Текст книги "Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево"

– Богато у тебя разведчики живут, Петр Петрович! Балуешь ты их!

– А ты видел, сколько у него на груди навешено? Думаешь, за красивые глаза? Вот и «балую»!

Впереди колонны пошел БТ-7, потом бронемашина, затем наш «додж», полноприводная «эмка» командующего, такая же «эмка» Евстигнеева, а замыкали колонну «виллис» и «додж». В последнем сидели мы с Женечкой. Погода ветреная, низкая облачность. Что-то вроде снега сыплется с небес, зато озираться не требуется. Ехали долго, скорость чуть больше сорока километров в час. Лишь к вечеру добрались до Патракеевки, где и встретили первую колонну 368-й дивизии. Усталые бойцы в валенках, с заметенными снегом шинелями тяжело несли вооружение и боеприпасы. Скорость два – три километра в час. А им еще шагать и шагать. Взгляды недобрые: ишь, встали, начальнички, обходи их теперь.

– Стой! – раздалась команда. – Нале-ево! Товарищ командующий, 1226-й полк вверенной вам 368-й стрелковой дивизии совершает марш к деревне Челекса. Командир полка майор Алексеев!

– Здравствуйте, товарищи! – Нестройный хор голосов в ответ. – Поздравляю вас с прибытием в Седьмую отдельную армию Ленинградского фронта! – прокричал командарм. Криков «ура» практически не последовало. Полк идет уже вторые сутки, пройдено 62 километра. Осталось девять. Я подошел после команды «вольно» к Алексееву.

– Капитан Иволгин. Фронтовая разведка. Тяжелые есть?

– Да, восемь человек с обморожениями.

– Грузите в два «доджа».

Носилки закрепили на штатные места. Получив разрешение Евстигнеева, мы выехали в сторону Челексы. Уже стемнело, снег превратился в низовую метель. В Челексе приемный пункт медсанбата армии, туда и поместили раненых, сами вернулись к колонне: забрать своих разведчиков. Оттуда тронулись в сторону Родионово. Неожиданно Павел затормозил:

– Товарищ капитан! Финны! Вон!

– К бою!

Шесть тяжелых пулеметов ударили по цепочке лыжников в маскхалатах. Оттуда недолго отвечали винтовки. Затем смолкли. Васенков с тремя бойцами на лыжах отправился туда. Через час они вернулись.

– Живых нет. Вот планшетка, два автомата и четыре пистолета. Восемь медальонов. Пистолеты хорошие: Р-38. Глазастый ты, Андреев! Как определил, что финны?

– По бегу! Наши так не бегают. Они не учли фон леса. Мы же ниже. Все как на картинке.

Через два часа приехали в Родионово. Майор Горобец, командир дивизиона артиллеристов, не шибко обрадовался перспективе менять место положения и отдавать нам хорошо сделанные землянки. Он уже позвонил в 227-ю дивизию и попытался отбрехаться от передислокации в Кузру, мотивируя тем, что его «Комсомольцы» через саму Кузру не переправятся. Что он тут делает с целым дивизионом, вообще непонятно! Финны оставили левобережный Вязостров, но закрепились на одноименном острове. Отсюда он даже по Нимпельде не дотягивается. Но отчетливо понимает, что в Кузре будут дуэли. А не хочется. Я передал ему приказ командующего армией. Он выругался, но нехотя отдал приказание: готовиться к маршу. Я взял Вадима и несколько бойцов его взвода и пошел осматривать брошенную деревню. Спустя несколько минут сзади послышался бег нескольких человек: подбежал Павлик с двадцатью бойцами.

– Товарищ капитан! Радисты говорят, что где-то рядом финн на ключе работает. Василий Иванович прислал на подмогу.

В результате осмотра деревни обнаружили по следам мальчишку. Зовут Кузя. Тот и показал место, где базируются финские разведчики. В результате боя имеем трех раненых и шесть трупов финнов. Трое из них приняли яд. В плен не сдаются.

