Текст книги "Амурский вальс"

Первым выступал Алексей Луцкий, командующий корпусом охраны КВЖД и управляющий КВЖД. Речь шла о непрекращающихся провокациях как Мукденской армии Чжан Цзолиня, пытающейся помешать движению поездов и продвинуться вперед из двух соседних провинций, так и попыток кантонского правительства распространить на КВЖД «китайское законодательство», то есть налоги со стороны непризнанного правительства Китайской Республики. Официальное правительство Китая прекрасно понимало ситуацию: Особая Дальневосточная была не по зубам никому, но ради прибылей КВЖД ранее было готово заключить союз с Японией, хотя текущий президент однозначно сказал, что японцы в этом случае оставят всех с носом. Собственной армией пекинское правительство не обладало, поэтому не вмешивалось в дела КВЖД. То есть объявленный Северный поход Чан Кайши ставит перед собой задачу добиться отчислений из казны дороги. Причем за стол переговоров официально они садиться не хотят. Дескать, есть решение Вашингтонского «обкома», выполняйте.

– В этих условиях командование стрелкового корпуса охраны считает необходимым разгромить вооруженные группировки противника, не дожидаясь подхода частей Чан Кайши. Просим командование Дальневосточной армии и войска Красной Армии Китая оказать помощь в сохранении имущества и работоспособности вверенной нам социалистической собственности.

Лазо и Е Тинь высказались за то, чтобы оказать помощь стрелкам корпуса. Причем основная роль отводилась именно Е Тиню. Дальневосточники будут находиться в полной боевой готовности. Оставался один вопрос: что делать, если подключится Япония.

– Что думаешь, Илья? – спросил Лазо.

– Что речек между Синьченем и Сипингом целых шесть. По единственной дороге им войска перебросить не удастся. Да и станция Куаньчендзы, где кончается японская колея – законная цель. Возле каждой станции – казармы войск Мукденской армии. Да и мосты на Амноккане вряд ли с воздуха защищены. И запечатать Далянский полуостров не так сложно.

– А что будешь делать, если подойдет флот?

– Пока что КБ-4 еще выпускаются в торпедоносном варианте. Попугать возможность имеется. Торпед только шесть.

– Бери больше: двадцать шесть, но двадцать нуждаются в заправке воздухом. Они с пятого года лежат на станции Мостовая-2.

– Они же без прибора Обри. Их проще выбросить. – Торпеды делались в Австро-Венгрии, теперь этот завод находился в Италии.

– Ты что, по японцам стрелять ими собрался?

– Вообще-то нет, не думаю, что до этого дойдет. Может, купить у итальянцев?

– А как доставить?

– Самолетами.

– Не будем разбрасываться, попробуем зарядить или обменять их на более новые во Владивостоке. Вот всегда так: готовимся, готовимся, потом выясняется, что ничего не готово, – сказал Лазо.

– О том, что мы не готовы воевать с Японией, нам известно с 1918 года, – заметил Луцкий. – Но это ничего не меняет. Харбин находится в 600 километрах от берега, и мне лично все равно, подойдет японский флот или нет. Сергей Георгиевич, в сторону не уводи разговор. Ты прекрасно знаешь, что, как сухопутная армия, войска Японии годятся только в качестве музейного экспоната. Поэтому молотить их надо до того места, от которого они смогут нас корабельными орудиями достать. Дальше мир и уважение международных договоров. Так действовали прошлый раз, и прокатило. Предлагаю так же действовать и дальше.

