Текст книги "Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево"

– Тащ полковник! Так что решили?

– Будем действовать, как предлагает твой Овечкин.

– Черт!

– И не говори. Танки я подтянул. Четыре огнеметных, восемь КВ и двенадцать Т-60. Больше не дали. Спасибо, что снайперов унял!

– Спасибо не булькает!

– Ты ел, капитан?

– Да, спасибо. Я подтянул сюда группу: шесть снайперов и четыре пулеметчика с оптическими прицелами. Ночью сходим на нейтралку, проверим опушку леса, там, похоже, не все так чисто. Нечто напоминающее «гадюку», я там видел.

– Сплюнь!

– Точно-точно! Там артбатарея, противотанковая.

– Давай привязку!

– Видел только два места: вот здесь и здесь. Где остальные зарылись, не знаю.

– Оттуда еще не били.

– Все течет, все изменяется. Кто из начальства будет?

– Да новый, как его?

– Власов?

– Да, сам напросился.

– Понятно!

Стемнело, я попрощался с Сокуровым, подошли бойцы, Женя. Я их отвел в блиндаж, из которого работал днем. Проверил снаряжение у бойцов. Отдал приказ. Трое идут в тыл впервые. Мы спустились на лед Полисти и двинулись в сторону нейтральной полосы ползком. Через триста метров ушли влево к опушке леса. До наших траншей еще метров сто, но за траншеями хорошо наблюдает противник. В лесу надеваем снегоступы и уходим в сторону болота. Там опять ползком. Лишь к полночи добрались до желаемой точки. Противник ведет дежурный огонь, поддерживая уверенность, что он не спит. Здесь стоит звонкая тишина, которая мне сильно не нравится. Есть! Горелым торфом пахнуло! Блиндаж или землянка! Послал группу захвата вперед, сами распределили сектора. Через шесть минут раздался волчий вой. Кого-то ведут.

– Офицер, командир, артиллерист, отходим, сейчас рванет.

Перебежками отходим обратно к болоту. Взрыв и подрывы снарядов застали нас уже на болоте. Лес ожил очередями. В ответ заработала наша артиллерия. Отходили быстро, на опушке леса напялили на пленного «лешак». Он в одном мундире, руки стянуты за спиной. Вышли на собственную дорожку следов, но теперь путь к нашим траншеям. Через пять минут соскользнули в окоп и бегом погнали пленного по ходам сообщения. На одном участке пришлось пережидать обстрел. На НП дивизии разговорил обер-лейтенанта. В лесу стоит его батарея новых 75-мм пушек. Ребята подорвали боезапас, но у пушек есть по шесть ящиков. Подходы со стороны наших позиций заминированы. Я снял трубку и соединился с Евстигнеевым. Меня хотел остановить Власов, но увидев мои бешеные глаза, стушевался и сник. Операцию отменили.

Командующий появился без пятнадцати четыре.

– Максим! Твои – сутки продержатся?

– Если попросить, то да! Три группы снайперов к ним уже пробились, четвертая на подходе, но к шести тридцати опаздывает. Будет в восемь вечера.

– Знакомься: капитан-лейтенант Тихонов, начальник артиллерийской разведки первого морского крупнокалиберного дивизиона. У него есть вопросы. К шести утра завтра орудия должны стоять, товарищи командиры. И ты, Максим, обещал качественную корректировку. Времени нет, приступайте.

