Текст книги "Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево"

– Разрешите, господин маршал? – спросил Хейсканен.

– Говорите.

– Господин Паасонен, вы первым начали пораженческие разговоры, причем не внутри армейских кругов, а сразу в парламенте. Вы учитывали такой сценарий развития ситуации?

– Да, учитывал. Я на сто процентов был уверен в том, что Гитлер не выполнит союзного договора. Рудники в Петсамо и Киркинесе для него слишком важны. Поэтому я проверял русских на порядочность и умение держать свое слово. Взятые на себя обязательства они выполняют.

– Я не люблю русских и ненавижу коммунизм, маршал. Но это единственная возможность сохранить Финляндию. Я – за! – закончил Хейсканен.

– Я воздержусь, – сказал Сииласвуо, – на той стороне у меня много друзей.

– Которые предлагают провести военный переворот и самому встать у власти, – заметил я.

– Да, предлагают! И тем не менее я присутствую здесь и остаюсь верным присяге! – довольно громко ответил Стремберг.

– Не беспокойтесь, господин Иволгин. Генерал доложил мне об этом предложении немцев, – заметил Маннергейм. – Считаю, что все армейское руководство оценивает ситуацию примерно одинаково. Риск велик, но другого выхода нет. Так, господа?

Присутствующие генералы утвердительно качнули головами.

– В таком случае я принимаю сторону большинства, – сказал Рамсай.

– Готовьте ответ господину Сталину, господин Рамсай. Передать сегодня же! Господин премьер, господин министр, я вас больше не задерживаю. Сейчас мы перейдем к чисто военным вопросам. До свидания, господа!

Церемонно раскланявшись, оба министра вышли из кабинета маршала. Наступила тишина. Меня продолжали рассматривать генералы. Только Паасонен и Маннергейм до этого момента видели меня.

– Господин генерал-лейтенант, вы участвовали в той войне? – спросил Эш.

– Да, на перешейке, под Выборгом. Армейская разведка 7-й армии, потом фронтовая, – я показал на самую старую медаль «За отвагу». – Это с той войны.

– У вас ввели погоны? – задал вопрос Маннергейм.

– Да, господин маршал, это новая форма. В течение весны вся армия переоденется.

– У Сталина хватает сил и средств даже на это… Ну что ж, господа, продолжим. Генерал, вы имели аудиенцию у господина Сталина. Что он предлагает конкретно?

– На Карельский фронт будут переброшены 2-я ударная и 7-я отдельная армии Ленинградского фронта. Кроме того, 3-я танковая армия резерва Ставки ВГК и 17-я воздушная армия. Семнадцатая армия выбрана из-за того, что в ее составе много летчиков-ночников. Три ночных бомбардировочных корпуса. И здесь уже действует бригада специального назначения.

– Еще не действует, но прибывает. Какое-то странное подразделение, – заметил Хейсканен. Я не прореагировал на его замечание.

– Седьмую армию мы знаем. Она держала фронт на Свири. Ее командующий Гореленко нам хорошо знаком. А вторая Ударная?

– Командарм Соколов, отличились под Чудово и блокировали Манштейна под Батецким. Я обе армии хорошо знаю. Третья танковая имеет в своем составе два танковых корпуса и одну отдельную танковую бригаду прорыва. И две стрелковые дивизии. Командует ею генерал Рыбалко. Отличилась на Западном фронте и в последних боях под Харьковом. Была отведена в резерв Ставки, пополнена новыми танками и сейчас перебрасывается в Карелию. Командующим фронтом назначен генерал-полковник Мерецков, бывший командарм 7-й армии в Зимнюю войну. Командовал группой армий Ленинградского фронта в 42-м году. Эта группа армий разгромила Манштейна. Ну, и 14-я армия, пока она имеет переменный состав и пополняется.

– Ее мы хорошо знаем! – ответил за всех Сииласвуо.

– Мне даны указания доукомплектовать армии для действий на Севере. Время нам отведено – до начала полярного дня. Принципиально сил и средств достаточно, чтобы решить главную проблему – разгромить Дитля.