Весь этот разговор Ли переводил на путунхуа. Глаза у обоих ханьцев стали похожи на блюдца. Они же не проходили через горнило Гражданской войны и рисковать не привыкли. Илья вполне серьезно считал, что имеющимися самолетами сможет нанести неприемлемый урон как Мукденской, так и Квантунской армиям. Воздушная разведка, которой он занимался два с половиной года, показывала, что японская армия к отпору не готова. Она могла воевать только с безоружными. Любая из дивизий, задействованных в операции, превосходит по управлению и огневой мощи и ту, и другую армии. Но силы противника были велики: Мукденская армия насчитывала 300 000 человек личного состава, при 210 орудиях, 320 мортирах, 350 пулеметах, двух бронепоездах и 6 самолетов. Квантунская армия насчитывала 70 000 штыков, 11 кораблей «Сунгарийской» флотилии, 6 бронепоездов, 18 легких французских танков и около 220 боевых самолетов, как истребителей, так и бомбардировщиков. Официально их войска находились южнее Мукдена на Ляолянском полуострове, и это направление прикрывала крепость Бейдаин, в составе гарнизона которой находилось более 70 000 человек 3-й армии, под командованием сына Цзолиня, Чжан Сюэляна. Больше четверти армии Чжан Цзолиня. Порядок действий был определен, в соединения армии подготовлены приказы, до всех присутствующих дошло, что требуется сделать. Оба бывших секретаря ЦК подписались под приказами. Дело оставалось за малым: требовалась провокация со стороны белокитайцев. А вот с этим вышла заморочка: провокации просто как обрезало!

Где-то прошла мощная утечка! Причем ни Готао, ни Дачжяо были ни при чем, они оставались на территории Северной Маньчжурии, инспектировали войска Е Тиня, который неофициально числился генерал-губернатором Западной и Северо-Западной Маньчжурии (если говорить современным языком, то провинций Хэйлунцзян или Амурской, и северной части Внутренней Монголии). Назначенного Пекином губернатора Чан Чин-хоя в Амурскую область Маньчжурии просто не пускали. Он сидел в Янбине, под крылышком у японцев, и время от времени напоминал о себе «нотами», на которые никто не отвечал. Несмотря на объявленный «Северный поход», Чан Кайши занялся приморскими районами Кантона, в чем ему помогал какой-то белый генерал Уральский. Им пока сопутствовал успех, даже добились того, что Британия объявила морскую блокаду Кантону. На Север он не пошел.

Илья успел сгонять машины в Италию, даже встретиться с Муссолини пришлось, но новенькие 18” торпеды привез, с приборами Обри, с подогреваемым баллоном сжатого воздуха и с ходом до 6560 ярдов. Часть приобретенных торпед отправили в Союз, из них впоследствии сделали торпеды 45–36. Кроме того, уже овладев новым методом сборки, выпустили две секции со встроенным бомболюком для КБ-6 и установили на него оптический прицел для горизонтального бомбометания, тоже итальянский, превратив транспортник в бомбардировщик. Внешнюю подвеску бомб делать не стали, чтобы не подвергать машины опасности быть атакованными истребителями противника. Все японские «истребители» были бипланами и уступали в скорости КБ-6, причем значительно, до 150 км/час. Закупили и большую партию «новых» авиационных «виккерсов», в том числе под патрон 12,7 мм, и английскую переделку «льюисов» с тонким стволом, сделанную специально для самолетов. Но барабанное питание на 97 патронов уже никого не удовлетворяло, поэтому «основным» пулеметом стал «авиавиккерс», с лентой на 500 патронов. С одной стороны – времени Илья не терял, но с другой – дела обстояли скверно: Япония потихоньку очухивалась после катастрофы, стало известно о выпуске в Японии танков на базе Mk-А «Уиппет» и FT-17, тип «Чи-И», и формировании на их основе первых бронетанковых подразделений. Сообщили об этом в Москву. Те перебросили в Амурский край 33 танка Mk-IV и Mk-А, и 18 «Рено». Вместе с танковым полком, хорошо что перебросили весь полк, и даже со складами, прибыл командарм Уборевич. Он-то и открыл «секрет», что под фамилией «Уральский» скрывается комкор Блюхер, который им всю малину обос**ал! Уборевич много рассказывал о танках, он перед этим ездил в Германию и учился там в их академии Генштаба. И тут у него с языка срывается слово «Liberty» и упоминается танк Mk-VIII, дескать, самый мощный, тяжелобронированный, совместный англо-американский танк. Применялся в боевых условиях всего один, все комплекты отправлены в США, вроде как из них что-то собрали. А у Ильи целая папка переписки с Управлением Армии США, в которой они просят изготовить, передать и выкупить лицензию на КБ-6. Что удивительно, у Уборевича на руках такой же нансеновский паспорт на имя гражданина мира Иеронима Белова, поэтому они уселись в новую летающую лодку, чтобы бизнес от государственных задач не отставал, и полетели через Гонолулу в Сан-Франциско, прихватив с собой Мак Леддона, который и стал основным тараном, через него 52 танка Mk.VIII были доставлены во Владивосток, вместо Китая. Его компания Консолидэйтед подписала с авиакомитетом США два больших контракта на поставку лицензионных самолетов КБ-6М и КБ-8. Самый большой контракт на поставку 500 и 28 машин соответственно. Наш завод будет получать комиссию и поставит двигатели для всех машин, создаст три центра по обслуживанию, ремонту и обучению в Америке.

