Текст книги "Амурский вальс"

– Больше половины орудий снято и отправлено на сухопутный фронт и на строительство новых кораблей.

– Не надо так смешить присутствующих! У нас другие сведения об этом. Малокалиберную артиллерию и мортиры, действительно, отправили на германский фронт, а все остальное потребовали снять японцы. Они же удалили с наблюдательных пунктов вывешенные там силуэты своих кораблей. Именно с их подачи было прекращено обслуживание дальномерных постов, большая часть из которых была передана им непосредственно.

– Я не отдавал таких приказов!

– Вам их показать? Все японские приказы и ваши в том числе ответы им – прекрасно сохранились на КП форта «Петр Великий», который мы захватили через неделю после вашего ареста и низложения генерала Розанова. У нас есть неопровержимые доказательства того предательства, которое совершали здесь как военные, так и гражданские правительства, действовавшие после захвата власти на местах чехословацкими частями.

– Что вы хотите лично от меня? Я прибыл сюда в мае 1919 года и никаким образом не мог повлиять на сложившуюся обстановку.

– Тем не менее до самого конца поддерживали узурпировавшего власть генерала Розанова.

– Его назначил Верховный Главнокомандующий адмирал Колчак.

– И который вас лично сделал контр-адмиралом несуществующего флота. Кто передал золотой запас японцам?

– Этого я не знаю, во всяком случае, точно, скорее всего, это сделал Щекин, он был представителем Госбанка. И здесь же крутился Миллер? С двенадцатью миллионами золотом. Да и…

– Что замолчали?

– У Розанова лежало пятьдесят пять тонн в банке напротив.

– Их там уже нет, они сданы в Москву, а оттуда идет вооружение для крепости и флота.

– А придет?

– Придет, иначе зачем бы мне нужен был артиллерист. Деньги на восстановление флота и крепости дала Москва.

– Я не верю, большевики умеют только грабить.

– Можете не верить, это не имеет значения. Хотя… Почерк брата вам хорошо знаком?

– И что?

– Это его рука, его подпись?

– Да, похоже.

– Тогда читайте сами. Вот здесь! – Илья прикрыл ту часть письма, которую показывать было нельзя, оставив небольшой кусочек, где было написано про финансы.

– Я не знаю: кого можно порекомендовать вам. Большая часть людей хочет уехать отсюда, подальше от вас.

– Все сломали и в кусты? Отъезд требуется заслужить. Пусть восстановят разрушенное и катятся к чертовой бабушке, патриоты хреновы.

– Неправда, они – патриоты, а вы – узурпаторы.

– Что? Власть у вас отобрали? А не надо было сюда японцев пускать! Американцев, англичан и французов. Власть мирно была передана Советам. Семенову мы накостыляли под Даурией. Больше здесь никого не было. А расположить здесь чешский корпус придумал еще Керенский. А было нас… В двух эшелонах помещались. Но ничего, мы собрали в крае семь дивизий, вооружили их и обучили, и выперли вас отсюда! Вместе с вашими «союзниками»! Всех подняли. Поэтому вот мои условия: крепость восстановить, флот отремонтировать, и я лично подам вам тоннаж для эвакуации. Катитесь к чертовой бабушке! Хотя вы и там никому на хрен не нужны. – Илья посмотрел на часы, посланные за свидетелем казаки задерживались, а Беренс со своим упрямством уже сильно надоел. Но тут в дверь постучали, вошел Вадим Сухарев:

– Илья, привез!

– Давай его!

Вадим приоткрыл дверь больше и чуть подтолкнул вперед совсем юного гардемарина с красным бантом на коротеньком бушлате.

Бывший «командующий» закрыл глаза руками и сдавленно прошептал:

– Уберите Юрика, я все скажу!

