Текст книги "Амурский вальс"

Выручило то обстоятельство, что Лазо и Луцкий находились сейчас в Харбине и серьезно отнеслись к тому, что в городе зреет восстание из-за очень плохого снабжения галантереей и одеждой. Были присланы несколько эшелонов с конфискатом, и «Ваня», Вань И, с целой группой купцов из провинции Северная Маньчжурия, Хэйлунцзян, которых он уже «обработал» для развертывания «красных кооперативов» на обоих территориях, приехал в город. Почему на «обоих»? Согласно договору между Россией и цинским Китаем, в 1862 году эта территория была «присоединена к России», добровольно вступила в ее состав. Вместо фудутунств там были образованы управы, комиссариаты, округа и уезды, главами которых стали царские чиновники, в основном поддерживающие Земский собор. Местная знать и купцы, воодушевленные тем обстоятельством, что им теперь не требуется платить пошлины для торговли с Владивостоком, Хабаровском, Благовещенском и другими населенными пунктами России, вполне настроились на 80-летний срок пребывания этой территории в аренде у России. Причем официальная граница между Китаем и Россией шла по китайской стороне рек. То есть Аргунь, Амур и Уссури полностью принадлежали России. Китай заканчивался там, где вместо суши начиналась река. Озеро Ханка, соответственно, полностью принадлежало России. На бумаге, во всяком случае.

А Меркуловых так просто было не взять: по подозрению. Они входили в Совет области, со значительной группой депутатов. Только с поличным, и с вещественными доказательствами. По-другому – не прокатит. Будем копать!

Конфискат вначале распространяли по карточкам и по талонам, но только один месяц. В июле в Москве прошел Х съезд РКП(б), на котором выступил Ленин, провозгласивший переход к Новой Экономической Политике. Был выпущен новый золотой рубль, речь о котором шла еще весной. Было объявлено об окончании Гражданской войны в России, так как последняя крупная группировка белых была разгромлена в Крыму, и РСФСР высказался за проведение переговоров со всеми вновь образованными странами на территории бывшей Российской империи об урегулировании пограничных споров. Это вызвало мощные дебаты и разделение ЦК партии на фракции, что привело к окончательному падению товарища Троцкого, которого сместили со всех постов, вывели из состава ЦК и фактически отправили его в ссылку в город Верный на второстепенную должность в будущем республиканском правительстве.

Произошли изменения и в Приморской области: на очередной сессии Совета большевики и депутаты от беднейшего крестьянства подняли вопрос о вхождении в состав РСФСР. Удалось «продавить» большинством голосов это решение, так как вопрос стоял и об обещанном кредите в 6 миллионов золотых рублей, что было весьма существенной суммой, необходимой для развития области. Еще один «нюанс» заключался в том, что НЭП разрешал частным лицам внешнеэкономическую деятельность, категорически запрещенную в области для частных лиц. Наиболее политизированная часть депутатов Совета подняла вопрос о повышении статуса области при вхождении в состав Республики. Этот «закидон» был принят советским правительством, область была преобразована в Приморский край. Но одновременно краями стали и три соседних области: Забайкальская (Читинская), Амурская и Хабаровская. И тут же началась война с Якутией: там вспыхнул мятеж, так как Якутская область по этому указу лишалась единственного порта на Охотском море. Через него наладили массовую торговлю пушниной и создали несколько концессий с американскими и японскими фирмами. «Советским» Якутский облсовет был только по названию. Илье пришлось направлять туда войска во главе с Дедом Нестором. Сам он оставался «правой рукой» Лазо и в двух остальных частях Дальневосточного края, создать который у Лазо не получилось. Банды Семенова маневрировали, накал борьбы за КВЖД не спадал, затеянная операция по обезглавливанию движения пока успеха не имела. Японцы нашли способ снабжения войск Семенова боеприпасами и продовольствием. Но началась революция в Монголии, где хозяйничал еще один «русский генерал» барон Унгерн, женатый на принцессе Цзы из династии Цин, которого поддерживало два милитариста из Китая: Чжан Цзолинь, официальный губернатор Маньчжурии, и Чжан Куйву, губернатор Хайлара. Через них осуществлялась «прикормка» этих псов. Унгерн имел планы не только на половину России, но и на часть по меньшей мере Китая, недаром он согласился на «династический брак» с принцессой. Он уповал на восстановление династии Цин, маньчжурской по происхождению, и всячески подпитывал желание китайской стороны обладать «Внешней Монголией», которая «включала в себя» Амурский край, до водораздела с Якутией, часть Хабаровского края по левой стороне Амура, Приморье и даже остров Сахалин. Так что Лазо и Луцкий продолжали воевать, но официально республика РСФСР войн на своей территории не вела. Это – не считая зоны отчуждения, Средней Азии и других «горячих точек» бывшей империи.