Почему так срочно пришлось доставать тяжелые танки? Большое спасибо по этому поводу требуется сказать русскому императорскому флоту! В 1922 году Япония приняла на вооружение первую в мире противотанковую пушку, калибром 37 мм, «тип 11», созданную из «стволиков» для тяжелых орудий русского флота и использующую русский же снаряд 37 мм, запасы которых Япония захватила в Порт-Артуре и на тех кораблях, которые сдались японцам из 2-й Тихоокеанской эскадры. В 1919 и в 1920 годах Илья и другие командиры Амурской партизанской армии гоняли японцев, как мышь веником, бронеавтомобилями, с которыми 6,5-мм «Арисака» и пулеметы на основе этого патрона ничего сделать не могли. В 1922-м положение японцы исправили. У этой пушки даже колес не было: четыре станины и все. Могла быть использована и как зенитная. Переносилась шестью бойцами, в расчете было 10 человек, отделение, половина из которых считались запасным расчетом. Эти же стволы японцы решили использовать и для вооружения своих танков. Броня Mk.VIII держала выстрел из этого орудия. Начальная скорость вылета снаряда из нее была невелика, меньше 500 м/сек. Но для остальных танков и бронемашин Красной Армии это орудие представляло большую опасность.

Белокитайцы прокололись только в ноябре 1925 года, попытавшись досмотреть дипломатическую почту в курьерском купе. Этот вопрос был заранее проработан с Уборевичем, и по своим каналам Кристап направил «дезу», что дипкурьер Коротков везет согласованный план наступления Красной Армии СССР в шести провинциях, граничащих с Китаем.

11 ноября 1925 года «рыба клюнула», причем в Мукдене. Коротков только погрузился в поезд в Харбине со своей почтой и направлялся в Пекин. Он вез ноту СССР о невыполнении Японией обязательств по разоружению Порт-Артура: по Вашингтонскому договору Япония обязалась разоружить ее, плюс обычные дипломатические документы и почту для сотрудников. Японцы в «операции» задействованы не были, хотя информация, в первую очередь, интересовала их. Таким образом, мы «знакомили» китайцев с совершенно секретной информацией о состоянии крепости Порт-Артур, так как они были лишены права контроля, а Англия, Франция и США – имели право на такой контроль. СССР они уведомляли по особому соглашению, которое секретом для японцев не являлось, и наши представители включались в комиссию в составе американской делегации. Но диппочта охраняется международными соглашениями, а тут такое нарушение! Е Тинь среагировал сразу: внезапным ночным ударом была взята станция Куань-чен-дзы, это в старом русском написании. И его кавалеристы и бронепоезда двинулись к Мукдену. Мост через Сунгари в Гирине подвергся бомбардировке и был поврежден, а затем подорван диверсионной группой 4-й армии КАК (Красной Армии Китая). Фактически армия была одна, но называлась она четвертой. Четыре бронепоезда и части Е Тиня прибыли в Мукден через шесть часов, при этом гарнизон крепости Бейдаин разбежался. До самого утра японцы даже не шевелились, но в шесть часов по телеграфу поступило сообщение, что к вокзалу выдвигаются японские войска, приведены в боевую готовность бронепоезда. Ответная телеграмма Кристапа разрешала привести в действие основной план. За станцией Чжаньцянь был взорван мост, находившийся на территории Китая, а не в провинции Ляодун. Обе железные дороги, а заодно и шоссейные мосты, связывающие оккупированную территорию Кореи с Китаем, были уничтожены. Скандал был раздут до небес: китайские милитаристы покусились на святое! На международное право! С раннего утра казармы войск Чжан Цзолиня были подвергнуты бомбардировкам с воздуха. В первом налете принимали участие только самолеты DH.9AH, с опознавательными знаками Красной Армии Китая, прикрываемые немногочисленными истребителями КБ-5. Самолетов у Цзолиня было в этом районе только два: один DH.9A и один «Кошики-2», которые оказались захвачены армией Е Тиня.