Ну, и полилось! В общем, оба они, Розанов и Беренс, знали и хорошо понимали ситуацию, что их ставка на Колчака провалилась, что Колчаку деваться некуда, под Иркутском ляжет и он, и те, кто примкнул к его армии. Да и о том, что гарнизон крепости крайне ненадежен, и что земцы и кооператоры договорились с «амурскими». Знали они и о готовящемся восстании, которое должно было начаться в ночь на 31 января. Договорились с японцами, что те пошлют из Цуруги броненосец «Хидзен», бывший «Ретвизан», которого встретит у припая ледокол «Добрыня» и проведет его в Золотой Рог, к причалу напротив дома генерал-губернатора. Почти напротив него находился Госбанк, в хранилищах которого лежало 55 тонн царского золота. Это было ценой двух билетов на ночной сеанс. Пока японцы грузят золото, рота гардемаринов обеспечит безопасность погрузки ближайшего окружения Розанова и Беренса на два вспомогательных судна Сибирской флотилии. «Добрыня» выведет линкор и остальные суда каравана за припай, и «прощай, немытая Россия». Причем главную роль в этом детективе играл не Розанов, а Беренс. Без него обеспечить операцию просто бы не удалось. Кстати, он потом повторил эту операцию в Севастополе, уведя новенький линкор «Александр III» и Черноморскую эскадру в 60 вымпелов из Севастополя в Бизерту. Потом орудия этого линкора били по блокадному Ленинграду при помощи еще одного «героя и любимца России» генерала кавалерии Маннергейма. Да и сейфы на кораблях явно были не пустыми, так как с конца 1920 по конец 1924 года на кораблях неслась служба, соответственно, кто-то платил бедуинам и французам за продовольствие, воду, мазут и уголь, выплачивал какие-то деньги вахтенным матросам и офицерам. Из тех же «золотых запасов России». Набиты корабли были явно не «керенками» и «донскими рублями».

И еще один пикантный момент! Специально акцентирую на нем внимание «потерявших Россию» и прочих «булкохрустов». Описываемые события конца января 1920 года происходили в то время, когда был еще жив «Верховный правитель России», а человек, взявший на штык золотой запас в Казани, еще не дошел до станции Тулун, где будет похоронен, так как в вагоны вшивых и обмороженных не пускали, в Иркутске их не ждали, и предлагали продолжить тур по Золотому кольцу Байкала самостоятельно и «одиннадцатым маршрутом». А в тылу уже делили «их» золото! И покупали билетики в рай, по 27 500 000 граммов «чистаго золота, 999-й пробы» за штуку, до порта Цуруга. При этом Беренс все «повесил» на Розанова. Против него было возбуждено уголовное дело о краже 55 тонн золота. А сложить два и два, что передача японцам этого золота осуществлялась морским путем, порт Владивостока был закрыт по ледовым условиям, и именно этим караваном «адмирал» Беренс «вывез» гардемаринов Морского корпуса, якобы в Китай, а Розанова японцы вывезли чуточку позже и ему «посидеть» пришлось, у «любителей белого движения» никак не получается! Они привыкли к тому, что герой их романа должен украсть много и не попасться! И успеть на последний пароход. Я, правда, не думаю, что в «новой, независимой и объективной, пятитомной истории Гражданской войны в России» будет дана настоящая характеристика деяний этих воров. Кстати, ни один вымпел из Русской эскадры Беренса назад в Россию не вернулся, несмотря на официальную передачу РСФСР всей эскадры. Они ушли с молотка в счет царских долгов, которые РСФСР выплачивать отказалась, потому что построенную Россией КВЖД, на строительство которой и брались эти кредиты, Япония и ее китайские марионетки отторгли у нее, оплачивая это деяние из того самого Квантунского золота, украденного у России. На эти деньги был построен второй по тоннажу военный флот в мире, этими деньгами оплачен Тихоокеанский блицкриг, и эти деньги были вывезены из Японии американцами в качестве трофеев, после окончания Второй мировой войны. Они шли на обеспечение японской йены, на провокации на КВЖД, захват Маньчжурии, большей части Китая, Филиппин, почти всей Юго-Восточной Азии. Работая в конечном итоге на новый передел мира в пользу США.

