Текст книги "Амурский вальс"
Автор книги: Комбат Найтов
Жанр: Историческая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Ленин переключил разговор на другую тему.
– То есть, товарищи, вы говорите, что необходимости создания большой республики не существует?
– Да, товарищ Ленин, – ответил Лазо. – Амурская область уже объявила о переходе всей полноты власти к Советам. Дочищаем Забайкальскую и Даурию, там Советы смогут взять власть уже в начале следующего месяца, у нас остается только Уссурийский край с Владивостоком. Здесь главная опасность. Сейчас Временное Земское правительство признано ведущими державами и, благодаря их поддержке, удалось вынудить японцев отвести войска. Но белые сдали карты минных полей интервентам, и Владивосток стал уязвим с моря, а флота у нас совсем не осталось. Плюс устарела артиллерия фортов. В этих условиях мы вынуждены две отборные партизанские дивизии держать на берегах Уссурийского и Амурского заливов. А Илью Николаевича держать в тылу, чтобы не допустить захвата японцами города, хотя его присутствие требуется там, впереди, где еще предстоят бои за зону отчуждения.
– У меня есть существенное дополнение, товарищи. Из надежных источников стало известно, что Пекинская милитаристская клика готовит серьезную провокацию в Москве. Речь идет об отмене всех существующих договоренностей между Китаем и Россией. В этом случае мы потеряем КВЖД и тяньцзиньскую концессию, что нанесет существенный удар по торговле с Китаем и Японией. В прошлом году здесь в Москве побывал некий Фын Юйсян, иезуит, якобы создавший социалистическую рабочую партию Китая. Такой партии нет. Это – китайский генерал, союзник Бэйянской клики. Его цель – денонсировать все договоры, подписанные Россией с Китаем после 1658 года. Нерчинский договор 1658 года предусматривает, что ни Россия, ни Китай не имеют права заселять левый берег Амура. В 1900–1901 годах в Китае было «боксерское» восстание, требовавшее отмены более поздних договоров с Россией и передачи Китаю полосы в 600 километров до линии водораздела между Амурской областью и Якутией. Для его подавления, по просьбе императрицы, Россия ввела войска в Маньчжурию. И до начала 1918 года эта территория находилась под полным управлением из России. По моим сведениям, Фын Юйсян был у вас на приеме, товарищ Ленин и произвел благоприятное впечатление. Он – не социалист, он – националист, и рвется к власти в Пекине, – сказал Илья.
– Товарищ Басов, насколько эти сведения верны?
– Я перед поездкой сюда общался с двумя товарищами, китайскими коммунистами, активно помогавшим нам в 1919 году. В частности, через них удалось закупить оружие на достаточно крупную сумму и создать партизанскую армию трехдивизионного состава. Часть бойцов для которой была направлена из Китая этими товарищами. Бойцы надежные, дисциплинированные, воевали хорошо, как в наступлении, так и в обороне. В настоящее время они готовятся объявить в провинции Шеньси и двух оазисах во Внутренней Монголии Советскую власть. Все это они согласовывают с нами. Ими обещана поддержка действий войск охраны зоны отчуждения и разоружение войск Семенова, в случае его отхода из Забайкалья по КВЖД в Харбин. Зовут этого человека Е Тинь.
Было заметно, что Чичерин и Ленин несколько расстроились, получив такую информацию. Сказывалось то обстоятельство, что на Востоке они не работали и не знали тонкостей психологии этих народов, когда за словами обычно не стоят дела. Европейский подход здесь неприменим.
– Они называли хоть кого-нибудь, с кем там можно работать?
– Ли Дачжао и его «Движение четвертого мая». Пекинский университет.
После этого встречу свернули, а следующий раз Лазо был в Кремле без Ильи, но потому, что его пригласили на пленум ЦК партии, а Илья по молодости лет не был членом РСДРП(б). Во время возвращения домой Сергей Лазо отметил, что изменился стиль работы Советского правительства, стало гораздо больше бюрократических проволочек, чем это было в 1917 году.
