Текст книги "Амурский вальс"

Она была вдовой летчика, вначале она скрыла место, где погиб ее муж. Дочь довольно богатых родителей, не получившая их согласия на брак с курсантом военной авиационной школы. По ее словам, они хотели поставить ее родителей перед фактом, но так и не успели этого сделать. Позже выяснилось, что в мясорубке Первой мировой ее Жак сумел выжить и стать асом, но уходить в запас после войны из армии не захотел, продолжил службу, уехав в Россию, где продолжал активно пополнять счет, пока не сошелся в воздухе с каким-то русским, из этого боя ас-француз живым не вышел. Получив известие о том, что «большевики» разрушили ее несостоявшееся счастье, она возненавидела их всем сердцем, пошла учиться на летчика, планируя стать летчиком-истребителем, чтобы когда-нибудь посчитаться за смерть героя. Узнав, что Бэсс выбрала русскую машину, которую сделали большевики, решила краем глаза посмотреть на неизвестных врагов, и, если бы Лорейн, так звали ту самую соседку справа, не проявила чисто женского интереса к Илье, то ничего бы не было! Немцев Габи считала источником всех бед! И хотя они стали вновь гражданами одной страны, дух соперничества галлов и германцев витал в Третьей республике. К тому же среди девушек школы Лорейн прославилась именно тем, что, пользуясь незаурядной внешностью, она легко отыскивала «спонсоров», чтобы продолжать обучение в школе. Мужчины возле нее так и вились, а их после войны на всех не хватало. Тем не менее девять дней, которые они провели вместе, надолго остались в памяти Ильи.

Москва прореагировала на его «самовольную отлучку» резкой интенсификацией учебного процесса, посчитала, что он практически готов к переходу на нелегальное положение. С точки зрения лингвистической подготовки дело обстояло именно так, все остальное они попытались засунуть в его голову в течение трех месяцев, которые он провел в Семеновке, попутно налаживая выпуск машин в новых цехах. Девятицилиндровая «звезда» к этому времени удачно встала на место форсированных «Либерти». Она обогнала «старичка» по всем показателям, и Кербер улетел с первыми экземплярами в Москву, чтобы выбить с линии Москва – Петроград «голландца» Фоккера, с его довольно удачными монопланами-верхнепланами F. III и F. IV. КБ-6 превосходил их по надежности и грузоподъемности, мог лететь с одним мотором, храниться на улице. На двигателе ликвидировали «ахиллесову пяту» с самопроизвольным появлением масла в камере сгорания нижних цилиндров на стоянке, с последующим гидравлическим ударом при запуске. Теперь «юбка» цилиндра выступала в картере, предотвращая перетекание масла, характерное для моторов «Сальмсон», а после остановки двигателя «излишки» масла сливались в нижний расходный бак за ним. В общем, налет первых шести машин составил более 500 безаварийных часов, и двигателям пока не требовалась переборка. Перед отправкой в Москву им, правда, сменили двигатели на новые, так как москвичи могли потребовать новых государственных испытаний, хотя Владивостокский опытный аэродром «Первая Речка» имел право испытывать и выдавать сертификаты летной годности. Но в случае передачи документации и серийного производства на другие заводы такое могли потребовать. Тем более что фюзеляжей с несущей обшивкой еще никто никогда не делал. Кербер применил это новшество впервые в мире. Из-за этого салон самолета подвергался критике. Многим казалось неудобным и непривычным круглое сечение фюзеляжа. Слишком многим казался «идеальным» фюзеляж «вагонного» типа, с многочисленными продольными силовыми элементами-трубами. Ну, а заставить фанеру работать в качестве несущего элемента было очень сложно. Так что только дюраль давала возможность построить подобный самолет. Одна беда: закупать ее приходилось в Японии и в США. На территории Дальнего Востока не было ни одного завода по производству алюминия. Поэтому, отвечая на присланную из Москвы «анкету», Илья написал о необходимости строительства алюминиевого завода в Иркутске, где есть все условия для увеличения мощности ГЭС. Глинозем брать в Китае, с Шаньдуньских месторождений, загрузив этим КВЖД. И сослался при этом на целый ряд статей Ленина, в которых тот упоминал ускоренное развитие Дальнего Востока, в связи с японской экспансией. Еще одно предложение Ильича: строительство автомобильного завода в Хабаровске. То есть все «предписания» Феликса Эдмундовича он отразил в «анкете». Ее утвердили, и в конце октября Илью отпустили из Семеновки во Владивосток, готовиться к переброске.