Ну, а Юрик попал в эту круговерть почти случайно. После революции 1905 года все признаки грядущего распада империи были налицо. Как и в Древнем Риме, пышным цветом расцвели все пороки общества: опиумокурение, кокаин, разврат, мужеложство, столоверчение, мистицизм, вера в чудо. Не избежал этого и молодой гардемарин, ставший «лучшим другом» командующего, официально числился адъютантом для особых поручений. Он был в курсе переговоров с японцами, поэтому Беренсу ничего не оставалось делать, как признаться в том, что он задумал. Захват «Добрыни», а его планировали изначально, чтобы не допустить переброску школы прапорщиков с Русского, поставил всю операцию в позу прачки: броненосец, построенный в Америке, пройти через льды самостоятельно не мог, второй ледокол, «Надежный», стоял на ремонте в доке, у него потекли холодильники. Начнись операция по плану: 31-го, Беренс и японцы успели бы провернуть «дельце». О содержимом трех вагонов эшелона и почему Лазо взял с собой целую сотню пулеметчиков, хотя именно «льюисисты» составляли главную ударную силу гарнизона, никто не знал. Даже Илья, которому о грузе сказали после того, как груз сдали в Москве.

Главную роль во всех этих делах сыграл Алексей Луцкий, сумевший выделить из арестованных в штабе главные фигуры и разговорить Юрика. Как сказал позже товарищ Сергей, это было не слишком сложно, парень конкретно подсел на опиум еще до появления Беренса. В общем, удалось раскрыть это дело и вынести его обсуждение на Морское собрание, куда привезли и Беренса, и Розанова. И вовсе не потому, что Илья беспокоился, что их освободят силой, как сказал Дафа. Жалованье офицерский состав не получал с октября месяца, когда стало понятно, что Колчак сдулся. А влияние на плавсостав «герой боя в Ирбенском проливе» имел. Он был «центральным уговаривающим» Розанова, и ему – верили! Именно поэтому его судьбу предстояло решить именно Морскому собранию. Илья сказал, что деньги, обнаруженные у генерала и адмирала, пойдут на выплату задолженности за октябрь – январь, а с 28 января никаких выплат производиться не будет, так как все, кроме шести человек, подвергавшихся сильнейшей обструкции со стороны других офицеров, самовольно покинули свои корабли и боевые посты.

– Позволю себе напомнить, что власть в городе и области не менялась. Она принадлежала и принадлежит Временному правительству Земской управы. То, что в его состав ввели четырех человек, отвечающих за оборону города, вовсе не отменяет тех договоров и трудовых соглашений, под которыми вы все расписывались. Я, как исполняющий обязанности коменданта крепости, начальника гарнизона города и командующего Сибирской флотилией, до определенного момента не требовал от вас исполнения ваших прямых обязанностей. Но времена меняются: я был вынужден арестовать двоих из шести офицеров, продолжавших служить в гарнизоне. По их словам, на них оказывалось мощнейшее давление с вашей стороны, господа офицеры, и они были вынуждены подчиниться требованиям нового японского атташе и задержать выплату жалованья матросам и рядовым второго экипажа, сказав, что мы, командование крепости, не даем денег. Рассчитывали на то, что экипаж взбунтуется. Мы провели там собрание, на котором сами матросы и солдаты выразили недоверие кавторангам Посьету и Макарьевскому, сместив их с должностей командира и начальника штаба экипажа.