– Не попади мы к Дзержинскому, скорее всего, потеряли бы кучу времени и вернулись обратно с пустыми руками.
– Да они и так пусты.
– Не скажи! И денег выделили, и обмундирование, артиллерию для крепости, и даже аэропланы. Там тебе много чего написали, но пакет отдельно едет фельдпочтой.
– А почему ни тебе, ни мне его напрямую не передали?
– Пакет подготовил штаб РВС на основании письма Ленина.
– О письме мне говорили, но так его и не показали.
– Кто говорил?
– Дзержинский. Я вчера у него вечером был.
– А я-то думал, чего это наш Илья так поздно и такой смурной заявился? Решил, что московская красавица в ночлеге отказала.
– Речь пошла о закрытии границы, а войск выделить не могут. Я ему честно сказал, что край в течение четырнадцати лет активно спаивают, что «успехи» Калмыкова базировались на том, что он в каждую станицу привозил «сулю»[5]5
«Водка», произведенная в Китае, название образовано от корейского слова, изготовлена из сорго, веников.
[Закрыть] в немереных количествах, и, по пьяной лавочке, все оказывались «записанными в его войско», а потом он их кровью мазал. Нет возможности надежно перекрыть границу имеющимся контингентом, потому что «суленошами» работают члены семей тех, кто охраняют границу. А он мне: «Усильте пропагандистскую и разъяснительную работу среди казаков на Уссури. У нас нет призыва, мы не можем обеспечить вас переменным составом». Впрочем, я особо ни на что и не надеялся. Понятно, что выкручиваться придется самостоятельно, нас для этого и делают «буфером».
– Да, Илюша, покрутиться придется.
– Да я за дивизии беспокоюсь. У нас-то этого зелья в разы меньше. Самогон гонят, но не по таким ценам.
– Вот тебе и сказали усилить воспитательную работу, как мы под Иркутском, когда белые «случайно» оставили несколько вагонов спирта на станции в Глазково. Все вылили под откос.
– Серега, ты путаешь разовую акцию с целенаправленной операцией разведки.
– Я ничего не путаю. Это есть, и это – уязвимая пята, требуется найти выход, – сказал Лазо.
– Что его искать? Ротация плюс привлечение «непьющего контингента», типа мусульман.
– Это верно, но где его взять? И на каком основании? Не забывай, что все то же самое, но в гораздо более тяжелой форме, предстоит пройти в Китае, в зоне отчуждения. А восточные мудрецы очень точно уловили момент, начав гнать на нашу сторону дешевый самогон.
– Да, такого пьянства, как в Приморье, я нигде не видел.
– Интересно, почему именно там?
– Нерчинский договор, я же говорил. В нем об Уссури нет ни одного слова. Кто ж тогда знал, что Амур поворачивает на Север. Так что Приморье – территория спорная, если отталкиваться от него. Ну а Айгуньский и Пекинский договоры, там все точно: здесь – мы, здесь – Китай.
– Цини первыми начали нарушать Нерчинский договор.
– Ой, Сергей Георгиевич! Да кто там знает, кто и чего нарушал? Китайцев здесь практически не было, ходили манцзы, сезонники, которым запрещалось иметь здесь жен и детей. У них избыток мужского населения, уже давно, пока не женился – зарабатывал тут в тайге да на море. Примерно с 1860 года, с появлением здесь первых наших поселений, видя, что мы быстро и много строим, деньги есть, и возможности заработать много, они и стали сюда подтягиваться.
Разговоры – разговорами, но уже в Ярославле получили первые новости из Москвы. Председатель ВЧК сообщил, что коллегия комиссии рассмотрела предложения комиссара Басова и приняла решение о передислокации в города Хабаровск и Владивосток двух кавалерийских полков ЧОН ВЧК, с последующим развертыванием их в две отдельные дивизии пограничной охраны двухполкового состава плюс артиллерийский дивизион и эскадрилья связи. Полки сформированы в Казани и Перовске из местных жителей-мусульман.
