Текст книги "Амурский вальс"

– Генерал Танака спрашивает майора Ямаду, интересуется, уничтожен ли эскадрон и в каком состоянии ледокол? Что скажем?

– Ответь, что да, как под Урканом.

– Он бросил трубку.

– Сергей, командуй, всех под лед! Я – в город. Четвертый взвод! За мной!

Илья выскочил из здания штаба, за ним выбежали казаки «четверть-сотни», охранявшей само здание. На льду казаки гонялись и рубили уцелевших японцев. А Илья во весь опор мчался к японскому посольству. Оно было уже окружено «народной милицией». Вспыхнул свет, милиционеры добрались до электростанции. Развалив пополам японского солдата, мешавшего пройти в здание, Илья и его «четверть-сотня» ворвались в здание «посольства».

– Вы нарушили священную границу великой Японской империи! – по-русски заверещал кто-то.

– Похрен, мы вас сюда не звали. Где Ямада?

– Я – здесь! – тоже по-русски ответил японский офицер в полушубке.

– Твоя мазня? – Илья вытащил из кармана плакат, где за него давали 25 тысяч йен, около 5 тысяч долларов. – Деньги на бочку. Я – Илья Басов. Иди сюда, щенок, я тебе Бусидо показывать буду. Пойдем-пойдем. А то здесь полы красненьким зальем! Взять!

– Я иду! – маленький японец, картинно положив руку на рукоять двуручного меча, пошел на выход.

С шашки Ильи продолжала стекать кровь, поэтому он подал команду еще одному японцу, поддев кончиком шашки какой-то кусок материи и метнув её в него:

– Затри тут!

– Вы ответите за это перед законом! – эти слова произнес круглолицый в очках-кругляшках японец-консул.

– Мы – амурские партизаны, нам твой закон до одного места. – Илья показал, до какого. – Тебе выше пояса будет.

Он рукой двинул майора, чтобы он быстрее шевелил ножками.

– Доставай свою палочку, Бусидо. Давай-давай, мужики, место освободите!

– Илюха, давай. Обруби ему ухи! Руби в капусту!

Майор картинно взялся за двуручный меч и встал, как статуя, занеся его влево-вверх и выставив ногу вперед. Двигался он быстро и отразил две атаки Ильи, несмотря на то что Илья был много выше и руки у него были более длинные. Илья рубился одной рукой, а японец отбивал удары обоими. Но бой – не дуэль, из-под левой руки Ильи кистевым броском вылетел кинжал, японец среагировал на него, уклоняясь влево, и тот воткнулся не в горло, а в плечо, а свистнувшая шашка рассекла левое запястье у японца. Резкий бросок вперед и мощная оплеуха, с левой, валит майора на камни мостовой, его меч отброшен ногой Ильи в сторону. Шашка начинает свистеть, создавая целую мелодию.

– Это – за отца, за мать, за Катю, за Светку… – он перечислил всё и всех, нанося удары самым кончиком златоустовской кованой булатной именной шашкой деда с георгиевским крестом на обушке. Затем поднял за ногу майора одной рукой.

– Дверь открой! – заорал он. Ему открыли обе двери.

– Меч его! – Шашка влетела в ножны, и в его правой руке появился дайто.

– Заберите свою падаль! Где двадцать пять тысяч? Быстро! Шевелись! – Ему с почтением и поклонами передали пять упаковок, причем не военных, а имперских йен.

– Запомните! Вы пришли на нашу землю! Мы вас не звали! И с вами, со всеми, будет так! Кто к нам с мечом приходит, от него и умирает. – И он плашмя ударил катаной об косяк, мгновенно переломив древнее оружие сразу на три части. Ему еще дед показывал, как это сделать.

Выйдя из консульства, Илья уже успокоился. Организовал его охрану, просил передать послу, что красные казаки требуют, чтобы охрана посольства составляла не более десяти человек, и внешние посты будут милицейскими, а не японскими. По толпе, собравшейся у здания, гуляли слухи и домыслы. У одного из казаков спросили, за что их командир так японца отделал?