Мною получен приказ командующего фронтом в кратчайшее время произвести ремонт и восстановление минно-артиллерийских позиций крепости Владивосток. Для этого требуется восстановить дальномерные и наблюдательные посты на всех участках обороны, разместить новые орудия на тех позициях, которые были разукомплектованы в течение 1914–1920 годов, изменить расположение и конфигурацию минных полей, прикрывающих позиции. Для проведения такого объема работ требуется слаженная и дружная работа всего гарнизона крепости. И в первую очередь требуется привести в боевую готовность имеющиеся корабли. Фронт двинулся вперед, его войска сегодня освободили первую станцию на отчужденной территории КВЖД: Мудань Ула. В этих условиях возможны провокации со стороны японских оккупантов. Льда больше нет, флота у нас нет. Сдерживает противника только наличие в этом районе трех боеспособных дивизий: двух Амурских и дивизии Народной милиции. Без боя город японцам сдан не будет.

– Силенок не хватит… – раздался возглас из зала.

– Господа мореманы, не вам наши силенки мерить. После того, как вы утопили две Тихоокеанские эскадры и сами передали противнику проходы в минных полях, город с моря уязвим. Мы можем драться только на берегу. Десяток речных мониторов и четыре миноноски нас не спасут, но противник знает, что он – «корм для корюшки» в наших глазах, и пощады ему не будет. На том и стоим. А у кого духу не хватает встать в наши ряды, того мы, в принципе, и не зовем. Вот только когда с моря ударят их броненосцы, тогда не жалуйтесь, что ваши дома и семьи страдают. Сдаваться, как вы, мы не будем. Это – наша земля, мы за нее и деремся. Забирайте ваших приятелей, нам воры и трусы не нужны.

– Нет, комиссар! Нам они тоже ни к чему. Пошлите их штаб, к Духонину, чтоб воздух не портили. Что Москва шлет, какие системы? – сказал пожилой генерал береговой службы.

– В основном обуховские: четырех-, пяти-, шести-, семи-, восьми-, двенадцати– и две четырнадцатидюймовые пушки Виккерса, производства 1916–18 годов. Зенитные орудия из-под Москвы, с восьмого завода. Орудия до шести дюймов, включительно, в башнях и полубашнях, остальные – только со станками. Предписано бронировать на месте. И боеприпасы к тем, которые на балансе крепости не числятся.

– Полный список есть?

– Есть, конечно.

– Генерал-майор Аксенов, начальник артиллерии. Разрешите приступить к обязанностям?

В зале раздался свист и улюлюканье, но старый генерал так взглянул на свистящих, что они притихли. Илья показал ему место рядом с собой на трибуне. Обменялись отданием чести, затем хрипловатый голос генерала назвал еще несколько фамилий и пальцем показывал им место в строю слева от себя.

– Это начальники артиллерии на все форты и все спецы по приборам управления. Разрешите следовать на ГКП?

– Вначале – в штаб в порту, всех оформим, наметим круг задач и необходимые силы и средства.

– Есть! Нале-во! Шагом! Марш! – генерал кратко приложил ладонь к козырьку фуражки и пошагал вслед за подчиненными. Остальным Илья дал на размышление сутки, после этого обещал всех не вышедших на службу уволить.

– Это – армия и флот, господа. И нянчиться я с вами не буду.

Большинство офицеров почти с негодованием смотрели на Илью, их раздражала его молодость и жесткость. Он даже не пытался их уговорить. Плохо, конечно, что из плавсостава сразу никто не отозвался, но наиглавнейшая задача была решена: артиллеристы появились. Остальное – по ходу пьесы!

По приезду в штаб, а артиллеристы добирались туда на трамвайчике, пришлось их немного подождать. После того, как они подписали новые заявления на занятие «условно-вакантных» должностей, их направили в кассу штаба, где им было выплачено денежное довольствие по старому штатному расписанию и выданы карточки на получение суточных пайков уже по новому расписанию с учетом иждивенцев, членов семьи. Этого при «старой» власти не было, а цены в городе не просто кусались, а были атомными! Обсудили детали, составили план работ, черновой, попросили их подумать над его наполнением, так как требовалось составить смету работ, и отпустили по домам.