То есть, несмотря на то что внешне показалось, что Феликс Эдмундович и Владимир Ильич никак не среагировали на сообщения Лазо и Ильи, после каких-то дополнительных консультаций, вплоть до Пленума ЦК, решения приняты, и их, с Сергеем Георгиевичем, позиция получила одобрение. Однако эти изменения коснулись не только Приморского края, но и «зацепили» ВССА, из которой решено направить на юг России два кавполка. То есть сил у РККА мало, и если в одном месте прибыло, то в другом – убыло. Жаловались на контингент, получите, но негодный – отдайте нам на перевоспитание.
В течение всего пути новости из Москвы догоняли их, неспешно ползущий по ТрансСибири поезд, и даже обгоняли, так как в Иркутске одна из типографий уже печатала «Известия» и «Правду», с опозданием всего в два дня. Из этих газет узнали, что они, все четверо, стали кавалерами ордена Красного Знамени за успешное изгнание интервентов с территории Дальнего Востока.
Прошло более полутора месяцев, прежде чем Лазо и Илья с эскадроном вернулись к месту дислокации. Поезда, конечно, несколько сократили сроки путешествия из Владивостока в Москву и обратно, но кратчайший путь по КВЖД пока закрыт, да и состояние путей на всех участках оставляет желать много лучшего. Гражданская война выпила все соки из экономики, разорвала все связи, переключила все поставки на какие-то другие маршруты. Не случайно, еще при первом разговоре с Лениным, речь пошла в первую очередь о восстановлении разрушенного хозяйства. В случае успешного наступления на юге России и вдоль линии отчуждения, на последней странице истории Гражданской войны в России можно будет поставить жирную точку и перелистнуть ее. Во всяком случае, не возвращаться к этой теме для «независимой и объективной оценки» с точки зрения проигравших эту войну.
Они еще не успокоились, дважды пришлось эскадрон посылать в бой против «разноцветных» банд, живущих с грабежа железной дороги. Войск, чтобы держать под охраной все станции, не хватает. Противник знает об этом и действует малыми силами, полагаясь на быстрый отход после грабежа. Активно обрабатывает мозги крестьянству, говоря о непомерных налогах и фиксированных ценах на хлеб, о продразверстке. Особенно в Сибири и на Дальнем Востоке эта тема очень остра: крестьяне Средней полосы и на Юге смогли поделить земли крупных землевладельцев, а здесь забирать и делить было нечего, оставались только земли первопоселенцев, которые значительно превосходили по качеству и размеру «постреформенные» лоскутки. Ближе к посевной все острее и острее поднимались эти вопросы, ведь они не учитывались в момент коллапса государства в 1917-м. В Амурской области постановили, что проведут ревизию посевных площадей и отрежут необрабатываемые участки. Зачем требовалось обострять ситуацию – не совсем понятно: фактически это решение продавили бывшие левые эсеры, ведь многие из них перекрасились, не изменив при этом своей сути и взглядов. Свободной земли в Амурском крае было более чем достаточно, далеко не все земли, выделенные в начале века под переселенцев, были переданы в руки крестьян. Кроме того, и германская, и гражданская война сократили население, большей частью мужское. Спор, как обычно, стоял из-за места, где находился этот самый участок. И это – ситуация в самой освоенной части края. В остальных местах – чистая нехватка трудовых ресурсов, людей для обработки всей посевной площади не хватает.