– Мы планируем использовать три армейских корпуса в Лапландии. Все корпуса имеют боевой опыт, но у нас недостаточно артиллерии и артиллерийских снарядов для полномасштабной войны. Последнее время снабжение армии резко ухудшилось из-за появления слухов о возможном выходе из войны. Есть проблемы с продовольствием и обмундированием. Требуется большое количество зимних маскировочных костюмов.

– Может быть, использовать такой же принцип формирования, который вы имели с немцами – смешанные корпуса?

– Это было бы нежелательно. Хотя по боеприпасам мы больше совместимы с вами, чем с немцами.

– Хорошо, попробуем так. Пишите заявки на боеприпасы и приобретение продовольствия. Я планирую после совещания вылететь в Петрозаводск, оттуда в Мурманск, затем вернусь в Лапландию к месту базирования 1-й ОБрСпН. Сегодня я пришлю связистов, для того чтобы решить вопросы со связью. Здесь в полпредстве есть все необходимое для этого. Но требуется дополнительно иметь прямые линии с вашим Генштабом и с задействованными корпусами. Что у вас есть по противнику в Лапландии? Хотелось бы получить максимально точную информацию для ускорения работы.

В течение нескольких часов разбирали дислокацию противника, затем определяли районы расположения для наших частей и соединений. Собрав интересующие меня сведения, я хотел попрощаться с Маннергеймом, но тот предложил поужинать всем вместе. Это не входило в мои планы, но отказываться было неудобно. Несколько напряженная обстановка в начале совещания к его концу разрядилась, но все по-прежнему не слишком доверяли друг другу. Необходимо было ломать лед недоверия. Начал сам Маннергейм, который предложил тост:

– Господа! Я понимаю, что мы привыкли смотреть друг на друга через прицел – две войны наложили такой отпечаток на наши отношения. Но я предлагаю посмотреть на отношения генералов Паасонена и Иволгина со стороны. Еще совсем недавно – два непримиримых врага, но нашли точки соприкосновения и нормально работают. У них разные взгляды, они совершенно разные по возрасту, разные цели и задачи, но это не мешает им. Цель у них общая: закончить войну. Если смотреть с этой точки зрения, то и у остальных та же цель. Россия и Финляндия – соседи. Соседи иногда ссорятся, недопонимая друг друга, потому что интересы у всех разные. Мы пришли к миру между нашими странами, но пришла пора проверить эту дружбу огнем. За взаимодействие наших армий, господа! За победу!

Выпили все. Сииласвуо после тоста сказал:

– Несмотря на то, что мне действительно тяжело дался этот выбор – со многими командирами 36-го и 18-го корпусов я довольно близко знаком, – генерал, это мой участок, и нам требуется наладить нормальный контакт. Со своей стороны, сделаю все возможное, чтобы его наладить. Мы, как говорил недавно господин маршал, сделали ошибку: поверили Гитлеру, что с его помощью нам удастся победить Россию и вернуть потерянные территории. Мы считали это продолжением той войны. Реально, это совсем другая война. Оказалось, что эта война не была нужна ни вам, ни нам.

– Впрочем, как и первая, – добавил Маннергейм. – Последнее время мне все чаще кажется, что та война была ловушкой для Гитлера. Хорошо расставленной ловушкой. Показав слабую армию и неумелые действия, слабую выучку войск, Сталин как бы пригласил Гитлера: приди и возьми. Жаль, конечно, что пострадали наши люди. Но ловушка сработала. Оправившись после первого удара, русская армия перешла в наступление. Теперь ее не остановить.