А против остальных запустили «главное оружие» – бухгалтерию. Тех, кто не хотел подписывать новое назначение, а хотел просто получить деньги за октябрь – январь, тем подписывали выплаты только после сдачи имущества по своему заведованию, а отсутствующие материальные ценности и ремонт дефектного оборудования производился за счет вычетов и обременений. А так как насиделись они в «отпуске» почти восемь месяцев, а аудита здесь давненько не проводилось, то очень многие оставались и вовсе «без портков», ежели начинали кочевряжиться и отказываться «служить большевикам». Подействовало безотказно! Даже «безлошадные» появились, на все командные места небольшие очереди образовались. Но работа закипела! Благо что до 1914 года крепость строили качественно и с большим запасом прочности. Многое из того, что требовалось срочно сделать, удавалось быстро ввести в строй. Но были и неприятные моменты, часть стволов и лафетов поступили не с заводов, а с различных складов флота и непосредственно с Ржевского полигона, причем большая часть из них имели маркировку МА, морская артиллерия. А станки для них, естественно, имели маркировку СА, сухопутная артиллерия. Плюс к этому часть орудий была явно трофейной. Нашлось несколько стволов, которые были полностью расстреляны. Тем не менее три четверти поступивших орудий были комплектными, новыми, и имели запасные стволы. Это в основном были пушки Кане, выпускавшиеся на ОМЗ (Обуховском Механическом заводе), и 18 орудий «Виккерс» 203 мм. Кроме того, вернули 14 мортир Шнейдера из 38, снятых в 1915 году. Плюс поставили 28 107-мм пушек Шнейдера. Но основным орудием стала 130-мм пушка образца 1913 года. 48 штук, но чисто морские, с морскими тумбами и с одной присланной полубашней. Правда, с чертежами для постройки облегченных, с противоосколочной броней, башен. Оба орудия 356 мм были морскими, английскими, а станки – крепостными, аналогичные тем, которые стояли в Порт-Артуре. Использовать их на максимальную дальность было невозможно. Так, попугать. Хотя генерал Аксенов сказал, что знает место, где установить их, так, чтобы перебивали все известные ему японские системы. Шесть 305-мм пушек Обуховского завода были тоже морскими, для них прислали башни, в разобранном виде, изготовленные в Петрограде, на Охте. Но проекта этой батареи попросту не было. За него взялся Унтербергер, тоже сумевший каким-то образом уговорить вначале троих бывших сослуживцев, а после собрания их стало пятнадцать.

Однако семейство Унтербергеров подкинуло и еще одну проблему, звали ее Женни, но все по порядку. Прибывшее вооружение моментально потребовало восстановления снабжения цементом. Вся крепость была построена из цемента, доставляемого из Новороссийска морским путем. В середине 1920 года такие поставки были невозможны, так как РСФСР была непризнанным государством, существовали достаточно большие финансовые претензии со стороны Франции и Великобритании, суда могли быть реквизированы, а груз арестован. Поэтому требовалось восстановить завод в Старом Ключе. Это в двухстах километрах от города. Проблем возникло! Но «кооператоры» из Совета области, уловив ситуацию, что у военного «ведомства» деньжата имеются, выбили из Русско-Китайского банка себе кредит, под будущую прибыль, и часть проблем сняли. Даже умудрились заказать самовыгружающиеся вагоны под него, но разместили заказ на них в Харбине. Военное ведомство уже не возражало, так как в Харбине стоял к тому времени красный гарнизон, а в договоре на поставку цена была указана в приморских рублях. С одной стороны, было понятно, что таким образом «кооператоры» сбрасывали «приморки», а получить намеревались минимум «военки» японские. Но деловую смекалку никто не отменял.

Когда прошел вал работ по установке орудий малого и среднего калибров, плюс выполнили пять рейдов по сопредельной территории в районе озера Ханка, откуда, сразу после пуска печей под Спасском, зачастили хунхузы, то возникла небольшая пауза.