– Он с солдатами убил всю его семью, сжег их дом, да что там дом, дворец целый, трехэтажный, конезавод и все постройки.

– Да я б ему за это яйца бы отрезал! – тут же заявил спрашивающий.

– А это что? – казак пальцем показал на окровавленный кусочек плоти, валявшийся в луже крови. – Яйца ему оставили, а писать будет враскоряку, как баба. Детишек захочет, ан нечем! – хохотнул казак. – Илейка наш шашкой, как бог, владеет, что и показал. Он же его не убил, умирать он будет долго и болезненно.

– Батюшки-светы, да он – зверь! – запричитали женщины в толпе.

– Он – не зверь, он – мстил. А месть за такое – должна быть страшной. Так у нас, казаков, спокон веку.

– На конь! – послышалась команда Ильи, и четверть-сотня не торопясь двинулась обратно в порт. Он понимал, что ему влетит от командования, но упускать такой шанс он не хотел.

– Где был? Почему штаб бросил? – услышал он от Лазо.

Неторопливо достал и бросил на стол пачки йен.

– За деньгами ехать пришлось, японцы обещали, а не везут и не везут. Пришлось напомнить.

– Эт как?

– Да Ямаду надо было в госпиталь отправить, а некому. Деньги – Ямада обещал. Вот! – Илья протянул листок с плакатом.

– И что? Сам отдал?

– Да нет, у него столько не было, консул отдал.

– Ты что мелешь, какой консул?

– Японский, жить-то всем хочется.

– Ты был в консульстве?

– Не, в консульство не пустили, в коридоре разговаривали. Я забрал Ямаду и вышел на минуту, затем его вернул обратно, чтобы в госпиталь отвезли. Ямада уже отсчитать не мог, так я консула попросил рассчитаться по объявлению. Все нормуль!

– Ты понимаешь, что это – война?

– Мы – вне закона, японцы об этом сами говорили, и за стол переговоров с нами не садятся. Это – Азия, Сергей. Они по-другому не понимают, хоть и носят европейскую одежду. Они понимают только силу. И чем больше мы будем лебезить перед ними, тем более кровавой будет наша победа. Помяни мое слово. Земцам скажи, чтобы передали японцам, что они, земцы, нам не указ. Ямада убил мою семью, разорил мой дом и завод, за что и ответил. Толпой его не били, это был поединок. Я – сильнее, и это по кодексу. К политике это никакого отношения не имеет. Убийца должен быть наказан.

– Они в бутылку полезут!

– А у меня в гостинице иск лежит на четырнадцать миллионов йен. Готов из них заплатить бедному инвалиду за увечья полмиллиона. Торгуйся, товарищ Лазо. Кроме денег, они ни фига не понимают.

– Хорошо, передашь бумаги мне.

– А ты их еще припугни, что я в Хёйдзё, с дивизией, за деньгами собрался.

– Ты – дойдешь, ты можешь! – хохотнул Сергей Георгиевич и начал звонить в Совдеп по этому поводу.

Ночью состоялся еще один бой, теперь на правом фланге, за минным городком, северо-восточнее, под горой Попова. Еще один японский батальон, выдвигаясь от Екатерининского форта, попал в огневой мешок у грузовой станции на Первой речке. Наблюдатели, выставленные у рабочего городка строителей 3-го форта, успели сообщить о выдвижении колонны с двумя бронемашинами. В районе трех мостов минеры смогли заложить три морских мины, а два батальона милиции, усиленные полуэскадроном казаков, взяли под обстрел падь в районе истока Первой речки. Командовал там Стрешнев, у которого получилось зажать противника в очень неудобном месте и уничтожить его. В этом ему отлично помогал гарнизон форта Суворов, в составе четырех батарей. Ради сохранения секретности японцы не заняли «старые форты», где оставались, пусть и немногочисленные, крепостные гарнизоны. До боя в Золотом Роге и наказания Ямады большое их количество сохраняло верность бывшему правительству Розанова, ну, а если точнее, то просто не хотело воевать. Считало, что пришли «калифы на час», воду намутят, щеки надуют и, при первой же угрозе со стороны японцев, сдуются и сдриснут из города. Решительность «амурских» произвела впечатление, и гарнизоны фортов старой линии обороны начали выходить на связь со штабом и приводить себя в боевое состояние. Владивосток – город военный, и зависимость бывшего «правительства» от японцев многим была против шерсти.