Си-47, звеня моторами, набрал высоту. Две четверки истребителей с подвесными баками пристроились сзади. Иногда они проскакивали вперед, но затем возвращались, выписывая виражи. Под крылом бесконечный лес, изредка пересекаемый просеками и дорогами. Стрелки крутятся на турелях, осматривая горизонт. Мы уже над Карелией, лечу в освобожденный Петрозаводск. Там создается узел связи. Основные события будут происходить значительно севернее, но Мерецков пока расположился здесь. Хоть какая-то цивилизация! Сели в Песках, на северной окраине. На аэродроме базируются истребители ПВО, охраняющие город. Мерецков прислал машину и охранение. Мельком успел посмотреть город. Штаб фронта находился в гостинице «Северной» на улице Ленина. Сам командующий жил напротив, через улицу, в доме 22а, где позднее находился «Экспортлес». Мы прилетели рано утром, Мерецкова в штабе не было. Его адъютант сказал, где он, и что он просил сразу зайти к нему. На улице мороз, много кристально-чистого снега. С неба сыплется легкая изморозь. Красота! Перешел через улицу, часовой недоуменно уставился на погоны на куртке – еще не видел. Но скорее всего, меня знал лично, так как взял «на караул» и пропустил в здание. Довольно темный подъезд, с потолка свисают длинные шнуры с лампочками. Горят только две. Подскочил со стула Росщупкин, ординарец командующего.

– Товарищ Иволгин! Как о вас доложить?

– Генерал-лейтенант Иволгин, представитель Ставки на Карельском фронте.

– А что, теперь все будут погоны носить? Как в царской армии?

– Да, Росщупкин. Ты теперь офицер РККА.

– Мы слышали, что приказ опубликован, но газеты придут только сегодня. Все, иду докладывать!

Он проскользнул в комнату, там послышался недовольный фальцет Мерецкова, затем дверь распахнулась, и вышел сам Кирилл Афанасьевич, с заспанным лицом, а сзади слышался голос Евдокии Петровны, что она «сейчас!».

– Ну, кто, кроме Максима, может заявиться в такую рань! Проходи-проходи, дорогой! Дай на тебя посмотреть. Красавец! В новой форме, и генерал! Дуся! Смотри! Максима генералом сделали!

– Пора! Давно пора! Максимушка! Дай я тебя поцелую. Поздравляю! Я сейчас чай приготовлю.

– Петровна, какой чай! Мы ни его, ни мои погоны с ним не обмыли! Привез?

– Конечно! Из Москвы вышел курьерский для всего фронта. Сам сказал, что мы переодеваемся первыми.

– Петровна! Смотри! Хорош? Ну, а я как с погонами?

– Козел ты старый! Гимнастерку сними, пришью! Все! Все за стол! Сначала чай, остальное потом!

Переругиваясь в шутку с женой, Мерецков провел меня в комнату, где Евдокия Петровна накрыла стол. Я вытащил из рюкзака шведский бальзам и бутылку «Polar Wodka» из Хельсинки.

– Максим, утро ведь на дворе!

– Я через пару часов улечу в Мурманск, а оттуда в Лапландию. И мы не виделись с августа. Разрешите поздравить с генерал-полковником?

– Ты обратил внимание, что Николаева больше нет?

– Да. Где он?

– На Южном фронте, начальником СМЕРШ. Честно говоря, не самый поганый мужик, но его присутствие сильно давило.

– А что было, когда я улетел, под Оредежем?

– А пробился 2-й танковый корпус. Вышел на шоссе на Любань и попал в три твоих ловушки. Потерял два батальона танков и вернулся обратно. Там и добили. После этого меня вызвали в Москву. Сам принял, причем один на один. Я жаловаться не стал, доложил, как есть. Кстати, и тебя помянул, и не раз. Он мне генерал-полковника и присвоил. После этого Николаева и послали на юг. Но и тебе, я вижу, перепало!

– Я получил только 31 декабря, вместе с должностью представителя Ставки. И задачей разгромить 20-ю горную армию!

– О делах ни слова! Все потом. Даша! Грибочки где?

– Вот.

– В общем, так, Максим Петрович! Задачу выполним! За тебя, за новое звание, дай бог не последнее!

После завтрака перешли в штаб, там состоялось совещание. Меня интересовали сроки развертывания, я передал информацию по финнам и по местам дислокации в Лапландии. Попросил обеспечить доставку и пошив амуниции с верблюжьей шерстью для войск первой линии и бригады СН. Запросили Алма-Ату по этому поводу. Обещали поставить. Сама шерсть есть. Начальнику тыла приказали собрать трофейные «Бюсинги» и полугусеничные SdKfz 251 для 1-й бригады.

