия почти в полном составе еще на территории Карелии и в Лапландии. Юг прикрыт незначительными силами. И Гитлер об этом знает.

О таком подарке можно было только мечтать – все минные постановки в Финском заливе!

– Очень своевременное решение президента! Оно, конечно, не снимает минную опасность, но сильно облегчит работу нашему флоту. Я закажу самолет для этого.

– Запросите ваш МИД, господин полковник, о визе для моей супруги. Она хочет увидеться с дочерью. А где сейчас ее муж?

– Под Ленинградом, командует батальоном.

– Ну что, едем? Нас заждались, наверное.

– Да, конечно.

Ужинали у Рамсаев довольно долго, отвечая на многочисленные вопросы его жены, весьма словоохотливой женщины. Она расспрашивала нас о поездке ее дочери в Москву, заодно я узнал о планируемых сроках вывода финской армии на всех участках. В общем, время я потратил не зря. Вернувшись в посольство, увидел обложенные мешками с песком танки у КПП: кто-то обстрелял из пулемета наряд возле входа и окна верхнего этажа. Ноту в МИД уже написали. Я ее подписал и приказал с утра доставить в МИД. Вышел на связь с Василевским по ВЧ, сообщил подробности переговоров с Маннергеймом. Тот передал, что корпус готов к движению и ждали только меня.

– Я же передал информацию, что первый может выдвигаться!

– Верховный приказал дождаться вашего звонка по ВЧ. Утром 5-я САД начнет переброску своих БАО в Порккала-Удд. Генерал Трубачев, командир корпуса, свяжется с вами от границы. Первым же бортом отправьте карты Трибуцу.

– Мне их еще не передали. Только обещали.

– Понимаю, но ускорьте максимально этот вопрос.

– Есть.

В трубке послышался голос, просивший Василевского освободить линию. Ни фига себе! Кто это? Мы повесили трубки, раздался звонок, и послышался характерный голос Сталина:

– Товарища Петрова, товарищ Иванов.

– Я у телефона, товарищ Иванов.

– Как Маннергейм прореагировал на сообщение, что у него будет базироваться ударный корпус?

– Довольно настороженно, но я объяснил ему, что существует угроза немецкого десанта прямо в Хельсинки, он перезвонил, по словам Рамсая, начальнику разведки, и тот подтвердил нашу информацию. После этого мне пообещали передать карту минных постановок в Финском заливе.

– Вы понимаете всю меру ответственности, товарищ Петров? Карта может оказаться фальшивкой!

– Конечно, товарищ Иванов. Она нуждается в доскональной проверке. Но оба броненосца береговой обороны у финнов находятся в Ботнике из-за угрозы авиации. Отражать десант пока у них нечем, а немцы славятся своей мобильностью. Поддержка нашим флотом и переброска сюда целой авиадивизии решает вопрос безопасности их столицы. Поэтому Маннергейм распорядился выделить дополнительные аэродромы на полуострове Порккала. Немецкие агенты очень активны здесь. Сегодня было обстреляно здание полпредства, товарищ Иванов. Маннергейм понимает, что его силой попытаются загнать обратно в союзники. Плюс в его армии далеко не все хотят союза с нами. Ему нужен флот на рейде Хельсинки.

– Хорошо, товарищ Петров. Вы хорошо начали работу. Ускорьте получение этих карт.

– Есть!

Ох! Из огня да в полымя. Хорошо еще, что по шапке не получил, что задержался с докладом на два часа. Сижу, пишу отчет. Надо бы ремингтон какой-нибудь завести, замучаюсь писать отчеты! Как хорошо было в тринадцатом году! Набрал текст, закодировал и отправил. А тут мучайся с этим «Паркером»! Женька уснула, ей сегодня тоже тяжело было. Но хоть отчеты писать не надо.