Усилил охранение, используем капониры, вырытые артиллеристами для «студеров» и «доджей». В них дежурят пулеметчики. Эх, объемники бы! Женя натопила баню и моет Кузю. На нем толстый слой копоти – жил в подполе сгоревшего дома, там была картошка. По его словам, в деревне больше никого нет, сам он не местный, пришел из-за Свири, с того берега. Он из Муромли. Удрал из колонны выселенных этнических русских – финны отправили их в концлагеря под Петрозаводском. Так они обеспечивают безопасность тыла. Остальное население докладывает ежедневно финскому комиссару о замеченных следах и незнакомых людях. Фактически население превращено в глаза и уши Карельской армии. Поэтому такие низкие успехи у армейской разведки. У нас привыкли доверять населению. Раненые разведчики, захваченные в Тененичах, из-за тяжести ранений слишком быстро ушли из наших рук. А взять живым пока никого не удается. Просто морг какой-то. Вадим оставил у землянки, которую использовали финны, засаду. Может быть, кто и попадется. Завтра направлю на передок своих людей. Надо определить, где «финики» рвут линию. Вадим несколько раз показал группе захвата то место, где у финнов зашита ампула. Удача улыбнулась на третий день! Из четверых финнов взяли двоих, в том числе одного офицера! Финн попался упертый. Молчит. Судя по тому, что взять его удалось только после того, как он, как щенка, отбросил огромного Корнея, это профессиональный разведчик. Миша успел послать его в рауш, проведя со стороны сокуто гэри. На стоящего чуть в стороне Михайлова у финна не хватило внимания.

Одинокая розочка в петлице – майор. Документов нет. Но фамилию я уже установил: Tikkanen, начальник штаба 4-го батальона глубинной разведки. Второй диверсант оказался сговорчивее.

– Hei, herre Tikkanen! Olen iloinen tapasimme!

– Говоритьте по-русски! У ваас ужаастный акцент!

– Хорошо, майор. Итак, меня интересуют ближайшие планы штаба вашего отдельного батальона. Как начальник этого штаба вы должны быть в курсе событий.

– Вы ошибаетесь, капитан Иволгин, я вовсе не начальник штаба.

– Вас повысили? Поздравляю!

– Нет, я не имею отношения ни к какому батальону. Я – врач. Сюда шел помочь раненому.

– При этом знаете мою фамилию. Ай-ай-ай, майор. Ваши ребята после допроса обычно добивают пленных. Это воинское преступление, не правда ли? Ваша страна подписала Женевские соглашения, но открыто нарушает их. Особенно отличается этим ваш батальон.

– Я не имею…

– Имеешь! Тебя уже слили. Просто ты не видел, что захвачены еще люди из группы. Кроме того, могу показать еще двадцать трупов твоих подчиненных и трех живых. Не стоит отпираться, майор. Допрашивать я умею. Заговоришь, сердце у тебя здоровое. Заговоришь. Но какой в этом смысл? Для вас война кончилась. Вы – выживете. Зачем становиться инвалидом, коли повезло уцелеть? Ведь ты думал, что уйдешь, и не ожидал удара по челюсти с такого расстояния. Или успел бы съесть ампулу. Не получилось. Ты живой, и у тебя выбор: остаться живым и здоровым и после войны вернуться домой, или стать инвалидом на всю жизнь. Долгую и мучительную. Убивать тебя никто не собирается. Германия вляпалась в войну на два фронта. А Финляндия, решившая урвать кусочек от русских территорий, с ней в одной упряжке. Англия и США уже объявили вам войну. И что? Есть хоть малейшая надежда ее выиграть?

– Я требую гарантий от вашего руководства, капитан.

– Пока обойдетесь моими гарантиями. Тем более что вы меня знаете.

– Да, знаю, вы – командир отдельной роты фронтовой разведки Ленфронта. Не ожидал вас здесь увидеть. По моим данным, вы квартируетесь западнее, у Свирьстроя.

– Командование корпуса в курсе моего появления?

– Конечно. Но я ожидал, что здесь вы появитесь позднее. Наличие групп хорошо подготовленных разведчиков мы ощутили только на левом фланге и в центре. Здесь было тихо. Более того, три дня назад отсюда пришло сообщение, что все по-прежнему, артиллерия стоит на месте и есть возможность провести крупную диверсию.

– То есть следует ожидать появления здесь вашего подразделения?