Через три часа я вылетел в Мурманск. Там командовал генерал-майор Щербаков. Наш, питерский, бывший командующий 8-й армией, которая дралась на Ораниенбаумском пятачке. Принял его доклад о переформировании армии, посмотрел поставленную союзниками технику: амфибии, на базе которых в армии создавались шесть отдельных моторизованных батальонов особого назначения. Обратил внимание на поставки из Ленинграда и Горького быстроходных десантных кораблей. Встретился с представителем командования союзников: адмиралом Фрейзером, и с руководителем направления «PQ» поставок по ленд-лизу полковником армии США Робертсоном. Попросил срочно поставить нейлоновые веревки диаметром 16 мм, шнуровые заряды для прорыва проволочных заграждений и каталитические бензиновые грелки, которые используют стрелки американских бомбардировщиков. Тот удивленно пожал плечами, но сказал, что все это может быть поставлено уже в конце января. Необходимые мне счетверенные браунинги были на складах в Мурманске в большом количестве.

Четырнадцатая армия пополнялась шестью отдельными дивизионами САУ-152 и двумя бригадами огнеметных ИСов. Посмотрел я на тренировки роты фронтовой разведки, сделал замечания по экипировке, приказал исправить. Осмотрел разворачивающийся ударно-штурмовой корпус. Генерал Щербаков имел опыт такого развертывания: на базе его армии создавался 2-й ударно-штурмовой. Четверо суток пролетели очень быстро, теперь в Лапландию. Я уточнил, где расположен транспортный полк бригады, оказалось, что он базируется в Куусамо, почти у самой границы с СССР. Вылетел туда. Возле Куусамо «Кобры» сопровождения вступили в короткий, но жаркий бой с «мессерами». Стрелки «Дугласа» тоже били куда-то. Сам самолет поврежден не был, но пришлось его перекрашивать в белый цвет уже на финском аэродроме. У немцев в Раваниеми хороший аэродром, и туда переброшена группа 5-го флота – около ста самолетов. У финнов очень мало истребителей, и все они уступают BF-109G. В Куусамо встретил Сииласвуо. Коротко поздоровались, я спросил его, где находится первая бригада.

– Везде, и нигде. Что делают – не понятно. Мне ни о чем не докладывают. Партизаны какие-то. Последнее сообщение: захватили Посио, разгромили штаб 307-го пехотного полка, отошли в неизвестном направлении. Воздушная разведка установить направление отхода не смогла. Да и погода испортилась.

– Чем вы так раздражены?

– Из-за этого над Куусамо постоянные воздушные бои. Немцы думают, что этот удар нанес 4-й батальон глубинной разведки. Начались подвижки у немцев, 169-я дивизия начала переброску 392-го пехотного полка и двух батарей 230-го артиллерийского полка от Ивало на юг. Здесь с утра стояли транспортные самолеты русских – извините, ваши самолеты, – они куда-то улетели. Немцы явно нацелились выбить нас отсюда. Никаких русских соединений пока не подходило. Сил удержать Куусамо у меня маловато.

– Должны были поставить заказанные вами снаряды для 76-мм орудий, патроны к 7.62-мм и 20-мм «эрликонам».

– Это все прибыло, спасибо. И продовольствие тоже, причем по вашим нормам.

– На перелете я видел несколько колонн войск, явно наших. Кто-нибудь из русских сейчас здесь есть?

Сииласвуо переспросил это у своего офицера.

– Да, на аэродроме есть несколько офицеров и около роты солдат. В южной части летного поля, в лесу. Метров семьсот отсюда.

Я взял сопровождение и пошел в том направлении. Чуточку подумав, Сииласвуо тоже пошел за мной. Не доходя леса были остановлены окриком: «Стой, кто идет!», и тут же раздался радостный крик: «Товарищ полковник! С возвращением!» Из-под снега выскочил Федоскин, отбрасывая вьюжную маску.

– Товарищ полковник! Третье отделение первой роты ведет охранение западных подходов к КП бригады. Комод младший сержант Федоскин!

– Генерал-лейтенант, товарищ Федоскин. Вольно.

Тот повернулся к лесу и прокричал:

– Командир вернулся! – и повернулся ко мне: – Я вас провожу. Это с вами?