Утром разбудили довольно рано: пришло сообщение, что корпус сосредоточился в лесах под Выборгом, как стемнеет, пересечет границу. Опять охрана, опять старенький «Паккард», МИД, передал секретарю ноту протеста, сообщил Рамсаю, что вечером 1-й корпус пересечет границу, а самолеты корпуса сегодня начнут перелет в Порккала-Удд. Около 14 часов в небе над Хельсинки появились «Киттихауки», «Кобры» и «Пешки». Позвонил телефон, на проводе адъютант президента. Просит урегулировать вопрос об установке прямого телефона с дачей Маннергейма. Дескать, постоянно возникают вопросы у Маннергейма, а связи нет. Я связался с Москвой и получил добро на установку такого телефона. Финские связисты протянули связь. Маннергейм зря надеется, что к этой линии никто не подключится. Хотя связь высокочастотная, с модуляцией. Почти как наша ВЧ. В 18:00 генерал Трубачев сообщил, что начал движение. Почти сразу раздался звонок по новому телефону.

– Наша погранстража доложила о том, что ваш корпус начал переход границы одновременно в двух точках перехода.

– Я получил сообщение об этом, господин маршал.

– Утром подъезжайте ко мне, полковник, – и Маннергейм повесил трубку.

Около трех ночи меня разбудил Трубачев и его команда. Они обошли город и следуют в Порккала-Удд, а он заехал выйти на связь с Верховным.

– Товарищ Иванов! Первый отдельный УШК совершил марш и прибыл к месту назначения. Потерь не имеем, колонны сопровождали финские мотоциклисты. Вдоль дорог были установлены регулировщики. Инцидентов не было. Командир корпуса генерал-майор Трубачев.

– Поздравляю вас, генерал-лейтенант! Что с тылами?

– Служу Советскому Союзу! Пока не прибыл только десантный дивизион. По докладам, прошел Котку. Имеет одну потерю на мине.

– Где товарищ Петров?

– Здесь. Передаю трубку.

– Займитесь размещением заказа на постройку быстроходных десантных кораблей на финских верфях для возмещения потерь в них. Документацию вам передадут из Ленинграда завтра, товарищ Петров.

– Товарищ Иванов, Маннергейм, видимо, хочет посетить корпус.

– Не возражаю, – ответил Сталин и повесил трубку.

– Василий Алексеевич, скорее всего, завтра корпус посетит Маннергейм.

– Вот, воевали-воевали мы с тобой, Максим Петрович, с ним и воевали, а теперь его принимать надо и почести воинские оказывать!

– Вон, видите, орден мне собственноручно повесил. Дипломатия!

– А ничего, красивый орден. Ладно, встретим, как положено! Раз сам не возражает. Ну, а куда готовимся? Не здесь же отсиживаться будем.

– Таллин. Но пока молчок и полная тишина. Обеспечиваем оборону побережья Финляндии от возможного вторжения фашистской Германии. И накапливаем боеприпасы. Как только флот вырвется из Маркизовой лужи, так и начнем.

– Ну, давай, Максим Петрович! И не такое с тобой обделывали! Поеду, посплю.

Я тоже добрал немножко, затем поехал на дальнюю дачу. Маннергейм с утра занимается стипль-чезом – несмотря на возраст, каждый день километров пятнадцать в бешеном аллюре. Затем завтрак, на который меня и пригласили. Яичница с беконом, овсянка на молоке, горячие тосты и черный кофе. Никаких излишеств, бережет свое здоровье. Разговор ни о чем, в основном о лошадях. Затем, после завтрака, с места в карьер:

– Я могу посмотреть на прибывшие войска? Ведь вы говорили, что именно эти люди брали все наши укрепления на Свири. Или требуется специальное разрешение?

– Можете, я запрашивал разрешение на это. Товарищ Сталин не возражает.

– Тогда поехали.

Впереди шел мой бронетранспортер, за ним шел «хорьх» Маннергейма, ну, а сзади, я. Дорога довольно извилистая, почти постоянно лесом. Наконец, слева показалось поле, на котором должны были находиться наши самолеты. Хорьх начал тормозить, я тоже остановился. БТР сдал назад и встал. Маршал вылез из машины и задал вопрос:

– Максим Петрович, где самолеты? Не прибыли?

Но стоило ему сойти с дороги в сторону аэродрома, как раздался оклик:

– Стой! Ни с места! Стрелять буду! – говорящего не было видно. Секрет.

– Боец, вызови разводящего! Я – полковник Иволгин, военный атташе Советского Союза в Финляндии.

– Ожидайте, товарищ полковник.

Минут через пять появилось три человека, разводящий проверил мои документы.

– А это кто?