Второй «головной болью» была полуразрушенная крепость с остатками «Сибирской флотилии», так тогда назывался Тихоокеанский флот. Поданная докладная записка о состоянии дел в крепости и по охране водного района, в которой было указано, что самостоятельно содержать одну из крупнейших в мире морских крепостей Приморская область или Временное Земское правительство области не в состоянии, была рассмотрена на Пленуме ЦК. В составе Сибирской флотилии находилось 37 судов и кораблей, в том числе шесть канонерских лодок, пять мониторов и пять подводных лодок. Все, без малейшего исключения, корабли были устаревшими, но без них вся территория Дальнего Востока становилась неуправляемым «ханством», времен Иоанна Грозного. В том же Петропавловске-Камчатском правительство области высказалось за протекторат Японии. Так что традиции нашей интеллигенции: «На пять минут стать генеральным секретарем КПСС, объявить войну Финляндии и сдаться», берут свое начало там, на Дальнем Востоке.
Официальным командующим всеми и всями был Сергей Лазо, одновременно исполнявший обязанности командующего фронтом, а так как поблизости никого другого не было, то и Сибирская флотилия перешла под команду Ильи. Дескать, без нее все равно оборону держать невозможно, так что действуй. Ну, и обещал, что РевВоенСовет уже выслал пакет с помощью для организации обороны города и всего края. Тревожные сообщения начали поступать, еще когда приблизились к Хабаровску: эсеровский партизанский отряд устроил резню в Николаеве-на-Амуре. Японцы сменили военного атташе во Владивостоке, назначили генерала Акаси, старого прожженного разведчика Императорского Генерального штаба, который начал активно проводить провокации и диверсии, задействовав весь арсенал японской разведки в Китае и Приморье. Лазо немедленно направляет в Николаев канлодку «Вотяк», миноносцы № 210 и 211, и пароход «Партокл» с двумя ротами десанта. В Хабаровске больше ничего не было. Еще два корабля направлены им в сторону Имана, где участились обстрелы нашей территории со стороны Народно-революционной Армии Китая.
– Илья, сразу по приезду создашь конно-железнодорожную группу, и держать границу! Косвенные признаки указывают, что японцы подготовили нам сюрприз. Далее пойдем под охраной бронепоездов.
Со стороны Владивостока Дед Нестор, командир 3-й Амурской дивизии, направил навстречу с ними еще один бронепоезд. Благодаря такому охранению удалось добраться в крепость без особых приключений. В тот же день они встретились и с консулом Кимурой, и с их военным атташе генералом Акаси. Этот еще не бит, поэтому резок и нагл. Однако наблюдение, установленное Ильей, уже выяснило, что мятеж готовится во Втором флотском экипаже, к посольству японцы подтянули две своих роты, а к зданию Совета – целый батальон. Но эти данные мы имели еще на подъезде к городу, поэтому все части гарнизона подняты по тревоге. На стол переговоров тут же была положена карта, здание консульства было блокировано егерями и казаками, во флотском экипаже идут аресты, а к зданию Совета подходят части второй партизанской дивизии. Народную милицию решили не применять, она – в резерве.
– Господа консул и военный атташе. Правительство области не имеет отношения к нападению японских войск на партизанский отряд Тряпицына. Договор о ненападении и нейтралитете никто в области не отменял. Для расследования инцидента нами направлен отряд военных моряков вниз по Амуру. Через неделю будет достоверно известно, что произошло там, но подчеркиваю, телеграмма о том, что в ночь на 12 марта отряд Тряпицына подвергся внезапной атаке со стороны японского гарнизона, у нас имеется. Теперь внимание сюда! Нами достоверно установлено, что японское командование, возглавляемое новым военным атташе генералом Акаси, подготовило такую же провокацию против законного и признанного правительства Приморской области в городе Владивостоке. Вот в этих местах замечено появление и скопление сил японского гарнизона, а в здание консульства проникло не менее двух рот морской пехоты, вместо десяти человек по договору. Нами арестованы капитаны второго ранга Посьет и Макарьевский, задержавшие выплату жалованья второму флотскому экипажу, в расчете вызвать бунт и поднять моряков на восстание против законного правительства. Они дали признательные показания, указывающие, что инициатором данного действия является вновь назначенный военный атташе Японии. Так как ваши полномочия, господин Акаси, не были должным образом аккредитованы в правительстве, то имею честь объявить вас персоной-нон-грата и рекомендую вам покинуть территорию области в течение двенадцати часов. Ваши фокусы в Петербурге, в Берлине и Париже в 1904 и 1905 годах нам хорошо известны. Именно поэтому военному ведомству республики мною, министром военных и морских дел, даны были указания верительных грамот от вас не принимать. Прошу на выход, господин Акаси, нам с вами разговаривать не о чем!