Естественно, что правительство Земской управы подало в отставку, а созданное правительство края предложило Илье занять пост «комиссара по военным и морским делам». Однако в составе правительства РСФСР уже существовал такой наркомат и должность наркома была закреплена за Михаилом Васильевичем Фрунзе. «Конкурентов» он бы не потерпел! Поэтому, сославшись на то, что депутаты Совета края не совсем отчетливо представляют себе структуру правительства края, Илья отказался, хотя и вошел в Совет обороны. По «своим» каналам он знал о предстоящем визите военмордела Фрунзе во все четыре «новых» края, именно с целью централизации развития Красной Армии в этих местах. Риторика Японии по отношению к бывшей России была угрожающей, сил и средств здесь явно не хватало, и хотя уже пошел процесс признания де-факто и де-юре РСФСР, как законного наследника Российской империи, до реального признания было еще очень и очень далеко! А до войны с Японией было рукой подать.

Впрочем, некоторый пессимизм по поводу будущего «официального визита» наркома у Ильи присутствовал. «Армия» края существенно отличалась от РККА, так как большую ее часть составляли профессиональные военные, а не призывники или добровольцы. Только одна дивизия, из оставшихся в крае, была добровольческой и состояла на 65–70 процентов из рабочих, в двух других превалировали казаки, которых было чуть меньше, но всяко больше половины. И одна дивизия была сформирована по штатам РККА и из призывников из других областей РСФСР. За нее беспокоиться не приходилось. Главным «препятствием» было то обстоятельство, что на остальной части РСФСР большая часть военнослужащих принадлежала бы к «классово-чуждым элементам». Казачество там было объявлено «классом», причем враждебным. Еще значительная часть людей вообще не могли быть «сознательными бойцами революции», так как была набраны из корейцев и китайцев, незаконно находящихся на территории республики. Большинство из них были завербованы еще правительством Колчака для работ на рудниках и приисках. Здесь они быстро революционизировались и охотно шли служить в наши партизанские отряды, из которых и была сформирована «армия». Пишу в кавычках, так как численно Красная Армия Земской управы едва насчитывала корпус, так как две дивизии Народной милиции сейчас действовали на отчужденной территории и относились теперь к другой армии. Присланные из Москвы документы, особенно из ГПУ РККА, предписывали немедленно избавляться от «КЧЭ».

Еще одной «зацепкой» могло стать единоначалие в частях Приморской армии. Но делать нечего! «Что имею, то и введу!» Сообщение о том, что поезд наркома приближается к границам ответственности, пришло с большим опозданием, так как на участке между Иркутском и Ерофей Павловичем еще действовали разрозненные отряды «белых партизан». Пришлось вылетать навстречу главнокомандующему на летающей лодке «Шорт-184». За весну-лето 20-го года успели создать в крае что-то вроде сети посадочных площадок для самолетов-разведчиков, с помощью которых в основном охотились за бандами, как белыми, так и хунхузами. Самолетов было, правда, очень мало. Основным местом базирования для них стали аэродромы на Первой речке, в Хабаровске и Благовещенске. Первый аэродром в родном городе Ильи был построен японцами на месте старого полкового стрельбища, за речкой Бурхановка, между лагерями и ипподромом. Они же первыми начали использовать поле за депо для этих целей в Хабаровске. А аэродром на Первой речке начали строить еще в 1914 году, но закончили его только в 1920-м.