– Нет, уже нет. Я ведь не вышел на связь. Моей задачей было подготовить операцию на месте. Уход со связи однозначно ставит точку в этом вопросе.

– А если…

– В этом случае мне некуда будет возвращаться после войны. У генерала Паасонена чувство юмора полностью отсутствует. Он этого не простит моей семье.

– Печально. Судя по всему, у вас есть место, где можно легко перейти линию фронта.

– Да, у Остречино. Там непросматриваемый участок, и еще у Янручья, но там что-то случилось с группой трое суток назад.

– Она уничтожена. Все погибли. Вот их медальоны.

– Быстро вы работаете! А я не верил фрегаттен-капитану Келлеру, что вы чрезвычайно опасны.

– Что, Бюро Целлариуса заинтересовалось скромным капитаном Ленфронта?

– Да, задача вас уничтожить уже поставлена. Нам, к сожалению, этого не удалось в Тененичах.

Так вот чем занимался Бобринский в «Теремцах»! Его задачей была засылка групп в Родочи! Там требуется поставить засаду.

Остальная часть допроса касалась положения на различных участках фронта и местах базирования их батальона. Хотя сменить расположение проще всего. Но противник еще не в курсе, что Лайон Тикканен жив. Подъехавшему Евстигнееву я передал протоколы допроса и самого майора. Вместе с ним подъехали полковник Трубачев, командир 1-й дивизии НКВД, майор Гарькавый и их пограничники.

– А где Семен Иванович?

– В Москву отозвали.

– Ну и славно, что живой. Василий Алексеевич, здравствуйте, давненько не виделись!

– Здравствуй, «Иволга». Действительно, давненько не встречались. Мы-то все больше по северам, а вы на юге действовали. Вот, знакомьтесь, Максим Петрович, майор Гарькавый, командир 2-го полка, и старший лейтенант Шаповалов, командир дивизионной роты разведки. Они будут взаимодействовать с вами на этом участке.

– Старший лейтенант Шаповалов, товарищ капитан. Прибыл в ваше распоряжение для усиления и охранения. Помните меня? Я бывший начальник заставы Вяртсиля. В августе 41-го вы в нашем районе работали, под Ляскеля.

– Да, Дима, здравствуй. Рад видеть живым и здоровым.

Первая дивизия – чемпион фронта по количеству уничтоженных немцев снайперским огнем: в дивизии 478 снайперов, два Героя Советского Союза – снайперов, уничтоживших по сто пятьдесят гитлеровцев на момент представления. Вместе с моими – более пятисот стволов. Солидная сила. Решаем использовать этот козырь на всю катушку. Мечтал Гореленко о Свирьлаге? Местность там своеобразная. Сам Свирьлаг находится в котловине. Финны укрепились на холмах вокруг лагеря. Сашины ребята исползали весь передок. У финнов плохо с противотанковым вооружением, 46-я танковая бригада вооружена в основном Т-26. Для них финские «пукалки» опасны. Мы обнаружили двадцать четыре 75-мм «гадюки», все в капонирах, сектора обстрелов нанесли на карту участка. Такой же работой занимались третий и первый взводы в районе Вознесенья, но там мы старались вести наблюдение как можно тише, а в районе Свирьлага – наоборот, достаточно активно, с беспокойством для противника. А сами готовили снайперские площадки, в том числе для крупнокалиберных ПТР Симонова и немецких S18-1100. Мы получили новые прицелы с ЛОМО и готовили большую партию переделок: устанавливали прицелы, обучали с ними работать, пристреливали оружие, отбирая самое точное. Мы торопились, до начала наступления всего несколько дней.