– Господин военный министр, наше правительство требует наказать виновных в Николаевском инциденте! – громко сказал консул.
– Такие указания нами были направлены с отрядом моряков. Командование отряда будет арестовано. Дело, господин посол, не столько в том, что они уничтожили гарнизон крепости Чныррах, сколько в том, что пострадало гражданское население японского происхождения. За это командование отряда понесет строжайшее наказание. Это – недопустимо! И абсолютно не оправдано ничем. Но, господин консул, вы же здесь давно, вы же видите, что большинство жителей области нас поддерживают. Вокруг города и в нем самом – три дивизии. Любое выступление, даже поддержанное кораблями императорского флота, будет немедленно подавлено. Их, восставших, слишком мало, чтобы оказать вам помощь в оккупации этого края. Тем более что переговоры о выводе войск закончены и поддержаны правительствами всех стран, принимавших в них участие. Настоятельно рекомендуем вам не поддаваться на провокации отдельных военных, не до конца понимающих обстановку. А эмиссары бывшей Восточной окраины вам просто врут, что они имеют здесь какое-либо влияние. Мы их били три года подряд, и не остановимся, пока все они не признают своего полного поражения.
– Тем не менее, господин военный министр, я передаю вам ноту протеста правительства Тенно, в которой звучит последнее предупреждение о недопустимости таких акций и действий со стороны войск Временного правительства.
– Я принимаю эту ноту, господин консул, и, несмотря на то что данный отряд не входил и не входит в те соединения, которые подчиняются мне, заверяю вас, что за убийство мирных жителей их командование будет наказано судом военного трибунала. Сожалею, что не смог более оперативно принять решение об этом, так как находился с официальным визитом в РСФСР, где был принят на высшем уровне. Республика РСФСР, так же, как и мы, выступает за добрососедские и мирные отношения с Японией, при условии соблюдения территориальной целостности государств бывшей Российской империи. Такие же условия объявлены и странами-победительницами. Объявленное нами занятие зоны отчуждения Китайско-Восточной железной дороги началось в точном соответствии с достигнутыми договоренностями, но почему-то японской стороной чинятся препятствия в районе станции Гродеково (Пограничная). Если тому причина – Николаевский инцидент, то уверяю вас, господин консул, в течение двух недель его зачинщики будут доставлены во Владивосток. Держу это на контроле. Харбин – последнее звено в цепи, и у меня все готово, чтобы взять его и закончить войну, развязанную сторонниками февральского переворота в России, – сказал Лазо и прекратил эту встречу.
Японцам не удалось раздуть Николаевский инцидент, так как высадившиеся туда новые японские войска там ничего не нашли, весь город был сожжен, вместе с крепостью Чныррах и прииском. А партизаны отошли вглубь лесов. Тем не менее Лазо свое обещание выполнил: командир отряда, его подруга и одновременно начальник штаба отряда были доставлены во Владивосток. Комиссара отряда уже не было в живых, они его расстреляли, так как он протестовал против убийства всех японцев и сожжения города. Увы, жестокость в этих местах была обычным явлением, и очень многим не нравилось, что на их земле появились «новые хозяева». Кстати, определенную роль в полной эвакуации японских войск из Приморья этот эпизод сыграл. После него в Японии всерьез заговорили, что военные хватили через край, и не стоило забираться в эти места, чтобы расхлебывать кашу, заваренную несколькими революциями.