Для этого Илья решил использовать один из новых КБ-6 с двумя 920-сильными двигателями, 14-цилиндровыми, двойная «звезда» с семью цилиндрами в ряду, с планетарным редуктором и автоматом регулировки охлаждения. Он получил разрешение ВЧК на использование этой машины. Так как сам он летал на ней мало, а перелет не предусматривал наличие бортмеханика, второго пилота и штурмана, то написал новую программу испытаний и «назначил себя» главным испытателем. Выполнил несколько полетов, но в составе экипажа, чтобы не привлекать внимания. Все полеты были на максимальную дальность с экономией топлива. Официальной целью была подготовка к перелету в Америку вдоль Курильских островов через Анкоридж в Калифорнию. Самолет был оборудован двумя поплавками и снабжен четырехстоечным шасси, убирающимся в ниши поплавков. В случае необходимости – поплавки можно было снять и поставить трехопорное шасси, погруженное на борт и закрепленное в салоне. Поплавки были довольно большими и представляли собой подвесные топливные танки, что позволяло резко увеличить дальность самолета, особенно при взлете с земли и посадке на воду. Круглое сечение фюзеляжа создавало «естественные емкости» для топлива снизу и сверху салона. Впрочем, верхние баки использовались только в этом самолете. В этом варианте машина могла находиться в воздухе 16 часов. Имела 380 км/час максимальную скорость, и 320 – крейсерскую. С поплавками! Кербер, одержимый обтекаемостью, создал шедевр без выступающих частей, даже кабина была зализана и снабжена гнутым стеклом, с внутренними силовыми элементами. Шасси на новой модификации полностью убирались в мотогондолы. Хвостовое колесо имело люк, с двумя щитками. На поплавковый вариант он согласился только из-за трансокеанского перелета и для получения приза «Голубой ленты Атлантики». Там по условиям запрещалось размещение топлива в пассажирском отсеке.