Части 368-й дивизии не стали замещать 272-ю в районе Ошры, встали чуть сзади и соблюдали маскировку. Первая дивизия блокировала дороги, за несколько дней было пять боестолкновений с разведгруппами финнов на различных участках, выловлено три банды бывших уголовников и большое число одиночек – уклоняющихся от призыва и беглых. Порядок в тылах армии был наведен решительно и быстро. Сказывается опыт большинства бойцов и командиров дивизии. В ночь на 4 апреля снайпера фронта собрались в Возрождении. Короткая постановка задачи. С командирами мы работали все эти дни. Цели были распределены. Началась операция «Тишина». Танкоопасных направлений всего три, как считали финны, а к пехотной атаке они считали себя готовыми. Через четыре часа командиры доложили по радио о готовности на всем участке от Шеменичей до деревни Подпорожье. Вышли на связь танкисты 122-й бригады с правого фланга, пять САУ «238» готовы в центре и 46-я бригада сосредоточилась у Яндебы. Короткую артподготовку провели только у Шеменичей, сразу после восхода солнца. Моряки 69-й и 3-й бригад морской пехоты и стрелки 272-й дивизии поднялись в атаку, поддерживаемую танками. А снайпера работали по всем целям, находясь впереди атакующих. Такого плотного и точного огня финны не ожидали. Большинство немецких орудий было повреждено, а САУ расстреливали с безопасных дистанций доты и пулеметные точки. Тяжелые КВ с противоминными тралами и волокушами с пехотой ворвались в Шеменичи, оттуда пехота растеклась по укрепрайону на высотах вокруг Свирьлага. К одиннадцати часам снайпера начали менять позиции, охватывая Свирьлаг. Огонь по поселку и предмостью был таким, что поселок казался вымершим. Подошедшие танки и САУ расстреливали все внизу. К трем часам над одним из бункеров затрепетал белый флаг. Однако вышедшие парламентеры, как финские, так и наши, были обстреляны с финского берега. В этот момент финны попытались взорвать мост через Свирь. Но сработал только один заряд на их берегу. Схему минирования моста нам сдал Тикконен. Мост был поврежден, но не упал. И по нему рванулась наша пехота и средние танки. Командующий осуществил свою мечту: у него плацдарм на правом берегу и почти целенький мост.

Мы наблюдали финский берег, когда подъехали Гореленко и Евстигнеев. Через стереотрубу было видно, как удирают финны от морских пехотинцев. Пытающиеся огрызнуться пулеметы получали свою порцию свинца и разрыв снаряда под станком или сошками. Капраз Верховский, как последний боцман, крыл матюгами, выражая восхищение работой снайперов, а татарин Фадых Гарипович, командир 272-й СД, орал по телефону, подтягивая артиллерию на сопки.

Дело сделано! Горячий ствол я опустил на бруствер и устало откинулся на него.

– Спать. Спать хочу!

– «Иволхха»! Иди сюда, стервец! – с хохляцким акцентом раздалось неподалеку. Коротышка Филипп Данилович пер на меня, распахнув широко руки. – Дай я тебя, голуба, расцелую!

Песец! Как хохол, так «Леонид Ильич»! Облобызал он меня, троекратно. Всю морду обслюнявил. Но было приятно. Дело сделано!

– Товарищ генерал! Его еще удержать надо этот хренов плацдарм. Артиллерия нужна!

– Заткнись! Если взяли, то уже удержим! Не сорок первый! Лично тебя награждать не буду, иначе наверху остальное зажмут! Алексей Николаевич! Забери у него списки роты! Всем командирам по «Звездочке», а красноармейцам по «Отваге». Оформляй. Это в наших силах. Учитесь, стервецы, как воевать надо! – сказал он, сжав кулак и проведя им возле лиц своих командиров. – Ну, и тебе, полковник, низкий поклон! Не дал мужиков положить! – сказал он рослому командиру 1-й дивизии НКВД.

– А плакался-то, плакался как: «Товарищ начальник разведки фронта! Наступать мне некем и нечем!» – хохотал Евстигнеев.

– Отвяжись, Петр Петрович! Вечно ты со своими подначками! Верховский! Передай своим: следить за флангами и засекать минометные батареи. Как связь?

– Вон нитку тянут, пока через разведчиков работаем. Через пять минут будет связь с правым берегом.

– Вечно у тебя так: через пять минут! Дай команду разведке отходить! «Иволга»! Продублируй своим!

– Есть!