Несмотря на использование «новейшего» транспортного средства, риск опоздать (или вообще не долететь) был велик! Скорость у «Шорта» всего 110–115 километров в час. Поэтому, запросив погранотряды о наличии топлива и масла, с уточнением: требуется газолин, медицинский эфир и касторовое масло, начали обрабатывать ответы. Среди присланных самолетов, из 12 штук, «шорты» и «эси-файв» летали на этой адской смеси, а все потому, что бензины в наших краях как бы были не слишком качественными. За счет эфира их немного доводили до нужной кондиции. В общем, сплошная «алхимия», и приходилось уповать на опыт сидящего впереди пилота. Им был бывший беляк, штабс-капитан Виктор Кербер, но имевший «охранную грамоту» от одного из первых «красных пилотов» Бориса Чухновского и командарма Первой Конной армии товарища Буденного. Он привез сюда эти самолеты, восстановленные в Таганроге, практически из обломков деникинской авиаэскадрильи. Эскадрилью творчески поделили пополам, выделив на Дальний Восток восемь «шортов»-летающих лодок и четыре истребителя S.E.5a. Он на что-то рассчитывал, очевидно, может быть, уехать к отцу в Англию. Но здесь он узнал, что бывший командующий Северной флотилией умер год назад, его два брата и мать остались в Луге, а, несмотря на другое название, в буферной республике фактически Советская власть, хотя здесь не брезгуют принимать на службу «бывших».

Рассчитав по полученной информации перелет, Виктор Львович предложил срезать угол, сев для дозаправки в Камень-Рыболове на озере Ханка, а дальше перелететь на Амур в Екатерино-Никольское, а оттуда в Благовещенск. Там переночевать и утром быть в Албазино. Сам он возвратится в Благовещенск, так как в Албазино будет точно известно: где находится поезд Фрунзе. На том и порешили. Двенадцатицилиндровый «Маори Мк1» стартера не имел. Его приходилось, стоя на поплавке, проворачивать до ощутимого упора, а потом резко дергать за одно из четырех лопастей. Естественно, по команде летчика. Затем забираться в заднюю кабину. На Первой речке и в Камень-Рыболове движок запустили техники, а вот в Никольском этим пришлось заниматься Илье, который чуть винт не оторвал у бедного самолетика. Но через восемь часов были уже в Благовещенске, в гостях у младшего брата Ивана, который после ранения работал в крайисполкоме, тоже занимая совсем не маленькую должность третьего заместителя председателя по, ни много ни мало, восстановлению промышленности города. Учится в совпартшколе имени Ленина, в здании той же гимназии, в которой учился до этого, на факультете «красных директоров». До ранения хотел служить и дальше, но получил «белый билет».

– Да ничего, разработаю руку, пока даже пишу левой, ничего, научился.

Пуля прошила руку от запястья до локтя, рука пока скукожена и подвижности в кисти нет. Просил найти и прислать ему теннисный мяч, чтобы тренировать руку. Комнатушка у него небольшая, но есть, и то хлеб. Возвращаться и отстраивать заново Петровское он не хочет.

– Да какой из меня сейчас хозяин? Работа есть, перспектива – есть, а остальное – приложится. Заводом занялся дядька Макар, его недавно утвердили в должности директора.

– Я знаю. Мы с ним списывались. Ты же не пишешь.

– Не хотел я тебя беспокоить, Илья. У меня все хорошо, чувствительность – восстанавливается, а это – самое главное.

Спать они ушли на аэродром, потому что рано придется вылетать, чтобы успеть перехватить поезд. Но Кербер успел вставить свои пять копеек в разговор. Есть у него мечта: делать самолеты. Об этом и проговорили до полуночи. Тема весьма заинтересовала Илью. Что-то в этом было… Договорились, что по возвращении во Владивосток еще раз встретятся и оговорят детали.

Сели за Албазино, ближе к станции, Кербер, не глуша двигатель, сразу развернулся и улетел в Благовещенск. А Илья двинулся к ожидавшему его поезду-летучке.

Но без «сюрпризов» не обошлось! Летучка имела три вагона, встретивший Илью военный комендант, хорошо знакомый Илье по прошлому году бывший урядник Панфилов, показал ему рукой на хвостовой вагон и попросил в голову вагона не ходить.

– А что так?

– Там китайцы, большая делегация, тоже едут встречать Фрунзе. Я для вас отдельный вагончик прицепил, мало ли что. И караул выставил.