Погода до самого конца июня стояла промозглая, с обильными туманами и плотной моросью, а требовалось протащить очень тяжелые орудия на форты и батареи, при условии того, что подхода с моря к этим местам нет, их ставили там, где высадиться и захватить их с моря невозможно. Гористый рельеф добавлял свои особенности, плюс полное отсутствие каких-либо тягачей или тракторов. Все доставлялось на «санях» по набросанным бревнам, с помощью полиспастов. Иногда в них впрягали лошадей, а чаще всего тянули вручную. В некоторых местах укладывали временные железные дороги-узкоколейки. И все это под промозглым непрерывным дождем, волнами налетавшим с Японского моря. Уже позже выяснилось, что плохая погода не дала возможности японскому флоту произвести бомбардировку Владивостока, как предупреждение о том, что Япония против восстановления крепости. К концу июня все полученные орудия до 130 мм включительно, и пятьдесят процентов шестидюймовых полубашен заняли свои места на позициях. Честно говоря, у шестидюймовых орудий была недостаточная дальность, всего 87 кабельтовых, и на них стоял только прицел прямой наводки. Угол возвышения не превышал 25 градусов. Артиллерийская мысль того времени четко застыла на Цусимском сражении. Зато стреляла эта пушка унитарным патроном с очень неплохой скорострельностью, до 12 выстрелов в минуту с натренированным расчетом. «Стотридцатки» стреляли дальше, за счет большего угла подъема, но… Там было настолько много «но», в общем, не вписывались они в систему управления огнем. Каждая батарея четырех– и пятидюймовок была самостоятельным подразделением, выработать данные для стрельбы для них ГКП возможности не имел, от слова «вообще». ГКП имел самый большой и точный дальномер, его буссоль позволяла быстро высчитать данные для стрельбы, но… из этой точки, где ни одного орудия не стояло. Требовалось вносить поправки для каждой батареи и каждого орудия, а столько людей сюда даже вместиться не могло. Систему управления, очень дорогую, английскую, закупили еще при царе, и установили, но ее делали для линкора, где изменения целика и дальности незначительны и постоянны. Зачем требовалось вбухивать такие средства в бесполезную вещь – для Ильи осталось полной загадкой. Важнейшим средством обороны района был телефон и телеграф. Тем более что батареи находились не только на полуострове Муравьева-Амурского и прилегающих островах, но и на обоих противоположных побережьях и Амурского, и Уссурийского заливов.

Наконец, 25 июня 1920 года генерал Аксенов принес рапорт о том, что все штатные артиллерийские позиции по проекту 1911 года восстановлены и обеспечены приборами измерения и наблюдения. Для новых артсистем подобраны места для их установки, на всех объектах начаты работы по выемке грунта. О чем и доложили в Харбин, командующему фронтом, и в Москву, в РВС республики. На четыре утра 26 июня назначили учения с боевой стрельбой. Два буксира и два миноносца вышли в море, чтобы с утра попытаться незаметно проникнуть в Амурский и Уссурийский заливы и попытаться высадить «десанты» у Трех Братьев и в бухте Чайка.

Как назло, утром на город лег туман. Один из миноносцев с буксиром вошли в Уссурийский залив, а второй был вынужден лечь в дрейф в 15 милях от мыса Брюса. Затем, воспользовавшись небольшим просветом, проскользнул в Амурский залив. В общем, их обнаружили только непосредственно перед местами высадок. Отличились 34-я батарея и 6-й форт, первым обнаружившими «противника», а первый форт и батареи, его прикрывающие, увидели уже шлюпки у берега, а миноносец и буксир так и не открылись до самого утра. Люди отвыкли вести наблюдение, расслабились и служили исключительно ради пайка и жалованья. «Свой маневр» они не знали и знать не хотели! Печальный фактик!

Илья собрал днем всех командиров партизанских дивизий, обоих командиров артиллерийских, все командование крепости и вставил «фитиль», говоря о том, что вбуханы такие деньжищи, а крепость как была небоеготовна, так ею и осталась! Съездили на места, поговорили с солдатами и матросами. Почти все проживают в городе, «служат» с незапамятных времен, ничего другого делать не умеют, но больше пекутся о своих огородах, да и рыбку половить не забывают. А тут нерка на нерест пошла, туман. Какой нафиг противник? Контингент оказался совершенно не готов ни к труду, ни к обороне.