– Дайте мне штаб фронта! – несмотря на маленький рост, бас Гореленко с его «гхэ», доминировал на НП. Говорил он громко и требовательно. Ему передали трубку, тут голос изменился под стиль «ты начальник, я дурак»: – Леонид Александрович! Мои на правом берегу! Мост цел! Есть повреждения на правом предмостье, но стоит. Ведем наступление на Важины и Челму. Мне б еще дивизию, для развития успеха… Хорошо, товарищ первый!.. Понимаю, товарищ второй, – и, прикрыв трубку рукой: – Жданов на проводе! Поздравляет! Вас понял, товарищ второй. Обратим особое внимание!.. Нет, наступать в том направлении не можем. Требуются дополнительные силы, и авиация… Передам через Петра Петровича, он здесь. Дальше действуем согласно утвержденным планам. Да, этот удар не был включен в план, воспользовались сложившейся ситуацией во время подходов резервов фронта. Начало запланированного удара согласно плана. Сроки не изменились. Потери незначительны. Там дополнительных сил и средств не потребуется. А вот сюда необходимо перебросить резервы… Понимаю, что их из кармана не вытащить, но обстановка диктует усиление нажима в этой части участка. И товарищ второй говорит об этом же… Да, товарищ первый, постараемся. Но ситуация с транспортом не изменилась, поэтому возможности перебросить «картошку» сюда не имеем… Я вас понял, товарищ первый… Есть! До свидания, товарищ первый.

Доложив Говорову, Гореленко вытер пот со лба, хотя было прохладно.

– Ну, не отругали! Но темп наступления считают низким.

– Начальство для того и предназначено, чтобы подгонять! – заметил подполковник Булатов.

– Тем не менее, подполковник. Обеспечь разгрузку 111-го, 119-го, 120-го, 189-го, 190-го, 191-го, 192-го отдельных лыжных батальонов как можно ближе к Свирьлагу. Четыре будут приданы тебе, а три отправь на правый фланг в помощь 368-й дивизии. Их из-под Новгорода перебрасывают для развития успеха. Основное направление удара для тебя – влево, к Свирьстрою. Иволгин! Ты устроился в Родионово?

– Да, товарищ генерал.

– Мне место найдется?

– Конечно.

– Тогда поехали. Охранение там есть?

– Два взвода разведроты первой дивизии, товарищ генерал.

– Собирай людей, через десять минут едем. Вы с нами, Петр Петрович?

– Да, конечно.