– Да, пропустите.

Мы пошли за сержантом по тропинке, несколько раз он останавливался и показывал места, через которые нужно переступать. Наконец, подошли к нескольким землянкам и одному домику. Отдав честь, Федоскин доложил:

– Штаб бригады, товарищ генерал.

Мы вошли в двери, поприветствовав часового. В первой комнате сидело несколько человек, все они были мне не знакомы. Подошел какой-то офицер:

– Разрешите узнать цель вашего прибытия!

– Я – генерал-лейтенант Иволгин, представитель Ставки ВГК на Карельском фронте. Доложите командиру.

– Разрешите ваши документы?

В этот момент открылась дверь внутренней комнаты, и оттуда вылетел Коршунов!

– Товарищ генерал-лейтенант! Вверенная вам 1-я отдельная бригада спецназ находится на задании! Заместитель командира бригады майор Коршунов. Здравствуйте, товарищ командир!

– Здорово, Вадим! – Мы обнялись.

В дверях показался полковник. Он откозырял и представился:

– Полковник Дьяконов, командир 1-й бригады спецназ!

– Генерал-лейтенант Иволгин, представитель Ставки ВГК на Карельском фронте.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант. Прошу! – он пригласил нас войти в комнату штаба.

– Знакомьтесь, полковник: генерал-лейтенант финской армии Сииласвуо, командующий сводной группой корпусов Финской армии в Лапландии.

– Здравия желаю, господин генерал.

– Доложите обстановку, полковник.

– Товарищ генерал! В настоящее время совершаем подбор первого батальона из района Посио и перебрасываем его под Саариселлка, там нами подготовлен огневой мешок для перебрасываемых на юг частей 169-й дивизии немцев. Через два часа предположительно, в районе деревни Саариселлка, в пяти километрах южнее, мы атакуем дивизионную артиллерию немцев. Там создан огневой мешок, и там же находятся три роты танков и две батареи 122-мм гаубиц. Полковая колонна 392-го полка будет остановлена у моста через реку Алоламполо. Мост разрушать не будем, но немцы долго через него будут переходить.

При въезде на мост под головной машиной 392-го полка раздался взрыв. С противоположного берега ударили крупнокалиберные пулеметы. Полк начал спешиваться, а на простреливаемой части дороги разгорались немецкие «бюсинги». В этот момент заревели сирены воздушной тревоги: в воздухе появились русские «швейные машинки». Вниз полетели мелкие осколочные бомбы. Втянувшаяся на мост пехотная рота была выметена взрывом МОН-200. Гитлеровцы залегли на берегу и начали окапываться. Противоположный берег молчал. Четыре часа ремонтировали сгоревший пролет моста, делали подрывы установленных на неизвлекаемость мин на мосту. А в это время танки давили уцелевшие после серии подрывов вдоль дороги 152-мм снарядов пушки противника, а пулеметы выбирали выжившую прислугу. Полярная ночь скрыла отход первой бригады. Несколько «шторьхов», посланных обследовать район, ничего не обнаружили. В отместку немцы полночи вели интенсивный огонь по известным им позициям финнов. К нулю часов на участок фронта прибыл отдельный снайперский полк 2-го ударно-штурмового корпуса. Надо отметить, что его появление вызвало неоднозначную реакцию в финских частях: слишком многие знали, что такое «молот Молотова». Сииласвуо осмотрел полк, попробовал на вес 23-килограммовое ружье с оптическим прицелом.

– Прицельная дальность?

– Полторы тысячи метров, сохраняет убойную силу на расстоянии 6 км. Прицел четырехкратный. На полутора километрах пробивает 20-мм заслонку или щит орудия. Действует в группе снайперов из трех человек: выдвинутый вперед снайпер-наблюдатель и основной расчет. Связь по радио при помощи вот таких радиостанций SCR-536.

– Собственно, генерал, что вы сейчас собираетесь предпринять? Почему сюда прибыла разведывательная бригада и снайперский полк? Где остальные части?