Фронт перебросил одно 14-дюймовое и четыре 180-мм орудия на наш участок. Требовалось подготовить позиции для них так, чтобы замаскировать выстрелы. Пламя, вырывающееся из ствола, не должны видеть наблюдатели противника. Нужно за сутки построить дополнительные три разъезда с тремя путями. Двум орудиям дали место на станциях Чудово и Бабино. Там условия подходят. Корней Тихонов оказался тихим, но очень требовательным командиром. Свое дело он знал туго! Вместе с ним действовало два батальона саперов флота, которые быстро делали просеки, настилали железнодорожные пути и бетонировали опорные площадки. Больше всего времени потребовалось для установки ТМ-1-14: 356-мм орудия 11-й батареи Балтфлота. Ему предстояло взламывать оборону немцев при поддержке еще четырех орудий того же дивизиона. Тихонов ворчал, что установить на шкворень орудие не удастся, но горизонтальной наводки должно хватить. Снаряды у пушки были выше меня и в пару раз толще. Рядом в лесу выросла мачта для дальномера. В конце дня подъехали сами артиллеристы, пошла привязка к местности. Главную сложность представляла система расчетов. Батарея морская и пользовалась артиллерийскими кабельтовами, а мы привыкли обходиться тысячными и метрами. Артиллерийский кабельтов – это 182,88 м, одна «тысячная» — 0,06 градуса, равна 3,6 угловой минуты, т. е. 3 угловые минуты 36 угловых секунд. Вот и попробуйте их пересчитать, если под рукой нет Мореходных таблиц 36-го года. Пару часов убили на это. В 20:00 вышел на связь Саша, сообщил, что подошла четвертая группа, но места мало. Просил ускорить начало операции.

– Саш! Готовимся! Утром начнем.

– Тесно у нас, давайте быстрее! Спасибо за монки.

Где они расположились, неизвестно, вернуться – расспросим. А пока надо ждать. Ночью на болото левее новой батареи ушла еще одна группа. Приехал Вадим Коршунов и ушел с группой вдоль железнодорожного полотна к ориентиру номер два, набив вещмешки толом. В шесть утра пять пушек 1-го дивизиона начали обстрел УРа. Четырнадцатидюймовые снаряды выкорчевали лес на левом фланге. Саша дал условные щелчки, что начал операцию. Под шум артобстрела несколько раз рвануло у немцев в УРе.

– Начали, мы готовы!

Вперед пошли танки. Немецкие траншеи ощетинились огнем, но пехоты возле танков не было. Пехота и остальные танки пошли позже. В это время огнеметные КВ расправлялись уже с третьим дотом под насыпью. Один из танков остановился и бил из пушки куда-то влево, видимо, по доту 7. Накатилась пехота и пошла вперед, прикрывая танки. Пушки противника молчали, а крупнокалиберные пушки Балтфлота продолжали обстрел УРа, но 14-дюймовка перенесла огонь на Мясной Бор.

К рассвету бой утих. Спасская Полисть в руках 59-й армии. Женька обрабатывает раны шести нашим раненым и куче раненых пехотинцев. Подносят еще. Никто не заметил, как я удалился на триста метров вперед и прочел приговор 1946 года: «Именем Союза Советских Социалистических Республик… Приговор окончательный и обжалованию не подлежит». Весь Ленинград на следующий день хоронил заместителя командующего Ленинградским фронтом, павшего смертью храбрых при штурме Спасской Полисти. Пуля немецкого снайпера своими 7.92 мм выбила стекло в очках высокого замкомандующего, который не стал наклоняться к низкой стереотрубе, которую я опустил на несколько сантиметров.

Подошли «герои дня» – группа Овечкина. Победителей не судят, но выписать Сашке надо! Но не сейчас, и не при бойцах. Построил роту, объявил благодарность всем, кто принимал участие в операции.

– Служим Советскому Союзу!

От НП подошел Евстигнеев и объявил, что командование фронтом будет особо отмечать работу фронтовой разведки в этой операции.

– Готовьте дырочки, товарищи разведчики! Бой идет на подступах к Мясному Бору, и скорее всего, завершится в нашу пользу. Наш фронт перешел в решительное наступление на Новгород! Благодарю за службу!

– Служу Советскому Союзу!

– Вольно, разойдись!

– Погрузка через полчаса за Трегубово. Помочь перенести раненых. Вольно, разойдись! Капитан Иволгин, старлей Овечкин! Вас просят пройти на НП, – сказал в заключение Евстигнеев. Идем, перешагивая через раненых, ящики, отдыхающих бойцов в траншее. На НП полно народа.

– Иволгин, Овечкин! Сюда!

– Товарищ командующий! Прибыли по вашему приказанию!

– Командование фронта представляет вас обоих к званию Героя Советского Союза за взятие УР «Спасская Полисть» и систематическое образцовое выполнение заданий командования. Сработано как по нотам, товарищи! Хотя седых волос у меня поприбавилось, товарищ Овечкин! Считайте это авансом!

– Служим Советскому Союзу!