Илья пожал плечами, но поблагодарил коменданта за заботу. Оно и действительно, мало ли кто там едет! Китайцы они совсем разные бывают. Так, в гордом одиночестве, он и прибыл на станцию Сковородино. Спрыгнув с подножки, пока поезд еще не остановился, направился в комендатуру, узнать, как и что. Там сказали, что поезд командующего будет примерно через час, так что он успел, более или менее. Но оправдываться все равно придется: граница краев находится в 150 километрах от этого места. С китайцами главком договорился, а с ним… увы! Не самое лучшее начало знакомства.

– Илюша! Ты, что ли? – послышалось за спиной с небольшим акцентом.

Илья повернулся, в дверях стоял господин Кристап!

– Господин Хугос! Какими судьбами?

– Сопровождаю группу товарищей для встречи с одним очень интересным человеком.

– А я встречаю этого интересного человека.

– А чего один?

– Поздно сообщили, успел только бронепоезд из Алексеевска выдвинуть, а самому аэропланом добираться до Джалинды пришлось.

– Ты понимаешь, в чем смысл задержки?

– Да, видать, не рвутся со мной встречаться.

– Вот именно. Трое из четырех генералов, которых я привез сюда, привезли на вас «телеги». И на тебя, и на Сергея, да еще и на Алексея.

– Так я же даже границу не переходил.

– Не переходил, а бизнес – прикрыл.

– Сулю, что ли?

– Ее, родимую. Вот что, Илюша, трое тебя не знают, а тот, кто знает – это и есть наша надежда и опора в крае. Ты тут погуляй, в ресторанчике посиди. Сильно не отсвечивай, но первым встречай главкома. Делай вид, что мы не знакомы. Я ведь всего-навсего переводчик.

– Хорошо, но ты сразу не исчезай, как из Владика, разговор есть. Мне тут идею подбросили, требуется из Америки одну штуковину привезти.

– Что?

– Двигатель «Либерти», с лицензией и оборудованием для выпуска.

– Губа не дура! Найдем! Когда прибывает?

– Через час.

– Ну, погуляй! Я пошел.

Предчувствия надвигающейся грозы его не обманули. Ехали «москвичи» и «пекинцы» по его душу. А что? Дело сделано, а место – теплое. Ответственность большая, конечно, но кто ж ее боится, в современных условиях? Задержку в реализации планов быстрого освобождения отчужденной зоны можно было трактовать по-разному. Ситуация там сложная, китайцы знают, что Россия сейчас ослаблена до предела и вычеркнута из всех международных институтов, благодаря Указам от 1 ноября (14 ноября, по новому стилю) 1917 года. Они пытаются выжать из этого факта все возможное.

Но деваться на станции особо некуда, все все равно встретились в ресторанчике. Четвертым генералом был Е Тинь, но его, видимо, предупредил Хугос, так что тот не подал виду, что знаком с Ильей. Кушает себе человек, и что в этом такого. Знаков различия у него никаких не было, попробуй определить, что за столиком сидит военный министр трех краев, пусть теперь он так больше и не называется. Китайцы вели себя довольно шумно, споря о том, кто где должен стоять при встрече. Двоих из «противников» Илья заочно знал: это военные губернаторы провинций Чжан Цзолинь и Чжан Куйву. Третьим был тот самый генерал, которого он не принял во Владивостоке весной: Фын Юйсан. Наконец какое-то согласие между ними наступило, и они уселись пить чай. Их парадные мундиры с большим количеством орденов, устаревшей военной мишуры в виде аксельбантов и бунчуков немного смешили, но еще недавно так одевались и русские гвардейские офицеры. Война и снайпера отменили эту униформу. Эти в окопах не сидели, вот и вырядились. Далекий гудок заставил Илью закончить завтракать. Он поправил кожанку, провел большими пальцами под портупеей и вышел.