Через пятнадцать минут, наконец, тронулись на восьми машинах. Командующий поселился в пустующей школе, но рядом с ней саперы начали рыть бомбоубежище. Не лишняя деталюшка в условиях превосходства немецкой авиации. Нашими «хоромами» он решил не пользоваться: «Сырость не люблю!» Вслед за ним подъехал оперативный отдел штаба с бумажками, начали подготовку операции по ликвидации финского плацдарма на левом берегу. Самая больная мозоль – Кургино. Там финны сильно укрепились и ждали фронтального удара со стороны Ошты. Требовалось скрытно, лесными дорогами, перебросить финнам в тыл танковую бригаду и три лыжных батальона. От нас до Кургино всего двадцать три километра, но в трех местах дорога просматривается с финской стороны, и надежды на то, что танкисты быстро и без аварий доберутся до места, маловато. Требовалось тихо убрать наблюдателей финнов в ночь наступления. Я высказал предположение, что это нам не удастся, поэтому предложил провести марш не по дороге, а левее, по просеке высоковольтной линии. Требовалось срочно провести инженерную разведку на предмет завалов и минных полей, которые могла установить финская разведка. Хотя Тикконен и говорил, что задач минирования перед их батальоном не ставилось, но памятуя о той войне, финны частенько минировали дороги, создавали заторы, а потом «просачивающимися» лыжными батальонами атаковали скученные войска, действуя решительно и наступательно. Восемнадцатый отдельный инженерно-саперный батальон вышел в ночь на разведку. Мы поставили задачу 1-й дивизии полностью блокировать возможность просачивания с севера на юг в районе Вознесения. Особое внимание уделить Янручью, Ровскому, рекам Святухе и Шимаксе. На ночь наши вездеходы выезжали к берегу Юксовского озера и контролировали его. Поздно вечером на следующий день прибыли танки к деревне Перекресток. Пятьдесят семь машин из шестидесяти трех по штату. Первыми пустили два КВ-1 с тралами. Восемнадцатый ОИБ доложил, что просека проверена, мин нет, но «береженого и бог бережет!» За ними двинулись остальные танки. Часть танков Т-34 были 174-го завода. У них катки были обрезинены, довоенные, но другие были Сталинградского тракторного завода: глушителей и обрезиненных катков у них не было. Они составили вторую очередь: четырнадцать машин, которые пойдут с ходу к моменту атаки, по шоссе и не маскируясь. Урча двигателями, КВ и Т-34 двинулись в ночь. Следом за ними по шоссе пошли наши «студеры», глядя браунингами в темноту ночи. В этот раз характер местности не позволил применить тактику, которой пользовались у Свирьлага: лес проходит довольно далеко от позиций финнов, много минированных завалов, с ними должна разбираться артиллерия и САУ. Последними в первой группе ушли двенадцать «238-х» машин. Еще при мне Гореленко подал команду 368-й дивизии выдвигаться на исходные. Я шел предпоследним в нашей колонне. Танкам речушка Вожерокса преподнесла сюрприз: один из них провалился под лед. Глубина небольшая, его даже не затопило, но достаточного количества бревен у танкистов не оказалось. Выручили саперы, но три машины остались берегу речки и в ней. Со второй колонной отправили пару тягачей, чтобы вытащить машины. К началу артподготовки в строю не было семнадцати машин. САУ начали «разбирать» 152-мм снарядами завал на выходе из леса. Звездануло так, что образовалась шестиметровая воронка! Финны закопали там тонную бомбу. Мост через Вожероксу рванул также, одновременно с подрывом завала! А саперы там работали! Опять требуются бревна. Хорошо, что подошел мосто-понтонный парк, и переправу навели быстро. Гореленко этот фокус финнов предусмотрел. Последовала танковая и пехотная атака с двух сторон. Задержка с началом была около пятнадцати минут. Во сколько это обошлось 368-й дивизии, не знаю, но восемь танков и одна САУ застыли на поле под Кургино. Вечная память! Благо что большая часть танков шла не по минированному шоссе, а по просеке.

Взятие Кургино решительно изменило ситуацию на участке фронта: у нас появилась рокадная дорога. В тот же день 1228-й полк занял позиции у Вязострова и совместно с двумя приданными лыжными батальонами выбил противника с одноименного острова; 354-й отдельный пушечный артиллерийский дивизион приступил к методическому разрушению финских позиций у Нимпельды, Яннаволока и Красного Бора. Цемент мы у них отобрали, финны перестали строить большинство дотов из бетона, начали переделывать их на деревянно-земляные. Все артиллеристам меньше работы. Десятого апреля у нас произошел смешной случай: Саша возвращался из рейда и по дороге нашел почти полностью замерзшего финна. Тот был без сознания, но дышал. Видимо, был наблюдателем или снайпером, упал с дерева, потерял сознание и основательно обморозился. Рейд был неудачным, захватить «языка» не сумели, несли двоих раненых. Взяли на плащпалатку и этого. Понесли его отогревать и приводить в порядок, тут выяснилось, что это не финн, а финка. Саша всех выпроводил из блиндажа, позвал Женю, а сам раздел девушку и растирает ее водкой. Финка без сознания, Сашка, по доброте душевной, по трубочке залил ей около стакана водки. Пришла Женя, сделала ей укол, дала понюхать нашатырь. Та очнулась, и первое, что сделала, ухватилась за трусы. Потом увидела, что они на месте, лифчик тоже, а Саша ей пальцы на ноге растирает. Она как заверещит! Насилу Женя ее успокоила. Влитая водка развязала язык бедной девице, и она начала говорить много глупостей. Оказывается, все ей говорили, что первое, что с ней сделают русские, это изнасилуют, с извращениями. Правда, при этом сразу же предлагали себя в качестве реальной альтернативы. Для тренировки и обмена опытом. Она была дико удивлена, что этого не случилось, наоборот, оказывают ей помощь, потому что она уже простилась с жизнью и говорила, что видела какой-то свет впереди. Ее одели, намазали гусиным жиром все обмороженные места. У нее вывих голеностопного сустава, разбито плечо и голова. Сама из Хельсинки, православная и член «Лотта Свярд». Авиационный наблюдатель. Говорила она много, часто бессвязно, затем уснула.