– Все, роте отдыхать три дня! Капитан, вам отдохнуть не удастся. Завтра ко мне!

Рука уже гудит от пожатий, а плечо от дружеских тычков со стороны штабных и командования 59-й армии. У выхода корпусной комиссар Диброва подловил Сашку и попросил его прибыть завтра на партактив армии. Понимает, что их разведка пропустила и дыру в обороне немцев, и засаду напротив ориентира два. Только бы Сашке голову не вскружили, зеленый ведь еще совсем.

Наконец, выбрались с НП и подошли к нашему транспорту. Жени уже нет, она увезла раненых. На двух машинах поместились все три группы, командиры у меня в машине. Колонна тронулась. Я вел машину и рассказывал, что происходило в Трегубово в эти дни.

– Так вот почему мне сказали про кучу седины!

– Да, Саша. Подставил ты всех крепко! Я, правда, не видел что-то нового замкомандующего сейчас, но думаю, что нам еще предстоит серьезно отвечать перед ним, почему задержали на сутки наступление. Он этого так не оставит.

– Не будет он к нам приставать, Максим. В конце боя его убил снайпер. Я видел, как его выносили! – ответил за Саньку Вася Саров.

– Вот как! Может быть, это и к лучшему. Василий! Будет три дня отдыха: дай ребятам возможность съездить в Ленинград, но только тем, кто хочет. Насильно никого не тащить! И проследи, чтобы количество водки было умеренным. Составьте список отличившихся… Воздух! К машине!

Мы выкатились из дверей «опеля», который я направил в придорожные кусты. Следом визжали тормоза ЗиСов, а бойцы спрыгивали на землю и скатывались в канаву. Немцы прошли над нами, но штурмовать не стали. Они нанесли удар чуть сзади нас. На фронте по-прежнему мало авиации, и она серьезно уступает немецкой. Подождав минут десять и убедившись, что немцы не возвращаются, мы продолжили свой путь. В Родочах первой подскочила Женечка и доложила, что четырех раненых принял 504-й медсанбат, остальные долечиваться будут здесь, разместила их в селе.

– Ну ты и грязный, Саша! Сегодня в роте банный день! Всем мыться! Вас, товарищ капитан, это тоже касается! На черта похожи!

Бани в Родочах славные! Их много, и разбросаны они по всему селу. Судя по дымам, Женька все село на уши поставила, чтобы бойцы могли помыться и отдохнуть. Но в первую очередь группы из Полисти повалились спать. А остальные под чутким руководством саноса и старшины Дементьева начали готовиться к бане!

«Забытые» в современной истории войска – банно-прачечные батальоны РККА. Самое большое количество женщин в РККА служило именно там, но об этом практически никто не вспоминает, кроме немцев. Они считали их передвижными «домами терпимости». На самом деле в годы Гражданской войны самыми значительными потерями в РККА были «санитарные». Вша и тиф убили больше красноармейцев, чем беляки. Поэтому были созданы и хорошо работали эти батальоны. Все отмечают, что санитарное состояние в РККА было много лучше, чем в гитлеровской армии, где единственным средством борьбы со вшами была дурнопахнущая присыпка. По расписанию роты и батальоны направлялись в баню, где была возможность вымыться, сменить белье и обмундирование, посидеть в парилке, попить холодного кваса. Бойцы менять обмундирование не любили, только нательное белье, но если гимнастерка или шинель приходили в негодность, то можно было получить свежевыстиранное обмундирование, полученное БПБ из госпиталей и медсанбатов. Базировались эти батальоны поблизости от медсанбата. Организационно входили в санитарную службу армии или корпуса. Поэтому среди любимых «медсестричек» в воспоминаниях многих фронтовиков у большинства была специальность «прачка». Но свой вклад в Победу, причем значительный, они сделали! Эпидемий тифа на фронтах Великой Отечественной войны отмечено не было.