Наконец, Илья уже надеялся, что в Москве поймут, что «дома» он будет максимально полезен, получена телеграмма из Москвы, с условными словами, предписывающими начало перелета. В тот же день его вызвали в налоговую инспекцию Владивостока и вручили предписание передать в управление государству Семеновский авиазавод и продать контрольный пакет акций, 51 %, акционерного общества «Приморский авиазавод» государству, с продолжением исполнения обязанностей главного конструктора и директора Приморского завода. Требования, конечно, были неприемлемыми, как и ожидалось. Были расписаны его «прегрешения», реально существовавшие, на которые были ранее получены разрешения от авиационного комитета Наркомата машиностроения. Но нарком снят, председатель комитета отстранен от должности за допущенные недостатки в работе. Выявлена и недостача в перечисленных средствах в иностранной валюте заводом, обязательных к продаже. Илья вернулся на завод и собрал акционеров, тех, кто находился на месте. Коллектив завода, имевший минимальный процент, тоже был посвящен в суть претензии, Илья сказал, что вынужден подчиниться требованиям, так как средств на выкуп Семеновского завода нет, а государственное кредитование прекращено в связи с обнаруженными нарушениями. Но он уже обратился в суд и будет требовать отмены хотя бы части обвинений. Запросил проведение внешнего аудита. Поздно вечером, а он остался ночевать на заводе, прихватив с собой небольшой чемодан и портфель с самыми важными бумагами, он прошел через заднюю дверь в ангар, где стоял КБ-6П. Обратил внимание на то, что опечатан самолет был не его штампом, а штампиком механика. Что он здесь делал – непонятно? Проверил заправку всех топливных и масляных баков, аккумуляторы, воздух в баллонах. Вытащил упоры из-под всех четырех колес, раздвинул двери ангара. Взлетная полоса была не освещена, но створ привода горел, что давало полную возможность для взлета, тем более что он тренировался до этого, взлетая десяток раз с использованием именно такого освещения. Он отщелкнул бортовую дверь от переборки кормового отсека и закрыл ее изнутри на ключ. Сел в левое кресло и начал подготовку к пуску обоих моторов. Требовалось подкачать топливо и масло, вручную. Обе ручки находились слева за креслом. Давление масла поднялось, он открыл пусковой воздух на левый, а потом и на правый двигатель. Тронул рукоять шага и газа, и выкатился из ангара. Двигатели работали громко, поэтому слева начали зажигаться огни, пришлось поторапливаться, прогревая двигатели на повышенных оборотах, придерживая саму машину тормозами, но при этом выруливая на старт. Обороты на полную, машина начала разбег, все шло «штатно». Отрыв, и перевод шасси на уборку. Бортовые огни он не зажигал, сразу сойдя с глиссады, там впереди находилась береговая зенитная батарея, на которой стали загораться прожектора. Он отвернул вправо на Вторую Речку. Под кабину ушла бухта Кирпичного завода. Самолет идет на малой высоте над Амурским заливом. И тут ему к голове приставляют ствол. Приехали!

В дверях стоял Анатолий Бессонов, главный конструктор и главный механик моторостроительного цеха. А сзади кто-то щелкал замками чемодана Ильи. Женский голос сказал, что в нем, кроме вещей и чертежей, ничего нет. Портфель находился в шкафчике, но там тоже были только документы. В кармане лежала небольшая пачка денег в английских фунтах. Илья загодя перевел деньги на счет в Барклай’з банке, поэтому в наличных деньгах особо не нуждался.

– И куда путь держим, Илья Николаевич?

– А вы куда собрались, Анатолий Алексеевич? Вам-то что от тех перемен, которые постигли меня? Это мне перекрывают кислород, а не вам. Сидели бы тихонько в своем КБ, вам-то какая разница: кто вам платит зарплату.

– Да есть предположение, что вы решили продать новые движки, к которым я имею некоторое отношение.

– В патенте об этом нет ни одного слова, дорогой Анатолий Алексеевич. Вас упоминают в одном из патентов на успокоитель крутящих моментов, но сама идея маятника принадлежит не вам, а мне, поэтому моя фамилия стоит первой, а ваша – второй. Все остальное принадлежит Приморскому акционерному обществу «Приморский авиазавод», хозяином которого, и владельцем контрольного пакета акций, являюсь именно я. 69 процентов собственности. У вас, кажется, два или три?

– Три, в таком случае поворачивайте назад, и вас будут судить.

– Не смешите мои тапочки и уберите револьвер, мы – в воздухе, а вы не умеете водить тяжелый самолет, а в салоне – ваша жена, и, кажется, еще и ребенок. У меня два предложения: я могу высадить вас на советской территории или на территории Китая, не в зоне отчуждения. Только оружие вам придется отдать мне. Выбирайте! Или я сделаю вот так! – и Илья резко двинул штурвалом от себя, еще больше приблизившись к воде.

– Мне нужно посоветоваться с супругой.

– «Наган» мне передайте и идите советоваться.

Бессонов помялся, дело принимало совсем не тот оборот. Он думал, что Илья летит в Америку, а он пока туда не собирался. Слетать туда придется, и может быть, на этой машине. Они вошли оба, их сынишка спал на руках у матери, которая села в кресло второго пилота.