– Ну, пусть спит! Жалко девчонку! – сказал Санька. Мы с Женечкой улыбнулись, Толик, Сашин посыльный, недовольно пробурчал что-то, но достал еще одну шинель и накрыл девушку. Сам расположился у выхода из блиндажа. Уходя, я предупредил часового, что пленный внутри и не связан.

– Да не беспокойся, Максим. Она еще пару недель на ногу встать не сможет, – сказала Женя.

Санька подружился с Хуун. Выносил ее погреться на солнышко, которое начало по-весеннему пригревать. Когда спали опухоли на носу и щеках, Хуун оказалась симпатичной, чуточку веснушчатой девицей с очень красивыми волосами. Длинные, почти до колен, густые, соломенного цвета. Общались они на финском, который Сашка хорошо знал, а с нами – с Женей и со мной – она общалась на немецком. Было видно, что между Сашей и Хуун что-то возникло, но… Вообще-то она – пленная. Но молодость разве остановишь! Спустя некоторое время Женя сообщила, что видела Сашу и Хуун целующимися в лесу. Я вызвал Сашу в штаб.

– Саш, ты сознаешь, что ты делаешь? Хуун – прекрасная девушка, но она военнопленная.

– Я посмотрел внимательно ее документы, командир. У нее нет воинского звания. Она вольнонаемная, а не военнослужащая. Я тут рапорт написал, – он протянул мне рапорт.

Все понятно! «Товарищ командир! Хочу жениться!» Чтоб его! Этого нам только не хватало!

– Я доложу по команде. Сам такого разрешения дать не могу. Не обижайся.

– Я не в обиде! Я сделал предложение Хуун, она согласна. Приглашаем вас с Евгенией Николаевной к нам на помолвку. На свадьбу тоже обязательно пригласим.

– Все обдумал? Неприятности могут быть серьезные. И знакомы вы две недели.

– Война, командир. Черт его знает, что завтра будет.

Послал Женю к Хуун поговорить. Жалко пацана, могут быть серьезные неприятности, и не посмотрят, что герой-разведчик. Женька вернулась через три часа. Мордашка серьезная.

– Я поговорила с ней. Она дочка профессора Хельсинкского университета. Бывшая студентка. Вступление в «Лотта Свярд» – добровольно-принудительное. Иначе из университета могли вышибить. Плюс папа подначивал. На фронт попала четыре месяца назад. Пережила пять попыток изнасилования от своих же. Озлобилась: все мужики сволочи и, кроме дырки между ногами, им от нас ничего не нужно. Ну и чтобы убирала, стирала, гладила. А тут она нашла человека, который в ней личность увидел, а не промежность. Имел все возможности все сделать, но не сделал. Носил на руках. С того света вернул. Любит она его. Сильно любит. Переживает, что любимый человек нашелся не в Финляндии, а в Красной Армии. И по статусу – враг. Говорит: я себя уговаривала, что враг он, что его ненавидеть надо. А случайно носом ткнулись, когда он ее поднимал, чтобы вынести на солнце, и не удержались оба. В общем, беда. Пойдем, они нас ждут.

– Хорошо. Павлик! – позвал я Павла. – Возьми пакет, доставь Евстигнееву. Получи сводки за вчера. Сопровождение возьми в первом взводе. На «виллисе» езжай.

Зашли в блиндаж к Саше. Там все командиры и пять сержантов второго взвода. Нас посадили рядом с Сашей и Хуун. Немного грустная получилась помолвка. Все понимали, что может все не сложиться. В 23 часа в дверь постучал замкомвзвода связи Андрейченко:

– Товарищ капитан! РДО от Евстигнеева! Разрешите вас и старшего лейтенанта Овечкина поздравить: вам присвоены звания Героев Советского Союза. Приказано послезавтра прибыть в Москву на вручение наград. Евстигнеев приказывает немедленно прибыть к нему.

Саша, как мог, объяснил все Хуун. И про то, что он награжден высшей наградой СССР, и про то, что ему необходимо срочно уехать. Хуун расплакалась. Утешать ее осталась Женя. Потом они вдвоем вышли проводить нас в Ленинград.