Старшина с бойцами на ЗиСе сгоняли в Большую Вишеру, там базировались «медики» 52-й и 59-й армий. Получили там выстиранное белье, полотенца, простыни, наволочки, материал на подворотнички, чистые портянки, мыло, мочалки. Загрузили это в кузов и привезли обратно. Женя расписалась в журнале 52-й армии, что отдельная разведрота обслужена, помыта, обмундирование прошло спецобработку. Получила медикаменты, индпакеты и прочую «медицину», все погрузила в «опель» и прикатила обратно в Родочи. Старшина построил роту и распределил их по баням. Приказал выделить людей каждому отделению, чтобы получили все необходимое. Даже веники у него нашлись. Я наблюдал за их действиями из окошка поповского домика. Судя по нескольким отделившимся бойцам, они уже озадачились поиском горячительно-прохладительных напитков. Ну, и бог с ними.

Командиры отделений повели ребят мыться. Погода немного испортилась: небо затянуло, пошел крупный весенний снег. Густо повалил, вертикально. Зато налетов авиации не будет. Я вышел на крыльцо:

– Старшина! Дементьев!

– Я, товарищ капитан!

– Проследи, чтобы караул помылся, Степаныч!

– Они отдельно после развода со мной у Метелихи помоются, товарищ капитан! Павла ко мне пришлите!

Я прошелся вокруг дома, разминая плечи и дыша свежим воздухом: разбираю трофейные бумажки, документы, анализирую и сверяю данные по немецким частям и соединениям в Спасской Полисти. Поэтому неудержимо клонит в сон. Подхватил несколько полешек, подбросить в печку. Я сегодня на самообслуживании: Павел топит баню и сопровождает Женечку, у которой сегодня много работы – все бойцы должны быть осмотрены, все старое обмундирование и нательное белье тоже. Сегодня ротой командует она и старшина. В расположении идет большая приборка. Одеяла и матрацы проветриваются на улице. В 17:3 °Cтепаныч доложил, что основной состав из бани прибыл, замечаний нет, развод произведен, дежурный по роте – старший сержант Гордей.

– Где командиры?

– Ушли мыться к Настасье Андреевне.

– Ну, это надолго! Женя где?

– В расположении, заканчивает спецобработку помещения. Наверное, сейчас придет. Я тут вам пиво принес и кваса, – он поставил небольшой бочонок, который держал под мышкой, и большой пятилитровый бидон на стол.

– Вечером приходи, Степаныч. После отбоя.

– Хорошо, товарищ капитан. Тут Метелиха бок копченый предлагает.

– Что просит?

– Пятьсот.

– На! Возьми!

– Это много, товарищ капитан. Я тоже в доле! Да и командиры, наверное. Сотни хватит.

– Хорошо, давай иди мыться!

Женя доложила, по уставу, что санобработка роты произведена, замечаний нет. Я и старшина стояли на крыльце, я вышел вместе ним, а рядом на посту стоял красноармеец из первого взвода. Мы вошли в дом, я помог ей снять кацавейку.

– Молоко будешь?

– Да! – она взяла крынку и наполнила стакан на кухне. – Тебе?

– Я уже пил. Пошли мыться? Павлик уже раза три прибегал.

Раздался стук в дверь – Павлик, легок на помине!

– Все! Проветривай! Идем!

Встретив нас у бани, Павел вернулся метров на сто и присел на завалинке, положив ППШ на колени.

Женька в буденовке выглядела очень импозантно, хотя при свете плошки и двух коптилок мало чего разглядишь. Пар был сухой, остро пахло дубовым веником и каким-то настоем трав. Несколько раз выскакивали и падали в свежевыпавший снег. Напарились от души. Очень кстати пришелся холодный квас, который стоял на выходе в снегу. Увидев, что мы вышли с вещами, подошел Павлик и помог донести все до домика.

– Боец! Ко мне!

– Товарищ командир! Красноармеец Мельников! За время несения службы происшествий не случилось!

– Сейчас младший сержант Андреев и красноармеец Федоскин пойдут мыться. Займите позицию так, чтобы видеть и вход в дом, и баню.

– Есть, товарищ командир.

– Все, Павлик, спасибо! Там у дверей квас.

– Спасибо, пойду за Федоскиным.

Мы присели на завалинке слева от крыльца. В дом идти еще не хотелось, Женечка баловалась, ловя губами мягкий летящий снег.

– Пива хочешь? Старшина из Вишеры привез.

– Не видела! Точно не оттуда! Опять хитрован кого-то ограбил!