– Почему в Китай? Вы же собирались в Америку? – спросила Елизавета Васильевна.

– Собирался, до сегодняшних событий. А сейчас лечу в Бинхай, где можно будет подать в международный арбитраж и вернуть завод, хотя бы Приморский. Здесь, на территории СССР, они могут меня арестовать и обвинить черт знает в чем, а суд будет решать в пользу государства. У нас же в уставе записано, что мы имеем право использовать международное право, так как патенты на выпускаемую продукцию имеют подтверждение в других странах мира, а государство покусилось именно на них. В крайнем случае добьюсь вывоза оборудования, которое, кстати, шло через одну из китайских фирм, в обход запретов на торговлю с СССР. Де-юре это оборудование принадлежит этой китайской фирме. В общем, я был готов к подобной попытке, и Америка пока мало привлекает меня в качестве страны-гаранта, так как она не признает СССР и не имеет с ним дипломатических отношений. В отличие от Китая, Франции и Англии. В Тяньцзине есть представительства всех стран, признавших СССР, так что там будут рады тому, что против него будет возбуждено новое экономическое дело. Ну, так где вас высадить?

– В Тяньцзине, в Совдепии я не останусь, – сказала жена Бессонова.

– А вы что скажете, Анатолий Алексеевич?

Тот промолчал. Судя по всему, побег придумала его супруга, а он – засветился, так как печать на самолете была бортмеханика.

– Евсеев какое отношение имеет к вашему побегу? – задал вопрос Илья.

– Почти никакого, денег был должен.

– А супруга каким образом на завод попала? Вы же вроде не работаете у нас?

– Я выписал разовый пропуск, а потом сдал его, сделав вид, что жена ушла домой и забыла его вернуть. У меня-то круглосуточный.

– Понятно! Насколько я помню, вы, Елизавета Васильевна, из Курской губернии, дочь землевладельца, из дворян?

– Да, и не надо читать мне мораль, эту революцию вовсе не я придумала. И я ее не приемлю.

– Которую из двух?

– Вторую, естественно, которая в октябре лишила нас всего.

– А что у вас было, кроме зарплаты мужа?

– Положение в обществе.

– Да, серьезные потери, на многие миллионы рублей. Вот только вы до сих пор не понимаете, что нищими вас сделали не большевики, а Керенский и компания, допустившие бесконтрольный выпуск «керенок». Как вы могли видеть, нынешний курс рубля стабилен и рубль принимается всеми государствами мира.

– Но вас же они захотели ограбить? Хотя вы – герой Гражданской войны, один из тех, кто устанавливал их власть на этой территории.

– Здесь, милейшая Елизавета Васильевна, весь секрет в том, что мы вырвались вперед, по сравнению с остальными производителями самолетов. А это – сверхприбыль, поэтому государство решило поучаствовать в этом деле. Плюс, от того, кому принадлежат эти заводы, зависит безопасность страны. Разрешая мне строительство завода, никто не мог и подумать, что наши разработки окажутся такими важными для обороны. Я думаю, что смогу легко забрать хотя бы те деньги, которые вложил в оборудование и в разработки. А что касается вас, Анатолий Алексеевич, мне кажется, что вы допустили большую ошибку, приняв условия Елизаветы, свет Васильевны. С работы вас никто не гнал, работали по специальности. Деньги выплачивали стабильно и довольно большие. Вы могли содержать свою семью, при неработающей жене. А что будет там, в Тяньцзине – одному богу известно, или вы думаете, что я вас буду содержать? Даже не надейтесь! Я поверил рекомендации Кербера, перевел вам достаточную сумму, чтобы вы вывезли сюда семью, в условиях того, что вы два года были безработным. Теперь мне придется искать нового инженера на ваше место.

– А мы сейчас где?

– Да уже за границей, Анатолий Алексеевич. К тому же ночь, места здесь скалистые.

– А Харбин далеко?