Утром Илья проснулся «знаменитостью»! Sic est gloria mundi![3]3
  Так приходит мирская слава! (лат.)


[Закрыть] Все газеты города и ближайших окрестностей, включая японские, китайские и колониальные, вышли со статьями, посвященными не столько перевороту во Владивостоке, сколько «местью «амурского магната и мультимиллионера», разоренного японским офицером». Земцы не умели воевать ничем, кроме пера, и раскрутили эту историю так, что вся мировая пресса среагировала на произошедшее в городе. Это сейчас состояния начинаются с «арбуза», а тогда на счету был каждый миллион, а как только состояние переваливало за десяток, то человек считался не просто богатым, а очень-очень богатым. Амурский банк из Благовещенска давным-давно переехал во Владивосток под охрану японцев, так как банкиры первыми чувствуют неустойчивость власти. Они подтвердили земцам, что состояние Николая Васильевича до войны оценивалось примерно в 4–5 миллионов фунтов и значительно выросло, в связи с увеличением стоимости племенного поголовья. Они предоставили справки, что большая часть капитала была переведена в Русско-Китайский банк, со штаб-квартирой в Харбине, оккупированном Японией, и листок с розыском является средством замораживания счетов японской администрацией. То есть применены внеэкономические меры для блокирования возможности использования счетов наследниками. Все называли это грабежом и требовали от Японии снять арест и выплатить требуемую компенсацию одному из самых богатых семейств края. Скандал принял международные размеры. Уж что-что, а вопрос защиты капитала – один из камней преткновения всей капиталистической юриспруденции. Иск товарищ Глеб составил качественно, выпятив заодно выставленные Японией препятствия на пути подачи подобных бумаг. В общем, через день консул принял документы к рассмотрению из рук военного министра Земского правительства Сергея Георгиевича Лазо, действовавшего по генеральной доверенности со стороны истца. Илье заходить второй раз в консульство категорически запретили. Сам он, в перерывах между размещением народной милиции в фортах «старой линии», давал многочисленные интервью во все газеты, в чем ему активно помогал Луцкий, полиглот и очень подкованный большевик и разведчик.

Так как скандал набирал обороты, и Япония оказалась в полной международной изоляции, то волей-неволей ей пришлось пойти на переговоры с военной администрацией Владивостока. И началось это дело с того, что в город прибыло три эшелона с текинцами, промаркированными клеймом завода Басова, в том числе с тремя жеребцами-рекордсменами: Барсом, Гепардом, Тигриком, и двумя матками: Золотой Звездой Востока и Агидель. Ну, хоть что-то! После этого несколько офицеров штаба генерала Танаки приступили к переговорам по обеспечению безопасности визита главы военной администрации на континенте. По эту сурдинку удалось направить в город продовольствие и немного увеличить нормы отпуска основных продуктов питания для жителей, ибо это была самая уязвимая часть обороны города.

Но «иски и газетный шум» лишь оттеняли неудачи японской администрации: 3-я и 4-я дивизии Амурской партизанской армии взяли Хабаровск и успешно продвигались вдоль Приморской железной дороги. Восточно-Сибирская Советская Армия предприняла первую попытку штурма Читы, и у атамана Семенова не было свободных войск, чтобы перебросить их на Приморское направление. Освобожденный из плена, под Хабаровском, председатель войскового комитета Забайкальского казачьего войска, член ВКП(б) Николай Матвеев, получив исчерпывающие инструкции, подготовленные Лазо, убыл в сторону Зилово, с целью активизировать контакты с командованием ВССА, которая, по всем планам, должна была стать основной военной силой на этом направлении. Но, в силу некоторых обстоятельств, армия сейчас, в конце января – начале февраля, больше уделяла внимание окончательному разгрому колчаковских соединений и добивала каппелевцев, ставя перед собой задачу выйти к Кяхте, Троицко-Савску, а не к ослабленной до предела Чите. Требовалось согласовать усилия в условиях фактического отсутствия прямой связи. Так что действовать приходилось наобум, как сердце велит, да обстоятельства складываются.