Пиво оказалось баварским, трофейным. Хорошо сделанный бочонок закрывался пробкой сверху, и в боковой стенке была специальная пробка под кран, который был привязан к верхней пробке в специальном мешочке. Кружки у попа были. Деревянные, из ясеня, огромные. Правда, Женя никак не могла приспособиться из нее пить. Она периодически проливала немного пива на себя и хохотала при этом. К десяти пришли гости. Последним явился Дементьев и приволок еще один бочонок и четыре хрустальных пивных кружки, отделанных серебром.

– Евгения Николаевна! Это вам! Свадебный подарок от фронтовых разведчиков!

– Ты лучше расскажи: где взял?

– В Полисти, возле штаба 215-й пехотной дивизии, за штабом такой аккуратный домик. В нем погребок. Там все это и стояло. Так что пока старший лейтенант Коршунов собирал бумажки уже несуществующей дивизии, я собирал ее имущество. А потом Полищука на пост поставил, пока волокуши искал для документов. Там еще вино коллекционное. Я пару коробок прихватил! Будет чем начальство угостить.

– Вот барахольщик! – со смехом комментировал рассказ Вадим.

– Должность у меня такая – старшина роты. Усе должно быть!

В одном бочонке пиво было светлым, во втором – темным. Светлое мы прикончили в тот же вечер, а темное, которое понравилось только мне, вечерами еще неделю украшало наши ужины с Евгенией. Обмыли кружки под тост, что донесем их до Мюнхена. Помянули всех, кого потеряли с июня 1941 года. Всех уже и не перечислить. Немного попели песен, аккомпанировала Женя, которая играла на всем, что может играть. Под конец вспомнили, что мне завтра в Ленинград, поэтому все куда-то переместились отдыхать далее, а мы, немного постояв на крыльце дома, ушли спать.

Утром получили телефонограмму прислать зампотеха и двенадцать водителей в Кириши. Зампотеха у нас не было по штату, его обязанности делили я и Саров со старшиной. С водителями проще, все в роте умеют водить любую технику. Женечка попросилась в Ленинград, в увольнительную. На двух машинах поехали через Кириши в Питер. Начальство нас решило побаловать: мы получаем два «доджа» 3/4, «виллис» МВ и десять «студеров». Все машины оборудованы зенитными пулеметами «Браунинг» 12.7 мм. На одном из «доджей» целых четыре браунинга. Подначив Васю, дескать, в бой с истребителями не вступать, довезти все до расположения, мы с Женей и Костиком двинулись дальше в сторону Ленинграда. Уже по-весеннему светит солнце, лепота! Только осматриваться надо часто при такой погоде. Всем хорош «Опель-капитан»: и подвеска хорошая, и мощность 55 лошадок, и скорость больше сотни. Но вот обзорность ну просто никакая, особенно сзади. Поэтому днем ездим только с пассажиром на заднем сиденье, который постоянно смотрит назад: не заходит ли мессер на штурмовку. После Чудово и Любани уже поспокойнее, да и дорога лесом, потом въезжаешь в зону ПВО Ленинграда, там уже можно не оглядываться. Хотел свернуть на Цимбалина, но Женя сказала, что ей в институт на Петроградку надо, поэтому поедет с нами до Смольного. Просила забрать ее обратно через три часа. Если задержимся, то она поедет домой. Мост через Обводный так и стоит, пропуская транспорт по одной стороне. Уже хотел двинуть в объезд, как регулировщик начал пропускать всех с нашей стороны. Потом на Воинова, но там нас не пропустили, пришлось высадить Женю на Чернышевского и возвращаться в Смольный. Возле разведуправления фронта оставил машину, через боковой вход прошел к главному входу. Поднялся на второй этаж в приемную. Там меня «порадовали», что ждать придется. У командующего Жданов. Я настроился на длительное ожидание. Однако спустя пять минут, отвечая на какой-то звонок, адъютант командующего капитан Романов ответил по телефону: «Да, он здесь, в приемной», – и сказал мне:

– Проходите, командующий вас ждет.

Вошел, доложился. Говоров – немногословный человек, чего не скажешь о генерале Жданове. Тот начал разговор издалека, поинтересовавшись настроениями бойцов роты и других подразделений в связи с начавшимся долгожданным наступлением.