Действуя уже напрямую с китайцами, Лазо обошел два японских гарнизона и освободил станцию Мудань Ула, или по-новому, Муданьцзян, куда немедленно прибыл товарищ Сергей, и начал восстанавливать свое влияние среди войск корпуса охраны зоны. Японцы еще немного покочевряжились, но были вынуждены уступить, так как туда сразу приехали «парни майора Коллинза», следить за исполнением Японией своих обязательств. Далее зона идет по ущельям гор Ванфо, и через две недели владивостокская народная милиция и части Красной Армии Китая вошли в Харбин, полностью отрезав войска Семенова в Забайкалье от какого-либо снабжения. Вся операция по освобождению зоны отчуждения заняла около полугода, но Илья все это время находился в тылу, выполняя задание комфронта восстановить боеспособность Владивостокской крепости. Один удар японского флота мог разрушить хрупкое сооружение, создаваемое на обломках великой империи.
На третий день по приезду ему вручили целый портфель документов, переданных из Москвы, из штаба РВС. Пришлось собирать «морское собрание», так как опереться было не на кого. Сам он в морских делах разбирался, ну, как свинья в апельсинах. А деваться некуда: «Даешь!» Помог Сева Симбирцев, тот самый, который из штаба восстания, брательник Фадеева, теперь предисполкома города и области.
– Вот тебе записочка, шуруй на Алеутскую, в дом Бринеров, в «Доброфлот». Там найдешь Афанасьича, Лухманова. Поговори с ним. Он – человек флотский, и наш, большевик. Мы его директором-распорядителем «Доброфлота» выдвинули. Он – поможет. Тебя он хорошо знает, Илья.
Дмитрий Афанасьевич был старым капитаном и писателем-маринистом. Старый – понятие условное, конечно, было ему 53 года, капитанить начал здесь, на Амуре, еще более точно – в Благовещенске. Знал всю семью Басовых, неоднократно бывал в гостях в Петровском. Имел «подпольную» кличку от Ильи, когда тот разговаривать не умел как следует: «Дафа», потом «дядя Дафа».
– Ну, что у нас есть? – спросил Дмитрий Афанасьевич, после того, как поговорили о том, что произошло весной 1918-го.
– Есть приказ комфронта и аналогичный приказ РВС республики, незаполненная заявка на снабжение, 115 тысяч тонн угля, две тысячи тонн каких-то масел и докладная инженерного управления крепости о состоянии фортов и батарей. С января 1920 года более восьмидесяти процентов комсостава фортов, батарей и кораблей самовольно оставили службу. Большинство судов и кораблей выведены на сухой отстой и зимовку. Весна началась, в настоящее время на плаву и боеготовно одиннадцать судов и кораблей: ледоколы «Надежный» и «Байкал», шесть паромов, канлодка «Маньчжур», минный заградитель «Монтугай» и два номерных миноносца.
– Половина из них к Сибирской флотилии не имеют отношения, это – мои суда, Владивостокского порта, Илья.
– Тем хуже, но есть кораблики на Амуре и Уссури. Кому они раньше подчинялись – не знаю. Только в Благовещенске было более ста пароходов, часть из которых была вооружена. Что-то около десятка еще бегают. Задача поставлена задействовать все.
– А деньги выделили? Или только приказ «задействовать»? Как мне? У меня, кроме долгов по Доброфлоту, считай: ни копейки. Только «приморки», которые дальше Владика хождения не имеют.
– Мне деньги выделили: йены и золото, как рублями, так и в слитках, довольно много. И обещан кредит в золотых рублях на шесть миллионов, под три процента годовых, но сообщения о выпуске новых рублей еще нет.
– Откуда столько?