В общем, в расстроенных чувствах все поехали обратно, а уже в штабе Дед Нестор предложил:

– Слушайте, по всему видно, что завтра будет сухо и солнечно, к тому же – воскресенье. Мне мой Уссурийск уже во где сидит. У тебя же целая яхта есть, Илья! Не зажимай для общества! Ну, господа-товарищи. Как насчет свежей нёрочки поесть? Шашлык – с меня, без вопросов! Сейчас адъютанта снаряжу на рынок.

– Ну, а мы что? Как командир скажет, так и будет, – за всех ответил Думбадзе, командир проштрафившейся артдивизии.

– Ну, а куда пойдем?

– Куда-куда! В Лазурную! Там никого нет и рыбы полный ручей, – подхватил идею Унтербергер. – Помнится, крайний раз, в четырнадцатом, мне там проводы на фронт устраивали. Правда, это в сентябре было, кеты и кумжи было море. Руками ловили.

– Дам берем? Или мальчишник устроим? – спросил генерал Аксенов. – Боюсь, меня могут дамы не отпустить одного. Посылбот у нас тоже имеется, и на ходу, шесть кают.

– А чего резину тянуть? Вечером и отходим! Мы свою посудинку тоже на парах держим, – заметили инженеры.

Илья поначалу и не знал, что ответить. Да, он – командующий, в том числе и флотилией. Да, яхта «Надежда» – разъездной катер командующего, но он ею еще ни разу не пользовался, обходился ее крейсерским катером, обычно стоявшим в ковше неподалеку. Тут же все намекали, что пора бы «Надежде» проветриться, она, дескать, побольше, и для «дамов» максимально удобна, а скидываться на вечернюю пьянку господа офицеры начали немедленно, обсуждали, какую вкуснотищу готовит кок адмиральской яхты. Вот сволочи!

Ему буквально подсунули поближе телефон, с которого можно было позвонить на причал, и придвинули телефонный справочник, где был указан позывной, звание и фамилия её командира.

Выручил генерал Аксенов:

– Командующий у нас недавно, всех порядков в крепости еще не знает. Илья Николаевич, так заведено со времен царя Гороха: если командованию куда-то нужно, то не имеет абсолютно никакого значения: куда, зачем и по какой надобности. Я позвоню, от вашего имени!

Затем он бодро позвонил супруге и скомандовал:

– Едем на пикник, отходим в 17.00. Собирайся!

В итоге собралось человек сорок-пятьдесят, на трех катерах и яхте, чинно погрузились, разгрузив пару пролеток, что-то доставивших из города. Дамы все с зонтиками, в шикарных манто и длинных платьях, успели даже прически сделать. Кто-то заметил, что «как в старые добрые времена»! А Илья подумал: «А зачем мы тогда революцию делали?» Впрочем, незадолго до их выхода на причал принесли полученную телеграмму, подписанную Лениным, Фрунзе и Беренсом-старшим, в которой их благодарили за быстрый своевременный ремонт и частичное перевооружение крепости. Пока о телеграмме знали только Аксенов и Илья, на что Аксенов сказал:

– Мир рушится, а все остается, как было! Черт возьми, мне, старому монархисту, приятно получить эту телеграмму! Конечно, до наведения полного порядка в крепости еще очень и очень далеко, но что-то сдвинулось с мертвой точки! Надоело это бесконечное падение! – и он развел руками.