– Наступаем мы давно, товарищ член Военного совета, с 8 января. Ликвидировали самую большую опасность для Ленинграда: возможность захвата Мги и полного окружения наших войск под Ленинградом. Бойцы понимают эту задачу и стараются. Но в условиях превосходства немецкой авиации на нашем участке, высокой мобильности немецких войск и хорошо налаженной системы связи у противника, немцы успевают предотвращать наши попытки двигаться в наступление более быстрыми темпами. Немцы закопались очень хорошо, а нашим войскам не хватает крупнокалиберной артиллерии и воздушной поддержки. И еще, товарищи командующий и член Военного совета: я сегодня проезжал через Чудово, там начат демонтаж оборонительных сооружений немцев. Население растаскивает бревна и балансы на дрова, так как эти сооружения не заняты войсками.

– Но, капитан, фронт ушел вперед.

– Ушел, товарищ член Военного совета, на двадцать один километр продвинулись за последние два дня. А у немцев в ближайшее время может освободиться целая армия.

– Это какая?

– Одиннадцатая, в Крыму: 203 800 человек при 1060 самолетах, 150 танках, 670 полевых и осадных орудиях, 655 противотанковых орудиях, 720 минометах. Из захваченной переписки это отчетливо видно. Вот письма немцев, после захвата Севастополя мы – следующие.

– Но это же предположения! Севастополь героически обороняется!

– Флотские запасы не бесконечны, товарищ генерал.

– Называйте меня «товарищ Жданов», так привычнее. Так тем более требуется разгромить фон Кюхлера как можно быстрее.

– Требуется. Нужна авиация и крупнокалиберная артиллерия. Требуются самоходные установки со 152-мм орудием. На базе танка КВ-1. Я уже говорил об этом командующему.

– Да, я слышал об этом, но как вы себе это представляете?

– Ни один дот или дзот не выдержит удара прямой наводкой 152-мм снаряда. Броня КВ держит большинство снарядов немецких противотанковых пушек. Башня не нужна, следует делать именно самоходное, тяжело бронированное орудие, с крупнокалиберным зенитным пулеметом. Прикрывать его танками и пехотой. И громить УРы. Их у нас много. И воюют немцы хорошо. Но такого «зверобоя» они не ждут. Город у нас промышленный, производство тяжелых танков восстановилось, нам бы еще средние запустить, потому как горят Т-50 и Т-60 хорошо.

– М-да, Леонид Александрович, вы как считаете?

– Свое мнение об этом я уже высказывал. А капитана Иволгина пригласил сегодня специально для этого разговора. Знаю его вторую войну. Он принимал участие в разработке и осуществлении штурмов Чудово и Полисти. Вам я об этом говорил. И это его рота уничтожила бензохранилище в Пскове. Так что, товарищ Жданов, я вас с ним познакомил, у него есть двое с половиной суток. Он в вашем распоряжении. Фронту нужны самоходные орудия, Андрей Александрович.

В общем, взяли меня в оборот: натравили политотдел, прессу. Очень обиделись фотографы, когда я сниматься отказался.

– Какой из меня разведчик, если каждая собака меня знать будет?

«Мюллер знал, что штандартенфюрер СС Штирлиц – советский разведчик…» – промелькнуло в голове. Кроме того, отвезли на два завода: 174-й танкоремонтный и на Кировский. Главный конструктор Гудков и директор Кон, 174-го завода, ели начальство глазами, делали вид, что невероятно горды тем обстоятельством, что именно им поручили такое ответственное и срочное дело, про себя проклиная и Жданова, и меня за этот визит. Я сделал наброски СУ-152, а у Жданова спросил:

– А вы можете подбросить на завод продуктов? Дела пойдут быстрее.

Танкоремонтный 174-й должен был переделать подбитый КВ-1 в СУ-152 и разработать документацию для серийного производства на Кировском заводе. Но и кировские конструкторы не захотели сидеть в стороне. У них было готово шасси нового танка «Объект 238», в дальнейшую разработку танк не пошел, вежливо говоря – не вовремя родился. Вот на базе этого нелюбимого дитя – ходовая КВ-1с, гусеницы Т-34, литой низ корпуса и лоб – они и решили сделать СУ-152. В месте перегиба корпуса вварить броневой лист, на который и установить орудие.