– В основном – с приисков, мы их под себя забрали еще в восемнадцатом, а остальное взяли у Семенова и Колчака. Ну и Ямада «поделился», у него казна была во втором форте, мы их возвращать отказались, но там «военный выпуск», хотя хождение имеют. Благовещенск и Хабаровск тоже немного «подбросили», охранять там некому, все сюда везли на хранение. Сергей Георгиевич приказал использовать для восстановления флота и крепости, а министру финансов области показывать кукиш. Лазо надеется еще и в Харбине наложить руку на Русско-Азиатский банк и активы КВЖД, которые генерал Хорват прикарманил. Так что деньги есть, требуются люди.
– Насколько я в курсе событий, агитировать здесь практически некого. Так получилось, что офицерский состав, почти поголовно, монархисты, и на сотрудничество не пойдут, они так решили на морсобрании. Существует какая-то организация, которая контролирует и пресекает подобное сотрудничество на корню.
– А как же тогда Унтербергер?
– Он из корпуса инженеров, это раз, плюс «земец», они давно отпочковались от «монархистов». Но в покое его не оставят.
– На примете кто-нибудь есть? Из «отпочковавшихся».
– Есть, но не здесь, в Имане. Здешние только из Доброфлота, но они, как и я, люди не военные. Вот что: есть у меня на примете человечек, старинный мой приятель: Андрей Максимов. Он – вице-адмирал, и сейчас продолжает служить инспектором в РевВоенСовете. Знаешь такого?
– Знать не знаю, но большинство бумаг, которые надлежит исполнить, составлены А. С. Максимовым.
– Андреем Семеновичем, это – он. И еще, так называемый «и. о. командующего морскими силами Дальнего Востока» арестован в январе, сидит без суда и следствия с 25 января, был арестован в штабе крепости. Беренс его фамилия. Из-за него среди офицерского состава зреет заговор, с целью освободить его силой.
– Пусть попробуют! Нет у меня следователей. Это такой худющий, с таким удлиненным лицом, который гардемаринами командовал?
– Да, он проживал и командовал Морским корпусом. Друг и сослуживец Колчака, который его в контр-адмиралы произвел.
– Беренс, говорите? – Илья порылся в присланных из Москвы бумагах, там тоже фигурировала такая фамилия, и числился этот Беренс командующим морскими силами республики, РСФСР, естественно. Только имена были разными: в Москве служил Евгений, а здесь – М. А. Беренс. Имени его Илья не знал, а «дядя Дафа» его не называл. – Ну, давайте, переговорим с ним, как-никак, он до меня числился командующим. Пусть дела сдаст.
Дмитрий Афанасьевич поморщился, не хотелось ему контактировать с арестованным. Пока посланные казаки доставляли бывшего командующего, Илья и директор Доброфлота перешли в штаб. По дороге Лухманов поинтересовался:
– Когда казачки ваши освободят наше здание? Арендатор, англичанин, уехал, заплатил за месяц, а казаки там казарму и стойла устроили. Навигация начинается, а здание принадлежит Доброфлоту. Все наши бумаги там, а их даже забрать не дают. Выписали ордер на подселение к Бринерам, а ну как те вернутся?
– Я все понимаю, но возможности их куда-то переместить пока нет. Самим надо куда-то перенести штаб крепости, уж больно неудобно он стоит.
– Так ведь это – парадный штаб…
– Я знаю, и был на основном, и двух запасных командных пунктах. Оттуда очень хорошо управлять крепостью, но город в этом случае остается без прикрытия. Сейчас он – важнее. Так что потерпите, а бумаги вам дадут возможность забрать, впрочем, верхние этажи мы не используем, и там есть отдельный вход, так что решим вопрос. Чаю?
– Я предпочитаю кофе.
– Кофе есть.