– Считаю, что ключевая позиция – это два железнодорожных моста в Посио. Проведенная разведка показала, что позиции немцев уязвимы. Захваченные документы дали схему минирования мостов. Сегодня или завтра подойдет трофейная техника, начнем готовить операцию. Потребуются и ваши люди. Сразу после захвата мостов необходимо быстро выдвинуться в Посио. Танки и артиллерия бригады вам помогут. Захват Посио ставит 163-ю дивизию в совершенно невыгодное положение. Рованиеми в этом случае немцам не удержать. Сплошной линии обороны у них нет: местность не позволяет, 307-й полк основательно потрепан, подкреплений не получил. Позиции поменять его артиллерия не успела: мороз, быстро сменить позиции сложно. Снайпера выведут из строя орудия и займутся огневыми точками во время вашей атаки.

– Вот теперь более понятно. А почему базируетесь здесь, а атаку проводите на правом фланге?

– Вы же сами говорили мне, что у вас «там» много друзей. Но ведь друзья имеются не только у вас, генерал. Поэтому транспортный полк бригады работает с полной отдачей. А внешне это выглядит как несколько солдат на краю аэродрома. Поэтому распоряжения в части, которые будут атаковать Посио, вы передадите позже, после начала нашей операции. На всякий случай.

Зажглись посадочные огни, и на посадку стали заходить самолеты транспортного полка бригады. После посадки они заруливали как можно ближе к лесу, где находился штаб бригады. Я попрощался с Сииласвуо и пошел в сторону прилетевших самолетов. Там шла погрузка первого батальона снайперского полка. Их перебрасывают на подкрепление 1-й бригаде, которая обложила 307-й полк немцев. Дьяконов доложил, что танковая группа и первый батальон вышли к своим в районе Саллы и движутся в район Куусамо. Потерь не имеют. Бомбардировщики АДД из Бесовца работают по остановленному 392-му пехотному полку. Ближе к утру прибыл Сашка со своим батальоном и подошла колонна трофейной техники: четыре танка Т-IV, двадцать полугусеничных SdKfz 251 и пятнадцать «бюсингов». Две роты переоделись в немецкую форму и колонной ушли к озеру Или-Китка, где был финским 4-м разведбатом создан коридор на ту сторону. Форсировав по льду озеро, колонна вышла на лесную дорогу, оттуда двинулись в сторону Посио. Самый сложный участок – пост фельджандармов у Лехто, но на руках был подлинный приказ командира 36-го корпуса по передислокации в Посио. Запасной вариант: захват дамбы в Моурусалми и артиллерийских позиций на западном берегу озера Луонселка. Подпись Вайзенбергера подействовала! Колонна беспрепятственно прибыла в Посио и взяла под охрану штаб 307-го полка. В прямом смысле этого слова! Этим ротам поручили охранять основательно потрепанный штаб полка. Получив сообщение об этом, мы – Дьяконов, Сииласвуо и я – переглянулись, подмигнули друг другу и начали операцию. В результате почти без потерь 5-й корпус финнов занял Посио, продвинувшись за день на 65 км, перекрыв рокадную дорогу. И начал уверенно продвигаться к Рованиеми и Кемиярви. Пытаясь ликвидировать прорыв, Вайзенбергер снял войска с южного фланга, и тогда Сииласвуо ударил там, поддержанный танками подошедшей бригады прорыва 3-й танковой армии. А 1-я бригада снова занялась мостами, теперь в Кемиярви. Вторая ударная взяла Салли и с боями двинулась вдоль железной дороги Костомукша – Рованиеми. Сил и средств у Вайзенбергера в резерве не было. Один корпус в составе двух дивизий на участке в 400 км против трех корпусов финнов и 2-й Ударной армии, усиленной 2-м ударно-штурмовым корпусом. Первая бригада успешно отбила у немцев мосты в Кемиярви, и после этого Вайзенбергер начал отход в сторону Альты. Однако это не входило в наши планы! Вторая ударная, взяв Кемиярви, повернула на Соданкиля, пустив вперед танки 15-го корпуса генерала Копцова. Оседлав главную рокадную дорогу, генерал Копцов захватил Киттилу и вышел к шведской границе – и 163-я дивизия немцев оказалась в окружении. Добивали ее финны. А мы перегруппировывались для наступления на Альту.