– По ходовым характеристикам эта машина много лучше, чем КВ. Если испытания пройдут успешно, то в пресс-форме изменим форму перехода на прямую, лист будет удобнее приваривать. Толщина брони в этом месте будет 120 мм. Это ни 88-е, ни 105-е не возьмут.

В общем, присутствие Жданова весьма положительно повлияло на директоров и инженерный корпус двух заводов. Видя хорошее настроение Андрея Александровича, я показал ему немецкий ночной снайперский прицел, тот самый, который неудачно демонстрировал начарту фронта. На ЛОМО мы не поехали, Жданов вызвал их в Смольный. Дальше разговор был простым, как в уставе.

– Вот образец, через неделю доложить о запуске в серию.

– Товарищ Жданов! Но…

– Вы задание получили? Снайперам фронта нужны ночные прицелы. И никаких «но»!

А что сделаешь! Тирания! Вот где раздолье для «дерьмократов» и «кривозатычников»! Впрочем, в то время они, кроме доносов в НКВД, ничего не писали. Максимум шептались на кухне. Лишь наиболее продвинутые создавали тайные общества – например, недавно расстрелянный «ЗИГЗАГ». В процессе общения со Ждановым я понял ход мыслей Говорова: для Жданова было важно, что инициатива идет снизу. Что он может показать директорам и инженерам заводов, что это не его прихоть, а требования фронтовиков. А уж после этого выжать из этих людей все, что можно. Но разнарядку на дополнительное питание для разработчиков СУ-152 он подписал и передал директорам. Оставшийся от отдыха день меня таскали по собраниям и митингам, а Женечка сдала «хирургию» за пятый курс. Николай Александрович, ее отец, действительно договорился в Первом Медицинском о том, что сессию она сдаст.

Через десять дней два внешне не похожих друг на друга СУ-152 прибыли на фронт к УР «Подберезье». Первое применение прошло по дзотам в районе деревень Вешки и Некохово. Части 2-й Ударной и 59-й армий совершали охват УР «Подберезье», второй целью была железная дорога Новгород – Ленинград, по которой шло снабжение немецких войск. Всего пяти выстрелов хватило, чтобы ликвидировать три дзота. Основную опасность для «сушек» представляла авиация противника, но лесистая местность позволяла достаточно уверенно маскировать их, плюс Говоров накрутил мне хвоста и сказал, что я и мои бойцы отвечают за ПВО объектов при испытаниях. Но усилил группу 37-мм батареей. Правда, их «ЗиСки» не справлялись с транспортировкой, поэтому цепляли мы их пушки к нашим «студерам», а на ЗиСах ехал боезапас. Когда и мы застревали в рыхлом снегу, нам помогали самоходчики и четыре приданных огнеметных КВ. Обойдя Подберезье, Соколов и Галанин ударили по Трубичино. Соколов действовал лихо: ночная танковая атака, поддержанная четырьмя лыжными батальонами и новыми «сушками». За Трубичино большой полевой аэродром немцев, где базировались «Ю-87», так «любимые» нашими войсками. Двадцать пять танков Т-50 раскатали гешвадер «лапотников», а мы, проламываясь через лес севернее аэродрома, вышли на прямую наводку с южного фаса УР. Дальше, к сожалению, все пошло через то место, через которое в нашей стране удаляют гланды. Галанин решил, что свою задачу его армия выполнила, и повернул на Лугу. До Новгорода пять километров, хрен с ним с УРом, за Волховом стоит Клыков, готовый форсировать его и ворваться в Новгород. Но Галанин проявляет инициативу и разворачивает свои дивизии. Немцы немедленно атакуют Соколова, пытаясь прорвать коридор из Подберезья в Новгород. Клыков, вместо того чтобы переправляться к нам в Трубичино без потерь и при полной нашей поддержке, рванул на Новгород. Стервецы! Наград им захотелось и славы! В общем, выбили нас из Трубичино, ближе к ночи мы были вынуждены прорываться в леса у 60-го километра. Отошли к Долгово, заняли круговую оборону. Немцы создают помехи на всем диапазоне, едва-едва удается связаться с Евстигнеевым и сообщить о бардаке, который здесь творится. Через полчаса пришел приказ: отходить к Мясному Бору, вывести всю группу. Особое внимание уделить СУ-152. Угу! Как же! Механик спалил правый фрикцион на той машине, которая была восстановлена из старого КВ. Один из огнеметных уже остался под Трубичино. Зенитная батарея потеряла одно орудие и пятнадцать человек личного состава. У нас тоже шесть «двухсотых». Нас атакуют эсэсовцы из «Полицая», но к ночи они успокоились. Собираю командиров, объявляю поставленную задачу.