– Час лёта.

– Туда сможете?

– Что ты говоришь, Анатолий! – тут же встряла его жена.

– Мы возвращаемся.

– Это еще почему?

– Ты китайский знаешь?

– Нет.

– Я тоже. Ты мне доказывала, что Илья Николаевич летит в Америку, там я по меньшей мере кое-кого знаю, и смог бы устроиться на работу. Так что едем в Москву, из Харбина. Предложения из ЦИАМА были, только здесь платили больше и работа была интереснее. Не пропадем. А здесь пропадем точно. Так что через час будем на месте.

Он повернулся и вышел из кабины, туда следом пошла и его супруга, умудрившаяся нагадить и ему, и заводу. «Вот уж точно! – подумал Илья. – Выслушай женщину и поступи наоборот!» Там сзади раздавались, переходящие в крик, голоса выясняющих отношения супругов. Затем плач ребенка, которого разбудили неуемные родители. А Илья снизился и несколько раз прошел над Сунгари, чуть ниже по течению от железнодорожного моста через нее. На участке между устьем Хуланхе и мостом, на судоходном фарватере, он сел и подрулил к небольшому причалу на правом берегу реки. Перед этим он проинструктировал Анатолия, что делать. Концы подавать не пришлось: «беглецы» сами спустились на поплавок и перешли с него на причал. Илья сразу отвалил от него, развернулся и пошел на взлет, ориентируясь по горящим бакенам фарватера. Оторвав машину от воды, он почувствовал, как с его души свалился огромный камень. Врагу не пожелаешь таких приключений! Осмотреть кормовой отсек он просто не догадался, впрочем, было бы значительно хуже, ведь инженер был вооружен, и возникла бы еще более идиотская ситуация: зачем два инженера ночью залезли в самолет?

Через три с половиной часа Илья был над городом. Топливо из поплавков он немного выработал, хотя и не полностью, но аэродрома для гидросамолетов на реке Хайхе он не обнаружил. На карте аэродром был, а вот найти его не удалось, и тогда он принял решение садиться в море за фортом Таку, стать на якорь и дождаться светлого времени суток. Места в Печелийском заливе хватало, хотя бегающих туда-сюда маломерных суденышек было в избытке. Несколько раз пришлось пройти на малой высоте, прежде определился с ветром, волнением и «маломерками». Садиться пришлось от берега, затем разворачиваться и следовать к якорной стоянке. Поспать толком не удалось, к самолету все время пытались подойти джонки, чтобы спросить: не нуждается ли «великий господин» хоть в чем-нибудь, от воды и выпивки до «покурить» и «девочек». Так что утром, прокляв все на свете, Илья запустил двигатели, выбрал якорь, закрепил его и вылетел на разведку этого проклятого аэродрома. При свете дня он легко обнаружил его, покачал крыльями, запрашивая разрешение, и пошел на посадку. Хунь-хе (это русское название той же реки) в этом месте судоходна и мостов не имеет. С правой стороны находилась «советская концессия», а слева – английская. Английская имела слипы для стоянки на суше, а левый, русский, берег имел только причалы для морских судов. Да и не требовалось пока появляться на том берегу. Опознавательные знаки на самолете были «частные», так как лететь собирались в Америку, которая не признает СССР, то смыли слова UdSSR, оставив только регистрационные номера, и нарисовали знак «N» на киле, что соответствовало «паспорту Нансена», лежащему в кармане Ильи. Великий путешественник, для скитальцев без родины, придумал такой паспорт. Им Илью снабдили в Семеновке, он, правда, не знал: настоящий он или «не очень». Англичане первыми рассмотрели документ, зарегистрировали его, украсив штампиком погранслужбы, перед этим поинтересовавшись имеющимися наличными. Выяснив, что перед ними владелец солидного счета в «Barclay’s», более вопросов не имели. Сориентировавшись на местности, Илья направился к дому, который занимал здесь господин Хугос. Его вилла находилась чуть выше по течению реки на стыке французской и английской концессий. Самое солидное место! Сразу за англиканской церковью. На той стороне реки – железнодорожный вокзал, которым владела Россия, а теперь СССР. Основной камень преткновения в здешних местах. На входе висел традиционный для англичан хвостик звонка, который пару раз дернул Илья. Звуков он не услышал, понял, что веревочка лишь нажимает на рычаг.