В голове шел бронепоезд «Амурский партизан» со скорострельными французскими пушками. Илья принял доклад командира Синельникова, приказал оставить парадный расчет и оркестр и двигаться дальше, чтобы освободить основной путь. Высыпавшие на перрон красноармейцы приводили в порядок форму. Затем их построили, и Илья поздоровался с бойцами. Их выучка и внешний вид вполне соответствовали уставу. С оркестром дела обстояли тоже вполне прилично, но он переместил нескольких человек назад, дабы видом своим мерзким строй не портили. Отрастили животы, понимаешь! Теперь китайцы рассматривали Илью и его приготовления с большим интересом. Им уже, видимо, сказали, кто сидел в ресторанчике. Большой американский паровоз проехал, пуская в обе стороны большие клубы пара, мимо строя. Запищали тормоза, и на ступенях третьего «пульмановского» вагона появилась бородатая фигурка человека с двумя орденами Красного Знамени на алых розеточках. Три малиновые горизонтальные полосы пересекали его грудь. Красная звезда на левом рукаве и четыре ромба, соответствующие званию комфронта. Илья официально званий не имел, тем не менее, четко печатая шаг, подошел и доложился, используя выражение «товарищ Фрунзе», в виде представления перечислив занимаемые должности и упомянув, что является заместителем командующего фронтом. Фрунзе опустил руку, вслед за Ильей, и протянул ее для рукопожатия.

– А где китайские товарищи?

– Не знаю, там только один из тех, которого можно назвать товарищем, остальные – на товарищей не тянут.

– А на что «тянут»?

– Каждый из них желает стать императором Китая, но договориться никак не получается, товарищ Фрунзе. Трое из них помогают Семенову уйти от окончательного разгрома.

– А зачем же мне их хотят представить?

– Видимо, для того, чтобы не выделять товарища Е Тиня среди других. Наш фронт работает только с ним, очень аккуратно. Готовим его людей, обучаем и вооружаем. В районах, которые он контролирует, боевых столкновений с нами нет, семеновцев он разоружает и передает нам.

– Этого человека упоминал товарищ Ленин.

– Мы докладывали ему о нем и о том, что Фын Юйсан – не тот человек, за которого он себя выдает. Он – тоже в составе делегации. Хотят в обмен на признание РСФСР заполучить обратно полосу отчуждения. К тому же в кредит! С оплатой после получения товара. Так дела не делаются! Вначале «признание», а потом мы подумаем об изменении принципа экстерриториальности для наших войск. Но реально ни один из них принять решение о признании права не имеет. На сегодняшний день центральной власти в Китае нет. Это – просто слова, но за ними стоят японцы, которые подталкивают их на обострение отношений с нами, товарищ Фрунзе. Которые хотят прибрать к рукам нашу железную дорогу. Южная ветка уже у них в руках.

– Е Тинь здесь?

– Здесь, единственный не в парадной форме. Он в императорской армии всего майор, но сил у него сейчас побольше, чем у всех этих павлинов.

– Убеждения?

– Он – член компартии Франции. В самом Китае пока такой партии нет.

– Хорошо, не будем заставлять гостей ждать!

Илья подал знак оркестру, который заиграл встречный марш. Китайская делегация двинулась с левого фланга в центр, чтобы представиться. Е Тинь представляться не стал, остался стоять чуточку сзади от остальных, но подмигнул Илье, показывая, что помнит его и приветствует. Большая игра еще впереди, основные человеческие ресурсы пока находятся в руках этих попугаев. Набор в армию Тиня идет через кружки и курсы среди беднейших слоев населения. Сначала марксизм, а потом винтовку в руки. Этим он ничем не отличается от Фрунзе, который больше комиссар, чем командующий. Ну, может быть, в этом эти люди сойдутся.

Переговоры прошли в салоне «пульмана», специально подготовленного для проведения подобных встреч, он же исполнял роль вагона-ресторана для старшего комсостава. Вагон достался Фрунзе еще от Троцкого, и был богато украшен, судя по всему, это остатки «царского» поезда. Перед началом переговоров Фрунзе вручил Илье его орден и переодел в такую же гимнастерку, как и был одет сам, с таким же количеством ромбов на рукаве. Перед этим он выяснил, сколько войск находится под его прямым командованием. С учетом тех воинских частей, которые находились в Амурском и Хабаровском краях и в Якутии, набежало почти две армии. Так что четыре ромба украсили и рукав Ильи. Как выяснилось, это задело некоторых присутствующих командиров и комиссаров из Москвы, что потом отразилось на результатах проверки войск. Несмотря на то, что вся документация и общее состояние частей и соединений, оказались более высокими, чем на всем протяжении Транссибирской магистрали, реввоенсовет не рекомендовал кандидатуру Ильи на должность командующего вновь образованного Дальневосточного военного округа, оставив его исполняющим обязанности, с требованием навести порядок во вверенном ему гарнизоне крепости, где количество КЧЭ[8]8
  Классово-чуждых элементов.