Кстати, на третий день, после того, как на нашу сторону начали переходить гарнизоны фортов, в перерывах между двумя интервью, в кабинете начальника крепости появился вновь, в той же форме французского офицера, полковник Унтербергер. И не с пустыми руками. Принес подробнейший и большой план Владивостокской крепости, включавший в себя инженерные сооружения, чего не было на плане в кабинете командующего.

– Илья Николаевич, здравствуйте! Вы не возражаете, если я вас так буду называть? Этот план крепости готовило инженерное управление для подготовки текущих ремонтных работ, в семнадцатом году должны были отчитаться перед тогдашним командованием, да не срослось. Я потратил два дня на его поиск в инженерном управлении, да еще и клеить пришлось, так как нашел только рабочий вариант, сделанный разными людьми, и не соединенный воедино. Но это даже лучше, потому что большой план при склеивании перечерчивали и «убирали недостатки». Сами понимаете, чтоб по шее лишний раз не получить. Вот два запасных командных пункта и пятнадцать мест соединения линий связи. И это самые уязвимые места. Большая часть колодцев замаскирована: завалена камнями, находится в каких-либо строениях, и для человека несведущего появление там ваших солдат не вызовет больших подозрений. Оттуда можно прослушивать переговоры японцев и, в случае необходимости, вмешиваться в управление войсками. Что касается форта № 2 «Петр Великий»: кроме трех основных потерн, выход из которых прикрыт восемью пулеметами каждый, существуют две технические потерны, одна из которых не была достроена. Она должна была соединить между собой форты «Петр» и «Александр». Я вчера напросился доставить письмо французского консула генералу Танаки, это был ответ на его запрос решить вопрос о телах погибших для их захоронения и о пленных, для их освобождения, проехался на коне по дороге, идущей мимо вот этого места, где заканчивалась потерна. Там несколько лет никого не было. Вход в нее зарос густой растительностью. Я имел возможность проверить это место со стороны равелина и участка бетонного бруствера. Похоже, что подход к потерне и люку, ведущему в нее, не будет просматриваться, как только появится листва. Зимой подход тоже возможен, но с соблюдением маскировки под цвет местности. Но есть проблема. Вход закрыт решеткой из броневой стали. Восемь 60-миллиметровых прутов вмурованы в бетонную стену из тысячного цемента.

– Для этого человечество давно придумало медную пилу или газовую горелку. Не проблема. Место там, чтобы скрытно поместить несколько человек, есть?

– Не более двух.

– Вот и хорошо! Куда ведет потерна?

– Вот она на плане. Проходит к нижнему нежилому этажу, на два с половиной метра ниже него. Вот узловая точка, и оттуда можно попасть в два крайних равелина и в центральную часть форта. Но это не всё. Вот в этих четырех точках, подход к которым возможен через эту потерну, через вентиляционные люки, стоят запасные газогенераторы для получения генераторного газа для электрогенераторов. Если отключить подачу воды и создать температуру в генераторе в 800 градусов, то на выходе получим чистейший угарный газ.

– А уголь там есть?

– Конечно есть. Газогенераторы находятся под котельными и используют общий бункер. Дымоходы тоже общие, заслонки открываются снизу. Вот здесь вот герметические двери, шесть штук, пять наверх, и одна вниз, в потерну. Эти требуется заблокировать, предварительно нарушив за ними трубопроводы подачи газа, а эту, после запуска генераторов, не трогать. Много людей для проведения операции не понадобится. Вопрос разрешите, Илья Николаевич?