Приняв окончательное решение «ехать», Илья на всякий случай отдал распоряжение казакам проверить место и быть неподалеку. От разъезда в бухте Бражникова до залива Лазурный всего около десяти километров, правда, по довольно густой тайге, но несколько троп там обозначено даже на карте. Людей, собиравшихся на пикник, он знал совсем недолго, что-то около двух месяцев. А вместе с Ильей туда собирались командиры всех трех дивизий. Более удобного случая обезглавить оборону города просто не придумаешь, ведь еще недавно все эти люди находились по другую линию фронта. Решение создать гибридное государство и не отталкивать от себя тех, кто пойдет на такое сотрудничество, далось с некоторым трудом, особенно учитывая то, что с японской армией удалось «разобраться» достаточно быстро и без особых потерь. Действовали японцы во всех случаях четко по выработанному шаблону, в полном соответствии со своей тактикой в Китае, где им удалось разбить и царскую армию, и китайских милитаристов. Японцы застыли в своем развитии и так и не поняли, что противник в корне изменил тактику и отношение к врагу. Поэтому и Лазо, и Илья, да и остальные командиры Дальневосточной армии приняли в штыки «половинчатые» решения Троцкого и жестко провели операции по освобождению той части Приморья и Забайкалья, которая находилась в руках японцев. Но ситуация с Владивостоком была абсолютно уникальной. Основной ударной силой там была многочисленная артиллерия, да еще и помещенная в отличные укрытия, снабженные развитой системой пехотного прикрытия. Штурм таких укреплений был практически невозможен для партизанской армии, почти не имеющей крупнокалиберной артиллерии. Пришлось пойти по пути, который не предусматривал прямых боестолкновений. Для этого требовалось, чтобы остатки гарнизона крепости были по меньшей мере нейтральны. Ну, а восстановить крепость самостоятельно, без участия этих людей, было невозможно. В рядах партизан таких специалистов не было, и когда они могли появиться – одному богу известно. Вот и приходилось двум бывшим противникам работать бок о бок. Но отдыхать тоже необходимо. Отдых, кстати, требовался всем: и рядовому составу, и офицерскому. Завтра по гарнизону объявят о благодарности командования РВС и лично от товарища Ленина. Будет праздничный обед, гуляния и танцы в городском парке. Заместителей и начальников штабов дивизий проинструктировали по телефону о повышенной боеготовности, особенно дивизии Народной милиции. На всякий пожарный случай. Все три командира согласились с Ильей, что такие предосторожности – вполне объективное решение, но отказываться от поездки не стали. Старшим за себя Илья оставил Иогана Ломбака, начальника «активной части» ГПО, Государственной Политической Охраны, так называлась контрразведка в области. Дмитрий Шилов, Нестор Каландаришвили и Константин Харнский, командиры дивизий, поехали не одни, а с подругами. Присоединившийся к ним Федор Николаевич Петров, министр здравоохранения области, «старый» большевик и член Дальбюро ЦК, прибыл на борт с супругой и совсем юной дочерью. То есть идея проведения такого мероприятия была поддержана Дальбюро. Он, правда, получил из Москвы такую же телеграмму, и поначалу приехал поздравить военных с завершением первого этапа перевооружения, но узнав, что собираемся на природу, решил принять в этом участие.

– На таких мероприятиях присутствие врача лишним не бывает! – многозначительно сказал он.

Погрузка заняла не слишком много времени, и в точно в заявленный час были поданы гудки на отход и отданы швартовы. Следом за яхтой командующего, украшенной разноцветными зонтиками, отошли катера инженерной и артиллерийской служб, и разъездной катер командира 2-й артдивизии. Яхта была парусно-винтовая, деревянная, сделанная из лиственницы и обшитая по подводной части чистой медью. Вечная посудина! Ветер был попутный, и, после поворота на курс 27°, командир яхты поднял паруса и остановил паровую машину. Легкая вибрация и шум исчезли, появился незначительный крен на правый борт. Стало слышно, как гудят ванты и паруса, и послышался звук рассекаемой форштевнем воды. Чуть попыхивал вспомогательный паровой двигатель, крутивший небольшой генератор, обеспечивавший свет в салонах, коридорах и каютах.