[Закрыть] просто зашкаливало. Никакие отговорки не помогли.

– Выбирайте из лиц пролетарско-крестьянского происхождения, бывших нижних чинов. Организовывайте курсы, а если опыта не хватает, значит – найдем опытного! Надо же, сильнейшую морскую крепость охраняют царские офицеры! – сказал это не кто-нибудь, а сам Клемент Ефремович Ворошилов, его поддержали и другие комиссары.

И тогда Илья решился на жесткий ответ, подготовленный им заранее.

– Товарищи, я понял ваши предложения и готов показать вам, к чему это приведет.

– Вы отказываетесь исполнять распоряжение ПУР РВС?

– Ну, почему. У вас – пролетарское происхождение? – спросил он первого подвернувшегося под горячую руку комиссара. – Ваша фамилия?

– Комиссар Гусев, да, в общем-то… – малость замялся человек в очках, судя по лицу – вовсе не Гусев.

– Назначаю вас дежурным командиром крепости!

Поднялся шум и гам, но все это перекрыл сигнал боевой тревоги.

– Берите, берите трубочку. Видите, надрывается. Отвечайте: «Слушаю, дежурный командир крепости!»

Несколько растерявшийся комиссар долго не мог достать из крепления трубку, пришлось помочь, заодно щелкнуть кнопкой громкой связи.

– Наблюдательный пост 59! Наблюдаю огни неопознанного корабля, на запросы не отвечает.

Задействованный комиссар оказался начальником ПУР, настоящая фамилия которого была Яков Давидович Драбкин. Глубокая ночь, темнота, так как Илья перевел освещение на «по боевой тревоге».

– Действуйте, действуйте, комиссар! В ваших руках вся крепость!

– Я этого не умею!

– Ну, наконец-таки! Хоть один признался, что ни хрена делать не умеет, только на митингах глотку рвать. А мне требуется прикрыть морской фланг фронта. И сделать это могут только обученные люди. Обладающие опытом, который набирается по мере службы на различных должностях. Пятьдесят девятый! – Илья забрал трубочку у комиссара.

– Слушаю.

– Здесь Басов. Пеленг и дистанцию на цель! Повторить запрос, поднять сигнал: лима, кило, юниформ!

– Есть лима, кило, юниформ! Пеленг 202, истинный, дистанция 156. Курс норд-норд-вест, скорость 18 узлов.

Илья и дежурный штурман уже прикинули и пересчитали направление на цель, развернули на объект дальномер и крепостной прожектор.

– Центральный! Цель погасила огни и производит уклонение! Репетую на вас, цель пока видна. – Илья не хотел признаваться, что цель – учебная. Все точно так же может произойти и наяву, в любую минуту.

– Семафор на рейд! «Бдительному» сниматься с якоря, перехватить неизвестное судно в квадрате В12. Исполнительный.

– Центральный, 59-му, цель поставила завесу, более не наблюдаю!

– Принял! Продолжайте наблюдение!

В дальномер были видны следы дыма, за которым скрылась цель. Спор вспыхнул с новой силой.

– Но вы же этому научились?

– Научился, но, извините, я закончил полный курс гимназии, знаю шесть языков, и тем не менее без дежурного штурмана и дежурного командира расчетной группы вести бой не могу. А вы предлагаете их уволить.

– Мы такого не предлагали!

– Да вы в свою бумажку загляните! Прочтите, что вы там начирикали? Вы предлагаете сделать то, что сделали японцы: лишить крепость возможности сопротивляться. Делает это – гарнизон. Мы с трудом, большим трудом, как-то восстановили боеспособность, а ваши «предписания» сводят ее на нет. Нет других людей, а тех, что есть – учить надо. И не полтора года, а года четыре. Это – морская крепость. Здесь ориентиров нет, здесь огонь ведется по расчётам. Для этого требуются грамотные и обученные люди. Других людей у меня нет. В сентябре начнем обучать первый курс, через четыре-пять лет получим первых командиров на низовые должности. По-другому – не получится. Если это «предписание» будет в силе, то я снимаю с себя всякую ответственность за то, что может произойти. Пушки сами стрелять не могут.