Подбор сил и средств был удачным: наши танки на широких гусеницах свободно передвигались по заснеженной тундре и помогали пехоте, когда их техника застревала в снегу. Как такового фронта здесь не было. У немцев все было привязано к дорогам – отдельные опорные пункты, неплохо оборудованные и дающие хорошее укрытие от огня 76-мм полковых пушек. Противотанковой обороны здесь практически не было. Корпуса считались горными, и большая часть артиллерии была горными пушками. Немецкий артиллерийский полк имел четыре дивизиона по восемь 75-мм горных орудий «Gebirgsgeschьtz 36» в каждом, один дивизион из восьми 105-мм орудий и один дивизион из восьми 150-мм орудий. Противотанковый дивизион включал двадцать четыре орудия калибра 37 мм и был усилен двумя полковыми противотанковыми ротами. Большая часть танков 3-й армии были тяжелыми ИСами и КВ-1с Кировского завода, а самоходные установки САУ-152. Так что немцам ничего не оставалось делать, как снимать с позиций 88-мм «флаки». А они высокие, и замаскировать их сложно, да и по бездорожью они идут плохо: тяжелые. Плюс полярная ночь. Превосходство в оптике, конечно, давало какой-то шанс немцам, но силы были слишком не равны. У нас впереди действовала 1-я бригада, которая вела активную разведку. Снайперы бригады выводили из строя немецкие орудия еще до того, как появлялись танки. Восемнадцатый и остатки 36-го корпуса пытались оказать сопротивление у Енонтекио, но отсутствие противотанковых средств не позволило выполнить это. Второй ударный корпус прорвал оборону противника, и танки 3-й армии вышли на оперативный простор.

Началось освобождение Норвегии. Норвежцы и лапландцы приветствовали появление наших войск и помогали нам. Через четырнадцать дней наши части ворвались в Альту, и начались уличные бои. Немцев поддерживал огнем линкор «Тирпиц», стоявший без хода на ремонте в Альтен-фьорде. Под кормой у него был заведен понтон. Дивизион особой мощности генерал Соколов подтянул в район Комсанойден, прикрылся скалой и открыл огонь по линкору 203-мм бетонобойными снарядами. А палуба у линкора почти не бронирована: 50—120 мм. Уходить ему было некуда! Фрейзер подтянул в этот район свою эскадру. Мы рассчитались за утопленный «Петропавловск».

Части 19-го корпуса оказались в техническом окружении. Подхода советских войск с юга никто не ждал. Корпус был нацелен на восток, все сооружения имели эти сектора стрельбы. А тут в мягкое подбрюшье бьют, да со всего маху. Идут по глубоким тылам. Увидев успех, Мерецков перебросил дополнительные силы 8-й армии и ударил на Карасьек с юга. После взятия «Карасика» немцы начали отступать из Ивори, а их теснили финны и восьмая армия. Получив мощный фланговый удар, немцы покатились на Север. Основные бои шли вдоль дорог на Киркинес.

Пятнадцатого февраля войска 8-й армии заняли его. Оставалось освободить Печенгу. Но впереди были укрепления нашей границы, которые заняли немцы в 1941 году. Зажатые с двух сторон горные стрелки сопротивлялись два месяца. Их снабжали по воздуху и с моря. Они держались до тех пор, пока десант не высадился в Лиинахамари и в коротком бою не уничтожил береговые батареи противника. После этого немцы сдались. Были освобождены города и поселки Норвегии: Хаммерфест, Альта, Киркинес, Овдальдасварри, Бухольмен, Бьерневанн, Виерлунн, Воктерболиг, Крофтфетербукт, Лангфьордботн, Лаксельф, Мункельвен, Нейден, Саннес, Сванвик, Стурбукт, Тарнет, Трангсунд, Фоссторд. Немцам удалось остановить наше наступление на юг Норвегии в самом узком месте – у Линденфьорда.

Мерецков остановился и начал переформирование. А меня еще в начале февраля отослал в Хельсинки и Стокгольм: требовалось договориться со шведами о пропуске наших войск через территорию Швеции.