– Спрашивайте, меня второй день вопросами только и мучают.

– Где научились так бить японцев?

– У отца, звание войскового старшины он получил под Мукденом, и несколько лет переигрывал на картах эти сражения. Он был начальником штаба казачьего полка. Я принимал участие в этих «играх». И, как бы смешно ни звучало это сейчас, мы всегда в них побеждали.

– Да, это был горький опыт. Если начнете операцию, то вот мой адрес. Разрешите идти?

– Да, спасибо. – Илья его отпустил, но в душе осталось сожаление о том, что этих сведений у него не было раньше. Он вышел в коридор и крикнул Сухарева.

– Сухарев. Вадим. К командиру! – как эхом понеслось приказание дальше, пока не дошло до ушей «главного разведчика», который чистил своего коня в помещениях бывшего склада «73». Сделав еще несколько движений щеткой по подрагивающей спине жеребца, взводный оставил это занятие, подпоясался и, набросив на плечи полушубок, вышел в сторону штаба крепости. Там ему поставили задачу найти вход в потерну и убедиться, что туда можно незаметно подползти. Что и как – ему не объясняли. На войне лишняя информация иногда стоит провала всей операции.

На следующий день, после возвращения людей Вадима из разведки, у «главного ювелира» Владивостока оказались несколько казаков, с необычной просьбой. Требовалось изготовить алмазный порошок из двух достаточно крупных бриллиантов и вмять их в край нескольких медных полос. Старый еврей Соломон Моисеевич на идиш заговорил с сопровождающим казаков Аароном Зальцманом:

– Они хотя бы представляют стоимость этих камней, дорогой Аарон?

– Что ты предлагаешь?

– Я дам вам алмазную пыль и сделаю то, что они просят, но давай не будем губить такую красоту! Это вам обойдется в мешок муки.

– По рукам! – удовлетворенно ответил зампред Совдепа и послал двоих казаков с запиской на продсклад.

Аккуратно убрав драгоценности в мешочек, в котором он их принес, он внимательно смотрел за действиями ювелира, который легкими постукиваниями и с помощью небольшого пресса создавал инструмент для резки броневой стали. Он же снабдил разведчиков специальной жидкостью, с помощью которой резать можно гораздо быстрее.

Начавшиеся переговоры с Танакой достаточно быстро зашли в тупик, так как, несмотря на неожиданно эффективные действия гарнизона крепости и зловещую практику «кормления корюшки»: трупы убитых японцев казаки не хоронили, а сбрасывали в океан, а пленных не брали, но их, казаков, было мало, а народная милиция была слабо обученным и не слишком стойким подразделением. Единственное, что волновало генерала, было снабжение гарнизона на острове Русском, запасы продовольствия на котором подходили к концу. Большевики согласились доставлять каждые три дня присланные продукты на три последующих дня. Ледокол они использовать не согласились. Продукты доставлялись на санях. Фактически этим они держали в осаде гарнизон, плюс вели разведку на острове, явно не для того, чтобы японцы там смогли задержаться надолго. Переговоры вел его бывший переводчик, что особенно злило Танаку. На них русские требовали прекратить поддерживать атамана Семенова и вывести все войска с незаконно оккупированных территорий. Прекратить проверку грузов на железных дорогах. Гражданская война в России заканчивается, Приморская область объявлена независимой территорией от центральной России, с которой у нее налажены добрососедские отношения. Остатки колчаковских войск, якобы переданных под начало Семенова, представляют собой банду грабителей и насильников, терроризирующих население, однако присутствие японских войск непосредственно возле города Владивостока не позволяет Земскому правительству предпринять последние усилия для разгрома этих бандформирований. Короче, «джапы гоу хоум». Потеря целого полка, в первые дни после восстания, вынуждала генерала терпеть эту наглость. Он уже вызвал подкрепления, поэтому сразу отказался даже разговаривать о выводе войск с Северного Сахалина, а также потребовал привлечь делегацию Семенова к данным переговорам. В Совете депутатов начались прения, часть людей высказалась за то, чтобы пригласить Семенова. Лазо был против. А Илья этими вопросами не занимался, но, узнав, что японцы отказались от переговоров, был вынужден поехать в Совдеп, где собственными ушами услышал то, чего слышать совершенно не хотел. И тогда он попросил слова.