– Маршал Маннергейм, президент Финляндии. Мы направляемся в штаб корпуса. Здесь должны находиться наши самолеты. Маршал интересуется, где они.

– А можно сказать, товарищ полковник?

– Да, конечно.

– Товарищ маршал, здесь они, просто замаскированы.

– Спасибо, солдатик! – ответил маршал.

– Ой, по-русски говорит!

– Маршал долго жил в России.

Мы продолжили свой путь, но естественно, телефонное ухо гораздо длиннее, поэтому возле штаба уже был выстроен почетный караул, и пошла сплошная показуха. Но маршал любил это дело! Он с удовольствием смотрел, как маршируют солдаты, посмотрел ротные учения с боевой стрельбой, потрогал кирасу, даже прикинул ее на вес.

– Чуть тяжелее, чем у кирасиров. Примерно как у лейб-гвардейцев.

– С нее и делали. Зачем изобретать велосипед?

А вот у танка ИС-85 Кировского завода он остановился как вкопанный. Сделанный на базе «Объекта 238», танк был хорош, по-настоящему красив. Длинное орудие очень гармонично было вписано в силуэт. Пошли вопросы по ТТХ. Ему показали танк и САУ-152 на ходу и со стрельбой. А достаточно длинные ряды звездочек и домиков на стволах красноречиво говорили об эффективности оружия.

За обедом в штабе корпуса Маннергейм задумчиво сказал:

– То, что я сегодня увидел, совершенно не похоже на то, что было зимой тридцать девятого. Совершенно другая армия. Мне кажется, что господин Сталин – большой любитель рыбалки.

– Это почему? – недоуменно спросил корпусной комиссар Воронин.

– Зимой тридцать девятого он запустил к нам «воблер», на который клюнули все!!! Понимаете? Все великие державы!

Разговор никто не поддержал, не потому что не могли поддержать его, а потому, что за столом сидел бывший враг. Жестокий и умный, один из тех, кого удалось обмануть, на ком оттачивалась наша тактика. На действиях которого мы учились воевать. Весь этот обобщенный опыт воплотился сейчас в этом корпусе, который продемонстрировал способность молниеносно перемещаться на большие расстояния, поражать любые цели, преодолевать любые водные препятствия. Бывший враг понял, что очень вовремя он вышел из войны. Противопоставить ему было нечего.

Вечером этого дня стало известно, что Маннергейм наградил Аладара Паасонена орденом Белой розы, без мечей, и был издан указ, навсегда убравший этот атрибут из статуса ордена. Маннергейм приблизил к себе Паасонена, который позднее даже редактировал его воспоминания. До этого дня их отношения были достаточно натянутыми. Маннергейм считал Паасонена пацифистом, случайно оказавшимся в разведке. Мы встретились с ним через пару дней после награждения. Генерал, улыбаясь, поздравил меня с получением высшей награды Финляндии и показал на синюю колодку такого же ордена у себя на груди.

– Президент, вернувшись из Порккала-Удд, вызвал меня к себе и предложил работать у него в секретариате.

– Уходите из разведки?

– Нет, я буду продолжать курировать ее, но уже в должности государственного секретаря. Довольно неожиданное повышение. После моего выступления в парламенте маршал был очень недоволен мной, ведь я не согласовал с ним этот вопрос. После посещения вашего корпуса он наградил меня. Этим он показал, что не считает ошибкой выход из войны. Авторитет у Маннергейма в стране и армии очень велик. Можно не опасаться более прихода к власти сторонников войны.