– Выпороть бы вас обоих! – сказал Петр Петрович. – Ты что, Саша, нашу бабу найти не мог? Вернетесь, будем разбираться. Через час самолет. Поехали.

– Вы с нами?

– Да, меня тоже вызывают, но по другому поводу. Из-за Тикконена.

Гонка по ночному городу на Комендантский аэродром. Там новенький С-47 командующего фронтом, который летит тоже в Москву. Сидим в самом хвосте как младшие по званиям. Потряхивает. Сашка совсем пригорюнился, понимает, что вляпался.

– Командир! Из роты не выгоняй! Хоть рядовым.

– Пошел ты! Как будто это от меня зависит! Вот угораздило! Сиди. Если меня спросят, я выскажу свое мнение. Чем бы это ни грозило. Больше ничего не могу.

Сели в Москве, на Центральном, нас бросили начальники на аэродроме, а сами куда-то уехали. Пошли к коменданту и попытались устроиться. Тот отказал, выписал нам пропуска по Москве, рекомендовал зайти в наградной отдел наркомата обороны и доложиться, что прибыли. Пошли пешком на Арбат. Там все оказалось просто: нам заказаны номера в гостинице «Москва». Зашли туда, нас сразу поселили. Но не успели мы кости бросить на кровати, как в дверь постучали:

– Капитан Иволгин? Старший лейтенант Овечкин? Приказано вас доставить.

Везут обратно в наркомат обороны. Посадили возле кабинета, приказали ждать. Сидим час. Сидим второй. Задница уже начала опухать. Наконец, дверь открылась и послышалось:

– Капитан Иволгин, пройдите!

Вошел, приемная. Немолодой подполковник показывает на дверь без таблички:

– Проходите.

– Кто там?

– Вперед!

Вхожу. Сидит Евстигнеев, три полковника, один комиссар ГБ 3-го ранга и во главе стола – генерал-майор, танкист. Наверное, Панфилов. Он имел это звание.

– Товарищ генерал-майор! Капитан Иволгин прибыл по вашему приказанию!

– Капитан! Почему не доложили, что вашими людьми захвачена дочь Карла Хенрика Рамсая?

Обалдело смотрю на Панфилова. По моим глазам он понял, что я этого не знаю.

– Вы не знаете, что она дочь замминистра иностранных дел Финляндии?

– Я знаю, что ее отец – профессор Хельсинкского университета по международному праву. О том, кем он еще работает, мы не спрашивали.

– Где сейчас девушка?

– В 23:00 была в расположении роты в Родионово.

– С ней все в порядке?

– Так точно!

– Никаких эксцессов не было?

– Никак нет, товарищ генерал. Хорошая девушка. Была сильно обморожена, были повреждены правый голеностоп, плечо и голова из-за падения с наблюдательного пункта на дереве. Медицинская помощь оказана, все в порядке.

– Хорошо. А что там за история со свадьбой?

– Свадьбы не было. Была помолвка между ней и старшим лейтенантом Овечкиным, командиром второго взвода, который ее и вытащил с той стороны.

– Лейтенант ее не того, не обрюхатил часом?

– Не знаю, судя по всему, нет. Он здесь, можно задать вопрос ему.

– Задам, задам. Сейчас я вас об этом спрашиваю. Разболтались вы там у меня. Никакой дисциплины! В общем, вы говорите, что отношения между девушкой и лейтенантом хорошие и развиваются в нужную для нас сторону, так?

– Именно так, товарищ генерал.

– Садитесь, капитан. Вы можете дать развернутую характеристику на лейтенанта Овечкина?

– Конечно, товарищ генерал. Я знаю его с августа 1941 года, – и я начал давать полную развернутую характеристику на Сашку.

– Считаете, что самостоятельно он вполне может работать?

– Думаю, да.

– Что можете сказать по девушке?

Я передал характеристику, данную Хуун Евгенией.

– Отлично, капитан. Ставкой нам поручено провести стратегическую операцию по выводу Финляндии из войны. Будут задействованы в том числе и два ваших «клиента» – Тикконен и Хуун Рамсай. У вас есть, кому передать вашу роту?