Вопрос так и остался нерешенным, но было совершенно ясно, что рассчитывать остаться в должности не приходится. Сам Фрунзе проигнорировать мнение ПУРа не может. А «политики» не могут согласиться с тем, что им утер нос какой-то мальчишка. Через месяц Илья сдал дела приехавшему из Забайкалья Николаю Матвееву, 44-летнему казаку, члену ВКП(б) и Дальбюро, назначенному на должность командующего округом. Он же принял у Ильи командование крепостью. В ответ на предложение занять пост замкоменданта крепости Илья подал рапорт об увольнении со службы.

– Николай Михайлович, я – не специалист, ни в вопросах морской артиллерии, ни в фортификации. ПУР вынес отрицательное мнение обо мне и моей деятельности на посту исполняющего обязанности. Меня выдвигали, но не утвердили. Да вы в курсе. Пока шла война – я был на месте и выполнял всё, что от меня требовалось. Поеду учиться. Сейчас уже поздновато, экзамены прошли, повторю все и летом буду поступать. А пока… Есть у меня чем заняться!

У него действительно было чем заняться! Несмотря на то обстоятельство, что второй раз поговорить с Хугосом не удалось, он уехал вместе с китайцами обратно, а Илья двинулся к Владивостоку вместе с Фрунзе, Кристап не забыл о его просьбе и через неделю дал знать о себе. Ко всем странам мира, кроме РСФСР, подбирался кризис, в первую очередь это коснулось военной техники. Девать ее было некуда, поэтому ей торговали направо и налево. Так как в результатах проверки главкомом сомневаться не приходилось, то Илья принял решение активно заняться строительством завода по производству авиадвигателей и самолетов, в первую очередь для РККФ. Там требовались… Проще сказать, что их там не было.

Зарегистрировавшись в местном Совете как индивидуальный производитель, Илья нанял Петра Павловича для создания проекта трех цехов будущего завода, тем более что на один из них, моторостроительный, имелась полная документация. Вторым «вложением» стало привлечение в будущую компанию будущего конструктора. Кстати, и Унтербергер, вначале довольно холодно воспринявший новое появление бывшего начальника, со временем увлекся этой работой, а чуть позднее полностью перешел работать на завод, после того как закончил проект башенной батареи.

Строить приходилось быстро, так как «Москва» тоже не спала, все прекрасно понимали, что это – большие деньги. Конкурентом у них числился завод «Дукс», который приобрел лицензию и чертежи как на двигатель, так и на самолет de Havilland DH.9. еще в 17-м году. Виктор Кербер раскритиковал бомбардировщик за плохо набранную «коробку» крыльев, слабый фюзеляж и очень слабое, примитивное шасси. Кроме того, подверг критике и выбранный двигатель.

– Он был лучшим в мире в шестнадцатом году, но его делали «автомобилисты». Слишком короткий вал и автомобильный радиатор! Половина мощности уйдет на его обдув. С этим надо что-то делать!

– Вот что, Виктор! Это ценно, что ты понимаешь недостатки самолета. Я думаю, что для прицела нам стоит выбрать несколько другую машину, например, вот эту. – Илья показал снимок более совершенной модели «Акапи» или D.H.14. – Но пока мы возимся, в Москве начнут выпускать DH.9, так как для этого у них все есть, кроме двигателей. Хотя образцы у них имеются. Я вовсе не хочу вложить деньги в завод и остаться с носом. Мне удалось «добыть» почти полный комплект чертежей DH.9А, начнем с него, тем более что на него есть заказчик.

– Кто?

– Ты его не знаешь, китаец. И он готов платить серебром или валютой.

– Хорошо, считай, что ты меня уговорил, начну перевод на метрические размеры и подготовку шаблонов под серию, но нужен инженер-теплотехник, по двигателям. Тот, кто возьмется за выпуск и дальнейшее развитие двигателя.

– Где взять такого?

– Есть у меня знакомый: Анатолий Бессонов, пересекались в Таганроге, сейчас он безработный. Могу дать ему телеграмму. Знаком с ним давно: и по Баку, и в Питере пересекались неоднократно.

– Ну, давайте попробуем его вызвать. Только явно придется ему еще и подъемные пересылать, если он безработный.