Они расположились в кабинете Ильи и продолжали обсуждать вопросы ремонта, характеристики тех людей, которых можно было привлечь к этому вопросу с точки зрения Лухманова. Илье же требовался артиллерист, причем именно морской и грамотный. Среди знакомых «Дафа» таких людей не было. Точнее, был один, но в Петрограде. Составили телеграмму для Максимова, и шифровку на его имя, которую подписали оба. Передали все это для передачи в Москву и Петроград. Затем полистали «дело» Михаила Андреевича Беренса, которое завел Алексей Луцкий. Он в этих вопросах был гораздо опытнее Ильи, к тому же успел поработать не только с бывшим каперангом, но и с остальными «товарищами по несчастью». Именно Беренсу, а не Розанову доложили о том, что в освобождении Степана участвовали кони егерского батальона. Он поднял по тревоге своих гардемаринов и юнкерский батальон. Розанов прибыл в штаб уже после начала стрельбы в городе. Самое смешное, для более опытного в сухопутных боях Ильи, было то обстоятельство, что сам «адмирал» никогда участия в наземных боях не принимал. Бежал из Петрограда в Финляндию в марте 1919 года, оттуда в Японию, затем Харбин и Владивосток. В июле 1919 года Колчак повышает его в звании. В общем, разговор, скорее всего, закончится ничем.
Ввели арестованного, он был выбрит, одет в темно-синий флотский мундир со споротыми нашивками на английский манер. В общем, все по недавней частушке:
Мундир – английский,
Погон – французский,
Табак – японский,
Правитель омский.
Как только за конвоем закрылась дверь, так немедленно прозвучал протест бывшего каперанга о незаконности его содержания под стражей в течение четырех месяцев без следствия, предъявления обвинений и суда.
– Да вы знаете, как-то недосуг было, Михаил Андреевич, японцев требовалось выгнать, чем и занимались, а уж потом заниматься их приспешниками. Дошла и до вас очередь.
– Я японцам не служил!
– Заметно! А это не вы на фотографии встречаете генерала Ямаду в компании с генералом Розановым? Это я сам снимал 21 января прямо перед этим зданием. Узнаете?
– Это официальный визит командующего континентальным корпусом Императорской армии.
– Не стоит врать самому себе и нам. Вы прекрасно знаете, что 18 февраля 1918 года Верховный совет Антанты принял решение об оккупации японскими войсками Владивостока и Харбина, а также зоны КВЖД. Так что это был новый главнокомандующий оккупационными войсками. Кстати, только Владивостока и Харбина, заметьте, а они прихватили еще Хабаровск, Благовещенск и даже Читу. А что делали вы, будучи «командующим морскими силами России»? Хлебом-солью встречали оккупанта? Насколько я мог видеть, это было именно так! Настолько испугались в Порт-Артуре, что дрожь в коленках унять не смогли? Мы их, в Амурской области, просто выбили, и хлебом-солью не встречали. А тех, кто это делал – к стеночке прислонили.
– Стреляйте!
– Да рано еще, вы мне дела не сдали. Мне теперь предстоит разбираться с тем, что вы здесь натворили. А судить вас будем не мы, стоит ли нам пачкаться. Судить вас будут родители тех юнцов, которых вы сунули под наши пулеметы, через три дня после приезда японца. Согласно имеющимся у нас документам штаба крепости, именно вы отдали приказ поднять гардемаринов Морского корпуса и юнкеров Пехотного училища и бросили их «усмирять» егерский батальон. Сами при этом оставались в штабе крепости, и лоб свой под пули не подставляли. Вы были арестованы нами прямо здесь, в этой комнате. Оказывать сопротивление вы даже и не пытались.
– Это было слишком неожиданно. Мы не могли даже предположить, что кто-то сможет проникнуть в хорошо охраняемую крепость и порт, через три линии охранения.
– Мне не интересны причины, меня интересует другой вопрос: кто из присутствующих в крепости сможет восстановить ее артиллерийскую составляющую, так как по имеющимся у меня данным, все дальномерные посты либо демонтированы, либо нуждаются в юстировке. Все таблицы пристрелок на них отсутствуют, нет силуэтов для распознавания вражеских кораблей. И главное: все минные постановщики выведены из строя и крепость небоеспособна. Она существует, но лишена возможности сопротивляться противнику. Последнее время именно вы отвечали за состояние морских сил.