Одновременно был нанесен удар в районе Цицикара, куда Цзолинь перебросил еще летом 60-тысячный корпус, разместив его в Хингане, во Внутренней Монголии. Командовал им тот самый генерал Фын Юйсян, который светился и в Москве, и во Владивостоке. Он имел советского советника, генерала Лина, комдива Примакова. После первых авиаударов, а там работали более тяжелые КБ-6, ибо пустыня и никаких японских наблюдателей, тот сразу задействовал «аварийную линию» связи, связался с Москвой, а затем с Харбином, и заявил, что присоединяется к действиям КАК. Развернулся и двинулся на Пекин.

Его основной противник, У Пейфу, заявил о нейтралитете. Его поддерживали англичане, которые предпочли не вмешиваться в этот эпизод, как они считали. Тем более что Москва осудила вскрытие диппочты, и войска ОДВА заняли город Хайлар на западе Китая, выбив оттуда войска еще одного губернатора, незаконно вошедшего в зону отчуждения в начале года. Самого Лян Чжу-цзяна они взяли в плен. В течение ночи стрелковый корпус Луцкого арестовал и блокировал всю китайскую военную администрацию на всех станциях КВЖД и разоружил все китайские гарнизоны. Причем тихо, практически без стрельбы. Никто умирать за Цзолиня не рвался. «Король» оказался голым.

Единственный серьезный бой состоялся в провинции Гирин, у станции Кетрифу. Это на самой границе с СССР. Оттуда в Гирин идет железная дорога, причем уже с перешитой колеей. Туда японцы направили несколько бронепоездов, надеясь таким образом обойти 4-ю армию и ударить ей в тыл. И вот тогда только задействовали КБ-6, которые нанесли удары по мостам через реки Туманную и Буерхатонг. Там же произошел воздушный бой между авиацией КАК и японцами, вторгшимися в воздушное пространство Китайской республики. Кстати, оказалось, что старенькие DH.9AH гораздо точнее бомбят мосты, с пикирования, а новые КБ-6М оказались специалистами по железнодорожным станциям. Попытки Японии вмешаться в гражданскую войну в Китае блокировались всеми странами. И Англия, и Франция, через Лигу Наций, осудили эти попытки, а правительство Цао Куня было свергнуто первым в мире посадочным десантом, которым руководил Ли И. Он опередил и Фын Юйсяна, и даже Е Тиня, который вошел в Пекин на следующий день, когда над всем городом висели красные флаги Красной Армии Китая. Шесть летающих лодок с десантниками приземлились прямо на Золотую реку, Цзиньшуйхэ, отделявшую Закрытый город Гугун от «всего постороннего», и арестовали и Цао Куня, и его «военного министра», брата Цао Жуи. Две крупнейшие военные клики: Чжилийская и Фэнтянская, потерпели сокрушительное поражение. В руках у Е Тиня находился промышленный север Китая, его хорошо знали в Москве, и хотя оставалось множество вопросов во взаимоотношениях между ним и только вступившим в должность секретарем Гоминьдана Чай Кайши, именно Тинь объявил об окончании Гражданской войны и создании Китайской Народной Республики, которую немедленно признала Москва.

От ее реакции много чего зависело, и не для Ли И, Вань И или Е Тиня. Они свое дело сделали: привели к власти левое крыло Компартии Китая, на должность главы Госсовета ими были выдвинуты две кандидатуры: Чжан Готао и Ли Дачжяо. Они – люди не военные, им и карты в руки. Китай находится в огне Гражданской войны уже 14 лет. То, что на защиту «милитаристов» никто не поднялся – факт сам по себе примечательный. А вот им, Илье и Кристапу, придется отвечать по полной перед Москвой. Ни с кем из руководства не посоветовавшись, они нагнули и милитаристов, и Гоминьдан, вели бомбежку мостов в непосредственной близости от границы СССР, провоцируя японцев начать агрессию против Москвы. Слава богу, что сами не засветились в этой кутерьме. Это руководство не знало, что Илья лично принимал участие в боевых вылетах, планировании ударов, производстве воздушной разведки, в подготовке и высадке диверсионных групп к интересующим его мостам. Без всего этого, и самого тщательного планирования, операция могла тормознуться на любом этапе. Да и Е Тинь давно, еще с 1918 года знал, что всеми планами операции владеет и оперирует именно Илья, и связь между ними поддерживалась всегда. Отзыв на Салминьша уже пришел. Его требовалось перебросить в район Читы или в Москву. Радовало только одно: в шифровке, полученной вчера, присутствовало поздравление от того человека, который их послал сюда: Феликса Дзержинского, сопредседателя ВСНК. По этому документу выходило, что они оба награждены Красным Знаменем, без объявления в прессе. То есть глава правительства на их стороне, но существует множество инстанций, которые могут посчитать, что им виднее, что делать в Китае.