Через некоторое время на дорожке, идущей от дома, появился одетый во фрак пожилой китаец, с котелком на голове, ведущий на коротком поводке немецкого (тогда их все называли «английскими») дога. Огромного, черного, с белыми «чулками». Почуяв постороннего за оградой, тот пару раз грозно рявкнул.

– What is your name, sir?

– My name is Iliya Basov.

– O, yes, you’re welcome, sir!

По тому, как привратник успокаивал собаку, стало понятно, что ее хозяин из России: слово «Фу» в англоязычных странах не употребляется. А в самом Китае это – литературный жанр. Прокол, однако! Самого Кристапа в доме не оказалось, слуга сказал, что он еще ночью выехал на аэродром Бейчин, встречать мистера Басова, и до сих пор не приехал. Впрочем, через полчаса он вошел в столовую, где Илью кормили завтраком. На русский он не перешел, уселся за стол и по-английски расспрашивал Илью, каким образом он здесь оказался, прерывая разговор только на легкий перекус, называемый «continental breakfast». Но к чашечкам настоящего кофе он прибавил солидную порцию бренди. Затем они поднялись к нему в кабинет.

– Совсем неплохо, Илья, у тебя значительный прогресс с твоим английским. Тем не менее до совершенства еще далековато.

– Мне проще общаться на французском.

– Мне тоже, я понимаю, но обстоятельства требуют… Документы в порядке?

– Штамп англичане поставили.

– Отлично! Сегодня посетим сэра Чарльза, дуайена дипкорпуса, представим тебя как очередную жертву большевиков. Заодно предложишь свои услуги как авиаперевозчик. У них был самолетик на поплавках, но около полутора месяцев назад он разбился где-то в Южном Китае. Пока этого будет достаточно. Заодно найдем клиентуру для завода в Тахэ. Он же может выпускать такие машины?

– Теоретически да, такое возможно, но двигатели придется закупать в Семеновке.

– Это – замечательно, стране требуется валюта. Да, кстати, держи. – Он протянул Илье стопку «визиток», на которых было по-английски, французски, на японском и китайском напечатано имя Ильи. – И запомни мою фамилию: Кристофер Лауберг, из Риги. Вот моя визитка. Хугосом меня называют только на севере.

– Твоему привратнику я твоего имени не называл, обошелся выражением «your Master».

– Нормально. Несколько дней поживешь у меня в гостях, но здесь не принято долго задерживаться во взвешенном состоянии. Помощника я тебе уже подобрал, присмотрел и домик, но все зависит от настроения дуайена, разрешить поселиться в английской концессии может только он. Еще момент, так как ты холост, то придется выбрать себе наложницу. Не кривься! Таковы здешние правила игры. Не выберешь сам – подсунут. Это ни к чему не обязывает, обычно они исполняют роль экономок. Времена нынче в Китае тяжелые, рабочие места – на вес золота. Особенно для женщин. Сейчас я перезвоню Чарльзу, и сориентируемся, что делать. Либо поедем к нему сразу, либо в город, переодеться. Здесь в таком виде не ходят, хотя для первого визита – это то, что нужно.

Сэр Чарльз Болтон уже был в курсе появления «незнакомца, со своим самолетом». Не так часто такую большую машину используют в одиночку. Кристап в нескольких словах обрисовал ситуацию, что его молодому другу из Владивостока, известному конструктору и владельцу нескольких авиазаводов, требуется небольшая помощь. Возникли разногласия с государственной политикой СССР, которое решило «прибрать к рукам» успешное частное предприятие. Но оборудование для заводов он арендовал у него, все документы на этот счет у Кристапа имеются. Илья Басов – сын известного конезаводчика, который сумел получить компенсацию от японцев за уничтоженный завод отца.