Шведы разволновались не на шутку: они терпели Гитлера, были бы согласны, если бы Норвегию освобождали бы «наглы», а тут у них под боком, на самой их границе появилась танковая армия, с которой и Гитлер справиться не может, и две общевойсковые армии. Сталин и пресса СССР были полны единодушия: «Народ Норвегии стонет под гитлеровским игом, и никто, кроме нас, его спасти не может! А проклятые капиталисты и фашисты в Швеции не дают войскам возможности обойти сопротивляющиеся части 71-го корпуса немцев. Пособники Гитлера!» Мы с Паасоненом от души похохотали над шведами и поехали на прием к Маннергейму. Сталин по ВЧ проинструктировал меня, что необходимо сказать ему и шведам. Опять дальняя дача, адъютант в парадной форме приветствует меня, Рамсая и Паасонена.

– Господин президент ожидает вас!

Входим, поприветствовали его, у него в кабинете сидит посол Швеции в Финляндии Карл Хейнстрем, с которым мы погавкались еще в сентябре. Поздоровались и с ним. Посол заметно нервничает. Особенно его беспокоит мое присутствие на переговорах. Вначале шли общие слова, говорил в основном Маннергейм, рассказывал об успехах финской и русской армий по освобождению Лапландии и Финнмарка. Финны не остановились на своих границах. Такая попытка была ими предпринята, но после переговоров со Сталиным возникшая пауза в их действиях была ликвидирована. Последнее время и у нас, и в самой Финляндии на фоне «маленькой победоносной войны» все чаще звучали требования к правительству присоединиться к Объединенным Нациям в отместку за оккупацию Лапландии. Маннергейм говорил о скандинавской солидарности, единой политике отторжения фашизма. О страданиях несчастного норвежского населения под пятой немецких захватчиков. О том, что территорию Норвегии бомбят и союзники, и мы. А бывшая метрополия не хочет помочь несчастному соседу. Я сидел и слушал. Маннергейм со свойственной ему прямотой задал вопрос о возможности провести переговоры с королем Швеции Густавом V и представителями военного командования Финляндии и СССР.

– Поймите! У нацистов в южной части Норвегии всего два корпуса, а у нас четыре наших и три армии русских, которые в состоянии быстро и эффективно освободить Норвегию.

– Чтобы она стала частью Советского Союза? Никогда!

– Речь идет только об освобождении Норвегии, господин Хейнстрем! – заметил я.

– Помилуйте, господин посол! У нас на территории Финляндии уже два месяца русские войска, но мы управляем нашей страной, никто коммунизм у нас не устанавливает. Никаких колхозов никто не устраивает. Русские очень корректно ведут себя и у нас, и в Норвегии. В Финнмарке восстановлено норвежское управление. Никаких привилегий для членов Компартии не делается. Даже квислинговцами занимаются сами норвежцы, а не мы и не русские. Вот, пожалуйста, читайте, это приказ по нашим и русским войскам в Норвегии.

– А что будет после войны, господин президент?

– У нас готов мирный договор с СССР, но заключить его мешают войска Гитлера в Норвегии. Мной и господином Сталиным подписаны Протоколы о намерениях. Моей стране требуется как можно быстрее завершить эту войну, которая тяжким бременем висит на ногах нашего государства.

– А что вы скажете, господин военный атташе?

– Чисто с военной точки зрения нашим войскам требуется покончить с оставшимися гитлеровскими войсками. Любым способом. Но уважая нейтралитет Швеции, установленный в 1809 году после последней войны с Россией, мы бы хотели получить разрешение на транзит наших и финских войск через вашу территорию. И, если вы не забыли наш давнишний разговор, мы бы хотели, чтобы этого транзита были лишены страны Оси. Швеции пора определиться, с кем она. Прошло шесть месяцев со времени нашего последнего разговора. Много воды утекло, господин посол. Ситуация на Скандинавском полуострове в корне изменилась. Гитлер сейчас не в состоянии угрожать вам вторжением. У него не хватит сил на открытие еще одного фронта. Его попытка сосредоточить войска на Севере ликвидирована нами. Но два корпуса немцев оказались в Норвегии транзитом через вашу страну, господин посол. А это – прямое пособничество агрессору.