Но, кроме инженеров, естественно, потребовалось большое количество квалифицированной рабочей силы. Благо что безработица была высокой и имелась возможность выбирать людей. Первым запустился, еще в ноябре, завод по производству двигателей. Так как сухой вес «Либерти» составлял всего 383,3, что на 106 килограммов легче, чем стоявший на «шортах» «санбим Маори», то первый полет первый двигатель нового завода совершил на перемоторенном «шорте». Получили и первый контракт, на установку новых двигателей на все восемь машин. Особых денег это, конечно, не принесло, а только подстегнуло конкурентов, так как УВВС (управление ВВС РККА) с ходу заказало серию из 300 двигателей. По своим тактико-техническим характеристикам «Либерти» превосходил все имеющиеся там двигатели, в первую очередь по надежности и большому ресурсу. Так что, пока раскрутить удалось только «лицензионную копию». В остальных цехах шла подготовка к выпуску первого самолета, получившего наименование Р-1 «Разведчик-первый». Виктор Кербер существенно переработал как «коробку, так и фюзеляж. Выпускать «военную скороспелку» он не хотел. А приехавшего-таки Бессонова загрузил новыми радиаторами и удлинением выходного вала. Задача была создать обтекаемый капот, начисто отсутствовавший на этом двигателе. Одновременно они начали разработку «летающей лодки» – полутораплана.

Для учебы Илья выбрал Томский Политехнический, но так как «дела пошли» и уезжать из города было невыгодно, то договорился с Морским корпусом и Дальневосточным отделением Академии Генштаба (находилось на острове Русском, организована была Колчаком), сдал экзамены в оба, на ускоренный курс, экстернат. В первую зиму сдал 17 экзаменов и четыре курсовых работы. В Морском корпусе выбрал судомеханический факультет, дабы ближе познакомиться с механикой и теплотехникой, так как неизвестно было, сколько «выдержит» здесь «столичный инженер» Бессонов, который приехал без семьи. Но в феврале 1921-го к нему приехали жена и сынишка, которых он оставлял в Москве, тоже «на квартире» у знакомых, так как питерская квартира была конфискована. Как «коренной дальневосточник» Илья рекомендовал всем получать землю и строиться, так как постепенно все начали получать достаточно солидные деньги, но оба «главных» предпочитали с землей не связываться, снимали квартиры в городе. Сам Илья жил «между небом и землей», ночуя то на Русском, то в здании Корпуса или в Управлении заводом на Первой речке, неподалеку от аэродрома. Ускоренный курс Академии он закончил весной 1921-го, еще до того, как ее закрыли. Успел, что называется. Затем «взлетела» керберовская амфибия, и с ней пришлось ехать в Москву, где при ЦАГИ был организован НОА (Научно-опытный аэродром), и проводить там вторые испытания, заодно пробивая идею создания подобного аэродрома на Дальнем Востоке. Пока Кербер «летал», Илья пробился к Ленину, заинтересовал того в развитии авиастроения на Дальнем Востоке. Причем Владимир Ильич заявил, что Илья мыслит узковато, что думать надо не только о самолетостроении, но и о развитии судопромышленности, автомобилях, танках и тракторах, а не зацикливаться на «летающих этажерках». Но приехал посмотреть на первую в мире лодку-амфибию. Кербер предусмотрел взлет и посадку на любую поверхность, и убирающееся шасси. Мощный форсированный двигатель позволял поднять с воды торпеду Уайтхеда, запасы которых на складах во Владивостоке были значительны. Хотя боевые качества у нее были сомнительны. Тем не менее лодка, прямо в названии, обозначалась как «торпедоносец». Узнав, что серийные самолеты D.H.9A завод поставляет в части Красной Армии Китая, Ленин тут же пригласил военного атташе Афганистана и временного поверенного в делах королевства, и состоялось подписание еще одного контракта на 60 самолетов и поставку запасных частей. Афганскую армию требовалось задействовать для борьбы с басмачеством. Так что «масковским» пришлось шмыгать носом, их производительность была три самолета в месяц, и двигатели стояли 320 сил, немецкие, закупаемые контрабандой. Лодка прошла испытания и была рекомендована к серийному производству. Контрактов набрали на три с половиной миллиона, золотом, хотя по-прежнему на первом месте находились двигатели и запасные части. Планы перевооружения армии были маленькими, шло ее сокращение до штатов мирного времени, поэтому было не до того. Больше рассчитывали на зарубежные закупки.