– Господа, товарищи, уважаемые депутаты! Если вы хотите, чтобы вы еще пару лет сидели в блокаде, то разрешите нам уйти из города, чтобы продолжать борьбу с японскими оккупантами и их белыми сообщниками. Но мы заберем и три сформированные дивизии, командуют которыми наши люди, и большинство бойцов поддерживают наши лозунги. Других мы туда и не брали.

Зал разделился на тех, кто аплодировал, и тех, кто освистывал это предложение.

– Минуту внимания! Я не закончил. Мне требуется два дня, чтобы вернуть японцев за стол переговоров. Время прошло, и генерал Танака воочию убедился, что сил взять Владивосток у него недостаточно. Из-за срыва переговоров мы откажемся пропускать очередной конвой с продовольствием на Русский остров и предпримем еще кое-какие действия в этом направлении. Через два дня, уверяю вас, переговоры будут продолжены.

– Объясните, что вы собираетесь предпринять? Вы можете поставить город в безвыходное положение!

– Положение было безвыходным с самого начала. Это была провокация со стороны японского командования. Одним ударом хотели прихлопнуть и нас, и вас. Наши действия не позволили осуществить задуманное Танакой, а вовсе не ваши. Кстати, вопрос обеспечения переговоров находится в ведении РВС республики, а не Совета народных депутатов. У меня всё! Можете продолжать обсуждать первое мое предложение. Второе вас не касается, это чисто военные вопросы и решены они будут военным путем. – С этими словами он сошел с трибуны, поддерживаемый с одной стороны и освистываемый с другой.

Земец и полковник Пётр Павлович Унтербергер встретил Илью на пороге дома.

– Мы начинаем, Петр Павлович, вы просили найти вас перед началом.

– В таком случае, Илья Николаевич, я иду с вами, и не отговаривайте меня. Это – мое решение. Там требуется специалист. Проходите и подождите меня несколько минут, все несколько неожиданно. Еще сегодня в городе видели Танаку.

– Он отказывается вывести войска и принял решение прервать переговоры. Судя по всему, ожидает подкреплений.

– Водится за ними такое. Стоит дать им почувствовать силу, как они начинают наглеть. – С этими словами полковник, в русской форме без погон, вышел из-за ширмы и подошел к вешалке, где висела верхняя одежда.

На улице ему передали повод одной из запасных лошадей, и тронулись они не к штабу, а в сторону Рабочей слободы. Там, в доме у Зальцмана, все, кроме Ильи, переоделись в маскировочные белые халаты. Вход в потерну был подготовлен к вскрытию, висел на двух почти перерезанных штоках. Договорились о сигналах и о том, что два батальона первого Пролетарского полка могут начать свой марш сразу, как группа достигнет входа в потерну. Илья подготовил эти два батальона как лыжников. Причем не просто лыжников, а конно-лыжные группы, с буксировкой лыжников. Они уйдут по льду Уссурийского залива на северо-восток и высадятся у мыса Три Брата, сразу, как получат на льду сигнал из форта. Учли вроде все, даже время отлива и отлива.