– Я читал об этом несколько лет назад, когда работал в Токио, и буду рад помочь преодолеть возникшие сложности. Подъезжайте ко мне, дорогой Кристофер, и захватите с собой вашего протеже.

Консул Болтон больше всего походил на знаменитого Джона Буля: толстенький, небольшого роста и с кудрявыми бакенбардами. Но он совершенно не стеснялся ни маленького роста, ни увесистого брюшка, ни сходства с карикатурной личностью. Он даже старался продемонстрировать, что он – настоящий стопроцентный британец, каким он должен быть. Его супруга, наоборот, была худа, застегнута до самого горла, и, судя по всему, была еще той «мегерой». Но газеты она читала, так же, как и ее супруг, поэтому пропустить знакомство с местной знаменитостью она не могла. Плюс, местные газетчики уже раскопали факт, что на самолете этой фирмы летает сам герцог Йоркский, претендент № 2 на британский престол и выдающийся летчик старой Англии, как все писали. Вряд ли это было правдой, но об увлечении его авиацией знала вся страна и многочисленные колонии. Более того, получив надежную машину, герцог не придумал ничего лучшего, как возить на ней свою семью на отдых в Египет и средиземноморское побережье, волнуя всю королевскую семью. Присутствие дамы и учтивое обхождение с ней со стороны Ильи настроили сэра Чарльза на покровительственный тон, а когда консул узнал, о какой сумме претензий идет речь, то он быстро переглянулся со своей супругой. Они поняли друг друга без слов. В результате Илья в этот же день получил разрешение снять или выкупить для себя жилье, его познакомили с сэром Итеном, графом Спенсер, лучшим адвокатом концессии, и обещали громкую кампанию в прессе. За подписью сэра Итена в Лондонский арбитраж ушло заявление от имени Ильи. В общем, ему оказали полное содействие.

– Не смеем больше отвлекать достопочтимое общество этими дрязгами. Я восхищен вашим участием к моей судьбе. Но мы заехали прямо с корабля на бал, еще сегодня ночью пришлось заночевать прямо в заливе на якорной стоянке, где было немного неспокойно. Я надеюсь в ближайшее время решить вопрос с местом проживания и буду рад видеть у себя по четвергам представителей диаспоры, столь участливо отнесшихся к тем проблемам, которые мне доставило правительство. Миссис Болтон! Всегда рад быть у ваших ног! – Наговорив кучу любезностей, Илья и Кристап покинули дом дуайена, тем более что впереди был обед, на который англичане обычно никого не приглашают, кроме ближайших родственников или людей, от которых они зависят.

Здесь «белые» передвигаются по городу либо в авто, либо в дрожках (русские), а большинство используют самый дешёвый вид транспорта: рикшу с пневматическими колесами. Это – двухколесная повозка с довольно удобным сиденьем с вышитыми или нарисованными драконами, которую тащит один человек. Этих «такси» было настолько много, что можно было подумать, что большая часть китайцев занимается этим видом трудовой деятельности. Стоило кому-нибудь поднять руку или просто выйти на край тротуара, как возле него образовывалась целая очередь из желающих прокатить господина до того места, куда он скажет. Особым шиком считалось ехать на велорикше с паланкином. Расплачивались с ними мелкой медной монетой, цзяо или фынями. Давать серебро было не принято, только если тебе сообщили какую-то ценную информацию, тогда давали «усатого», серебряный доллар с изображением Юань Шикая, президента Китая, имя которого и название валюты было одинаковым. Впрочем, юань (иероглиф) означал «кругляк», монета и круг одновременно. Ездить на таких «тележках» было неприятно для Ильи, тем более что по весу он был за центнер, поэтому встал вопрос о машине, которые продавались только в Америке или в Европе.