Сегодня немного грустный Кристофер «передает» многочисленные дела, связи, явочные квартиры, дела в «его» компаниях, заготовленные заранее доверенности, отчеты, счета и деньги, за счет которых и существовала его, Кристапа, сеть. Начали они эту передачу давно, где-то полтора года назад. Это же не ключи от квартиры. Завтра они полетят в Пекин, там, на конспиративной квартире, произойдет самое главное свидание: с главой разведки НКИД в этой стране товарищем Разиным. Разина Илья несколько раз видел на всяких встречах, даже пару раз говорил с ним. Тот его вербовать пробовал, наставлял на путь истинный, дескать, вы ж советский человек, герой революции, знаменитый конструктор, а скитаетесь по миру. Наверное, будет смешно. Он же не понимает, насколько опостылела Илье эта игра, как она его отрывает от дела. Там же на встрече будет еще один человек, ни имени, ни фамилии которого Илья не знает, и, скорее всего, и не будет знать. Он – по «их» ведомству: внешняя разведка ОГПУ ВЧК. Этот ругать будет явно.

Вечером Кристапу дома не сиделось, вышли на прогулку, затем довольно долго сидели в «его» любимом ресторанчике.

– Уезжать не хочется, совсем.

– Что ты мне-то это говоришь? Будто я не знаю. Как все-таки все изменилось! Помнишь, как все начиналось? Приехали, и понеслось! Помнишь, как тебя Зальцманы в «Версаль» подвозили? А ты пьяненького изображал?

– Конечно, но вот сейчас мне хочется надраться, до поросячьего визга.

– Да пей, я же рядом, и машина у входа.

– Одному – скушшно! – он по-московски растянул «ша» в слове «скучно». Его ждала неизвестность и отказ от привычного уже образа жизни. Это его немного пугало, но расслабиться здесь он себе позволить не мог. Дом – тоже чужой, там также приходилось играть, и антрактов у него не было. Илья наплевал на все местные обычаи, не стал заводить себе обслугу. Этим занимался Ли И, он приглашал людей для уборки и командовал поставками всего и вся. Но сейчас он явно пойдет на повышение, так как прогремел на всю страну, да и все газеты мира разместили его фотографию. Стал слишком заметным для «помощника». Так что и эту сторону жизни Илье придется менять каким-то образом.

В Пекине оказался «старый знакомый»: товарищ Артузов. Его больше всего интересовал вопрос о том, что оба резидента «раскрылись», так как сыграли в открытую с двумя темными лошадками: Готао и Дачжао. Он остался на квартире, в которой они и встретились, в отличие от Разина, который почти сразу ушел.

– С тобой, Кристап, все понятно, поедешь в Ригу, домой, можно сказать. А вот с тобой, Илья, вопрос пока открыт. Сейчас сидишь и не высовываешься, ни во что не лезешь, особенно в камеры и газеты. А мы подготовим операцию по твоей эвакуации. Есть одна мыслишка, но пока рано об этом говорить. Так что ты – на консервации.

– А зачем тогда Разину показывали?

– Из-за этой мыслишки… – многозначительно сказал он.

– Тогда, может быть, мне в Тахэ перебраться?

– Нет, ни в коем случае! Ты возвращаешься к своей авиакомпании. И ждем, когда клюнет крупная рыба.

И Илья понял, что предстоит проститься и с этим заводом. А сейчас надо опять ждать. «Ждать у моря погоды».