Естественно, содержание этого разговора было немедленно передано в Ставку, а оттуда пришло сообщение, что флот заканчивает контрольное траление, и просили ускорить подготовку высадки. Из разговоров с Паасоненом стало ясно, что гарнизон в Таллине невелик, обороной побережья, считавшегося глубоким тылом, тоже никто не занимался. Взорванные при отходе наши батареи на островах немцы не восстанавливали. Несколько агентов ГРУ, работавшие там, давали схожую информацию. Переданные нам карты минных полей «Насхорн» (между Порккала-Удд и островом Найсаар, всего 1915 мин) и «Зееигель» (восточнее Гогланда, всего 5779 мин, 1450 минных защитников, 200 подрывных шашек) оказались достаточно точными. Всего весной – летом 1942 года немцами в Финском заливе выставлено 12873 мины. Вместе с минами, которые были выставлены в прошлом году, их количество в Финском заливе превышало двадцать одну тысячу. Но существовало несколько фарватеров, позволяющих поддерживать относительно безопасное движение кораблей. Самым безопасным оказался северный фарватер, идущий вплотную к финскому берегу. Центральный фарватер был полностью перекрыт многочисленными минными постановками. Самое обидное, что большинство мин были нашими. Арсеналы в Таллине не были эвакуированы в 41-м году. И сейчас флот не смог выделить нам для прикрытия практически ничего. Последовали отговорки, опасения, что как только корабли оторвутся от причалов в Кронштадте и Ленинграде, так немедленно попадут под удар немецкой авиации. На ходу оказались один линкор, один крейсер, три эсминца и три десятка мелких шхерных бронекатеров.

В ночь на первое ноября «Киров», «Гордый», «Грозящий», «Стерегущий» под командованием контр-адмирала Дрозда шхерный дивизион под командованием капитан 3-го ранга Лазо, и канонерская лодка «Красное Знамя», под командованием капитана 2-го ранга Арсеньева, вышли из Кронштадта в Хельсинки. Все, что смог собрать некогда сильнейший флот СССР. Длинная ночь позволила скрытно пройти и встать на якоря и к причалам в Порккала. Финнов в этот момент на полуострове вообще не было. Их переселили. Радиолокаторы не показывали никаких целей. С появлением здесь наших истребителей, немцы редко отваживались залетать в этот район. Вечером бригада начала погрузку, а шесть наших тральщиков и четыре финских ушли проверять фарватер. В первой волне пошли сто двадцать БДБ. Тральщики обозначали все точки поворотов извилистого фарватера. На остров Аегна была высажена разведгруппа, которой было поручено уничтожить наблюдательный пост немцев. Минные постановки у немцев были сделаны так, чтобы все суда проходили почти вплотную к этому посту. После получения сигнала, что пост захвачен, десант пошел вперед. Рейдовый сторожевик был захвачен разведкой морской пехоты. В 01:00 третьего ноября 1942 года на причалы Таллина хлынула морская пехота и штурмовые роты 7-го полка. Их поддерживало шестнадцать танков. Десантные корабли сразу же разворачивались и уходили в Порккала за следующей группой десанта. Часть десанта сразу же высадилась на Палиассаре, где находилось множество зенитных батарей. Ночной бой страшен своей непредсказуемостью, и у атакующей стороны огромная фора. Артиллерия кораблей пока молчала, в порт проскользнули только шхерные катера и канонерка, они пошли к Пирите и открыли огонь по скоплению конфискованных плавсредств. В течение ночи было выброшено три волны десанта. Организованной обороны немцам нигде создать не удалось. Сказывалось отсутствие тяжелого вооружения. А пистолетиком особо не навоюешь. Главная цель рейда – Таллинский замок, где располагалось Бюро Целлариуса – был взят в 02:30. Там были первые потери. В третьей волне к Таллину ушел Трубачев, а я сидел на узле связи и проклинал тот день и час, когда меня сделали «дипломатом». А на рейде Хельсинки уже ждали своей очереди на высадку части 32-й армии, переброшенной в Ленинград из-под Архангельска. Утром они начали выгрузку в Таллинском порту. Удерживать Таллин будут они, а корпус двинулся к Нарве по непуганым тылам немцев. Днем взяли Раквере. Оказавшись зажатыми с двух сторон, немцы 18-й армии продолжали упорно сопротивляться. Отходить им было некуда, а сзади накатывал новый вал 32-й армии. Четвертая армия взяла Сланцы, полностью отрезав немцев от Пскова. Взять Ыхви не получалось, поэтому Трубачев сманеврировал вправо и обошел городок, обрезав последнюю дорогу. Подтянутый дивизион особой мощности снес немецкие позиции. Получив подкрепление в виде танковой дивизии на Т-34, корпус двинулся вперед и подошел к Нарве с тыла. А 32-я армия вышла к истоку Нарвы. Бои в Нарве шли за каждый дом. Немцы сдаваться не хотели. Только 20 ноября удалось полностью подавить сопротивление противника. Корпус вывели на переформирование. Армии Линдемана более не существовало.