На следующий день консул сам позвонил и начал выяснять возможность использовать самолет для доставки каких-то грузов в Кунминг. Здесь требовалось дополнительно учитывать то обстоятельство, что большинство англичан занимались поставками опиума с побережья в глубину Китая. Ради этого Англия дважды воевала с цинским Китаем в прошлом веке. Дело заключалось в том, что Великобритании нечего было поставлять в Китай. Их самих интересовал чай, фарфор, древности, мебель из ценных пород древесины, а китайцев товары из Англии не интересовали вообще. Возник несбалансированный рынок, куда уплывало золото и серебро империи. И тогда они нашли для Китая «импортный» товар: опиум, производимый в «золотом треугольнике». Специальных законов о запрете этого товара тогда не существовало, и его стали ввозить в страну на чайных клиперах. Дисбаланс внешней торговли начал выравниваться. Последовали запреты со стороны императорской власти, так как «обкурившиеся» и попавшие в зависимость от зелья люди были готовы на всё ради дозы. Натолкнувшись на запреты, англичане пустили в ход «дипломатию канонерок». Отсталая империя не смогла противостоять давлению со стороны самой большой империи мира, поэтому была вынуждена подписать неравноправные договора с «бандитами от маковой мафии». «Вторая опиумная война» привела к тому обстоятельству, что с правительством Китая просто перестали считаться европейские страны. Русско-китайские договоры девятнадцаго века были подписаны именно тогда. Это – факт, и никуда от этого не деться. Императоры Японии поступили несколько мудрее Цинов, и начали сами «белую революцию Мэйдзи». Для того, чтобы противостоять экспансии, они решили провести индустриализацию страны. Китай сделать этого не успел, искал «союзников»: то Германию, то Россию, но никто из европейцев не собирался вкладываться в «возрождение Срединной Империи». Все хотели ее ограбить. То, что называется: «звериный оскал капитализма».

При составлении договора на транспортные услуги отдельным пунктом в нем стояло наличие на борту сопровождающего груз, без оборота на командира экипажа. Договор был подписан и снабжен печатью консула. Под шумок сюда из Владивостока доставили переделанный «Руссо-Балт», созданную еще до революции копию «Роллс-Ройса», с двигателем «Либерти» (400 сил) и вариометром, бесступенчатой коробкой передач. Ничего другого в ближайшей округе не было. Выписали для него новую коробку из Америки, там этот авиадвигатель использовали для гонок «Инди», а пока громадным рычагом двигали ведомую шпульку, меняя передаточное число в зависимости от дорожных условий и скорости движения. Не слишком удобно управлять, но машина ездила. Заодно Илья занялся заменой керосиновых фар и фонарей на электрические. Вместе с машиной приехали второй пилот, штурман и два механика, но не из Владика, а из Москвы. Все они имели отношение к «конторе», но официально резидентом пока оставался Кристап, а его заместителем – Илья.

Самолет гоняли «до седьмого пота»: свободных от полетов дней практически не осталось, но это давало возможность составить «опись» агентуры британцев по всему Китаю, так как в основном машину использовали военный атташе Вильсон и резидент МИ-6 Харнс. Англичан очень беспокоят «красные» области в южной части страны. Туда перебрасывается агентура, крупные суммы денег, подтягиваются войска, как Чжан Цзолиня, так и других милитаристов.

Что касается Кристапа, то после переезда Ильи к бывшей германской концессии, ближе к стоянке самолета, там находился аэродром, встречались они только по официальным случаям, то есть когда приходили сведения из Лондона, из Арбитража. Правительство СССР продолжало упорствовать и подавало все новые и новые «отписки», стараясь оттянуть заседание. Илья даже начал сомневаться: знают ли в посольстве о том, для чего все это делается?