Проводив разведчиков и штурмовую группу, Илья вначале дождался сообщения, что те добрались до места, а затем вернулся в штаб крепости. Первым сигнал получит он. Все остальное будет зависеть от госпожи удачи и еще от неизвестного количества неизвестных. По расчетам Петра Павловича, оптимальным временем «экспозиции» будет четыре часа. В пять утра группа, снабженная специальными фильтрами для поглощения угарного газа, начнет захват форта. Время тянулось очень долго, но поспать Илья не соглашался. Наконец, в пять двадцать утра раздался звонок. На связи был Унтербергер, который кратко, по-военному, доложил, что штурмовые батальоны могут подойти к восточной потерне. Северный равелин придется штурмовать, там достать японцев не удалось. Пока тихо, противник ни о чем не подозревает. Они приступили к вентиляции захваченных помещений. Затем доложил о прибытии наших войск и начале штурма. Северный равелин находился под горой, поэтому бой, хоть и был ожесточенным и кровавым, но быстро был закончен. Над фортом взметнулся красный флаг. Это был качественный подарок генералу Танаке. Форт доминирует над местностью и является ключом к Уссурийскому оборонительному району. Попытки трех соседних фортов начать обстрел закончились для них не слишком удачно: они находились ниже и могли бить только по навесной траектории, что было практически невозможно, так как мортир и гаубиц в полукапонирах не было. Пушкам «Петра» было несколько проще, хотя им тоже приходилось стрелять ослабленным зарядом, так как угол снижения был откровенно маловатым. Но форты были «пехотными», к тому же занимали их вовсе не гарнизоны, а пехотные соединения, которые еще не приспособились воевать в таких специфических условиях. Батальоны Пролетарского полка успешно отразили две массированные атаки японцев. У японского командования мозгов не хватило не посылать роты на убой.

Было около 10 утра, когда в штабе раздался звонок с 7-го форта. Говорил Танака, который требовал освободить форт и наказать виновных в его занятии. На его беду, в кабинете штаба был корреспондент газеты Washington Post Пол Андерсон, который хотел поведать своим читателям о том, что в рядах большевиков сражаются не только голодранцы и рафинированные интеллигенты, но и представители бывшего правящего класса. Поэтому Илья попросил перевести Танаке его слова:

– Генерал, я немного не понимаю: с какой стати вы начинаете выставлять какие-то условия нам? У вас в руках было всё: вы придумали эту ловушку, подстроили мышеловку для всех, кто не поддерживает вашу идею, что Приморье – это территория Японии, уже оккупированная вашими войсками, которые никуда отсюда не уйдут. На 11 утра 26 января нас во Владивостоке было 164 человека, с четырьмя орудиями, у вас – дивизия в 12–16 тысяч солдат и офицеров, с 24 орудиями. И в таких условиях, благодаря вашему чуткому и умелому руководству, вы прос**ли всё! Выслушивать условия от неудачника – мы не станем. Вы наши условия знаете: прекратите поддерживать Семенова и выводите войска, хватит кормить корюшку. А от себя могу напомнить одно святое правило для настоящего самурая: если его действия привели к такому позору, то он снимает цурануки, берет кусунгобу, молится и выполняет обряд сеппуку. Но я не думаю, что у вас есть хотя бы малейшее представление о воинской чести. Честь имею!

Затем все выше сказанное было переведено на английский язык и даны пояснения, что царануки – это боевая обувь военачальников, кусунгобу – ритуальный короткий меч, которым выполняется вскрытие живота при обряде сеппуку или харакири. Все это, в том числе, что ночью японцы потеряли самый крупный в мире форт «Петра Первого», а всего за ночь партизаны нанесли семь ударов, заблокировав продвижение резервов из Маньчжурии с одной стороны, и продвинувшись на 32 километра вперед на юг вдоль линии Уссурийской железной дороги, было опубликовано в одной из крупнейших газет Америки. Удары были согласованными. К сожалению, именно сообщения о нападении партизан на юге края заставили Танаки уехать в седьмой форт из второго. А так бы у партизан был бы знатный «язык» или его труп.

А во Владивостоке прошли вторые похороны погибших, теперь при штурме северного равелина. Увы, без потерь не обошлось.