– Фрикцион быстро не перебросить, поэтому предлагаю взять «сушку» на буксир двумя тросами сзади, – сказал командир танкового взвода Силантьев. – Оставить там наводчика, заряжающего и командира на ДШК. Механик заменит раненого механика на машине Кобзоева.

– Понял, хорошо. Готовьте тросы, но двигатели пока не пускать. Гаврилов!

– Здесь! – ответил командир батареи зенитчиков.

– Снимай орудия с позиций вручную, подкатывай к «студерам» и цепляй. На ЗиСах, Овечкин, поставь заряды и оставь по своему человечку. Если завязнут, то пропускать колонну и взрывать. Водил предупреди, чтобы осторожно. Запуск двигателей по моей команде, отходим к Осье. Вадим, выдвигай туда группу, немедленно. Определись до нашего подхода с целями. Времени будет мало. Прорываемся до просеки и уходим в Мясной Бор, как шли сюда. Вопросы есть?

– Вопросов нет, капитан.

– Начинаем!

Уже в Осье потеряли еще один КВ на мине. Пришлось подорвать. Но прорвались. Потери есть, но относительно небольшие. На месте получили указания следовать в Захарьино. Там оказалось куча начальства, в том числе Евстигнеев. Петр Петрович выслушал доклад и устало махнул рукой:

– Ты сегодня столько врагов нажил, Максим!

– Когда успел? Вроде только вышел из боя.

– Говоров собрал командующих и объявил, что фронтовая разведка и спецгруппа выложила им Подберезье и Новгород на блюдечке, а они все это проср…ли. В общем, он снял Галанина, объединил все три армии в группу, командует Мерецков – прислали из Москвы. Морду вымой, на черта похож. Ты зачем все время мажешься сажей перед боем?

– Чтоб лицо в ночном бою не блестело.

– Пошли, Мерецков вызывает, знакомиться хочет.

Протер лицо снегом, но только больше размазал грязь, плюнул и пошел так. Мерецков в блиндаже был не один, с ним находился капитан госбезопасности. Я представился:

– Капитан Иволгин, фронтовая разведка.

Тут же последовал наезд:

– Почему не выполнили приказ, капитан? Почему без приказа отошли?

– Какой приказ, товарищ генерал?

– Взять Подберезье!

Я развязал завязку на «лешаке» и ощупал петлицы: как было по одной шпале на каждой, так и осталось! А я уж, грешным делом, подумал…

– Что вы там копаетесь?

– Проверяю: не появились ли у меня звездочки или ромбы на петлицах! Моя рота не имела такого приказа, товарищ генерал. Единственный приказ, который я получал, вот! – я достал из командирской сумки расшифровку приказа: «Поддержать огнем и гусеницами атаку частей трех армий на южном фасе УР». – Атаки не последовало, последовала атака немцев со стороны Новгорода и УРа. Затем прикрывавшие нас лыжные и танковые батальоны легких танков получили приказ на отход и отошли за Волхов, соединившись с частями 52-й армии. Наша техника туда отойти не могла, мы отошли к Долгово и заняли там круговую оборону. Там получен второй приказ на отход к Мясному Бору. Вот он. Так что все приказы, полученные мной, я выполнил. Второй вопрос: я не понимаю, почему вы задаете мне эти вопросы. Я командир отдельной роты фронтовой разведки. Получал и исполнял приказы от своего непосредственного начальника – генерал-майора Евстигнеева, который находится здесь. Никаких претензий мне он не высказывал. Не было атаки! Пятьдесят вторая ударила на Новгород, 59-я пошла вправо на Лугу, а четырьмя танками и двумя самоходками атаковать позиции почти полнокровной дивизии – такого приказа мне никто не давал. Как и приказа атаковать Новгород.