Ночью по льду залива вернулась штурмовая группа и Унтербергер. Доложились и о причинах того, что не удалось сразу захватить северный равелин. В отличие от остальных помещений, в этом крыле на техническом этаже стояли парные посты, и там не удалось нарушить герметичность подающей трубы в нужном месте. Газ попал в помещения, но его концентрация была недостаточной. Хотя солдаты, поднятые по тревоге при нападении, за исключением дежурной смены, были не вполне боеспособны. Поэтому потери Пролетарских батальонов составили десять человек убитыми и около тридцати ранеными. Скажем прямо, потери вполне умеренные для штурма укрепления. Еще нюанс: появились первые пленные, милиционеры добивать противника не стали. Их немного: около двух десятков.

– Надо было забрать и добить, – сказал Илья.

– Нам их не отдали, да и Петр Павлович сильно возражал, – ответил Сухарев.

– Илья Николаевич, существуют определенные правила войны и Женевская конвенция о военнопленных…

– Я в курсе событий, Петр Павлович, но нам войны Япония не объявляла. Это – народное сопротивление, и мы поступаем так, как делали наши предки на протяжении веков: если за пленного нельзя было получить выкуп или использовать его для каких-то работ, то его «прикапывали». И второе, на территории всего Дальнего Востока нет ни одного японского лагеря для военнопленных. Существовали чешские, русские и даже американские лагеря, а эти пленных не имели. Есть их лагеря в Китае. Здесь нет. Они – «освобождают территорию», от нас с вами, милейший Петр Павлович. Вы не знали?

– Знал, но не придавал этому значения.

– Попросту говоря, закрывали глаза. Не будем об этом. От лица командования всем участникам операции объявляю благодарность, и всем будет выплачена денежная премия. Вадим, иди, объяви об этом личному составу. Я это сделаю, когда ребятки отдохнут, утром.

– Есть!

С Унтербергером Илья продолжил разговор, но уже на другую тему: форты и линии обороны нуждались в инженерном обеспечении. С грамотными специалистами была полная задница.

– Ну, как впечатление о моих разведчиках?

– Да как сказать? Необычно, они сами, без всяких указаний, делают всю необходимую работу. Одним словом, я с такими бойцами в разведку пойду, как говорится.

– Ну, инженерам в разведке работы не слишком много. Крепость и новые оборонительные линии нуждаются в инженерной поддержке. Как вы отнесетесь к тому, что РВС поручит вам руководство этой частью обороны города?

– А потом придет ЧеКа и меня расстреляют в каком-нибудь подвале, который я же и отремонтирую для них?

– Тфу-уу! – громко выдохнул воздух Илья и заулыбался.

– А чему вы смеетесь? Я сказал то, что и произойдет. – Илья почесал ухо, засвербевшее от сдерживаемого смеха, когда Петр Павлович выдавал эту правду-матку.

– Хотите посмеяться?

– Над чем?

– Над собственными страхами. Читайте! – и Илья протянул вытащенный из кармана мандат комиссара Всероссийской Чрезвычайной комиссии. – Вы уже под колпаком ЧеКа и разговариваете с единственным, пока, ее комиссаром на территории Приморского края.

– Но придут ведь и другие!

– Придут, и не место красит человека, а человек место. Это – да. Но ЧК борется с контрреволюцией и саботажем. Я, например, организовывал охрану границ и пресекал контрабанду золота. Наверное, те, которые этим занимались, считали меня зверем и последним гадом, потому что я лишал их возможности заниматься этим промыслом, а иногда и жизни, если мне оказывали малейшее сопротивление. Но существует закон, который они нарушали, и государство мне предоставило чрезвычайные полномочия для наведения порядка. Когда речь идет о самом существовании государства, то многие довоенные представления быстро устаревают, Петр Павлович. Закончится война, а мы всё это делаем для быстрейшего ее завершения, и все вернется на круги своя, и закон, и его исполнение. Вспомните историю революции во Франции, это одна из самых кровавых страниц в истории. И ничего, все встало на свои места, и доминирует закон, а не беззаконие. Ну, как знаете, я вам предложил службу по специальности, а это и паек, и денежное вознаграждение, у вас же семья здесь, и, кажется, миллионов за границей у вас нет, судя по всему. А это – самый восточный город России, дальше только заграница.